— Картина оказалась подделкой, — с сожалением ответила Джастин. — И Сидней отправил ее обратно продавцу.

Смех Карсона прозвучал искусственно.

— Я думал, Сиднею картина нравилась.

— Нравилась, но не нравилось, что мне продали подделку, тем более что я заплатил за нее как за подлинник, — ответил Сидней.

Констанс опустила глаза в свой бокал. Все, о чем она могла думать сейчас, — это то, что Джастин и Сидней были любовниками, жили в одной квартире, вместе покупали картины и вместе решали, куда их повесить.

Ей было очень больно. Она чувствовала себя так, точно Дрейк ее предал. Констанс разумом понимала, что так реагировать просто глупо, он ничем ей не обязан, они знакомы всего несколько дней и скорее всего, завтра расставшись, никогда не увидят друг друга, но сердце сжималось от страдания.

Она хотела было извиниться и уйти, но не нашла предлога и через некоторое время оказалась в ресторане на ужине в обществе мистера Маккуина, Джастин Мюллет, Сиднея и еще двух немолодых дам из австралийской делегации. Так как никто не бросал на нее удивленных взглядов и не спрашивал, как она себя чувствует, Констанс заключила, что держится вполне нормально, хотя давалось ей это с огромным трудом. Она наблюдала, как Джастин уверенно разговаривает с Сиднеем, обращаясь с ним почти как с собственностью. И он воспринимал это нормально.

Констанс не становилось легче от того, что Сидней никому за столом не оказывал повышенного внимания. Для него словно не существовало разницы между Джастин и двумя дамами или, если уж на то пошло, между Джастин и самой Констанс.

Наконец ужин подошел к концу. Но Констанс предстояла еще одна пытка. Министр финансов решил, что ему нужно подготовить еще какие-то бумаги, и ей пришлось спуститься с Сиднеем в его номер и два часа наспех переводить документы. Строго говоря, ее служебное время уже давно закончилось, но ей и в голову не пришло отказаться.

Когда наконец все было закончено, они с Сиднеем вместе вышли из номера и медленно двинулись по коридору.

— Как девочка? — спросил он. — Ее зовут Агнес, да?

Констанс кивнула.

— Кажется, с ней все хорошо. Эвелин нашла психолога, специалиста по работе с детьми.

— А что она решила насчет мужа?

— Он дал согласие выделить ей некоторую сумму из тех денег, что успел припрятать до объявления банкротства, так что теперь ей будет легче. А она в свою очередь согласилась на то, чтобы он периодически встречался с Агнес. Эвелин очень благодарна вам за помощь. А девочка назвала вас хорошим дядей.

Дрейк улыбнулся.

— Я люблю детей. По крайней мере, большинство из них.

— Ну, Агнес вы быстро сумели уговорить. У вас есть свои дети?

Дрейк искоса взглянул на нее и улыбнулся.

— Нет, я никогда не был женат.

— Одно другому не мешает, — сухо сказала Констанс.

Сидней возразил:

— А по-моему, мешает. Я придерживаюсь традиционных взглядов. И не хочу иметь детей, до тех пор пока не женюсь.

Констанс вовсе не хотела его расспрашивать ни о чем, но слова сами слетели у нее с языка:

— А как же Джастин?

— Мы с ней несколько месяцев прожили вместе, — ответил он равнодушным тоном. — Это было уже более года назад.

Констанс разозлила его невозмутимость.

— А что произошло? Почему вы расстались? — не без ехидства спросила она.

— Не думаю, что вас это касается, — не менее ехидно ответил он.

Констанс, смущенная больше собственной дерзостью, чем его фразой, покраснела и пробормотала:

— Да, вы правы.

Она вовсе не хотела изводить его любопытством. Просто у нее было странное чувство, что она может спросить его о чем угодно. Но он мог подумать, что ее интерес небескорыстный, и ей стало неловко.

Они шли очень медленно. Сидней вдруг отрывисто сказал:

— Черт, я не хотел…

В глубине коридора послышались шаги. Кто-то рассмеялся. Сидней вполголоса выругался и, схватив Констанс за руку, потащил ее обратно. Они вбежали в его номер, и он с силой захлопнул дверь.

— Чертов Карсон, — выпустив Констанс, выдохнул он.

Констанс почему-то поежилась.

— От Карсона у меня прямо мурашки по коже.

— Почему? — резко спросил он. — Что он вам сделал?

