Война Гэмпэй, которая продолжалась с 1180 по 1185 г., – самая знаменитая из всех войн между самураями. Она стала воплощением самурайского идеала, войной на уничтожение между двумя кланами. Война Гэмпэй породила величайших из самурайских героев, которых когда-либо знала Япония, о чьих подвигах потом долгие годы слагались рассказы и песни, превратившие их в почти что мифологических персонажей.

Война Гэмпэй шла между кланами Тайра и Минамото, и многие другие семьи поддерживали либо одну, либо другую сторону. Слово «Гэмпэй» образовано сочетанием знаков, входящих в состав их имен, в китайском произношении: «Гэндзи» и «Хэйкэ», что в сочетании дает «Гэмпэй». Эту войну часто сравнивают с войной Алой и Белой Розы, тем более что геральдическим цветом Минамото был белый, а цветом Тайра – красный.

Читатель, возможно, спросит, остались ли после событий 1156 и 1160 гг. хоть какие-нибудь Минамото, способные бросить вызов Тайра. В 1180 г. таковых не было даже с точки зрения Тайра Киёмори, однако надо вспомнить, что оставшиеся в живых дети Минамото не были казнены, а жили в изгнании. С тех пор прошло двадцать лет. Один из четырех сыновей Ёситомо умер в юности, но оставшиеся трое стали мужчинами.

Первый шаг к войне был сделан, однако, не сыновьями Ёситомо, а единственным Минамото, оставшимся при дворе, где всем заправляли Тайра. То был старый воин Минамото Ёримаса, которому было семьдесят четыре года. В силу его заслуг и преклонного возраста его едва ли можно было заподозрить в мятежных замыслах, однако его исключительное положение при дворе делало его и его сыновей объектом постоянных оскорблений со стороны Тайра, и он медленно продвигался по службе. Минамото Ёримаса не надо было искать предлога для того, чтобы его растущая личная неприязнь к Тайра вылилась в открытый бунт. При дворе жил также недовольный принц крови Мотихито, второй сын экс-императора Го-Сиракава, которого дважды обходили при избрании престолонаследника. Второй раз это случилось в 1180 г., когда на трон возвели Антоку и Киёмори таким образом сделался дедом императора. Коронация Антоку, которому исполнилось всего три года, являлась столь откровенным следствием происков Тайра, что принц Мотихито готов был принять любые предложения мятежников. Минамото Ёримаса побуждал его к этому и обещал поддержку.

Как и во время восстания Минамото в 1160 г., заговорщики выбрали время, когда Тайра Киёмори и его внук-император уехали из Киото. Согласно обычаю, только что взошедший на трон император должен был посетить наиболее почитаемые в стране святыни. Как правило, это были храмы Нара и монастыри горы Хиэй, но, поскольку император Антоку был марионеткой Тайра, ему предстояло отправиться в Ицукусима, любимое святилище рода Тайра. Это давало заговорщикам отличный повод, чтобы привлечь на свою сторону монахов-воинов. Увидев, что путь свободен, принц Мотихито издал прокламацию: Решение Его Высочества Принца гласит, что Киёмори, Мунэмори и прочие, пользуясь авторитетом занимаемых ими постов и своим влиянием, подняли мятеж и оскорбили нацию. Они причинили страдания и должностным лицам и народу, захватив и разграбив пять внутренних провинций и семь округов. Они заточили бывшего государя, сослали государственных служащих, чинили смерть и изгнание, утопление и заключение под стражу. Они грабили имущество, захватывали землю, присваивали себе должности и раздавали их... Они разграбили могилы принцев, одного из них обезглавили, не повиновались императору и попирали закон Будды невиданным доселе образом.

Копия этой прокламации была передана Минамото Ёритомо, старшему из оставшихся в живых сыновей Ёситомо, который в то время жил в изгнании в Идзу. Он неосторожно обмолвился о заговоре, и его подслушали шпионы Тайра. Вскоре самураи Тайра уже обыскивали резиденцию принца в Киото, надеясь найти и схватить его, но он уже бежал к монахам Миидэра.

