Но стоило ей закрыть свои глаза, как гипноз закончился. Он словно со стороны увидел самого себя — в общественном, многолюдном театре, он, граф Мейдстон, как какой-то школяр, зажимает в углу девушку и намеривается целовать ее до потери сознания, ни имея при этом никаких благородных намерений. Это было… низко.
Но все его благородные порывы тут же улетучились, как только она посмотрела на него. Помилуй Бог, но он захотел обратить время вспять и во чтобы то ни было не допустить подобной ситуации. Но это было не в его силах и теперь она чувствовала себя оскорбленной, разгневанной и прямо-таки жаждала отомстить.
Ох, уж эта его кровожадная мисс Уолден…
Джослин коротко вздохнул и взявшись за молоток, постучал в дверь. Он умышленно прибыл раньше времени.
Дверь ему открыл дворецкий. Джослин попросил не объявлять о его приходе, дабы обе мисс могли не беспокоиться и спокойно одеться к прогулке, и в сопровождении довольно дряхлого лакея, прошел в гостиную. Отказавшись от выпивки, он ни мало не смущаясь, удобно расположился в единственном кресле и закинул ноги на обитый розовым бархатом пуфик.
Ждать осталось не долго — всего то полчаса. И его мысли вновь потекли в том же направлении.
Несомненно, что теперь мисс Уолден будет дуться. Да, придется пережить пару неприятных моментов, вытерпеть несколько уколов, но если он будет держаться учтиво, давая ей понять, что сожалеет о своем проступке, то все обойдется. Надо лишь придерживаться одной линии поведения, и со временем она позабудет, что между ними было что-то неловкое, что-то недозволенное. Со временем, она привыкнет относиться к нему, как к другу… — В поле его зрения попали муслиновые юбки с набивным бежевым рисунком и подняв глаза выше, он увидел ту, что только что занимала его мысли.
— Мисс Уолден! Какая удача!
Она вздрогнула, увидев его и даже попятилась.
— Что вы здесь делаете?!
Тон у нее был холодным, а губы — те самые губы, что он чуть не поцеловал — сурово поджались.
— Как что? Жду, конечно. — Он позволил себе улыбнуться. — Надеюсь, вы не забыли о нашей прогулке?
— Нет, не забыла. — В ее глазах что-то промелькнуло, но он так и не понял что. Может досада. — Но насколько я помню, до нее еще около получаса.
— Вполне может быть и так. Я не в ладах со временем, знаете ли.
— Наверное, это ужасно мешает. — Ехидно заметила Гейл и тут же замолчала, неприятно пораженная тем, что как ни в чем не бывало шутливо препирается с ним и почти улыбается.
— А мисс Монтегью?
— Она еще не готова. — Резче чем хотелось, ответила Гейл и обвиняюще уставившись на его сапоги, ярким пятном выделяющиеся на розовом пуфе. Джослин тут же спустил ноги на пол.
— Ну, значит я был прав, сказав «какая удача!». Видите ли, моя дорогая мисс Уолден, я очень надеялся поговорить с вами наедине. Я…
Гейл в смятении посмотрела на него и испугалась того, что увидела. Его лицо выражала раскаяние, а глаза — такие глаза она видела лишь у преданной собаки, которая сама испугалась, что укусила своего хозяина. Его извинительный, слегка просящий тон, легкий наклон головы, все, абсолютно все говорило о том, что он желает извиниться. Только не это! Только не извинение! Она поспешно перебила его, пока он еще не начал:
— Я не желаю ничего слушать!
— Но позвольте, я все же…
— Нет.
Он коротко вздохнул и скромно опустил глаза.
— Раз вы настаиваете.
Он встал, сразу же став выше ее ростом и обманчивое впечатление, что она превосходит его, тут же исчезло. Смирение еще было на его лице, но поза стала намного уверение. Эта была лишь игра, маленькое представление, в котором он играл роль просителя. И она сама запретила ему «пресмыкаться», испугавшись тех слов, что он мог сказать в свое оправдание. Чего он и ждал от нее, умело дергая за нужные веревки.
