Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Вершины

ModernLib.Net / Светиков Виктор / Вершины - Чтение (стр. 2)
Автор: Светиков Виктор
Жанр:

 

 


      И такие прекрасные слова находили, какие, наверное, не услышишь в другой обстановке никогда. Вся шелуха спадала с человека, побывавшего под смертельным огнем. А настоящие чувства в разлуке только крепчают.
      И разве не ты, дорогой мой заместитель, рассказывал ребятам подслушанную где-то восточную легенду? В ней говорилось, как однажды Огонь, Вода и Верность отправились в дальнее путешествие. В дороге рассказывал каждый о своих делах и доблестях. Огонь говорил, что, не будь его, люди погибли бы от холода и не на чем было бы готовить пищу. Вода говорила, что без нее и человек, и природа исчезли бы. А Верность сказала: «Без меня вообще жизнь бессмысленна». Когда их путешествие подошло к концу, они начали выяснять: если потребуется опять собраться в путь, как им найти друг друга? Огонь говорит, что его можно найти там, где дым. Вода заявляет, что она всегда там, где зелень. А Верность молчит. Когда ее спросили — как же тебя найти — она удивилась: «А разве вы со мной тоже прощаетесь? С Верностью никогда не расстаются, ее не теряют и не ищут. Я всегда должна быть с вами. День и ночь, на каждом шагу...»
      ...Где же ты, дорогой человечище, Андрюша Борисов? Горят ли радостью и надеждой твои глаза, как в ту душную афганскую ночь, когда заходила речь о тамбовской метели?
      ***
      Возвращались с полигона в слякотную осеннюю погоду. Продолжал накрапывать нудный мелкий дождь, точно небо прохудилось от старости. Увядающая краса леса намокла и не отливала багряным костром.
      Черножуков сидел в уазике командира полка и молча смотрел в забрызганное дождем окошко. Настроение у него было под стать погоде.
      — Что голову повесил, добрый молодец? — повернулся к нему с переднего сиденья майор, комполка. — Батальон действовал неплохо: первый блин — и не комом.
      — Комом, товарищ майор, в том-то и дело. В том-то и беда, что комом, — заговорил Черножуков. И, не ожидая вопросов, рассказал о действиях третьей роты.
      — М-да, — качнул головой майор. — Любят у нас некоторые без труда в дамки шагнуть. Для них учения — всего лишь игра, спектакль, где роли распределены и следует только блестяще показать себя. Тут и к нашим училищам счет предъявить стоит, в них иногда курсантов не к полю готовят, а к тиши кабинетов. Вы, кстати, какое закончили?
      — Бакинское общевойсковое...
      — Я не прав?
      — Правы, ох, как правы, товарищ майор. Горы были рядом, а мы порой перевалы штурмовали все больше по картам, в классах да на макетах.
      — Что же, очень приятно, что понимаем это. Значит, будем учить людей так, как того требует бой. И не стесняйтесь рассказывать об афганском опыте. Побольше вводных, которые сами решали в боевых условиях. Смотрите, анализируйте, предлагайте.
      Майор усадил молодого комбата в свой уазик, оторвав от личного состава, конечно же, не ради праздного любопытства. Ему хотелось, вернее — ему надо лучше знать, что за офицер Черножуков, в свои двадцать пять назначенный командовать сотнями людей. О многом говорит то, что он — Герой Советского Союза. Да, есть у него боевой опыт. Но это еще не означает, что он всего достиг. Пока что комполка видел зрелого человека, о каких говорят: «Военная косточка». И это уже хорошо. Нет, это уже замечательно!
      Дорога с размаху ударилась в забор части, расположенной на окраине старинного русского города, и раскололась на две. Уазик повернул направо, к воротам КПП. За ними виднелись стены из красного, от времени слегка покрошившегося кирпича. Знакомые стены, знакомый военный городок. В нем Черножуков и начинал офицерскую службу. Входил в эти самые ворота с волнением и тревогой, с надеждой и верой в свое завтрашнее.
