Десять
Токийский вокзал: самый большой, самый людный, самый уродливый в стране, а может – и во всем мире. Каждое утро миллионы сомнамбул-сарариманов бредут по его катакомбам. Им не требуется открывать глаза. В их черепа имплантированы микроволновые приемники, а на внутреннюю сторону век нанесены электронные карты. Но если у вас нет доступа к данным, вы можете потеряться в этом лабиринте коридоров, тоннелей и лестниц. Так и будете бродить всю жизнь.
Сегодня суббота, толпы движутся немного медленнее, они чуть менее плотные. Все же час пик есть час пик, а Мори движется против потока, ныряя вбок и вниз там, где другие проходят вперед. На вокзале сотни телефонов-автоматов – на платформах, у забегаловок, возле билетных автоматов. Мори не знает, с какого был сделан угрожающий звонок Миуре. Единственный способ выяснить – проверить их все.
Он находит его через час – за газетным киоском в центральном вестибюле. Три телефона рядом, старые модели, работают по монеткам, а не по карточкам. Люди, которые ими пользуются, повернулись спинами к потоку людей, руками зажимают уши, чтоб отсечь оглушительный шум объявлений по громкоговорителю. Они не обращают внимания ни на что вокруг, и прибой толпы так же равнодушен к ним. Про это место никто ничего не вспомнит.
Отсюда человек, назвавший себя «Черным Клинком», в последний раз звонил Миуре. Черный Клинок? Странное имя, что-то из комиксов манга. «Моя игра – месть», сказал он. Опять-таки, угроза какая-то ребяческая, ее невозможно принять всерьез. Если б Миура не был мертв, это было бы просто смешно.
Офисная барышня, звонившая по телефону, кладет трубку на рычаг и поворачивается, поднимая сумку на плечо.
– Простите, – говорит Мори.
Она поднимает глаза и смотрит сквозь Мори, будто его и нет. В этом месте все на всех так смотрят. Если пытаться заглядывать во все встречные лица, если пытаться прочесть все выражения, начнется морская болезнь.
Повинуясь мгновенному наитию, Мори берет трубку и набирает номер Миуры. Пять гудков, потом она отвечает. Мори ничего не говорит, затем кладет трубку. Потом берет снова и опять звонит.
– Кто это? – спрашивает жена Миуры. Мори оглядывается. Люди у других телефонов не обращают никакого внимания.
– Меня зовут Черный Клинок, – говорит он, стараясь, чтобы прозвучало насколько возможно зловеще.
– Опять вы!
Она вовсе не так удивлена, как он ожидал.
– Верно, – говорит Мори. – Я никуда не делся, видите?
– У вас изменился голос.
Мори кладет ладонь на трубку.
– Моя игра – месть, – заунывно выговаривает он.
– Что с нашим предложением? Сумма для вас недостаточна?
Предложение? Какое предложение? Мори на секунду задумывается.
– Я должен подумать еще, – говорит он наконец.
– Почему бы нам не назначить встречу? Я могу все объяснить.
– Встречу? – Мори удивлен.
– Назначьте место и время.
Голос подозрительно уверенный. Ее кто-то инструктирует, думает Мори.
– Станция Синдзюку, – говорит он. – Сегодня в семь вечера – напротив пешеходного тоннеля с западной стороны.
– Подождите: как я вас узнаю? Мори быстро придумывает:
– Я буду с красной дорожной сумкой, логотип «Японских авиалиний» на боку.
И тут же кладет трубку, не давая ей времени задать другие вопросы. По обеим сторонам от него офисные девушки уносятся болтовней в свои миры.
Мори возвращается к себе, взбадривает синапсы чашкой кофе, обмозговывает все, что знает. Миура сказал полиции, что проблема со звонками решена и наблюдение продолжать не надо. Но она не была решена. Судя по всему, были и другие контакты, недавние. Жена Миуры предложила звонившему деньги, предполагает, что он их примет. Зачем предлагать деньги человеку, который, возможно, убил ее мужа? Только один возможный ответ: чтобы заткнуть ему рот. У звонившего есть какая-то опасная информация, которая может навредить и сейчас. «Моя игра – месть», говорил он. Месть за что? Больше вопросов, ведущих к другим вопросам. Больше мрака.
