Наедине с тобой

Он вернулся и вручил ей стакан, и его руки были бесстрастными, когда он помогал ей сесть поудобнее. Мэгги отпила маленький глоток, почувствовав, как в пересохшем рту разлилась прохлада и несколько снялось напряжение, овладевшее ей, но ничто не могло облегчить тупую боль от недавней ужасной сцены. Мэгги знала, что думал о ней Мэтью и каким жестоким мог быть в своих несправедливых обвинениях, но все равно она не была готова к такому страшному гневу. Бог знает, что могло бы произойти, если бы не Мэри…

Она охнула, со стуком поставив на стол стакан и оглядывая комнату, но кроме них двоих в комнате никого не было.

— Твоя подруга уехала. За ней пришло такси, и мне удалось убедить ее, что со мной ты в безопасности, хотя она выглядела не очень уверенной в этом.

Мэгги пожала плечами, сделав вид, что ей безразлично, но в душе сожалея, что Мэри не осталась.

— Все правильно. Ей надо было в другой конец города встретиться с одним человеком. Я и не ждала, что она останется, тем более, что в том не было особой надобности.

— Она так и сказала.

Он уверенно произнес эту фразу, так почему же ей тогда показалось, что то были не единственные слова, сказанные Мэри? Она бросила на него беглый взгляд, но на его лице ничего невозможно прочесть. Ей оставалось только надеяться, что Мэри не сказала Мэтью ничего лишнего. Благодаря его профессии, у него был навык, доведенный до совершенства, — выпытывать что-либо; и мысль о том, что он мог узнать о ней нечто такое, чего она не хотела, чтобы он знал, была неприятной. Дать Мэтью подобное преимущество — означало навлечь на себя беду.

Она резко свесила ноги с дивана, пытаясь справиться с головокружением, потому что ей вдруг очень захотелось выставить его из дома.

— Ради Бога, Мэгги, осторожней! — Он наклонился, чтобы помочь ей лечь поудобнее, но она отстранила его.

— Со мной все в порядке! Оставь меня одну. Я сама справлюсь.

— Справишься? — Он распрямился, возвышаясь над ней рядом с диваном так близко, что для нее невозможно было встать, не наткнувшись на него.

— Конечно, справлюсь! — отрезала она, запрокидывая назад волосы, которые выбились из аккуратного пучка, в который она уложила их накануне.

— Позволь мне не согласиться. Ты выглядишь ужасно, если хочешь знать, и, если я не ошибаюсь, у тебя температура. Не удивительно, что ты упала в обморок. — Он протянул руку, чтобы пощупать ей лоб, но Мэгги уклонилась.

— Перестань! Мне не нужно говорить, как я себя чувствую, Мэтью. Если я говорю, что хорошо, значит хорошо, так оно и есть, и точка! А теперь я была бы тебе очень признательна, если бы ты ушел.

Она резко поднялась, вынудив его сделать шаг назад, но застонала от отчаяния, так как к горлу подкатил приступ тошноты. Прижав ладонь ко рту, она, спотыкаясь, добралась из комнаты на кухню, и едва успела дойти до раковины, как ее вырвало.

— Ну, ничего, теперь тебе станет лучше. — Он, должно быть, шел за ней следом, потому что, когда спазмы окончательно прошли, он обхватил ее уверенным жестом за талию и помог дойти обратно до гостиной, чтобы вновь усадить на диван. Он вышел из комнаты, но, спустя минуту, вернулся с намоченной тряпкой в руках и стал осторожно протирать ей лицо и тело. Мэгги закрыла глаза, мечтая, чтобы земля разверзлась и поглотила ее, потому что ненавидела себя за то, что показалась перед ним в таком виде.

— Тебе нужно лечь в постель. Как ты думаешь, сможешь встать?

Его голос звучал мягко, чуть ли не нежно, и она в удивлении открыла глаза. Только на какую-то долю секунды их глаза встретились, и неожиданно вся ярость, вся враждебность прошла. Может быть, был шанс, что они как-нибудь смогут помириться друг с другом, чего они не делали раньше?