      В мечтах, насколько Александр помнил их, он не уносился далеко. Считал, что нужно в первую очередь в совершенстве овладеть своим ремеслом — только тогда работа принесет счастье. Этому его настойчиво учила мать, преподававшая в школе русский язык и литературу. Она тогда имела в виду не военное дело (хотела, чтобы сын тоже стал педагогом), а ремесло вообще. Правда, окунувшись в «ремесло», лейтенант Черножуков с трудом представлял, какие усилия надо затратить, чтобы им овладеть. Основной вывод из первого года службы он вынес для себя такой: верить в силу своей воли. Человек может не успевать в каком-то деле, но может заставить себя быть храбрым солдатом и честно выполнять свой долг. Делая себе поблажки, он ленится и трусит. Только усилием воли заставишь себя трудиться на совесть и совершать героические поступки.
      В тот первый командирский год лейтенант Черножуков впервые глубоко задумался об авторитете офицера и занес в свою записную книжку: «Авторитет зиждется: 1. На доверии, которое завоевывается профессиональными качествами (знаниями, организованностью, находчивостью). 2. Уважении, которое достигается честностью и порядочностью. 3. Любви и заботе о подчиненных, защите их интересов — быт, внимание, уважительное отношение и т. д.
      Уроки первого лейтенантского года здорово помогли ему, когда он попал служить в одно из подразделений ограниченного контингента советских войск в Афганистане. И сейчас, глядя на красный кирпич старинной кладки, Александр невольно впадал в сентиментальное настроение. Любил он этот городок. В просторечье местные жители так и называли его «Красные казармы». Тем самым они отдавали дань прежде всего историческому прошлому казарм: здесь в жестокую круговерть гражданской войны формировались и уходили на борьбу за Советскую власть первые полки красной конницы. Здесь перед Великой Отечественной ковались кадры советской кавалерии, которым пришлось водить в атаки кавалерийские эскадроны в гвардейских корпусах Доватора, Кириченко, Селиванова. Наверное, в минуту фронтового затишья лихие командиры добрым словом вспоминали «красные казармы», где каждый из них учился воевать, постигал суворовскую заповедь о том, что в военных действиях нужно быстро сообразить и немедленно исполнить, чтобы неприятелю не дать времени опомниться.
      Шли годы. После Великой Победы над фашистскими захватчиками в «красных казармах» появились новые обитатели. Конюшни, долгое время слышавшие ржание строевых коней, превратились в надежные боксы для могучей техники. В одном из таких боксов и размещались боевые машины пехоты мотострелкового батальона танкового полка, где командиром взвода начал офицерскую службу выпускник Бакинского высшего общевойскового командного училища имени Верховного Совета Азербайджанской ССР лейтенант Черножуков.
      Уже на первом учении с боевой стрельбой командир роты капитан Леонид Карташов отметил умение молодого взводного надежно управлять подразделением. Не укрылась от ротного и такая деталь: за короткое время Черножуков сумел не только найти нужный тон в обращении с подчиненными, а и стать им как бы старшим товарищем. У лейтенанта словно не было личных дел за пределами «красных казарм». Для некоторых молодых офицеров-холостяков большой город с сияющими по вечерам огнями проспектов и улиц таил немалые
      соблазны, а Александр пропадал во взводе с утра до позднего вечера. Иногда и ночевать оставался, если ранним утром предстоял выезд на полевые занятия.
      Вот почему Черножуков знал каждого солдата по имени-отчеству, знал не только по сухим анкетам, но и по задушевным разговорам. И каждый человек был для него личностью. Потому, наверное, команды лейтенанта, четкие и короткие, как и положено по уставу, на тактическом учении воспринимались взводом с готовностью выполнить их как можно старательнее.
