ГЛАВА 13

Арант пробирался вдоль сваленного в кучи оружия на учебном плацу. Щиты, мечи, луки со стрелами, палицы и им подобные приспособления, созданные для того, чтобы изувечить, а еще лучше — убить противника, были готовы к раздаче новобранцам, которых Арант подготовил для своей армии.

Время от времени Арант останавливался чтобы проверить кончиком пальца острие копья или тетиву арбалета. Когда наконец он добрался до конца этой внушительной выставки, он обернулся и поглядел на Тропоса, который молча сопровождал его на протяжении всей этой экскурсии.

— Впечатляет, — согласился Тропос. — Учитывая беспорядок, в котором твои войска отступили с Полуострова после своей последней атаки, твои оружейники сотворили настоящее чудо. Ты, должно быть, управляешь ими безжалостной рукой.

— Я сказал, что повыдергиваю им ноги, если они не выполнят мой заказ, — самодовольно заявил молодой король стьюритов. — Что касается беспорядка и моих войсках, то они просто были не готовы к трусливой тактике, которой придерживается Броун.

«Ты хочешь сказать, что их военачальник не привык пользоваться мозгами, полагаясь на свой горячий темперамент!» — подумал Тропос ехидно, но вслух ничего не сказал. Он уже привык к тому, что в присутствии Аранта ему приходится сдерживать свой язык. Цена откровенности могла оказаться непомерно велика.

— Теперь, когда весна вот-вот настанет, мы подготовим жителям Полуострова кое-какие сюрпризы. Броун пока еще не победил нас. Разве я не прав, моя прелесть? — добавил Тропос, влюбленными глазами поглядывая на птичью клетку, которую он держал в левой руке.

— В последнее время ты повсюду таскаешь за собой эту дурацкую птицу. Да еще разговариваешь с ней так, словно это твоя любовница, — насмешливо заметил Арант.

— Сэл — моя любовница! — почти весело согласился Тропос, снова переводя свой взгляд на пиллаун. Птица устало посмотрела на него одним глазом. — Это прекраснейшее из существ женского пола, которое когда-либо было под властью Тропоса.

Арант засмеялся:

— Что-то не верится, чтобы тебя обожало большое количество женщин. Ты отнюдь не красавец.

— И никогда не был, — резко возразил Тропос, — однако прежде, чем Фэйрин подпортил мне спину, и я кое на что годился.

— Нет нужды позволять своему внешнему виду сдерживать тебя, — предложил Арант. — Если тебе хочется женщину, я отдам ее тебе. Все говорят, что в насилии бывает удовольствия больше, чем в кривлянии и лживых словах.

Тропос подумал, что Арант, наверное, знает, что говорит. Он никогда не затруднял себя ухаживанием. Если он хотел заполучить к себе в постель какую-то женщину, он просто хватал ее и тащил, не обращая внимания на то, была ли это простая служанка или высокородная дама.

— Волшебникам уготована одинокая жизнь, — громко сказал Тропос. — Я смирился с этим давным-давно. Это, однако, не означает, что я не в состоянии оценить красоту, когда я ее вижу. Например, Сэл — одно из прекрасных созданий на Земле.

Поставив клетку с пиллаун на пень. Тропос отступил на шаг, чтобы с видом знатока еще раз полюбоваться на свою взъерошенную пленницу.

— Только взгляни на эти глаза — они чисты и прекрасны, как аметисты. А перья? Они столь чисты и белы, как нетронутый снег. От одного лишь взгляда на нее я испытываю подлинное наслаждение.

Арант с сомнением во взоре выслушал этот панегирик.

— Я слышал, что ты даже разговариваешь с ней.

— Именно с ней я часто веду самые умные разговоры, — подтвердил Тропос. — Она мудра, как истый философ, как женщина с большим жизненным опытом, как бывалый путешественник.

— А я-то думал, что ты собирался принести ее в жертву для какого-то там заклинания.

— Да, конечно. Это совершенно особенное заклинание. Ты увидишь, когда придет время.