— Мэтью, я…

Он встал и бросил тряпку на стол, лицо его было бесстрастным.

— Я думаю, будет лучше, если ты позволишь мне помочь тебе забраться наверх.

Мэгги содрогнулась всем телом, опустив глаза на свои руки, сложенные на коленях. Какая же она дура, что подумала об этом! Мэтью не желал разговаривать и что-либо выяснять. Он жаждал мести!

Ни слова не говоря, она позволила ему помочь ей подойти к лестнице, слишком расстроенная своей глупостью, чтобы спорить. Она не хотела очередной сцены, просто желала, чтобы он ушел, оставив ее и ее дом.

Толкнув плечом дверь в спальню, он помог ей зайти внутрь и окинул оценивающим взглядом стены нежного персикового оттенка, такого же цвета покрывало на кровати, мебель соснового дерева. Мэгги сама оформила спальню, намеренно выбрав цвета и мебель, которые были прямой противоположностью интерьеру спальни в их бывшем доме. Та спальня была украшена антикварной мебелью, богатыми тканями — лучшим из всего что можно купить, но она никогда не чувствовала себя непринужденно в той комнате, никогда не ощущала, что это ее спальня. То была спальная комната Мэтью, оформленная по его вкусу, как, впрочем, и другие комнаты в большом элегантном доме с видом на парк.

После развода он продал тот дом, и, хотя это удивило ее, Мэгги не было его жалко. Он так и не стал ее домом — в нем не было ничего, к чему она приложила бы руку. Он полностью принадлежал Мэтью. С самого начала их взаимоотношений Кейн подчинил себе ее жизнь, и дом в этом смысле не был исключением.

Теперь же, когда она увидела, как он рассматривает ее свежую, незастланную спальню, то неожиданно обрадовалась, что он увидит разницу и поймет, с какой решительностью она пыталась вычеркнуть их брак из своей жизни. Он, однако, ничего не сказал, помогая ей добраться до постели и сесть, прежде чем распрямиться и посмотреть ей в лицо.

— Ты выглядишь немного получше, но тебе все равно нужно отдохнуть. Ты сама справишься или мне помочь тебе раздеться?

— Не надо! — Ее сердце содрогнулось от этой мысли, и она отвела взгляд, боясь, как бы он не заметил этого. — Теперь все в порядке. Спасибо за помощь, не стоит больше беспокоиться.

Он улыбнулся почти мягко, но в глазах его, в то время как он разглядывал ее порозовевшие щеки, ничего мягкого не было.

— Я вижу, что мысль о моей помощи беспокоит тебя, Мэгги. Не забывай, мы были женаты, и это был бы не первый раз, когда я помогал бы тебе раздеваться!

Неожиданно ее охватило желание такое сильное, такое яростное, что потрясло ее до глубины души. Как было бы легко поддаться этому желанию, которое всегда будил в ней Мэтью, но она должна была бороться с ним, должна была помнить, что случилось в прошлый раз. Она отдалась ему тогда охотно и с радостью, желая единственно принадлежать ему. Она так любила его, но даже этого оказалось недостаточно; так как же могло быть сейчас, когда ему нужно лишь расквитаться с ней, покончить с горечью, которая наполняла его?

— Я думаю, будет лучше, если ты сейчас уйдешь, — сказала она спокойно. — Мне не нужна помощь. Я прекрасно могу справиться сама, спасибо.

Он слегка пожал плечами.

— Как угодно. Ты, похоже, стала очень самостоятельной в последнее время.

— Мне пришлось. Воспитывать одной ребенка не просто.

Его темная бровь удивленно поползла вверх, и он натянуто улыбнулся.

— Как это, одной? А как же ее отец? Ведь Дэвид принимает участие в ее воспитании и будет принимать?

Она возненавидела себя за нечаянную оговорку, втайне проклиная свой язык и Мэтью, который всегда так расстраивал ее, что она себя плохо контролировала.

— Конечно, принимает. Перестань передергивать все, что я говорю, Мэтью. Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду!

— Так ли? Честно говоря, я не уверен.

