Собрание сочинений в двадцати двух томах - Том 10. Произведения 1872-1886 гг

      — Оделять, что ли?
      — Оделяй.
      Захватил Иван горсть золота — кинул бабам. Батюшки! Бросились бабы подбирать; выскочили мужики, друг у дружки рвут, отнимают. Старуху одну чуть до смерти не задавили. Смеется Иван.
      — Ах вы, дурачки, — говорит, — зачем вы бабушку задавили. Вы полегче, а я вам еще дам. — Стал еще швырять. Сбежался народ, расшвырял Иван всю севалку. Стали просить еще. А Иван говорит:
      — Вся. Другой раз еще дам. Теперь давайте плясать, играйте песни.
      Заиграли бабы песни.
      — Не хороши, — говорит, — ваши песни.
      — Какие же, — говорят, — лучше?
      — А я, — говорит, — вот вам покажу сейчас.
      Пошел на гумно, выдернул сноп, обил его, поставил на гузо, стукнул.
      — Ну, — говорит, — сделай холоп, чтоб был не сноп, а каждая соломинка — солдат.
      Расскочился сноп, стали солдаты; заиграли барабаны, трубы. Велел Иван солдатам песни играть, вышел с ними на улицу. Удивился народ. Поиграли солдаты песни, и увел их Иван назад на гумно, а сам не велел никому за собой ходить, и сделал опять солдат снопом, бросил на одонье. Пришел домой и лег спать в закуту.

VII

      Узнал наутро про эти дела старший брат Семен-воин, приходит к Ивану.
      — Открой ты мне, — говорит, — откуда ты солдат приводил и куда увел?
      — А на что;— говорит, — тебе?
      — Как на что? С солдатами все сделать можно. Можно себе царство добыть.
      Удивился Иван.
      — Ну? Что ж ты, — говорит, — давно не сказал? Я себе сколько хочешь наделаю. Благо мы с девкой много насторновали.
      Повел Иван брата на гумно и говорит:
      — Смотри же, я их делать буду, а ты их уводи, а то коли их кормить, так они в один день всю деревню слопают.
      Обещал Семен-воин увести солдат, и начал Иван их делать. Стукнет по току снопом — рота; стукнет другим — другая; наделал их столько, что все поле захватили.
      — Что ж, будет, что ли?
      Обрадовался Семен и говорит:
      — Будет. Спасибо, Иван.
      — То-то, — говорит. — Коли тебе еще надо, ты приходи, я еще наделаю. Соломы нынче много.
      Сейчас распорядился Семен-воин войском, собрал их как следует и пошел воевать.
      Только ушел Семен-воин, приходит Тарас-брюхан — тоже узнал про вчерашнее дело, стал брата просить:
      — Открой мне, откуда ты золотые деньги берешь? Кабы у меня такие вольные деньги были, я бы к этим деньгам со всего света деньги собрал.
      Удивился Иван.
      — Ну! Ты бы давно, — говорит, — мне сказал. Я тебе сколько хочешь натру.
      Обрадовался брат:
      — Дай мне хоть севалки три.
      — Ну что ж, — говорит, — пойдем в лес, а то лошадь запряги — не унесешь.
      Поехали в лес; стал Иван с дуба листья натирать. Насыпал кучу большую.
      — Будет, что ли?
      Обрадовался Тарас.
      — Пока будет, — говорит. — Спасибо, Иван.
      — То-то, — говорит. — Коли тебе еще надо, приходи, я натру еще — листу много осталось.
      Набрал Тарас-брюхан денег воз целый и уехал торговать.
      Уехали оба брата. И стал Семен воевать, а Тарас торговать. И завоевал себе Семен-воин царство, а Тарас-брюхан наторговал денег кучу большую.
      Сошлись братья вместе и открылись друг другу: откуда у Семена солдаты, а у Тараса деньги.
      Семен-воин и говорит брату:
      — Я, — говорит, — царство себе завоевал, и мне жить хорошо, только у меня денег нехватка — солдат кормить.
      А Тарас-брюхан говорит:
      — А я, — говорит, — нажил денег бугор большой, только одно, — говорит, — горе — караулить денег некому.
      Семен-воин и говорит:
      — Пойдем, — говорит, — к брату Ивану, — я велю ему еще солдат наделать — тебе отдам твои деньги караулить, а ты вели ему мне денег натереть, чтоб было чем солдат кормить.
      И поехали они к Ивану. Приезжают к Ивану. Семен и говорит:
      — Мне мало, братец, моих солдат, сделай мне, — говорит, — еще солдат, хоть копны две переделай.
      Замотал головой Иван.
      — Даром, — говорит, — не стану больше тебе солдат делать.
      — Да как же, — говорит, — ты обещал?
      — Обещал, — говорит, — да не стану больше.
      — Да отчего ж ты, дурак, не станешь?
      — А оттого, что твои солдаты человека до смерти убили. Я намедни пашу у дороги: вижу, баба по дороге гроб везет, а сама воет. Я спросил: «Кто помер?» Она говорит: «Мужа Семеновы солдаты на войне убили». Я думал, что солдаты будут песни играть, а они человека до смерти убили. Не дам больше.
      Так и уперся, не стал больше делать солдат.
      Стал и Тарас-брюхан просить Ивана-дурака, чтоб он ему еще золотых денег наделал.
      Замотал головой Иван.
      — Даром, — говорит, — не стану больше тереть.
      — Да как же, ты, — говорит, — обещал?
      — Обещал, — говорит, — да не стану больше.
      — Да отчего же ты, дурак, не станешь?
      — А оттого, что твои золотые у Михайловны корову отняли.
      — Как отняли?
      — Так отняли. Была у Михайловны корова, ребята молоко хлебали, а намедни пришли ее ребята ко мне молока просить. Я и говорю им: «А ваша корова где?» Говорят: «Тараса-брюхана приказчик приезжал, мамушке три золотые штучки дал, а она ему и отдала корову, нам теперь хлебать нечего». Я думал, ты золотыми штучками играть хочешь, а ты у ребят корову отнял. Не дам больше!
      И уперся дурак, не дал больше. Так и уехали братья.
      Уехали братья и стали судить, как им своему горю помочь. Семен и говорит:
      — Давай вот что сделаем. Ты мне денег дай — солдат кормить, а я тебе половину царства с солдатами отдам — твои деньги караулить.
      Согласился Тарас. Поделились братья, и стали оба царями и оба богаты.

