Кир еще раз усмехнулся. В Вавилоне почитали львов, однако же, мало кто знал об их повадках на воле. Зато ему было прекрасно известно, какие злобные свары устраивают львы между собой, как изгоняют они утратившего силу вожака, как убивают детенышей соседа. Он знал об этом не понаслышке. Еще с тех пор, когда совсем юным принцем убил своего первого льва на горном плато Мидии.

– Лев – грозный зверь, – продолжал улыбаться повелитель огромной державы. – Грозный, но не слишком умный. Пальцы царя сошлись на рукояти висевшего на поясе кинжала. Того самого, которым много лет назад он добил первого льва. Заверши письмо заверениями в нашем почтении и дружеских чувствах. И напиши, что я посылаю ему богатые дары в знак восхищения. И дабы скрасить тягостные воспоминания, которые лежат между нами.

– Повинуюсь, мой государь! – заученно согнул спину писец. – Все представлю в самых изысканных выражениях.

– Хорошо, – кивнул царь. – Поторопись! Пусть мой племянник Дарий как можно скорее отвезет послание царю Вавилона.

– Скиф вызывает базу Восток-Центр. База Восток-Центр, ответьте Скифу.

– Слушаем вас, Скиф, – отозвалась приятным женским голосом База.

– Доброго времени суток, – приветствовал Кархан диспетчера. – У меня здесь непредвиденная ситуация.

– Какая? – насторожилась диспетчер на канале закрытой связи.

Кархан помедлил, но затем, слегка запинаясь, произнес.

– Здесь объявился пророк Даниил.

– Вот как?! – В этом удивленном возгласе сквозил дежурный интерес, но, пожалуй, не более того. Впрочем, чего было ожидать – сотрудники диспетчерских Центров, вернее сотрудницы – обычно жены кого-то из мужского персонала Института. Они тщательным образом фиксируют и передают наверх результаты сеансов закрытой связи, готовят подборки необходимой агентам информации, а также доводят решения руководства до сведения оперативников. Редко кто из них имеет специальное образование и может самостоятельно оценить важность информации.

Для девушки, сидевшей сейчас у пульта, пророк Даниил был фигурой даже не легендарной, а просто нереальной. Вряд ли его пророчества, да и само существование когда-либо были предметом ее размышлений. Руслану же с этим персонажем сталкиваться уже приходилось. Давно, еще в университете. Тогда, работая над курсовой по религиоведению, он честно изучал первоисточники и комментарии и утверждал в своей работе, что Даниил – фигура скорее всего вымышленная, быть может, собирательный образ. Что книга приписываемых ему пророчеств была написана много позже так называемого «вавилонского плена», примерно между 168-м и 164 гг. до н. э. Об этом свидетельствовали и грубые ошибки в реалиях эпохи Нововавилонского царства. Так, Валтасар именовался здесь сыном Навуходоносора, а под стенами, по мнению Священного Писания, там, где сейчас стояли шатры Кира, должны были находиться войска его родственника, Дария, и многие другие нюансы, о которых человек VI в. до н. э. знать не мог, в отличие от его собрата, живущего тремя-четырьмя веками позже.

Руслан так основательно разгромил ветхозаветные сказания, что сам остался доволен. И вдруг сегодня является этот самый пророк. Является не где-нибудь, а на пиру Валтасара, где действительно на стене возникает весьма странное граффити. И этот пророк, как ни в чем не бывало, выживает, брошенный в ров ко львам, и на пиру он, не моргнув глазом, толкует загадочные письмена, словно всю жизнь только этим и занимался. Выходит, библейское повествование о Данииле имеет под собой основание?! Правда, тот вариант толкования, который прозвучал нынче на пиру, сильно отличается от привычного, но ведь суть его оказалась верной! Более того, такая трактовка божественного послания вполне согласуется с другим пророчеством, прозвучавшим много лет тому назад, о колоссе на глиняных ногах.