— Смотри, чтобы в решительный момент ее красота не смягчила твоего сердца, колдун. Зафилософствуешься с ней и позабудешь перерезать ей глотку! — снова рассмеялся Арант.

— Не беспокойся, мой нетерпеливый юный король. Сердце Тропоса никогда больше не станет таким мягким, — возразил Тропос и снова взял в руку клетку пиллаун. — А где шпион, которого вы поймали?

— Пойдем со мной, маг.

Арант увлек Тропоса с тренировочного поля в направлении скалистого берега к северу от замка. Там стояли и охраняли что-то несколько солдат. Тропос прищурился:

— Что вы с ним сделали?

— Посадили на кол и слегка поджарили. Обычная терапия для добывания информации, — мерзко рассмеялся Арант.

Тропос слегка приподнял бровь. Он знал, что Арант подразумевает под «терапией».

— И кто этот несчастный? — осведомился он.

— Один неотесанный мужлан с Полуострова по имени Пиб. Мужества в нем, надо признать, оказалось побольше, чем мозгов. Судя по тому, что из него все-таки удалось вытянуть, он вообразил, что рыжие волосы и зеленые глаза, которые он унаследовал от своей бабки-стьюритки, позволят ему затесаться в наши ряды и шпионить. Конечно же, его акцент выдал его через несколько часов. — Арант закатил глаза: — Он словно помешался на том, чтобы собирать сведения для Броуна.

— Разве не Броун послал его?

Арант громко загоготал:

— Это-то как раз и есть самое интересное. Скорее всего, этот дурак сам решил поиграть в шпионы. Осмелюсь предположить, что к настоящему времени он уже пожалел о своем намерении.

Когда они остановились у подножия столба, с которого свисало искромсанное тело Пиба, слова Аранта, казалось, получили свое наглядное подтверждение. Кровь запеклась на его некогда светлых, соломенно-желтых волосах и на том, что оставалось от его лица. Глаза его были выколоты, а кисти рук и ступни ног отрублены.

— Этот парень вам больше ничего не скажет, — сухо заметил Тропос.

— Да, — согласился Лрант. — Не знаю только, продолжать пытку или прекратить ее?

Сэл впервые заговорила из своей клетки, обращаясь к обоим мужчинам:

— Прикончите его, прикончите! Ради неба, колдун, пусть пытка прекратится!

— Если бы я был ты и если бы это была моя птица, я сделал бы противоположное тому, что она советует! — засмеялся Арант.

— Но ты — не я, — сухо заметил Тропос. — Я склоняюсь к мысли, что Сэл права. Прекрати его мучения, прикажи отрубить ему голову. Не из соображений милосердия, как ты понимаешь, просто я хочу взять голову с собой в путешествие.

— Зачем? — с сомнением спросил Арант.

Тропос улыбнулся:

— Мне подумалось, что было бы неплохо отправить ее в подарок одному из моих друзей на Полуострове.

Арант рассмеялся шутке. Ухмыляясь, он отдал приказ одному из своих палачей. Стьюрит взмахнул топором, и через несколько секунд обезглавленное тело Пиба, затихая, дергалось на камнях.

Отвернувшись от этого зрелища, Тропос сказал:

— Мне пора отправляться в путь, мой лорд.

— Хочешь взять птицу с собой?

— Конечно.

— Никаких просьб не будет? Ни продовольствия, ни оружия, ни воды?

— Мне ничего этого не нужно.

Арант казался озадаченным, однако настаивать не стал.

— Надеюсь, ты знаешь что делаешь.

— Ты должен доверять всему, что бы я ни сделал, так как все наше предприятие зависит от этого.

Маг и король прошли к самому побережью, где солдаты вытаскивали на песок небольшую лодку с треугольным парусом.

— Разве ты знаешь, как обращаться с парусом? — искренне удивился Арант.

— Я знаю все, что мне нужно знать.

Король стьюритов пожал своими массивными плечами:

— Очень хорошо, колдун. Полезай в лодку, а я оттолкну тебя.