— Перестань. Я устала и хочу спать. Чего я не хочу, так это еще одного бесплодного спора!

Она чувствовала, как у нее колотится сердце, и, встав, подошла к двери. Она взялась за нее так крепко, что пальцы онемели.

— Пожалуйста, уходи. Нам больше нечего сказать друг другу.

— Чего ты так боишься, Мэгги? Сначала я думал, что ты просто нервничаешь, встретив меня после того, как мы расстались, но ведь за этим кроется нечто большее, не так ли? Ты не просто нервничаешь, ты боишься. Так что же все-таки ты пытаешься утаить от меня?

Он прошел через комнату и встал напротив нее так близко, что она могла ощущать тепло его тела и чувствовать знакомый слабый аромат мыла и чистой кожи, который принадлежал только ему. Она сразу же съежилась, рука, державшая дверь, задрожала, и страх начал наполнять ее, лишая способности думать.

— Скажи мне, Мэгги, скажи.

Его голос звучал низко, ровно, настойчиво, и она судорожно вздохнула, осознав, как он пытается манипулировать ею, оценивая ее реакцию и заставляя сказать что-нибудь такое, что выдаст ее. В первые дни их знакомства она часто ходила на заседания суда и наблюдала, как он использует ту же мертвую хватку, проводя перекрестный допрос свидетелей. Сначала она восхищалась тем, как ему удавалось вытянуть информацию подобным образом, но позднее, когда он обратил свой талант в ее сторону, она стала ненавидеть его.

— Ты напридумывал все, Мэтью, дав волю воображению. Мне нечего скрывать. — Она улыбнулась. — А сейчас, если ты закончил свой забавный допрос, предлагаю тебе удалиться. Думаю, не только мне одной нужен сегодня отдых.

— Я не настолько устал, Мэгги, чтобы начать придумывать. — Он провел рукой по ее руке и слегка улыбнулся, когда она отдернула ее. — Ты дрожишь, Мэгги, но почему? Что это? Температура? Желание? Или страх?

— Ни то, ни другое, ни третье! Ничего! Я… Уходи, Мэтью. Ну же!

— Я ухожу, но прежде чем я это сделаю, ответь мне на один вопрос, чтобы удовлетворить мое любопытство. Вы с Дэвидом все еще живете вместе?

— Ты уже знаешь ответ на этот вопрос! — резко ответила она.

— Я думал так до сегодняшнего вечера, но твоя подруга сказала мне кое-что, отчего я стал сомневаться, а теперь, когда увидел твою спальню, я убежден, что ситуация не совсем такова, какой ты ее хочешь представить.

— Мою спальню? — Она осмотрела комнату, думая, не сходит ли она с ума, или это его желание мести помутило у него рассудок.

— Да, твою спальню. — Он рассмеялся. — Это ваша комната, так, Мэгги?

— Конечно, наша. Чья же еще?

— Извини меня, если я ошибаюсь, но не кажется ли тебе странным, почему, если вы с Дэвидом живете вместе, в этой типично женской комнате только одна кровать? Возникает вопрос, действительно ли твои отношения с моим братом именно таковы, какими ты пытаешься их представить. А знаешь, что меня больше всего удивляет, Мэгги?

— Что? — Она почти прошептала это, но он услышал ее. Взяв за подбородок, он улыбнулся прямо в ее испуганное лицо.

— Зачем ты это делаешь!

Он отпустил ее и, нарочито нежно прикоснувшись губами к ее губам, вышел из комнаты. Мэгги закрыла дверь и устало прислонилась к ней. Ее всю трясло, как будто она была марионеткой на веревочках, руки и ноги плохо слушались, да и жизнь, похоже, выходила из-под контроля. Ей надо было как-то помешать Мэтью узнать правду о Джейни, но как? Она не могла бороться с ним — он слишком хорошо знал ее и она была для него как раскрытая книга.

Не удивительно, что она плохо спала, металась и ворочалась в постели до самого рассвета, но потом в конце концов погрузилась в глубокий сон, чтобы позже проснуться с тяжелой головой и чувством страха из-за снов, которые видела. С минуту она неподвижно лежала, пытаясь стряхнуть с себя остатки кошмарного сна, а затем взглянула на часы на тумбочке и ахнула, когда увидела, что уже больше десяти.

