Бриллиантовая коллекция - Стихотворения (сборник)

      Что солнца луч последний освещал.
      132
      Свой гордо зев подняв окровавленный,
      На острый верх взобравшийся дракон
      Как некий царь с зубчатою короной
      133
      Явился там. Закатом озарен,
      Как выкован из яркой красной меди,
      На небе так вырезывался он.
      134
      Клянусь, ни львы, ни тигры, ни медведи
      Столь не страшны! Никто б не изобрел
      Такую тварь, хотя б в горячке бредя!
      135
      Когда ж совсем исчез во мраке дол,
      А ночь вверху лишь только наступала,
      Свои он крылья по ветру развел,
      136
      И кожа их, треща, затрепетала,
      Подобно как в руках у наших жен,
      Раскрывшися, трепещут опахала.
      137
      Его хребет казался напряжен,
      И, на когтях все подымаясь выше,
      Пуститься в лет готовился дракон.
      138
      Меж тем кругом все становилось тише
      И все темней. И вот он взвизгнул вдруг,
      Летучие как взвизгивают мыши,
      139
      И сорвался. Нас охватил испуг,
      Когда, носясь у нас над головами,
      Он в сумерках чертил за кругом круг
      140
      И воздух бил угластыми крылами,
      Не как орел в поднебесье паря,
      Но вверх и вниз метаяся зубцами,
      141
      Неровный лет являл нетопыря,
      И виден был отчетисто для ока
      На полосе, где скрылася заря.
      142
      Нас поражал, то близко, то далеко,
      То возле нас, то где-нибудь с высот,
      Зловещий визг, пронзительно-жестокий.
      143
      Так не один свершал он поворот
      Иль, крылья вдруг поджав, как камень веский
      Бросался вниз, и возмущенных вод
      144
      Средь озера нам слышалися всплески,
      И он опять взлетал и каждый раз
      Пускал опять свой визг зловеще-резкий.
      145
      Проклятый зверь чутьем искал ли нас
      Или летал по воздуху без цели
      Не знали мы; но, не смыкая глаз,
      146
      Настороже всю ночь мы просидели,
      Усталостью совсем изнурены
      (Вторые сутки мы уже не ели!).
      147
      С рассветом дня спуститься с вышины
      Решились мы, лишь голоду послушны;
      А чудище исчезло ль из страны
      148
      Иль нет - к тому мы стали равнодушны,
      Завидуя уж нищим и слепцам,
      Что по миру сбирают хлеб насущный...
      149
      И долго так влачилися мы там,
      Молясь: "Спаси, пречистая Мария!"
      Она же, вняв, послала пищу нам:
      150
      Мы ягоды увидели лесные,
      Алевшие по берегу ручья,
      Что воды мчал в долину снеговые.
      151
      И речь того не выразит ничья,
      Kак укрепил нас этот дар нежданный
      А с ним воды холодная струя!
      152
      Сбиваяся с дороги беспрестанно,
      По солнцу наш отыскивая путь,
      Достигли поздно цели мы желанной;
      153
      Но что за вид стеснил тогда нам грудь!
      B Кьявеннские воткнуты были стены
      Знамена гибеллинов! Проклят будь
      154
      Раздора дух, рождающий измены!
      Не в приступе отчаянном взята
      Врагом упорным крепкая Кьявенна
      155
      Без боя гибеллинам ворота
      Отверзли их сторонники! Без боя
      Италия германцу отперта!
      156
      И зрелище увидя мы такое,
      Заплакали, и показалось нам
      Пред ним ничтожно все страданье злое,
      157
      Что мы доселе испытали.- Срам
      И жажда мести овладели нами;
      Так в город мы пробралися к друзьям;
      158
      Но уж друзья теперь, во страхе, сами
      Спасалися от мщения врагов
      И вольности поднять не смели знамя.
      159
      Они родной сбирались бросить кров
      И где-нибудь сокрыться в подземелье,
      Чтобы уйти от казни иль оков.
