Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Алая линия

ModernLib.Net / Исторические приключения / Свет Яков Михайлович / Алая линия - Чтение (стр. 7)
Автор: Свет Яков Михайлович
Жанр: Исторические приключения

 

 


– Хорошо. Отойди в сторонку, я сейчас переговорю с сеньором послом.

И на языке Цицерона и Овидия папа вступил в беседу с сеньором Гарсиласо.

– Мальчишка неглуп, – задумчиво проговорил папа. – И он умеет держать язык за зубами. Полагаю, что ваши уроки, господин легат, пошли ему на пользу.

– У каждого, ваше святейшество, своя голова.

– Вы бывали на Корсике, мой дорогой легат?

– Бывал.

– А приходилось вам пробовать отменное корсиканское блюдо – телячью голову с начинкой из куриных мозгов?

– Не приходилось. Но обычаи этого острова мне по душе.

– Какие именно?

– Всякие. Нравится мне, между прочим, что они скоры на расправу с предателями.

– В самом деле? Впрочем, я знаю, нрав у вас корсиканский. Ставлю сто флоринов против ломаного сольди, что в последнем вашем письме в Барселону есть такие слова: «Папа вонзил нам нож в спину». Ага! Вы смущены! Великолепно: моя стрела попала в цель. И не думайте, что Всевышний сподобил меня даром читать сквозь стены. Просто, сеньор Гарсиласо Львиное Сердце, мне отлично ведомы ваши повадки.

– Моим государям, ваше святейшество, я обязан писать правду. Даже когда речь идет о действиях главы христианского мира.

– Правда! Христианский мир! Вот перед вами шкатулка из Дамаска – чудесная работа: черное дерево и слоновая кость. Теперь представьте себе, что в ней сидит две дюжины скорпионов, и вам откроется картина христианского мира. При этом наши христианские короли куда коварнее и злее скорпионов. Скорпион – тварь честная, врага он разит в открытом бою…

Долгие годы вице-канцлер папского двора Родриго Борха более или менее честно служил одному из христианских скорпио… виноват, одному из христианских королей. Какому, вы знаете. Затем вице-канцлер стал папой, или, как вы изволили выразиться, главой христианского мира. Но, приняв верховную власть в этом мире, он должен впредь служить не королю Арагона, не германскому императору, не Генуэзской республике и не французскому монарху, а Богу, или, точнее говоря, самому себе. А легко ли это? Судите сами: у наместника святого Петра сидит на загривке свора кардиналов, и каждый пес из этой своры готов вырвать клок мяса из папской ляжки. Чтобы удержаться на шатком престоле, папа вынужден все время плясать на лезвии ножа. Кардиналы, герцоги, короли, кастильские интриги, британские козни, войны, мятежи, заговоры – скорпионы не могут угомониться ни на одно мгновение, они жалят друг друга в хвост и в брюхо, в грудь и в спину. Особенно в спину.

Рим… Грязный, впавший в ничтожество городишко среди зловонных понтийских болот. Столица папской державы, государства жалкого и немощного, не способного отбиться от своих соседей -жадных итальянских князей. Да, не спорю, я вонзил нож в спину вашего короля. Но завтра, если мне, владыке христианского мира, это будет выгодно, я продам ему и миланских герцогов, и дожей Венеции. Ну как, теперь вы, лебединая душа, поняли меня?

– Вполне, ваше святейшество, но я думаю…

– Знаю, о чем вы думаете. И можете свои думы оставить при себе. На том свете я за это воздам вам сторицей и пристрою вас советником к святому Деонису. Напомню вам, что этому святому язычники отрубили голову, и в рай он попал безусловно. Так, так, я вижу, сын мой Педро, что ты не очень слаб в латыни! Отпускаю тебе грех сокрытия истины. Ну, а сейчас перейдем к делу. Королевская чета просит, чтобы я даровал ей ту часть моря-океана, где лежат земли, открытые адмиралом Колумбом. Сделать это мне не так уж трудно. Дарить то, что тебе не принадлежит, чего же проще? Но не кажется ли вам, господин правдолюбец, что мы с вами вонзим нож в спину королю Жуану? Ладно, вонзим! У меня с ним особые счеты. Завтра, я призову моего мудрого вице-канцлера Лодовико Подокатаруса, и он мигом набросает черновик буллы. На сегодня с меня хватит милых бесед. Спокойной ночи, сын мой Педро. Приятных снов, господин легат.