VIII

      А Иван дома жил, отца с матерью кормил, с немой девкой в поле работал.
      Только случилось раз, заболела у Ивана собака дворная старая, опаршивела, стала издыхать. Пожалел ее Иван — взял хлеба у немой, положил в шапку, вынес собаке, кинул ей. А шапка продралась, и выпал с хлебом один корешок. Слопала его с хлебом собака старая. И только проглотила корешок, вскочила собака, заиграла, залаяла, хвостом замахала — здорова стала.
      Увидали отец с матерью, удивились.
      — Чем ты, — говорят, — собаку вылечил?
      А Иван и говорит:
      — У меня два корешка были — от всякой боли лечат, так она и слопала один.
      И случилось в это время, что заболела у царя дочь, и повестил царь по всем городам и селам — кто вылечит ее, того он наградит, и если холостой, за того и дочь замуж отдаст. Повестили и у Ивана в деревне.
      Позвали отец с матерью Ивана и говорят ему:
      — Слышал ты, что царь повещает? Ты сказывал, что у тебя корешок есть, поезжай, вылечи царскую дочь. Ты навек счастье получишь.
      — Ну что ж, — говорит.
      И собрался Иван ехать. Одели его, выходит Иван на крыльцо, видит — стоит побирушка косорукая.
      — Слышала я, — говорит, — что ты лечишь? Вылечи мне руку, а то и обуться сама не могу.
      Иван и говорит:
      — Ну что ж!
      Достал корешок, дал побирушке, велел проглотить. Проглотила побирушка и выздоровела, сейчас стала рукой махать. Вышли отец с матерью Ивана к царю провожать, услыхали, что Иван последний корешок отдал и нечем царскую дочь лечить, стали его отец с матерью ругать.
      — Побирушку, — говорят, — пожалел, а царскую дочь не жалеешь!
      Жалко стало Ивану и царскую дочь. Запряг он лошадь, кинул соломы в ящик и сел ехать.
      — Да куда же ты, дурак?
      — Царскую дочь лечить.
      — Да ведь тебе лечить нечем?
      — Ну что ж, — говорит и погнал лошадь.
      Приехал на царский двор и только ступил на крыльцо — выздоровела царская дочь.
      Обрадовался царь, велел звать к себе Ивана, одел его, нарядил.
      — Будь, — говорит, — ты мне зятем.
      — Ну что ж, — говорит.
      И женился Иван на царевне. А царь вскоре помер. И стал Иван царем, Так стали царями все три брата.