Жена Миуры будет ждать его сегодня вечером на станции. Вероятно, с дюжиной детективов в засаде. Мори думает: вот прекрасный способ, чтобы тебя арестовали за убийство и вымогательство. Он думает еще: вот единственный способ выяснить, что происходит на самом деле. Он должен быть там вечером. Ему нужен дублер, кто-нибудь, на кого можно положиться, и кто вообще ничего не знает об этом деле. Вновь повинуясь наитию, он берет трубку и звонит Мистеру Нет Проблем. Станет ли Уно сидеть с утра в субботу в кабинете в тщетной надежде, что кто-нибудь позвонит и предложит ему работу? Станет. И сегодня его надежда оправдается. Потому что кое-кто действительно собирается предложить ему работу в субботу утром. Кладя трубку, Мори улыбается. Когда-то давно он тоже приходил на работу каждое субботнее утро, как миллионы других работников мелких и средних компаний по всей стране. В те дни Мори полагал, что чем больше времени вкладываешь, чем ты прилежнее, тем лучше результаты. Тогда он не понимал, что это не вопрос времени и стараний. Потому что, в конце концов, детектив – это не работа. Это жизнь.
Мори приезжает к Уно почти в двенадцать. Какое-то время они говорят о бейсболе, европейском кино, любимых лапшевнях. Как и Мори, Уно сильно против «Гигантов». Как и Мори, предпочитает Бунюэля Бергману. В противоположность Мори, не ест слишком острой лапши.
Затем Мори переходит к делу. – Ты предлагаешь самые низкие цены в стране, так?
– Так, – осторожно говорит Уно.
– Сколько бы ты взял, если бы клиент попросил тебя просто последить два часа сегодня вечером?
– Просто последить? Хм-м… Полторы тысячи иен в час.
– А если кто-нибудь, например я, запросил бы тысячу двести?
– Тогда я предложил бы тысячу сто пятьдесят.
– И не отказался бы?
Уно решительно мотает головой.
– Я ни от чего не отказываюсь. Мне нужно как-то создавать себе репутацию в этом бизнесе.
На это Мори улыбается. Какая репутация может быть в прочесывании парковок у «лав-отелей» или в том, чтобы вынюхивать прошлое счастливых супругов в надежде найти там банкротство или редкую болезнь крови?
– Тысячу сто пятьдесят, – взвешивает он. – Звучит вполне разумно. Идет.
– Замечательно, – говорит Уно, энергично кивая. – Кстати, кто клиент?
– Я, – отвечает Мори, направляясь к двери. – Пошли, нам необходимо подготовиться.
Есть человек, которого зовут Дзиро, – никто не знает точно, какая у него фамилия, может, он и сам уже точно не знает, – и он вот уже двенадцать лет обитает у западного выхода со станции Синдзюку. Дзиро живет в сборной конструкции, которую изобрел сам. Она в высшей степени функциональна, пространство использовано классически экономно. Основные материалы, которые он использовал: две огромные картонные коробки, голубой синтетический брезент, несколько циновок из дерюги. Окна сделаны из полиэтиленовых пакетов. Из веревок и фанеры – маленькая дверь, которая может открываться и закрываться. Внутри – стопки книг, одеяла, радио, газовая лампа. Это, наверное, самый большой картонный дом во всем картонном городке, что вечно меняет границы, расползаясь по близлежащим окрестностям станции Синдзюку. Что неудивительно, ибо Дзиро – один из старейших его обитателей. Именно у Дзиро вновь прибывшие спрашивают, что им можно делать, а чего нельзя. Именно Дзиро бывает первым предупрежден людьми из служб милосердия о том, что власти начинают очередную кампанию против бездомных.