      Импонировала капитану Карташову и другая черта в командирском становлении лейтенанта Черножукова: он постоянно пытался усложнить для подчиненных выполнение учебно-боевых задач. Однажды его взводу предстояло атаковать безымянную высоту, сотни и сотни раз до этого изъезженную и исполосованную гусеницами БМП и танков. Александр дольше обычного ставил задачу подчиненным. Прислушавшись к его словам, ротный не сразу понял, о чем идет речь. А когда разобрался, лишь удовлетворенно хмыкнул. Командир взвода обрисовывал высотку таким образом, чтобы людям виделся труднодоступный укрепленный опорный пункт, как крепкий орешек, раскусить который — не пустяк.
      Сержанты, передавая из рук в руки нарисованную Черножуковым схему опорного пункта, высказывали свое мнение, как лучше распределить силы и средства взвода, какой вид маневра избрать в предстоящей атаке.
      — Давайте не будем считать противника условным, — говорил однажды Черножуков на совещании офицеров батальона, — противник — это, как я понимаю, прежде всего непримиримый, отлично обученный и вооруженный враг, с зоркими глазами, от которых не укроется ни одна наша ошибка на поле боя.
      «А всегда ли мы помним об этом? — подумалось тогда командиру роты. — Кое-кого медом не корми — дай попроще, да побыстрее провести занятия: жара, мол, давит или холод одолевает. Воевать-то, если придется, не по холодку будем, когда ни жарко и ни холодно. Аи да молодец, Черножуков! Ничего не скажешь!»
      Фамилию лейтенанта Черножукова все чаще стали называть среди передовых офицеров батальона. И в общем-то ни у кого не было сомнений, что в связи с предстоящим перемещением Карташова на вышестоящую должность лейтенанта назначат командиром роты. Но вскоре после обстоятельного разговора со старшим начальником, прибывшим в полк, Александра откомандировали к новому месту службы.
      — Боевой удачи вам, — напутствовал его Карташов. — Верю, мы еще послужим вместе...
      Кто-то принес подкову, мол, с ней у тебя, Саша, будет сплошное везение. Шутка развеселила Черножукова и напоследок он пообещал товарищам вернуться либо со щитом, либо на щите.
      По дороге в Демократическую Республику Афганистан в состав ограниченного контингента советских войск Александр не расставался с добрым чувством к родному полку, где он по-настоящему уверовал в свое командирское признание. А что ждет его впереди? Как пойдет его служба в необычных условиях? Сумеет ли справиться с новыми задачами? Был уверен, что сумеет. «Во всяком случае буду стараться!» — решил твердо. Не знал он, не мог даже в самых смелых мечтах предполагать, что через два года вернется сюда, в «красные казармы», Героем Советского Союза, обожженный огнем боев, и станет начальником штаба батальона. Сослуживцы, для которых эти два года в полигонных буднях пролетят как один день, будут с почтением внимать каждому его слову, не раз своими дотошными вопросами возвратят его в пережитое суровое время. Как драгоценную книгу, он вновь и вновь будет перелистывать ее страницы, так же, как полюбившиеся ему страницы написанных еще в двадцатых годах очерков комиссара гражданской войны, пламенной журналистки Ларисы Михайловны Рейснер, лучше которой, по убеждению Черножукова, никто не написал о стране и народе Афганистана. Как точны ее слова, рисующие картины далекого края:
      «Горы обрызганы темной росой редких трав, они пологи и песчаны. Но везде из-под зыбкой пыли выступают камни, и на них страшно смотреть — так они бесконечно стары, так разъедены и разрушены временем. Уцелело только то, что действительно вечно. И обглоданные, истонченные веками, они сами еще больше, еще сильнее хотят истлеть. Кряжи, острые как нож, отделяют почти солнечную пыль, в течение столетий раздирают свои крошечные трещины, разверзают их немыми усилиями, крошат и сбрасывают пепел с зазубренных краев, как остатки иссохшей кожи. Только эти валы окаменевшего океана бесконечно устали быть и, раздавленные собственной тяжестью, ищут соединения с легким прахом, мягко засыпающим склоны. Нет молодых камней, нет новых громад. Нежнейший желтый мрамор, и розовый, и серый с черными венами — все они хранят и расточают блеск, приобретенный на заре мироздания, они вянут и потухают из века в век, эти гранитные цветы, эти букеты из мрамора».
