Он принял меня в кабинете, подошел к входной двери и закрыл ее на ключ. После сел напротив и с улыбкой сказал:

— Каждую неделю я заказываю проверку на «жучки», установленные в моем кабинете. И представьте себе, Артем Михайлович, ведь иногда находят! Как раз вчера такая проверка закончилась, поэтому можно негромко говорить начистоту.

— Хорошее начало, — сказал я и тоже улыбнулся.

— Понимаете, Артем Михайлович, вы мне глубоко симпатичны! Я давно слежу за вашей судьбой, и вы часто меня просто восхищали и вдохновляли своими поступками и высказываниями. Не сочтите это за комплименты, это правда.

— Спасибо вам за теплые слова!

— Но говорить сегодня мы будем о выборах. Только вы, пожалуйста, послушайте, что я вам скажу, и не перебивайте! Я занял это кресло недавно. Я так к этому стремился, что трудно передать. И вот теперь у меня прекрасная заработная плата, персональная машина с мигалками, власть в округе и полное согласие с органами внутренних дел. У меня теперь огромная трехкомнатная квартира и дочь ходит в самую престижную школу с обучением на английском языке. А взяток мне несут, Артем Михайлович, — не сосчитать!

Мой собеседник провел ладонью над головой, демонстрируя, как много ему несут взяток, и продолжал:

— И вот, дорогой Артем Михайлович, звонит мне по поводу выборов сам Юрий Михайлович Лужков и говорит: «У тебя в округе должен победить Бунич. Если Бунич не победит, тогда я тебе яйца на голову натяну и места ты своего лишишься обязательно». Конечно, не в такой грубой форме, Артем Михайлович, но суть разговора такая. Предельно ясная задача поставлена. Скажите, уважаемый Артем Михайлович, если бы вы были на моем месте: зарплата, квартира, машина, дочь в английской школе и взятки вагонами, вы бы все сделали для того, чтобы выиграл Бунич, а не Тарасов?

Я кивнул.

— Вот видите! Вот и я сделаю все, чтобы победил Бунич. Артем Михайлович, к вам же так хорошо относятся в Моссовете, сходите туда и попросите, чтобы мне перезвонили…

— Чтобы позвонил Вася? — спросил я.

— Конечно, будет достаточно. Пусть он скажет — Тарасову и Буничу уделить равное внимание. Кто из них победит — для Моссовета одинаково хорошо. Вы же мне этим шагом столько головной боли снимете! Столько крови моей останется неиспорченной! Я для вас тогда, Артем Михайлович, сам по домам пойду агитировать!

Я встал, пожал ему руку и сказал:

— Оказывается, даже при всей нашей лживой системе можно оставаться честным человеком. Это парадокс! Но к Васе я больше не пойду. Делайте все, что положено. И успехов вашей дочери в учебе!

…Я проиграл выборы Буничу с огромным отрывом. Настолько большим, что, очевидно, считая меня основным его соперником, административный ресурс округа все же сильно перестарался.

В тот год автоматизированная система «Гас-Выборы», о которой я напишу ниже, еще не работала при подсчете голосов избирателей. Она внедрялась только пробно, и голоса на участках должны были считаться вручную. С этой системой все ясно, но как же смогли так сильно подтасовать результаты? Неужели Бунич и вправду так всех опередил?

Чтобы понять ситуацию на будущее, но ни в коем случае не для того, чтобы попытаться что-то доказать, я договорился с одним из членов окружной избирательной комиссии тет-а-тет обсудить применяемые технологии. Без публичного оглашения, естественно. Стоил мне этот разговор всего триста долларов наличными.

Вот некоторые подробности. Во-первых, на всех избирательных участках списки голосующих составлялись по фамилиям проживавших в округе десять лет назад! Добавлялись в список только новые дома, и опять же фамилиями жителей на момент их заселения.

Конечно, за это время масса людей умерла, изменила местожительство, но они продолжали по-прежнему числиться в списках избирателей по старым адресам. Настоящие мертвые души по Гоголю.

Их количество на каждом участке в среднем составляло от 20 до 25 процентов численности всех голосующих. Все, что надо было сделать, — при подсчете учесть мертвые души, которые голосовали, конечно, за того кандидата, который был нужен. Эту систему в Москве очень хорошо отработали.