Мори знает Дзиро. Когда он проходит мимо картонного городка, они всегда обмениваются несколькими словами. Дзиро привержен строгим консервативным взглядам, которые излагает вне зависимости от того, слушают ли его. Он считает, что Япония должна как можно скорее вооружиться. Он полагает, что женщина должна идти в нескольких шагах позади мужчины. Сведения о состоянии мира, которые он целыми днями черпает из выброшенных газет и журналов, наполняют его смятением. Иногда Мори кажется, что это притворство. Дзиро, когда хочет, бывает вполне адекватен. Пару лет назад Мори потребовалась некоторая помощь. Поздней ночью на стоянке такси избили руководителя торговой фирмы, отняли портфель. В портфеле были сделки между руководителем и женщиной – владельцем бутика в Гиндзе. Полиция не нашла никаких свидетелей, а Дзиро нашел. Его друг, живший в соседнем домике, не только видел, что случилось, но и узнал двух тинпира, которые это сделали. Мори осталось только прийти к ним и убедить вернуть портфель.
Сегодня Мори хочет попросить Дзиро еще об одном одолжении, на этот раз – ничего сложного. Хочет он одного – чтобы Дзиро на пару часов одолжил ему свой картонный дом. Дзиро счастлив сделать одолжение. Он произносит краткую речь о недостатках системы образования и уходит с шестью банками пива и коробкой из якитории, которые принес ему Мори.
Уно в прострации смотрит на картонный домик.
– Вы хотите, чтобы я туда залез? А в чем смысл? Мори недовольно поднимает бровь.
– Запомни: я клиент. Делай, что я говорю.
– Там так грязно! – жалуется Уно. – Там, наверное, блохи!
– Блохи? Это если повезет. Может, и ядовитые пауки.
Уно складывает руки на груди, мотает головой.
– Это не шутки. Я не буду там сидеть два часа. Мори тычет пальцем в лицо Уно.
– Хой, ты пытаешься отказаться от предложенной работы? Так-то ты строишь свою репутацию? Раз согласился на что-то, теперь доделывай до конца.
Уно отступает на шаг, пораженный тем, как зло звучит голос Мори.
– Я не пытаюсь отказаться, – говорит он. – Я просто думаю, нет ли какого-то другого пути.
– Нет никакого другого пути, – говорит Мори грубо. – Есть путь, который я решил выбрать. Теперь заткнись и переодевайся.
Он вручает Уно сумку, в которой рваная майка, ветровка, забрызганная краской, и бесформенные штаны из полиэстера. Наряд принадлежит Мори, ему уже лет двадцать. Он держит эту одежду в шкафу у себя в кабинете и надевает, когда приходится рыться в помойках и для другой тяжелой работы. Уно переодевается в туалете. Шмотки подходят, что неудивительно, поскольку Уно – точно такого же роста и телосложения, что и Мори.
– Неплохо, – говорит Мори, – но тебя нужно сделать реалистичнее.
Они идут в проулок, огибающий станцию сзади. Мори находит банку с кофе, поливает ею ветровку и штаны. Уно морщится. Мори хлопает его по плечу.
– Это лишь начало, – говорит он.
На обочине – куча мусора. В ней есть все, что нужно Мори. Грим для лица получается из шины выброшенного велосипеда. Лицо и шея замазывается маслом с велосипедной цепи.
– Теперь волосы, – рассуждает Мори. – Выглядят так, как будто их только что вымыли.
– Их действительно только что вымыли, – печально говорит Уно. – Я мою волосы каждое утро.
Каждое утро! Вот какие пошли в этом городе молодые люди. Ужас какие брезгливые, помешанные на микробах и запахах. Неудивительно, что падает уровень рождаемости.
Последний необходимый Мори предмет лежит под останками старой коробки из-под ланча – пластиковая бутылка соевого соуса, еще наполовину полная. Он поднимает ее и выжимает маленькое озерцо соуса в волосы Уно, втирая его, как пригоршней парикмахер втирает кондиционер.
– Неплохо, – говорит он, отступая на шаг полюбоваться своей работой. – Мне бы, пожалуй, в кино работать этим… Как их?
