Значит, сменились вечером, дежурят сутки. По забору стоят камеры, замаскированные. Хорошо, если мониторы на КПП, хуже, если в здании. Но у камер есть мертвые зоны. Проволока под напряжением, видел изоляторы. Предлагаю брать теремок сейчас, пока не пришла свежая смена. Очень, похоже, что, кроме охраны, никого в доме нет. При хозяине эти мальчики больше бы бодрились. Так что самое время...

Оставив Бороду у машины, мы с Боцманом пошли к забору. Боцман, сам опытный секьюрити и специалист по охранным системам, показал одну мертвую зону и как к ней подобраться в обход камер. А еще через минуту он стоял на моих плечах, немилосердно цепляя мои уши шнуровкой туфель. Наконец сказал:

— Давай!

Я подал ему обрывок ватного одеяла и туристский коврик-пенку. Боцман накрыл колючку одеялом, сверху положил пенку и перемахнул забор. Еще миг, и пенка с одеялом упали мне на голову. Я забрал эти неоспоримые улики вторжения в частные владения и вернулся к машине.

Боцман преодолел забор в тот момент, когда караульный был с другой стороны дома. Так что он спокойно подошел к домику садовника и притаился в одном броске от дорожки, по которой, согласно данным наблюдения, циркулировал охранник. Ждать пришлось минут десять — вялый сторож не спешил нарезать круги на вверенном ему посту. Но так и должно было происходить — Боцман вычислил скорость обхода участка и даже сделал поправку на конец смены. Наконец, еле перебирая ногами, охранник появился из-за дома и пошел прямо на Боцмана. На его поясе болталась стратегических размеров кобура, из которой торчала вороненая рукоять какой-то огромной стрелялки. Боцман знал, что инструкция предписывает охраннику осматривать домик садовника со всех сторон. Но знал также, что во второй половине смены эта инструкция выполняется спустя рукава.

Впрочем, охранник все же немного отклонился от дорожки и формально-пустым взглядом заглянул за домик. Боцмана он, конечно, не увидел, тот сидел, скрючившись, за задним крыльцом.

Когда Боцман услышал, что ботинки охранника снова принялись топтать дорожку, мощенную битым кирпичом, он вышел из укрытия и оказался позади него. Теперь Боцман просто баловался. Стражу Рыбнюка была хана в любом случае, его ничто не спасало. Боцман сделал несколько шагов в ногу с охранником, и, оказавшись на расстоянии полутора метров, умышленно сбился с шага. Страж от этой неожиданности мгновенно развернулся, да так резко, что оказался с Боцманом нос к носу. Боцман, сидя за крыльцом, успел с выпендрежем перемазать рожу землей, подвел глаза, наподобие коммандос, как их показывают в кино. У бедного караульного от удивления чуть глаза не выскочили из орбит. Он отшатнулся, и Боцман помог ему прилечь на дорожку. Бормоча назидательные слова: «Нельзя экономить на зарплате охраны», Боцман обезоружил противника, связал и отволок за домик, туда, где раньше прятался сам.

Я в этот момент подъехал на нашем «фольке» к воротам и засигналил. За рулем сидел Борода, но вел я с пассажирского сиденья — Борода водить не умел. Капэпэшный охранник, услышав мой сигнал, выглянул с недобрым выражением. Ему, видите ли, не понравился вид нашего железного коня. Пока Борода нарочито долго просовывался в окошко, я выскочил из салона якобы с единственной целью — глотнуть свежего воздуха. Борода спросил у охранника:

— Вы бачтэ, пан Зенон дома?

— А шо вам трэба?

Борода порылся в бардачке, достал бумаги, якобы предназначенные для передачи пану Зенону, и принялся бороться с дверцей — машина-де старая, вот механизм замка и не вполне исправен. Охранник терпеливо ждал, высунувшись из калитки на полкорпуса. Я направился в обход капота, якобы чтобы помочь своему товарищу выбраться из машины, но вдруг резко свернул, выдернул охранника из калитки и нежно, чтоб не обидеть Боцмана бесцеремонным обращением с представителем священной для него профессии охранника, уложил на асфальт. Вслед за ним вылетело на асфальт и помповое ружье, которое он держал за спиной.

