15

На обратном пути в Берлин, в узком коридоре спального вагона, Василий увидел человека в форме оберштурмбанфюрера. Это был типичный ариец — высоченный блондин с развитой грудной клеткой, с резкими чертами лица, глубоко посаженными серыми глазами. Он курил у окна, загораживая своей массивной фигурой весь проход. Василий попросил разрешения пройти, тот посторонился, посмотрел на пассажира из соседнего купе, глаза их встретились. Почему-то Василию захотелось познакомиться с этим человеком. Он остановился рядом с оберштурмбанфюрером и так же, как он, стал смотреть в окно.

— Отличная погода для ранней весны, не правда ли? — спросил Василий через некоторое время.

— Да, погода стоит замечательная, — согласился немец.

Они поговорили о каких-то пустяках. Василий, как бы невзначай, между прочим, сообщил оберштурмбанфюреру, что он американец и представляет в Германии крупнейшую нефтяную компанию, но его специальность — торговля кофе.

— О, кофе великолепный напиток! К сожалению, настоящий кофе давно исчез, — посетовал немец и в свою очередь отрекомендовался: — Отто Лемке.

Он рассказал, что вступил в партию национал-социалистов еще в 1928 году в Мюнхене, когда фюрер только-только собирал вокруг себя единомышленников.

— Единственный народ на земном шаре, заслуживающий уважения кроме нас, немцев, — это американцы! — разглагольствовал Лемке. — Американцы, как и мы, люди дела, — не то что изнеженные, вымирающие французы, одряхлевшие англичане и славянские племена вроде чехов, югославов, поляков и другой мелочи!..

Позднее Василий пригласил оберштурмбанфюрера пообедать вместе в вагоне-ресторане, сказав, что у Него есть несколько бутылок отличного виски.

Отто Лемке не заставил себя долго уговаривать, и они пошли в вагон-ресторан. Лиза, сославшись на нездоровье, осталась в купе.

В вагоне-ресторане народу было мало. Отто Лемке заявил, что терпеть не может спиртных напитков, разбавленных водой, глушил чистое виски и, порядком захмелев, болтал без умолку. Под большим секретом он сообщил Василию, что служит в охране имперской канцелярии и имеет доступ к высшим кругам партии.

— Наши партийные вожди доверяют мне самые большие секреты, а Рудольф Гесс души не чает во мне… Для этого у него есть все основания. Я всегда был верен фюреру, даже в «ночь длинных ножей»… Американцы — наши друзья, и мне незачем скрывать от вас все это!

К концу обеда они так сдружились, что оберштурмбанфюрер Отто Лемке говорил Василию «ты» и покровительственно похлопывал его по плечу.

Утром, подъезжая к Берлину, Василий подарил ему пачку кофе, бутылку виски и дал свой служебный телефон, сказав, что всегда будет рад встретиться со своим другом Отто Лемке.

Дома Василий и Лиза обнаружили, что у них побывали некие посторонние лица и покопались в вещах, хотя все было аккуратнейшим образом положено на место. Это обстоятельство немного встревожило Василия, несмотря на то что он прекрасно знал, что в фашистской Германии подозревают всякого, тем более будут подозревать его, иностранца.

Негласный обыск в доме послужил Василию предупреждением, а то за последнее время он вел себя излишне самоуверенно, забывая, что малейший неосторожный шаг может привести к катастрофе.

Еще с юношеских лет Василий проявлял большие способности к языкам. Почти самоучкой овладел он французским, позже изучал английский и научился довольно бегло говорить. Хуже обстояло с немецким, — этот язык Василий знал слабо и взялся за него вплотную только после того, как «отец» сказал, что, возможно, придется ехать в Германию. Живя в Берлине, Василий быстро освоил разговорную речь, но грамматику знал слабо. Он решил пригласить учительницу, настоящую немку, и сказал об этом юрисконсульту Глаубергу. Тот с готовностью согласился подыскать квалифицированную учительницу.

После этого разговора прошло порядочно времени, Василий не возвращался к нему, не вспоминал о разговоре и Глауберг.