      В древних горах устало вьются дороги, проложенные еще с незапамятных времен самолюбивым Александром Македонским и хромцом Тимуром. Рейснер образно сравнивала эти дороги с кровеносными сосудами, в которых смешалась ненависть десятков завоевателей.
      Советские солдаты пришли сюда не как завоеватели, а как истинные друзья. На покрытых вековой пылью дорогах Афганистана их руки сжимают оружие только затем, чтобы обезопасить автомобильные караваны, везущие в дальние кишлаки хлеб для голодных, медикаменты для больных и раненых, тракторы для обработки земли, книги для жаждущих знаний.
      Не нравится мракобесам Апрельская революция, ее завоевания. Они против того, чтобы трудовой народ жил в достатке, получал образование, был свободным. Они пытаются уничтожить ростки новой жизни. Зловещие банды контрреволюционеров, подобно Иуде, продают родину за доллары оптом и в розницу.
      В провинции Урузган душманы блокировали ряд населенных пунктов. Продовольствие у населения оказалось на исходе. Значит, скоро в горах появится колонна грузовиков. При слабой охране они могут стать легкой добычей врагов. На помощь афганскому воинскому подразделению наше командование выделило взвод во главе с лейтенантом Черножуковым.
      — Путь, по которому пройдет колонна с хлебом, — единственный в горах, — инструктировал взводного командир батальона майор Александр Терехов. — Настраивайте людей на высочайшую бдительность. В голове колонны пойдут саперы. Их задача устранить минную опасность на дороге, ваша — вместе с афганскими солдатами предотвратить и отразить нападение душманов, не дать им запереть грузовики в горных теснинах. И помните, — майор воспаленными от бессонницы глазами испытующе оглядел затянутую ремнями фигуру лейтенанта, — нужно стараться упреждать противника, навязывать ему свою волю, не давать ему опомниться. Только так, не на словах, а на деле мы сумеем сохранить наших людей...
      Майор тяжело вздохнул и, словно про себя, проговорил:
      — Триста километров пройти в горах, это тебе, брат, не пустяк, даже с вашими орлами.
      Комбат был высокого мнения о командирских качествах лейтенанта Черножукова. Нравилось ему в молодом офицере умение на полевых занятиях создать обстановку, максимально приближенную к боевой. Под палящими лучами афганского солнца его подчиненные занимались, что называется, до дыр в обмундировании, истерзанном во время бесконечных атак и обучения ползать по-пластунски, да так, чтобы не шелохнулись травинки, не покатился камешек. Особое внимание Черножуков уделял молодым солдатам. «Лучше потом, ссадинами заплатить за военную науку, — наставлял он их, — чем кровью и увечьями». Но больше, чем от подчиненных, он требовал от себя. Пригодились ему занятия спортом: гимнастикой, легкой атлетикой, плаванием, пулевой стрельбой.
      ... Мощные «татры» — подарок афганским друзьям от трудящихся Чехословакии — давно оставили скрывшуюся за горными склонами живописную долину. Следуя в головном бронетранспортере с воинами первого отделения, Черножуков почувствовал, что его охватывает чувство опасности. Оно объяснялось приближением колонны к населенному пункту, где предстояло оставить часть груза — мешки с пшеницей. Окуляры бинокля притянули к командиру взвода пустынные улочки кишлака. Обычно на таких улочках много снующих между глинобитными лачугами ребятишек. Куда они девались? Не видно и почтенных старцев, перед заходом солнца собирающихся на площади у мечети.
      — Что-то тут не так, — приказывая двум солдатам выступить боевым дозором, сказал Черножуков. — Проверьте, не устроили ли нам душманы засаду.
      Едва воины, используя валуны, как укрытие, перебежками приблизились к дувалу, с горных склонов ударили пулеметные очереди душманов.