— Ничего. — Испугавшись его тона, она покачала головой. — Ничего он мне не сделал. — Я всего пару раз с ним разговаривала. Но он такой дотошный, все время что-то выспрашивает. И к тому же немного взвинченный. Особенно если говорит о вас.

Сидней подошел к подносу, стоявшему на краю стола.

— Похоже, вам не помешает выпить.

— Нет, спасибо. — Констанс немного замялась, потом быстро заговорила, словно боясь передумать:

— Я вовсе не хотела лезть в ваши с Джастин отношения. Точнее, я полезла не в свое дело… Извините. Вы правы, это меня не касается.

— Но я, — немного отчужденно проговорил Дрейк, — понимаю ваше любопытство. И даже разделяю его. Поэтому и я расспрашивал вас о мистере Кларке. Наверное, это одно из проявлений нашего странного и внезапно возникшего влечения друг к другу. — Он открыл холодильник и сказал:

— Здесь есть лимонад.

— Лимонад подойдет, спасибо, — ответила она.

Дрейк подал ей стакан с напитком. Констанс сделала несколько глотков и подумала о том, что не должна находиться здесь.

— Мы даже хотели пожениться, — неожиданно продолжил Дрейк. — Но потом передумали.

— Почему? — Взглянув ему в лицо, Констанс поняла, что не получит ответа на этот вопрос. Но она и не желала больше ничего знать. Сама мысль о том, что Сидней собирался на ком-то жениться, приводила ее в отчаяние.

Ты слишком увлеклась, сказала она себе, а вслух спросила первое, что пришло на ум:

— А почему Тим Карсон так вас ненавидит?

— Потому что я родился в богатой семье, а он — в бедной.

— Ну что вы, — возразила Констанс. — В Австралии это играет не слишком большую роль. Я хочу сказать, что теперь вы оба на дипломатической службе и соответственно на одном социальном уровне.

— Деньги имеют значение везде в мире, — цинично сказал он. — Кроме того, для неприязни есть еще одна причина. Я получил должность, о которой мечтал он. И Карсон не верит, что он сам виноват в том, что не получил ее. Он считает, что я воспользовался своими знакомствами, чтобы обойти его. Такая позиция удобна для него.

— Понятно. — Лимонад оказался сладким и холодным. Она сделала еще глоток и сказала:

— Мне кажется, он опасен.

— Возможно. Но я его не боюсь. Еще бы. Констанс не удержалась от колкости:

— Вы, похоже, ничего не боитесь! Кстати, он действительно не испугался Джима с его пистолетом. Тогда Дрейк просто воспользовался своими навыками, чтобы отвлечь его, и проделал это профессионально и уверенно.

— Вот тут вы ошибаетесь, — спокойно возразил он. — Ничего не боятся только идиоты.

Констанс снова пригубила лимонад и спросила, как она надеялась, довольно небрежно:

— А чего боитесь вы?

Он улыбнулся властной, но невеселой улыбкой.

— Потерять над собой контроль.

— Значит, самоконтроль для вас самое главное в жизни. Почему-то меня это не удивляет. — Ее голос звучал непринужденно.

— А чего боитесь вы?

— Хотите правду за правду? — Она собралась было дать какой-нибудь расплывчатый ответ, но передумала. Ведь он-то сказал ей правду. — Боюсь быть брошенной, — удивляясь самой себе, ответила она.

Воцарилось молчание.

— Наверное, это потому, что ваши родители умеряй, — сказал Сидней. — Видимо, ребенок в этом случае чувствует, что его тоже некоторым образом бросили.

Испугавшись, что сказала слишком много, Констанс недовольно посмотрела на него.

— Вы доморощенный психолог, да?

— Да нет, просто у меня есть здравый смысл. — Он говорил спокойно, даже сочувственно, как будто понимал, почему она так не хочет, чтобы проникли в ее душу.

Констанс поставила стакан с лимонадом. Она понимала, что не из-за бокала шампанского перед обедом сейчас по ее жилам быстрее бежит кровь и она чувствует себя так, словно ее околдовали сирены.

— Мне пора, — осторожно сказала она и встала.

Его серые глаза смотрели тепло и внимательно.

— Я провожу вас.

Дрейк открыл ей дверь и пошел рядом с ней по коридору. Выйдя из здания, они зашагали по мощенной кирпичом дороге. По краям дороги росли цветущие старые мирты и огромные камелии.

Констанс думала о том, что видит сейчас Сиднея в последний раз. От этой мысли внутри все заныло и она разволновалась.

— Я хочу пройтись по пляжу, — сказал Дрейк. — Пойдете со мной?