– Боже правый, – тихо простонал Педро, покидая турецкий покой папы, – полжизни я отдал бы, лишь бы снова оказаться в лесах Эспаньолы, за пять тысяч миль от святого отца!

Булла «Среди прочих».

Первый вариант

Если бы ослы и телята говорили на человеческом языке, они, бесспорно, обратились бы к людским богам с горькими жалобами на папские канцелярии. В самом деле, нигде не изводили столько пергамента, как в Ватикане, а на пергамент для ватиканской чернильной кухни шла уйма ослиной и телячьей кожи.

Правда, за последние двести лет пергамент основательно потеснила бумага, а ее делали не из кожи, а из тряпок, но от этого ослам и телятам стало ненамного легче. С каждым годом Ватикан плодил все больше и больше всевозможных документов, и значительная их часть по старой традиции готовилась на пергаменте. Бумага, спору нет, была куда дешевле, но относились к ней в папских канцеляриях с нескрываемым презрением. А канцелярий в Риме было много, и все они не скупились на долговечный пергамент. И конечно, ни одна из них не тратила его в таком количестве, как Апостолическая камера.

Эта небесная служба занималась сугубо земными делами. Апостолическая камера была счетной палатой Ватикана, его верховной бухгалтерией.

Хлопот и забот у Апостолической камеры было немало. Святая церковь торговала бенефициями и отпущениями грехов, владела солеварнями, рудниками, рыбными ловлями, пускала деньги в рост, одним словом, хозяйство у нее было богатое. От лапландской тундры до знойной Сицилии все страны и народы платили дань его святейшеству папе.

Естественно, что Апостолическая камера, которая не только подсчитывала папские барыши, но и пеклась об их приумножении, была любимым детищем наместников святого Петра.

Не мудрено, что это ведомство присвоило себе права и обязанности, которые прямого отношения к очистке кошельков не имели и не могли иметь.

Апостолическая камера стала тайной канцелярией римских пап, в ней завязывались и развязывались узлы всевозможных дипломатических интриг.

Правитель этой могущественной канцелярии носил звание вице-канцлера и был вторым после папы лицом в Ватикане.

У вице-канцлера была целая армия борзых канцеляристов высокого и низкого ранга. Всевозможные датарии, нотарии, абреви-аторы и прочие чины апостолической службы заготавливали разные указы, ведомости, инструкции, деловые письма, которые затем скреплялись подписями и печатями вице-канцлера.

Эти же деятели составляли проекты папских булл – указов особой важности. Буллой, строго говоря, называлась небольшая свинцовая печать, которая подвешивалась к папской грамоте, но уже давным-давно так стали именовать и документ, удостоенный священной пломбы.

«Мудрый» вице-канцлер Александра VI, Лодовико Подоката-рус, ставший недавно руководителем Апостолической камеры, по поручению папы взялся за подготовку буллы о новых рубежах в море-океане.

Лет тридцать назад попутные ветры занесли с далекого Кипра в Вечный город юного монаха, который кормился врачеванием разных недугов и еле-еле сводил концы с концами.

Долгое время он ставил клистиры папским служителям и лечил их от кашля, волдырей и куриной слепоты. Однажды на него обратил внимание легат арагонского короля Родриго Борха. «Аптекарь Сатаны» оценил кое-какие специальные познания киприотского лекаря, непревзойденного знатока целебных снадобий и убийственных ядов.