Кархан задумался, прикидывая в уме, сколько же лет назад юный Даниил растолковал царю Навуходоносору его загадочный сон. По всему получалось, без малого 50 лет. Если в ту пору ему было больше тринадцати, а в народе эбору мальчик считается взрослым с тринадцати лет, то сейчас этому человеку уже хорошо за шестьдесят. Перед глазами возник образ вчерашнего спасителя Вавилона. Едва начавшая седеть борода, сухое, но жилистое и крепкое тело, – пожалуй, он бы с большой натяжкой мог дать ему лет сорок. Впрочем, кто их знает, этих боговдохновенных пророков?

– Я сообщу руководству, – после недолгой паузы вежливо продолжила девушка на канале закрытой связи. – Если хотите, могу соединить с отделом разработки.

– Постойте, – несколько резко прервал ее оперативник. – Я прошу доложить руководству, что принял решение о вербовочном подходе к пророку Даниилу. Возможно, для этого мне понадобится группа оперативников.

– Неужели это так серьезно? – встревожилась диспетчер.

– Пока ничего особенного, – возможно, несколько лукавя, ответил Кархан. – За исключением того, что Вавилон не пал. Царь Валтасар цел и невредим. А Кир несолоно хлебавши стоит под стенами, раздумывая, что ему предпринять дальше. Если добавить к этому имеющиеся у меня агентурные данные о восстании в Лидии, то я считаю разработку пророка Даниила более, чем своевременной и оправданной.

– Понятно. – В тоне диспетчера уже слышалась озабоченность. – Стало быть, над Персией сгущаются тучи.

В доме под лазуритовой переплетенной звездой в это утро царило радостное возбуждение. Еще бы! Благословением Всевышнего, надежда и опора народа эбору – царевич Даниил не только спасся от неминуемой, казалось бы, гибели, но и, с божьей помощью, обуздал гордыню идололюбивого правителя Вавилона и силу яростного Кира. Слухи по городу распространялись быстро, и принесенная из дворца весть, что Валтасар, узревший воочию мощь божественной длани, оставляет Даниила при себе первейшим советником, наполняла сердца радостью, а руки – силой.

Дочери Иезекии, как обычно, хлопотавшие по дому, готовили праздничный обед. Хозяин лавки, один из самых богатых и влиятельных людей в местной общине, сиял, как золоченое блюдо для пиршеств, тщательно вычищенное в преддверии большого праздника! Конечно, он помнил предсказания старого пророка Иеремии о том, что, прогневивши Бога, народ эбору будет жить в плену вавилонском десять седьмин^[9]. Но уже прошло семь седьмин. И всякий истинно верующий знает, что наступивший год – священный год. В это время принято освобождать рабов, прощать долги, возвращать отданные в заклад владения. Неужели же Господь, чье могущество безмерно, а милость не знает границ, не сделает для своего избранного народа то, что всякий достойный хозяин готов сделать для своих работников? Нет, воистину приход Даниила – это великий знак! Иезекия пытался вообразить себе далекий и великий Иерусалим, о котором в прежние времена много рассказывал отец. Самому ему никогда не доводилось видеть землю предков, завещанную богом его народу землю обетованную. Ему представлялись реки, текущие молоком, сады на склонах холмов, величественные кедры, в тени которых лев может возлежать рядом с агнцем. От неясного предчувствия у него защемило сердце. Если Господь будет милостив к своим чадам, то уже очень скоро народ эбору вернется в родные пределы. И конечно же, Даниил, ныне ставший могущественным вельможей и любимцем Царя Валтасара, сам взойдет на трон Давида, как положено ему по рождению. Уж тогда-то он непременно вспомнит своего преданного слугу – Иезекию, и да воздаст ему бог за справедливость, приблизит к себе. А как же иначе? Разве не приняли его в этом доме со всем возможным почетом и уважением? Разве не угостили, разве его красавицы-дочери не омыли ног утомленного путника?..