      160
      Узнав от нас, что горные ущелья
      Чудовищем ужасным заняты,
      Подумали они, что мы с похмелья
      161
      То говорим, и наши тесноты,
      И все, что мы нeдавно испытали,
      За выдумки сочли иль за мечты.
      162
      В неслыханной решились мы печали
      Направиться обратно на Милан,
      Но не прямой мы путь к нему держали:
      163
      Захваченных врагом минуя стран,
      На Колико мы шли, на Леньончино,
      На Лекко и на Бергамо, где стан
      164
      Немногих от рассеянной дружины
      Оставшихся товарищей нашли
      (Убито было боле половины,
      165
      Другие же, вблизи или вдали,
      Неведомо скитались). Бергамаски,
      Чьи консулы совет еще вели:
      166
      К кому пристать? не оказали ласки
      Разбитым гвельфам, их же в город свой
      Не приняли; однако, без огласки,
      167
      Отправили от думы городской
      Им хлеба и вина, из состраданья,
      Не требуя с них платы никакой.
      168
      И тяжело и радостно свиданье
      Меж нами было; а когда слезам,
      Расспросам и ответам отдал дань я,
      169
      "Товарищи,- сказал я,- стыдно нам
      Врозь действовать иль ждать сложивши руки,
      Чтоб враг прошел по нашим головам!
      170
      Ломбардии невзгоды все и муки
      Лишь от раздоров наших рождены
      И от измены круговой поруке!
      171
      Хоть мало нас, поклясться мы должны,
      Что гвельфскому мы не изменим стягу
      И не примкнем к теснителям страны!"
      172
      Так прежнюю в них возбудив отвагу,
      Я их в Милан с собой и с Гвидо звал,
      Они ж клялись не отставать ни шагу.
      173
      Тут случай мне их испытать предстал:
      Где через Ольо вброд есть переправа,
      На супротивном берегу стоял
      174
      Маркезе Монферрато, нам кровавый
      Прием готовя. Бога в помощь взяв
      И вынув меч, я бросился на славу
      175
      В средину волн. За мной, кто вброд, кто
      вплавь,
      Пустились все, пересекая воду,
      И берега достигли. Но стремглав
      176
      На нас враги, вплоть подступя ко броду,
      Ударили, и прежде, чем я мог
      На сушу стать, их вождь, не дав мне ходу,
      177
      Лоб топором рассек мне поперек,
      И навзничь я ударом опрокинут,
      Без памяти, обратно пал в поток.
      178
      Пятнадцать лет весною ровно минут,
      Что свет дневной я снова увидал.
      Но, боже мой! доселе жилы стынут,
      179
      Как вспомню, что, очнувшись, я узнал
      От благодушных иноков аббатства,
      Меня которым Гвидо передал,
      180
      Сам раненный, когда он от злорадства
      Имперцев жизнь мою чудесно спас
      И сам искал убежища у братства!
      181
      Италии настал последний час!
      Милан был взят! Сдалась без обороны
      Германцам Брешья! Крема им сдалась!
      182
      С приветствием к ним консулы Кремоны
      Пошли навстречу, лишь к ее стенам
      Германские приблизились бароны!
      183
      Павия ликовала. Горе нам!
      Не чуждыми - ломбардскимн руками
      Милан разрушен! Вечный стыд и срам!
      184
      Мы поняли теперь, зачем пред нами
      Явился тот прожорливый дракон,
      Когда мы шли Кьявеннскими горами:
      185
      Ужасное был знамение он,
      Ряд страшных бед с ним предвещала встреча,
      Начало долгих, горестных времен!
      186
      Тот змей, что, все глотая иль увеча,
      От нашей крови сам жирел и рос,
      Был кесаря свирепого предтеча!