– Вы имеете в виду гримеров, – говорит Уно. Лицо у него в полосах грязи, волосы спутаны и взъерошены.
Мори кивает. Ни один гример не сделал бы лучше, учитывая обстоятельства. Теперь можно давать команду «мотор».
В десять минут седьмого Мори прислоняется к стойке для еды в двухстах метрах от входа в тоннель. С его места прекрасно видны окрестности картонного города. Дом Дзиро прямо напротив, хотя самого Дзиро дома нет. Вместо этого там, скрутившись в маленьком дверном проеме и недобро озирая проходящие толпы, поудобнее устраивается гость. Мори поглощает пельмени с осьминогом, просматривает спортивную газету, иногда поглядывает на вход в тоннель. На полу перед ним – пакет с одеждой Уно. Под одеждой Уно – красная дорожная сумка с логотипом «Японских авиалиний».
Насколько Мори видно, вокруг все выглядит совершенно нормально. По тоннелю шагают толпы покупателей. Обитатели картонного городка сидят на берегу, не погружаясь в непрестанный поток, текущий вокруг. Иногда люди останавливаются у входа в тоннель – но только для того, чтобы зажечь сигарету, или взглянуть на карту, или повернуться и пойти обратно. Никаких признаков миссис Миура, никаких признаков полицейских.
Уно встает и потягивается, руки над головой. Это сигнал, означающий, что пока все спокойно. Через несколько секунд вновь садится и скрючивается в дверном проеме. Уно выглядит правдоподобно. Но это неудивительно. Большинство людей выглядели бы на его месте правдоподобно. В наши дни разница между большинством людей и обитателями картонного города – не толще листа бумаги. Несколько неудач – потеря работы, развал семьи, неуплата процентов по кредиту, – и ты оказываешься тут. Были времена, бездомными становились калеки-ветераны, сумасшедшие, спившиеся алкаши. Теперь не так. Видно по лицам – обычным лицам, на которых шок и стыд от того, что с ними происходит.
Мори ждет, отхлебывая кофе. В другом конце тоннеля появляется группа уличных музыкантов. Они становятся в кружок, начинают хлопать в ладоши и бренчать на гитарах. Один прислоняет к стене плакат: «Христианский альянс в поддержку хоумлесс». Английское слово «бездомный» написано в фонетической транскрипции. Иностранное слово – и все звучит иначе, безличнее. Один музыкант кладет на землю шляпу, чтобы люди бросали туда деньги. Никто не бросает. Люди проходят мимо, притворяясь, что не видят. Потому что видеть, действительно видеть – это было бы чересчур страшно.
Уно снова встает и потягивается: все чисто. И тут Мори видит ее. Она идет со стороны большого универмага на углу. На миссис Миура – оливковый плащ и замшевые коричневые полуботинки. Проходит перед носом у Мори не более чем в десяти ярдах и быстро направляется ко входу в тоннель. В последний раз, когда Мори видел эту женщину, она стояла вверх ногами в алькове своей приемной, играя роль вазы для цветов. Сейчас она выглядит оживленной, решительной. Сложная женщина, думает Мори, допивая кофе.
Миссис Миура занимает позицию на полпути между Уно и входом в тоннель. Она стоит, прислонившись спиной к стене, вероятно, погрузившись в раздумья. Для человека, который приехал встретиться с опасным убийцей, она выглядит чрезвычайно спокойной. Выбранное ею место немного необычно – не совсем на входе в тоннель, где ее было бы легче всего найти, а чуть в стороне. Уно встает, потягивается, на этот раз поднимая руки над головой дважды. Это сигнал о том, что все нормально, и Мори может немедленно приступать.