IX

      Жили три брата — царствовали.
      Хорошо жил старший брат Семен-воин. Набрал он со своими соломенными солдатами настоящих солдат. Велел он по всему своему царству с десяти дворов по солдату поставлять, и чтобы был солдат тот и ростом велик, и телом бел, и лицом чист. И набрал он таких солдат много и всех обучил. И как кто ему в чем поперечит, сейчас посылает этих солдат и делает все, как ему вздумается. И стали его все бояться.
      И житье ему было хорошее. Что только задумает и на что только глазами вскинет, то и его. Пошлет солдат, а те отберут и принесут и приведут все, что ему нужно.
      Хорошо жил и Тарас-брюхан. Он свои деньги, что забрал от Ивана, не растерял, а большой прирост им сделал. Завел он у себя в царстве порядки хорошие. Деньги держал он у себя в сундуках, а с народу взыскивал деньги. Взыскивал он деньги и с души, и с водки, и с пива, и со свадьбы, и с похорон, и с проходу, и с проезду, и с лаптей, и с онуч, и с оборок. И что ни вздумает, все у него есть. За денежки к нему всего несут и работать идут, потому что всякому деньги нужны.
      Не плохо жил и Иван-дурак. Как только похоронил тестя, снял он все царское платье — жене отдал в сундук спрятать, — опять надел посконную рубаху, портки и лапти обул и взялся за работу.
      — Скучно, — говорит, — мне: брюхо расти стало, и еды и сна нет.
      Привез отца с матерью и девку немую и стал опять работать.
      Ему и говорят:
      — Да ведь ты царь!
      — Ну что ж, — говорит, — и царю жрать надо.
      Пришел к нему министр, говорит;
      — У нас, — говорит, — денег нет жалованье платить.
      — Ну что ж, — говорит, — нет, так и не плати.
      — Да они, — говорит, — служить не станут.
      — Ну что ж, — говорит, — пускай, — говорит, — не служат, им свободнее работать будет; пускай навоз вывозят, они много его нанавозили.
      Пришли к Ивану судиться. Один говорит!
      — Он у меня деньги украл. А Иван говорит:
      — Ну что ж! значит, ему нужно.
      Узнали все, что Иван — дурак.
      Жена ему и говорит!
      — Про тебя говорят, что ты дурак.
      — Ну что ж, — говорит.
      Подумала, подумала жена Иванова, а она тоже дура была.
      — Что же мне, — говорит, — против мужа идти? Куда иголка, туда и нитка.
      Посняла царское платье, положила в сундук, пошла к девке немой работе учиться. Научилась работать, стала мужу подсоблять.
      И ушли из Иванова царства все умные, остались одни дураки. Денег ни у кого не было. Жили — работали, сами кормились и людей добрых кормили.

