За ним последовал другой, который вскочил с места и сказал: "У человека не больше свободы воли в духовных предметах, чем у животного, точнее, чем у собаки, потому что если бы она у него была, он делал бы добро по собственному желанию, а между тем все добро - от Бога, и человек не может взять себе ничего, если не дано ему с небес".
      Следующий за ним выскочил на середину и оттуда повел свою речь. Он сказал, что у человека не больше свободы воли в духовных предметах, или в понимании их, чем у совы при дневном свете, или, скорее, чем у цыпленка, еще не вылупившегося из яйца. "В таких вещах он слеп, как крот; ведь если бы он был остроглазым, как Линкей39, и разбирался бы в том, что касается веры, спасения и вечной жизни, он думал бы, что может возродить и спасти сам себя, и на самом деле попытался бы этим заняться, оскверняя свои мысли стремлением к большей и большей заслуге".
      Затем еще один выбежал в центр, и высказался о том, что со времен Адама любое мнение, будто можно желать или понимать что-либо в духовных делах, является бредом, и человек, придерживающийся этого мнения, - сумасшедший, потому что он думает, что он - маленький бог, или сверхъестественное существо, по праву обладающее частью Божественного могущества.
      За ним последовал человек, поспешно вышедший на середину, неся в руке книгу "Формула согласия". Евангелисты клянутся в настоящее время так называемой правоверностью этой книги. Он открыл ее и зачитал следующий отрывок:
      Человек окончательно испорчен и мертв относительно добра, так что после падения и до возрождения ни искры духовной силы не оставлено или не осталось в человеческой природе, чтобы позволяла ему приготовиться к Божьей милости, или ухватиться за нее, когда представляется случай, или быть в состоянии принять милость самому по себе, или собственными усилиями; а в духовных делах - понимать, верить, воспринимать, думать, желать, начинать, завершать, действовать, трудиться или сотрудничать, либо посвящать себя милости или годиться для нее, либо делать что-то от себя для обращения, - ни полностью, ни наполовину, ни в малейшей степени. Человек в духовных делах, относящихся к спасению души, как жена Лотова, превратившаяся в соляной столп, или как безжизненный чурбан или глыба камня, не в состоянии пользоваться своими глазами, ртом или какими-либо чувствами. Однако человек обладает способностью двигаться и управлять своими внешними частями, и поэтому - посещать общественные собрания, и слушать Слово и Евангелие. (В моем издании страницы 656, 658, 661-663, 671-673.)
      Тут все выразили свое одобрение, вскричав в один голос: "Вот в этом истинная правоверность!"
      Я стоял рядом и внимательно слушал, и поскольку все это привело мой дух в возмущение, я громко спросил: "Если вы говорите о человеке по отношению к духовным вопросам, как о соляном столпе, о животном, о слепом и сумасшедшем, то к чему же тогда ваше богословие? Разве не духовные вопросы составляют богословие?"
      После наступившей на время тишины они ответили на это: "В нашем богословии не содержится ничего духовного, что было бы понятно разуму. Единственное духовное в нем - это наша вера. Но мы тщательно скрываем нашу веру, чтобы кто-нибудь не заглянул внутрь нее, и заботимся, чтобы ни один лучик духовности не блеснул из нее, и не стал видим разуму. К тому же, человек не может по своему желанию внести в нее ни крупицы. Кроме того, мы убрали из всех духовных понятий милосердие, сделав его чисто природным, и то же самое сделали с Десятью Заповедями. Мы не учим также ничему духовному относительно оправдания, прощения грехов, возрождения и спасения, ими даваемого. Мы говорим, что вера осуществляет все это, но как - мы не имеем понятия. Вместо покаяния у нас принято искреннее раскаяние, а чтобы не думали, что оно духовно, мы не допускаем, чтобы оно затрагивало веру. Об искуплении мы тоже не допускаем никаких понятий, кроме чисто природных, а именно, что Бог Отец наложил проклятие на весь род человеческий, а Его Сын принял на себя это проклятие, и дал распять Себя на кресте, чем добился милости Отца. У нас еще много такого рода понятий, но ты не сможешь найти в них ничего духовного, а лишь полностью природное".