И, кроме того, никто в Риме не мог сравниться с Подокатарусом по части канцелярского сочинительства. Мгновенно, с непостижимой ловкостью он набрасывал проекты деловых писем, договоров, манифестов, булл, причем с равным успехом пользовался и цицероновской латынью, и языком Гомера, и тосканским диалектом, и официальным жаргоном канцелярии Оттоманской империи.

Прилежанием он обладал неистовым, выдержкой железной, тайны хранил, как мраморное надгробие.

Такой человек для будущего папы Александра VI был счастливой находкой. Без Подокатаруса Родриго Борха был как без рук: он не мог ни одного дня обойтись без помощи абревиатора, или письмоводителя, своей канцелярии. Подокатарус понимал своего покровителя с полуслова, а порой он и вовсе не нуждался в словах. Верхним чутьем, острым, как собачий нюх, он угадывал тайные намерения Родриго Борхи и действовал с изумительным проворством, устраняя все препоны на пути честолюбивого арагонца.

Вполне понятно, что папа Александр VI, утвердившись на престоле святого Петра, немедленно назначил Подокатаруса своим вице-канцлером и поручил его заботам Апостолическую камеру.


Подокатарус стал правой рукой нового папы, а правой рукой самого Подокатаруса сделался главный нотарий Апостолической камеры Джованни Батиста Феррари, который много лет был секретарем вице-канцлера Родриго Борхи. Феррари считался в Ватикане финансовым гением. «Он умеет делать деньги из воздуха», -говорил о нем папа Александр, высоко ценивший подобные качества своих соратников.

И 27 апреля 1493 года, день спустя после беседы с юным Пед-ро и сеньором Гарсиласо де ла Вегой, папа призвал к себе этих великих апостолических кудесников.

Тощий, черный как цыган Подокатарус был совсем не похож на румяного толстяка Феррари, и тем не менее, когда они сидели рядышком, казалось, будто Апостолической камерой управляют братья-близнецы. Недаром ватиканские остряки присвоили им кличку «Подоферрари», и сам папа часто так называл эту неразлучную парочку.

Накануне Подоферрари подняли тучи пыли в хранилище папских грамот, извлекли на свет божий все старые буллы, в которых упоминались заморские земли португальской и кастильской корон. И, само собой разумеется, что письмо королевской четы папе Александру они обнюхали до последней запятой.

– Сыны мои, – сказал папа, открывая тайное совещание, -должен вам признаться: с этим Колумбом и его путешествием на край света меня застигли врасплох. Вы сами знаете, у нас под боком, в Европе, забот выше головы, а тут еще, изволите ли видеть, от нас требуют, чтобы мы обратили наши взоры на какие-то сомнительные островки, открытые сомнительным адмиралом где-то на краю света. Отмахнуться от этих требований мы не можем. Сеньор Гарси-ласо уже известил короля и королеву о нашей сделке с Миланом и Венецией, и Барселона на нас ужасно прогневается, а ее гнев чреват крупными неприятностями… Вы, друг мой Подокатарус, не раз плавали по всяким морям. Значит, вы знаете, что в бурю, когда воды сатанеют, опытные капитаны смиряют ярость волн, опрокидывая за борт бочки с маслом. Такое масло у нас есть: даруем новооткрытые земли королевской чете, и страсти поутихнут.

– Золотые слова, ваше святейшество, – проговорил Подокатарус. – Масло и вправду средство спасительное, но моряки говорят, что если в том месте, куда масло вылито, море и успокаивается, то зато где-то поблизости оно удваивает свою злобу. Короля Фердинанда и королеву Изабеллу мы, может быть, и утихомирим, но на нас тогда прогневается король Жуан.

– Прогневается, – как эхо отозвался Феррари. – Ведь с той поры, когда португальцы впервые вышли в дальние плавания – а было это семьдесят лет назад, – апостолический престол неизменно поддерживал португальских королей. Принца Генриха Мореплавателя благословил на подвиги папа Мартин V еще в 1425 году.

