ГЛАВА 14

— Все этот проклятый Tpoпос! — выругался Фен. — Сам Арант ни за что не догадался бы застать нас врасплох.

— Я до сих пор не понимаю, как это произошло, — сказал Альбин.

Весь день он только и делал, что носился с поручениями Фэйрина, и поэтому не очень хорошо представлял себе действительное положение вещей. Лишь только ему выдалась свободная минутка, чтобы перевести дух, он тут же отправился на поиски Фена, чтобы узнать действительные размеры несчастья, поразившего Джедестром. Военный советник короля как раз руководил бригадой рабочих, которые укрепляли слабое место городской стены.

— Эти хитрые сволочи построили плоскодонные, неглубоко сидящие в воде лодки, и поднялись вверх по Восточному притоку, среди болот и под покровом темноты. — Фен крякнул от натуги, поднимая мешок с песком.

Альбин поволок из фургона, который разгружал Фен, еще один мешок.

— Должно быть, Таунис и Дриона тоже имеют к этому отношение, — предположил он. — Именно им лучше всех известны все места, в которых можно укрыться днем.

Альбин очень хорошо помнил ту ночь в горах, когда он увидел вместе Тауниса и Тропоса, которые беседовали, склонившись головами один к другому. Эта коварная атака, должно быть, была частью их плана.

— Ну да, они нас одурачили. — Фен пнул ногой баррикаду из мешков с песком, которую они строили. — Мы так много вложили в Зеленый огонь, так на него надеялись — а теперь не можем до него дотянуться. Я знал, что порошок не нужно было увозить из города в башню, чтобы Броун мог заточить в замке свою бывшую невесту. Теперь между нами и запасами Зеленого огня находится целая армия стьюритов, и нам остается только молиться, чтобы они ничего про это не Разнюхали.

Королевский военный советник вытер с лица пот и взялся за лопату.

— Дела не были бы так плохи, если бы эта маленькая группа стьюритов на западе не заставила нас поверить, что на Аверу было совершено нападение. Этими ложными сведениями они отвлекли главные силы нашей армии. Я предупреждал Бау, чтобы он не посылал туда все войска, но старый козел не стал слушать моих приказов и теперь оказался в затруднительном положении. Мы сами сунули голову в ловушку Аранта, отправив свои лучшие части гоняться за призраками, а теперь еще и Зеленого огня нам не достать!

— Этого не случилось бы, если бы король по-прежнему руководил всем.

— Увы, парень, король больше ничем не руководит. — Густые брови Фена сдвинулись. — Как он? Есть какие-нибудь признаки улучшения?

Альбин печально покачал головой:

— Фэйрин все перепробовал, но король Броун все так же лежит без движения.

— Ну, может быть, все еще не так худо. Он ведь не умер?

— Нет, но он почти что мертвый, несмотря на те признаки жизни, которые он подает. Фэйрин утверждает, что это какой-то яд. Броун превратился в живой труп.

— Снова проделки Тропоса, нет никаких сомнений. Как бы мне хотелось свернуть этой вороне ее тощую шею! — Фен помолчал, подергивая себя за кончик густой каштановой бороды. — Хотя, возможно, в этот раз виноват вовсе не Тропос, а эта ведьма, которую король запер в замке.

— Ривен? — Альбин резким движением поднял голову: — О, нет, Ривен не станет подсовывать королю яд.

— Отчего ты так в этом уверен, приятель? Мне казалось, что эта леди не слишком жалует своего супруга, да и нас заодно. Может быть, она заключила союз с этими Таунисом и Дрионой. Все они принадлежат к одной породе, так что, на мой взгляд, такой союз не выглядит невозможным. Вероятно, она виновата и в том, что случилось с этим твоим приятелем, Пибом…

При упоминании имени Пиба Альбин споткнулся и выронил мешок. Глаза его наполнились слезами, которые грозили вот-вот побежать вниз по щекам.

— Ривен не имеет никакого отношения к тому, что случилось с Пибом. Это стьюриты пытали его, а потом отрубили ему голову. И это, скорее всего, Тропос подбросил голову, так чтобы я ее нашел… — Горло Альбина перехватило судорогой, и он некоторое время не мог продолжать. — Знаешь, Фен, он пережил такие муки — как я мог даже подумать о том, что он — предатель?