Кроме того, в Университетском округе пропало несколько избирательных участков! Просто исчезли. Избиратели звонили, пытались выяснить их месторасположение, а им отвечали, что в связи с непригодностью ранее запланированного помещения для размещения участков их пришлось перенести по новым адресам в самый последний момент. Один из них, например, был перенесен на территорию закрытого завода, куда пускали только по специальным пропускам, а простым гражданам, увы, так получилось, вход разрешен не был. Другой попал на территорию психиатрической больницы, куда граждане почему-то неохотно шли голосовать. Каждый такой участок мог выдать по тысяче голосов за нужного кандидата.

Ну что же, партия «Кедр» заняла четырнадцатое место в списке 89 участников выборов среди блоков и партий. Вместе с Федоровым, как я уже писал, мы могли бы набрать нужное количество голосов. После выборов мы однажды встретились со Святославом Николаевичем. Он согласился, что ошибся в стратегии борьбы. Я согласился, что ошибся с «Кедром». Рассказывать историю о выборах по Университетскому округу я, конечно, ему не стал.

«А не принять ли мне участие в выборах президента?»

Эта мысль появилась у меня в начале 1996 года. Ельцин тогда практически не руководил страной. В кулуарах власти говорили, что его здоровье позволяло ему работать от силы один час в день. Остальное время уходило на процедуры и отдых.

Моя популярность была достаточно высока, чтобы рассчитывать на положительный результат. Я, конечно, понимал, что на обеспечение выборов понадобятся огромные деньги, сотни миллионов долларов, но потенциальный источник таких средств в России уже существовал. Это было неформальное объединение банкиров и олигархов, прозванное в народе «семибанкирщиной». Туда входили Гусинский, Березовский, Смоленский, Фридман, Виноградов, Ходорковский и Малкин. Практически всех я знал лично. Конечно же, все они знали меня.

Я прекрасно понимал, что эту группу людей должна волновать судьба будущей власти в России сильнее, чем кого-либо еще: им тогда уже было что терять, и у них были огромные планы по приобретению собственности, планы разделить целые отрасли промышленности и финансы между собой.

Предложив им свою кандидатуру, я мог предъявить следующие аргументы: во-первых, я сам был бизнесменом и прекрасно разбирался во всех аспектах капиталистической экономики. Во-вторых, у меня были прямые личные связи с крупным западным бизнесом и финансовыми кругами, что упрощало подписание контрактов на миллиардные суммы с ведущими корпорациями мира. И, в-третьих, моя программа, построенная на базе учения профессора Кедрова, могла действительно обеспечить в России такие преобразования, которые бы гарантировали рост экономики и развитие страны.

В худшем случае, если бы я проиграл на выборах и президентом стал кто-либо иной, у меня появлялся шанс еще раз высказаться вслух на всю страну и обеспечить себе на долгие годы защиту от произвола власти. В этом случае любое посягательство на мою свободу трактовалось бы обществом как расправа за участие в выборах.

Предложить себя в качестве кандидата «семибанкирщине» было разумно уже после регистрации. Во всяком случае, чтобы идея выглядела реальной, необходимо было сначала выдвинутся, начать сбор подписей и получить отклик прессы о моих шансах на победу.

Выдвинуть меня кандидатом в президенты могло только собрание общественности, представляющее большинство российских регионов. Тогда мы решили опубликовать в газете «Аргументы и факты» объявление примерно следующего содержания:

«Артем Тарасов созывает всероссийский конгресс, на котором будут рассмотрены пути вывода России из экономического кризиса. Все желающие принять участие могут приехать в Москву. Гарантируем места для размещения делегатов в гостинице „Орленок“. Оплату проживания и проезда не обеспечиваем».

Под объявлением имелся номер телефона для справок, по которому можно было позвонить и уточнить информацию для желающих приехать. Понимая, что может быть много звонков, мы договорились с Центральной телефонной справочной о том, что нам выделят серийный номер, по которому телефонистки будут отвечать круглосуточно, разъясняя информацию о конгрессе и размещении его участников. Мы забронировали номера в гостинице «Орленок», которая простаивала и с удовольствием согласилась принять любое количество делегатов. Мы рассчитывали на сто или максимум на сто пятьдесят участников.