Мавританские берега за португальской короной закрепил двенадцать лет спустя папа Евгений IV. Королям Португалии, и только им одним, папа Николай V в 1452 году пожаловал право торговли африканскими рабами. Еще через четыре года папа Каликст III даровал португальским королям не только те земли, которые они открыли в Африке, но и право на все моря, еще им неизвестные, вплоть до самой Индии.

– До самой Индии, – откликнулся Подокатарус.

– И наконец, папа Сикст IV в 1481 году подтвердил все прежние пожалования и установил, что только Португалии должны принадлежать моря и земли к югу от линии, пересекающей море-океан на широте Канарских островов. И речь шла не только об уже открытых морях и землях, но и о тех, которые могли быть открыты в будущем.

– Одним словом, – сказал Подокатарус, – выполняя требование короля Фердинанда и королевы Изабеллы, мы поворачиваемся к Португалии спиной и нарушаем условия всех прежних пожалований наместников святого Петра.

– Можно подумать, – в сердцах сказал папа, – что я Иисус Христос, а вы святые его апостолы. С тех пор как наместники святого Петра правят христианским миром, они только то и делают, что нарушают свои обещания и обводят вокруг пальца императоров и королей. Я не знаю, где сейчас пребывают папы Мартин V и Каликст III – в чистилище или в раю. И мне нет нужды оглядываться на моих предшественников. Сегодня мне выгодно показать спину королю Жуану, и я это сделаю, несмотря на сто тысяч булл, подписанных прежними папами.

– Господи Иисусе! – воскликнул Подокатарус. – Да кто же в этом сомневается! Если сосчитать, сколько раз мы нарушали наши собственные обещания, то пальцев на руках не хватит ни у меня, ни у моих подчиненных. Но так ли уж нам выгодно ссориться с королем Жуаном? Португалия исправно вносит свою лепту в наши сокровищницы. Португалия раздвигает рубежи христианского мира, и ее владения – золотое дно, которое обогащает и будет обогащать и впредь римскую церковь.

– Слушайте вы, господа Подоферрари, – озлился папа, – старая латинская поговорка do ut des («даю, чтобы ты дал») известна мне не хуже, чем вам. Я подозреваю, что король Жуан позолотил ваши языки. Готов отпустить вам грех мздоимства – все мы человеки, и все мы легко впадаем в соблазн, – но мне хотелось бы напомнить вам, что меня не так– то легко и просто сбить с толку красноречивыми тирадами.

Папа был весьма недалек от истины. Подокатарус и Феррари регулярно получали мзду от легата короля Жуана кардинала да Кошты, тогда как прижимистый король Фердинанд не давал им ни гроша.

«Братья» Подоферрари переглянулись, после чего Подокатарус смиренно произнес:

– Мы, ваше святейшество, руководствуемся другой поговоркой: «Брать бери, но исполняй по мере возможности». Скрывать нечего – португальский король к Апостолической камере щедр, но если наместник святого Петра считает, что щедрость эта не заслуживает воздаяния, значит, устами его говорит сам апостол. Можно, однако, одновременно удовлетворить обе стороны, Испанию и Португалию. Для этого только следует просьбу королевской четы выполнить на семь девятых.

– Пожалуй, даже не на семь девятых, а на девять одиннадцатых, – поправил Подокатаруса Феррари.

Папа благосклонно кивнул «братьям».

– Умные головы дал вам бог, господа Подоферрари. Так что же вы предлагаете?

Подокатарус взглянул на Феррари. Феррари в ответ прищурил свои и без того маленькие глазки.

– Мы думаем, ваше святейшество, – сказал вице-канцлер, – что никаких новых линий в море-океане проводить не следует. Пусть Кастилии достанутся земли, где побывал Колумб, а все, что в стороне Гвинеи в прежние времена было пожаловано папами королям Португалии, закрепится за ними на веки вечные.