      При этом меня снова охватило возмущение, и я продолжал: "Если человек лишен свободы воли в духовных вопросах, то чем тогда он отличается от животного? Разве не она дает ему превосходство над животными? На что похожа была бы без нее церковь, если не на лицо темнокожего сукновальщика с бельмами на глазах? Чем было бы без нее Слово, если не пустой книгой? Ни о чем в Слове так часто не говорится и не заповедуется, как о том, что человек должен любить Бога и ближнего, и верить, что его спасение и жизнь зависят от того, как он любит и верит. Кто не способен понимать и делать то, что изложено в Слове и в Десяти Заповедях? И как же мог Бог предписать и велеть людям делать то, к чему Он не дал им способности?
      Скажите любому крестьянину, не погрязшему во лжи относительно богословских вопросов, что он может не больше, чем деревяшка или камень, понимать и проявлять волю в том, что касается милосердия, веры и спасения, которое они приносят, и даже не способен ни посвятить себя им, ни сделаться годным для них. Да он поднимет вас на смех, говоря: "До какого безумства могли вы дойти? Для чего же тогда мне священник с его проповедями? Чем церковь тогда лучше конюшни? Чем богослужение лучше пахоты? Что за помешательство - говорить так, нагромождая глупость на глупость! Кто же отрицает, что все добро - от Бога? Разве не дозволено человеку делать добро под Божьим руководством? То же самое и с верой".
      Услышав это, они хором закричали: "Мы изложили правоверную точку зрения, основанную на началах правильной веры, а ты высказал простонародную точку зрения, основанную на мнении простонародья". Но вдруг молния с неба ударила в храм, и все толпой бросились наружу, боясь, что она сожжет их, и разошлись затем по домам.
      504. Второй опыт.
      Однажды, когда я был в мире духов, мне была дана способность внутреннего духовного зрения, как у ангелов высших небес, и я увидел недалеко от себя, на некотором расстоянии друг от друга, двух духов. Я понял, что один из них обладал любовью к благу и истине, которая соединяла его с небесами, а другой - любовью к злу и лжи, которая соединяла его с адом. Приблизившись, я позвал их, и когда они отвечали, я по тону их голоса определил, что оба они равно способны понимать истины и затем признавать их, думать о них при помощи своего разума, направляя свои мысли и движения воли в угодное им русло. Другими словами, оба обладали одинаковой свободой воли на рассудочном уровне. Более того, я заметил, что вследствие этой свободы воли в их уме появлялось свечение, распространявшееся от первого зрения - постижения, к последнему - зрению глаза.
      Но когда тот, что любил зло и ложь, остался один на один со своими мыслями, я увидел, как нечто вроде дыма поднялось из ада и затмило это свечение выше уровня памяти, и, таким образом, он очутился в густой тьме, словно глубокой ночью. Затем дым этот вспыхнул и загорелся огнем, освещая области его ума ниже уровня памяти. От этого он стал думать чудовищную ложь, исходившую от зла любви к себе. Когда же оставили одного того духа, который любил добро и истину, я увидел, как на него пролился с небес мягкий огонь, осветивший области его ума выше уровня памяти, и, вместе с тем, область, лежащую ниже, до самого уровня глаз. Свет этого огня становился все ярче и ярче по мере того, как любовь к добру побуждала его воспринимать и мыслить истину. Из виденного мне стало ясно, что любой человек, добрый или злой, обладает духовной свободой воли, но у злых ад по временам затмевает ее, тогда как у добрых небеса расширяют ее и позволяют ей гореть ярче.
      Затем я поговорил с каждым из них, сначала с тем, который любил зло и ложь. Я попросил его рассказать о своей жизни, но упоминание свободы воли привело его в ярость. "Какое безумие, - сказал он, - думать, что у человека есть свобода воли в духовных вопросах! Кто из людей способен верить и делать добро сам по себе? Не учат ли современные священники по Слову о том, что никто не может взять себе ничего, если не дано ему с небес? Господь Христос говорил Своим ученикам: "Без Меня не можете делать ничего". К этому я бы добавил, что никто не может двинуть ни ногой, ни рукой, чтобы совершить что-нибудь хорошее, ни языком, чтобы произнести какую-либо истину, происходящую от добра. Поэтому церковь, в лице своих мудрых членов, пришла к выводу, что человек не более, чем статуя, кусок дерева или камень, способен желать, понимать и мыслить духовное, и даже хотя бы сделаться годным к этому; и что поэтому Бог, который один обладает самой свободной и неограниченной властью, по Своему благоволению вдыхает в человека веру, и она без каких-либо действий и усилий с нашей стороны, при помощи Святого Духа осуществляет все то, что необразованные люди приписывают человеку".