После того как в газете напечатали наше объявление, в первый же день позвонило более двух тысяч человек — от Калининграда до Владивостока. Во второй день телефонистки не смогли обрабатывать количество прорывавшихся абонентов и приняли около пяти тысяч звонков. Они срочно подключили расширение к серийному номеру и добавили еще двенадцать телефонисток для ответов на звонки.

В гостинице «Орленок» слегка всполошились, когда в первые несколько дней только к ним напрямую позвонило более пятисот человек, чтобы забронировать места на конгресс. Сначала мы хотели снять зал на триста человек. Но когда количество звонков перевалило за тридцать тысяч, стало ясно: надо снимать самый большой зал в гостинице «Орленок» на тысячу двести мест…

И вот наступил день конгресса. Мы чувствовали, что народу будет много, но не ожидали того, что произошло. Приехали делегаты со всей России — из Хабаровска и Владивостока, из Мурманской области и с Чукотки… Люди привезли огромное количество документов и предложений, как вывести Россию из кризиса.

Ко мне в тот момент примкнула Партия обманутых вкладчиков. Они надеялись на мою помощь и хотели меня поддержать как предпринимателя, который никого не обманул и не обокрал. Я обещал им помочь, и они были мне очень благодарны, словно я был уже избран президентом России и мог уладить их проблемы.

В гостинице «Орленок» заняли все свободные номера. Было принято решение начинать конгресс в час дня, а регистрацию проводить с девяти утра. Чтобы успеть зарегистрироваться на конгресс, выстроилась очередь, как в Мавзолей.

Количество желающих попасть в зал перевалило за полторы тысячи человек, потом за две. А люди все прибывали и прибывали. Мы перестали регистрировать москвичей и регистрировали приезжих. На регистрации работали уже более двадцати человек. То, что мы выставили буквы, с которых начинались фамилии гостей, на отдельных столах, очень сильно помогло, иначе справиться с таким потоком народа было бы немыслимо. У дверей в зал мы выставили охрану и строго запретили пускать кого бы то ни было без входных талонов, которые выдавали людям, прошедшим регистрацию.

Чтобы сделать конгресс интересным, я пригласил принять в нем участие нескольких известных в России людей. Выступил политолог Никонов, выступил Бочаров с очень интересной программой: как объявить в России мораторий на все налоги.

А я сам сделал доклад о криминализации российского общества: как мы к ней пришли и что вообще происходит. Ну и конечно, о структуре власти и административной реформе по мотивам идеи Кедрова, которую я все больше и больше оттачивал и привязывал к действительности.

Доклад произвел впечатление. И когда после моего выступления председатель собрания предложил выдвинуть меня в качестве кандидата на выборах президента России, подавляющее большинство проголосовало «за».

Сразу после окончания конгресса я снял самый большой гостиничный номер. До трех утра потоком шел народ, и я со всеми беседовал, выслушивал людей, принимал их бумаги и предложения. Некоторым мы оплатили пребывание в Москве, так как люди объясняли, что приехали на последние свои сбережения.

Мы оформили протокол собрания согласно требованиям избирательной комиссии, сдали его и получили право собирать подписи. Всего надо было набрать один миллион подписей в большинстве территориальных округов и республик в составе России. Кроме того, был установлен лимит: не больше семи тысяч подписей с одной территории.

Конечно, такая задача просто невыполнима для любого нормального человека, если он не обладает возможностями задействовать разветвленную сеть помощников во всех регионах необъятной России. Понятно, что для Ельцина эти подписи собирали местные «Васи» в каждом отдельном муниципалитете, для которых собрать семь тысяч подписей — полдня потратить. Коммунисты, собиравшие подписи для Зюганова, тоже обладали сетью райкомов и обкомов, которые, конечно, уже потеряли власть и силу, но людей в их рядах было множество, и причем самых социально активных — пенсионеров.

Были такие ресурсы и у Жириновского, и у Явлинского. Особым образом складывалась кампания сбора подписей у Лебедя. Его поддержала армия, и это обеспечивало ему активистов по сбору подписей на местах и в воинских частях. А на финальной стадии ему оказали помощь прямо из центра, из штаба Ельцина, так как Лебедь нужен был для победы Ельцина. Он отбирал голоса у коммунистически настроенного электората, голоса тех, кто выступал за жесткую, карающую руку, направленную против преступников и предпринимателей, и хотел непременно видеть генерала у власти.