X

      Ждал, ждал старый дьявол вестей от чертенят о том, как они трех братьев разорили, — нет вестей никаких. Пошел сам проведать; искал, искал, нигде не нашел, только три дыры отыскал. «Ну, думает, видно, не осилили — надо самому приниматься».
      Пошел разыскивать, а братьев на старых местах уже нет. Нашел он их в разных царствах. Все три живут-царствуют. Обидно показалось старому дьяволу.
      — Ну, — говорит, — возьмусь-ка я сам за дело.
      Пошел он прежде всего к Семену-царю. Пошел он не в своем виде, а оборотился воеводой — приехал к Семену-дарю.
      — Слышал я, — говорит, — что ты, Семен-царь, воин большой, а я этому делу твердо научен, хочу тебе послужить.
      Стал его расспрашивать Семен-царь, видит — человек умный, взял на службу.
      Стал новый воевода Семена-царя научать, как сильное войско собрать.
      — Первое дело — надо, — говорит, — больше солдат собрать, а то, — говорит, — у тебя в царстве много народа дурно гуляет. Надо, — говорит, — всех молодых без разбора забрить, тогда у тебя войска впятеро против прежнего будет. Второе дело — надо ружья и пушки новые завести. Я тебе такие ружья заведу, что будут сразу по сту пуль выпускать, как горохом будут сыпать. А пушки заведу такие, что они будут огнем жечь. Человека ли, лошадь ли, стену ли — все сожжет.
      Послушался Семен-царь воеводы нового, велел всех подряд молодых ребят в солдаты брать, и заводы новые завел; наделал-ружей, пушек новых и сейчас же на соседнего царя войной пошел. Только вышло навстречу войско, велел Семен-царь своим солдатам пустить по нем пулями и огнем из пушек; сразу перекалечил, пережег половину войска. Испугался соседний царь, покорился и царство свое отдал. Обрадовался Семен-царь.
      — Теперь, — говорит, — я индейского царя завоюю.
      А индейский царь услыхал про Семена-царя и перенял от него все его выдумки, да еще свои выдумал. Стал индейский царь не одних молодых ребят в солдаты брать, а и всех баб холостых в солдаты забрал, и стало у него войска еще больше, чем у Семена-царя, а ружья и пушки все от Семена-царя перенял, да еще придумал по воздуху летать и бомбы разрывные сверху кидать.
      Пошел Семен-царь войной на индейского царя, думал, как и прежнего, повоевать, да — резала коса, да нарезалась. Не допустил царь индейский Семенова войска до выстрела, а послал своих баб по воздуху на Семеново войско разрывные бомбы кидать. Стали бабы сверху на Семеново войско, как буру на тараканов, бомбы посыпать; разбежалось все войско Семеново, и остался Семен-царь один. Забрал индейский царь Семеново царство, а Семен-воин убежал куда глаза глядят.
      Обделал этого брата старый дьявол и пошел к Тарасу-царю. Оборотился он в купца и поселился в Тарасовой царстве, стал заведенье заводить, стал денежки выпускать. Стал купец за всякую вещь дорого платить, и бросился весь народ к купцу деньги добывать. И завелось у народа денег так много, что все недоимки выплатили и в срок все подати подавать стали.
      Обрадовался Тарас-царь. «Спасибо, думает, купцу, теперь у меня денег еще прибавится, житье мое еще лучше станет». И стал Тарас-царь новые затеи затевать, зачал себе новый дворец строить. Повестил народу, чтоб везли ему лес, камень и шли работать, назначил за все цены высокие. Думал Тарас-царь, что по-прежнему за его денежки повалит к нему народ работать. Глядь, весь лес и камень к купцу везут, и весь рабочий народ к нему валит. Прибавил Тарас-царь цену, а купец еще накинул. У Тараса-царя денег много, а у купца еще больше, и перебил купец царскую цену. Стал дворец царский; не строится. Затеян был у Тараса-царя сад. Пришла осень. Повещает Тарас-царь, чтоб народ шел к нему сад сажать, — не выходит никто, весь народ купцу пруд копает. Пришла зима. Задумал Тарас-царь мехов собольих купить на шубу новую. Посылает покупать, приходит посол, говорит:
      — Нету соболей — все меха у купца, он дороже дал и из соболей ковер сделал.
      Понадобилось Тарасу-царю себе жеребцов купить. Послал покупать, приходят послы: все жеребцы хорошие у купца, ему воду возят пруд наливать. Стали все дела царские, ничего ему не делают, а все делают купцу, а ему только купцовы деньги несут, за подати отдают.
      И набралось у царя денег столько, что класть некуда, а житье плохое стало. Перестал уж царь затеи затевать; только бы уж как-нибудь прожить, и того не может. Во всем стесненье стало. Стали от него и повара, и кучера, и слуги к купцу отходить. Стало уж и еды недоставать. Пошлет на базар купить что — ничего нет: все купец перекупил, а ему только денежки за подати несут.
      Рассердился Тарас-царь и выслал купца за границу. А купец на самой на границе сел — все то же делает: все так же за купцовы денежки от царя тащат все к купцу. Совсем плохо царю стало, по целым дням не ест, да еще слух прошел, что купец хвалится, что он у царя и жену его купить хочет. Заробел царь Тарас и не знает, как быть.
      Приезжает к нему Семен-воин и говорит:
      — Поддержи, — говорит, — меня: меня индейский царь повоевал.
      А Тарасу-царю самому уж узлом к гузну дошло.
      — Я, — говорит, — сам два дни не ел.