— Ну-ну, парень… — Фен похлопал Альбина по дрожащим плечам. — Все мы порой бываем несправедливы к друзьям. Не казни себя.

— Не могу не казнить, Фен. В тот день, когда я уезжал в Пенито, Пиб сказал что-то вроде того, что он тоже хотел бы испытать настоящие приключения. Я должен был бы обратить внимание на эти слова и отговорить его.

— Но ведь это не ты прикончил его с такой жестокостью, верно?

— И не Ривен, — уверенно и твердо сказал другу Альбин. — И она не состоит в заговоре с остальными доуми, она — не такая, как они! Она сама мне говорила об этом.

Фен саркастически расхохотался:

— Мне не хотелось бы лишний раз разубеждать тебя, но разве не может быть так, что она околдовала, ослепила тебя точно так же, как и Броуна? Ты был болен ею все это время, и неудивительно, что ты поверил всему, что она тебе наговорила.

Альбин свекольно покраснел. Сбросив на баррикаду мешок песка, он схватил Фена за его мускулистое плечо:

— Ты же никогда не встречал Ривен, как же ты можешь так говорить о ней?

— Я достаточно много слышал о ней от тебя, кроме того, я неплохо знаю, какие бывают доуми. Им нельзя доверять, парень. Какими бы честными и понятными они ни казались, внутри — одна лишь дьявольская хитрость и коварство.

— Говорю тебе — ты ошибаешься. Я могу это доказать. Почему бы не попросить Ривен помочь нам с Зеленым огнем?

Брови Фена подскочили аж до корней волос.

— Интересная мысль. Откуда ты знаешь, что она согласится?

— Она не хочет, чтобы что-то повредило Джедестрому и королю Броуну, я уверен в этом. Ее дитя — это дитя Броуна. О, я знаю, она помогла бы нам, если бы ее попросили.

Фен рассеянно вытирал лоб рукавом.

— Не могу сказать, прав ты или ошибаешься. Знаю только, что ни у тебя, ни у меня нет таких полномочий, чтобы изменять что-то в приказах Броуна. Король запер ее в башне, потому что хотел, чтобы она оставалась там. Насколько мне известно, выпустить ее из-под замка именно сейчас означает только одно — мы ухудшим наше и так незавидное положение. Если, конечно, что-то может его ухудшить, — мрачно закончил он.

И все же их положение становилось все более и более сложным. Стьюриты окружили город и приготовились к долгой осаде. С высоты городских стен Фен и Альбин видели, как они устанавливают палатки, роют траншеи и подтаскивают стенобитные орудия. Их спокойная неторопливость, с какой они проделывали все это, устрашала гораздо сильнее, чем если бы они со звериной яростью ринулись на штурм города. В каждом их движении сквозила абсолютная уверенность в конечном исходе осады.

— Можем ли мы отразить их штурм? — спросил Альбин.

Его старший товарищ только покачал головой:

— Некоторое время мы, конечно, сможем их сдерживать, однако эти стены не остановят массированной атаки этих рыжих дьяволов. Если король не оправится, или этот его колдун не смастачит нам какое-нибудь чудо, город падет. Кстати, что говорит Фэйрин? Стоит нам надеяться на какую-нибудь помощь с этой стороны?

Альбин поморщился:

— Фэйрин советуется только с самим собой. Я знаю, у него есть на уме какой-то план. Насколько мне известно, однако, он никому пока не сказал, что это может быть.

Фен коротко кивнул:

— Одну вещь я усвоил твердо: человек должен твердо стоять на своих собственных ногах и полагаться только на самого себя, а не на волшебство ополоумевшего мага. Человеку в конце концов обязательно суждено умереть, и важно не просто протянуть ноги, а умереть сражаясь и покрыв себя славой.

— Если бы у нас был Зеленый огонь, может быть, нам и сражаться бы не пришлось, — возразил Альбин.

Он был еще молод, чувствовал, что вся жизнь у него еще впереди, и все эти разговоры о том, чтобы умереть, пусть и покрыв себя славой, были ему не по душе. К чему слава, если ты лежишь где-то холодный и твердый, словно вчерашняя овсянка?