      Вслед за этим я поговорил с другим духом, с тем, который любил добро и истину, и попросил его тоже рассказать что-нибудь о своей жизни, упомянув свободу воли. "Что за безумие, - сказал он, - отрицать, что у человека есть свобода воли в духовных вопросах! Кто же неспособен хотеть добра и делать его, а также думать и говорить об истине сам по себе, узнавая все это из Слова, а значит, от Господа, который есть Слово? Ибо Он говорил: "Приносите добрые плоды" и "Верьте в свет", а также "Любите друг друга" и "Любите Бога"; а еще: "Кто слышит и соблюдает Мои заповеди, тот любит Меня, и Я возлюблю его"; не говоря уже о тысячах других высказываниях, всюду встречающихся в Слове. И какая же тогда польза от Слова, если человек не может хотеть, думать, а значит и говорить то, что предписано в нем? Чем бы была религия и церковь без этих способностей, если не затонувшим кораблем на дне моря с капитаном, который стоит в корзине на мачте и кричит: "Я ничего не могу поделать", наблюдая при этом, как остальная команда поднимает паруса на спасательных судах и уплывает прочь. Не было ли у Адама свободы есть от дерева жизни или от дерева познания добра и зла? Поскольку же в этой свободе он ел от последнего дерева, ум его наполнил дым от змея, то есть из ада, и из-за этого он был изгнан из рая и проклят. Однако, даже после этого он не лишился свободы воли, ибо мы читаем, что дорогу к дереву жизни охранял херувим, потому что иначе он мог бы захотеть поесть от него".
      На эти замечания другой дух, который любил зло и ложь, ответил: "Я отвергаю то, что слышал, и остаюсь при своем мнении. Кто не знает, что один только Бог жив, и поэтому активен, а человек сам по себе мертв, и поэтому чисто пассивен? Как может тот, кто чисто пассивен, взять себе нечто от живого и активного?"
      Мой ответ был таков: "Человек - это орган жизни, Бог один есть жизнь. Бог наполняет своей жизнью этот орган и все его части, точно как солнце наполняет своим теплом дерево и все его части. Бог позволяет человеку чувствовать, будто жизнь в нем - его собственная. Бог хочет, чтобы человек чувствовал это для того, чтобы человек мог, словно сам по себе, жить в соответствии с законами порядка, которые столь же многочисленны, как и предписания Слова; и чтобы, таким образом, расположить себя к принятию любви Божьей. Но при этом Бог все время держит свой перст на указателе весов, поддерживая в надлежащем состоянии свободу воли человека и никогда не подвергая его принуждению.
      Дерево неспособно принять через корень то, чем обеспечивает его солнце, пока не будет согрето и оживлено в нем каждое волоконце. И питательные элементы не могли бы подниматься по корню, если бы каждое волоконце не отдавало тепло, воспринятое им, и не способствовало, таким образом, продвижению этих элементов. То же самое происходит в человеке с жизненным теплом, принятым им от Бога, но в отличие от дерева он ощущает это тепло, как свое собственное, хоть это и не так. Насколько он думает, что это тепло его собственное, а не Божье, настолько он принимает от Бога лишь жизненный свет, но не тепло любви, которое он при этом получает из ада. А поскольку такое тепло - грубое, оно закрывает и лишает проходимости тончайшие структуры органа жизни, точно так же, как плохая кровь закупоривает капилляры тела. Так человек превращается из духовного в чисто природного.
      Свобода воли человека происходит из того, что он ощущает жизнь в себе, как принадлежащую ему, и что Бог оставляет его с таким чувством, чтобы возможно было соединение. Соединение это невозможно, если оно не взаимно, а взаимным оно становится, когда человек действует свободно, словно сам по себе. Если бы Бог не дал человеку возможности действовать таким образом, человек не был бы человеком, и вечной жизни не имел бы. Ведь именно взаимная соединенность с Богом делает человека человеком, а не животным, и позволяет ему жить после смерти вечно. Вот для чего нужна свобода воли в духовных вопросах".