Остальным «кандидатам в кандидаты» пришлось очень туго.

К счастью, у меня было «Русское лото», в котором работало более тридцати тысяч распространителей билетов в семидесяти трех регионах и республиках России.

Всем им было дано задание при распространении лотерейных билетов собирать подписи в мою поддержку. Все они напрямую зависели от московского офиса лотереи, причем материально.

Как ни покажется странным, в период сбора подписей продажа лотерейных билетов очень сильно возросла. Потом мы выяснили причину такого явления. Оказалось, что раньше распространители стояли у станций метро, на рынках и в других многолюдных местах, предлагая лотерейные билеты. А теперь у них появился повод обходить квартиры домов и звонить в двери.

Когда им открывали хозяева, распространители говорили:

— Мы собираем подписи в поддержку выдвижения Артема Тарасова на выборах в президенты России.

— Да не будем мы за него подписываться, — отвечали, например, хозяева квартиры.

— Ну тогда, может быть, хоть билеты «Русского лото» купите?

И очень многие покупали и радовались такому сервису: доставке лотерейных билетов прямо на дом.

В итоге мне собрали миллион триста тысяч подписей. Это было впечатляющее зрелище. Надо было обработать все подписные листы, выверить подписи и зачеркнуть те, которые вызывали сомнение. А потом все листы переплести, зашить в папки, пронумеровать их и опечатать папки, заверив каждую круглой печатью.

Для перевозки папок в Центральную избирательную комиссию понадобился грузовой автомобиль.

Периодически к нам в штаб приходили разные деятели, которые предлагали купить у них готовые подписи, а также списки избирателей с адресами и номерами паспортов и прочие вспомогательные документы. Мы не делали этого только потому, что верили в успех своей организации, боялись провокаций со стороны власти и не нуждались в большем количестве. А если бы я захотел, мы могли бы легко приобрести еще два или три миллиона подписей. Причем продавали иногда абсолютно достоверные подписи. Например, скопировав их из подписных листов у коммунистов.

Эх, если бы я знал, какую экзекуцию приготовила мне власть, я, конечно бы, оформил все по-другому и закупил бы столько подписей, сколько предлагали.

На избирательную кампанию нужны были огромные деньги, и я решил походить по своим знакомым и постараться им объяснить, что пришла пора поддержать человека из своей среды. Только президент, разделяющий их взгляды, да еще сам нахлебавшийся дерьма в борьбе с властью за выживание бизнеса, мог повернуть страну на путь экономического прогресса в рыночной экономике. Я в это верил твердо.

Готовясь объезжать потенциальных спонсоров, я собрался встретиться с Березовским, как с основным стратегом выборов со стороны «семибанкирщины».

Мы не были с ним лично знакомы, но когда я позвонил и попросил о встрече, мне назначили время и место.

Борис Абрамович принял меня в своем особняке недалеко от станции метро «Новокузнецкая». Он опоздал минут на тридцать, а потом мне сказали, что у него такая манера. Маленькая слабость великих.

Наверное, Березовский был голоден — во всяком случае, ему тут же принесли курицу, которую он начал поедать прямо при мне.

Поблагодарив за приглашение, я сказал:

— Борис Абрамович! Я к вам пришел по поводу выборов президента.

Он удивился:

— А я думал, по поводу бизнеса! Поговорить о «Русском лото».

Мы давно хотели перевести «Русское лото» на первый канал, ОРТ, но договариваться нам приходилось с господином Патаркацишвили, ставленником Березовского, а тот заламывал такие цены, что никакой возможности пойти на это у нас не оставалось.

Наблюдая, как смачно Березовский обгладывал куриные косточки, я изложил ему свои доводы о том, почему имеет смысл поддержать меня на выборах. Я также сказал, что сбор подписей подходит к концу и мы готовы их сдать на следующей неделе.

— Ты вообще-то опоздал! Мы свой выбор уже сделали, — ответил Березовский. — Мы буквально на прошлой неделе наняли Чубайса, предложили ему любое количество денег, чтобы он вывел в победители Ельцина. Приняли коллективное решение о том, что Ельцин для нас лучшая кандидатура. Обговорили для себя все условия на случай его победы. Так что все уже решено.