Мори тщательно изучает сцену, старается найти в ней сюжет. Тот скрыт где-то внутри, так и просится наружу. Мори чувствует это по напряженной фигуре миссис Миура. Она не смотрит по сторонам и не пытается опознать человека, которого пришла встретить. На самом деле, она вообще не двигается. Почему? Ответ: потому, что ей четко указали, где стоять. Мори поворачивается, озирается, потом переводит взгляд в другую сторону. Ни следа чего бы то ни было подозрительного – только непрерывный поток лиц, голосов, ног, все движется той же дорогой, все исчезает в тоннеле. Он заказывает еще порцию пельменей с осьминогом, ждет еще пять минут, жует, наблюдает. По-прежнему ничего. Миссис Миура стоит как влитая. Уно сидит на корточках на пороге своего нового дома, готовый наблюдать за контактом.
Время. Мори берет пакет, вытаскивает оттуда красную дорожную сумку. Молодой сарариман быстро подходит к стойке. Мори поспешно прячет сумку. Сарариман покупает пачку кофейной жвачки.
– Простите, – говорит Мори. – Не могли бы вы сделать мне одолжение? Совершенно пустяковое, честное слово.
Сарариман поворачивается к Мори: спокойное, энергичное лицо – точно не полицейский.
– Какое одолжение? Я вообще-то спешу.
– Это займет всего пару секунд, – говорит Мори. – Видите вон там женщину в оливковом плаще? Это моя жена. Я хочу подарить ей подарок на день рождения. Если бы вы могли пройти к ней и отдать ей вот эту сумку…
– Что внутри? – спрашивает сарариман, закидывая в рот пластик.
Мори чешет затылок.
– Ну… гм-м… трудно объяснить…
– Трудно объяснить? – хмурится сарариман. – Знаете, я не собираюсь носить вам сумку, не зная, что внутри. А вдруг там бомба?
Он отворачивается. Мори кладет руку ему на плечо.
– Хорошо, я вам скажу. Там на самом деле белье. Но не такое, какое можно купить в обычном универмаге, если вы понимаете, о чем я.
Мори застенчиво ухмыляется. Сарариман тоже ухмыляется.
– А, теперь ясно. Ладно, сейчас сделаем. Но постарайтесь устроить ей хороший вечер!
Мори отдает ему красную сумку. Сарариман перекидывает ее через плечо и ныряет в толпу. Мори смотрит, как красная сумка движется ко входу в тоннель. Сделает ли сарариман, как ему сказали, или же хочет просто улизнуть с сумкой? Но проблем не возникает – сарариманы всегда делают, как велят. Красная сумка проплывает мимо Уно, мимо уличных музыкантов и наконец достигает того места, где ждет миссис Миура. Мори отходит от стойки и пробирается сквозь толпу к лестнице вниз, на уровень земли. Сделав несколько шагов, он поворачивается и наблюдает.
Сарариман уже в двадцати метрах от миссис Миуры. Он снимает с плеча красную сумку и собирается отдать ей. Но она его не узнает. На самом деле, она отворачивается от него и идет в другую сторону вдоль стены – туда, где играют уличные музыканты.
Да вот только четверо уличных музыкантов бросили играть. Положили гитары и плакаты и быстро движутся к сарариману. Тот останавливается, что-то кричит миссис Миура. Бросает красную сумку и поворачивает ко входу в тоннель. Уличные музыканты переходят на бег, расталкивая покупателей. Сарариман видит, что они догоняют, и тоже принимается расталкивать толпу. Но музыканты проворнее – и вот, расшвыряв публику, они уже ловят сараримана у входа в тоннель и сбивают его с ног. Толпа единым порывом расступается. Люди поворачивают головы и смотрят на сплетение конечностей. Но остановиться и приглядеться не могут – слишком силен напор толпы вокруг.
Сарариман снова на ногах. Кажется, он что-то кричит, показывая на стойку с едой. Самое время смываться. Мори погружается в поток людей, текущий вверх по лестнице в универмаг.
Через полчаса Мори уже у себя и ждет звонка Уно. Но тот не звонит. Пошел домой мыться, думает Мори. А оттуда – в какой-нибудь салон унисекс-красоты, где ему выскребут грязь из пор и приведут волосы в прежний вид. Для молодого человека, вроде Уно, это, должно быть, срочнее, нежели отчитываться перед клиентом.