      — Вперед! — подал Черножуков команду колонне. Он понимал, что остановиться означало облегчить врагу возможность вести прицельный огонь.
      Бронетранспортеры с афганскими и советскими воинами на высокой скорости ворвались в пустынный кишлак. И все же одну машину настиг выстрел бандитского гранатомета. Черножуков, на ходу посылая в сторону душманов автоматную очередь за очередью, выскочил из бронетранспортера:
      — Хлеб! Спасайте хлеб! — крикнул он солдатам и сам первым бросился под пули к грузовику, с которого раненый афганский водитель пытался огнетушителем сбить пламя.
      Из кузова горящей машины полетели мешки с зерном, а тем временем кто-то завел мотор и направил «татру» к дувалу. И вовремя. Едва успели сбросить последний мешок, рванул взрыв бензобака.
      Меткий огонь мотострелков быстро охладил пыл душманов, они ушли в горы. Выставив боевое охранение и организовав отдых подчиненных, Черножуков вместе с командиром афганского подразделения склонился над картой.
      — Чуть больше тридцати километров прошли за день. Мало, — вздохнул афганский командир.
      — Ничего, лиха беда начало, — ободрил его Александр, хотя у самого на душе кошки скребли. Он знал: душманы не оставят в покое хлебный караван.
      Тщательно изучив по карте местность, оба командира пришли к выводу, что в конце узкого ущелья, где дорога проходит через перевал Мурчай, можно ждать новой засады. Значит, нужны предупредительные меры.
      Каждый километр на горной дороге в Афганистане измеряется солдатскими сердцами по-особому. Забудешь ли когда-нибудь эти дороги, горячие и каменистые, переходящие из одной мертвой долины в другую, от песчаных сопок к плоскогорьям, похожим на плиту необозримой могилы со стертыми вечностью надписями?!
      Вон за той конусообразной башней, по всей видимости, воздвигнутой еще при Тамерлане, начинается перевал. Путь к нему лежит через ущелье. И нет времени (ни секунды) на то, чтобы обратить взор на искусную повязку из эмали неизъяснимого цвета, обвивающую башню. Видишь лишь, что за ее зубчатыми глыбами там, наверху, может, затаился душман. И его злые глаза ищут цель.
      Перед ущельем Черножуков остановил колонну. Без разведки входить туда нельзя. Ударь душманы по передним машинам — вся колонна остановится. Назад ходу нет: на такой узкой дороге арбе не развернуться, а тут — могучие автомашины. После разведки первыми пошли бронетранспортеры. За ними в пределах видимости остальная колонна.
      Где-то на середине ущелья Черножуков увидел, как передок головного бронетранспортера приподнялся, из-под его колес брызнул огненный смерч. И тотчас же горы наполнились раскатами ружейно-пулеметного огня. Стреляли, казалось, отовсюду — с ближних и дальних горных террас. «Не обороняться, а атаковать», — мгновенно решил Черножуков. Для этого надо подняться выше, чем засел противник. Кто выше, тот сильнее — закон боя в горах.
      — Взвод, за мной, — скомандовал Александр.
      Карабкаться по крутой скале, да еще под огнем бандитов — это уже не альпинизм, не романтика, а двойная опасность. Но подчиненные лейтенанта шли вперед, только гранитная крошка летела из-под толстых рубчатых подошв их сапог. Служба в Афганистане многому их научила. Технике восхождения — тоже. А вершина — кратчайший путь к победе. Душманы конечно догадались о маневре Черножукова. Весь огонь они перенесли на смельчаков. Огонь на себя — тоже входило в план Александра. Те, кто остался внизу, заняли оборону и начали прицельно стрелять по бандитам.
      Еще один рывок — всего-то несколько шагов — а дальше «мертвая зона». Там душманский огонь бессилен. Путь к вершине будет свободен. Но как преодолеть эти метры открытого пространства?