Не произнеся больше ни слова, Тропос перелез в лодку. Усевшись на скамью, он установил на стланях клетку с пиллаун и сказал:

— Встретимся через две недели на Полуострове.

— Через две недели, — согласился Арант, снова беспечно пожимая плечами.

Затем он уперся в борт лодки и плавно столкнул ее с берега. Лодка прошуршала днищем по плотно утоптанному песку и с легким плеском закачалась на воде. Затем, словно сама по себе, лодка выправилась, развернулась и поплыла к выходу из гавани. На полдороги парус сам взлетел по грубой мачте и поймал нужный галс. Тропос при этом не пошевелил и пальцем.

— Ты собрался добраться до Полуострова без еды, без воды и без компаса? — осведомилась Сэл.

— Наконец-то, — ответствовал маг. — Я уже начал беспокоиться, когда ты соблаговолишь снова заговорить.

— От этого грубого рыжего дурака у меня язык прилип к гортани, словно намазанный сосновой смолой, — мрачно призналась Сэл.

— Арант — дурак, это ты правильно заметила, — Тропос тонко улыбнулся.

— К тому же он мясник и отцеубийца в придачу. Вы оба составляете такую жуткую парочку, что у меня дух захватывает.

Тропос пожал плечами:

— Совершенства в мире не существует. Ты должна была бы поблагодарить меня. Только что я внял твоим просьбам и избавил этого идиота с Полуострова от лишних страданий.

— Ты сделал это вовсе не ради меня. У тебя есть какой-то гнусный план, для которого тебе потребовалась его голова. — Сэл все время избегала смотреть на пере днюю скамью, где окровавленная голова Пиба продолжала истекать черной кровью. Теперь же она глянула туда, но тут же отвернулась. В ее пурпурных глазах появилось выражение ужаса.

— Какими бы ни были мои планы, — заметил Тропос, — к смерти этого бедняги я не имею никакого отношения. Не я заставил его изображать из себя шпиона.

— Но это же ты подбил Аранта отравить своего отца.

— Что является постоянным соблазном для одного, для другого — просто немыслимо. Арант сам стремился к этому. а я лишь дал ему необходимые средства для осуществления его целей.

Пиллаун возмущенно пискнула:

— Какие еще чудовищные планы ты лелеешь в своей голове? От стьюритских берегов до Полуострова по меньшей мере два дня пути, а в этой крошечной лодочке потребуется гораздо больше времени.

— Ты ошибаешься, моя обворожительная пташка. Мы окажемся там гораздо скорее. Ты только смотри. — с этими словами Тропос поднял вверх руки.

До этого погода была ясной, а голубой купол неба был прозрачен и чист. Теперь же в небе появилось с десяток облаков, которые быстро двигались по направлению к маленькой лодке. Мгновение спустя они уже окружили ее и лодка оказалась окутанной густым туманом.

Не обращая внимания на тревожные крики Сэл, Тропос поднялся со скамьи. Его лицо потемнело, а глаза пристально всматривались в туман, как будто он видел там что-то такое, что Сэл никак не могла разглядеть. Громким гортанным голосом маг стал читать заклинание, и каждое непонятное слово заставляло окружающий лодку туман вскипать и кружиться.

Затем в глубине облака засверкали маленькие молнии, которые становились все ярче, а сопровождающие их раскаты грома — все слышнее. Наконец последовал последний оглушительный удар, и туман вдруг рассеялся. Лодка снова очутилась в спокойном море, но теперь она больше не удалялась от стьюритских берегов. Вместо этого она плавно и уверенно направлялась в маленькую бухточку, укрытую с трех сторон высокими скалами. На одной из этих скал в неподвижном ожидании стояли Таунис и Дриона.

— Неужели ты не понимаешь, насколько опасно для тебя ее пребывание здесь? — спросил Фэйрин. Он сидел совершенно не подвижно, не отрывая от Броуна испытующего взгляда.

Погруженный в свои невеселые мысли, король расхаживал по комнате туда-сюда.

— Разумеется, я знаю, что она опасна. Это одна из причин, почему я привез ее сюда.