Граф Мейдстон вновь надул ее!
Против воли, она улыбнулась.
— Чему вы так улыбаетесь? — он несколько озадаченно посмотрел на нее. Эта всезнающая улыбка его насторожила.
— Какой вы ловкий кукловод…
— Кукловод? — как попугай повторил он.
— О, вы уже здесь! — в гостиную впорхнула Селина. — Надеюсь, я не опоздала и не заставила всех ждать?
Она вопросительно взглянула на них обоих, и оба поспешно сменили напряженное выражение лица на более скучающее. Граф даже отошел подальше от Гейл, словно опасаясь находится с ней рядом.
— Напротив, это я прибыл несколько раньше! — Стэнфорд учтиво поклонился.
— Ну что ж, раз все в сборе, — Селина оживленно хлопнула по руке перчатками, — то в путь!
— Как прикажет, леди!
Он во второй раз поклонился и учтиво пропустил ее вперед, а затем на ходу начал разглагольствовать о силе женской красоты над умами мужчин.
Гейл приутихла. Эта парочка так оживленно флиртовала, что ей оставалось лишь молча их слушать и потупив взор, смотреть куда-нибудь в сторону. Так она и знала! Так и знала, что эта прогулка превратиться в нечто подобное…
Экипаж графа оказался превосходным. Сиденья были обиты кремовым атласом, на дверцах красовался золотистый герб, так что проезжавшие мимо, с любопытством оборачивались, пытаясь разглядеть, кому же принадлежит сие сокровище. Четверка лошадей была так же выше похвал — горячие чистокровные рысаки были покладисты и спокойны в руках возницы.
Гайд-парк был переполнен. Многочисленные экипажи с трудом могли разъехаться и то и дело приходилось ждать своей очереди, чтобы свернуть в нужный поворот. Все дамы укрывались за зонтами, сберегая свою белоснежную кожу от загара, в то время как мужчины вольготно предоставляли себя солнцу.
Гейл не участвовала в общем разговоре, да собственно этого и не требовалось, ибо Селина полностью завладела вниманием графа. Ей оставалось лишь молча кивать, встречая знакомых и придаваться унынию.
И зачем она согласилась на эту поездку? Ведь знала, чем это все закончиться! А ее пустые угрозы — показать графу где раки зимуют?.. Ей даже слово вставить не удается, не то чтобы…
Ее удрученные мысли прервало появление семейство Вендаллов, которые завидев экипаж графа, остановили свою коляску рядом с ними. Селина была вынуждена прерваться, а граф обратить внимание на знакомых. Гейл кротко улыбнулась, скрывая за этой улыбкой собственное злорадство.
Девицы Вендалл — Френсис и Роз, считавшиеся близнецами, но совершенно не похожие друг на друга, были известны тем, что завидев любого, мало-мальски привлекательного мужчину, начинали с ним отчаянно флиртовать. Отчаянно, до занудства. Это как раз именно то, что ей требовалось!
Но ее поднявшееся было настроение тут же упало. Она никак не ожидала, что этот павлин, так быстро распушит свой хвост и вновь примется за старое — купаться в всеобщем обожании. Граф, как будто чувствовал, что Гейл раздражает это всеобщее поклонение, и старался как можно более подчеркнуть свое превосходство. Он отпускал комплименты, с преувеличенным вниманием слушал их глупую болтовню и щедро улыбался. И если бы не веселые искорки смеха, которые Гейл подметила в его плутоватых глазах, то она никогда бы не заподозрил его в том, что он всего лишь забавлялся.
— Ах, мистер Стэнфорд, мы совсем недавно проезжали мимо вашего дома, — с придыханием ворковала Роз.
— Да, да, мы только что проезжали по Пикадилли, и могу вас заверить, что лучшего особняка не найти, — ей в такт добавила Френсис. — Настоящий дворец! Такая изысканность. Такие линии. Я могу лишь мечтать о том, чтобы жить в таком доме!
— Увы, мисс Ведал, если бы я смог, наконец, выбрать между вами и вашей сестрой…
Девушки захихикали.