      Выслушав это, злой дух отошел на некоторое расстояние, после чего я увидел летучего змея, которого называют еще огненным змеем, сидевшего на дереве и предлагавшего кому-то плод с него. Я приблизился в духе к тому месту, и вместо змея увидел чудовищного вида человека, чье лицо так обросло бородой, что был виден один нос. Вместо дерева там оказался горящий пень, рядом с которым стоял этот человек. Дым от этого пня давно затмил его ум, и от этого он впоследствии отверг понятие о свободе воли в духовных вопросах. Внезапно дым опять повалил от пня и окутал и его, и человека. Поскольку они пропали из виду, я удалился. Другой же дух, любивший добро и истину, и отстаивавший свободу воли человека в духовных вопросах, проводил меня домой.
      505. Третий опыт.40
      Однажды я услышал шум двух мелющих жерновов, но когда я приблизился к источнику звука, он прекратился. Я увидел узкий проход, ведущий вниз и наискосок к дому со сводчатой крышей. В доме было несколько помещений, каждое из которых было разделено на келии. В каждой келии сидело по два человека, собиравших отрывки из Слова в подтверждение оправдания верой; один искал, другой выписывал, по очереди меняясь.
      Я заглянул в одну из келий, что поближе ко входу, и спросил: "Что это вы собираете и выписываете?"
      "Отрывки, - ответили они, - о действии оправдания верой, или о вере в действии, о той настоящей вере, что оправдывает, оживляет и спасает. Это главенствующее учение в нашей части Христианского мира".
      Тогда я попросил: "Поведайте мне, есть ли какой-либо знак, говорящий об этом действии, когда вера эта вводится в сердце и душу человека?"
      "Знак этого действия, - отвечал один из них, - появляется в тот момент, когда человек, которого охватывает отчаяние от мысли, что он проклят, и искреннее раскаяние, думает о Христе, избавляющем от проклятия, наложенного законом, с уверенностью держится за эту Его заслугу и с такими мыслями обращается в молитве к Богу Отцу".
      "Да, такое действие имеет место, - сказал я, - и бывает такой момент. Но как мне понимать, - спросил я, - то, что говорится об этом действии, а именно, что со стороны человека не может быть ничего, содействующего этому в большей степени, чем со стороны деревяшки или камня? Человек, как сказано, в отношении этого действия не может ничего предпринимать, ничего желать, понимать или думать, не может ни действовать, ни помогать совместному действию, ни приспособиться или приготовиться к нему. Скажите, как это согласуется с вашим утверждением о том, что действие это возникает в то время, когда человек думает о требованиях закона, о том, что Христос избавил его от проклятия, об уверенности, с которой он может воспользоваться заслугой Христа, и с такими мыслями обращается к Богу Отцу в молитве. Разве не сам человек все это делает?"
      "Да, - сказал он, - но все это делается им не активно, а пассивно".
      "Как можно, - спросил я, - думать, быть уверенным и молиться пассивно? Если вы отбираете у человека его деятельность и содействие, не отбираете ли вы вместе с тем и его способность принимать, а значит и все остальное, включая и само это действие веры? Чем становится тогда это ваше действие, если не чем-то чисто воображаемым, что существует только в рассудке? Я надеюсь, что вы не думаете вслед за некоторыми людьми, что действие это бывает только у того, кто к нему предопределен, и не знает ничего о том, как он наполняется верой. Они с тем же успехом могут играть в кости, чтобы определить, наполнены они верой или нет. Поэтому, друзья мои, верьте, что человек относительно веры и милосердия действует от себя под Господним руководством, и без такого действия с его стороны ваше действие веры, которое вы зовете господствующим учением Христианской церкви, - не больше, чем статуя Лотовой жены из чистой соли, которая позвякивает, если постучать по ней писчим пером или ногтем (Лука 17:32). Это я говорю к тому, что вы делаете такие статуи из самих себя по отношению к тому действию".
      Когда я произнес это, он схватил светильник и швырнул было со всей силы мне в голову, но свет погас, и он попал в лицо своему товарищу, а я, рассмеявшись, ушел.
      506. Четвертый опыт.41
      Как-то я увидел в духовном мире два стада, одно козлиное, другое овечье. Меня заинтересовало, кто это такие, поскольку я знал, что животные, встречающиеся в духовном мире, - это не животные, а соответствия склонностей и порождаемых ими мыслей тех, кто там находится. Я подошел поближе, и с моим приближением подобия животных исчезли, а на их месте обнаружились люди. Стало ясно, что стадо козлов составляли те, что уверили себя в учении об оправдании одной верой, а стадо овец - те, что верили в единство милосердия и веры, подобное единству добра и истины.