Сбросив одеяло, она побежала по коридору в комнату Джейни, удивляясь, почему ребенок не пришел и не разбудил ее раньше. Джейни никогда не спала позже семи часов утра, ее внутренний будильник всякий раз поднимал ее в это время, но сегодняшний день, видимо, был исключением. Должно быть, она еще больше утомилась от той прогулки, чем Мэгги могла предположить.

Она быстро вошла в комнату и остановилась, как вкопанная, увидев, что кровать пуста. Забормотав что-то в тревоге, она повернулась и побежала вниз по лестнице, содрогаясь при мысли о том, что мог натворить без присмотра ребенок, которому нет еще трех лет, но то, что она увидела в гостиной, превзошло все ее ожидания.

Сначала она побледнела, а потом покраснела, когда Мэтью посмотрел на нее и улыбнулся с того места, где лежал на полу, собирая какую-то сложную фигуру из конструктора Джейни.

— Ты как раз вовремя. Как ты думаешь, может, мне сменить профессию и стать архитектором? — Он оглядел странное сооружение и улыбнулся маленькой девочке, которая растянулась рядом с ним на ковре. — Как ты это находишь? Хорошо?

Джейн кивнула, и ее темные кудряшки заплясали вокруг лица.

— Хорошо, — повторила она, прежде чем встать и подбежать к Мэгги.

Мэгги подняла ее на руки и крепко прижала к себе, поцеловав в щечку. Она чувствовала, что на глаза наворачиваются слезы — было так больно видеть их лежащих рядом, одна темная голова к другой. Именно об этом она мечтала: Мэтью вернется, а она будет наблюдать, как он играет со своим ребенком. И сердце ее наполнилось чувством огромной потери от того, что это была всего лишь случайность.

Она поставила Джейни на пол, ероша рукой ее волосы.

— А теперь иди и убери свои игрушки, дорогая, пока я приготовлю тебе завтрак. Ты, наверное, хочешь есть.

Джейни покачала головой, указывая на Мэтью, который по-прежнему лежал на полу.

— Мэтью дал мне поесть.

— А-а. — В замешательстве Мэгги уставилась на него, не подозревая о нежности, которая осталась у нее на лице, как эхо той глупой мечты, которую она лелеяла все эти годы.

— Мне не захотелось оставлять тебя одну в таком состоянии, поэтому я уснул здесь на диване и спал до тех пор, пока эта молодая леди не спустилась ко мне и не разбудила в страшную рань. Она сказала, что хочет кашу, и я ей дал. Я правильно сделал?

— Да-а, да, спасибо. Но я никак не ожидала, что ты останешься. Тебе следовало меня предупредить о своих намерениях.

— И чтобы ты из-за этого нервничала? Не думаю!

Он непринужденно улыбнулся и легко вскочил на ноги, явно не беспокоясь по поводу того, что произошло. Как Мэгги завидовала его самообладанию! Он, конечно, был прав, она ни за что не позволила бы ему остаться на ночь, даже если бы умирала. Ей было… странно даже думать об этом сейчас, но, благодаря тому обстоятельству, что переночевал под ее крышей, он как бы начал возвращаться в ее жизнь.

Она судорожно пыталась сказать что-нибудь, чтобы он отбросил от себя эту идею, но он, казалось, прочитал ее мысли, судя по его рассерженному виду.

— Это ничего не значит, Мэгги. Я остался здесь для очистки совести.

— А я и не знала, что у тебя есть совесть, — резко ответила она, обидевшись.

Он рассмеялся, проигнорировав ее ремарку, и начал разминать свои затекшие мышцы, приковывая ее внимание своим гибким сильным телом. Он всегда был в прекрасной форме, с удовольствием и регулярно занимаясь спортом, борясь с сидячим образом жизни, но сейчас, когда она увидела его в одной рубашке и черных брюках, то заметила, что он похудел, и теперь его фигура состояла из одних мускулов, без намека на какой-либо жир.