Констанс знала, что должна отказаться.

— Да, — сказала она, не раздумывая ни секунды.

Он пошел прямо по траве, между деревьев, в сторону пляжа. Вскоре под ногами у них заскрипел песок. Констанс остановилась и сняла туфли. Вокруг никого не было.

— Отвернитесь, — попросила она.

Дрейк покорно отвернулся, и Констанс стянула свои нейлоновые чулки и засунула их в туфли.

— Все.

Дрейк повернулся, непринужденно взял ее за руку и повел по широкой дорожке между дюн.

— Почему вы никогда не возвращались в Австралию? — спросил он.

— Если честно, мне не хотелось. Они молча прошли еще немного. Затем Сидней сказал:

— Вы, кажется, не любите эту страну.

— Просто там у меня никогда не было дома, — пробормотала Констанс.

— Ваша тетя не любила вас?

Закусив губу, Констанс искоса посмотрела на него. В прохладном свете луны четко вырисовывался его властный профиль.

— Я ей была не нужна, — удивляясь себе, ответила она. — И я не могу ее за это винить. Нам обеим было нелегко.

— Она по-прежнему живет там?

— Она умерла, когда я была в Японии. — И, прежде чем он успел задать еще один вопрос, Констанс спросила:

— А вы? У вас большая семья?

— Есть двоюродные братья и сестры, — ответил он. — А родных нет.

— Кажется, мы оба оторваны от этого мира.

— Оторваны? — Его голос звучал спокойно и задумчиво. — Значит, вот как вы себя видите? Одинокой и потерянной?

— Нет, конечно нет, — поспешно ответила она, понимая, что ее словам недостает искренности. Заинтересовавшись раковиной, лежавшей в песке, Констанс наклонилась, чтобы он не мог видеть ее лица. — Ничего подобного, — наигранно веселым тоном сказала она. — У меня есть друзья, есть любимая работа, есть свой дом, будущее, наконец. Я просто неудачно выразилась.

— Вы скорее проговорились. Констанс тоже хотела узнать о нем все.

— А что вам больше всего нравится из того, чем вы занимаетесь?

Он чуть пожал широкими плечами и без колебаний ответил:

— Мне нравится, что пусть немного, но я меняю этот мир. К тому же, должен признаться, мне нравится занимать ум труднейшими задачами и находить их решения.

— Ваша работа не обманывает ожиданий?

— У меня и не было никаких иллюзий, — сухо сказал он.

— Где вы работали?

— Сначала в Австралии, потом в Лондоне. — И он принялся рассказывать об Австралии.

Констанс подумала, что ничего не может быть чудеснее, чем вдыхать прохладный морской воздух и слушать Сиднея, который рассказывает ей о том, как жил в Австралии. Она словно его глазами увидела эту огромную солнечную страну.

Затем они говорили о Лондоне. Констанс втайне обрадовалась, когда выяснилось, что в этом городе им понравилось одно и то же. Когда Констанс заявила, что современное искусство оставляет ее равнодушной, Сидней засмеялся и стал говорить о Галерее Тейт в Лондоне. Констанс хотелось, чтобы их прогулка никогда не кончалась.

Но, конечно, это было невозможно. Прогулка кончилась, и самым нелепым образом. Констанс смотрела на своего спутника, а не под ноги. Она оступилась, и Сиднею пришлось подхватить ее, чтобы она удержалась на ногах.

У нее перехватило дыхание, когда к ней на мгновение прижалось его стройное крепкое тело. Она тут же вспыхнула от желания, затуманившего рассудок.

Дрейк отчетливо понял, что с ней происходит. Его глаза прищурились и блеснули из-под темных ресниц. Его тело словно проснулось и по-мужски откликнулось на женский призыв.

— Черт, — сказал он. Потом наклонился и поцеловал ее.

Если бы он не сделал этого, Констанс смогла бы сохранить самообладание и чувство собственного достоинства. Но в то мгновение, когда его губы коснулись ее губ, Констанс растерялась, полностью отдаваясь его поцелую и тем чувствам, которые только он мог пробудить в ней.

Их поцелуй был долгим и страстным. Констанс забыла о том, что не должна позволить себе привязаться к Сиднею, и о том, что этот человек может быть для нее опасен. Она забыла обо всем на свете, кроме мучительной радости, которую доставляло ей прикосновение его губ. Но тут вдруг Сидней поднял голову и сказал хриплым и прерывистым голосом:

— Нет, это невозможно.