В вечерней газете Василий поместил объявление о том, что требуется сторож-садовник. В контору стали приходить садовники с солидными рекомендациями, некоторые предъявляли даже дипломы об окончании специальных училищ по садоводству и декоративному растениеводству. Василий записывал адреса претендентов, обещал известить их о своем решении, поджидая садовника, рекомендованного Вебером. Наконец, тот явился. Это был немногословный, крепкий старичок, по фамилии Мюллер. На вопросы Василия он отвечал коротко и, в отличие от многих других претендентов на должность садовника, заискивавших перед богатым американцем, держался весьма независимо.

— Если вам нужен настоящий садовник, то лучше меня не найдете во всем Берлине! — сказал он. — Я окончил специальное училище по садоводству и декоративному растениеводству, имею диплом. По своей специальности работаю более тридцати пяти лет. Вывел новые сорта тюльпанов и роз. В данное время работаю у генерала Вахмахера и согласен перейти к вам только потому, что вы предоставляете жилье.

— Вы что же, собираетесь переехать ко мне в сторожку со всем семейством? — спросил Василий.

— Нет, зачем же. Я буду жить у вас с женой, — она мне помогает в работе. Дети мои останутся в старой квартире.

Договорились об условиях. Мюллер сказал, что переедет в Потсдам дня через три.

Видимо побоявшись, что шеф прибегнет к такому же способу найма учительницы, юрисконсульт представил патрону миловидную даму — беленькую, пухленькую, голубоглазую, лет тридцати восьми. Ее звали Катрин Хигель. Держалась она скромно, по с достоинством. Сообщила, что работает в школе — преподает немецкий язык в старших классах. Была замужем, сейчас живет со своей престарелой матерью. Договорились, что фрау Хигель будет заниматься с мистером Кочеком три раза в неделю, по два часа, в его служебном кабинете после работы.

Василий давно искал удобный предлог для встречи с Вебером. Звонить ему домой или на работу не хотелось. И вдруг сам Вебер позвонил ему в контору и сказал, что хотел бы повидаться с ним.

— Пожалуйста! — ответил Василий. — Для старых друзей мои двери всегда открыты. Приезжайте когда хотите.

— Если не возражаете, я зайду к вам сейчас на несколько минут, — сказал Вебер.

Почему он так неосторожен? Позвонил по служебному телефону, отважился появиться среди белого дня? Василию стало как-то беспокойно после этого звонка.

Не прошло и получаса, как явился Вебер. Опустившись в кресло, вытер платком вспотевший лоб, сказал, что сегодня душно, как в июле, потом спросил:

— Никто не может подслушать наш разговор?

— Я часто проверяю кабинет, нет ли где аппарата подслушивания. Но такая возможность не исключена, — тихо ответил Василий.

— Как же быть? Мне нужно поговорить с вами.

— Если у вас есть время, пойдемте в парк. В это время там, кроме старух и детишек, никого не бывает, — предложил Василий.

Несколько минут они посидели, поболтали, потом Вебер поднялся с кресла. Василий предложил проводить друга. Они вместе вышли на улицу и направились по Шарлоттенбургскому шоссе к знаменитому «Функтуруму». Там, в отдаленном и пустынном уголке парка, сели на скамейку.

— После вашего отъезда меня еще раз вызвали в гестапо, — сказал Вебер, — и предложили сообщить о вас все, что я знаю и о чем мы разговаривали с вами в последнюю нашу встречу. Я повторил, что вы типичный бизнесмен, что все ваши помыслы сосредоточены только на одном: как бы нажить побольше денег. Поинтересовались вашим отношением к режиму. Я ответил, что у нас не было разговора на эту тему, но мне кажется, что вы, как и большинство янки, человек ограниченный и вряд ли интересуетесь политикой. Кажется, я убедил их в этом, но все же они решили установить за вами слежку. Один из них высказал мысль, что следовало бы завербовать одного из ваших служащих. Будьте осторожны, они не оставят вас в покое!

— Благодарю за предупреждение. Они уже копались в наших вещах… Пусть следят сколько им угодно, я их не боюсь. — Василию хотелось внушить своему собеседнику уверенность.