О том, сколь мало было известно Киёмори о заговоре, говорит тот факт, что он поручил Минамото Ёримаса напасть на Миидэра и арестовать принца. Пришло время для Ёримаса показать свое истинное лицо. Он сжег свой дом в Киото и с пятьюдесятью верными людьми присоединился к принцу. Мятежникам, чей заговор столь неожиданно раскрылся, необходимо было теперь продержаться до того момента, когда на востоке начнется общее восстание сторонников Минамото. Небольшого отряда Ёримаса, однако, даже при поддержке монахов Миидэра явно было недостаточно, чтобы противостоять Тайра, которые, если верить «Хэйкэ моногатари», где численность войск, впрочем, часто преувеличивается, собрали около 20 000 человек для штурма монастыря. Единственной надеждой Минамото была поддержка других монастырей, однако те, насколько можно судить по прежним восстаниям, были ненадежными союзниками.

Немедленно были отправлены письма в Энрякудзи, монахов которого Киёмори склонил на свою сторону подкупом, и в монастырь Кофукудзи в Нара, который обещал поддержку.

Ёримаса предложил предпринять ночную атаку на ставку Тайра в Рокухара. Дул сильный ветер, при котором легко было бы поджечь постройки, посеять панику в стане противника и, вероятно, даже похитить Тайра Киёмори. Однако, второй раз на памяти этого поколения, смелый совет Минамото был отвергнут. Решено было оставить Миидэра и присоединиться к монахам Нара в Кофукудзи. Рано утром принц, Ёримаса и их небольшой отряд верных монахов и самураев Минамото – всего около 300 человек – покинули гору Хиэй в отчаянной попытке добраться до Нара. Читатель может проследить их маршрут по приложенной карте. Они двигались прямо на юг. Главная дорога из Киото в Нара пересекала реку Удзи рядом с городком того же названия. Мост через реку Удзи был важным стратегическим объектом, поскольку Удзи служит своего рода естественным внешним рвом для Киото между озером Бива и морем. К тому времени, когда отряд Минамото достиг Удзи, принц страшно устал, и они решили передохнуть на противоположном берегу, так, чтобы Удзи отделяла их от следовавших за ними Тайра.

На южном (со стороны Нара) берегу Удзигава стоит монастырь Бёдоин. Одно из самых известных зданий этого комплекса – исключительной красоты Зал Феникса. Первоначально он был загородной виллой одного из знатных Фудзивара, который потом превратил ее в храм. Здесь остановился на отдых принц, а Ёримаса выслал разведчиков наблюдать за переправой через реку и за дорогой к северу от нее на случай нападения Тайра. В качестве дополнительной предосторожности самураи Минамото сняли около двадцати метров настила длинного деревянного моста. Затем они стали ждать, кто подойдет первым: Тайра или их союзники – монахи из Нара.

На рассвете на северном берегу появились самураи Тайра. Минамото едва могли разглядеть их в утреннем тумане, но те выдали свое присутствие боевым кличем. Минамото ответили, и авангард Тайра на полном скаку ринулся на мост, прямо в зияющую посередине дыру. Когда туман рассеялся, над быстрой рекой засвистели стрелы. Монахи оказались хорошими лучниками. Их стрелы насквозь пробивали большие деревянные щиты, установленные Тайра. Минамото Ёримаса снял шлем, чтобы легче было натягивать лук. В глубине сердца он уже чувствовал, что эта битва будет для него последней.