      Прижимаясь к камню, укрывшему его от бандитских пуль, Александр каждой своей клеткой чувствовал, как очереди крупнокалиберного пулемета дробят впереди скальный грунт, как крошится порода.
      Проходили секунды, казавшиеся вечностью. А он все еще лежал за камнем. Лоб в испарине ,дыхание участилось, руки нервно теребили цевье автомата. «Да что ж это я?! — опомнился Черножуков. — У меня же припадок испуга, самый обыкновенный, который не дает мне поднять голову и рвануться дальше. Надо первым вскочить и рвануть». Первым, потому что вторым в бою всегда легче. Но как не просто быть первым! Как трудно идти под пули, когда мир такой большой и прекрасный. «Встать!» — мысленно приказал себе лейтенант, тут же выскочил из-за укрытия и помчался по открытому пространству. Вперед! Вверх! Стремительнее! За ним рванулась вся группа. В одном броске они преодолели эти смертельные метры. Все — дальше макушка вершины. Путь к ней открыт. Душманы прекратили стрельбу и начали отступать, иначе сами попали бы в ловушку. Банда ушла в горы.
      Все население кишлака Дехравут вышло встречать колонну, преодолевшую опасный перевал. С радостными криками ребятишки вскакивали на подножки машин. Девушки несли узкогорлые кувшины со студеной водой. Люди, измученные голодом и блокадой душманов, со слезами благодарности крепко пожимали руки солдатам. Не удалось бандитам разрушить веру в народную власть, сломить решимость дехкан в борьбе за новую жизнь.
      А следом за солдатами в кишлак из-за хребта спустилось солнце, величественное и, как всегда, прекрасное. Оно озарило долину теплым светом и ласковым прикосновением тронуло людей. Оно так по-доброму смотрело на кишлак, что все горы кругом покраснели до небес, как будто застигнутые врасплох за добрыми делами.
      Когда по возвращении в часть Черножуков подробно доложил комбату о выполнении задания, тот крепко пожал ему руку и сказал:
      — Главный итог — взвод вернулся с операции без потерь. Раненых и больных нет. Это отличный итог. Поздравляю вас, товарищ командир роты! — Лицо командира батальона высветлила по-отцовски добрая улыбка. — Приказ уже подписан. Принимайте подразделение, товарищ старший лейтенант.
      А через некоторое время боевые друзья сердечно поздравляли Александра с награждением орденом Красной Звезды — первой боевой наградой Родины.
      Ротный — первая должность ,где ты уже не только солдатский, а и офицерский командир. Одно дело изучить тех, кто только вчера примерил солдатскую форму.
      И другое — руководить людьми, имеющими одинаковую с тобой вузовскую подготовку, и обязательно завоевать у них авторитет. Первый командирский рубеж офицера — взвод. Но его, взвод, получай после окончания училища. На должность же ротного нельзя просто выучиться — командование ротой надо заслужить. Неслучайно и песня времен Великой Отечественной призывает вспомнить «про тех, кто командовал ротами».
      Прибавилось забот у старшего лейтенанта Черножукова. Командиры взводов подобрались люди, прошедшие «академию» в афганских горах и песках. Под стать им прапорщик Виктор Видлога, человек хладнокровный и рассудительный, с которым «хоть в огонь, хоть в воду». А заместителя по политчасти старшего лейтенанта Андрея Борисова Черножуков полюбил, как говорится, с первого взгляда. Они почти одновременно прибыли в часть и крепко подружились.
      — Вот послушай, — говорил он Черножукову, открывая знакомый томик с цветком-закладкой:
      «Вершины. Их покатые плечи в цветах, едва видимых, но крепко и нежно пахнущих. Их скаты блестят слюдой, малахитом и мрамором. Ветер, пробегающий здесь, чист и холоден, как ключевая вода. Но сами они — неописуемы. Нет на человеческом языке таких слов, чтобы показать, как они все сразу поднимаются к небу, более дерзкие, чем знамена, более спокойные, чем могилы, громадные, каждая в отдельности, и больше, чем океан, больше всего, что есть на земле великого — когда они вместе».