      Затем я заговорил с теми, что показались сначала козлами, спросив: "Для чего вы собрались вместе?" Большинство их были из духовенства и гордились своей славой ученых людей, поскольку знали тайны оправдания верой.
      Они сказали, что собрались на совет, поскольку слышали, что утверждение Павла об оправдании человека верой, а не делами закона (Рим. 3:28) было понято неправильно. Ибо под верой Павел подразумевал не веру современной церкви в три Божественные личности от вечности, а веру в Господа Бога Спасителя Иисуса Христа. Под делами он имел в виду не дела, предписанные законом Десяти Заповедей, а дела, предписанные Евреям законом Моисея. И вот, из-за неправильного истолкования этих нескольких слов люди пришли к двум чудовищно ложным выводам: что вера означала веру современной церкви, а дела - те, что предписаны Десятью Заповедями. "Павел не их имел в виду, - сказали они, - а те, что предписаны были законом Моисея, который предназначался Евреям; это ясно установлено из того, что он сказал Петру, укоряя его за то, что тот ведет себя, как Еврей, хотя знает, что никто не оправдывается делами закона, но верой Иисуса Христа (Гал. 2:14-16)". Вера Иисуса Христа - это вера в Него и исходящая от Него, см. выше, 338. Поскольку под делами закона Павел подразумевал дела, предписанные законом Моисея, он различал закон веры и закон дел, а также Евреев и язычников, или обрезанность и необрезанность. Обрезанность здесь означает Евреев, как и в других местах. А заканчивает он следующими словами:
      Итак, уничтожаем ли мы закон верой? Никоим образом, но укрепляем закон. (Все это было сказано в одном месте: Рим. 3:27-31).
      В предыдущей главе он также говорит, что:
      Не слушатели закона будут оправданы Богом, а исполнители закона. Рим. 2:13.
      В другом месте он говорит, что Бог воздаст каждому по его делам (Рим. 2:6), и:
      Все мы должны будем явиться на суд Христа, чтобы каждому получить за все сделанное им, когда он жил в теле, плохое или хорошее. 2 Кор. 5:10.
      Есть еще много других отрывков, показывающих, что Павел отвергал веру без добрых дел, точно так же, как и Иаков (Иак. 2:17-26).
      Дальнейшим доказательством тому, что Павел имел в виду дела, предписанные законом Моисея Евреям, послужат правила для Евреев, которые в писаниях Моисея названы законами, и поэтому являются делами закона:
      Вот закон о приношении хлебном. Левит 6:14 сл.
      Вот закон о всесожжении, о приношении хлебном, о жертве за грех, о жертве повинности, о жертве посвящения. Левит 7:37.
      Вот закон о животных и о птицах. Левит 11:46, 47.
      Вот закон о родившей сына или дочь. Левит 12:7.
      Вот закон о язве проказы. Левит 13:59; 14:2,32,54,57.
      Вот закон об имеющем истечение. Левит 15:32.
      Вот закон о ревности. Числа 5:29,30.
      Вот закон о Назорее. Числа 6:13,21.
      Вот закон об очищении. Числа 19:14.
      Вот закон относительно рыжей коровы. Числа 19:2.
      Вот закон для царя. Втор. 17:15-19.
      На самом деле, вся книга Моисея называется "Книга Закона" (Втор. 31:9,11,12,26; а также Лука 2:22; 24:44; Иоанн 1:45; 7:22,23; 8:5). К сказанному они добавили, что читали у Павла, что надо жить, соблюдая Десять Заповедей, и что закон исполняется милосердием (Рим. 13:8-11). Он говорит также, что есть те три: вера, надежда, любовь, из которых любовь величайшая (1 Кор. 13:13), из чего ясно, что он не ставил веру первой. Для обсуждения всех этих предметов, по их словам, они и собрались.
      Однако, чтобы не беспокоить их, я удалился; и вот, они снова стали выглядеть козлами, иногда лежащими, иногда стоящими, но от стада овец они отвернулись. Казалось, что они лежали, когда они занимались обсуждением, и вставали, когда приходили к заключению. Но я внимательно следил за их рогами, и к своему удивлению заметил, что рога у них на голове казались то направленными вперед или вверх, то загнутыми к спине и, наконец, указывающими совсем в противоположную сторону. Затем они вдруг обернулись к стаду овец, но при этом все равно выглядели козлами. Я подошел к ним снова, и спросил: "Чем вы теперь занимаетесь?" Они ответили, что пришли к выводу, что одна только вера порождает добрые дела милосердия, как дерево - плод.