— Бросьте ваши шуточки, граф. — Кокетливо покраснела Френсис.
— Ах, да, мистер Стэнфорд, мы же встретили и лорда Ричфилда, и знаете ли что он нам рассказал?
— И что же милые дамы?
— Будто у вас в доме есть прекрасная галерея картин, где собранны редчайшие шедевры. И что не так давно вы приобрели …. — в этом месте, Роз слегка помедлила и неуверенно продолжила, — Констебля. Увидев, что Джослин кивнул, она уверенно продолжила. — О, я его обожаю, он просто великолепен! Потрясающий художник! Я так завидую вам! — при этих словах она захлопала ресницами, а потом заискивающе произнесла: — И так мечтаю увидеть вашу галерею!
— Ну что ты, Роз! Граф наверняка очень занят, — наконец-то вмешалась миссис Вендалл, испуганная столь наглым напором. Бедняга даже покраснела от такой бестактности.
Но граф потому и пользовался репутацией «добродушного и милого джентльмена», потому как на эту бестактность, он лишь очаровательно улыбнулся и возразил:
— Отнюдь. Я лишь почту за честь показать свое скромное холостяцкое жилище. И надеюсь, мисс Монтегью и мисс Уолден, также присоединятся к нашей компании.
Селина величественно кивнула, в то время как согласие Гейл никого не интересовало.
Эти девицы Вендалл, уже начали действовать ей на нервы. Во время всего разговора с графом, они непрестанно хлопали своими ресницами, глупо улыбались и одаривали его такими взглядами, от которых Гейл становилось тошно. Это было так глупо и некрасиво с их стороны, тем более что его это очень забавляло. Но видимо кроме нее, этого никто не замечал…
Отдав распоряжение кучеру двигаться к дому и пригласив Вендаллов ехать следом за ними, Джослин улыбнулся сидящим напротив дамам, и заговорщески произнес:
— Я сильно сомневаюсь, что мисс Роз Вендалл знакома с творчеством Джона Констебля. У нее явно другой вкус.
Не ожидав от него такого признания Селина и Гейл не выдержали, и рассмеялись. Честно говоря, они так же плохо представляли, Роз Вендалл, восхищавшейся деревенскими пейзажами.
— О, да! Вряд ли мисс Вендалл вообще разбирается в художниках. — Селина заговорщески ухмыльнулась. — Я конечно тоже мало что понимаю, не то что Гейл, но не так глупа, что разглагольствовать о своих предпочтениях, даже не представляя о чем идет речь.
— А-а, значит, мисс Уолден кое-что понимает в этом деле? — граф хищно сощурился, словно внезапно обнаружил золотую жилу.
— Разве что кое-что.
— Не скромничай, Гейл. — Селина настойчиво взглянула на нее. — Она может различить да Винчи от Санцио, и сказать какая картина была написана ранее.
— А кого из них вы предпочитаете? — не смотря на то, что за нее отвечала Селина, граф не сводил своих глаз с Гейл. И та не утерпела, ответила:
— Да Винчи. Но не от того что мне больше нравится его стиль, я не настоль разборчива. Просто в свое время я увлеклась Джорджо Вазари, а он очень увлекательно писал о да Винчи. Так что после прочтения он стал мне более понятен, чем к примеру Рафаэль Санцио.
— Как все оказывается просто. — Он ей улыбнулся. — А вы откровенны, не всякий на вашем месте признался бы в этом…
— Но ведь я не хочу показаться глупой, разглагольствуя о предпочтениях, когда, не представляю о чем идет речь.
Только Селина и рассмеялась. Граф лишь печально улыбнулся.
— Ну что ж, будем считать, что вам нравится эпоха Возрождения. И надеюсь, вы не умрете со скуки, ибо у меня есть картины и да Винчи, и Санцио, и Микель-Анжело Буонарроти…
Гейл ничего не ответила. Она и так слишком забылась, раз разговаривает с этим негодяем, как ни в чем не бывало. Разглагольствует тут с ним о картинах, забыв, что решила превратить эту поездку в ад.