В этот момент самые нетерпеливые из отряда монахов ступили на балки моста, желая схватиться с Тайра один на один. Первым перебрался Тадзима, который швырнул ножны своего нанигата в реку и одиноко возвышался посреди моста. Это сделало его мишенью одновременно для всех лучников Тайра, однако одни стрелы отскакивали от его доспехов, от других он уворачивался или отбивал их нанигата. За это он получил прозвище «Тадзима Стрелорез». Вскоре за ним последовал еще один монах. Это был Дзомё, который уложил по меньшей мере двадцать шесть Тайра, одних стрелами, других нанигата, мечом или кинжалом. За Дзомё шел Итирай Хоти, который был страшно раздосадован тем, что Дзомё загородил ему весь проход по узкой балке. Охваченный жаждой действия Итирай схватил Дзомё за основание шлема, поставил ногу на балку, перескочил через Дзомё и вступил в бой. Он дрался храбро, пока не пал, и тогда Дзомё отступил назад. Он насчитал 63 стрелы, торчащие в его доспехах, как колючки дикобраза.

Бой на разобранном мосту продолжался большую часть дня, пока его балки не скрылись под телами убитых. Одни пробирались на сторону противника и возвращались с отрубленными головами. Другие, тяжело раненые, бросались в воду. Монахи из Нара так и не появились, но, поскольку сопротивление было столь яростным, командиры Тайра, Томомори и Сигэхира (два сына Киёмори) и их дядя Таданори, стали подумывать о том, чтобы совершить пятидесятимильный обход и перейти реку по мосту у Сэта. Восемнадцатилетний самурай Асикага Тадацуна с презрением отверг такое решение и предложил форсировать быструю реку одновременно в нескольких местах. 300 самураев клана Асикага готовы были последовать за ним, и он дал им несколько хороших советов, которые приведены в «Хэйкэ моногатари»: «Возьмитесь за руки и переправляйтесь цепочкой. Если голова коня скроется под водой, поднимите ее; если враг выпустит стрелу, не хватайтесь за лук, чтобы сделать ответный выстрел. Наклоните голову, и стрела скользнет по назатыльнику шлема, но не наклоняйтесь слишком низко, иначе стрела попадет в отверстие на макушке».

Последнее замечание, очевидно, имеет в виду тэхэн, отверстие на макушке японского шлема.

Издав боевой клич рода Асикага, весь отряд благополучно переправился. Доблестный Тадацуна, промокший до нитки, первым ступил на южный берег. Даже в этот захватывающий миг он не забыл о формальной стороне поединка, привстал на стременах и громко объявил:

Закончив свою речь, он пришпорил коня и пробил себе путь до самых ворот монастыря Бёдоин. В хронике того времени, «Адзума кагами», сказано о нем следующее:

Основное войско Тайра было несколько пристыжено доблестью союзников, и Тайра Томомори повел свою армию к берегу. На короткое мгновение масса людей и коней буквально запрудила реку, вода поднялась и опрокинула их, и самураев Тайра снесло течением. Большинство их благополучно выбрались на берег, поскольку внимание Минамото было отвлечено атакой отряда Асикага. Вскоре Тайра заставили противника отступить к воротам Бёдоин. В суматохе принц Мотихито попытался бежать к Нара, пока Ёримаса и его сыновья сдерживали натиск превосходящих сил Тайра. Ёримаса был поражен стрелой в правый локоть и отступил, а его младший сын Канэцуна держался против отряда самураев Тайра, стремившихся заполучить голову старика. Стрела поразила Канэцуна в голову, Накацуна, старший сын, тоже пал смертельно раненый, однако они удерживали Тайра достаточно долго, и их отец успел совершить то, что впоследствии стало считаться классическим образцом харакири.

Самоубийство Ёримаса, хотя и не первое в истории Японии, поскольку раньше его совершили «великан» Тамэтомо и еще десяток-другой безвестных самураев, покончивших с собой в тот же день, было совершено с таким изяществом, что стало примером самого благородного пути, который потерпевший поражение самурай может избрать для ухода из жизни. Пока его сыновья удерживали ворота, этот семидесятилетний самурай спокойно написал прощальные стихи на оборотной стороне боевого веера:

Затем он кинжалом вспорол себе живот и вскоре скончался. Верный слуга взял его голову, набил камнями и утопил в реке, чтобы она не досталась жадным до подобных трофеев Тайра. Вслед за отцом совершил ритуальное самоубийство его старший сын Накацуна.