Я открыл ворота и загнал машину во двор. Ко мне подошел Боцман, похвастался добычей.

— Газовый, собака, — сказал он, протягивая мне громадный пистолет.

Я махнул рукой, и мы пошли к дому. Видимо, Рыбнюк не слишком доверял забору и охране — все окна первого этажа были закрыты фигурными коваными решетками. Но кто ж не знает, что решетки на окнах первого этажа созданы для того, чтобы по ним удобнее было добраться до окон второго?! Через дверь идти не стоило — там мог сидеть третий секьюрити. Его лучше было бы обойти с тыла. Я надеялся, что он не видел сцены позора своего коллеги с КПП. Да и мудрено было — ворота от дома отделял добрый сосновый лес. Боцман пошел первым. Он укрепил веревку, по которой поднялся я, имея за плечами Бороду. Поднимаясь, я не один раз посочувствовал Доку, который пер на себе нашего подпольщика через все крыши в окрестностях штаба СНПУ. Борода при своем росте имел и жирок, и брюшко, так что, не будучи спортсменом, вес имел изрядный. Он изо всех сил помогал мне здоровой рукой, но этим усердием скорее мешал.

Мы оказались в спальне, вероятно девичьей. Трюмо, мягкие игрушки, косметика с непременным флакончиком средства от прыщей, фотографии голых голливудских дядек. Слой пыли, лежавший на всем, несмотря на то что в доме, вероятно, имелась горничная, говорил о том, что хозяева, скорее всего, в отпуске. Боцман разобрался с замком, и мы вышли на внутреннюю галерею. Боцман метнулся вниз, чтобы определить, нет ли третьего охранника, а если есть, то обезоружить и обездвижить. Мы же с Бородой выдвинулись на поиски кабинета хозяина.

Все наши расчеты оправдались на сто процентов. Боцман обнаружил при входе в дом маленькую караулку, где за мониторами наружного наблюдения дрых начальник смены. После краткого визита Боцмана он продолжил свой отдых, но уже в связанном виде и без оружия. Кабинет Рыбнюка обнаружился на третьем этаже. Мы быстро выпотрошили роскошное хозяйское бюро, но денег в нем не оказалось. Боцман простучал обшитую дубом стену и обнаружил сейф. Закрывающая его панель должна была подчиняться какому-то секретному механизму, но мы открыли ларчик проще — методом выбивания. Сейф за панелью был цифровым. Надо понимать, эта система в здешних местах находилась на пике моды.

Борода разбинтовал руку и взялся за маховик. Сделал три оборота и бросил.

— Одинаково больно на всех щелчках, — сообщил он. — Тут надо бы по свежим запилам...

Боцман, больше не слушая его, смотался в дом садовника и принес кое-какой инвентарь. Недолго раздумывая, с помощью лома и топора мы разворотили дубовую обшивку и вывернули сейф, он был не закреплен в стене, но оказался насыпным, страшно тяжелым, килограммов на сто пятьдесят. Удобных ручек для переноски, как известно, сейфам не положено. Мы с Боцманом отогнали пытавшегося помогать Бороду подальше и вдвоем снесли железяку вниз. Я подогнал машину. Сейф, уложенный на заднее сиденье (в багажник он не лез) и задрапированный нашим пляжным покрывалом, просадил задний мост «фолька» чуть не до земли. Кому-то из нас нужно было идти пешком. Причем не Бороде, он был владельцем машины, и не Боцману, потому что он был лучшим среди нас водителем. Оставшиеся могли бросать жребий, но делать этого не стали. Короче, «фольк» укатил, а я направился к автобусной остановке.