— Джослин, — позвала Лина, отвлекая его пристальное внимание от Гейл. Ей не понравилось как он смотрел на ее сестру — напряженно и озабоченно, словно между ними что-то существует. Что-то нехорошее. — Позвольте узнать, какую же картину Констебля вы приобрели?
Он ухмыльнулся:
— «Пейзаж со скачущей лошадью». Джон написал ее не так давно, и я тут же купил ее у него. Кстати, лорд Ричфилд так же хотел ее приобрести, но я заплатил больше. Думаю, он специально натравил на меня Вендаллов, неблагодарный негодяй!
Гейл не смотрела на Джослина, и потому первая заметила Ричфилда:
— А вот кажется и он!
Все обернулись, пожалуй, Селина более порывисто, но этого никто не заметил. Только что упомянутый сэр Энтони Ричфилд, на всем скаку мчался на огромном вороном жеребце по направлению к их экипажу. Превосходный наездник, он почти мгновенно приноровил бег своего жеребца к скорости экипажа. Поздоровавшись с присутствующими, он болезненно поморщился, когда услышал предложение Джослина присоединиться к ним, чтобы полюбоваться Констеблем.
— Негодяй! Простите дамы, но он беззастенчиво сыпет соль на мои незаживающие раны. А еще называется другом!
— Не задавайся, ты тоже не так прост, как кажешься! — Джослин слегка кивнул в сторону Вендаллов.
Как будто что-то вспомнив, лорд Ричфилд расплылся в довольной улыбке.
— Ну что ты Джос, я же знаю как тебе приятно женское общество. Я лишь оказал тебе услугу…
Силина ликовала — она не просчиталась в своих ожиданиях, принимая приглашение Джослина. Там где был один из них, рано или поздно появлялся и другой. Так что появление Энтони было делом момента.
Сегодня, тот был один, без своей нареченной. И прекрасно, ибо рядом с ней, она чувствовала себя какой-то подавленной. Как здорово, что сегодня ей удалось затянуть свою талию на один дюйм меньше, и она потратила лишние полчаса на свою прическу. Энтони должен оценить и ее новое модное платье — легкий муслин делал ее фигуру более эфемерной.
И он оценил. Задержав на ней взгляд больше чем на остальных, он ей даже улыбнулся. Это был хороший знак.
Не имело смысла тут же вступать в наступление. У Энтони было прекрасное настроение, Селина не обманывалась на сей счет, зная, что он в восторге от своей скачки, от гарцующего под ним нетерпеливого жеребца, от осознания своей силы над ним, оттого что он может укротить это превосходное животное. Он весело пикировался со Стэнфордом и не имело смысла перетягивать его внимание на себя. Пока, не время. Пусть почувствует себя в безопасности…
Так что они довольно беспечно прокатились до Пикадилли. Особняк Джослина действительно был великолепен. Селине нравились такие — производившие впечатление скорее дворца, чем обыкновенного дома, и больше поражающего изысканной чистотой и правильностью линей, чем вычурными и витиеватыми украшениями. В глаза бросался огромный парадный вход с многочисленными ступенями и белые величественные колонны со стрельчатыми окнами.
Да, этот дворец не шел ни в какое сравнение с их особнячком на Портмен-сквер. И впервые Селина задумалась о материальном — чтобы содержать такой дом, требовались немалые доходы…
С экипажа ей помог спуститься Энтони, Джослин тем временем снимал девиц Ведал. Селина же намеренно вышла последней, после Гейл, надеясь насладиться прикосновениями рук Энтони и по возможности задержать его. Она не дала ему и шанса, взять под руку Гейл и сопроводить ту к дому, намертво вцепившись в обшлаг его сюртука. Тот будто бы и не возражал.
Дверь им открыл дворецкий. В своей жизни она ни мало повидала дворецких, но этого можно было назвать одним из самых лучших. Но пожалуй сравнения с цербером, охранявшего вход в сокровищницу было бы достаточно, чтобы описать все его достоинства. Таким и должен быть дворецкий графа — невозмутимый и высокомерный.