— Ну что ж, все понятно, — сказал я.

— Да нет, очевидно, не все. Тебе участвовать в выборах незачем. Ты можешь помешать нашим планам. Мой совет: не дергайся, не трать время зря, тебя все равно не зарегистрируют в качестве кандидата.

— Как это? — изумился я.

— А вот так! Твои подписи будут признаны недействительными, так что зря ты их собираешь, не примут, — сказал Березовский, дожевывая курочку.

Я поразился такой наглости с его стороны. Кто он, в конце концов? Царь российский, самодержец? Как он смеет заранее подобные вещи говорить? Почему не примут подписи, когда мы честно собрали нужное их количество и даже больше? Я не до конца еще понимал, что власть объединилась с финансовой олигархией для будущей победы Ельцина. И не было в России силы противостоять данному конгломерату.

Однако мне было ясно, что в отличие от Зюганова и Лебедя за меня будут голосовать

мелкие, средние и крупные предприниматели;

директора и работники приватизированных предприятий;

возможно, молодежь, которая видит свое будущее на поприще свободного рынка;

научные работники, которые знали о моей помощи во внедрении их изобретений и инноваций;

интеллигенция, люди творческие;

участники лотереи «Русское лото» и миллионы рыболовов-спортсменов, не играющих в теннис, но поддерживающих рыболовный спорт в России. На эти голоса совместно с голосами региональной администрации и бюрократической прослойки также рассчитывал и штаб Ельцина. Я же теоретически мог их у него отобрать.

В этом случае вероятность победы коммунистов уже в первом туре выборов становилась реальной. И ни Лебедь, ни даже Горбачев, которого также зарегистрировали на выборах, не смогли бы помешать коммунистам. Рейтинг Ельцина до начала выборов составлял едва ли больше пяти процентов, а Зюганова почти 46 процентов. Но кого это смущало, когда за спиной Бориса Николаевича выстраивалась такая мощь: от Коржакова до Гусинского!

Финансовые возможности образовавшейся группировки мне, конечно, были понятны. Мой хороший знакомый, депутат английского парламента, пересказал мне любопытный разговор Березовского и Гусинского со специалистами «Саачи энд Саачи», крупнейшей пиар-компании Европы, который происходил в его присутствии.

Речь шла о выборах президента, и Березовский предложил:

— Давайте посчитаем, за сколько можно подкупить все избирательные участки в России. Вы могли бы дать нам такую справку?

Англичане удивились вопросу, но педантично подсчитали и ответили:

— За полтора миллиарда долларов можно будет купить.

Гусинский говорит Березовскому:

— Слушай, Боря, давай скинемся, купим участки для голосования — и никакой головной боли. Чего долго раздумывать? Потом наверстаем упущенное.

Полагаю, частично так и было. Ведь на каждом участке достаточно подкупить только одного человека — председателя комиссии. У него там есть свои доверенные люди, а остальные пусть честно считают, все равно результат, который будет направлен в центр, окажется таким, как заказали.

Покупка избирательных участков началась еще в 1993 году. Когда я приехал в Москву, ко мне пришел человек и предложил купить в моем округе три участка за тысячу двести долларов. Но для меня это было дико, хотя я знал, что другие кандидаты и мои соперники этим пользовались.

Березовский оказался прав: мои подписи не приняли и меня не зарегистрировали. Избирательная комиссия, проверив за три дня один миллион триста сорок семь тысяч подписей, признала четыреста девяносто четыре тысячи из них недействительными. А сам Рябов, председатель Центральной избирательной комиссии, в кулуарах сказал:

— Если Тарасова зарегистрируют, я публично съем свои носки!

Те же, кто составлял конкуренцию Зюганову, зарегистрированы были все. А из тех, кто мог отобрать голоса у Ельцина, зарегистрирован был только один кандидат — Явлинский. Впоследствии, когда я общался с людьми из команды Григория Алексеевича, я понял, за счет какой уловки им удалось преодолеть первый барьер. Дело заключалось не в самих подписях, а в технологии их оформления перед сдачей в Центральную избирательную комиссию.