Почтенный меняла невольно поморщился. Да, горе ему – ни он, ни его гости не смогли отстоять царевича, когда за ним пришла стража. Но что могли они, почти безоружные, против этакой уймы вооруженных воинов? Да и, кроме того, устрой они здесь кровопролитие, разве предстал бы Даниил в кратчайшее время пред царские очи? Нет, воистину Господь направляет стопы избранника своего! И не по силам скромному торговцу узреть суть божьего замысла!

Однако мысли Иезекии, устав витать в горних высях, вновь обратились к привычным земным делам. Если Даниил станет царем, ему надлежит подумать о продолжении рода. А чем, спрашивается, его красавицы-дочери не подходят для этого? Иезекия вскользь, чтобы не отвлекать девушек, глянул на хлопотавших у очага любимиц. Воистину Господь наградил их безмерно и красотой, и кротким нравом. Правда, рода они не царского, но ведь не отребье какое-нибудь!

Новая идея целиком захватила воображение смекалистого менялы. Он уже видел себя царским тестем, выезжающим на колеснице, запряженной четверкой быстроногих скакунов, в окружении многочисленной свиты и скороходов с трубами. Пожалуй, следовало бы напомнить Даниилу о себе.

Иезекия поскреб затылок. «Как бы это получше устроить? Пригласить на пир? Вряд ли он придет. Валтасар желает видеть его при себе. Как говорится, «если б знать, куда уходит вчера, можно стать богаче, чем жрецы Мардука». Может быть, подарить что-нибудь ценное? Впрочем, о чем это я?»

Темные глаза Иезекии блеснули, и на пухлых губах появилась улыбка, какая обычно бывает у младенцев, наконец ощутивших во рту вкус материнского молока.

– Сусанна! – Он подозвал старшую из дочерей. Та поспешила на зов отца и, опустив очи долу, стала ждать его распоряжений. – Сейчас ты пойдешь в царский дворец и найдешь там царевича Даниила.

– Но, отец, кто меня пустит туда?

– Пустят, – кивнул Иезекия. – Вчера, когда стража дерзнула коснуться его, здесь осталась сума, полная свитков. Я посмел глянуть в нее лишь одним глазком, но, полагаю, пергамента и папирусы, коими она наполнена, имеют немалое значение для нашего царевича, иначе бы он не стал нести этот груз в такую даль, отказывая себе в самом необходимом для жизни. Поэтому сейчас ты возьмешь суму и пойдешь во дворец. Если кто-нибудь скажет, что сам передаст твою поклажу царевичу Даниилу – не соглашайся! Даже если тебе придется стоять у ворот дворца сегодняшний, завтрашний и послезавтрашний день – стой. Я распоряжусь, чтобы тебе приносили еду и питье. Можешь кричать во весь голос, что ты дочь Иезекии бен Эзры и должна передать нечто очень важное господину царскому советнику.

– Но ведь стража может схватить меня!

– Я тебя выкуплю. А чтобы кто другой не обидел, пошлю с тобой пару слуг с палицами. Передай царевичу Даниилу эту суму лично и пригласи его к нам на пир. При этом гляди ему в глаза.

– Но я не смею.

– Ты не смеешь ослушаться воли отца. Твои глаза – точь-в-точь глаза твоей матери, бедной моей Мириам. Я помню, когда впервые увидел их вблизи, сердце мое заколотилось, как таран в медные ворота, и я не ведал ни минуты радости, ни часа покоя, пока вновь не увидел их. Прочие смертные, созерцающие облик твой, по справедливости должны возблагодарить Бога Единого за это счастье. Но лишь достойный может воспринять это сокровище из рук моих. Ступай, дочь, и благословение Всевышнего, да пребудет над тобою!

Ко всему привыкшая стража ворот Иштар с интересом глядела на богатый караван, неспешно втягивавшийся в широкую, как река, улицу Процессий. За годы службы они видели множество караванов, но такого количества груженых повозок, запряженных онаграми^[10], верблюдов, покрытых драгоценными коврами, ниссийских жеребцов, ведомых под уздцы суровыми бородачами-мидийцами, видеть им, пожалуй, не доводилось. Что уж говорить о праздных зеваках, жавшихся к покрытым синими изразцами стенам в надежде разглядеть, какие подарки великий царь Персии желает преподнести вавилонскому собрату.