Комнаты, вернее даже сказать залы, были огромными и величественными, подстать дому. Но на удивление они не подавляли ни размерами, ни роскошью, так как вся обстановка была подобрана со вкусом и располагала к удобству. По крайней мере, та часть дома, по которой они проходили.
Джослин, как радушный хозяин шел впереди и рассказывал о доме, построенным еще в семнадцатом веке его дедом. Но Селина почти его не слышала, все ее внимание было поглощено Энтони, который был так близко от нее. Как давно они шли с ним вот так, по-дружески беседуя и открыто говоря обо всем, что они думают. Как давно она не чувствовала его тела, его сильной руки, на которую можно опираться и не бояться показаться присосавшейся пиявкой. Энтони не терпел неискренних церемоний.
— И как? — внезапно спросил ее он.
— Прошу прощения…
Энтони смотрел на нее удивленно, словно не понимая, что здесь непонятного. И ее сердце забилось в более спокойном ритме — он вовсе не имел в виду свою внешность, ибо все это время она украдкой разглядывала его. Энтони никогда не задаст ей такого вопроса — как ей нравится он сам…
— Вам здесь нравится?
— Да. — Не колеблясь твердо ответила Селина.
— Так я и подозревал. — Он ей улыбнулся, все той же снисходительной улыбкой, что улыбался всегда.
— А вам что же, все это не по душе? Вас подавляет величие? — ее тон был насмешлив, тот тон какой он любил.
— Отнюдь, моя красавица. Я люблю этот дом, но жить в подобном не смог бы.
Ее сердце вновь забилось в учащенном ритме. «Моя красавица!» Все же, не смотря на все его дружелюбие, он видит, что перед ним не просто женщина, а красивая женщина. Называет ли он так свою нареченную?
— Но почему?
— Одному здесь слишком тоскливо…
— О-о, поэтому вы и решили жениться, ведь я слышала, что в приданое леди Беатрисс, дается почти такой же дворец.
Лишь после затянувшегося молчания, она сообразила, что ляпнула что-то не то. Энтони замедлил шаг, а затем и вовсе остановился, заставив остановиться и ее. Его лицо помрачнело.
— Кто вам такое сказал?
— С…слухи, не более чем слухи. — Промямлила Селина. — Может я что-нибудь не так поняла…
— Вы врете. — Он отвернулся от нее и повел ее дальше, но по его ускорившемуся шагу, она поняла, что он разозлился. — Мы с Беа помолвлены с детства и в условиях брачного контракта никогда не шла речь о подобном приданном.
— Простите меня, я не хотела… — Селина и вовсе стушевалась, не понимая, чем могла так задеть его. — Уж простите, но я никак не понимаю, какая вам разница, что говорят остальные, ведь даже я знаю, что вы богаты… А эти слухи… И… и как скоро, позвольте спросить, ваша свадьба?
— Переводите тему, моя дорогая?
О, нет! Как раз именно эта тема волновала ее больше всего, намного больше, чем какое то приданное леди Беатрисс…
— Вы не отвечаете? Хм, — он улыбнулся, — я всегда думал, что вы более остры на язык. Вы же знаете, я всегда восторгался вами, так что не дуйтесь на меня. Мужчинам знаете ли не приятно, когда их в глаза обвиняют в столь… корыстных целях. Вы еще дуетесь?
Он опять остановился, но теперь для того, чтобы пытливо посмотреть ей в глаза.
— Нет, в этих глазах сверкает что-то другое. Так что?
Ужас. — Подумала Селина. — Ужас оттого что он сейчас скажет.
— Может любопытство? — С трудом ответила она. — Вы ведь так и не ответили на мой вопрос.
— Ах да, о моей свадьбе. — Он вздохнул. — Ну, как и положено после помолвки, через год.
— Так скоро?
Энтони рассмеялся.
— Как вы прелестны в своей непосредственности. Не надо, моя красавица, не надо убеждать меня, что вы огорченны. Вы можете сколь угодно дурить головы свои поклонникам, ну уж давайте на правах старых друзей, говорить друг другу правду.