      187
      Милан пал в прах - над ним же вознеслось
      Все низкое, что пресмыкалось в прахе,
      Все доброе низвержено. Пришлось,
      188
      В ком честь была, тому скрываться в страхе,
      Иль дни влачить в изгнании, как я,
      Иль погибать, как многие, на плахе.
      189
      Проклятье ж вам, поддельные друзья,
      Что языком клялись служить свободе,
      Внутри сердец измену ей тая!
      190
      Из века в век вас да клянут в народе
      И да звучат позором вековым
      Названья ваши: Асти, Реджьо,- Лоди!
      191
      Вы, чрез кого во прахе мы лежим,
      Пьяченца, Комо, Мантуа, Кремона!
      Вы, чьи уста, из злобы ко своим,
      192
      Призвали в край германского дракона!"
      Ломбардец так рассказ окончил свой
      И отошел. Им сильно потрясены,
      193
      Молчали мы. Меж тем палящий зной
      Успел свалить, и, вышед из собора,
      На площади смешались мы с толпой,
      Обычные там ведшей разговоры.
      ________
      (*) "Радуйся, Мария" (лат.).- Ред.
      Весна-лето 1875
      ДОН ЖУАН
      Драмматическая поэма
      Посвящается памяти Моцарта и Гофмана
      Но ужас грехопадения в том, что у врага
      сохранилась власть подстерегать человека и
      расставлять ему коварные ловушки даже в его
      стремлении к высшему, там, где человек выражает
      божественность своей природы. Это противоборство
      божественных и демонических сил рождает понятие
      земной жизни, точно так же, как одержанная
      победа - понятие жизни неземной. (с нем.)
      Гофман
      ПРОЛОГ
      Красивая страна. Весенний вечер.
      Захождение солнца. Небесные духи
      спускаются на землю.
      Д у х и
      Из иной страны чудесной,
      Людям в горести помочь,
      Нас на землю царь небесный
      Посылает в эту ночь;
      Принести живое слово,
      Жатвы все благословить,
      Человека к жизни новой
      Ободрить и укрепить!
      О д и н д у х
      Жаль мне рода, что для хлеба
      Маять век свой осужден;
      Мысль его стремится в небо,
      Сам над плугом он согбен;
      Всем страданьям, без изъятья,
      Должен дань он заплатить,
      И не лучше ль было б, братья,
      Вовсе смертному не жить?
      Д р у г о й д у х
      Все явления вселенной,
      Все движенья вещества
      Все лишь отблеск божества,
      Отраженьем раздробленный!
      Врозь лучи его скользя,
      Разделились беспредельно,
      Мир земной есть луч отдельный
      Не светить ему нельзя!
      Т р е т и й д у х
      Бог один есть свет без тени,
      Нераздельно в нем слита
      Совокупность всех явлений,
      Всех сияний полнота;
      Но, струящаясь от бога,
      Сила борется со тьмой;
      В нем могущества покой
      Вкруг него времен тревога!
      Ч е т в е р т ы й д у х
      Мирозданием раздвинут,
      Хаос мстительный не спит:
      Искажен и опрокинут,
      Божий образ в нем дрожит;
      И всегда, обманов полный,
      На господню благодать
      Мутно плещущие волны
      Он старается поднять!
      П я т ы й д у х
      И усильям духа злого
      Вседержитель волю дал,
      И свершается все снова
      Спор враждующих начал.
      В битве смерти и рожденья
      Основало божество
      Нескончаемость творенья,
      Мирозданья продолженье,
      Вечной жизни торжество!
      Ш е с т о й д у х
      Вечно вкруг текут созвездья,
      Вечно светом мрак сменен:
      Нарушенье и возмездье
      Есть движения закон.
      Чрез всемирное явленье
      Бог проводит мысль одну
      И, как символ возрожденья,
      За зимой ведет весну!
      С е д ь м о й д у х
      Вот она, весна младая,
      Свежим трепетом полна,
      Благодатная, святая,
      Животворная весна!