Мори заглядывает в вечернюю газету, просматривает отчет о вчерашнем матче «Гигантов», потом ставит на проигрыватель пластинку. Роланд Кёрк: умер от удара в сорок два года. Умел играть на трех инструментах одновременно: саксофоне, кларнете и носовой флейте. Мори тоже попробовал однажды, когда был студентом. Получилась какофония. Вот эту запись Кёрк сделал после первого удара, когда одна сторона его лица была частично парализована. Но он смастерил себе другой мундштук и продолжал играть до конца. Может, это и привело ко второму удару. Возможно, его убила собственная музыка. Если так, Мори ему очень завидует.
Проходит два часа: достаточно времени, чтобы Уно мог вымыть волосы, сделать маникюр, побриться и выщипать лишнее. Когда он, наконец, звонит, тайваньский «Ролекс» Мори показывает шесть. Уно захлебывается словами:
– Мори-сан! Вы здесь? Это было нечто, правда? То есть, эти люди, которые притворились музыкантами, – они всех надули, правда?
– Тебя они точно надули, – говорит Мори – кислее, чем собирался. – Где ты был все это время?
– Я продолжал расследование!
Голос Уно переполнен энтузиазмом. Сердце Мори уходит в пятки.
– Ты продолжал – что? Тебе было велено только наблюдать и докладывать мне. Разве мы не так договорились?
– Я именно этим и занимался, – говорит Уно. – Я наблюдал и теперь докладываю о результатах. Они могут оказаться довольно-таки важными.
Теперь в его голосе обида. Мори раздраженно вздыхает.
– Важным? Каким образом? Мы видели одно и то же, не так ли?
– Мы видели одно и то же у входа в тоннель. А я говорю о том, что эти люди делали потом. Куда они пошли.
– Куда они пошли? Ты следовал за ними до полицейского участка?
– Не до полицейского участка, – лукаво говорит Уно. – Это были не полицейские. Конечно, если вам неинтересно…
– Интересно, – рявкает Мори. – Приезжай ко мне как можно скорее.
Через двадцать минут Мори слышит звон шагов по металлической лестнице. Уно стучит в дверь, входит. По лицу у него по-прежнему размазана грязь, волосы взъерошены, и он в той же испачканной одежде. Смотрит вокруг, одобрительно кивает.
– Прекрасное место, – говорит он.
Мори следит за его взглядом: продавленный диван, шкаф с папками, полки книг и старых джазовых пластинок.
– Чего в нем хорошего?
– Атмосфера. Она вам подходит, Мори-сан. Сомнительный комплимент. Мори уже ненавидит этот кабинет. Каждый год принимает решение найти что-нибудь получше: местечко с кондиционером, с европейским сливным бачком в туалете, со звукоизоляцией – достаточно надежной, чтоб заглушить грохот города. И каждый год не получается.
Он кидает Уно сменную одежду, наливает два стакана «Сантори Уайт» со льдом; он готов слушать. Уно моется, переодевается, рассказывает.
Вот что случилось.
Музыканты схватили сараримана, притащили его туда, где стояла женщина. Уно решил подойти поближе. И пошел – хромая, маша руками и вполголоса напевая национальный гимн. Никто не обратил на него внимания, даже четверка музыкантов. Сарариман трещал, что не знает, о чем они, и сумку ему дал человек, стоявший у стойки для еды. Один музыкант побежал к стойке проверять и вскоре вернулся, мотая головой. На этом остальные музыканты толкнули сараримана к стене и принялись на него напирать. Выглядело так, будто они хотели его запугать, чтобы признался. Уно не разглядел, что случилось потом, но сарариман неожиданно обмяк. Тут в момент появились два санитара с носилками и потащили его по винтовой лестнице вверх на улицу. Уно последовал за ними, произнося речи об опасности иммиграции. Поднялся наверх он как раз вовремя: сарари-мана запихивали в белую машину и клали ему на лицо кислородную маску.
– Интересно, – говорит Мори. – Как же они договорились с сотрудниками «скорой помощи».
– Они были не со «скорой», – самодовольно отвечает Уно. – Я сразу понял, как только увидел.