Сусанна, вышедшая из дому в сопровождении пары слуг-нубийцев, прочно застряла в толпе, желающей поглазеть на чужие богатства. Конечно, прикажи она – и черные, как южная ночь, молчаливые силачи-нубийцы, грозя дубинами и свирепо скаля зубы, освободили бы ей путь. Но, воспользовавшись случаем, она лишь пробилась к самой линии стражи, чтобы получше разглядеть гостей из дальних стран. Мимо девушки в гордом, величавом спокойствии шли диковинные звери, именуемые бактрианами. Они неспешно поднимали и опускали на камни свои мозолистые ноги, точно плыли в густом раскаленном воздухе полудня. Их покрытые рыжевато-бурым мехом бока медленно вздымались, и смешные горбы с поникшими мохнатыми вершинами качались в такт шагам. Между горбов было устроено нечто вроде небольших шатров.

Сусанна знала – в таких покрытых драгоценными тканями паланкинах у кочевых народов принято возить знатных красавиц, дабы ни испепеляющие солнечные лучи, ни раскаленный песок, носимый ветром из края в край, не коснулись их нежной кожи. Ей очень хотелось одним лишь глазком взглянуть на этих дев, воспетых поэтами и окутанных завесой тайны не менее, чем златоткаными покрывалами шатров.

Сусанна подалась вперед, надеясь, что ветер, как всегда веющий от реки вдоль улицы, раздует полы драгоценных наметов и позволит ей удовлетворить свое любопытство. Впрямь ли эти красавицы так хороши, как о том сказывают?! Но тяжелая материя, должно быть, к тому же предусмотрительно закрепленная, едва колыхалась, лишь пряные сладкие запахи доносились из-под богато украшенных занавесей. Воздух был напоен ароматом сандала и жасмина, белых лилий и алого цветка гюль. Каждый такой шатер дарил ей новый аромат, и Сусанна невольно втягиваясь в игру, стараясь представить себе по запаху прелестниц, предназначенных для услады царя Валтасара.

Она знала, что владения персов столь обширны, что когда в одних землях восходит Солнце, жители других уже видят его диск, исчезающий в Великом океане. Какими же разными могут быть красавицы столь разных народов?! Сусанна и сама не раз ловила на себе восхищенные взгляды гостей и слуг, впрочем, не больше, чем младшая сестра Ханна. И сейчас, со всей страстью ее пятнадцати лет, девушке хотелось знать, красивее ли она тех, кто скрыт под золотыми покрывалами. В этом она боялась признаться даже самой себе. Но когда вновь и вновь жадно втягивала наполненный ароматами воздух, понимала, что ничем иным задержку по дороге к дворцу объяснить невозможно.

Сусанна поправила тонкими длинными пальцами выбившийся из-под белоснежной накидки черный локон и вновь принюхалась. Проходящий мимо бактриан пах… бактрианом и… она вновь принюхалась, не веря своим ощущениям. Однако наваждение не уходило: из-под драгоценного покрывала пахло въевшимся конским потом. Пожалуй, даже скифские женщины не могут так пахнуть! Внезапная мысль пронзила мозг Сусанны, точно вертел готового к жарке каплуна. Она повернулась к замершим в ожидании приказа нубийцам:

– Ко дворцу!

ГЛАВА 5

Каждому снаряду – высокую цель!

Лозунг войск ПВО

Толпа у дворцовых ворот была много гуще, чем возле дома Сусанны. Любопытствующие зеваки через плечи стражи пытались заглянуть во двор Валтасарова чертога, чтобы сквозь открытые ворота разглядеть драгоценные подарки. Воины городской стражи, не особо церемонясь, с руганью отталкивали наглецов древками копий. Однако те по-прежнему напирали, не обращая внимания на пинки. На месте глазеющих бездельников, которых увесистые тычки и брань заставляли отступить, появлялись новые зеваки – и так без конца.