Ее глаза вновь медленно оглядывали линии его тела, которые она так хорошо знала, а потом перешли на лицо, и она увидела на нем нескрываемое желание. Повинуясь безотчетной силе, она сделала робкий шаг вперед навстречу ему, но тут ее нога споткнулась о что-то твердое. Она посмотрела вниз и увидела яркую деталь от конструктора, и сразу же это сумасшедшее чувство покинуло ее.

Она подвернулась, ненавидя и себя, и его за свою слабость, и голос ее дрожал, когда она тихо сказала:

— Я приготовлю кофе. Выпьешь чашку перед уходом?

— Этот номер не пройдет, Мэгги. Сколько бы ни пыталась, ты не сможешь вечно поворачиваться ко мне спиной. Ты же знаешь, что хочешь меня.

Она обернулась в дверях, и бледный зимний луч солнца упал на нее, превратив ее волосы в горящий огненный круг вокруг головы, а шелковый бледно-голубой халат, который был на ней, — почти в прозрачный.

— Это не так, Мэтью. Я не хочу тебя.

— Нет? — Он мягко улыбнулся, сделав несколько шагов в ее направлении, но не пытаясь дотронуться до нее. — Я слышу, что ты говоришь, Мэгги, но не могу в это поверить, когда твое тело говорит об ином.

Она посмотрела вниз, перехватив его взгляд, и легонько охнула, увидев, как под тонкой тканью халата обозначились ее набухшие соски.

— Вот видишь, Мэгги? Видишь, что ты не можешь скрыть своих чувств, не можешь солгать относительно своих желаний? Ты хочешь меня и ничего не можешь с собой поделать.

Она покачала головой, смотря на него в ужасе.

— Могу! Я… я не позволю тебе вернуться в мою жизнь и разрушить ее, Мэтью, не позволю!

— Не думаю, что у тебя есть выбор. В нас обоих по-прежнему горит огонь, такой же сильный, как и прежде, и наступит день, когда достаточно будет одного взгляда, одного прикосновения, чтобы он вновь разгорелся в полную силу. — Он криво усмехнулся, и на лице его появилось странное выражение. — Мне не хотелось бы, чтобы со мной такое происходило, но мы оба ничего не можем с этим поделать!

— Можем! — Ею завладело желание убедить его, и она схватила его за руку обеими руками. — Ты можешь положить этому конец сейчас, Мэтью, пока это не зашло далеко и никто из нас не пострадал.

Он посмотрел на ее руку, и на его лице появилось страшное выражение боли.

— Я не могу положить этому конец, Мэгги. Я хотел бы, но не могу! Каждый день, с тех пор как мы расстались, я молился о том, чтобы, просыпаясь по утрам, не думать о тебе, но это не помогало.

— Но тебе не станет лучше, если ты сделаешь больно мне. Это… это не по-человечески!

Он резко рассмеялся, а в глазах у него была горечь.

— А разве не ты говорила мне как-то, что наши отношения никогда не были цивилизованными. Почему ты думаешь, что они должны вдруг измениться?

Было бесполезно убеждать его, бесполезно продолжать этот спор. Она отпустила его руку и отвернулась, голова ее склонилась от нараставшей в ней боли.

— Я пойду оденусь, а затем приготовлю кофе, я быстро.

— Ты всегда смогла бы помочь себе, Мэгги. Перестань бороться со мной и дай себе возможность насладиться тем, что мы можем испытать. В конце концов это будет не так уж сложно осуществить. Ты ведь не тот невинный ягненок, каким была, когда мы познакомились и поженились!

Она замерла, как будто он ударил ее, все ее тело напряглось. Он хочет сказать, что она должна согласиться на связь с ним?

— Никогда! — крикнула она, на лице у нее были ярость и презрение. — Даже если весь мир перевернется, никогда я добровольно не стану твоей!

Он рассмеялся.

— Никогда — это долго, моя дорогая, но я готов ждать. Сколько бы времени ни потребовалось, Мэгги, ты опять будешь моей!