Как это удалось Явлинскому, можно понять, разобравшись сначала, что проделали с моими подписями. Мы брошюровали подписи в папки по регионам России, каждая из них содержала примерно по одной тысяче подписей. Таким образом, в среднем на один район у нас получалось от десяти до двадцати папок по сто пятьдесят — двести листов каждая. Всего мы сдали свыше тысячи двухсот папок.

Понятно, что усилиями двух экспертов-почерковедов, даже для того, чтобы перелистать эти папки, потребовалось бы около недели. А если при проведении экспертизы тратить на изучение подлинности одной подписи всего десять секунд, то тогда на рассмотрение всех подписей каждый из двух почерковедов должен был затратить сто восемьдесят семь часов: работать по десять часов в день без перерыва — почти девятнадцать дней!

С экспертизой сданных нами подписей в Центральной избирательной комиссии справились два человека за три дня!

Позже выяснилось, что экспертиза проводилась следующим образом. Бралась одна папка, открывалась на любой странице и там просматривались подписи. Если находилась одна или две, вызывавшие сомнение экспертов, забраковывалась вся папка целиком — сразу тысяча подписей! Я, конечно, выяснил позже у специалистов по каллиграфии, что для доказательства того, что две подписи сделаны, например, одной рукой, нужен тщательный анализ, чуть ли не под микроскопом! А тут молодые ребята на глазок определяли, что это подписи одного человека, и вся папка на таком основании забраковывалась!

Так вот, умный и хитрый Явлинский, уже заранее зная о методах проверки, во-первых, сдал три миллиона подписей, а во-вторых, разместил их в папках, каждая из которых содержала всего по пятьдесят подписей. Чтобы перевезти его подписные листы в Центральную избирательную комиссию, понадобилось три грузовика. Когда группа нанятых почерковедов-вредителей увидела, как вперемешку сданы папки, они поняли, что в этом случае браковать подписи их методом невозможно, и Явлинского пришлось зарегистрировать.

Вместе со мной тогда отказали в регистрации еще нескольким людям, которые могли существенно повлиять на результаты и ход президентских выборов. Прежде всего, это была Галина Старовойтова. Мы дружили с ней с 1990 года. Ельцин сильно подставил Галину Васильевну еще в 1992 году и с тех пор избегал даже встреч с ней, чувствуя себя очень неловко. Все же у Бориса Николаевича были рудименты совести, проявлявшиеся хотя бы таким бесполезным образом.

Как рассказывала мне сама Галя, когда приезжала в очередной раз в Лондон и мы сидели в ресторане старинного английского клуба «Крокфордс», Ельцин предлагал ей в 92-м году стать вице-президентом России. Она была тогда советником Бориса Николаевича, с мнением которой он считался, и если бы так и продолжалось, то Россию могли бы миновать большие беды: от утраты страной величия среди мирового сообщества до расстрела парламента в 1993 году. Однако Ельцину кто-то нашептал исподтишка, что надо заручиться поддержкой армии на выборах президента, значит, приблизить к себе какого-нибудь популярного военного. Так в последний момент он «кинул» Галину Старовойтову и практически ниоткуда появился генерал Руцкой, ставший вице-президентом России. Галя говорила с возмущением, что Ельцин просто перестал брать трубку телефона, когда она звонила, и поручил Коржакову, видимо спевшемуся тогда с Руцким, всячески препятствовать их встречам. Гале даже не объяснили толком, что она была уволена из советников: просто перестали с ней общаться, и она сама поняла, что больше ходить в Кремль незачем.

Она была удивительной женщиной, обладавшей острым умом и огромными знаниями в мировой политике, в которой существовала как настоящая звезда первой величины. Я слышал, что собирались издать книгу «Галина Старовойтова — жизнь после смерти», но сам эту книгу так и не видел. О боже мой, как жаль, что не сама она оставила миру свои воспоминания, а кто-то сделал это за нее. Галю расстреляли в подъезде дома, где она жила в Санкт-Петербурге, но это случилось гораздо позже, 20 ноября 1998 года.

А тогда, в начале 96-го года, мы посоветовались с ней и решили подать в Верховный суд иск против решения Центральной избирательной комиссии, отстранившей нас от участия в выборах президента России.