Кто не прошел испытания пригородным львовским автобусом, тот недостоин высокого звания спецназовца. До этого я считал, что максимальная концентрация людей и углекислоты достигается во львовских трамваях. Так вот, я ошибался. Я намеревался добраться этим общественным транспортом до улицы Сверчинского, не торопясь, осматривая город и не навлекая подозрений. Ничего этого мне не удалось. Кондукторша, глядя на меня, заорала, не поднимаясь со своего места:

— Пройизд оплачуем!

Когда я, протиснув руку между потными рубахами, попросил ближайшего пассажира: «Передайте, пожалуйста», весь салон обернулся на меня, насколько это было возможно в чудовищной давке. Пассажир же, к которому я обратился, прореагировал особенно болезненно:

— Вам трэба спэршэ мову вывчыты, а потим вжэ йиздыты дэ люды йиздять.

Пришлось сурово на него посмотреть и напрячь руку, прижатую в давке к его боку. Он ощутил и давление руки, и давление взгляда и заткнулся.

И все же я вышел на ближайшей остановке. Несмотря на теплый день, окна в автобусе были плотно задраены, и я почувствовал кислородное голодание, хотя спирометрия у меня была не хуже, чем у водолаза. Я стал на обочине и выкинул руку. Не успел еще ни один частник притормозить на мой сигнал, как мимо меня пронесся асфальтовый «пежо», виденный мной во дворе Рыбнюка и, похоже, принадлежавший охране. И точно, я успел рассмотреть сквозь стекло коричневые униформы частных охранников. Кто-то их освободил — то ли сменять пришли так рано, то ли горничная, почувствовав угрызения совести, притащилась стирать хозяйскую пыль. Шоссе было прямое, насколько я помнил, без поворотов. Боцман вынужден был вести медленно, чтоб не угробить подвеску, так что далеко уйти он не мог. Какие-то минуты, и «пежо» его догонит.

Я вывесил на вытянутой руке приманку в виде зеленой бумажки, и первый же «бомбила» клюнул, притормозил.

— В город, быстро!

«Бомбила», человек, принадлежащий безграничному миру капитализма, а не узколобому мирку национализма, никак не прореагировал на мой русский язык, а послушно дал по газам. Через четверть часа, при подъезде к городу, я увидел наш «фольк», прижатый к обочине, и Боцмана с Бородой, положенных на землю. Все трое недавно связанных охранников возвышались над ними, поигрывая помповиками. Будь Боцман один, он давно бы ушел от них, но не мог же он бросить слабака Бороду! Я думаю, он мог бы и обезоружить всех троих, но, очевидно, не стал этого делать, не зная, как Борода поведет себя, не подставится ли он под пулю. Вот и лежал носом в пыль обочины, ждал момента. А охраннички, в свою очередь, не торопились, ждали подкрепления, скорее всего, ментовского.

Я приказал водиле остановиться, дал ему зеленый чирик и подошел к месту происшествия.

— Проходь, — сказал мне охранник и махнул стволом, указывая направление обхода.

Плохой солдат. Не обучен держать ствол как положено — или дулом вверх, или дулом на задержанного. А то машет тут...

— Мужики, — сказал я, — это моя машина. Ее, мою ласточку, сегодня утром с дачи угнали...

— Видийды вбик, чэкай на милицию.

— Точно, моя. — Я все же подходил к «своей ласточке», нервно жестикулируя, как настоящий владелец, пострадавший от угона. — Я вам сейчас документы покажу.

Охранник был выше меня ростом и поэтому решил, что со мной можно обращаться, как со школьником. Он опустил ствол, взял меня за шиворот и назидательно сказал:

— Будэш стояв там и чэкав на милицию.

За эти слова стоило оставить его без оружия. Остальные секьюрити, возмущенные моим неуважением к их коллеге, решили сделать мне замечание о моем плохом поведении, и оба подставили спины Боцману, который только этого момента и дожидался.