— Смотрите, с гестапо шутки плохие! — ответил Вебер. — Теперь — о другом: мы решили не сливаться со второй подпольной группой. Не потому, что преследуем разные цели, — нет, сейчас у всех нас цель одна: бороться с фашизмом. Но такое объединение может быть опасным. Нам неизвестно, насколько хорошо они законспирированы. Мне кажется, что будет целесообразно, если вы познакомитесь с руководителем той группы и, если сочтете нужным, лично будете поддерживать с ним связь.

— Кто же он, этот таинственный руководитель, и как я смогу связаться с ним, если захочу? — поинтересовался Василий.

— Зовут его Герман, фамилию я не знаю. Он работает в трамвайном депо мастером по ремонту. Насколько мне известно, в прошлом был коммунистом. Встретиться с ним вы можете в одной из конспиративных квартир, которыми мы располагаем. Назначьте время, и я приведу Германа.

— Вы говорили ему обо мне и изъявил ли он желание встретиться со мной?

— Говорил, не называя вашей фамилии. Сказал, что есть такой человек, и только. Он сам попросил меня свести его с вами.

— Ну что же, давайте устроим встречу. На следующей неделе в понедельник, часам к девяти вечера, — устроит?

— Вполне.

— Скажите адрес.

Василию очень хотелось связаться с подпольной группой, в которой действовали коммунисты и социал-демократы. Вебер назвал адрес, Василий повторил его про себя.

— У вас все? — спросил он.

— Нет, не все. — Вебер посмотрел по сторонам и, убедившись, что поблизости нет никого, сказал: — Один из членов нашей группы говорил мне, что в генеральном штабе работает некий инженер-майор… У него тяжело больна единственная дочь. Он истратился на врачей, на лекарства и сейчас остро нуждается в деньгах. К тому же он вообще недолюбливает нацистов, и, по мнению нашего товарища, можно попытаться подкупить его. Как вы думаете, стоит ли нам сделать это? Майор, хотя и занимает скромную должность в генеральном штабе, имеет доступ к важным делам…

— Не зная всех обстоятельств, мне трудно что-либо сказать. Ясно одно: иметь своего человека в таком учреждении, как генеральный штаб, крайне важно, и поэтому стоит рискнуть, соблюдая величайшую осторожность. Очень прошу поставить меня в известность о результатах ваших переговоров с этим майором.

— Ну, разумеется!.. И еще один вопрос: учитывая, что мы с вами не можем часто встречаться, я подумал — не стоит ли вам стать членом берлинского спортивного клуба, где состою и я. Там мы могли бы вместе играть, незаметно поговорить или хотя бы назначить свидание.

— Хорошо, я наведу справки через своих «соотечественников»-американцев и при их помощи вступлю в спортивный клуб. А если не удастся стать членом клуба, постараюсь добыть разрешение на постоянную игру.

— Вообще-то нам не мешало бы иметь связного, — сказал Вебер. — По-моему, Мюллер, ваш садовник, вполне подходит для этой цели.

— Может быть. Дайте мне время познакомиться с ним поближе. Скажите, Вебер, как у вас в организации с деньгами, не нужно ли помочь?

— Как вам сказать? — Вебер смущенно замялся. — У нас больших расходов нет… К тому же все члены нашей группы работают и живут более или менее сносно. Среди нас есть даже один владелец трикотажной фабрики. Он зарабатывает приличные деньги поставкой подшлемников для солдат фюрера…

— В таком случае выслушайте меня. Кроме того, что я являюсь представителем нефтяной компании, я еще торгую дефицитными товарами — кофе и сигаретами. Это приносит мне немалые дополнительные доходы, и я без труда могу помочь вам деньгами. Вы платите за конспиративные квартиры, собираетесь печатать листовки, вступить в переговоры с майором — да мало ли что еще! Все это требует денег. У меня в бумажнике около трех тысяч марок, я их дам вам сейчас, а при следующей встрече принесу еще. — Василий достал деньги и положил их на скамейку между собой и Вебером. Тот взял их и быстро спрятал в карман.

Они расстались у выхода из парка. Василий в такси, Вебер в трамвае вернулись в город.