Японский обычай харакири, первый пример которого продемонстрировал Ёримаса, бесспорно, является единственной формой самоубийства, которая по замыслу должна быть крайне болезненной. Столь устрашающей была сама идея харакири, что в более позднее время сами самураи свели ее к чисто ритуальному вонзанию в живот меча или кинжала, в то время как верный секундант стоял наготове, чтобы отсечь жертве голову. Имелась у харакири и позитивная, если можно так выразиться, сторона, поскольку японцы верили, что вскрытие живота освобождает дух самурая.

Перебив героев Минамото, Тайра устремились через Бёдоин и по дороге на Нара в погоне за принцем, которого они настигли у входа в святилище синто. Главный заговорщик погиб под градом стрел. Несколько часов спустя из Нара вы-ступило 7 000 монахов-воинов, но, узнав о том, что восстание подавлено, они быстро вернулись в свои храмы, а торжествующие Тайра направились в Киото, неся перед собой головы принца и сыновей Ёримаса.

Битва при Удзи 20 июня 1180 г. ознаменовала внезапный и трагический конец первого этапа войны Гэмпэй. Призыв к оружию еще не дошел до Минамото на востоке, а принц Мотихито уже был мертв и мятеж, который он поднял, подавлен. Это преждевременное восстание едва не положило конец существованию института монахов-воинов, ибо, как только осела пыль после битвы при Удзи, Тайра Киёмори вознамерился отомстить им. 19 декабря Тайра Томомори выступил в поход, чтобы покарать Миидэра. Десять тысяч самураев Тайра атаковали монастырь на рассвете. Монахи соорудили баррикаду из деревянных щитов и поваленных деревьев, и битва продолжалась весь день, пока монастырь не подожгли. Ущерб был не столь уж велик, не больше, чем сами монахи наносили в дни своего расцвета, однако монастырям Нара была уготована гораздо худшая участь, поскольку Кофукудзи и Тодайдзи поддержали Мотихито, пусть даже их отряды и выступили слишком поздно. Киёмори сперва попытался вступить в политический альянс с гакусё, учеными монахами этих храмов, в надежде, что они повлияют на своих мятежных сохэй. Но время для переговоров уже прошло. Монахи ответили на послание Киёмори, избив посланца и насильно выбрив ему голову, после чего он, испуганный и бледный, бежал в столицу. К этому сохэй Нара добавили еще одно оскорбление: сделав большую деревянную голову, которую они назвали головой Киёмори, они пинками катали ее по двору.

Киёмори все еще действовал осторожно. Он послал отряд из 500 самураев, приказав им не применять силу, даже если их будут провоцировать. Монахи немедленно напали на эту делегацию, захватили 60 человек или около того и отрезали им головы, которые выставили вокруг пруда Сарусава напротив южных ворот Кофукудзи. В конце концов монастыри Нара были атакованы всеми силами Тайра. Дело было поручено Тайра Сигэхира, ветерану Удзи и далеко не самому симпатичному из сыновей Киёмори. Сигэхира был подвержен припадкам ярости – болезни, которой в известной мере страдал и его отец. Монахи осознали всю опасность своего положения и приготовились отразить штурм. Семь тысяч монахов, молодых и старых, сохэй и гакусё, собирались защищать свой храм. Поперек дорог были выкопаны рвы, поставлен частокол, а монахи-лучники ждали за большими деревянными щитами. Большинство монахов сражалось в пешем строю. Конные самураи несколько раз атаковали их, но защитники отражали атаку за атакой до наступления темноты. Ими предводительствовал воинственный монах по имени Ёгаку, человек огромной силы, который носил два комплекта доспехов, один поверх другого.