Нубийцам, расталкивающим праздный люд перед дочерью хозяина, по мере приближения к воротам приходилось все труднее.

Наконец, они уперлись в цепочку стражи и остановились в ожидании нового приказа.

– Мне нужен Даниил – царский советник! – пробившись к одному из стражей, гордо заявила девушка. Тот, не удостаивая ответом, повел копьем, отталкивая назойливую просительницу. Однако толчка не последовало. Рослый нубиец вклинился между стражником и хозяйкой, перехватывая оружие и скалясь так, словно намеревался перегрызть обидчику горло. Возмущенный таким бесцеремонным поведением, вавилонянин с силой дернул копье на себя, нубиец разжал ладони, и его противник с размаху уселся на мостовую под общий хохот. Прочие стражники поспешили сомкнуть ряд и с еще большим усердием начали отталкивать напирающую толпу.

– Я Сусанна, дочь Иезекии бен Эзры! – во весь голос, как учил отец, крикнула девушка. – Мне нужен Даниил – советник царя Валтасара!

– Кому это здесь нужен Даниил? – вдруг раздалось чуть сзади и сверху. Расталкивая столпившихся крупом своего коня, к ней приближался богато одетый всадник. Спина его скакуна была покрыта шкурой барса, и он гордо, как будто только что лично убил этого зверя, восседал на ней, сжимая коленями мерно вздымающиеся конские бока. Сусанна тут же узнала надменного всадника. Не далее как вчера он командовал негодяями, схватившими царевича Даниила. Да и раньше она часто видела его у ворот Иштар. Это был Нидинту-Бел – начальник городской стражи. Поговаривали, что отцом его был сам Набонид, и хотя официально о таком родстве нигде не упоминалось, внешнее сходство со старым Набонидом действительно просматривалось.

– Я Сусанна, дочь Иезекии бен Эзры! – вновь, уже значительно тише повторила девушка. – Мне нужен Даниил.

– Это я уже слышал. – Нидинту спешился. – Зачем тебе этот мошенник?

Он протянул руку и, ухватив край накидки, закрывавшей лицо Сусанны, резко отдернул белую ткань в сторону.

– О! – В глазах молодого вельможи блеснул огонек нескрываемого восхищения. – Неужто сама Инанна^[11] почтила царский двор своим вниманием?

– Мне нужен Даниил, – упрямо продолжала твердить дочь Иезекии, поправляя накидку и опуская глаза, чтобы не обжечься о горящий взгляд молодого царедворца.

– Ты так и не ответила, зачем он тебе. Поверь, он недостоин твоего внимания. Слышала бы ты, как смердел этот пророк, когда мои люди вытащили его из львиного рва. Впрочем, если он так уж тебе нужен, останься со мной. Нынче вечером царь устраивает пир в честь своего нового персидского союзника. Там будет и твой вонючка. А до того часа у нас будет немало времени поближе узнать друг друга. – Он властно обхватил тонкий стан девушки и беззаботно притянул ее к себе. Сусанна уперлась руками в грудь вельможи. Нубийцы недовольно ощерились, но не двинулись с места. Уж в очень плохой компании находилась хозяйская дочь.

– Мне нужен Даниил – царский советник! – Голос Сусанны был полон отчаяния. Она звала на помощь, но ждать подмоги было неоткуда.

– Я Даниил! – послышалось со стены, окружающей дворец. Между зубцами показалось суровое лицо с длинной, чуть седоватой бородой цвета воронова крыла. – Кто это зовет меня?

Намму, перегнувшись через парапет, начал всматриваться в толпу, стараясь увидеть ту, которая выкрикивала его новое имя. Сделать это было несложно. Рослые чернокожие рабы и вельможа в драгоценном вызолоченном доспехе служили достойным обрамлением для юной красавицы.

– Постой, я тебя знаю! – Он взмахнул рукой. – Ты дочь хозяина лавки, что у ворот Иштар.

– Да, да, – быстро закивала Сусанна. – Мой господин, я принесла вашу суму.

