Тварь непобедимая

Донской отошел с телефоном за крайний столик. Гриша не мог знать, о чем он так долго говорил, хотя и пытался услышать. Потом Донской спросил у него адрес и повторил его в трубку. И наконец отложил ее.

— Ну все, — сказал он. — Выпей еще рюмочку на сон грядущий — и отправляйся домой отдыхать.

— А что там?

— А там все будет хорошо. Можешь поверить на слово, мы своих не подводим. Сдавай билет, садись на такси.

— Ты с ними договорился?

— Еще чего! Без меня договорятся. Ну, что застыл?

—А если?..

— Никаких «если». Сдавай билет, отправляйся домой. Спать небось хочешь.

Григорий все еще мялся. Донской едва ли не силком подтащил его к кассе, потом вывел ни стоянку такси.

— Еще увидимся! — пообещал он и захлопнул за Гришей дверцу желтой «Волги» с шашечками.

* * *

В тесном дворе громоздились бугры спящих автомобилей. Григорий расплатился с таксистом и медленно пошел к подъезду, поглядывая по сторонам.

Там что-то было не так. Гриша наконец понял — слишком много машин стояло у его подъезда. Одна, вторая, третья... И тут он увидел «Опель» с помятым боком.

Первым желанием было свистнуть таксисту, который разворачивался неподалеку, и умчаться обратно на аэровокзал. Но тут одна из машин мигнула фарами. Раздался щелчок открывающейся двери, в темноте обозначился силуэт человека.

— Вы — Григорий Пшеницын? — прозвучал незнакомый голос.

— Я, а что? — ответил Гриша, пытаясь рассмотреть незнакомца.

Тот не спеша приблизился. Невысокий, жилистый, лет сорока пяти. Быстрые внимательные глаза, способные жечь, как автоген. Короткая и по-военному простая стрижка, тонкая щеточка усов. Движения порывистые, но точные, как у хорошо налаженной машины.

— Моя фамилия — Павлов. Донской сказал, вам нужна помощь. Ваши знакомые уже там, — коротким движением он указал в сторону подъезда. — Вы первым идите в квартиру, а я еще посмотрю, как они себя будут вести.

— Где они? В подъезде?

— Нет, конечно. Они у вас дома. Кстати, их трое, а не двое — еще один приехал вон на той машине, — он кивнул в сторону полуспортивной иномарки, приткнувшейся к палисаднику. — Вы не бойтесь, идите. Я все буду держать под контролем.

Этот человек очень спокойно призывал не бояться, однако верилось с трудом. В доме трое боевиков, и неизвестно, что у них на уме. А тут какой-то неизвестный Павлов, который не достает тому же Гансу до подбородка.

— Может, вызвать милицию? — осторожно предложил Гриша. — На всякий случай...

— Милицию? — почему-то удивился Павлов. — Дело ваше, но... Я думал, вам нужна помощь. Вызывайте, но тогда я уеду.

— Нет, — сказал Гриша. — Я не буду никого вызывать.

Он вошел в подъезд. Павлов неслышно скользнул за ним. Дверь квартиры была полуоткрыта, доносились голоса, смех. Григорий собрался с духом и вошел внутрь.

Вся компания расположилась в комнате. Кича развалился на диване, задрав обутые ноги на журнальный столик. Ганс занял кресло. В углу сидел еще какой-то тип — жирный, как боров, с крошечными глазами. Он был одет в зеленый пиджак с блестками, делающий его похожим на конферансье.

Они пили водку и закусывали колбасой из Гришиного холодильника. На письменном столе стояла сковородка с остатками яичницы.

Все замолчали. Кича встретил Григория тяжелым жгучим взглядом.

— Явился, мать твою, — процедил он, сплюнув сквозь зубы. — Мы что, по всему городу тебя должны искать?!

Ганс легко поднялся и мигом оказался рядом с Гришей, заставив его инстинктивно сделать пару шагов назад.