Она удивилась:
— Разве мы друзья?
— А разве нет? Лично я всегда считал, что мы прекрасно понимаем друг друга. И всегда думал, что и вы считаете так же. Мы ведь похожи, не так ли?
— Но вы никогда не говорили мне этого вслух, так что я могла и ошибаться.
— Не думаю, — он покачал головой, — у вас слишком трезвый склад ума. Остальные не хотят этого замечать, видя перед собой лишь вашу прелестную оболочку Вы для них слишком красивы. Совсем наоборот я. Я не никогда не льстил себя надеждой, что вы можете увлечься мной.
Это его заявление ее покоробило.
— Это почему же?
— А потому, моя прелесть, что прежде всего вы любите саму себя и только себя, и вряд ли будете терпеть рядом столь же самовлюбленную личность…
— Эй! Вы двое!
Они повернулись к звавшему их Стэнфорду.
— Мы уже обошли весь дом и осмотрели всю галерею, а вы так и стоите, как истуканы в коридоре. Пройдемте же в гостиную.
Она умела проигрывать с хорошей миной на лице. Энтони ясно дал понять, что никогда и ни за что, не свяжет свою жизнь с такой, как она. Он предпочитал жить с менее самолюбивой женщиной, которая на первое место будет ставить своего супруга. Этот разговор «мимоходом», вроде бы ничего не значащий обмен мнениями, разрушил все ее тайные планы и в прах развеял надежды. Ей оставалось лишь одно — как всегда претворяться…
Селина повернулась к Энтони и заговорщески ему ухмыльнулась, — мол, мы прекрасно поняли друг друга:
— Право, мы заболтались, лорд Ричфилд.
Затем все с той же улыбкой на устах, повернулась к Стэнфорду:
— Ну что ж, как-нибудь в другой раз, граф.
И уж напоследок, улыбнулась этой курице — мамаше Вендалл, которая подозрительно разглядывала ее, словно за это время она с мистером Ричфилдом успела совершить прелюбодеяние.
— Как вам галерея, миссис Вендалл?
Все поступили так, как она и планировала. Энтони вновь благодушно взял ее под руку. Джослин ухмыльнувшись повел за собой гостей обратно, уже не предлагая им повторно осмотреть картинную галерею и тем самым не поставил в неловкое положение свое друга. А семейство Вендалл отвлеклось, наперебой расхваливая то, чего они так и не поняли. Лишь позже, значительно позже, Селина осознала, что в этой гудящей толпе не было Гейл. Та просто исчезла…
Глава 4
Гейл огляделась. Она была одна.
Нет, нет она прекрасно слышала, как все уходили и как граф разговаривал с приотставшими Селиной и сэром Энтони, но почему-то, так и не пошла вслед за всеми. Она осталась стоять на месте, чтобы лишний раз убедиться в том, что о ней забыли. Джослин был слишком увлечен гостями, развлекая девиц Вендалл своими остротами, и то и дело поглядывая на коридор, где остался его друг, чтобы еще обращать внимание и на молчаливую Гейл. Ему было вовсе не до того. Увлекая за собой шумную компанию, замыкая которую под руку шли мамаша Вендалл с собственным сыном, он даже не оглянулся.
Ну и пусть, зато она без суматохи еще раз полюбуется «Мадонной с цветком» да Винчи и «Мадонной с щеглом» Рафаэля…
Дойдя со современных художников — Хогарт, Констебл и еще раз Хогарт, — Гейл обнаружила приоткрытую дверь. За ней так никто и не пришел, даже лакея не прислали, так что без всяких угрызений совести, она открыла дверь пошире и вошла. Это оказалась библиотека.
Как и все в этом доме, она потрясала своими размерами. Над камином висела воистину гигантская картина, изображавшая старинный замок. Все в ней было нарисовано с такой четкостью, что казалось реальным, почти ощутимым. Продуваемый ветрами, мрачный и неприступный замок оказывал гипнотическое воздействие, но оторвавшись от него сразу же замечаешь персидские ковры, удобные кушетки и маленькие круглые столики с витиеватыми канделябрами. А потом книги, море книг, от пола до потолка занимавшие две противоположные стены. Для удобства был приделан и второй этаж, на который можно было взобраться по деревянным лестницам.