      — Ты вдумайся в каждое слово, — восторженно восклицал Андрей. — Ведь это рассказ о нас, о людях: каждый человек должен быть вершиной и «что есть на земле великого — когда они вместе»?!
      — Фантазер ты, дорогой мой комиссар, — улыбался в усы Черножуков, чувствуя, что добрая правда стоит за Борисовым.
      Когда Черножуков позже будет вспоминать Андрея Борисова, он станет избегать слова «был». Образ друга, как гордая, непоколебимая вершина человеческого духа и благородства, будет выситься в его памяти и в памяти всех бойцов-интернационалистов…
 
      Орден Ленина и Золотую Звезду Героя Советского Союза старший лейтенант Черножуков получит после возвращения на Родину, в Ташкенте. Александр смущался, незаметно опуская глаза на маленькую поблескивающую солнцем звездочку, и все пытался сложить руки так, чтобы прикрыть ее: не привык, чтобы на него обращали внимание.
      Много приятных событий ждало его в том незабываемом году, когда стал Героем Советского Союза. На крыльях Аэрофлота примчался он в Баку. Обнял незаметно постаревших родителей. А потом, оставив их ненадолго одних, в своем подъезде поднялся на пятый этаж. По пути еще раз вспомнил все, что надо было сказать — много прекрасных слов. Возвращался к матери и отцу уже с невестой — той самой затворницей, о которой часто вспоминал. Весь старый бакинский дом радовался счастью, прочно обосновавшемуся в квартире старого моряка Виктора Ивановича Черножукова, вместе с женой Захрой Кудратовной вырастившего и воспитавшего для страны достойного сына.
      Подружки шептали невесте, примеряя на нее подвенечное платье: «Какая ты счастливая, Люся! Саша такой красавец, да еще Герой Советского Союза, наверное, и генералом будет...»
      Люся прятала сияющие глаза под опущенными ресницами и, не вступая в спор с подругами, думала о том, что не каждой из них понять, чего ей стоило ждать нечастых весточек из далекого Афганистана, сколько слез пролито было на одинокую девичью подушку, а замуж она выходит не за генерала, а за самого дорогого для нее человека на земле...
      В первое время, да и сейчас бывает, но в первое время особенно часто, Люся просыпалась от того, что рядом нет Саши. Глядит — нет его. А он уже за столом, при свете настольной лампы фотографии свои афганские просматривает. Или просто сидит, словно отрешенный. Сначала у нее такое чувство было — не то досада, не то злость, а потом поняла — нельзя его в такие минуты трогать. Это память поднимает его с постели, словно в плен захватывает. Ведь он видел смерть в лицо, перенес гибель дорогих ему людей, Александр еще жил там, среди афганских гор.
      Дни отпуска прошли быстро, и молодая чета собралась в дорогу, в город, окраину которого, как крепость, охраняют «красные казармы».
      Начальником штаба мотострелкового батальона прибыл в родной танковый полк старший лейтенант Черножуков. Первым встретил его здесь ставший комбатом майор Леонид Михайлович Карташов, встретил почти гоголевской фразой:
      — Поворотись-ка, сынку. Вот ты у нас и Герой! — И, уже отбросив шутливый тон, добавил: — Я очень рад, Саша, что ты вернулся в наши старые стены. Каждый из офицеров полка может только позавидовать твоему боевому опыту. Надеюсь, он станет нашим общим достоянием.
      На первых порах Черножуков постоянно ловил себя на мысли: что-то мешает ему войти в ритм службы, спокойно проанализировать положение дел в батальоне, а потом понял, в чем дело. Душою оставаясь еще вместе со своей афганской ротой, он, как гость, ревниво сравнивал, где лучше состояние воинской дисциплины, боевой подготовки, выучка офицеров и сержантов, при этом почти каждый раз подчеркивал: «У нас лучше было». «У нас» — это там, где остался Андрей Борисов.