— Собирай шмотье, — скомандовал Кича. — Сейчас перевозим тебя в другую квартиру, эта остается нам. Грузила, вынимай свои бумажки, пусть подписывает. И паспорт на стол!

Боров закопошился, извлек из-под себя папку коричневой кожи, вжикнул «молнией».

— Иди сюда, — буркнул он. — Здесь и здесь распишись. Потом заполнишь бланк, напишешь заявление. Работай, короче.

Григорий не сдвинулся с места.

— Ты что, оглох, сука?! — взорвался Кича. — Бери ручку, пиши! Не доводи меня, и так довел! Ганс схватил Григория за шиворот, с усилием толкнул к борову. Тот брезгливо отодвинулся, увидев, как Гриша упал на четвереньки.

Когда он поднялся, в дверях уже стоял Павлов.

— Быстренько встали, извинились и пошли отсюда вон, — спокойно и даже с ленцой проговорил он. Несмотря на расслабленную позу, казалось, что весь он словно состоит из туго скрученных пружин.

— Это что за чудо? — с неприязнью и удивлением проговорил Кича. Он даже встал и обошел Павлова с двух сторон. — Ты кто?

— Я должен повторить? — спросил тот, не задержав на Киче взгляда.

Ганс уже был напряжен перед броском, но пока его сдерживало любопытство — что собирается сделать этот странный незнакомец, на что он надеется?

— Это что, друг твой? — спросил Кича у Гриши. — Тоже доктор?

Поскольку все молчали, Кича продолжил.

— Слышь ты, баклан, — он потыкал Павлова пальцем в плечо. — Валил бы отсюда. Радуйся, что не по твою душу базар, и иди себе с миром. Я тебя прощаю на первый раз.

— Я повторяю еще один раз, последний, — проговорил Павлов бесцветным голосом, глядя мимо Кичи. — Встали, извинились, ушли.

— Да выкиньте его к гребаной матери! — визгливо воскликнул боров. — Время идет, ночь ведь на дворе, ну что за дела?

— Ганс, занимайся, — холодно скомандовал Кича и отошел, словно бы потеряв к незнакомцу всякий интерес.

Телохранитель моментально пришел в движение, ринулся вперед, делая такие пасы, словно на ходу засучивал рукава. Не дойдя до Павлова двух шагов, он вдруг произнес нечто вроде «хык!» — и свалился на пол, гулко стукнув головой по оргалиту.

Кича обернулся, посмотрел сначала с изумлением, потом с яростью. Ганс барахтался на полу, вылупив глаза и хватаясь руками за живот. Он никак не мог продышаться и встать.

Кича вдруг успокоился, сложил руки на груди. Видимо, решил сменить тактику.

— Ты объясни хоть, кто ты такой! — сказал он. — Я тебя не знаю, никто не знает. У нас свои дела, у тебя свои. Чего тебе надо, ты новый разводящий, что ли?

Павлов не отреагировал на дипломатию ни единым словом или жестом.

— Вон отсюда, — безжалостно сказал он.

В этот момент Ганс собрал наконец силы и вцепился неприятелю в ноги. Кича сверкнул глазами и бросился на помощь, схватив со стола тяжелую лампу.

Павлов переступил с ноги на ногу и легко освободился от захвата Ганса. Кичу он поймал вытянутой рукой, провернул и с грохотом обрушил на пол. Люди из соседних квартир наверняка уже повскакивали с постелей.

Павлов тем временем оказался возле борова, испуганно прижимающего к груди свою папку.

— Я не при делах! — взвизгнул Грузила. — Я маклер!

— Ну, извини! — сказал Павлов. Затем рывком поднял его на ноги, протащил через комнату и вышвырнул в коридор. На этот раз шума было не так много — жирное тело шлепнулось на пол мягко.

Следом он отправил туда же Кичу, до хруста вывернув ему руку. Ганс поднялся было, но сразу скорчился от тычка под ребра, после чего Павлов выбросил из квартиры и его. Все сопровождалось визгом, руганью и грохотом.