— Одна из причин, но не единственная.

Броун отвечал с яростью подстреленного медведя:

— Я никогда не скрывал, что выбрал Ривен своей невестой потому, что я желал ее. Я совсем не похож на тебя, Фэйрин. Ты научил меня быть королем, но у тебя так и не получилось заставить меня не быть мужчиной и не быть человеком.

Насмешливая улыбка, появившаяся на губах Фэйрина, относилась скорее к нему самому, нежели к Броуну.

— Ты будешь не первым, кто потерял разум из-за красивой женщины. Опомнись, Броун, она опасна.

— Она находится в главной башне, под охраной. Стены там сложены из камня в два фута толщиной.

— Мне кое-что известно о способностях таких, как она, и я не сомневаюсь, что она остается в башне потому, что ей этого хочется, а не потому, что не может вы браться оттуда. Как только она захочет выйти из темницы — она выйдет, и вся твоя охрана не сможет ей помешать.

Броун прижал руки к голове с такой силой, будто она внезапно стала разламываться на части.

— Что я должен, по-твоему, сделать? Она носит моего ребенка.

— Это так важно?

— Да!!!

Это был отчаянный вопль, крик самой души. Прежде чем Фэйрин нашелся что ответить, король быстро вышел из комнаты. Стремительно промчавшись по коридорам, он спустился по лестнице и вышел в сад. Отмахнувшись от придворных, которые попытались было последовать за ним, он ускорил шаги и, миновав конюшни, вышел на лужайку, где в удалении от прочих дворцовых построек высилась старая башня.

Стражники взяли на караул, завидев его. Не обращая внимания на назойливого стюарда, который, повизгивая, как верная собачонка, семенил следом за ним, Броун легко взбежал по лестницам. На верхней площадке он ткнул пальцем в клепаную металлическую дверь, за которой начинались комнаты Ривен.

— Отопри.

Через мгновение он вошел в апартаменты Ривен, громко хлопнув тяжелой дверью, и остановился как вкопанный, увидев ее. Ривен сидела возле одной из бойниц, служившей окном, и вышивала.

— Добрый день, жена.

— Здравствуй, муж.

— Что ты мастеришь?

— Рубашку для моего ребенка, — спокойно ответила Ривен.

Она была прекрасна. Сидя у окна в солнечном свете, склонившись над вышиванием, она выглядела совсем не угрожающе. Приближающееся материнство сделало ее красоту еще более мягкой и нежной. Черные волосы отросли и падали на спину ровными, блестящими волнами. Зеленый камень, который Ривен теперь носила на лбу на серебряном обруче, на смешливо подмигивал Броуну.

— Я должен поговорить с тобой, Ривен.

— Да?

Ривен выжидающе подняла голову и посмотрела на него. Броун почувствовал, как сердце его сжалось. О, если бы она была тем, чем казалась, когда он женился на ней! Теперь он был бы счастливейшим из людей, а не самым несчастным.

Судорожно сглотнув, Броун оглядел комнату.

— Тебе здесь удобно? — спросил он. В свое время он отдал приказ слугам снабдить Ривен всеми предметами роскоши и теперь разглядывал мягкий, многоцветный ковер под ногами, шелковые вышитые подушки на креслах и лежанках, многочисленные гобелены на стенах.

— О, да, конечно. Я немного скучаю по свежему воздуху, и мне хотелось бы увидеть, как приходит весна. Никаких других жалоб, кроме разве что еды, у меня нет.

— Еды?

— Да. Блюда, которые мне присылают, слишком изысканные. Я привыкла к более простой пище.

— Я присылаю тебе ту пищу, которая, как говорят мои врачи, больше всего под ходит для беременных женщин. Но ты, конечно… — добавил он с ноткой горечи в голосе, — не обыкновенная женщина.

Броун принялся расхаживать по комнате, небрежно прикасаясь то к столику, то к вышитой занавеске; зачем-то взял в руки расписную глиняную миску и поставил ее обратно.

— Это ведь мой ребенок, не так ли?