Когда стемнело, Тайра Сигэхира решил использовать самое смертоносное оружие самурайского арсенала – огонь. Поджог, как мы знаем, применялся и раньше, хотя это и было делом рискованным, что Сигэхира, несомненно, знал, когда велел своим людям разломать несколько деревянных щитов на факелы и поджечь постройки у ворот монастыря. Было пять часов вечера, ветер все время менял направление, и пламя быстро распространилось по всему монастырю, перебегая от складов к пагоде, с пагоды на звонницу. Как описывает «Хэйкэ моногатари», «все, кто полагался на свои ноги, убежали к реке Тоцугава, в глубину гор Ёсино; а старые обезножевшие монахи, рядовые послушники, мальчики-служки и женщины в поисках спасения наперегонки кинулись в храм Великого Будды и в монастырь Кофукудзи. Больше тысячи человек взо-бралось на второй ярус храма и втянуло за собой лестницы, чтобы враги не могли подняться следом. Здесь и настигло их свирепое пламя. Казалось, вопли грешников в кругах ада – Огненном, Раскаленном и Безвозвратном звучат не громче, чем крики этих несчастных!» Кофукудзи был сожжен дотла, равно как и Тодайдзи, «Великий Восточный Храм», гордость императора Сёму, основанный за четыре столетия до этих событий. Вместе с ним погибла и статуя Будды Вайрочаны, перед которой преклонял колени император. «Сам император украшал эту статую вышиной в шестнадцать дзё, отлитую из меди и золота... И вот исчез без остатка внушавший благоговение священный лик, подобный луне, сияющей в небесах, сгорела и вся голова, упала и лежала теперь во прахе; тело расплавилось, уподобилось бесформенной груде!.. Недаром потемнела, изменила свой цвет роса на равнине Косуга, а в завыванье ветра на вершине горы Микаса слышались горестные стенанья».

Всего в огне погибло 3 500 человек, из всех построек уцелело только хранилище Сёсоин, построенное императором Сёму, которое стоит и по сей день. Головы 1 000 монахов, павших в бою, были выставлены на воротах или увезены в столицу. Много месяцев спустя, когда необходимо было провести важное богослужение, ни одного монаха нельзя было отыскать в окрестностях Нара.

Тайра Киёмори скончался 20 марта 1181 г., оставив после себя печальное наследие. Перед смертью, в горячке, он бредил не райскими полями, но местью. «Когда я умру, – говорил он, – не совершайте ради меня буддийских обрядов; только убейте Ёритомо и положите его голову у моей могилы. То будет лучшее приношение, которое можно для меня сделать, как в этом мире, так и в ином». Чтобы понять значение его предсмертных слов, нам надо вернуться на несколько месяцев назад, к началу войны Гэмпэй.

ЁРИТОМО

Человек, чью голову Киёмори так страстно желал заполучить, был старшим из трех оставшихся в живых детей Минамото, которых Киёмори отправил в ссылку в 1160 г.

Ёритомо было 14 лет, когда его отправили на Идзу, гористый полуостров Токайдо. Идзу входил во владения Тайра, и юноша был поручен заботам Фудзивара Сугэтика, союзника Тайра, а надзор за ним осуществлял Ходзё Токимаса, местный землевладелец, происходивший из рода Тайра. Как опекун Сугэтика не отличался строгостью, и у юного Минамото было достаточно времени для военных упражнений и для размышлений о том, сколь гибельны для его семьи оказались чрезмерный энтузиазм и поспешность в использовании военной силы. Говорят также, что Ёритомо разнообразил свои ученые занятия в области политики и военного искусства более приятным занятием – тем, что в народе называют «посевом диких каштанов». В результате его опекун однажды обнаружил, что стал дедом младенца Минамото. Это так разъярило верного сторонника Тайра, что он убил ребенка и готов уже был расправиться с Ёритомо, но тот вовремя бежал к Ходзё Токимаса, где вскоре влюбился в дочь Ходзё и со временем женился на ней.