Гриша стоял у стены, глядя, как его жилище очищают от посторонних. Павлов подошел и, прощаясь, пожал руку.

— Ну, вот и все. Я пойду еще поговорю с ребятами, а вы ложитесь спокойно спать.

— Спать? А если они вернутся вдесятером?

— А я им скажу, чтоб не возвращались. Меня они послушают. Вы мне верите?

Гриша хмыкнул.

— Как ни странно, верю, — сказал он. Павлов вышел. На лестнице вновь раздался грохот, мат, треск рвущейся одежды.

Гриша пошел запирать замок. Из двери напротив торчала взлохмаченная голова Витьки.

— Ты же уехал! А это кто? Чего они? — возбужденно затарахтел он.

— Это твой страшный сон, — ответил Гриша и захлопнул дверь.

— В расчете, — сказал Ганс, пересчитав деньги и сунув их в карман.

Продавцы тихо, как мыши, сидели на заднем сиденье «Опеля», тиская пакеты с товаром, и ждали, пока Ганс объявит сделку состоявшейся.

— Ну, как дела? — спросил он наконец.

— Да нормально, — ответил один — прыщавый девятнадцатилетний парень с оттопыренными ушами. — Все по плану.

— В политехническом у нас два лафетника за раз купили, — добавил второй, кругленький, кучерявый, похожий на херувима.

Оба были студентами и продавали шмаль в основном среди своих. Ганс требовал, чтобы те осваивали новые горизонты — шли в другие вузы, училища, почаще толкались на дискотеках и заводили знакомства. Но ребята были новичками, еще не успели обкататься, набрать опыта и куража, без которых не раскрутишь дела.

— Плохо стараетесь, — мрачно сказал Ганс. — Пора уже своих людей иметь и сдавать им товар оптом. А вы все с папиросками бегаете. Ищите, предлагайте — дело-то денежное. Если языки плохо подвешены — ведите ко мне, я кого хочешь уболтаю. Люди нужны — чем больше, тем лучше.

— Девчонка одна есть, — подал голос прыщавый. — Она вроде чем-то таким занималась, и знакомые у нее есть. Не знаем, как подойти.

— А чего тут знать? Тащите в кабак, я там уже буду. Накормим, напоим, на «мерее» домой отправим... Ей понравится — вот и попалась птаха. Захочет денег — будет работать.

— На дискотеках трава плохо уходит, — пожаловался второй. — Ребята все мультиков просят. Да и девчонки...

— На таблетки я мостов не наводил, — покачал головой Ганс. — Фигня это, не сделаешь на них денег. Короче, не гоните пургу, делайте, что я сказал. И по школам походите. Что, страшно? На перемене зашли в курилку, быстренько показали, договорились, товар сбросили — и все, свободен. Думаете, пионеры брать не будут?

— Слышь, Ганс, — подал голос прыщавый, — тут ходят слухи, что скоро всех нас передавят. Какие-то ребята героин везут, а кто станет ханкой и травкой промышлять, тех ментам сдавать будут. Я порошком торговать не стану, сразу говорю.

— Не бзди, — криво усмехнулся Ганс. — Знаешь, сколько доза Герасима стоит? То-то... Травка была и будет, народ без нее не обойдется. И никто тебя не тронет. Пока я не разрешу, — он тихо рассмеялся.

— Да я и не боюсь... Но если кто на нас наскочит — ты уж разведи.

— И вот еще, — вспомнил Ганс. — Найдите мне парочку торчков, только не совсем опущенных. Чтоб у ребят еще сила какая-то в руках была. Надо разобраться с одним соском, а самому руки марать неохота. Пообещайте им денег, что ли, или ханки.

— Это найдем, есть такие пацаны.

— Ладно, разбегаемся.

Парни без лишних слов испарились. Ганс сделал погромче музыку и рванул по переулку, спугнув нескольких прохожих.