XI

      Обделал старый дьявол обоих братьев и пошел к Ивану. Оборотился старый дьявол в воеводу, пришел к Ивану и стал его уговаривать, чтоб он у себя войско завел.
      — Царю, — говорит, — не годится без войска жить. Ты мне прикажи только, а я соберу из твоего народу солдат и войско заведу.
      Отслушал его Иван.
      — Ну что ж, — говорит, — заведи, да песни их научи играть половчее, я это люблю.
      Стал старый дьявол по Иванову царству ходить, солдат по воле собирать. Объявил, чтоб шли все лбы брить, — каждому штоф водки и красная шапка будет.
      Посмеялись дураки.
      — Вино, — говорят, — у нас вольное, мы сами курим, а шапки нам бабы какие хочешь, хоть пестрые сошьют, да еще с махрами.
      Так и не пошел никто. Приходит старый дьявол к Ивану.
      — Нейдут, — говорит, — твои дураки охотой — надо их сил ом пригонять.
      — Ну что ж, — говорит, — пригоняй сил ом.
      И повестил старый дьявол, чтоб шли все дураки в солдаты записываться, а кто не пойдет, того Иван смерти предаст.
      Пришли дураки к воеводе и говорят:
      — Говоришь ты нам, что, коли мы в солдаты не пойдем, нас царь смерти предаст, а не сказываешь, что с нами в солдатстве будет. Сказывают, и солдат до смерти убивают.
      — Да, не без того.
      Услыхали это дураки, уперлись.
      — Не пойдем, — говорят. — Уж лучше пускай дома смерти предадут. Ее и так не миновать.
      — Дураки вы, дураки! — говорит старый дьявол. — Солдата еще убьют ли, нет ли, а не пойдешь — Иван-царь наверно смерти предаст.
      Задумались дураки, пошли к царю Ивану-дураку спрашивать:
      — Проявился, — говорят, — воевода, велит нам всем в солдаты идти. «Коли пойдете, говорит, в солдаты, там вас убьют ли, нет ли, а не пойдете, так вас царь Иван наверно смерти предаст». Правда ли это?
      Засмеялся Иван.
      — Как же, — говорит, — я один вас всех смерти предам? Кабы я не дурак был, я бы вам растолковал, а то я и сам не пойму.
      — Так мы, — говорят, — не пойдем.
      — Ну что ж, — говорит, — не ходите.
      Пошли дураки к воеводе и отказались в солдаты идти.
      Видит старый дьявол — не берет его дело; пошел к тараканскому царю, подделался.
      — Пойдем, — говорит, — войной, завоюем Ивана-царя. У него только денег нет, а хлеба и скота и всякого добра много.
      Пошел тараканский царь войною. Собрал войско большое, ружья, пушки наладил, вышел на границу, стал в Иваново царство входить. Пришли к Ивану и говорят: — На нас тараканский царь войной идет.
      — Ну что ж, — говорит, — пускай идет.
      Перешел тараканский царь с войском границу, послал передовых разыскивать Иваново войско. Искали, искали— нет войска. Ждать-пождать — не окажется ли где? И слуха нет про войско, не с кем воевать. Послал тараканский царь захватить деревни. Пришли солдаты в одну деревню — выскочили дураки, дуры, смотрят на солдат, дивятся. Стали солдаты отбирать у дураков хлеб, скотину; дураки отдают, и никто не обороняется. Пошли солдаты в другую деревню — все то же. Походили солдаты день, походили другой — везде все то же; всё отдают — никто не обороняется и зовут к себе жить.
      — Коли вам, сердешные, — говорят, — на вашей стороне, житье плохое, приходите к нам совсем жить.
      Походили, походили солдаты, видят — нет войска; а все народ живет, кормится и людей кормит, и не обороняется, и зовет к себе жить.
      Скучно стало солдатам, пришли к своему тараканскому царю.
      — Не можем мы, — говорят, — воевать, отведи нас в другое место; добро бы война была, а это что — как кисель резать. Не можем больше тут воевать.
      Рассердился тараканский царь, велел солдатам по всему царству пройти, разорить деревни, дома, хлеб сжечь, скотину перебить.
      — Не послушаете, — говорит, — моего приказа, всех, — говорит, — вас расказню.
      Испугались солдаты, начали по царскому указу делать. Стали дома, хлеб жечь, скотину бить. Все не обороняются дураки, только плачут. Плачут старики, плачут старухи, плачут малые ребята.
      — За что, — говорят, — вы нас обижаете? Зачем, — говорят, — вы добро дурно губите? Коли вам нужно, вы лучше себе берите.
      Гнусно стало солдатам. Не пошли дальше, и все войско разбежалось.