– Эй, стража! – Намму моментально напустил на себя вид знатного царедворца. – Пропустите ко мне эту девушку!

– И не подумаю! – вспылил Нидинту. – Кто знает, может, она умыслила что-либо злое против нашего царя или же повелителя наших друзей-персов? Впрочем, – начальник городской стражи окинул Сусанну плотоядным взглядом, – я с удовольствием ее обыщу.

– Ничего она не замыслила, – сдвинул брови к переносице царский советник. – За это я ручаюсь.

– А кто поручится за тебя?

Перепалка грозила разгореться не на шутку, но тут толпа восторженно заревела, радостно выкрикивая имя, которое еще утром шептала с тревогой и ужасом:

– Кир! Кир!

– Мы расстанемся ненадолго, – скороговоркой заверил Сусанну разочарованный вельможа, подозрительно смахивающий на молодого Набонида, и рывком вскочил на коня с такой ловкостью, что даже пятнистая шкура барса на конской спине едва шелохнулась.

– Я сейчас к тебе спущусь! – донеслось со стены.

– Кир! – продолжала орать толпа, и начальник городской стражи, недовольно расталкивая сгрудившийся люд, направил скакуна туда, куда звал его долг службы.

Стражники с крайней неохотой подчинились воле нового царского любимца. Однако и сопротивляться ей им было не с руки. Многие, если не все, стоявшие нынче в карауле, слышали и о чуде со львами, и о ночном пророчестве. Молва разукрасила реальные события, как искусный кондитер кремовыми розами обычный бисквит. Если верить тому, о чем шептались сегодня у ворот, новый любимец царя просто воздел руки к небу – и львы послушными собачонками приползли на брюхе к его ногам.

Даниил, гордо подняв голову, прошествовал сквозь ряды стражи, ведя за собой девушку и ее спутников. Несмотря на всеобщее ликование, ему было отнюдь не весело. Нынешняя нелепая стычка, сколь бы мелка она ни была сама по себе, заставляла задуматься и насторожиться. Намму отлично помнил, как именно он узнал о готовящемся вторжении персов и почему Северные ворота оказались вдруг открытыми перед неприятелем. Однако прийти к царю и открыто, прямо в глаза обвинить знатного вельможу в измене было невозможно.

Невозможно по многим причинам. Во-первых, сообщение о том, что не откровение небес, а всего только подслушанный разговор послужил основой его божественного прозрения, сводило на нет с трудом добытую славу пророка. Во-вторых, даже пожелай Валтасар проверить сказанное им, никаких доказательств не сыскалось бы. Стража у Северных ворот была найдена убитой. Кем? Кем же, как не персидскими шпионами. В таком огромном торговом городе, как Вавилон, их могли быть сотни. И уж конечно, Нидинту-Бел к этому не причастен, ведь он же лично сопровождал пророка в царский дворец. А стало быть, его и близко не было у Северных ворот.

При этом и сам начальник стражи вполне может подозревать, что в деле с пророчествами не все так просто. Правда, и он об этом никому рассказать не посмеет, но уж среди друзей числить его вряд ли придется, а тут еще эта девушка…

Намму обернулся. Вырванная из рук сластолюбивого вельможи посланница шла за ним, робея и не решаясь нарушить затянувшееся молчание. Вряд ли начальник стражи простит, что он помешал прибрать ее к рукам.

– Я принесла тебе суму, мой господин, – расценивая взгляд пророка как разрешение говорить, начала Сусанна. – И приглашение на пир. Конечно, это будет не такой большой пир, какие устраивают здесь, во дворце, но зато там будут люди, которые искренне преданны тебе. И я… – она запнулась, вспоминая отцовские наставления и стараясь глядеть высокородному царевичу прямо в глаза, – я тоже буду рада видеть тебя.

«А девушка и впрямь очень хороша собой», – не отрывая взгляда от ее лица, подумал Намму.