Она выбежала из комнаты с единственным желанием увеличить между ними расстояние, чтобы он не смог заметить, как она напугана. Она ждала, что услышит за своей спиной смех, но, как ни странно, все было тихо, и от этого ей стало еще страшней.

Приятный аромат кофе наполнял кухню, когда она спустилась вниз двадцать минут спустя, аккуратно одетая в симпатичные брючки и шерстяной свитер кремового цвета, волосы ее были убраны назад.

Мэтью стоял у стола, наблюдая за тем, как последние капли кофе стекали в стеклянный кувшин. Когда она вошла в комнату, он оглянулся, и она инстинктивно сжалась, приготовившись к очередной словесной стычке.

Она изо всех сил старалась не терять самообладания, пока одевалась и принимала душ, понимая, что только таким образом сможет побороть его. Чувство гнева было так близко от другого чувства, которое он мог вызвать в ней, что она не могла больше рисковать. Стоя под горячим душем, она убеждала себя, что единственная возможность все уладить — оставаться спокойной и не дать вовлечь себя в дальнейшие споры. И теперь она смотрела на него со сдержанностью, которую он проигнорировал, сказав просто:

— Гренки — на столе, а кофе сейчас будет готов. Хочешь, я сам налью.

Мэгги кивнула и села, думая о том, сделал ли он это нарочно, чтобы сбить ее с толку. Что ж, если это так, номер не пройдет! Она слишком хорошо знала Мэтью, чтобы поддаться на его уловки!

— Ты по-прежнему пьешь его без сахара или перестала морить себя голодом, как бывало?

Он сел напротив нее, разлив кофе в две фарфоровые чашки, прежде чем предложить ей молоко. Мэгги взяла из его рук молочник и налила себе изрядную порцию, наблюдая за тем, как кофе смешивается с молоком. Взяв сахарницу, она положила себе небольшую ложку и, размешав напиток, с вызовом посмотрела на него. Он рассмеялся и тоже взял в руки молочник, в глазах у него искрилось веселье.

— Мне надо было попробовать это три года назад. Я всегда беспокоился, что ты ничего не ешь, когда хоть чуточку поправляешься.

— Я не поправлялась! — отрицала она, но, встретив его взгляд, смутилась. — Ну, согласна, я действительно очень боялась поправиться, но я никогда не морила себя голодом!

— Не морила? Если бы я не знал, что это опять приведет к ссоре, то доказал бы тебе обратное. Я просто рад, что ты наконец решила быть более благоразумной и не приносить все эти жертвы в угоду твоей работе.

Он сказал это небрежным тоном, который так раздражал ее, напомнив старые обиды, и она завелась, забыв о своем намерении оставаться спокойной.

— А ты все такой же. Всю жизнь терпеть не мог моей работы и делал все, чтобы я отказалась от нее.

С минуту он казался удивленным, а затем его глаза сузились.

— Что в этом удивительного, если ты была так поглощена ею, что забывала обо всем другом?

— Это не правда! Я без конца отказывалась от заданий, когда мы поженились, лишь бы тебе было хорошо. Разве так поступил бы поглощенный работой человек?

Он взял в руки чашку, обхватив ее своими длинными пальцами, затем отпил глоток и нарочито расслабился.

— Задания, от которых ты отказывалась, Мэгги, были просто неинтересными. От поездок за рубеж или по стране ты никогда не отказывалась.

— А какая разница?

— Это была огромная разница для меня! — От стукнул чашкой о стол, голос его опасно повысился. — Мне нужно было, чтобы ты находилась со мной, Мэгги, а не где-нибудь на другом конце света!

— Зачем? Чтобы ты мог держать меня на привязи, я полагаю? Быть уверенным, что я не разговариваю ни с каким другим мужчиной?

— Нет, черт возьми, во всяком случае, не вначале. Я скучал по тебе!

— А. — Она была так поражена горячностью его неожиданного ответа, что в удивлении уставилась на него.

Он горько улыбнулся.

— Тебя это удивляет? Напрасно. Я с ума сходил по тебе, Мэгги, с того момента, как впервые увидел. Все, что я хотел, это быть с тобой, чтобы мы жили вместе. Бог свидетель, я никогда по-настоящему не жил в семье!