XII

      Так и ушел старый дьявол — не пронял Ивана солдатами.
      Оборотился старый дьявол в господина чистого и приехал в Иваново царство жить: хотел его, так же как Тараса-брюхана, деньгами пронять.
      — Я, — говорит, — хочу вам добро сделать, уму-разуму научить. Я, — говорит, — у вас дом построю и заведенье, заведу.
      — Ну что ж, — говорят, — живи.
      Переночевал господин чистый и наутро вышел на площадь, вынес мешок большой золота и лист бумаги и говорит:
      — Живете вы, — говорит, — все, как свиньи, — хочу я вас научить, как жить надо. Стройте мне, — говорит, — дом по плану по этому. Вы работайте, а я показывать буду и золотые деньги вам буду платить.
      И показал им золото. Удивились дураки: у них денег в заводе не было, а они друг дружке вещь за вещь меняли и работой платили. Подивились они на золото.
      — Хороши, — говорят, — штучки.
      И стали господину за золотые штучки вещи и работу менять. Стал старый дьявол, как и у Тараса, золото выпускать, и стали ему за золото всякие вещи менять и всякие работы работать. Обрадовался старый дьявол, думает: «Пошло мое дело на лад! Разорю теперь дурака, как и Тараса, и куплю его с потрохом со всем». Только забрались дураки золотыми деньгами, роздали всем бабам на ожерелья, все девки в косы вплели, и ребята уж на улице в штучки играть стали. У всех много стало, и не стали больше брать. А у господина чистого еще хоромы наполовину не отстроены и хлеба и скотины еще не запасено на год, и повещает господин, чтоб шли к нему работать, чтоб ему хлеб везли, скотину вели; за всякую вещь и за всякую работу золотых много давать будет.
      Нейдет никто работать и не несут ничего. Забежит мальчик или девочка, яичко на золотой променяет, а то нет никого — и есть ему стало нечего. Проголодался господин чистый, пошел по деревне — себе на обед купить. Сунулся в один двор, дает золотой за курицу — не берет хозяйка.
      — У меня, — говорит, — много и так.
      Сунулся к бобылке — селедку купить, дает золотой.
      — Не нужно мне, — говорит, — милый человек, у меня, — говорит, — детей нет, играть некому, а я и то три штучки для редкости взяла.
      Сунулся к мужику за хлебом. Не взял и мужик денег:
      — Мне не нужно, — говорит. — Нешто ради Христа, — говорит, — так погоди, я велю бабе отрезать.
      Заплевал даже дьявол, убежал от мужика. Не то что взять ради Христа, а и слышать-то ему это слово — хуже ножа.
      Так и не добыл хлеба. Забрались все. Куда ни пойдет старый дьявол, никто не дает ничего за деньги, а все говорят:
      — Что-нибудь другое принеси, или приходи работать, или ради Христа возьми.
      А у дьявола нет ничего, кроме денег, работать неохота; а ради Христа нельзя ему взять. Рассердился старый дьявол.
      — Чего, — говорит, — вам еще нужно, когда я вам деньги даю? Вы за золото всего купите и всякого работника наймете.
      Не слушают его дураки.
      — Нет, — говорят, — нам не нужно: с нас платы и податей никаких нейдет — куда же нам деньги?
      Лег, не ужинавши, спать старый дьявол. Дошло это дело до Ивана-дурака. Пришли к нему, спрашивают:
      — Что нам делать? Проявился у нас господин чистый! есть, пить любит сладко, одеваться любит чисто, а работать не хочет и Христа ради не просит и только золотые штучки всем дает. Давали ему прежде всего, пока не забрались, а теперь не дают больше. Что нам с ним делать? Как бы не помер с голода.
      Отслушал Иван.
      — Ну что ж, — говорит, — кормить надо. Пускай по дворам, как пастух, ходит.
      Нечего делать, стал старый дьявол по дворам ходить. Дошла очередь и до Иванова двора. Пришел старый дьявол обедать, а у Ивана девка немая обедать собирала. Обманывали ее часто те, кто поленивее. Не работамши, придут раньше к обеду, всю кашу поедят. И исхитрилась девка немая лодырей по рукам узнавать: у кого мозоля на руках, того сажает, а у кого нет, тому объедки дает. Полез старый дьявол за стол, а немая девка ухватила его за руки, посмотрела — нет мозолей, и руки чистые, гладкие, и когти длинные. Замычала немая и вытащила дьявола из-за стола.