      В неба синие объятья
      Поднялась земли краса,
      Тише! Слышите ли, братья,
      Все ликуют без изъятья,
      Все природы голоса!
      В с е
      На изложинах росистых,
      На поверхности озер,
      Вдоль ручьев и речек чистых
      И куда ни кинешь взор,
      Всюду звонкая тревога,
      Всюду, в зелень убрана,
      Торжествуя, хвалит бога
      Жизни полная весна!
      П р о х о д я т о б л а к а
      Миновало холодное царство зимы,
      И, навстречу движенью живому,
      В юных солнца лучах позлатилися мы
      И по небу плывем голубому.
      Миновало холодное царство снегов,
      Не гонимы погодою бурной,
      В парчевой мы одетые снова покров,
      Хвалим господа в тверди лазурной!
      Р а с ц в е т а ю т ц в е т ы
      Снова небо с высот улыбается нам,
      И, головки подняв понемногу,
      Воссылаем из наших мы чаш фимиам,
      Как моление господу богу!
      П р о л е т а ю т ж у р а в л и
      По небесным пространствам спеша голубым,
      Где нас видеть едва может око,
      Ко знакомым местам мы летим и кричим,
      Длинной цепью виясь издалека.
      Видим сверху мы праздник веселый земли,
      Здесь кончается наша дорога,
      И мы кружимся вкруг, журавли, журавли,
      Хвалим криками господа бога!
      О з е р а и р е к и
      Зашумели ручьи, и расторгнулся лед,
      И сквозят темно-синие бездны,
      И на глади зеркальной таинственных вод
      Возрожденных небес отражается свод
      В красоте лучезарной и звездной.
      И вверху и внизу все миры без конца,
      И двояко является вечность:
      Высота с глубиной хвалят вместе творца,
      Славят вместе его бесконечность!
      Солнце зашло.
      В р о щ е з а п е в а е т с о л о в е й
      Нисходит ночь на мир прекрасный,
      Кругом все дышит тишиной;
      Любви и грусти полон страстной,
      Пою один про край иной!
      Весенних листьев трепетанье,
      Во мраке веющие сны,
      Журчанье вод, цветов дыханье
      Все мне звучит как обещанье
      Другой, неведомой весны!
      Д у х и
      Блажен, кто прост и чист душою,
      Чей дух молитве не закрыт,
      Кто вместе с юною землею
      Творца миров благодарит,
      Но мыслью, вечно восходящей,
      Не в жизни ищет идеал,
      И кто души своей любящей
      Упорно к ней не приковал!
      С о л о в е й
      Весны томительная сладость,
      Тоска по дальней стороне,
      Любовь и грусть, печаль и радость
      Всегда межуются во мне;
      Но в их неровном колыханье
      Полны надежд мои мечты:
      Журчанье вод, цветов дыханье
      Все мне звучит как обещанье
      Другой, далекой красоты!
      Д у х и
      Чем тени сумрачней ночные,
      Тем звезды ярче и ясней;
      Блажен в беде не гнувший выи,
      Блажен певец грядущих дней,
      Кто среди тьмы денницы новой
      Провидит радостный восход
      И утешительное слово
      Средь общих слез произнесет!
      И тьму пусть терпит божья воля,
      Явлений двойственность храня,
      Блаженны мы, что наша доля
      Быть представителями дня!
      Пути творца необъяснимы,
      Его судеб таинствен ход,
      Блажен, кто всех сомнений мимо
      Дорогой светлою идет!
      Г о л о с
      Прекрасно все. Я радуюсь сердечно,
      Что на земле теперь весна.
      Жаль только, что ее краса недолговечна
      И декорация уж слишком непрочна!
      Д у х и
      Кем здесь нарушена святая тишина?
      Чей голос разбудил уснувшие долины?
      Г о л о с
      Я живописи тень. Я темный фон картины,
      Необходимости логическая дань.