Пробоины ему пару дней назад бесплатно заделали свои ребята из автомастерской, работающей под присмотром Мустафы. Но настроения это не прибавило. Задумка с квартирой доктора потерпела позорный крах, а значит, покупка новой машины отодвигалась на неопределенный срок. Ганс и сам не понимал, почему бы им не вернуться к доктору и не переломать ему ребра за все обиды. Он плохо помнил, что говорил им тогда на лестнице незнакомец с усиками. Но Кича после выглядел очень испуганным и никаких планов насчет доктора не строил. Похоже, нашлись мощные заступники и у этого никчемного человечка.

Студенты успехами не радовали, как и другие распространители. Деньги притекали мучительно медленно. Ганс уже перетрудил мозги, пытаясь придумать что-нибудь новенькое — несложное, но доходное.

Он остановил машину в небольшом дворике и принялся ждать Кичу. Тот находился в гостях у какой-то из своих подруг. Ганс никогда не видел ее в лицо, но поговаривали, что она следователь городской прокуратуры.

Кича появился ровно в шесть вечера, как и договаривались. Он вышел из подъезда — веселый, цветущий, в машине сразу повис запах спиртного и духов.

— Вот так надо с девочками, — проговорил он, устраиваясь на сиденье.

Ганс не понял, о чем речь, но ему это было и не интересно.

— Гони к Мустафе, — приказал Кича, прикуривая сигарету и с блаженством откидываясь на спинку.

Через двадцать минут Ганс в очередной раз рассматривал девочку с букетом и рок-певца с микрофоном, а Мустафа и Кича бубнили в противоположном углу.

— С Пузыря пенки снимать сам Гнутый будет. Тот ему в карты проиграл, а сколько — точно не помнит, все поддатые были. Гнутый сказал, пять косых, ребята подписались... Владимирских пацанов так и не нашли. Машина стоит в лесу, двери на-. распашку, а ребят нигде нет. Уже приезжали за ними, спрашивали... Насчет Груздя и Маугли вопрос почти утрясли. Их в СИЗО перевели, но у Ксюхи мать одноклассницы в суде. Сказала, могут отдать под залог. Один залог в кассу, а другой, побольше, на лапу...

— Слушай, а что с докторской квартирой получилось? — неожиданно прервал Мустафа. — Мне Грузила какие-то вещи странные говорит...

Кича мельком взглянул на Ганса, немного помялся.

— С доктором промашка вышла. Он привел какого-то... В общем, выкинули нас...

— Не понял... — Мустафа прищурил и без того узкие глаза.

— Ну, в общем... Да непонятно там все. Я подумал, лучше не соваться. За доктором не те люди оказались, что мы думали.

— Какие еще люди? Ты говорил, никого за ним нет.

— Ну, ошибочка получилась. Кто-то есть.

— Кто? Говори, кто?!

— Ну... — Кича задумался и вдруг понял, что ему нечего сказать. Защитник доктора не назвал ни одного авторитетного имени, однако в тот момент, когда все кувырком летели с лестницы, почему-то казалось, что сила против них стоит неимоверная. Об этом говорил и сам факт, что кто-то посмел унизить людей Мустафы.

— Интересно... Выходит, ты даже не знаешь, кто тебя морщил. А сам ты назвался? Сказал, чей ты?

— Да, сказал. Я думал...

— Ты думал?! Ни черта ты не думал! Теперь каждая собака в городе узнает, что моих людей с лестницы спустили.

— Да нет, никто знать не будет... — Кича беспомощно замолчал. Ганс с любопытством наблюдал, как его всесильный несгибаемый бригадир съежился под взглядом своего шефа. Впрочем, удовольствие от этого быстро улетучилось.

— Кретины, — процедил Мустафа и до хруста сжал кулак. — Учить вас, что ли, как вопросы решать?

Кича молча развел руками. Мустафа замолк, глядя в одну точку. Чувствовалось, как в голове у него бродят мысли, сталкиваясь и переворачиваясь, будто айсберги.