      А Иванова жена ему и говорит:
      — Не взыщи, господин чистый, золовка у нас без мозолей на руках за стол не пускает. Вот, дай срок, люди поедят, тогда доедай, что останется.
      Обиделся старый дьявол, что его у царя с свиньями кормить хотят. Стал Ивану говорить:
      — Дурацкий, — говорит, — у тебя закон в царстве, чтобы всем людям руками работать. Это вы по глупости придумали. Разве одними руками люди работают? Ты думаешь, чем умные люди работают?
      А Иван говорит:
      — Где нам, дуракам, знать, мы все норовим больше руками да горбом.
      — Это оттого, что вы дураки. А я, — говорит, — научу вас, как головой работать; тогда вы узнаете, что головой работать спорее, чем руками.
      Удивился Иван.
      — Ну, — говорит, — недаром нас дураками зовут!
      И стал старый дьявол говорить:
      — Только не легко, — говорит, — и головой работать. Вы вот мне есть не даете оттого, что у меня нет мозолей на руках, а того не знаете, что головой во сто раз труднее работать. Другой раз и голова трещит.
      Задумался Иван.
      — Зачем же ты, — говорит, — сердешный, так себя мучаешь? Разве легко, как голова затрещит? Ты бы уж лучше легкую делал работу — руками да горбом.
      А дьявол говорит:
      — Затем я себя и мучаю, что я вас, дураков, жалею. Кабы я себя не мучал, вы бы век дураками были. А я головой поработал, теперь и вас научу.
      Подивился Иван.
      — Научи, — говорит, — а то другой раз руки уморятся, так их головой переменить.
      И обещался дьявол научить.
      И повестил Иван по всему царству, что проявился господин чистый и будет всех учить, как головой работать, и что головой можно выработать больше, чем руками, — чтоб приходили учиться.
      Была в Ивановом царстве каланча высокая построена, и на нее лестница прямая, а наверху вышка. И свел Иван туда господина, чтобы ему на виду быть.
      Стал господин на каланчу и начал оттуда говорить. А дураки собрались смотреть. Дураки думали, что господин станет на деле показывать, как без рук головой работать. А старый дьявол только на словах учил, как не работамши прожить можно.
      Не поняли ничего дураки. Посмотрели, посмотрели и разошлись по своим делам.
      Простоял старый дьявол день на каланче, простоял другой — все говорил. Захотелось ему есть. А дураки и не догадались хлебца ему на каланчу принесть. Они думали, что если он головой может лучше рук работать, так уж хлеба-то себе шутя головой добудет. Простоял и другой день старый дьявол на вышке — все говорил. А народ подойдет, посмотрит-посмотрит и разойдется. Спрашивает и Иван:
      — Ну, что господин, начал ли головой работать?
      — Нет еще, — говорят, — все еще лопочет.
      Простоял еще день старый дьявол на вышке и стал
      слабеть; пошатнулся раз и стукнулся головой об столб. Увидал один дурак, сказал Ивановой жене, а Иванова жена прибежала к мужу на пашню.
      — Пойдем, — говорит, — смотреть: говорят, господин зачинает головой работать.
      Подивился Иван.
      — Ну? — говорит.
      Завернул лошадь, пошел к каланче. Приходит к каланче, а старый дьявол уж вовсе с голоду ослабел, стал пошатываться, головой об столбы постукивать. Только подошел Иван, спотыкнулся дьявол, упал и загремел под лестницу торчмя головой — все ступеньки пересчитал.
      — Ну, — говорит Иван, — правду сказал господин чистый, что другой раз и голова затрещит. Это не то что мозоли, от такой работы желваки на голове будут.
      Свалился старый дьявол под лестницу и уткнулся головой в землю. Хотел Иван подойти посмотреть, много ли он работал, вдруг расступилась земля, и провалился старый дьявол сквозь землю, только дыра осталась. Почесался Иван.
      — Ишь ты, — говорит, — пакость какая! Это опять он! Должно, батька тем — здоровый какой!
      Живет Иван и до сих пор, и народ весь валит в его царство, и братья пришли к нему, и их он кормит. Кто придет, скажет:
      — Корми нас.
      — Ну что ж, — говорит, — живите — у нас всего много.
      Только один обычай у него и есть в царстве: у кого мозоли на руках — полезай за стол, а у кого нет — тому объедки.