Василий сказал Веберу правду: дела у него шли хорошо. В Гамбургский порт прибывали один за другим танкеры с нефтью, пароходы с оружием, авиационными моторами, цинком, оловом и другими остродефицитными материалами. Многие из них привозили товар и для мистера Кочека. Большую часть кофе и сигарет Карл Бремер реализовал на месте, меньшую часть отправлял в Берлин. Бремер уже два раза приезжал к Василию и привозил выручку в долларах, получая три процента комиссионных. В свою очередь, Василий отправлял Джо Ковачичу в Париж его долю. В ответ вице-консул присылал Василию благодарственные письма.

Для того чтобы обратить внимание властей на свои побочные занятия, Василию пришлось арендовать небольшой склад в самом Берлине и перевезти туда полученные из Гамбурга товары, завести клиентуру, сбывать кофе и сигареты. Понятно, что в Берлин поступал товар, прошедший таможню и снабженный квитанциями об уплате полагающихся пошлин.

Лето было в разгаре, город задыхался от бензинной гари и духоты. Зато в потсдамском особняке — благодать: чистый воздух, прохлада. Мюллер и в самом деле оказался прекрасным садовником. Вскоре господин Кочек стал обладателем превосходного сада и цветника. Старый садовник каждое утро присылал Лизе букеты свежих роз.

Как-то вечером Василию позвонил О'Кейли и попросил его утром заехать в консульство. «Хочу передать вам кое-какие поручения от вашего патрона и сообщить некоторые новости», — сказал генеральный консул.

Утром, не заезжая в контору, Василий отправился прямо в американское консульство.

О'Кейли принял его с подчеркнутой приветливостью, поинтересовался, как идут дела, и только после этого протянул Василию запечатанный конверт, сказав, что письмо получено через дипломатическую почту.

Василий хотел было спрятать конверт в карман, чтобы прочитать письмо позже, но О'Кейли вежливо остановил его:

— Я прошу вас прочитать письмо здесь и вернуть его мне. Извините, но существует такой порядок: бумаги, полученные через дипломатическую почту, выносить из консульства не полагается.

Письмо было от Адамса. Он уведомлял Василия, что его предположения относительно возможного военного столкновения между Италией и Абиссинией подтверждаются полностью. Великие державы, по-видимому, займут позицию невмешательства. В американском сенате подготовлен проект постановления, воспрещающего подданным Соединенных Штатов продавать вооружение-и стратегическое сырье воюющим странам. Шеф предлагал своему представителю выехать в Женеву с таким расчетом, чтобы прибыть туда не позже десятого августа, остановиться в отеле «Савой». Там его разыщет представитель итальянской нефтяной компании, синьор Мачарелли, с которым необходимо договориться и уточнить все детали поставки нефтепродуктов итальянской компании. «Мы не намерены вмешиваться в политику, — писал мистер Адамс, — наше дело коммерция — ею мы и будем заниматься». В заключение он предостерегал: «Надеюсь, вы понимаете, мистер Кочек, что все это должно храниться в строгом секрете и о результатах ваших переговоров с синьором Мачарелли и о дальнейших ваших действиях никто не должен знать».

Записав в своем блокноте дату поездки в Женеву, название отеля и фамилию итальянца, с которым ему предстояла встреча, Василий вернул письмо О'Кейли и, поймав на себе его вопросительный взгляд, сказал:

— Мистер Адамс предлагает мне поехать в Женеву, встретиться там с представителем итальянской нефтяной компании и уладить с ним некоторые деловые вопросы. Надеюсь, моя поездка не встретит препятствий?

— Какие могут быть препятствия? Я сегодня же пои звоню швейцарскому консулу и попрошу его выдать вам постоянную визу. Вы можете оставить свой паспорт у меня, мы сами позаботимся обо всем!

Василий сказал, что он, пожалуй, возьмет с собой в Швейцарию жену и, если мистер О'Кейли не будет возражать, принесет оба паспорта на следующий день.

— Пожалуйста, как вам угодно! — согласился тот и, немного помедлив, добавил: — Вами интересовался секретарь нашего посольства, мистер Петерсон. Больше того, он просил привезти вас к нему. Если вы не очень заняты, мы могли бы поехать к нему хоть сейчас!..