— Конечно, Броун. — Ривен внимательно посмотрела на супруга: — Я не знала других мужчин.

Король слегка приподнял голову:

— Значит, он был зачат тогда, в саду.

— Да, той ночью, когда ты изнасиловал меня.

Броун удивленно покосился на Ривен:

— Разве это было насилие? Мне показалось, что ты сама хотела этого…

— Ягоды эмбери, которые ты послал мне, были напичканы зельем.

— Я не посылал никаких ягод.

Оба, нахмурив брови, посмотрели друг на друга. Прежде чем Ривен успела окончательно решить, верить ли ему или нет, Броун продолжил:

— Мне все время казалось, что той ночью произошло что-то странное. Мы оба вели себя, словно два пылких призрака в пьесе, написанной кем-то другим. Я поговорю об этом с Фэйрином.

— Да-да, это твой маг. Я слышала, он приехал из Пенито, чтобы быть с тобой.

— Он приехал, чтобы помочь мне советом. Настали трудные времена. Мне удалось отбить нападение армий Аранта еще до того, как началась зима, но у меня нет никаких сомнений, что скоро он снова нападет, и — вполне вероятно — на сей раз его будут поддерживать твои друзья-доуми.

— Они мне не друзья. Если бы они и в самом деле были моими союзниками, я не была бы сейчас здесь.

И Ривен рассказала Броуну о предложении, которое ей сделали Дриона и Таунис, и о своем решении не принимать его.

— Я позволила тебе привезти меня сюда по двум причинам, — спокойно закончила Ривен. — Во-первых, я хотела чтобы ты освободил Грис, а во-вторых, мне не обходимо было немного времени, чтобы спокойно обо всем подумать. Ты должен знать, Броун: я останусь здесь до тех пор, пока не родится мой ребенок. После этого я уйду.

— Но ведь это и мой ребенок, — возразил Броун резко. — Он будет моим наследником.

— Я думала об этом. Ребенок станет и моим наследником. Гораздо более важно, чтобы он получил воспитание доуми, а не приучался носить твою корону. Когда он подрастет настолько, чтобы самостоятельно принимать решения, и захочет вернуться в Джедестром, тогда… — Ривен пожала плечами.

— Я не позволю тебе забрать его.

— Тебе не остановить меня, Броун, — Ривен улыбнулась ему чуть ли не с жалостью. — Тебе кажется, что толстые стены смогут удержать меня. Очевидно, ты не понимаешь, в чем главная причина моего могущества. Все на земле отчасти состоит из воды, а это значит, что я могу этим управлять.

— Почему же тогда ты не пытаешься это сделать?

— Пока я решила этого не делать.

Броун крепко стиснул зубы.

— Но другие камни находятся у меня.

— Да, и они защитят тебя, но ты не сможешь воспользоваться ими против меня.

Черты лица Броуна затвердели и стали похожи на неподвижную маску.

— Ты заблуждаешься относительно того, что камни доуми защищают меня. Они не любят меня так, как твой камень, по всей видимости, любит тебя. Они едят меня живьем.

— Я знаю, — с искренним сочувствием согласилась Ривен, потому что иногда она действительно жалела Броуна, и это случалось гораздо чаще, чем она осмеливалась себе признаться. Его давно ушедшая красота навсегда запечатлелась в ее памяти. Теперь она видела перед собой усталого, отягощенного болью и тревогой мужчину.

— Я вижу, — ласково прошептала Ривен. — Это потому, что ты не был рожден, чтобы обладать ими. Сними их, и ты станешь таким же, как раньше.

— Если я сниму их, я не сумею исполнить свой долг перед страной. Это означает, что я умру молодым, и поэтому я должен позаботиться о том, чтобы оставить наследника. Ребенок, которого ты носишь, если это окажется мальчик, станет королем после меня.

Глаза Ривен широко раскрылись. Она вдруг припомнила искаженное ужасом и болью лицо мальчика, которое она видела, пытаясь заглянуть в будущее. Теперь ее посетила странная уверенность в том, что дитя в ее чреве — мальчик и именно его она увидала в капле воды.