— Нет, ребята, это дело решать надо, — проговорил он наконец. — Из-за вас, ублюдков недоделанных, надо мной весь город смеяться будет.

— Никто ж не знал, — опять развел руками Кича. — Я все начинал по-умному делать, вон Ганс видел.

— Умник, мать твою... — Мустафа шагал взад-вперед, мысли-айсберги продолжали сталкиваться и расходиться. — И ведь не вовремя все, нельзя сейчас ни с кем ссориться. Ладно, обождем пока, но расхлебывать будете сами. Это дело оставлять нельзя, я не для того свой авторитет в городе ставил, чтоб со мной так шутили.

— Сделаем все, как надо, — горячо пообещал Кича.

Мустафа не ответил, он думал. В его душе боролись гордость и благоразумие. С одной стороны, он не мог позволить, чтобы какой-то червяк, жалкий докторишка, ломал авторитет одной из его бригад. Самый важный и решающий вопрос сейчас — кто ему противостоит? Кто посмел так грубо накатить на людей Мустафы из-за простого бесполезного человечка? Или, может, не так уж прост этот доктор?

Мустафа знал, что в городе готовятся крупные перемены из-за передела рынка наркотиков. Его не касалась операция «Снегопад», поскольку он подобного бизнеса избегал. Но в такой ситуации ни в коем случае нельзя было ссориться с другими городскими авторитетами. Нельзя затевать мелкие разборки накануне грандиозных дел, перед лицом которых люди становились маленькими и хрупкими. Попав в шестеренки этой большой и мощной машины, можно в одночасье лишиться всего.

Вопрос с доктором требовал принципиального решения, но не сейчас, немного позже.

Мустафа думал.

* * *

Весна пришла ночью, под удары ветра и грохот крыш. Она словно бы штурмом ворвалась в город. Утром бой стих и наступила тишина.

Григорий проснулся, угомонил шлепком будильник и разлепил глаза. Даже сквозь задернутые шторы было видно, что за окном уже царствует солнце и что пришло оно надолго.

Он оделся, побрызгал лицо холодной водой и, пока на плите грелся чайник, вышел на балкон. Двор был залит светом и пропитан свежей весенней влагой. Было пусто, только черная дворовая собачонка разлеглась на скамейке и, наслаждаясь, ловила солнечные лучи — пока еще слабые, неверные, но уже без сомнения весенние.

Пользуясь хорошим настроением и приливом сил, Гриша захотел сделать что-нибудь такое, до чего обычно не доходят руки. Хотя бы подклеить отвалившийся кафель в ванной или привести в порядок книги, завалившие стол и подоконник. Потом — в библиотеку, в родной медицинский отдел. День сегодня выдался свободный, да еще такой солнечный и прекрасный, и его следовало потратить с пользой.

Собачонка, напитавшись солнечной энергией, потянулась и соскочила со скамейки, намереваясь пойти по своим собачьим делам. Но едва она ступила на тротуар, как ее спугнул сигнал въезжающей во двор машины.

Это была очень роскошная машина. Длинная темно-серая иномарка, неброская, но внушительная. Именно таким, по мнению Григория, и должен быть представительский класс.

Машина двигалась медленно, водитель смотрел номера подъездов. К немалому удивлению Григория, именно под его балконом и остановилось это автомобильное чудо, приглушенно сверкающее полировкой и хромированными деталями. Мягко захлопнулась дверь, пискнула сигнализация, и шофер неторопливо, с достоинством, вошел в подъезд.

«К кому бы это? — подумал Гриша. — К Витьке-телемастеру? Или к тете Даше с четвертого этажа, знатной станочнице-стахановке?»

В прихожей коротко пропел звонок. Так и не успев ничего предположить, Гриша открыл дверь.

— Здравствуйте, — на пороге стоял шофер. Он посмотрел в бумажку. — Если не ошибаюсь, Григорий Пшеницын?