      Я нечто вроде общей оболочки,
      Я черная та ткань,
      По коей шьете вы нарядные цветочки.
      Д у х и
      Зарницы блещут. Из болот
      Седой туман клубится и встает,
      Земля под нами задрожала,
      О братья, близко здесь недоброе начало!
      Г о л о с
      Хотя не Слово я, зато я - все слова!
      Все двигаю собой, куда лишь сам ни двинусь;
      По математике я - минус,
      По философии - изнанка божества;
      Короче, я ничто; я жизни отрицанье;
      А как господь весь мир из ничего создал,
      То я тот самый матерьял,
      Который послужил для мирозданья.
      Клеветникам назло, прогресс во всем любя,
      Чтоб было что-нибудь, я в дар принес себя,
      Не пожалел отдать часть собственного теста,
      Чтоб вылепиться мог вселенной сложный шар;
      А так как быть нельзя, не занимая места,
      То в остальное он вошел, как в свой футляр.
      Когда вы, полные восторженной хвалою,
      Поднявши очи к небесам,
      Акафисты свои поете фистулою,
      Я к звонким вашим дишкантам
      Фундаментальный бас.
      Д у х и
      По дерзостным речам
      Тебя узнать легко. Явись же лучше к нам
      И не веди происхожденья
      Хвастливо от предвечной тьмы;
      Увы, ты был, до дня паденья,
      Таким же светлым, как и мы!
      Г о л о с
      Мне грамоту мою отстаивать - бесплодно;
      Во мне так много есть сторон,
      Что быть готов я, коль угодно,
      Не что иное, как бурбон.
      Но если с этой точки зренья
      Мы будем на мое смотреть происхожденье,
      Тогда осмелюся сказать,
      Вам не во гнев и не в обиду,
      Что я, имев несчастье потерять
      Архангельский мой вид, лишился вовсе виду.
      Поэтому, коль я вам подлинно собрат,
      То одолжите мне, любезные собратья,
      Какой-нибудь наряд,
      Приличный облик или платье!
      Д у х и
      Бери любой; явися нам
      Как змий, как ворон иль иначе!
      С а т а н а
      (является в виде черного ангела)
      Вот так известен я певцам,
      А живописцам наипаче.
      П е р в ы й д у х
      Замолкнул соловей, поблекнули цветы,
      Подернулися звезды облаками...
      Скажи, погибший брат, чего здесь хочешь ты
      И что есть общего меж нами?
      В т о р о й д у х
      Дух отрицания, безверия и тьмы,
      Дух возмущенья и гордыни!
      Тебя ли снова видим мы,
      Врага и правды и святыни?
      Т р е т и й д у х
      Ты ль, мной самим, как червь, низверженный
      о прах,
      Теперь, с насмешкой на устах,
      Дерзаешь в сонме сем являться?
      С а т а н а
      Превосходительный! Не стыдно ль так ругаться?
      Припомни: в оный день, когда я вздумал сам
      Владыкой сделаться вселенной
      И на великий бой поднялся дерзновенно
      Из бездны к небесам,
      А ты, чтоб замыслам противостать свободным,
      С негодованьем благородным,
      Как ревностный жандарм, с небес навстречу мне
      Пустился и меня шарахнул по спине,
      Не я ль в той схватке благотворной
      Тебе был точкою опорной?
      Ты сверху напирал, я снизу дал отпор;
      Потом вернулись мы - я вниз, ты в поднебесье,
      И во движенье сил всемирных с этих пор
      Установилось равновесье.
      Но если б не пришлось тебе меня сшибить
      И, прыгнув сгоряча, ты мимо дал бы маху,
      Куда, осмелюся спросить,
      Ты сам бы полетел с размаху?
      Неблагодарны вы, ей-ей,
      Но это все дела давно минувших дней,
      Преданья старины глубокой
      Кто вспомнит старое, того да лопнет око!
      Д у х и
      Какое ж ныне замышленье
      Тебя из бездны вызвало опять?