— Что ж, я рад, — с готовностью согласился Василий. Ему было известно, что Петерсон хотя и числился только секретарем американского посольства в Берлине, но, как очень состоятельный человек, пользовался немалым влиянием в политических кругах Вашингтона. В отличие от других американских дипломатов, Петерсон один занимал трехэтажный особняк, держал множество прислуги, устраивал многолюдные приемы.

За руль машины сел О'Кейли, Василий устроился рядом, и они долго кружили среди новостроек, пока не доехали до Шарлоттенбурга, где жил Петерсон.

Высокий, поджарый, тридцатипятилетний мужчина, он скорее напоминал спортсмена, чем дипломата. Оказался он веселым, словоохотливым человеком и радушным хозяином. Повел гостей в домашний бар, наполнил бокалы «для начала» итальянским вермутом, предложил крошечные сэндвичи с паштетом и черной икрой и хрустящие пирожки с мясом. Выпили, закусили. Когда Петерсон заговорил о делах, от его веселости не осталось следа, он стал воплощением деловитости, приветливое лицо его стало жестким.

— Мистер Кочек, я слышал о вас много хорошего. И то, что мой друг, мистер Адамс-младший, дает вам деликатные поручения, говорит о многом, — в частности о том, что вы человек верный и вам можно доверять. Мне хотелось просить вас, чтобы вы ни с кем не делились планами вашей компании снабжать Италию горючим и в дальнейшем, может быть даже обходя закон о нейтралитете. Вы представляете, какой разразится скандал, если это станет достоянием газетчиков, и какой ущерб понесет ваша компания?.. Еще одно, дорогой мистер Кочек, — мы живем с вами в мире, где все может случиться: сегодняшний ваш друг и союзник завтра может стать вашим врагом номер один. Учитывая такую возможность, необходимо проявлять мудрую предусмотрительность. Живя здесь, поставляя немцам авиабензин и смазочные масла, которых нет в Германии, вы, разумеется, догадываетесь, что нацисты поспешно вооружаются… Нам, американцам, небезынтересно знать об этом поподробнее. Вот я и хотел вас спросить: не согласитесь ли вы сотрудничать с нашим авиационным атташе? Вы, представитель компании, поставляющей бензин для «Люфтваффе», легко можете найти предлог, чтобы побывать на военных аэродромах, установить дружественные отношения с военными летчиками. Больше того, если вы пожелаете, мы можем представить вас шефу «Люфтваффе», господину Герингу… Что вы скажете на это?

Василий застыл в кресле с бокалом вермута в руке. Конечно, ему было бы очень интересно узнать побольше о немецкой авиации, познакомиться и с самим всемогущим Герингом, открыть тем самым себе широкие перспективы для успешной деятельности. Но, с другой стороны, вряд ли имело смысл раньше времени подвергать себя такой опасности и ради журавля в небе упускать из рук синицу.

— Я вам очень благодарен за доверие! Готов помочь лично вам и нашим соотечественникам всем, чем только смогу… Но для той роли, которую вы мне предлагаете, я совершенно непригоден, — твердо ответил Василий.

— Не бойтесь, вам не грозит никакая опасность! — улыбаясь, сказал секретарь посольства. — А в случае чего всегда, при любых обстоятельствах мы сумеем вас защитить!

— Нет, я на это не пойду. Сообщать вам через мистера О'Кейли, если узнаю что-либо интересное, — это я готов делать. Но специально заниматься добыванием сведений не могу и не хочу!

— Ну что же, очень жаль! Насиловать чью бы то ни было волю не в моих правилах. Буду рад, если вы сообщите нам интересные новости, — сказал Петерсон и, пожимая руку Василию, дал понять, что разговор окончен.

— Скажите, мистер О'Кейли, вы знали, зачем меня пригласил секретарь посольства? — спросил Василий, когда они ехали обратно.

— Точно не знал, но догадывался.

— И как вы думаете, я правильно поступил?

— Пожалуй, да. Какой смысл вам, преуспевающему бизнесмену, связывать себя с разведкой? Потом от них не избавишься… Но все же каждый из нас обязан выполнять свой патриотический долг, и, если у вас появятся интересные сведения о немецкой авиации, сообщите мне, — дружески сказал О'Кейли.

К удивлению Василия, в приемной конторы его ждал оберштурмбанфюрер, с которым он ехал из Гамбурга.