– Бог не дал вам хвоста, – проговорил папа, – а жаль: все лисицы христианского мира околели бы от зависти, ибо самый наилисий хвост был бы, разумеется, у вас, мой бесценный вице-канцлер. Королева и король пишут мне, что им не нравится линия папы Сикста. Замените, просят они, эту поперечную границу продольной. А вы, о мудрейший из всех канцлеров, совершенно пренебрегаете этой немаловажной просьбой. А почему?

– Вы, ваше святейшество, – ответил Феррари, – всегда нас учили: лучше недодать, чем передать. С этими линиями можно повременить, тем более что королевская чета точно не указывает, где именно надо провести новую границу. Королева и король пишут: «Хорошо бы новую линию дать западнее Азорских островов и островов Зеленого Мыса, поблизости от оных». Как понимать это «поблизости»? На тысячу или на сто миль западнее? Поэтому мы с полным основанием можем уклониться от этой просьбы. Папа кивнул головой.

– Ладно, я согласен. Но сдается мне, что на этом дело не кончится. Ни один кастильский клещ так не впивается в тело, как королева Изабелла в свою добычу. Готовьте буллу, господа Подофер-рари, я же умываю руки.

Час спустя каллиграфы Апостолической камеры получили листки, густо исписанные быстрой рукой Джованни Батисты Фер-рари. У каждой буллы, как у каждого доброго христианина, есть свое собственное имя. Буллы «откликаются» на первые два слова текста, разумеется, латинского. Новая булла, над которой изрядно потрудились «братья» Подоферрари, начиналась словами Inter caetera («Среди прочих»). И под таким названием была она 3 мая 1493 года вписана в регистр Апостолической камеры.

Булла «Среди прочих».

Второй вариант

Его святейшество, вручая буллу «Среди прочих» сеньору Гарейла-со, был необыкновенно ласков.

– Напрасно, господин легат, – ворковал он, – вы отписали королеве и королю насчет ножа, который якобы угрожает их спинам. Глядите: просьба их высочеств удовлетворена, земли, открытые адмиралом Колумбом, отныне принадлежат Кастилии.

Сеньор Гарсиласо трижды прочел буллу, но никаких изъянов в ней не усмотрел. Географию он знал скверно, где лежат острова, открытые адмиралом, представлял себе весьма смутно, а о линии, которую его государи требовали провести в море-океане, начисто позабыл, не придавая этому требованию значения и веса.

И хотя улыбки, которые папа щедро расточал, и внушали смутное подозрение, сама булла не вызывала у сеньора Гарсиласо никаких сомнений.

Дону Хосе-Марии посол приказал немедленно выехать в Барселону и вручить папскую буллу их высочествам.

Педро успел уже осмотреть все руины Вечного города, и, хотя дядюшка ни за что не отпускал его, он все же перенес свои скудные пожитки в Борго и в один прекрасный майский день вместе с доном Хосе-Марией покинул Рим.

Противные ветры на несколько дней задержали корабль у берегов Сардинии, и только 15 мая дон Хосе-Мария и Педро увидели на горизонте каменную корону горы Монтжуич.

Адмирал, усталый и озабоченный, долго расспрашивал Педро о его встрече с папой Александром. Когда Педро сообщил, что говорил папа сеньору Гарсиласо, адмирал, против всяких ожиданий, чрезвычайно обрадовался.

– Если его святейшество, – сказал Колумб, – обещал сеньору Гарсиласо пожаловать все то, что дал господь мне открыть нашим королям, то, стало быть, я могу не сомневаться, что замыслы мои угодны небу.

Педро, у которого при одном воспоминании о папе Александре пробегали по коже мурашки, словам адмирала удивлен был до крайности. Странно, адмирал никакого внимания не обратил на рассказ Педро о римских порядках, он пропустил мимо ушей нелестные замечания Педро по адресу папы. Очевидно, адмиральские уши слышали лишь то, что желали услышать…

Зато королева, получив буллу «Среди прочих» и письмо сеньора Гарсиласо, пришла в негодование.