      С а т а н а
      Хотелось мне, для развлеченья,
      Весной немножко погулять.
      Но, впрочем, у меня есть и другое дело.
      Коль вам беседовать со мной не надоело,
      Охотно сообщу задуманный мной план.
      (Садится на обгорелый пень.)
      Есть юноша в Севилье, дон Жуан,
      А по фамильи - де Маранья.
      Ему пятнадцать лет. Счастливые года!
      Чуть пухом поросла младая борода,
      Почти еще дитя. Но в мыслях колебанье
      И беспокойство видны иногда.
      Как размышляет он глубоко
      И как задумчив он порой!
      К какой-то цели все неясной и высокой
      Стремится он неопытной душой;
      Но если речь зайдет о воинской отваге
      Или любви коснется разговор,
      Его рука уже на шпаге,
      Огнем горит орлиный взор.
      Как он хорош в толпе придворной,
      Одетый в бархат и атлас,
      Когда он клонит так притворно
      Свой взор при встрече женских глаз!
      Зато как иногда он смело
      На них украдкою глядит!
      Сам бредит о любви, а кровь кипит, кипит...
      О молодость моя, куда ты улетела!
      Вы правы, господа! На утре бытия
      Мечтателем когда-то был и я,
      Пока не преступил небесного предела!
      Д у х и
      О Сатана, кого назвал ты нам!
      Сей дон Жуан любимец есть природы,
      Он призван к подвигам и благостным делам,
      Пред ним преклонятся народы,
      Он будет славен до конца,
      Он стражей огражден небесной неприступно,
      К нему ты не прострешь руки своей преступной
      Познай: сей дон Жуан избранник есть творца!
      С а т а н а
      Мой также. Я давно его заметил.
      Я знаю, сколь удел его в грядущем светел,
      И, юношу всем сердцем возлюбя,
      Я сделаю его похожим на себя.
      Д у х и
      Но где же власть твоя? Где сила?
      С а т а н а
      Оно и не легко. И дорого, да мило!
      Послушайте. Во всем я к точности привык.
      Ведь каждый данный пункт, характер или лик
      Мы можем мысленно, по нашему капризу,
      И кверху продолжить и книзу.
      Я часто сам от скуки наблюдал,
      Как иногда моя меняется натура:
      Взберусь наверх - я мрачный идеал;
      Спущуся вниз - карикатура.
      Теперь, как с кафедры адъюнкт,
      Я вашего прошу вниманья:
      Любую женщину возьмем как данный пункт;
      Коль кверху продолжим ее мы очертанье,
      То наша линия, как я уже сказал,
      Прямехонько в ее упрется идеал,
      В тот чистый прототип, в тот образ совершенный,
      Для каждой личности заране припасенный.
      Я этот прототип, не зримый никому,
      Из дружбы покажу любимцу моему.
      Пусть в каждом личике, хоть несколько годящем,
      Какое бы себе он ни избрал,
      Он вместо копии все зрит оригинал,
      Последний вывод наш в порядке восходящем.
      Когда ж захочет он, моим огнем палим,
      В объятиях любви найти себе блаженство,
      Исчезнет для него виденье совершенства
      И женщина, как есть, появится пред ним.
      И пусть он бесится. Пусть ловит с вечной жаждой
      Все новый идеал в объятьях девы каждой!
      Так с волей пламенной, с упорством на челе,
      С отчаяньем в груди, со страстию во взоре
      Небесное Жуан пусть ищет на земле
      И в каждом торжестве себе готовит горе!
      Д у х и
      О дух неправды! Тот, кто ищет свет,
      Кто жаждет лишь обнять, что вечно и прекрасно,
      Над тем у ада власти нет,
      И ты сгубить его надеешься напрасно.
      Познает правду он, рассеется твой мрак,
      Как ветром на луну навеянная тучка!
      С а т а н а
      Вот в этом-то и закорючка.