Теперь нужно было быстро-быстро сматываться, а сейф бросать не хотелось. Мы отъехали на полкилометра и принялись ловить грузовик. Водитель первого же газона подрядился доставить груз в любую точку города за пятерку баксов. Борода сел в кабину, я запрыгнул в кузов, Боцман погнал «фольк». Ему нужно было скрыться до прибытия ментов. При въезде в город был пост ГАИ, на котором наверняка уже висели приметы нашей тачки, поэтому Боцман двинул в обход города. Машину нужно было либо пригнать в безопасное место, либо уничтожить.

Начальник грузовичка, конечно, видел, что мы везем дорогой хромированный сейф. Борода по ходу сочинил для него легенду — что мы-де слесари, что сейф заклинило у богатого буратино из коттеджного городка, а мы взялись его ремонтировать, да вот тачка села на грунт под такой тяжестью. Водила помог нам выгрузить груз и дотащить до лестницы. В мастерскую его пускать было нельзя — сразу бы понял, что она не слесарная. Так что в подвал сейф мы тащили вдвоем с Бородой. Кое-как перетащили, но у Бороды от напряжения открылись раны, и он чуть не плакал от боли и досады. Но довольно быстро взял себя в руки и пошел одалживать «болгарку» и покупать алмазные диски. Вернулся он только с половиной оборудования: «болгарку» одолжил, диски не купил — все магазины были закрыты.

Расстроенный Борода сел на пол перед сейфом и с мрачнейшим видом снова принялся за маховики. И тут наконец появился Боцман, пеший и злой. Он поведал грустную историю «фольксвагена».

— Погибла тачка, — сказал он. — Там дальше по дороге городская свалка. Там я ее и бросил. Номера свинтил, документы сжег, движок попортил, чтобы не на ходу была. Там полна свалка умельцев — шастают, ищут, чем бы поживиться, они ее быстро оформят на запчасти.

— Стволы?

— Припрятал в надежном месте. — Боцман помялся. — В относительно надежном. Хорошо бы сегодня за ними вернуться. Помповики и газовый. Только патронов мало.

Я посмотрел на Бороду. Как ни был он увлечен сейфом, но взгляд почувствовал и отозвался:

— Попробуем достать.

— Только без уголовщины! Уголовщины с нас хватит.

— Купим.

— Если в сейфе что-то есть, — усмехнулся Боцман.

— Есть, — сказал Борода. — Я денежку чую.

По лестнице прошли люди и, видимо, много. Во дворе завелась машина.

— Борода, кто это может быть?

— Хрен его знает.

— Я во двор не заглядывал, тачки не видел, — сообщил Боцман.

Минут пять стояла тишина, только щелкали маховички сейфа. И вдруг Борода пропел протяжно:

— А-а-а-а, сука!

И тут в дверь постучали. Все, что мы могли сделать, — это прикрыть сейф барахлом. Борода открыл. Лариса. Возбуждена, на лице сменяют друг друга разнообразнейшие эмоции, губы закушены, глаза сверкают.

— Что вы такое сделали со Шкрабьюком? — напрямую спросила она.

— Мы? — изумился Борода. — А что с ним такое?

— Он умер.

— Какой ужас!

— Только не говорите, что вы здесь ни при чем, я все знаю!

Как же, голубушка, знаешь ты. Вся хваленая бабская интуиция базируется на этом «я все знаю». Вот дураки и раскалываются. Но Борода не повел себя как дурак.

— Да, мы его убили, — сказал он. — Топором. Специальным, горным. Ледоруб называется.

— Не прикидывайтесь, он от инфаркта умер, когда от меня ехал.

— Это большая потеря для нации. Лариса, но это, наверное, ты виновата! Ты небось заставила пожилого человека проявлять юношескую прыть! С тебя и спросят. Но ты не бойся, мы тебя не выдадим!

— Андрей, я знаю, что ты тут затеваешь что-то опасное. С тобой рядом находиться всегда было опасно. Я думала, что я от тебя как-то оградилась, но ты втягиваешь меня в какую-то авантюру.