— Нет! — вскричала она. — Мой ребенок будет расти в горах, он должен быть свободен телом и духом, как и все дети доуми. Если потом ему придется выбирать…

Броун нетерпеливо перебил ее:

— Ребенок должен воспитываться здесь и учиться быть добрым королем. — Он сделал шаг по направлению к Ривен. — Ты сама говорила о том, что под моим правлением этот край стал гораздо добрее к людям, его населяющим. Полуострову необходим законный наследник. Полуострову нужен правитель, который умел бы приказывать камням так, как это никогда не удавалось мне. Твой и мой ребенок будет уметь и то и другое.

Ривен выразительно покачала головой:

— Ты просто ничего не знаешь о доуми. Даже среди них мало кто может владеть камнем. Скорее всего, наш ребенок не окажется одним из этих немногих избранных. Даже если он и окажется достойным этого, он никогда не сможет носить другие камни. Они станут для него ужасной пыткой.

— Ты все время говоришь «он», — выражение лица Броуна стало нетерпеливым и живым. Он даже приблизился в Ривен еще на полшага. — Значит, ты знаешь, что это мальчик?

Ривен не ответила, и он схватил ее за руки:

— Ты никогда не любила меня, так?

Услышав этот вопрос и увидев совсем близко его страдающие голубые глаза, Ривен почувствовала, словно внутри у нее что-то мучительно рвется напополам.

— Я… я восхищалась тобой. Невозможно было не восхищаться. Но с самого начала я знала, что ты — враг, который соблазнил и обокрал мою мать. Нет, я никогда не любила тебя. Да и как я могла?

— То, что случилось с Ниомой, произошло очень давно. Мне иногда кажется, со мной ли это было. Тогда я был совсем другим — мальчишкой, которому волшебник указывал, куда пойти и что сделать. Фэйрин полностью подчинил меня своей воле.

— И это до сих пор продолжается.

— Если бы это было так, я никогда бы не выбрал тебя в жены. Теперь я мужчина, но в те времена я был юношей, у которого не было отца и который легко под давался аргументам таких, как Фэйрин. Разве ты не можешь понять этого и простить меня?

Ривен отодвинулась от Броуна и скрестила руки на груди.

— Возможно, я смогу простить тебя, но я никогда не забуду. Как я могу полюбить тебя, зная, чем ты стал для моей матери?

— Может быть, тебе не нужно любить меня, может быть, тебе хватит моей любви. Я любил тебя, Ривен, и моя любовь не изменилась, когда я узнал, кто ты такая. Кроме всего прочего, Ривен, мы вместе зачали ребенка. Разве не можем мы теперь вместе построить будущее?

Броун протянул руку, чтобы коснуться плеча Ривен, но, увидев отрешенность ее лица, отступил.

— Теперь я оставлю тебя, но — ради меня и ради нашего сына — подумай обо всем этом!

Тусклое, серое небо над стьюритским замком предвещало шторм. Буря послу жила бы подходящим фоном для того, что происходило на берегу. Одетые в доспехи солдаты сновали туда и сюда, волоча за собой длинные копья и боевые топоры. Многие воины, держа на плечах боевых орлов со специальными колпаками на головах, прогуливались вдоль побережья. В разных направлениях проносились группы всадников, прогуливавших застоявшихся лошадей. Пешие солдаты полировали щиты, чистили тяжелые осадные орудия, одновременно стараясь не попасть под копыта. Лучники и арбалетчики грелись у дымных костров под прикрытием скал, вполголоса беседуя между собой.

— Поглядите, что за гусак этот Арант, — прошептал один из них, бородатый ветеран. — Так важно расхаживает, словно это не он улепетывал во все лопатки, когда Броун вдребезги разбил нашу армию во время последней атаки.

— Был бы жив старый Йербо, и мы сидели бы сейчас по домам у очагов, вместо того чтобы морозить зады на этом проклятом берегу, — согласился сидевший рядом с ним хмурый солдат.