— Кто? — от удивления Гриша даже не сразу понял вопрос. — Да, конечно! Это я.

— Андрей Андреевич Донской просил вас заехать к нему сегодня, — вежливо проговорил шофер. — Если, конечно, вы свободны.

На водителе была форменная фуражка-восьмиклинка и пиджак с затейливой монограммой на кармане. Приятное ухоженное лицо с легким загаром. Человек словно сошел с рекламного плаката фирмы по VIP-обслуживанию.

— Свободен, — кивнул Гриша.

На плите засвистел чайник. Гость повел глазами в сторону кухни.

— Вы завтракаете? Я подожду вас внизу. Григорий снова кивнул и закрыл дверь. Некоторое время стоял в прихожей, хлопая глазами.

— Неплохо, — произнес он и пошел одеваться. Завтракать Гриша не стал, только выпил чашку растворимого кофе. Спустился во двор — роскошная большая машина не растаяла, как мираж. Она стояла у подъезда, противореча окружающему пейзажу, как летающая тарелка на автозаправке.

— Меня зовут Сергей, — сообщил водитель, когда Гриша погрузился в просторное кресло и закрыл дверь.

— Меня — Гриша.

— Я знаю, — слегка улыбнулся Сергей.

— Ну да... — смущенно кивнул Григорий.

— Это «Линкольн»? — спросил он, когда машина выехала на шоссе.

— «Лексус», — ответил Сергей.

Машина плыла, мягко принимая на себя неровности дороги. Двигателя почти не было слышно, его заглушала негромкая музыка из динамиков. Было приятно двигаться по городу, ощущая долгие взгляды прохожих и почтительное отношение других водителей. Вскоре они были уже возле «Золотого родника». Высокие зеленые ворота открылись, проглотив машину, и отгородили от городской суеты тихий чистенький дворик.

Сергей проводил Гришу в холл, открыл перед ним дверь. Охранник в униформе бросил мимолетный взгляд и отступил в сторону. Григорий вошел и почувствовал себя в мире, где ни разу не был. Пахло роскошью: красным деревом, кожаной обивкой мебели, кофе, цветами, еще чем-то.

Клиника расположилась в старинном добротном здании с высокими потолками, толстыми стенами, широкими лестницами и массивными перилами.

Однако старина вовсе не казалась ветхой. Творческая мысль талантливого дизайнера заставила старые стены обрести иной облик, зажить второй жизнью. Дом остался старинным, но перестал быть старомодным.

Они миновали холл, прошли по коридору первого этажа. Здесь не было ничего, похожего на обычную больницу. Паркет, ковровые дорожки, обои, репродукции на стенах, комнатные пальмы... По дороге встретились две хорошенькие девчушки в коротких нежно-сиреневых медицинских халатиках. Они поздоровались с Сергеем и Гришей, окинув последнего любопытными взглядами. Гриша обратил внимание, что обе очень тщательно и со вкусом причесаны и накрашены, словно телеведущие. Невольно скосил глаза на свою одежду, будто боялся не вписаться в интерьер.

— Нам сюда, — сказал Сергей, постучав в дверь. Донской сидел за столом в небольшом, хорошо обставленном кабинете, тыча пальцами в кнопки телефона.

— О, привет! — Он поднялся, отодвинув телефон в сторону. Приветствие прозвучало довольно вяло:

Донской выглядел уставшим и немного рассерженным. — Извини, что сам не приехал, дела замотали. Веришь, всю ночь тут сижу.

— Сам иногда так сижу, — сказал Гриша. — Что-то случилось?

— Да нет, ничего. Разберемся. У тебя время есть сегодня?

— Андрей, я на заправку, ладно? — попросил Сергей..

Донской махнул рукой, затем пригласил Гришу сесть в кресло.

— Я, с твоего позволения, сразу приступлю к главному, — сказал он. — Очень мы интересуемся, Гриша, твоей «подпольной» медицинской специальностью. И направлением исследований тоже. Иммунология — в нашей клинике одно из ведущих направлений, и...