— Лариса, — пришел я на помощь Бороде. — Вот, положа руку на сердце, скажу: не трогали мы Шкрабьюка. Мы приехали сюда отдохнуть, а не авантюры затевать.

— А почему вы все вместе не уехали в Карпаты?

— Ну, это уже становится похоже на допрос...

— Это у меня только что был допрос! — Лариса, было успокоившаяся, опять взвинтилась: — Следователь, оперуполномоченный, двое из УНА. Почему-то я должна отвечать?!

— Лариса, сядь и успокойся, — посоветовал ей Борода. — Ребята, у нас деньги есть? Лариса, хочешь коньяку?

— И кофе!

— Так зачем шуметь? Сейчас все устроим! Борода побежал гонцом, а Лариса поднялась к себе и принесла большие коньячные рюмки и кофемолку — этих аксессуаров у Бороды в заводе не было.

Коньяк Ларису успокоил, но кофе она потребовала приготовить по-венски. Борода рассыпался бисером. Несмотря на то что он сгонял и за коньяком и за кофе, причем не в ближайший гастроном, а куда-то подальше, чтоб не нарваться на подделку, он подвигнулся раздобыть и яйца для «видэньськой кавы». Ни у него, ни у Ларисы этого продукта не оказалось, пришлось Бороде ломиться к Деду. Но Дед словно испарился, и Борода, кривя рожу, отправился на второй этаж. Второй этаж, как я понял, вел вялые военные действия против первого и подвала с целью захвата территории. Когда-то верхняя семейка уверенно выжила своих соседей по этажу, объединила две квартиры, а теперь надеялась прибрать к рукам всю виллу. Тем не менее Борода разжился пятком яиц, отделил желтки, взбил их с сахаром и подал кофе по-венски. Лариса разомлела, окосела и разоткровенничалась.

Сначала рассказала сильно отредактированную историю своего падения (у нее получалось — восхождения к вершинам мастерства). Потом наговорила дружеских гадостей о Бороде. Говоря о своем бывшем муже, вдруг заметила, что у него перебинтована рука. И то заметила только потому, что после упражнений с сейфом Борода замотал пальцы сам и кое-как. Повязка постоянно сползала, и он то и дело поправлял ее то зубами, то здоровой рукой.

— Андрей, где ты руку поранил? — спросила Лариса таким тоном, что всем стало понятно: не вырвись он из-под мудрой опеки заботливой жены, ничего бы с ним не случилось.

— Обжег. Снимал с плиты решетку, а она еще не остыла.

— Ну конечно!

Лариса посмотрела победно. Все видели? Этот ребенок решил вести самостоятельную жизнь!

Есть натуры, которых алкоголь делает нудными. Выпив, они зацикливаются на какой-нибудь идее фикс. Лариса к их разряду не относилась. После очередной рюмки коньяку ее переключало — она вдруг вспоминала, что она Мата Хари.

— Я знаю, зачем вы приехали и чем тут пытается заниматься Андрей, — сказала она ни с того ни с сего. — Только вы не с тем связались. Ему из этого подвала ничего не видно. Он тут строит из себя Джеймса Бонда, а сам хватается за горячие плиты! Он никого в городе не знает, кроме своих алкашей-художников. Если кто и может вам помочь, так это я. Я знаю всех нужных людей в городе. Я могла бы вам многое рассказать, но вы меня не просите. Меня просто нужно попросить...

Лариса так посмотрела на Боцмана, что того аж передернуло.

— Ладно, не хотите просить, я и так скажу. Но не все. Я скажу вот что. Ты знаешь, Андрей, что тебя давно раскусили?

— Кто это меня раскусил? Что раскусили? — Борода пожал плечами.

— Этого я не скажу. Просто хочу, чтобы ты знал. Ты нарываешься на большие неприятности. Я тебе это говорю потому, что когда-то тебя любила.