      В этот момент грянул гром, сверху сверкнула молния, и тут же между двух стад появился ангел, который крикнул стаду овец: "Не слушайте их. Они не бросили еще своей прежней веры в то, что одна только вера оправдывает и спасает, а милосердие в делах не играет никакой роли. И вера - это не дерево; человек - дерево. Покайтесь и обратите взгляды к Господу, и у вас будет вера; пока вы не сделали этого, ваша вера не имеет в себе никакой жизни".
      Тогда те козлы, чьи рога были загнуты назад, захотели присоединиться к овцам. Но стоявший между ними ангел разделил овец на два стада, и сказал тем, что слева: "Идите к козлам; но предупреждаю вас, что придет волк и утащит их, и вас с ними".
      После того, как два стада овец разделились между собой, и те, что слева услышали угрожающие слова ангела, они переглянулись и сказали: "Надо поговорить со своими прежними товарищами". И левое стадо обратилось к правому со словами: "Зачем вы покинули наших пастырей42? Разве вера и милосердие не едины, как едины дерево и его плод? Ведь дерево через ветви свои продолжается в своем плоде. Если отломить кусочек ветки, соединяющей дерево и плод, то плод будет потерян, не так ли? А вместе с ним и семя, из которого могло бы вырасти новое дерево. Спросите своих священников, не так ли это?"
      Те спросили священников, они же окинули взглядом остальных, подмигивавших им, чтобы они сказали, что это так, и ответили: "Вы хорошо сказали; но что касается продолжения веры в добрых делах, как дерева в плодах, мы знаем множество тайн, которые не к чему сейчас открывать. Та цепь, или нить, которая связывает веру и милосердие, имеет множество узлов, распутать которые можем только мы, священники".
      Тут встал один из священников правого овечьего стада, и сказал: "Для вас они ответили "Да", но для своих - "Нет", потому что они думают не то, что говорят". "Как же они думают? - спросили остальные. - Разве они думают не так, как учат?"
      "Нет, - ответил он, - они думают, что любое добро милосердия, называемое добрым делом, которое человек делает ради спасения и вечной жизни, ни в малейшей степени не является добром, потому что, делая добро от себя, человек сам хочет спасти себя, требуя себе праведности и заслуги единственного Спасителя. Они думают, что это относится к любому доброму делу, которого он желает и знает о своем желании. Поэтому они утверждают, что между верой и милосердием вообще нет связи, и что добрые дела не поддерживают и не сохраняют веру".
      Но из левого стада сказали: "Ты наговариваешь на них. Разве не проповедовали они милосердие и его дела, которые они называли делами веры, открыто и во всеуслышание?"
      "Вы не понимаете их проповедей, - ответил он. - Из присутствующих только духовенство в состоянии уловить их смысл и понять их. То, что они имеют в виду - это лишь нравственное милосердие, и его общественные и гражданские дела.
      Они называют эти дела делами веры, но это определенно не так. Ведь атеист может делать их с тем же успехом и под той же вывеской. Поэтому они и сказали в один голос, что никто не спасается никакими делами, а одной только верой. Возьмем пример для пояснения этого. Они говорят, что яблоня приносит яблоки, но если человек делает добро ради спасения, точно так же, как яблоня в непрерывном продолжении своем приносит свои яблоки, то такие яблоки - гнилые и червивые изнутри. Они говорят также, что лоза приносит виноград, но если человек станет делать духовные добрые дела, как лоза приносит виноград, то его виноградины будут горькими".
      Тогда его спросили: "Что же такое для них те добрые дела милосердия, которые они называют плодами веры?"
      Он ответил: "Они, возможно, считают их чем-то невидимым, расположенным рядом с верой, но не соединенным с ней. Это нечто вроде человеческой тени, которая следует за ним сзади, когда он идет в сторону солнца, и которую он не может увидеть, не обернувшись назад. Или, я бы сказал, что они подобны лошадиным хвостам, которые теперь во многих селениях обрезают, говоря: "Какая польза от них? Они ни для чего не служат, а если их оставлять у лошадей, то они быстро грязнятся"".