      Прошел год после возвращения Черножукова в «красные казармы». На его погонах появилась четвертая звездочка. В новой должности чувствовал себя уверенно, как когда-то ротным. Его уверенность зримо передалась офицерам батальона, многие из которых сделали заметный шаг вперед в боевом совершенствовании. Старший лейтенант Кузнецов, например, вывел взвод в отличные. Тянутся за ним и остальные взводные.
 
      К ночным вызовам в полк Александру не привыкать. Так было и на этот раз. Разрешив посыльному возвращаться, он быстро оделся в полевую форму. Света в комнате не зажигал, на носках прошагал к детской кроватке, где разметалась во сне крошечная Иринка. И — скорее в полк.
      Поднятые по сигналу «сбор» экипажи уже выводили БМП и танки из массивных краснокирпичных боксов. Начались учения. В ходе их командующий войсками округа наблюдал и за действиями мотострелкового батальона. А вот разговор с ним для Черножукова был по своим последствиям полон неожиданностей.
      — Ваш рапорт с просьбой отправить на учебу в академию я не подписал, — сказал командующий.
      Заметив растерянность, промелькнувшую на лице молодого офицера, генерал-полковник улыбнулся.
      — Думаю, что для пользы дела вам нужно покомандовать батальоном. А учеба не уйдет. Сколько вам сейчас? Двадцать пять. Ну вот, видите, замечательный для комбата возраст.
      Здесь, в старых стенах, подполковник Карташов сдавал батальон своему молодому преемнику и, хотя его впереди ждала солидная должность, все еще не мог свыкнуться с мыслью, что завтра утром уже не к нему, а к капитану Александру Черножукову, подав команду «Смирно», подойдет с рапортом дежурный по батальону.
      Южная ночь уж дохнула свежим неповторимым запахом цветущей акации, омытой скоротечным грозовым дождем, а они — уже бывший командир мотострелкового батальона подполковник Карташов и уже бывший начальник штаба капитан Черножуков все еще сидели в опустевшей комнате.
      — Эх, время-времечко, — вздохнул Карташов. — Кажется, вот совсем недавно я, командир роты, в этой комнате представлял лейтенанта Черножукова старому комбату. Кто решился бы тогда сказать, что придешь ты нам на смену?
      В воцарившейся тишине Черножукову не могло не передаться настроение Карташова. Он тоже грустно улыбнулся в пшеничные усы. Еще с утра он заметил тихую печаль в глазах комбата, и доброе чувство к старшему товарищу целый день не оставляло его. Еще не стар Леонид Михайлович, подумалось ему, а скольких лейтенантов вывел на столбовую дорогу армейской службы из этих старых стен!
      Подполковник Карташов старательно завязывал тесемки последней папки. Сложил их в сейф. Щелкнули замки.
      — Держи ключ, комбат, — улыбнулся Леонид Михайлович. — Засиделись мы, однако. Пора по домам.
      Миновав КПП, офицеры попрощались и разошлись.
      Да, время-времечко, не остановишь его. Нет уже того юного лейтенанта Черножукова, а есть командир батальона капитан Черножуков. И это на его плечи легла масса забот, над которыми он должен мозговать изо дня в день. Все, что достигнуто, осталось в прошлом. Его, конечно же, не зачеркнуть. Но оно уже прошлое, надо создавать настоящее, которым бы впоследствии можно тоже гордиться.
      ***
      Домой, в маленькую квартирку, которую снимали Черножуковы, Александр пришел поздно. Люся не спала. Ее чистые добрые глаза засияли радостью. Как, подумалось ему, столько лет мы жили порознь? В детской кроватке посапывала маленькая Иришка.
      Люся сразу заметила пасмурное настроение мужа. Любящие женщины видят не глазами, а сердцем. Глазами-то многого не увидишь, «Случилось ли что?» Саша промолчал. Пил чай и смотрел в окно, в котором то пропадали, то появлялись отблески фонаря, болтавшегося на столбу под порывами ветра.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4