Борода еще раз пожал плечами и пробормотал равнодушно:

— Мне бояться нечего, я ничего такого не делаю.

И тут в дверь постучали. Вошел длинный тощий тип с лицом без выражения, не поздоровался, нагло пропер в комнату Бороды, увидел Ларису и остановился.

— А! Витя! — обрадовалась Лариса. — Это Витя, — представила она нам своего упыря. — Я ему записку в дверях оставила, что буду внизу. Заходи, Витя, садись! Ребята, налейте ему!

Ради Вити пришлось открывать вторую бутылку, благо Борода был запаслив, взял две. С Витей посидели минут десять, за которые он не произнес ни слова, только лупал своими оловянными глазами. Стакан коньяку, однако, выжрал. Лариса и сама почувствовала, что ее знакомый как-то не вписывается в интерьер, и поспешила его увести в свой храм любви.

Борода тут же отставил свой коньяк, который весь вечер планомерно посасывал, и сказал не без гордости:

— Ребята, если есть еще цифровые сейфы, давайте их сюда, пока рука не зажила. А то второй раз резать не буду!

Он сходил в мастерскую и принес содержимое сейфа. Денег оказалось не слишком много — неполных шесть тысяч баксов. Были два слитка золота по полкило и пригоршня ювелирки, очень старинной и, вероятно, страшно дорогой.

— Что это за Витя? — спросил я.

— Впервые вижу. Лариса осваивает новый тип мужчин. Такого у нее еще не было.

— Он пешком, что ли, пришел?

— Я слышал машину, — вставил Боцман. — Пойду посмотрю.

— Ты не забывай, тебе еще за оружием ехать. Нужны помощники?

— Сам справлюсь.

Боцман вернулся удивленный. Неговорящий Витя прибыл на сравнительно новом «БМВ»-пикапе.

— Да? — обрадовался Борода. — Подождите, может быть, сейчас решим проблему транспорта для доставки оружия.

Он поднялся к Ларисе, проторчал там не больше трех минут и спустился обратно.

— Можно ехать, Витя завис до утра.

— Как узнал?

— Элементарно. Во-первых, он пил. Но на такой тачке можно и пьяненьким по ночному городу погонять. Во-вторых, он неженат, этим Лариска сразу похвасталась. Но это тоже ненадежно. Мало ли, может, он плохо спит на новом месте и, сделав свое дело, все же отправится домой. Так что главное — это в-третьих. Лариска попросила поднять ей остальной коньяк, если, разумеется, мы больше пить не хотим.

— Не хотим.

Борода доставил боеприпасы наверх, а мы с Боцманом доставили сейф в машину. Боцман страшно обрадовался, обнаружив в багажном отсеке пикапа лебедку.

— Ци, командир! Я один справлюсь! Выдерну этот сундук тросом — и все дела!

На том и порешили.

— Борода, ты этого Витю раньше никогда не видел?

— Кажется, видел, но не вспомню где. Львов — город тесный...

— А ну-ка дай мне наши копии по СНПУ.

Так и есть! Сэнькив Виктор Богданович, начальник отдела связи партии. Фотография при копировании сильно исказилась, но угрюмое выражение лица проступало и сквозь контрастные пятна.

— Вот куда Лариса забралась! — засмеялся Борода. Я просмотрел дело. Странный человек был этот Сэнькив, и странный из него получался партайгеноссе. Шестьдесят четвертого года, женат, имеет дочь, образование восемь классов, умом не блещет, исполнителен, но требует неусыпного контроля — может все напутать. Бестолочь. Зато молчалив (ну, это-то мы видели), ненавидит всех неукраинцев (кроме Ларисы?), абсолютно предан и бесстрашен. Борода, читая, только головой качал:

— Ну, Лариска, ну, извращенка!

Я подошел к Вите несколько с другой стороны.

— Для главного связиста он слишком бестолков. И у него слишком крутая тачка.

Я полез в бумаги и нашел еще один листок, о котором вспомнил только сейчас, раньше не придавал ему значения.