В тех же дворцовых покоях, где месяц назад королева алыми нитками вышивала сцены крестных мук Иисуса Христа, она в присутствии короля прочла буллу его святейшества кардиналу Мен-досе. По ее тону, сухому и резкому, по ее лицу, каменно-спокойно-му и необычайно бледному, король и кардинал поняли, что ярость королевы безмерна.

Отложив в сторону папскую буллу, королева сказала:

– Я, мой друг, предупреждала вас: на папу Александра полагаться неразумно. И мне думается, что вы нашли бы гораздо лучшее применение деньгам, истраченным на его избрание, если посадили бы на святой престол гиену или змею. Мудрый наш рыцарь сеньор Гарсиласо убежден, что папа, предав нас в Италии, отчасти искупил свою вину буллой «Среди прочих». А я говорю вам, что эта булла не стоит того пергамента, на котором она написана.

Фердинанда итальянские дела волновали куда больше, чем дележ моря-океана, прежде всего потому, что земли, открытые Колумбом, Изабелла считала кастильскими, а не арагонскими. Но король был взбешен и пристыжен: его, великого мастера черных измен, как желторотого птенца обманул этот старый ворон Родри-го Борха, тот самый ворон, который с его помощью свил себе гнездо на ватиканской колокольне.

– Господи, – простонал король, – не оставь меня своим милосердием, и, клянусь именем твоим, я сварю этого Иуду в кипящем масле!

– Поздно, – отрезала королева, – о масле вам, мой дорогой супруг, надо было думать раньше, когда ваш верноподданный дон Род-риго не стал еще папой Александром VI. Вернемся же к этой злосчастной булле. Папа поставил нас в невозможное положение. А ведь в Барселону вот-вот пожалует посол короля Жуана – сеньор Руи да Пина. А мы ему не можем даже показать эту буллу: в ней на новую линию – в линии же вся суть – нет и намека.

– Масло, сорок две бочки кипящего масла, – отозвался король.

– Я полагал бы, ваше высочество, – обратился к королеве кардинал, – что следовало бы как можно скорее направить к Гарсила-со гонца с новыми инструкциями.

– Да, да, как можно скорее, – встрепенулся король. – Мы пошлем гонца сегодня, нельзя терять ни минуты.

– Святая истина, – отозвалась королева. – Только я думаю – и вы, мой супруг, вероятно, со мной согласитесь, – что гонца отправлять в Рим бесполезно. Наш благородный посол способен, любого противника выбить из седла на рыцарском турнире, но в поединке с папой он будет снова повержен в прах. В Италию поедете вы, ваше высокопреосвященство. И Барселону вы покинете завтра.

– Но, ваше высочество, – нарушая все правила этикета, воскликнул кардинал, – могу ли я, в мои годы!..

– Можете! Повторяю: вы отправитесь завтра. И не прямо в Рим. По дороге вы навестите неаполитанского короля. А папе вы скажете, что заезжали в Неаполь, чтобы освежить в памяти старого короля Ферранте историю с договором, который его святейшество недавно заключил с врагами этого государя. Намекните святому отцу, что от Неаполя до Рима войско короля Ферранте может дойти за три дня, и папа станет мягче воска. Адмирал советует провести новую линию в ста лигах[6] к западу от Азорских островов и островов Зеленого Мыса. Запомните: в ста лигах. И эти сто лиг должны быть вписаны в новую буллу. А вы, ваше преосвященство, обязаны получить ее любой ценой.

– Беда, однако, в том, – изрек король, – что папские канцелярии буллу «Среди прочих» разослали по всему свету, и ее скоро получит наш кузен Жуан. От него не укроется, что мы отрядили кардинала Мендосу в Рим, чтобы вырвать у папы новую буллу. Поэтому надо спрятать концы в воду. Пусть Рим на новой булле поставит дату задним числом, лучше всего совсем близким к тому, которым помечена булла «Среди прочих». И, пожалуй, есть смысл начать эту новую буллу теми же словами. Тогда у всех явится мысль, что папа в один присест обнародовал две буллы и что новая «Среди прочих» лишь слегка уточняет старую.