На столе зажурчал телефон, Донской схватил трубку.

— Слушаю! Ну, что?.. Да при чем тут самолет? Пятые сутки пошли, ты понимаешь?.. Да пусть везут хоть через Польшу, хоть через деревню Клюевку, это уже все равно... Ну, так объясни им... Я тем более не буду. Значит, вызывай переводчика, работай, он в гостинице. Все, не занимай линию, я жду звонка из Франкфурта.

— Не дадут поговорить, — проворчал он, пересаживаясь в кресло. — Кофе будешь?

— Буду.

— Так, на чем мы остановились? Ты выражал желание вернуться к своей лазерной теме. Я тебе предлагаю сделать это прямо сейчас. Все, чего тебе не хватало, мы предоставим. Техника, материалы, публикации — все будет. И хорошее отношение тоже. Нам это интересно. Кроме того, лазеры можно использовать для лечения воспалений, оздоровления крови. Если сможешь полностью взять направление — это будет прекрасно. Что скажешь?

Гриша ошарашенно молчал. Ему и в голову не могло прийти, что вот так с ходу его могут взять на работу в «Золотой родник».

— Чего молчишь? Тебя что-то смущает?

— Нет, нет! — поспешно ответил Гриша. — Просто очень неожиданно...

— Но в принципе ты не против?

— В принципе — не против.

— Вот и хорошо. Сегодня с тобой еще главный хотел поговорить, а потом обсудим все остальное. А вообще, вопрос насчет тебя уже решенный...

— Решенный? — удивился Григорий. — Быстро вы вопросы решаете. Первого встречного...

— Ну, ты не прав! Какой же ты первый встречный? Качества твои мы знаем, ребята тебя проверили — практически все нас устраивает.

— Очень интересно. Когда вы успели меня проверить?

— Успели. Работы читали, и с начальством твоим говорили, и с преподавателями общались. Тебе разве никто ничего не говорил?

— Никто.

— Надо же... Молодцы, так и надо. Но главное, мы все, что нужно, про тебя узнали. Я думаю, работать у нас ты сможешь не хуже других. Ну, про зарплату я пока не говорю. Уж побольше, чем у тебя в «Скорой».

— Ты действительно думаешь, что я справлюсь?

— А ничего особенного от тебя требовать не будут, особенно первое время. Обычная больничная работа, только добросовестная. Делай, что старший говорит, и все в порядке. И не комплексуй. Ну, что?

— Можно попробовать.

— Конечно, можно! И даже нужно. Хватит тебе пропадать в своей мясорубке.

Дверь приоткрылась, в кабинет заглянула девушка — одна из тех, что встретились в коридоре.

— Андрей Андреевич, он домой собирается, требует документы и билет на самолет, — встревоженно проговорила она.

— Какой еще самолет! — простонал Донской. — С ума тут все посходили. Объясни ему культурно, что он до самолета просто не доедет, сделай укол, и пусть проспится.

— Он не дается! Не слушает ничего, орет, ругается, секретарь даже стесняется такое переводить.

— Ну, я ему сейчас объясню без переводчика... — Он вскочил и двинулся к двери, но остановился, обернулся к Григорию. — Что, Гриша, будем считать, договорились? Сейчас пойдешь к главврачу, разговаривай вежливо и вообще будь паинькой. Потом зайди, кофе попьем. Оксана, проводи товарища во флигель.

Донской умчался. Гриша встал, чувствуя, как девушка оглядывает его с ног до головы.

— Вы давно здесь работаете? — спросил он, когда они вышли в коридор.

— С первого дня, — ответила Оксана.

— Вы — медсестра?

— Я врач, — с достоинством ответила Оксана и показала пластиковую табличку на груди: «Оксана Быстрова. Врач-кардиолог».

Она была высокой, статной, с сильными черными волосами и чуть румяным лицом. Просто кровь с молоком. Григорий шел, чувствуя запах ее духов. Он, хотя и не был знатоком в парфюмерии, догадывался, что это очень хорошие духи.