— Посмотри, это приказ по партии о проведении кампании борьбы за нравственность, приуроченной к визиту папы. Шкрабьюк тоже знал об этом приказе, но он нервничал, боялся попасться. Возможно, это и был третий фактор, о котором говорил Док и который подвел Шкрабьюка под инфаркт.

— В самом деле! — схватил на лету Борода. — Сэнькив не боится, это видно. Ларисе врет, что не женат. Шкрабьюк знал Ларису до кампании, знал меня, остальных Ларискиных друзей. А Витя светится перед незнакомыми людьми, и хоть бы хрен ему.

— Завтра наведешь справки об этом Вите.

— Попробую, но вряд ли. Не тот круг. Он не так давно приехал в город из села.

— А где он мог подцепить нашу Мэрилин Монро?

— Ну, это-то просто. Она зав по кадрам Львовского радиовещательного предприятия. А он — связист.

— На Казанову он что-то не похож.

— Ну, положим, от него инициативы и не требовалось.

— Трудно предположить, что он агент эсэнпэушной спецслужбы. Но откуда такая тачка?

— Богатые родственники, волосатые руки...

— Но для чего-то его держат на должности, хотя он почти ни на что не годен!

— А может, взять его в оборот?

— Я смотрю, ты пришел в себя после инцидента со Шкрабьюком.

— Все ведь обошлось...

— Надеюсь. Но Сэнькива похищать не стоит. Если он действительно тупой, нужной информации мы у него не получим. Если он суперагент — прикинется шлангом, и результат будет тот же.

— Ну, тогда я не знаю, что делать.

— Ты писал в Москву о каком-то Дуркальце.

— Он рядовой, ничего сам не знает.

— Выходит, источников больше нет.

— Как — нет? А Зайшлый?

— У нас нет возможности его захватить.

— Дед говорил, что можно.

— Деду все кажется, что он молодой.

— По-моему, ты его недооцениваешь.

— Давай лучше подведем итоги. Что у нас есть? О чем говорят добытые документы? Мы знаем, что переброска войск в Чечню должна начаться в понедельник, восемнадцатого. Специальный поезд отправляется из Сколе в семь тридцать утра. Другой поезд, из Коломыи, на три часа раньше. Далее оба следуют в Одессу. Оттуда морским путем на Кавказ. На морском участке они для нас недосягаемы. И хотя нам известен их маршрут по суше, противник знает, что эта информация попала в чужие руки. Значит, дата, время, а возможно, и место формирования эшелонов и маршрут будут изменены. Где базируются бандиты, мы пока не имеем ни малейшего понятия. Наша группа обследует подозрительные районы Карпат, но, в сущности, ребята ищут иголку в стоге сена. Источники информации на сегодня исчерпаны. Времени до отправки эшелонов — ровно семь суток.

— Вагон времени.

— Меня радует твой оптимизм, но это время нужно использовать с толком.

— Я все же советую поговорить с Дедом. Он хорошо знает город и область знает местный контингент. В конце концов, он опытный разведчик.

— Хорошо, завтра с утра тащи сюда своего Деда.

— Есть!

Вернулся Боцман. С каким-то громадным свертком.

— Вот, — сказал Боцман. — Позаимствовал у Ларисиного ухажера чехол от машины, чтоб не блестеть стволами. Надо вернуть. Машину я оставил метров за сто отсюда. Пойдем, командир, поможешь. Дотолкаем ее до дома, чтоб мотора не было слышно.

Боцман со своей задачей справился безукоризненно. Во-первых, вытащил с помощью лебедки сейф из машины, а потом еще и сбросил его в сточную речушку. Во-вторых, привез оружие и даже дозаправил тачку, чтоб расход бензина не вызвал у Вити подозрений. Из чехла мы извлекли пять помповых ружей и газовый пистолет. Поскольку охрана Рыбнюка не успела по нам пострелять, боекомплекты были полные.