      Слыша это, некто из левого стада овец пришел в негодование и сказал: "Какая-то связь все равно должна быть, иначе как же их можно называть делами веры? Возможно, добрые дела милосердия вводятся Богом в то, что человек делает по собственной воле, при помощи какого-то наития, скажем, какого-то предрасположения, озарения, вдохновения, побуждения, или при помощи возбуждения желания какими-то безмолвным восприятием мысли, и наставления, отсюда происходящего, искреннего раскаяния и укоров совести, послушания Десяти Заповедям и Слову - детского или мудрого, или при помощи еще каких-то подобных средств. Как же иначе можно называть их плодами веры?"
      "Их так называть нельзя, - ответил на это священник. - И даже если они говорят, что нечто подобное происходит, то все равно их проповеди переполнены словами, доказывающими, что эти дела - не от веры. Есть еще и другие, которые учат, что так бывает, но это - лишь знак веры, а не узы, связывающие ее с милосердием. А некоторые предполагают, что соединение происходит при помощи Слова".
      Тогда его спросили: "А разве не так происходит соединение?" Но он ответил: "Они мыслят по-другому. Они воображают, будто соединение происходит одним только слушанием Слова. Ибо, по их убеждению, все умственные и волевые способности человека в делах, касающихся веры, нечисты и заражены стремлением к заслуге, поскольку в духовных делах человек способен понимать и хотеть чего-либо, трудиться или сотрудничать не более, чем полено".
      Между тем некто, услышав, что о человеке в отношении всего, что относится к вере и спасению, думают такое, сказал: "Я слышал как-то, что один человек сказал: "Я насадил виноградник. Теперь буду пить вино, пока не напьюсь пьян". А другой человек спросил его: "Будешь ли ты пить вино из своего кубка своей собственной рукой?" "Нет, - ответил тот, - я буду пить из невидимого кубка невидимой рукой". "Ну, - сказал другой, - в таком случае ты никогда не захмелеешь!""
      Чуть позже этот же человек сказал: "Послушайте меня! Говорю вам, пейте вино понимания Слова. Разве вы не знаете, что Господь есть Слово? Не от Господа ли Слово? И не в нем ли Он, следовательно? Если же вы делаете добро по Слову, разве не от Господа вы его делаете, и не в соответствии с Его словами и Его волей? Если вы при этом обратите взгляды к Господу, то Он и поведет и научит вас, и вы будете делать Господние дела сами от себя. Тот, кто делает нечто по велению царя, в соответствии с его словами и наставлениями, скажет ли: "Я делаю это в соответствии со своими собственными словами, или указаниями, и от своего собственного желания"?
      Затем он повернулся к духовенству, и сказал: "А вы, служители Бога, не вводите стадо в заблуждение". Услышав это, большая часть левого стада отошла и присоединилась к правому стаду.
      Тогда заговорили некоторые из духовенства: "Мы слышали сейчас то, чего никогда не слышали раньше. Но мы - пастыри, мы не бросим овец". И они пошли с ними, говоря: "Как можно говорить: "Я делаю это от себя", если делаешь нечто по Слову, а значит, по велению Господа, в соответствии с Его словами и Его волей? Тот, кто делает нечто по велению царя, в соответствии с его словами и волей, скажет ли: "Я делаю это от себя"? Теперь понятно, что в том было Божественное провидение, чтобы связь между верой и добрыми делами, признаваемая членами церкви, не была найдена. Она не могла быть найдена, потому что ее не могло быть; ведь не существовало веры в Господа, который есть Слово, и поэтому не было веры по Слову".
      А остальные священники, которые были из стада козлов, удалились, размахивая шляпами и крича: "Одна вера, одна вера, да здравствует одна вера!"
      507. Пятый опыт.43
      Как-то в беседе с ангелами мы пришли к вопросу о стремлении к злу, которое всякий человек получает при рождении. "В том мире, где я живу, сказал один из них, - охваченные вожделением представляются нам, ангелам, подобными глупцам, хотя самим себе они кажутся исчерпывающе мудрыми. В связи с этим, для того, чтобы вывести их из этого безрассудства, им попеременно позволяют то впадать в него, то оставаться в разумном состоянии, которое у них заключено во внешнем. Когда они находятся в этом состоянии, они видят, сознают и признаются, что они безумны. Но они все равно стремятся переменить свое разумное состояние на безумное, вырываясь таким образом как бы из принуждения и неудовольствия в свободу и наслаждение. Так что не разумность внутренне радует их, а вожделение.