Три старца

      А молясь, не говорите лишнего, как язычники: ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны. Не уподобляйтесь им: ибо знает отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у него. (Матф. VI, 8)

      Плыл на корабле архиерей из Архангельска-города в Соловецкие. На том же корабле плыли богомольцы к угодникам. Ветер был попутный, погода ясная, не качало. Богомольцы — которые лежали, которые закусывали, которые сидели кучками — беседовали друг с дружкой. Вышел и архиерей на палубу, стал ходить взад и вперед по мосту. Подошел архиерей к носу, видит, собралась кучка народа. Мужичок показывает что-то рукой в море и говорит, а народ слушает. Остановился архиерей, посмотрел, куда показывал мужичок: ничего не видно, только море на солнце блестит. Подошел поближе архиерей, стал прислушиваться. Увидал архиерея мужичок, снял шапку и замолчал. Увидал и народ архиерея, тоже сняли шапки, почтенье сделали..
      — Не стесняйтесь, братцы, — сказал архиерей. — Я тоже послушать подошел, что ты, добрый человек, рассказываешь.
      — Да вот про старцев нам рыбачок рассказывал, — сказал один купец посмелее.
      — Что про старцев? — спросил архиерей, подошел к борту и присел на ящик. — Расскажи и мне, я послушаю. Что ты показывал?
      — Да вот островок маячит, — сказал мужичок и показал вперед в правую сторону. — На этом самом островке и старцы живут, спасаются.
      — Где же островок? — спросил архиерей.
      — Вот по руке-то моей извольте смотреть. Вон облачко, так полевее его вниз, как полоска, виднеется.
      Смотрел, смотрел архиерей, рябит вода на солнце, и не видать ему ничего без привычки.
      — Не вижу, — говорит. — Так какие же тут старцы на острове живут?
      — Божьи люди, — ответил крестьянин. — Давно уж я слыхал про них, да не доводилось видеть, а вот запрошлым летом сам видел.
      И стал опять рассказывать рыбак, как ездил он за рыбой, и как прибило его к острову к этому, и сам не знал, где он. Поутру пошел ходить и набрел на земляночку и увидал у земляночки одного старца, а потом вышли и еще два; покормили и обсушили его и помогли лодку починить.