– Да? Как?
– По рукам. Костяшки все сбиты, как у вас. Ну, один санитар еще может заниматься каратэ. Но чтобы оба? Чересчур для простого совпадения, правда?
Мори кивает – это сильное наблюдение.
– Продолжай, – говорит он.
– И вот, музыканты пробежали мимо меня и залезли в «скорую». Я спросил себя, что бы сделал в этих обстоятельствах Мори-сан. Пошел бы в офис и написал отчет? Наверное, нет, подумал я. Мори-сан захотел бы узнать больше. Правильно я подумал?
– Правильно, – допускает Мори.
– Так что я взял такси. Водитель глянул на меня и велел вылезать. Я сказал, что это вопрос жизни и смерти. Я родственник заболевшего и езжайте поскорей, пожалуйста, за «скорой» до больницы. Только не поехала эта «скорая» ни в какую больницу.
Уно торжествующе улыбается. Мори задает вопрос, которого он ждет:
– А куда же она поехала?
– Она поехала прямо в центр делового района, где нет никаких больниц. А потом вдруг свернула на большую подземную парковку.
– А потом что? Уно хмурится:
– А потом я не уверен.
– Ты не уверен? – взрывается Мори. – То есть, ты прекратил наблюдение?
– Нет, я, конечно, продолжил наблюдать, – возмущенно говорит Уно. – Поэтому я так долго не возвращался. На парковке шесть уровней, и мне пришлось проверить каждый квадратный метр.
– Но «скорую» ты не нашел. Уно пожимает плечами.
– Не нашел, – отвечает говорит он. – Где-то я ее, видимо, потерял.
Мори допивает остатки «Сантори», откидывается на спинку стула и смотрит в потолок.
– Эй, только не злитесь, – говорит Уно. – Я сделал все, что мог, нет?
– Я не злюсь, – говорит Мори, уставив взгляд на пятно посередине потолка. – Где, ты говоришь, эта парковка?
– В деловом районе, где головные офисы больших торговых фирм.
Мори всасывает глоток воздуха углом рта. Если его подозрения оправданны, дело Миуры приобретает куда более темный облик.
Уно поворачивается к книжному шкафу.
– Я могу показать карту.
– Не нужно, – говорит Мори, вставая. – Пойдем поедим. Какую еду ты любишь?
Уно объясняет, что предпочитает средиземноморскую кухню, чтобы не слишком много масла, и запить графинчиком «шардоннэ». Мори ведет его по смердящему мочой проулку к оборванной палатке, освещенной парой бумажных фонарей. Название – «Ус Дракона», а под ним стертыми буквами: «Рай знаменитых пельменей».
– Добро пожаловать, господин президент компании, – выкрикивает мужчина за прилавком, пока Мори пробирается внутрь. – Что это? Сегодня вы привели с собой своего прекрасного сына?
Он улыбается Мори, а лицо у него такое же круглое, жирное и хорошо вываренное, как один из его знаменитых пельменей. Мори мотает головой.
– Этот парень? Он мне не сын. Он конкурент, постоянно демпингует.
Повар смеется:
– Выходит, еще один президент компании.
– Точно, – говорит Уно. – Когда-нибудь я буду конкурировать качеством, как вы.
Они едят пельмени, еще пельмени, и снова пельмени. Жареные и вареные. Пельмени с цыпленком, с креветками, с говяжьим фаршем, со сладким фасолевым джемом. Пельмени круглые, в форме полумесяца, пирамидальные. Пельмени, обсыпанные кунжутом. Потом взбадриваются миской яичного супа и дыней, чтобы лучше приготовиться к следующей тарелке пельменей. Алкогольные напитки: горячий китайский рисовый спирт, выливаемый на кристаллы бурого сахара. Счет: не существует. Несколько лет назад Мори помог хозяину найти его шестнадцатилетнюю дочь, которая однажды ночью исчезла после семейной ссоры. Мори искал ее три недели – и нашел: она жила с тинпирой, который использовал ее для уплаты долгов за азартные игры. Эри сказала, что она вернется, только если Мори обещает не говорить, что случилось. Мори пообещал. Тогда она заставила отца пообещать, что Мори отныне будет питаться у них бесплатно. И этот пообещал. По мнению Мори, Эри станет хорошим посредником в торговых сделках.