      Уладить дело надо так,
      Чтобы, во что бы то ни стало,
      Все под носом ловил далекий он призрак
      И с толку сбился бы искатель идеала.
      Ведь черту, говорят, достаточно схватить
      Кого-нибудь хоть за единый волос,
      Чтоб душу всю его держать за эту нить
      И чтобы с ним она уж не боролась;
      А дон Жуан душой как ни высок
      И как ни велики в нем правила и твердость,
      Я у него один подметил волосок,
      Которому названье - гордость!
      Д у х и
      О братья, окружим незримою толпой
      Младое сердце дон Жуана,
      С врагом в упорный вступим бой,
      Да не свершит над ним обмана!
      Туман и мрак разгоним с юных дум,
      Да явится им истины дорога!
      С а т а н а
      К чему весь этот треск и шум?
      Помилуйте, побойтесь бога!
      Зачем кричать заране: караул!
      Могу сказать вам непритворно,
      Мое влиянье благотворно,
      Без дела праведник, пожалуй бы, заснул.
      Поверьте, для людей толчки полезны эти,
      Как галванисм полезен для больных.
      И если б черта не было на свете,
      То не было бы и святых!
      Д у х и
      Довольно. В сумраке земля уже почила,
      Безмолвен лес, тиха поверхность вод,
      Покой и мир для смертных настает...
      Да сгинет Сатаны завистливая сила!
      С а т а н а
      Покойной ночи всем! Увидим, чья возьмет!
      (Исчезает.)
      Д у х и
      (одни)
      В тревожном жизни колебанье
      Всегда с душой враждует плоть;
      Да озарит твое сиянье
      Стезю блудящего, господь!
      Но если, пламенный и страстный,
      Он слепо вступит в мрак и ночь,
      В час испытанья, в час опасный,
      Дозволь нам слабому помочь!
      Твои пути необъяснимы,
      Твоих судеб таинствен ход,
      Блажен, кто всех соблазнов мимо
      Дорогой светлою идет!
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      ДЕСЯТЬ ЛЕТ ПОСЛЕ ПРОЛОГА
      СВЯЩЕННЫЙ ТРИБУНАЛ В СЕВИЛЬЕ
      Заседание в Casa santa. Инквизитор, три члена, фискал
      и секретарь. У дверей стража.
      ________
      * Святом доме (исп.).
      И н к в и з и т о р
      Предмет, о коем рассуждать мы будем,
      Уже известен вам, святые братья:
      Над исполнителями Sant' officio,
      Тому три дня, открыто свершено
      Ужасное, неслыханное дело.
      Прочтите обвинение, фискал.
      ________
      * Священного трибунала (исп.).
      Ф и с к а л
      (читает)
      "Три дня тому назад святое братство
      Под стражею вело из Антекеры
      В тюрьму отпавшего мориско. Вдруг,
      Одетый в плащ, черты сокрыты шляпой,
      На них напал какой-то кавалер.
      С угрозами и шпагою махая,
      Он многих ранил, прочих разогнал,
      Преступника ж освободил и скрылся".
      И н к в и з и т о р
      Мориско был назначен на костер
      Святая церковь вопиет о мести.
      О д и н ч л е н
      И не нашли виновного?
      Ф и с к а л
      След найден.
      При кавалере был его слуга.
      Агент, узнав его по описанью,
      Подговорил идти с собой в трактир;
      Там схвачен он и ждет теперь допроса.
      Д р у г о й ч л е н
      Дозволит ли священный председатель
      Нам допросить агента и слугу?
      И н к в и з и т о р
      (к офицеру стражи)
      Сеньор Мигель, введите их обоих.
      Входят шпион и Лепорелло. Последний с завязанными
      глазами.
      Сними с себя повязку, сын мой. Кто ты?
      Л е п о р е л л о
      (снимая повязку)
      Ай-ай! Где я?
      (Увидев шпиона.)