Он даже не знал, насколько это невозможно. Констанс не могла прийти в себя, она медленно и осторожно провела языком по его шее, там, где пульсировала жилка, и почувствовал вкус мускуса, вкус мужчины, вкус его, Сиднея.

— Да, я знаю, — протянула она. — Это совершенно невозможно.

Дрейк с придыханием вполголоса рассмеялся, нежно взял ее за подбородок и повелительно сказал:

— Тогда прекрати это, девочка моя.

— Почему? — Ее ресницы опустились, спрятав глаза. Она не отдавала отчета тому, что делает, что говорит, она потеряла всякую власть над собой… — Ты сказал, что это невозможно, и я согласна с тобой…

Ей самой эти слова показались чужими, словно их произнесла не она, а какая-то другая женщина. Это должно было напугать ее, но Кон-станс не почувствовала страха; напротив, она была в восторге, так как видела, что Дрейк возбужден не меньше, чем она.

Его глаза горели желанием. Конечно, он по-прежнему контролировал себя, но она видела, что ему это дается с трудом.

Она тронула его ладонью за подбородок.

— Все это неважно, — мягко сказала она. — Мы ведь уже больше не увидимся.

— Ты что предлагаешь? Одна ночь, и все? Его тихий, почти без выражения голос не смягчил резкости слов. Ее щеки вспыхнули. Она быстро приложила к ним дрожащие ладони. Ей вдруг стало очень стыдно, но она старалась не подавать виду.

— Нет, — вздохнув, сказала она. — Нет. Но должна признаться, что у меня было такое искушение.

Дрейк скупо улыбнулся.

— У меня тоже, — тихо сказал он. — Ты заставила меня позабыть о здравом смысле. А теперь идем, нам лучше вернуться.

Чем скорее она с ним расстанется, тем меньше шансов, что он заметит, как ее трясет от унижения.

Оглядевшись, Констанс увидела, что они ушли уже довольно далеко.

— Господи, да мы же дошли почти до коттеджей, — сказала она, стараясь говорить небрежно.

К ее облегчению, Дрейк послушно сменил тему:

— Каких коттеджей?

— Они относятся к отелю, но их снимают те, кто ищет уединения. Коттеджи вон там, за деревьями. — Ее голос звучал естественно, и она невольно ускорила шаг в надежде вернуться как можно быстрее.

Да, здесь пустынно, если не считать Элиз Джерми, которая живет в самом последнем от отеля коттедже. Констанс, которая сейчас хотела оказаться как можно дальше от Сиднея, невольно подумала, что Элиз поступает мудро, предпочитая одиночество.

— Здесь почти никого не бывает, — продолжала Констанс, стараясь не молчать. — Гости отеля редко забредают в эту сторону. Им обычно хватает песчаного пляжа.

Дрейк небрежно спросил:

— А какие они, эти коттеджи?

— Думаю, роскошные. Старая миссис Джерми, владелица отеля и бабушка Элиз, нанимала архитектора, чтобы их построить. Коттеджи находятся между узким пляжем и рощей, так что это самое уединенное место на всем курорте. Сидней улыбнулся.

— По вашему описанию это похоже на курорт где-нибудь в Австралии.

— Не очень, — сухо ответила Констанс. — Когда я была маленькой, я побывала с соседкой и ее мужем на побережье в Австралии. До сих пор помню палатки, мытье в тазу, рваные диваны и стулья, которые под тобой подламываются. Но тогда мне понравилось. Нет, здешние коттеджи для тех, кто может позволить себе роскошное уединение. — Констанс было важно поддерживать нейтральный разговор, чтобы не смотреть Сиднею в глаза, ей хотелось скрыть от него свое отчаяние. — А Австралия… Наверное, нет прекрасней страны, но там есть отвратительные люди. Как, впрочем, и во всех других местах.

— Видимо, для маленькой ранимой девочки, привыкшей переезжать из страны в страну, тесный мирок провинциального городка был невыносим, — сказал Дрейк. — Но тебе не приходило в голову, что, возможно, окружающие просто не знали, как держаться с тобой? Для них ты была словно экзотическое растение. Помнишь, ты сама как-то говорила, что дети всегда любят задевать тех, кто не похож на других.

Интересно, он знает это по своему личному опыту или нет? Он что, тоже был не такой, как все, из-за своих родителей?

Но она, Констанс, уже никогда этого не узнает, потому что видит его в последний раз.

— Наверное, вы правы.

До самого конца, прогулки их разговор касался только самых общих, предметов,