— Я тоже кардиолог, — сказал он. — Только на «Скорой».

— Я знаю, — загадочно улыбнулась девушка.

«Про меня тут все знают, — подивился Гриша. — Интересно, откуда».

Девушка, похоже, была не очень настроена на разговоры, и Гриша решил больше не донимать ее вопросами. Будет еще время пообщаться.

Они вышли в продолговатый двор. Летом здесь был, видимо, райский уголок — ровные газоны, подстриженный кустарник, раскидистые деревья, дорожки, скамейки. Не двор даже, а небольшой парк. Но сейчас, когда зелень только готовилась украсить мир, место выглядело несколько покинутым.

В противоположном конце двора стояло одноэтажное здание — такое же старое, как и основной корпус, и так же на совесть отремонтированное. Оксана проводила Григория до металлической двери, нажала кнопку переговорного устройства.

— Посетитель к Ярославу Михайловичу. Динамик ответил что-то неразборчивое, кажется, просили подождать.

— Он сейчас выйдет, — сказала девушка. — Побудьте пока здесь.

Она ушла. Григорий сел на скамейку, машинально отряхнув ее. Но этого не требовалось, поверхность была чистой.

Он попытался представить себе, как должен выглядеть хозяин «Золотого родника». Высокий, худощавый, седой. Наверняка с бородкой. Ручка с золотым пером в кармане халата. Золотая заколка в галстуке, очки. Отстраненный взгляд, рассеянная речь. Врач-ученый, аскет, интеллектуал, твердый в работе, беспомощный в быту...

Впрочем, такой типаж явно устарел. Научные светила старой закалки вряд ли способны управлять частной клиникой, это же бизнес, а не наука. Возможно, в дверях сейчас предстанет деловитый ухоженный бодряк с мобильным телефоном в руке и портативным компьютером под мышкой...

Гриша не успел завершить образ, поскольку из открытого окна флигеля донесся странный звук. Словно кто-то кашлял или отхаркивался. Пришла странная мысль — звук очень напоминал поросячье хрюканье. Но откуда здесь взяться свиньям, и зачем главврачу сидеть в свинарнике?

Электрический замок звонко щелкнул, дверь отворилась. Человек, появившийся на крыльце, ничем не напоминал образы, которые Гриша только что нарисовал в воображении. Он даже подумал, что вышел не главный врач клиники, а какой-нибудь подмастерье, местный плотник или дворник.

Человек был невысоким и при этом сутулым. Тело широкое, плотное, надежно подпираемое крепкими короткими ногами. Темные волосы, давно не знавшие хорошего парикмахера, налипали на большой бугристый лоб. На мясистом лице теснились широкий нос, дряблые щеки, полуоткрытый рот. Глаза усталые, покрасневшие, с частой сеткой морщин вокруг.

Главврач несколько секунд смотрел на Гришу с недоумением, но потом что-то промелькнуло в его взгляде.

— Новый иммунолог, что ли?

Гриша кивнул.

— Молодой, — покачал головой собеседник.

— Это плохо?

— Кому как... — он тяжело опустился на скамейку, несколько раз вдохнул утренний воздух. — Погода сегодня хороша! Меня зовут Ярослав Михайлович Шамановский. Ну, тебя-то я уже знаю...

Гриша почувствовал запах химикатов. На Шамановском была клетчатая рубашка и черный фартук, местами покрытый пятнами. Пальцы тоже были испачканы реактивами. Нет, определенно этот человек не походил на врача. Да и все его заведение пока не слишком напоминало больницу.

— Что читал?

— Многое... — Гриша задумался на секунду, потом начал перечислять авторов, по которым писал работы. Собеседник кивал — все имена ему были знакомы. Он задал еще несколько вопросов, одобрительно хмыкнул, узнав, что Гриша посетил все шесть лекций Штейнера, когда тот проездом был в Москве.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.