— Но твои родители… Дэвид? У тебя была семья, Мэтью, и дом.

— Да, внешне все выглядело именно так. Разве Дэвид не рассказывал тебе о нашей так называемой семейной жизни?

Она покачала головой, кофе, к которому она не притронулась, остывал.

— Он никогда не говорит ни о тебе, ни о твоих родителях.

— Ничего удивительного! Когда мы были детьми, то родителей почти не видели. Мама всегда была занята своими делами, а отец полностью погружен в свою практику. Он был холодным, жестким человеком до самой смерти. Сомневаюсь, что он когда-либо испытал какое-то чувство к кому бы то ни было за всю свою жизнь. Может быть, поэтому его дела шли так хорошо. Закон требует бесстрастного отношения, а мой отец был именно таким человеком.

— Я не знала этого. Я ведь видела его только один раз — на свадьбе. Я, конечно же, слышала, что он умер несколько месяцев назад, но и тогда Дэвид сказал о нем очень немного. Он отправился домой на похороны и пробыл несколько дней с твоей матерью, вот и все.

Он кивнул.

— Я видел его тогда.

— Видел? Но он не… — она не договорила и, взяв в руки чашку, сделала глоток полуостывшего кофе.

— Но он не сказал, что видел меня? Ты это хотела сказать? — Он натянуто рассмеялся. — Ничего удивительного! Как ты понимаешь, наша встреча была не из приятных!

— Мне жаль, что вы между собой никак не разберетесь. Глупо продолжать так враждовать. Ты говоришь, никогда по-настоящему не жил в семье; что ж, может, оно и так, Мэтью, но по крайней мере ты знаешь, кто твои родители и откуда ты родом, я же была лишена и этой роскоши! — Она поставила чашку на стол, и рука ее дрожала так, что кофе расплескался. — Даже мое имя на самом деле не мое! Это тебе известно? — Она старалась сдержать боль, которая всегда была в ее сердце. — Меня назвали Магдаленой по имени монахини, которая ухаживала за мной, а Дункан — по имени человека, который нашел меня в саду. Вот мое наследство, Мэтью. Два чужих имени!

— Тогда почему, черт возьми, ты отказалась от того, что я тебе предложил? — В его голосе слышался гнев. — Ты что, просто устала от меня, Мэгги, и тебе захотелось чего-нибудь или кого-нибудь новенького? Я всячески старался понять это, но не смог. Не смог!

— Я ни от чего не отказывалась. Ты говоришь, единственное, что тебе от меня было нужно, — быть рядом со мной, но это не правда. Ты хотел владеть мной, Мэтью. Ты хотел диктовать мне и заставлять меня жить по-твоему! Я тоже мечтала о своем доме, но не знала, как его создать, потому что у меня его никогда не было. Я знала только жизнь в детском доме, а затем работу манекенщицы. И, действительно» моя работа для меня важна, потому что у меня ничего другого нет. Она дала возможность обрести себя. Люди спрашивали обо мне, обращали внимание на то, что я есть, я существую, а ты хотел лишить меня этого, потому что ты был слишком ослеплен ревностью. — Она встала, не замечая своих слез. — Я думаю, тебе пора уходить. Спасибо, что остался здесь на ночь, но сейчас, я уверена, тебе надо домой.

Он встал и, обойдя стол, преградил ей путь, когда она попыталась пройти мимо него из кухни.

— Ты не можешь все время убегать, Мэгги. Это ничего не изменит. Я буду продолжать приходить до тех пор, пока ты не сдашься.

— Я не впущу тебя! Я не хочу, чтобы ты находился здесь!

— Может и так, но это не остановит ни меня, ни наших чувств друг к другу.

Он схватил ее за плечи и привлек к себе, и, когда она поняла, как он хочет ее, то едва не вскрикнула от удивления. Она взметнула на него взгляд широко раскрытых все понимающих глаз, и он медленно улыбнулся, еще крепче прижимая ее к себе.