Существует легенда, что во время его изгнания Ёритомо посетил странствующий монах по имени Монгаку, который подарил ему череп его отца Ёситомо, тем самым вдохновив на восстание против Тайра. Однако к мятежу его побудил не череп отца, а полученный 23 мая 1180 г. призыв от принца Мотихито. Вскоре после этого он получил известия об исходе битвы при Удзи, подтвердившие его мнение о бесполезности преждевременных действий. 13 июля Ёритомо получил еще одну плохую весть. Тайра Киёмори приказал схватить его и предать смерти. Кому было поручено это исполнить, он не знал; скорее всего это мог быть Тайра Канэтака, помощник наместника провинции. Положение Ёритомо еще больше осложнилось к концу августа, когда после битвы при Удзи вернулся домой Оба Кагэтика, один из самых ревностных сторонников Тайра в районе Идзу. Еще один враг оказался рядом, к тому же в сопровождении значительного войска.

Двадцать лет Ёритомо размышлял о гибельности преждевременных восстаний, так что решение действовать, видимо, далось ему нелегко. Он начал с атаки на Ямаги, ставку наместника Тайра Канэтака. Набег был совершен 8 сентября, Канэтака был убит. Как это ни странно, Ёритомо лично не принимал участия в этой операции, но остался в доме своего тестя, Ходзё Токимаса, где возносил молитвы за победу. Ёритомо был государственным деятелем, а не полководцем, и в этой роли мы видим его на протяжении всей войны Гэмпэй. Сражаться он предоставил другим членам своей семьи.

Теперь, когда его ближайший враг был мертв, Ёритомо мог вырваться с Идзу. Ширина северного перешейка, самой узкой части полуострова, всего около 10 миль. 11 сентября Ёритомо выступил с Идзу в Сагами. Через два дня к нему присоединился первый из союзников, собиравшихся под знамена Минамото, Миура.

Другим ближайшим сторонником Тайра был Оба Кагэтика. С той же стремительностью, которую Тайра проявили в битве при Удзи, он собрал своих людей и бросился в погоню. Соотношение сил было примерно десять к одному в пользу Тайра, когда 14 сентября они настигли Ёритомо в долине Исибасияма. Сражение при Исибасияма стало почти такой же катастрофой для Минамото, как и битва при Удзи. Опасаясь, что к Ёритомо придут подкрепления, Оба Кагэтика предпринял отчаянную ночную атаку на позиции Ёритомо. Исибасияма представляет собой узкую долину у берега моря, не оставляющую много места для маневра, не говоря уже о формальностях поединка. Непроглядная тьма, ветер и проливной дождь способствовали неожиданному нападению. Можно представить, с какой решимостью грубые провинциальные самураи приступили к своей смертоносной работе. Не было ни провозглашения родословных, ни вызовов на поединок достойных противников, только грязь и кровь жестокой битвы. К концу сражения небольшой отряд Минамото был практически уничтожен, но Оба Кагэтика дорого заплатил за преимущества ночной атаки, поскольку в разгар сражения Ёритомо успел скрыться в лесу. Много захватывающих историй было сложено о последующих пяти днях, когда враги охотились за Ёритомо в горах Хаконэ. Самая известная из них связана с Кадзивара Кагэтоки, который в то время был на службе у Тайра, а впоследствии стал одним из самых верных сторонников Ёритомо. Ёритомо спрятался в пустом древесном стволе, который Кадзивара послали осмотреть. Последний уже тогда втайне сочувствовал делу Минамото. Увидев там Ёритомо, он просунул в ствол свой лук и спугнул двух голубей, что вполне убедило остальных преследователей в том, что, кроме птиц, там никого больше быть не могло. Суть этой истории в том, что голубь считается посланцем Хатимана, бога войны и покровителя семьи Минамото.

Ёритомо в конце концов удалось добраться до берега моря у мыса Манадзуру, где с горсткой верных ему людей он сел на корабль и переправился в провинцию Ава, владения Минамото. Он прошел через Ава и вокруг того залива, который в наши дни называется бухтой Токио, собирая своих приверженцев.