– Восхищен, ваше высочество, этим предложением, – сказал кардинал. – Однако в регистре Апостолической камеры останется истинная дата, и когда-нибудь историки обнаружат…

– Подлог?

– Я не хотел, ваше высочество, употребить это слово, но, пожалуй, иначе не назовут нашу хитрость с датами.

Король ехидно усмехнулся.

– Мой дорогой кардинал, мнение грядущих летописцев меня интересует в такой же мере, как мысли на мой счет этой кошки -вон она сидит под креслом королевы. Ну, а вам, ничего не поделаешь, придется смириться с темным пятном на алой мантии.

– Не беспокойтесь, ваше высокопреосвященство, – проговорила королева, – я уверена, что историки не сойдутся во мнениях. Многие будут справедливо утверждать, что ради достойной цели можно применять и не вполне благовидные средства. А теперь обсудим второстепенные подробности…

Кардинал отбыл в Италию. Одновременно королева Изабелла выпроводила из Барселоны адмирала. Она приказала ему отправиться в Севилью и сидеть там безотлучно. Флотилия, снаряжаемая в севильской гавани, должна была выйти в море не позже сентября, и адмиралу поручалось во что бы то ни стало выдержать этот срок.

Между тем кардинал Мендоса, побывав в Неаполе, благополучно добрался до Рима.

Накануне его торжественного въезда в Вечный город весь папский двор дня три гулял на свадьбе. Его святейшество выдал свою дочь Лукрецию за графа Джованни Сфорцу, ближайшего родственника миланского герцога.

Сильно поредело за эти свадебные дни куриное и гусиное племя, изрядно оскудел запас ватиканских винных погребов, но зато повеселился папский городок на славу, и в ночь брачного пира Борго был подобен полю жестокой битвы: крепкие вина разили без промаха, и тела павших усеивали ватиканский холм.

Не очень трезвые папские челядинцы перетаскивали эти живые трупы в дворцовые подворотни и в замок святого Ангела. Волокли божьих слуг и за ноги, и за руки, пренебрегая их ангельским чином и не щадя их сутан, подрясников и мантий.

Папа, даром что шел ему седьмой десяток и что пил он за четверых, головы не терял и в часы разгула исподволь готовил достойную встречу высокому испанскому гостю.

Что говорить, встреча была знатной! К Латеранским воротам вышли кардиналы, генералы духовных орденов, начальники папских канцелярий, придворные его святейшества, послы великих и малых христианских держав.

Сын папы Цезарь Борджа и папский зять Джованни Сфорца, после того как у самых Латеранских ворот сошлись обе процессии, римская и испанская, пристроились в голове кортежа, один по правую, другой по левую сторону от кардинала Мендосы.

За баронами и прелатами из свиты испанского гостя шли приближенные папы, и в авангарде этой части процессии гарцевали щитоносцы и пажи его святейшества. Пажей было шестеро, и ехали они гуськом. Первый паж на испанском коне и в испанских одеждах, с длинной испанской пикой в руках. Второй на коне, убранном на французский манер. Третий в облачении турецкого всадника. Четвертый и пятый, с гербами папы на красных плащах, везли дождевик и дорожный мешок наместника святого Петра, а замыкал эту пеструю шестерку юноша, опоясанный мечом с рукояткой и ножнами, усеянными бриллиантами, рубинами и сапфирами. В крупных бриллиантах была сбруя его снежно-белого иноходца.



Папа ждал кардинала Мендосу в своем дворце, однако надменный гость, грубо и резко нарушая все правила церемониала, отправился не к папе, а в свою временную резиденцию на Кампо-ди-Фиоре.

Но это был лишь первый удар, который рукой кардинала Изабелла нанесла папе. Следующий удар оказался гораздо более тяжким. В папскую консисторию – главную канцелярию Ватикана -явился представитель кардинала Мендосы, испанский прелат Лопе де Аро, и от имени королевской четы произнес громовую речь.