— Давай поговорим с Ривен, Фен. Пока король спит словно мертвый, она — наш единственный шанс. Стоит, по крайней мере, попытаться…

Фен качал головой, но Альбин не отступал. Полдня они помогали организовывать оборону на стенах города, и полдня Альбин уговаривал Фена, высказывая ему все новые и новые доводы в пользу своего плана. Наконец под вечер, когда начали сгущаться сумерки, старый ветеран уступил уговорам юноши, согласившись пойти вместе с ним в главную башню, где находились покои Ривен.

— Мы и близко-то к ней не подойдем, — проворчал Фен, внезапно прервав свой невнятный монолог о могуществе доуми.

Однако, перейдя через луг, на окраине которого возвышалась башня, они обнаружили ее совершенно неохраняемой.

— Должно быть, Бау приказал страже Броуна подняться на стены, — заметил Альбин, качая головой. — В городе осталось слишком мало мужчин, способных держать в руках оружие.

Фен увидел, что Ривен наблюдает за их приближением сквозь узкое окно на вершине башни.

— Ведьма, должно быть, уже знает, зачем мы пришли, — предположил он.

— Перестань так говорить о ней! — свистящим шепотом произнес Альбин. — Говорю тебе, она совсем другая.

— Ого, да у тебя режутся зубы, парень! Какая же она?

— Такая же, как ты или я, просто она оказалась в таком положении, в котором нет ни капли ее вины, и все же она страдает.

— Точь-в-точь, как и все мы. Вряд ли ее положение намного ужаснее того, в каком мы все окажемся, когда стьюритские воины переберутся через эти стены, размахивая своими боевыми топорами, — усмехнулся Фен.

Однако несколько мгновений спустя, когда Фен оказался в покоях Ривен, его отношение резко переменилось. Грубая речь старого путешественника стала гладкой, почти изысканной; он был необыкновенно вежлив и предупредителен. Альбин с умилением подумал, что будь на голове этого авантюриста шляпа он, несомненно, торжественно снял бы ее перед леди не важно, ведьма она или нет.

Альбин, напротив, был поражен ее об ликом и держался скованно и неуверенно. Несмотря на то что большой живот Ривен был виден даже под складками ее свободного, широкого платья, все его внимание было приковано к ее лицу. Беременность сделала ее красоту еще более яркой, вместо того чтобы приглушить ее. Нежная белая кожа словно сверилась изнутри, серые глаза сияли, а пышные черные волосы тяжело ложились на плечи ленивыми волнами. Зеленый камень на серебряном обруче вокруг головы только подчеркивал и усиливал ее невиданную красоту.

— Я так рада снова увидеть тебя, Альбин! — воскликнула Ривен, протягивая к нему руки и сжимая пальцами кисти его рук. — Я скучала по тебе, но знала ты не придешь ко мне только затем, чтобы поговорить о прошлом. Что там такое? Что происходит?

— Разве ты не знаешь? — осторожно спросил Альбин, косясь на Фена.

— Конечно, не знаю. Вот уже дна дня ко мне никто не приходит, даже затем, чтобы принести еды. Я слышала какой-то шум снаружи, но из этого окна не разглядеть слишком многого. Я могла бы, конечно, попробовать увидеть что-то в отражениях на воде, но мне здесь дают ее так мало, что я ничего не могу понять в том, что вода мне показывает.

— Король болен, а город окружен стьюритами! — торопясь и путаясь в словах, объяснил Альбин.

Фену тоже удалось вставить несколько слов, но он по большей части молчал, пока юноша выплескивал перед Ривен их общие тревоги.

Выражение лица Ривен сначала успокоилось, потом стало напряженным и тревожным.

— Ты сказал, что Броун не приходит в себя и не шевелился целых два дня? — переспросила она.

Альбин покачал головой:

— Фэйрин опасается, что Тропос что-то с ним сделал.

Ривен ничего не знала о том, кто такой Тропос, и Альбину пришлось в нескольких словах объяснить ей. Когда он закончил, Ривен глубоко задумалась.

— Интересно, мог ли этот волшебник иметь какое-то отношение к исчезновению Сэл?

— Сэл?

Ривен заметила недоумение Альбина.