Глаза Сусанны светились, точно какой-то чародей умудрился заточить два солнечных лучика в черном агате. Ее бархатистая кожа казалась необычайно светлой в сравнении с местными смуглолицыми красотками. А губы… Намму отвернулся, хмурясь, не желая, чтобы дочь Иезекии заметила горячий интерес в его взоре. Однако та приняла молчание и гримасу досады на свой счет.

– Прости, что я дерзнула, – тихо прошептала она, в своей беззащитной робости становясь еще более привлекательной.

– Заверь своего отца, – делая вид, что разглядывает выстраивающуюся посреди царского дворца процессию, выговорил государев советник, – что если дела при особе Валтасара позволят, я непременно навещу вас. Когда вы устраиваете пир?

– По окончании дня шестого, лишь только взойдет первая звезда, – с удивлением отозвалась Сусанна.

– Ну да, конечно, – с деланной рассеянностью кивнул Намму, – глупый вопрос. – «Нет, я ни в коем случае не пойду на этот пир. Там соберется толпа бедолаг, которые, должно быть, глядели на этого самого Даниила, почти как на бога. А я мало того, что не знаю, о чем с ними говорить, но и о традициях и вере эбору имею самое туманное понятие!»

Намму бросил еще один взгляд на собеседницу. Глаза ее сияли, и на лице читалась неподдельная радость. У царского советника невольно защемило сердце. Вспомнив прожитые годы, он с неотвратимой определенностью вдруг ощутил, что прежде никто так не радовался его обещанию прийти. С удивлением и почти ужасом Намму осознал, что готов дорого заплатить, лишь бы вновь, а лучше вновь и вновь видеть эти глаза, эти приоткрытые в детской улыбке губы.

«О, Мардук, озаряющий небеса светом предвечной мудрости своей! – подумал он. – Прежде и на царских пирах бывать мне не доводилось. А вот, поди ж ты, жив. Да что там жив, – сын Абодара провел рукой по толстой золотой цепи, висевшей у него на шее, – царский советник!»

Видели бы его сейчас сограждане, еще совсем недавно улюлюкавшие вслед нищему изгнаннику!

«Лишь бы теперь это все не закончилось, как сон. – Течение мысли Намму прервало невесть откуда проросшее дикое опасение. – А может, это все же сон? Может, там, у кромки пустыни, силы все же оставили меня? И я упал между камней, и вот теперь мне грезится все это: и черноокая красавица, и царский двор, и Кир с его войском? Быть может, на самом деле все это лишь предсмертная судорога моего воображения, и мерзкий ухеель кружит где-то над головой, подстерегая, когда долгожданная трапеза перестанет наконец конвульсивно дергаться?»

Намму тряхнул головой, стараясь отогнать наваждение, и поднял глаза к небу, чтобы лишний раз убедиться, не реют ли над ним, распахнув вырезные кожистые плащи-крылья, ухеели. Драконов не было. Они вились тут с самого рассвета, но, видя, что мертвые тела предаются земле или огню, разочарованно улетели прочь.

Звук длинных, оканчивающихся витыми морскими раковинами, медных труб, гулко известил народ о заключении вечного союза между Персией и Вавилоном. Громогласный вопль ликования вознесся к небесам, распугивая окрестных птиц и привлекая внимание богов как своего, так, возможно, и соседских пантеонов. Валтасар и Кир вышли на ступени дворца, где были установлены для них золотые троны. По правую руку от них располагались телохранители вавилонского царя в мохнатых волчьих шкурах поверх чешуйчатых панцирей. По левую – под командованием царевича Камбиза, блистая начищенными бронзовыми пластинами, наклепанными поверх кожаных доспехов, были выстроены «носители яблок». Этот отряд личной гвардии Кира был прозван так из-за тяжелых бронзовых противовесов-яблок, которыми заканчивалась нижняя часть их длинных копий.