Потом Мори ведет Уно в один из немногих «пивных садиков», открытых в дождливый сезон. Находится на крыше двадцатиэтажного офисного здания недалеко от парка Синдзюку. В центре крыши – сцена, жаркими летними вечерами там проходит борьба в грязи, или женское топлесс-сумо, или игры на раздевание. В дождливый сезон тут сооружают навес из синего пластика для любителей пива, которым нравится сидеть и смотреть, как вода льется с неба.
Уно говорит, что обычно не пьет пива. Говорит, что не может – у него в желудке недостаточно места. Мори возражает: они с Уно одинакового телосложения, а значит, физиологические причины отпадают. Впрочем, проблема может иметь психологический характер, а такие проблемы следует мужественно встречать лицом к лицу. Они пьют пиво. После первых трех бутылок Уно сообщает, что пошло легче.
– Выпьем еще пару, – говорит Мори. – А потом можем пойти в клуб, который я знаю. Там реально классные девушки, с первых курсов колледжа. Им понравится такой модный молодой человек, как ты.
– Нет, спасибо, – говорит Уно, вытирая лоб горячим полотенцем. – Я не интересуюсь такими вещами.
Мори должен был угадать раньше: что-то слишком чистенький этот паренек, слишком суетливый. Мори озирается, потом наклоняется к нему через стол.
– Хочешь сказать, что ты гей, – шепчет он. Уно улыбается:
– Это вас напрягает?
– Вовсе нет. Некоторые из моих лучших клиентов были голубыми. На самом деле, это отличная ниша, в которой ты мог бы развивать бизнес. – «Самый дешевый гей-детектив в Синдзюку» – напиши это на своих листовках, и твой бизнес вырастет раза в три.
Уно делает большой глоток пива, и на верхней губе остаются усы.
– Жаль вас разочаровывать, но я не гей. Просто у меня есть постоянная девушка.
Теперь Мори действительно сконфужен.
– Постоянная девушка? И что?
– И поэтому я не интересуюсь клубом, о котором вы говорите. Это серьезные отношения.
Мори пялится на Уно: яркие серьезные глаза, пивные усы.
– Ты уверен, что правильно выбрал карьеру?
– Думаю, да, – говорит Уно. – Мы подробно, очень по-взрослому обсудили этот вопрос. Сначала она была против, но потом согласилась с моей точкой зрения. И теперь большинство ее друзей говорят ей, что это просто замечательно – быть помолвленной с частным детективом. Она и сама уже начинает так думать!
– Помолвленной!
Мори откидывается на стуле и надувает щеки. Эту новость не так-то просто переварить.
– Ну, у тебя есть по крайней мере одно преимущество, – говорит он наконец.
– Какое? – интересуется Уно.
– Ты можешь заказать бесплатное расследование прошлого своей невесты перед свадьбой!
Мори хихикает над собственной шуткой. Уно даже тени улыбки не показывает. Прячет лицо за бутылкой пива. Мори понимает сигнал: тема закрыта. Заказывает тарелку сладкого гороха и молча грызет, закидывая горошины из стручка прямо в рот. У каких женщин есть друзья, которые полагают, что быть помолвленной с частным детективом – это круто? Ответ: это женщины, с которыми частному детективу связываться не следует. Вообразить только встречи с этими друзьями. Их лица, вопросы, которые они задают.
Уно меняет тему – он хочет знать больше о том, что произошло у входа в тоннель. Как Мори понял, что это ловушка? Инстинкт, отвечает Мори. Приходит с опытом. Уно хочет знать больше. А что это за женщина? Почему она так подозрительна? Мори объясняет принципы конфиденциальности клиента. Уно говорит, что хорошо их понимает, но что, по его мнению, здесь они не применимы.