Это было самое настоящее богатство, сокровищница, доверху набитая от старинных фолиантов до современных романов. А на одной из полок, Гейл даже заметила ветхий пергамент.
Подойдя к одному из столиков, Гейл раскрыла лежавшую на нем древнюю книгу и нахмурилась. Текст был не на английском, даже не на французском или латыни. Красочные иллюстрации создавали впечатление чего-то восточного…
Она вздрогнула, услышав вздох. Облокотившись о дверной проем, граф Мейдстон скептически разглядывал ее и как-то грустно улыбался. Ее сердце екнуло, так он был хорош в неярком освещении собственной библиотеки. Осознавал ли он, что эта поза еще больше подчеркивает его широкие плечи, обтянутые дорогим коричневым сукном или встал так непреднамеренно? Знал ли он, как на нее действует эта его ленивая улыбка?..
— А я то думал, куда же подевалась моя маленькая гостья, уж не потерялась ли она в дебрях моего большого дома, в бесплотных попытках разыскать меня? И что я вижу? Какое горькое разочарование понять, что маленькая пташка, предпочла мое внимание каким-то книгам!
Не смотря на жалостливые нотки, в его тоне сквозила все та же насмешка. И Гейл вскипела:
— Ваше внимание? Уж позвольте возразить милорд, но я что-то его не заметила!
— Ну, ну, — он коротко рассмеялся, — не надо говорить неправду, как гостеприимный хозяин я просто не мог…
— А вот и могли! — словно упрямый ребенок возразила ему она. — Вы были так заняты, развлекая своих гостей, что…
— Вы ревнуете?
— Что?! — она чуть язык не проглотила от такого предположения.
— Да-да, вы ревнуете! Это видно по вашему обиженному лицу, вон как вы надуваете губы.
— Негодяй! — как-то придушенно просипела Гейл, покрываясь алым румянцем с головы до пят.
— Вы сами негодяйка, моя прелесть. Причем отменная. Почему все время обзываете меня?
— Потому что вы этого заслуживаете.
— Лично я так не считаю. — Граф отлепился от косяка и лениво направился к ней. — Чтобы обзывать человека, необходимы причины. Взять к примеру ваше — «негодяй». Как возмущенно вы это произнесли, а почему спрашивается? За что? Ведь я не сделал и не сказал ничего кроме правды…
Он остановился перед ней и скрестив руки, вопросительно посмотрел на нее.
— Так как?
Гейл нечего было ответить, ибо в глубине души она понимала, что он действительно прав.
— Почему же вы замолчали? Вам нечего мне возразить?
Кинув на него убийственный взгляд, Гейл попыталась обойти его и направится к выходу. С нее довольно его нападок. Она их ничем не заслужила. То он флиртует с ней, то оскорбляет. Он жонглирует ее эмоциями, как ему тому удобно, и даже не задумывается о том, что это может быть больно.
А Джослин уже знал, что сжигает за собою мосты. Он чувствовал запах пороха. Но уже ничего не мог с этим поделать. Дьявол вселился в него и нашептывал свои правила.
С ней у него ничего не выйдет… Она слишком притягивала его для обыкновенной дружбы.
Бедная невинная овечка, эта девочка не понимала, из-за чего он вдруг накинулся на нее. Она не понимала, что именно ее вызывающе-обидчивое и молчаливое поведение, и вызвало эту волну. Джослин всеми усилиями следовал своему плану, намеренно не обращать на нее никакого внимания, но своим поведением, она останавливала его. «Остановись!» — говорили эти надутые губы, «Увидь меня!» — молили глаза. Он не мог не услышать…
Он не дал ей уйти. С какой-то нелепой дрожью в руках, он обнял ее за талию и притянул к себе. Она удивленно поглядела на него, но он не дал остановить себя этим «недоуменным» взглядом. Нет, уже слишком поздно, как только он пришел сюда за ней, стало слишком поздно…
Наклонив голову он впился в ее губы. Мягкие, податливые, они безвольно раскрылись и он тут же впустил туда свой язык. Обвел им ее зубки, такие ровные — верхний ряд, нижний…
Она прерывисто вздохнула через нос, но он не отпустил ее, чтобы дать ей отдышаться, прийти в себя. Нет, как утопленник пытающийся урвать последний глоток воздуха, он целовал ее, понимая, что это его первый и последний раз. Он поцелуют ее, так как ему захочется, ощутит все контуры ее тела, а потом сделает так, что она его возненавидит. Это был его последний раз и он использует из него все что можно.