– Папа, – заявил он, – сеет в мире смуты и своими кознями изничтожает святую веру. Папа превратил римскую церковь в торговое заведение, где с молотка торгуют бенефициями, распродавая выгодные должности недостойным кандидатам с тугим кошельком за поясом.

Сами по себе эти обвинения никого не удивили. Козни, торговля бенефициями… Да, с тех пор как папы сидят в Риме, здесь всегда обделывались темные делишки и всегда торговали доходными местечками.

Но с подобными обвинениями выступил не какой-нибудь нищий проповедник, а посланец самых могущественных государей христианского мира, и это внушало всем папским приближенным смятение и тревогу.

Ссориться с Кастилией и Арагоном, ссориться всерьез, – на это папа Александр идти не мог: такая игра чревата была неминуемым проигрышем.

И речь Лопе де Аро, речь, за которую любому смертному грозила гибель в застенках инквизиции, была принята его святейшеством с самой искренней, с самой что ни на есть горячей благодарностью.

Папа поспешил откреститься от своих союзников, папа охотно признал, что в Риме увлеклись торговлей бенефициями, и изъявил при этом желание часть не вполне законных доходов пожертвовать на нужды их высочеств.

Кардиналу Мендосе не пришлось ломать копья из-за новой буллы. Папа готов был провести любые линии, на любом расстоянии от любых островов.

На этот раз господа Подоферрари безмолвно выслушали четкий приказ его святейшества: новую буллу изготовить немедленно; изъять какие бы то ни было ссылки на былые дары папского престола португальским королям; особо подчеркнуть, что буллу папа дает по своей воле, без всякого принуждения; внести, и не один раз, а дважды, указание на линию раздела, угодную их высочествам.

Маленькое недоразумение во время этой беседы все же возникло. Папа вспомнил, что Сикст IV подарил португальцам моря и земли южнее линии, которая в ту пору проведена была через море-океан на широте Канарских островов.

При этом он никак не мог взять в толк, что коль скоро линия из поперечной стала продольной, то она не может делить океан на южную и северную половину.

Подокатарус и Феррари мягко намекнули ему на это обстоятельство, чем довели папу до белого каления.

– По вашей милости я с этой буллой попал впросак! Хватит с меня! Пишите: «Названная линия должна отстоять к западу и к югу от Азорских и каких там еще островов на сто лиг».

– Но, – возразил Подокатарус, – законы географии…

– Для вас закон – это я, – оборвал его папа. Спор на этом закончился, к явному ущербу географической науки. Вторая булла «Среди прочих» родилась на свет. Родилась в июне 1493 года, с фальшивой датой: 4 мая. И с линией меридиана, которая разделила земной шар не только на западную и восточную, но и на северную и южную половины. Вот как выглядела эта новая булла:


«Александр, епископ, раб рабов божьих, светлейшим государям -нашему весьма возлюбленному во Христе сыну Фердинанду и нашей весьма возлюбленной во Христе дочери Изабелле, королеве Кастилии, Леона, Арагона и Гранады, – привет и апостольское благословение.

Среди прочих деяний, угодных всемогущему господу и желанных сердцу нашему, наибольшее значение имеет возвеличение католической веры и христианской религии и ее укрепление и распространение ради спасения душ и обращения в эту веру варварских народов.

Потому мы, хоть того и были недостойны, призваны милостью божьей на священный престол святого Петра. Ведомо нам, что вы ныне суть истинные католические короли и правители и таковыми были и прежде и что о ваших великих деяниях известно уже всему свету. Деяния же эти остались не только в помыслах ваших, но и были совершены вами ревностно и упорно. Свершая их, вы не щадили ни сил, ни средств и не взирали на опасности и жертвовали кровью своей, будучи преданы делу своему всей душой и посвятив себя издавна его выполнению, чему свидетельство – освобождение королевства Гранады из сарацинской неволи, свершенное во славу имени божьего[7].


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11