      А, господин Диего!
      Так поступать нечестно. Вы меня
      Своим недавно другом называли!
      Ф и с к а л
      Преступник, отвечай, кто ты?
      Л е п о р е л л о
      Позвольте
      Меня вчера на улице он встретил,
      Подговорил с ним вместе отобедать
      И угостил пуляркой. А теперь...
      Ф и с к а л
      Теперь, когда ты отвечать не станешь,
      Ты будешь пыткой угощен. Кто ты?
      Л е п о р е л л о
      Я, господин почтенный? Я не знаю.
      Ф и с к а л
      (к инквизитору)
      Позволите ль железные ему
      Надеть ботинки?
      Л е п о р е л л о
      Что за вздор? Зачем?
      Я сущую вам правду говорю;
      Я, господа, подкинутый ребенок.
      Коль по моим наклонностям судить,
      Я гранда сын, а может быть, прелата!
      Ф и с к а л
      Сеньор Мигель! Железные ботинки!
      И н к в и з и т о р
      (к фискалу)
      Не будем торопиться.
      (К шпиону.)
      Что с тобой
      Он говорил, когда вы вместе пили?
      Ш п и о н
      Он хвастался, что с господином он
      Преступника избавил от костра,
      Слуга он дон Жуана де Маранья
      И соучастник в деле.
      Л е п о р е л л о
      (тихонько, к шпиону)
      Фуй, Диего!
      Мы говорили вместе как друзья;
      Что я тебе за рюмкой сообщил,
      Должно остаться было между нами!
      Ш п и о н
      Его прозванье Лепорелло. Он
      Уже лет десять служит дон Жуану.
      Л е п о р е л л о
      Нехорошо, Диего; право, стыдно!
      Я вижу, ты болтун. Но, господа,
      Когда теперь вы знаете, кто я,
      Нельзя ль скорей домой меня отправить?
      И н к в и з и т о р
      Итак, ты, Лепорелло, признаешься,
      Что вместе вы с Мараньей, на дороге,
      Напали на святую инквизицью?
      Л е п о р е л л о
      Кто? Я? Избави боже! Я был сзади!
      И н к в и з и т о р
      Теперь ты должен все нам рассказать,
      Что о своем ты знаешь господине:
      Каких он лет? И кто его друзья?
      И часто ль в церковь ходит он? И кто
      В интриге с ним? И что он говорит?
      И как он судит о священном братстве?
      Все должен откровенно ты поведать
      Или мученья пытки испытать.
      Л е п о р е л л о
      Помилуйте, священный председатель!
      Вы столько задали вопросов вдруг,
      Что с памятью сперва собраться надо,
      Чтоб по ряду на все вам отвечать.
      Каких он лет? Я думаю, ему
      Лет двадцать пять, а может быть, и боле,
      Какие у него друзья? Их много,
      Но, кажется, он им не очень верит...
      И хорошо он делает! Что дружба?!
      Вот этот господин меня сейчас
      Пуляркой угостил; теперь же он
      Показывает на меня. Диего!
      Признайся, брат, что скверно?
      Ф и с к а л
      К делу! К делу!
      Л е п о р е л л о
      Ну, что ж еще? Да! Часто ль ходит в церковь?
      Коль правду говорить - не слишком часто;
      Так, разве для забавы; да и то
      Когда в кого влюблен, то встречи ради.
      И н к в и з и т о р
      В интриге с кем он?
      Л е п о р е л л о
      Он-то? Правый боже!
      Да с кем в интриге не был дон Жуан?
      Подумать страшно! Верите ль, сеньор,
      Из сил я выбился носить записки
      И на часах стоять то тут, то там.
      Мы ездили с ним вместе по Европе;
      Не пропустил нигде он никого;
      Что город, то интрига, а в иных
      По десяти, по двадцати случалось.
      Уж я ему, бывало, говорю:
      "Сеньор, остепенитесь!" Так вот нет же!