С ней у него ничего не выйдет. По странной прихоти судьбы, именно эта невинная и невзрачная простушка вызывала в нем низменные инстинкты. Стоило ему увидеть ее, как он напрочь забывал, что хотел только лишь ее дружбы. Его мысли путались, стоило ему заглянуть в эти глаза, жизнь переворачивались и хотелось послать к черту свои принципы и нарушить все правила. С Аглаей, Мелани, с Мирандой и даже с Сел, ни с кем из них у него не возникало таких фантазий. А значит, надо послать к черту именно эту Гейл Уолден. Эту искусительницу, которая портит всю его жизнь…
Не подозревая, какие мысли бродят в голове этого мужчины, который с такой страстью целовал ее, Гейл ухватилась за его предплечья, чувствуя, как от нахлынувших чувств у нее подкашиваются ноги. Его рот сладостно терзал ее, а руки поглаживали ее спину, словно успокаивая, уговаривая расслабиться, уступить. Прикусив ее нижнюю губу, он приподнял ее, прижав к себе еще ближе, сделал с ней несколько шагов и опустил на кушетку. Посадил. А сам встал на колени, между ее ногами и многочисленными плотными юбками, но так и не отпустил ее рот.
Внутри ее просто трясло, и что-то скручивалось внизу живота плотными кольцами, медленно, подстать движениям его языка. Что с ней? Почему ей так страшно и одновременно так хорошо?
Ее руки дрожали, теребя его короткие волосы, его уже нет. Теперь они уверенно спускали вниз лиф ее платья, обнажая теплую сливочную кожу. И когда он успел расстегнуть пуговички? Стянув с плечей и сорочку, он оторвался от ее губ, и начал путешествовать своими губами по ее подбородку, по щеке, мельком прикусил мочку уха, и ее аж жаром обдало. Но он уже спешил вниз, по шее, еще ниже, остановился возле ложбинки, облизнул ее… А его руки уже приподнимают ее груди, сжимают — легко, совсем не больно, приятно, — теребят соски. И он вновь целует ее, прямо туда, засасывая к себе в рот, вызывая у нее головокружение…
Гейл за волосы тянет его голову вверх и он подчиняется, вновь целует ее губы. Вот так ей уже не страшно. Но незаметно, обманчиво легко его руки опускаются вниз, трогают ее юбки, приподнимают ткань, и уже касаются ее ног.
На какой-то краткий миг, Джослин думает, что он может позволить себе довести все до конца. Да, может! Она позволит, вон она как безвольна.
Но это миг, вспышка безрассудства. Затем она вновь одолевает его, но теперь он думает о другом — а может научить ее, как дать ему освобождение, без того, чтобы лишать ее девственности? Ему видится ее рот, дрожащий, алчущий… О, он позаботится и о ней, даст ей еще больше наслаждение, так что она будет кричать на весь его дом.
Его руки уже трогают ее колени, еще выше, и уже одна теплая плоть, без ткани чулков. Она тихонько стонет. И он сходит с ума.
Надо остановится. Пока не поздно, пока его руки не коснулись того… пока он сам окончательно не сошел с ума. Остановится. С трудом, но Джослин опускает руки. Приказывает себе успокоится. Дышать медленней, равномерней. Она должна возненавидеть его.
Он целует ее более небрежно, как бы нехотя, затем отстраняется и спокойно разглядывает ее. Почти спокойно.