Едва смолкли трубы и цари уселись на свои места, Кир хлопнул в ладоши. Послушные жесту великого государя, слуги без лишних слов начали представлять взору царя Вавилона драгоценные подарки, которые подносил ему великий Кир. Чего только не было среди этих подарков! Вино и оливковое масло из далеких городов Ионического побережья, золотые ритоны^[12], легкие, невесомые, почти прозрачные ткани из Масула и крепчайшие доспехи из Эллады. Здесь величаво ступали крепконогие ниссийские жеребцы – гордость Мидии, и тонкорунные бараны шли, понурив голову, предчувствуя скорое расставание с шерстью. Никогда прежде Намму не приходилось видеть такой роскоши, а уж собранной воедино – и подавно. Он искренне любовался царскими дарами, невольно завидуя счастливцу, который, благодаря его сообразительности, нынче получил все это. Подарки сменяли друг друга. Наконец на площадку перед царскими тронами неспешно, как и положено уважающим себя верблюдам, выступил бактриан, покрытый синей, расшитой золотом попоной. За общим гомоном Намму не слышал слов, которые царь персов говорил своему вавилонскому другу, лишь видел, как он жестикулирует, указывая на шатер между горбами. Наконец он кивнул слуге, сопровождавшему бактриана. Тот потянул за край тяжелой накидки, покрывавшей остов шатра. Едва та спала на каменные плиты, как все присутствующие невольно ахнули. Светловолосая красавица с едва прикрытой грудью и чреслами поднялась во весь рост на крошечной деревянной платформе и, извиваясь станом, начала неспешный завораживающий танец. Точь-в-точь кобра перед броском. За первым верблюдом последовал еще один, с той лишь разницей, что попона и шатер на нем были зелеными, а волосы девушки – ярко-рыжими. Собравшиеся во дворе мужчины, а их было подавляющее большинство, не отрывая взгляда следили за усладой глаз.

– Мой господин. – Сусанна осторожно положила руку на плечо Даниила, точно опасаясь своим движением отвлечь его от чего-то важного. Тот обернулся, хотя и не слишком довольный тем, что необыкновенно захватывающее представление было прервано столь неожиданно.

– Эти шатры, – запинаясь, начала Сусанна и, увидев удивленный взгляд Даниила, робко продолжила, указывая на танцовщиц. – Все они благоухают, точно райские кущи, но вон тот, – она показала на верблюда, ждавшего своей очереди в ряду других, – из-под покрывала там слышится запах въевшегося конского пота. Женщины так не пахнут.

Намму сей же миг вспомнился воришка Зарбар, совсем еще мальчишка с тонким, почти девичьим лицом. Он успешно прятался от преследований, переодеваясь в женское платье. Пока вот так же, посреди улицы, его не вынюхала одна из его жертв. Да, женский нос приставлен богами не только для красоты! Намму вздохнул, и у него тут же перехватило дыхание. «Запах пота из-под покрывала?!»

Он бросился опрометью вниз со стены, перескакивая ступени и сбивая с ног устроившихся там зрителей:

– С дороги! С дороги!

Бактриан в красной попоне, вальяжно переступая с ноги на ногу, приближался к установленным перед дверьми Валтасарова дворца тронам…

– И наконец, – донесся до Намму голос Кира, – истинный рубин…

Он увидел, как рука служителя тянется к покрывалу, и из последних сил припустил еще сильнее. Какой-то телохранитель попытался схватить его, однако у Намму был очень богатый опыт выворачиваться из любых захватов…

– …который украсит все часы твоего досуга, – продолжал Кир.

Намму, словно таран, ударил плечом в бок стоявшего около верблюда слугу, сбивая его наземь.

– Здесь кобра! – ни с того ни с сего закричал он и, хватая расшитую ткань занавеси, скользнул под верблюжье брюхо. Острая стрела ударила камень в том самом месте, где находился царский советник лишь миг тому назад. Что было дальше, Намму не было видно, он лишь услышал свой крик, затем рядом с ним рухнуло мертвое тело, сжимающее в одной руке украшенный костяными накладками лук, в другой – косо оперенную, на лидийский манер, стрелу. В теле лучника красовались два кинжала. Один из них он уже видел сегодня утром на поясе скифа-телохранителя, другой…