— Удивительно, как это Йербо откинул копыта в тот самый момент, когда это было выгоднее всего для его сынка, — сиплым шепотом проговорил третий лучник, высокий и худой, втискиваясь между ними.

Но лишь только он произнес эти слова, на плечо его пустилась тяжелая рука, которая грубо рванула его назад. Костер рассыпался роем огненных искр и испуганные лучники, вопя на разные голоса, вскочили на ноги.

— За изменнические слухи о короле полагается смертная казнь! — прорычал мрачного вида стражник, таща злосчастного лучника за собой к пригорку, на котором стоял Арант, собираясь обратиться с речью к своим войскам.

Молодой король стьюритов являл собой внушительное зрелище. Ветер трепал его длинные рыжие волосы, а многочисленные заклепки и надраенные шипы на его кожаных доспехах сверкали даже теперь, когда все небо заволокло серыми облаками. Лицо его, покрытое румянцем, заметно помрачнело, когда стражник доложил ему содержание разговора между лучником и его товарищами. Вытащив из ножен меч, Арант двумя ударами рассек тело несчастного напополам.

Отвернувшись от корчащихся обрубков, истекающих на песок алой кровью, Арант взмахнул рукой, призывая к тишине. Тишина немедленно установилась. Только крики морских птиц да посвист морского ветра нарушали зловещее, предгрозовое молчание.

Арант медленно обвел прищуренными глазами свое внушительное воинство.

— Стьюриты! — выкрикнул он, перекрывая скрежещущие вопли чаек. — Дважды мы высаживались на берега Полуострова, и дважды противник отбрасывал нас. Но армия Броуна мала, мы обескровили ее в боях, и она ослабла. Я обещаю вам, что на этот раз мы победим! Когда это случится, мы сможем насладиться местью! Вы видели, что я только что сделал с предателем. Точно так же и даже хуже мы будем поступать со всеми жителями Полуострова, со всеми мужчинами, кто посмеет противиться нам, и с их отпрысками мужского пола!

В шеренгах солдат поднялся одобрительный ропот, ряды рыжих голов оживленно зашевелились. Выждав, пока шум замер сам собой, Арант продолжил:

— Королевство Броуна разжирело от сытой и спокойной жизни. Тамошние женщины украшают себя гребнями, инкрустированными золотом и драгоценными камнями, и носят шелковые нижние юбки, которые ласкают их нежные бедра. Арант плотоядно улыбнулся: — Их нежные бедра скоро почувствуют более грубое прикосновение!

Среди солдат прокатилась новая волна приветственных криков. Войска зашевелились, хрустя башмаками по песку.

— Воины! — хрипло прокричал Арант. — Я обещаю вам, что когда мы снова вернемся на этот берег, Джедестром будет лежать в руинах, а в карманах у каждого из вас будет полно золота и других богатств Полуострова. Их женщины станут вашими игрушками и послушными рабынями!

«Что же это такое?» — спросил сам у себя Фэйрин. Никогда раньше Ваар не подводил его. С тех пор, однако, как в жизнь Броуна вошла эта беспокойная девчонка, Ривен, магический шар стал столь же непрозрачным, как насыщенный ядовитыми испарениями туман над трясиной. Даже теперь — хотя Фэйрин пытался всего лишь проследить события часовой давности — в шаре снова клубились плотные облака, сквозь которые ничего не было видно.

«Неужели это Ривен?» — спросил себя Фэйрин и сразу подумал о том, что это маловероятно. Непрозрачная пелена облаков, затуманившая всевидящий глаз Ваара, была делом рук мага. Вот только какого? Кто из волшебников был столь же силен, столь же искушен в магической науке, как он сам, а может быть, и превосходил его?

Ответ на этот вопрос не заставил себя долго ждать. Стеклянный глаз Ваара очистился, исчезли облака, словно унесенные ветром, и в прозрачной глубине шара появилось лицо.

— Тропос!

Тропос тонко улыбнулся:

— Великий Фэйрин узнает своего скромного друга детства даже после стольких лет. Я польщен. Особенно если учесть, что ты считал меня мертвым.