— Ну конечно, ты ни разу не видел ее! Мне приходилось ее прятать. Когда я только что приехала в Джедестром, у меня была птица, прекрасная белая птица по имени Сэл. Она пропала из сада в Зелете, и я оплакиваю ее с тех самых пор. — Ривен крепко сжала руки. — Я не уверена, смогу ли я помочь тебе, Альбин. На этой стадии беременности мне не так-то просто воспользоваться своими возможностями. Мой камень временами ведет себя и вовсе недружелюбно, а когда он все-таки срабатывает, я не могу предсказать, что он выкинет. Иногда он делает вещи, противоположные тем, что я хочу. Моя тетка объяснила мне, что это происходит от того, что камень чувствует — я больше не одна, и он никак не примет решения относительно второго существа, которое растет во мне.

— Может быть, ты, Ривен, наша единственная надежда! — воскликнул Альбин.

Ривен устало посмотрела на него:

— Ну хорошо. Я намерена попытаться, если вам понятно, как мы рискуем. Каков ваш план?

У Альбина вовсе не было никакого плана. Все, что он знал, — это то, что им необходимо каким-то образом выбраться из города, просочиться сквозь боевые порядки стьюритов и добраться до старой смотровой башни.

Когда Фен объяснил Ривен, что представляет из себя Зеленый огонь, она широко раскрыла свои серые глаза.

— Значит, поблизости от того места, где все это хранится, нет никакой воды?

— В том-то и дело, что — нет. Именно поэтому король и выбрал это место. До тех пор, пока через неделю не пойдут весенние ливни, в окрестностях башни все будет сухое как трут. Если бы нам удалось рассыпать порошок таким образом, чтобы он окружил стьюритов, а потом подвести воду, он начал бы двигаться прямо по их позициям до тех пор, пока не достигнет реки. Я расскажу вам, леди, чего я боюсь больше всего: я боюсь, что стьюриты вскроют башню и найдут порошок. Если этот их колдун сообразит что к чему, то только лишь в преисподней знают, что за этим последует.

Ривен кивнула и протянула руки Альбину и Фену.

— Я не уверена, что мне удастся добыть воду, но я согласна попытаться при одном условии.

— И что же это за условие, миледи? — подозрительно осведомился Фен.

— Если мы достигнем успеха, то вы с Альбином должны будете забрать меня из Джедестрома и отвезти в горы.

Альбин и Фен переглянулись.

— Она — супруга короля, и нас обвинят в измене, если мы поможем ей бежать, — предупредил Фен.

Альбин слегка пожал плечами:

— Разве у нас есть какой-либо выбор? Фен глянул за окно. С высоты башни ему было видно, как за городскими стенами дымят походные костры стьюритов.

— Боюсь, что нет. — Порезы и трещины на его кожаном жилете со скрипом разошлись. когда он в знак согласия шевельнул плечами. — Очень хорошо, госпожа, сделка так сделка. Если мы и в самом деле хотим попытаться и пробраться мимо этих рыжих дьяволов, пока они не отыскали Зеленый огонь, мы должны проделать это сегодня ночью.

Фэйрин молча смотрел на неподвижное тело Броуна. Слуги короля установили его кровать в самой середине спальни, и он лежал на ней совершенно обнаженный, не считая надетого на голову обруча с камнями. Врачи Броуна долго осматривали его, но безрезультатно, и Фэйрин прогнал их прочь, словно стаю уток.

Медленными шагами он ходил вокруг королевской постели, пытаясь найти хоть какой-то ключ к загадке, отчего здоровый и сильный мужчина вдруг превратился в свой собственный, едва дышащий полутруп. Фэйрин знал почти наверняка, что причиной этому был какой-то яд, и подозревал, что, скорее всего, это дело рук Тропоса. Еще в юности Тропос слыл мастером маскировки и обмана. Яд — медленно действующий, но смертоносный — таков был его стиль. Очевидно, ему удалось каким-то образом проникнуть в свиту короля, чтобы сделать то, что он сделал.

Разглядывая тело Броуна, Фэйрин внезапно поймал себя на том, что вспоминает Броуна юношей. Он был красив, умен и полон жажды жизни. Тогда он только что лишился отца и неосознанно, но жадно стремился найти человека, который заменил бы ему умершего. Поэтому его так легко было подчинить, а все вышеперечисленные качества сделали Броуна идеальным орудием в руках Фэйрина.