— Я повстречал тебя, Мэгги, и образовалась какая-то связь, и она все еще существует, она не нарушена и сильна, как и раньше. Ты никогда не освободишься от меня… Никогда!

— Нет, я… — Отрицание замерло у нее на губах, потому что он наклонился и поцеловал ее с первобытной, дикой страстью.

Его губы требовали ответа, который она не могла ему не дать, и тогда раскрылись ее губы, и она содрогнулась всем телом. Он застонал, и от этого звука возбуждение нахлынуло на нее конвульсивными волнами, и, когда его руки скользнули по нежной коже ее спины под мягкими складками пушистого свитера, она не сопротивлялась.

— Мэгги! — Ее имя, произнесенное шепотом, прозвучало как музыка, как мольба, и она почувствовала, что сердце у нее екнуло от радости, Она потянула за его рубашку, вытащив ее из-под ремня, и прикоснулась пальцами к его теплой коже. Все его тело содрогнулось от удовольствия, и это наполнило ее сердце нежностью. Он нуждался в ней, в ее прикосновениях, чтобы ожить вновь. Когда его руки коснулись ее груди, она тихонько застонала, и тело ее напряглось в ожидании ласки.

— Ты хочешь меня, Мэгги? Хочешь? — Его голос был такой теплый и глубокий, что она задрожала от удовольствия.

— Да. Да, Мэтью!

— Очень сильно хочешь?

Что он делает? Почему он это говорит? Ее глаза открылись, веки были тяжелыми, и она нахмурилась от смущения. Его руки еще крепче сжали ее, а пальцы гладили грудь еще минуту, а затем он намеренно медленно отстранил ее от себя.

— Итак, теперь ты наверняка знаешь, каково желать кого-либо почти до сумасшествия. Привыкни жить с этим как можно быстрее, потому что отныне это будет с тобой день за днем, ночь за ночью!

Он отступил назад, аккуратно заправляя в брюки рубашку. Движения его были ловкими и точными, и в них не было намека на дрожь, которую она ощутила в нем, и именно это привело ее в чувство.

Трюк! Жестокий, умышленный трюк, чтобы проучить ее. Какая же она дура, глупая, доверчивая дура!

Она почувствовала горькое унижение и отвернулась, не успев заметить внезапную боль, промелькнувшую на его лице в то время, как он смотрел на ее склоненную голову. На какую-то секунду он, казалось, заколебался, но затем собрался, и выражение его лица окаменело. Он вышел из комнаты, снял с вешалки пиджак и покинул дом, даже не оглянувшись.

Мэгги слышала, как он уходил, но прошло еще немало времени, прежде чем она подняла голову: лицо ее было искажено болью.

Она все еще любила его. В этот краткий миг безумия она поняла это окончательно.

Глава 6

— Кто захочет быть манекенщицей? Если кто-нибудь еще хоть раз скажет мне, какая это потрясающая работа, я… я просто закричу!

Мэри поспешила в вагончик, быстро захлопнув за собой дверь, чтобы не пустить струю холодного воздуха, и сгорбилась у газового обогревателя. Мэгги пододвинулась и, криво усмехнувшись, вручила подруге мохеровую шаль, которую сняла со спинки стула.

— Ты хочешь сказать, что тебе не нравится стоять на морозе полуодетой? Ну, ну, моя дорогая, а еще называешься профессионалом!

Мэри бросила на нее гневный взгляд и обернула шалью свои обнаженные плечи.

— И правильно делаю! Ни одна профессиональная манекенщица не смирится с подобными условиями! И вообще, чья это была идея? Дайте мне пистолет, и я пристрелю того человека.

Мэгги рассмеялась.

— А что если я тебе скажу, что все это придумал Денис? Он решил, что сочетание старых разрушенных зданий и вечерних туалетов даст максимальный эффект.

— Этого , следовало ожидать. Он — сумасшедший.

В голосе Мэри было мало веселья. Она сидела, уставившись на огонь, и Мэгги почувствовала, как в душе у нее поднимается сочувствие.

— Вы так и не выяснили отношений до сих пор? Я думала, вам это удалось тогда вечером, когда ты отправилась к нему.