— Я знал, что ты жив и находишься при дворе короля стьюритов, — слегка задыхаясь, ответил Фэйрин.

Волосы на его затылке зашевелились, а вдоль позвоночника пробежал неприятный холодок. Перемена, произошедшая с Тропосом, лишала его присутствия духа. Тропос никогда не был красавцем, но теперь он превратился в скрюченную карикатуру на самого себя, на Тропоса, которого Фэйрин помнил. Тонкий рот мага, который когда-то улыбался, превратился в узкую щель, в бездушный разрез на костлявом лице, а в глазах появился демонический блеск.

— Я был рад, что ты выжил после своего падения, — прибавил Фэйрин. — Это беспокоило меня, так как я вынужден был немедленно уходить и не мог определить, в каком ты был состоянии…

Высокий, почти истерический хохот Тропоса прервал речь Фэйрина.

— Не считай меня глупцом, Фэйрин. Спихнув меня со скалы, ты ни на секунду не задумался о моем состоянии. Искалечив меня, ты понимал, что я ни за что не поспею в Пенито к сроку. Ты бросил меня, сочтя мертвым, и радовался тому, что тебе удалось так легко избавиться от единственного соперника, который у тебя был!

— Это было совсем не так, Тропос. Я никогда не боялся тебя как соперника. Мой горячий темперамент и твой невоздержанный язык привели тебя на край гибели. Тебе не следовало так жестоко насмехаться надо мной тогда.

Бледные губы Тропоса сложились в хитрую усмешку.

— Да, мне не следовало дразнить тебя и искушать судьбу, болтая о прелестях этой старой корзинки — твоей любовницы. Но я стал смеяться, и это была моя ошибка. А твоя ошибка состояла в том, что ты не убедился в моей смерти. Все эти годы, Фэйрин, я ненавидел тебя и не сидел сложа руки. Я учился и копил силы для того дня, когда я сумею отомстить за себя. Я совершенствовался, я рос, я ждал — ждал того часа, который уже близок.

Снова зазвучал дикий, торжествующий хохот Тропоса.

— Как ты и начал догадываться, это я ослепил Ваар. Это я сделал так, что твоя дочь стала наказанием и мукой Броуна. А очаровательная Ривен — она на самом деле твоя дочь, Фэйрин. Хотя ты, вне всякого сомнения, уже и об этом догадался. И это я, Фэйрин, расставил вокруг тебя и твоих союзников силки и капканы, и теперь мне осталось только затянуть петлю, пока она не задушит всех тех, кто в ней запутался.

Тропос снова издал безумный смешок, едва ли в силах сдержать свою дикую радость.

Фэйрин, однако, постепенно овладел собой, и взгляд его становился твердым как скала.

— Ты позабыл, Тропос, что тебе все равно придется сразиться со мной. В наших детских состязаниях тебе редко удавалось превзойти меня.

Со сморщенного лица Тропоса мгновенно исчезли все признаки веселья, а глаза превратились в крошечные злобные шарики.

— Ты самонадеян, Фэйрин, самонадеян, как всегда. Видать, ты мало изменился с того времени, когда мы были молоды. Но теперь наступило то время, когда я сумею растоптать твою безмерную самонадеянность и заткнуть твою чванливую пасть! Выходи против меня, если достанет храбрости. Давай испытаем наши умения друг на друге, испытаем в последний раз.

— Отлично! — прошипел Фэйрин. — Назначай время и место!

Хитро улыбаясь, источая из глаз яд, Тропос дал ему необходимые указания и пропал. Несколько долгих минут Фэйрин неподвижно сидел перед Вааром и смотрел прямо перед собой невидящим взглядом. Его зрение обратилось вовнутрь, и маг созерцал только картины прошлого.

Он припомнил солнечные денечки, когда под бдительным оком старших послушников они с Тропосом играли на горном лугу за стенами Пению. Они полились и боролись и траве, как новорожденные медвежата, ни на миг не задумываясь о том, что в будущем им предначертано судьбой стать друг другу чем-то иным, нежели братьями.