Время рассмотрения наших исков тянулось, я подал первым, и поэтому мой процесс должен был стать прецедентом. Если бы Верховный суд обязал Центральную избирательную комиссию зарегистрировать меня на выборах, следовавшим за мной Старовойтовой и еще нескольким отвергнутым кандидатам было бы обеспечено аналогичное решение.

Нам удалось доказать, что со стороны избирательной комиссии до принятия решения была произведена фактическая фальсификация. Эти доказательства основывались не только на расчетах времени, о которых я уже упоминал, но и на демонстрации этих фальсификаций прямо в зале суда!

Я обратился к судье с предложением прямо тут же провести эксперимент. Взять любую из отбракованных папок, чтобы те же самые эксперты могли на глазах у присутствовавших зрителей и журналистов отметить, какие подписи они посчитали недействительными.

— Вы согласны на такой эксперимент? — спросил судья у представителя Центральной избирательной комиссии.

Им ничего не оставалось делать, как согласиться. Государственный обвинитель, прокурор, защищавший в суде Центральную избирательную комиссию, заартачился и потребовал сначала точно сформулировать суть эксперимента.

Слово дали мне для пояснения.

— Все очень просто. Если эксперты смогли в течение трех дней проанализировать тысячу двести тридцать папок, то им не должно составить труда проанализировать еще раз любую из них за несколько минут! У нас есть список замечаний и порядковых номеров подписей, признанных недействительными, и мы сравним, совпадут ли номера, отобранные экспертами, с этим списком, составленным две недели назад при отбраковке.

Экспертиза, проведенная на глазах у судьи, показала, что я был абсолютно прав. Почерковеды выявили несколько подписей, напоминавших им друг друга, и назвали их недействительными, но все они оказались другими в сравнении с ранее отмеченными при экспертизе в Центризбиркоме.

Получалось, что мои претензии были доказаны. Я выигрывал процесс, и мне казалось, что Березовский и председатель Центральной избирательной комиссии Рябов будут публично посрамлены. В голове уже мелькали планы объединения с Галиной Старовойтовой в один союз, в котором я был готов уступить ей лидирующее место.

Тут в зал заседания Верховного суда непосредственно судье принесли какую-то записку. Он прочел ее молча, встал и объявил:

— Процесс приостанавливается.

Судья вышел из зала, все остались в полном недоумении его ждать. Это был факт поразительный не только для журналистов, но даже для моего адвоката, повидавшего многое в своей жизни. В зале суда остались ждать судью: прокурор, адвокаты, ответчики, заявитель, эксперты, свидетели и больше пятидесяти человек публики. Судья безо всякого объяснения отсутствовал почти сорок минут.

Мне сообщили, что чуть раньше к зданию Верховного суда подъехал правительственный «ЗИЛ» с охраной, из которого вышли несколько человек, поднялись в кабинет председателя и вызвали всех верховных судей прямо с процессов для срочного совещания. Позже я узнал, что одним из приехавших был секретарь Совета безопасности России Олег Лобов, другие, видимо, были из ФСБ.

Всем судьям просто промывали мозги, после чего наш судья появился в зале совершенно убитым, не захотел никого слушать и сообщил, что суд удаляется для вынесения приговора.

Уже через пятнадцать-двадцать минут он вновь вошел в зал и зачитал короткую версию решения Верховного суда России: «Признать действия Центральной избирательной комиссии правомерными». Не поднимая глаз на присутствующих, какой-то скукоженный от навалившегося на него гнета власти, судья тут же срочно ушел за двери, и я больше никогда его не видел. Российское правосудие было представлено во всей красе!

Следом за мной точно такой же приговор вынесли по делу Галины Старовойтовой, а для того, чтобы не казаться совсем уж ангажированным, суд вынес и одно положительное решение: разрешил баллотироваться в президенты господину Брынцалову, от которого ничего, в сущности, не зависело.

Эх, мне бы тут остановиться, но я решил идти за правдой до конца. Сначала я подал апелляцию в Президиум Верховного суда России. Она была рассмотрена уже после начала выборов, и, конечно, Президиум подтвердил законность решения самого суда. Выше оставались только три инстанции: Конституционный суд России, Европейский суд по правам человека в Страсбурге и Господь Бог!