Маг именно так и относился к юноше — как к инструменту, который нужно остро оттачивать и направлять к цели и которым нужно руководить. Никогда он не отвечал привязанностью и любовью на любовь и восхищение, с которыми относился к нему Броун. На протяжении всех этих долгих лет эта мысль так ни разу и не приходила ему в голову.

Теперь Фэйрин поймал себя на том, что глядит на Броуна совсем другими глазами. Божественная красота, которой он отличался в юности, превратилась в нечто совершенно иное. Теперь перед ним лежало тело мужчины в расцвете сил, без малейших следов старения или немочи. Лицо Броуна, однако, было прорезано глубокими морщинами, а золотистые волосы потускнели, тронутые ранней сединой. Фэйрин подумал о том, что это, должно быть, скалывается воздействие камней, ибо и по годам Броун был еще молод. Мысль о разрушительном действии камней внезапно потрясла Фэйрина, он подумал об этом как о большой и невосполнимой потере, так как в Броуне было немало качеств, которые вызывали восхищение многих. Несмотря на свое изредка проявляющееся своеволие и слабость к красивым женщинам, король был честен, благороден и благонамерен. Это благородство бросалось в глаза, словно богатая королевская мантия на его плечах.

Впервые Фэйрин почувствовал жалость и нечто похожее на слабое раскаяние, шевельнувшееся в его мстительном сердце. Жребий Броуна и так был не из легких, а теперь ему еще выпало новое испытание — полюбить такую, как эта Ривен… Фэйрин плотно сжал губы, прекрасно понимая, что Ривен — несмотря на всю свою сообразительность, честность, верность, острый ум и даже некоторое благородство характера, была во многом похожа на него самого нежеланием идти на компромиссы и неспособностью прощать. «Эта неуступчивость характера и должна стать причиной ее падения», — решил он.

«Но что делать с ее ребенком? — спросил он себя. — Это будет сын моей дочери и моего приемного сына. Если дать волю Тропосу, то он доберется и до него в своей необузданной жажде мщения. Я не могу этого допустить».

Мщение. Фэйрин хорошо знал ему цену, но только теперь он начинал понимать.

Его размышления прервал осторожный стук в дверь, и в следующую минуту один из врачей, преодолев замешательство, со смущенным видом заглянул внутрь.

— У меня здесь поднос с едой, господин Фэйрин, может быть, вам захочется поесть…

— Я ничего не хочу.

— Есть немного сидра, может быть, можно смочить им губы Броуна?

— Может быть. — Фэйрин наблюдал, как врач наливает и осторожно несет глиняную кружку с пенистым светлым напитком. — Позвольте мне сначала попробовать.

Отпив глоток и найдя напиток пригодным, Фэйрин вернул кружку почтительному невысокому доктору.

— Я только смочу ему губы… — прошептал врач и, нервничая под неодобрительным взглядом мага, запнулся о свою собственную ногу и выплеснул половину кружки на левую руку Броуна.

— О, прошу прощения, какой я неловкий!.. — запричитал он.

Фэйрин сердито вырвал кружку из рук расстроенного врача, который принялся было вытирать мокрое предплечье Броуна краешком своего широкого рукава.

— Прочь! Прочь отсюда вместе с твоей неуклюжестью! Я обо всем позабочусь.

Бормоча проклятье, Фэйрин дождался, пока за смущенным и испуганным доктором закроется дверь и он снова останется наедине с Броуном. Затем он принялся осторожно смывать липкую жидкость с руки короля. Когда он промывал кисть, глубокая морщина, разделившая черные брови волшебника, внезапно стала еще глубже.

— Это что такое?!

Фэйрин наклонился вперед, пристально вглядываясь в крошечное розовое пятнышко на коже.

— Любопытно, отчего это может быть? — спросил себя Фэйрин, доставая из одного из своих глубоких карманов увеличительное стекло и наводя его на ранку.

— Ах-ххх! — пробормотал на выдохе Фэйрин. — Вот в чем дело!

В следующий миг он уже вытащил из левого большого пальца Броуна почти невидимый острый шип.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — проворчал Фен. Он, Альбин и Ривен рассматривали глубокую впадину, которая начиналась в нескольких футах от городской стены. Час назад стемнело, и ночь обещала быть пасмурной, что было им только на руку. Луна и звезды были скрыты за толстым облачным покровом.