Как не было! А моя телеграмма!! Не получал я, отвечает, никакой телеграммы. Проверили мы почту и обнаружили, что телеграмма попала в руки Мирзы. Это они мне за Марию мстят... - Асадуллаев принялся вдруг рыдать. - Что же мне теперь делать! Нефть-то в несколько раз подорожала. Чтобы расплатиться с клиентами, мне придется продать все свои промысла и пароходы. Да я и то уже почти все продал: суда, баркасы, завод... Разорен, разорен... Вот только эта дача осталась да дома в городе. Но и они скоро уплывут из рук. Лучше бы мне умереть, чем дожить до этого дня..."
      Он вдруг зашатался и рухнул на пол, потеряв сознание.
      Мы всполошились, забегали, послали за доктором в Баку..."
      Дочь Мусы Нагиева, Умулбени, была невесткой Шамси, женой его старшего сына. Муса не допустил разорения свата, поддержал его в черный день. Он сам заплатил по векселям, закупил и отправил клиентам Шамси нефть, сохранив за Асадуллаевым его дома, дачу и большое гумно в Сураханах. По совету Фатуллы-бека Рустамова на деньги все того же Нагиева Шамси заложил на своем участке в Сураханах несколько буровых скважин. Вскоре одна из них забила мощным фонтаном. Нефтяной поток превратил окрестности в море, причем, нефть была высшего качества, сураханская. Клиенты повалили к Шамси гурьбой. В день скважина выдавала по десять тысяч тонн нефти. Она вошла в историческую летопись нефтедобывающей промышленности Баку, наряду с другими знаменитыми скважинами и фонтанами, - на ее месте даже заложили памятный камень.
      СЕИД МИРБАБАЕВ также был одним из тех бакинцев, кому нефть принесла неожиданное богатство. Сеид - знаменитый певец-ханенде, весьма популярный в народе и среди местной знати. Его наперебой приглашали на свадьбы и меджлисы, одаривая богатыми подарками, деньгами. В Варшаве его голос записали на граммофонные пластинки, и пластинки эти расходились по дорогой цене. Гаджи Зейналабдин часто наказывал: "Смотри, Ага, береги свой голос, это божий дар, его ни за какие деньги не купишь..."
      Пригласили, как-то Сеида с музыкантами на богатую свадьбу. Родители женили единственного сына, поэтому постарались вовсю. Сеида, всякое повидавшего на своем веку, ошеломил наплыв именитых гостей нефтепромышленников, купцов, пароходовладельцев, землевладельцев, щеголявших друг перед другом роскошью наряда, обилием золота и драгоценных камней и щедростью шабаша*. После каждой песни Сеида они буквально осыпали его и музыкантов дождем из золотых монет и ассигнаций.
      ______________ * Шабаш - деньги, которые швыряют на свадьбе танцорам и музыкантам.
      Спев величальную в честь жениха, заворожив гостей прекрасным голосом и мастерством исполнения мугамов, ханенде исполнил здравицу в честь дяди новобрачного по отцовской линии:
      Хорош бутон у розы золотой,
      Коснись ее ты ласковой рукой,
      Семью создай, удвой ее, утрой...
      Жених, с желанной свадьбою тебя!
      Плывет, как пава, по морю ладья,
      Пусть нас одарят жениха дядья,
      Благословен твой брат и вся родня!
      Жених, с желанной свадьбою тебя!
      Дядя жениха помахал в воздухе двумя пятисотенными ассигнациями, чтобы раззадорить других родственников, и, обойдя зал, сунул деньги в бубен.
      Мирбабаев затянул с еще большим вдохновением:
      Прекрасен май - цветущая пора,
      Свекрухи брат, не пожалей добра.
      Да славятся отец твой, мать, сестра...
      Жених, с желанной свадьбою тебя!
      Дядя жениха, - в богатом наряде, опоясанный золотым поясом, весь увешанный золотым оружием и золотыми медальонами, усыпанными бриллиантами и рубинами, - в восторге кричит ханенде: "Сеид, дарю тебе скважину в местечке "Бала шоранлыг", доставшемся мне в наследство от бабушки (будто в отместку дяде жениха по отцовской линии). Бурить там еще не закончили, но это я все беру на себя. Забьет фонтан - станешь миллионщиком. А пока, да упокоит аллах твоих предков, спой еще одну величальную, разбереди душу!"
      После такого подарка Сеид запел, как соловей. Поднес правую руку к уху, сверкнул крупным бриллиантом на безымяином пальце (ханенде был редким знатоком драгоценностей и их страстным коллекционером) и залился немыслимыми руладами на невообразимо высоких нотах. Весь меджлис ахнул от восхищения. Шабаш посыпался в бубен певца осенним листопадом.
      Надолго запомнили эту свадьбу гости. Запомнил ее и Сеид Мирбабаев, потому что вскоре после этого его скважина в "Бала шоранлыг" дала большую нефть, залила окрестности золотым потоком и вмиг сделала певца Сеида миллионером Сеид-агой.
      Интересно, что, разбогатев, Сеид Мирбабаев стал стесняться своей прежней профессии. Дело дошло до того, что он скупал свои пластинки, записанные в Варшаве, и разбивал их вдребезги, дабы ничто не напоминало о его прошлом и не умаляло солидности нынешнего положения.
      Кстати, в связи с граммофонными записями Сеида Мирбабаева мне вспоминается еще одна история. Думаю, она будет интересна читателям.
      После Сеида Мирбабаева в Варшаву для записи пригласили карабахского ханенде Сеида. Его голос также пришелся по душе любителям народной музыки, и они записали пластинку. Узнав, что певца зовут Сеид, варшавяне страшно удивились: как так, у нас уже есть пластинка человека по имени Сеид. Что же это получается - он Сеид и ты Сеид! Думали, думали и придумали: чтобы различить их, второго Сеида нарекли Шушинским. Под этим именем он и прославился в народе.
      Ну, а Сеид Мирбабаев, став обладателем миллионов, преисполнился сознанием собственной значительности и решил приобрести дом Арамяна на набережной. Чтобы не отставать от других тузов.
      Арамян однажды проиграл этот дом в карты. Дело произошло следующим образом: увлекся игрой в клубе и просадил все состояние, а потом сгоряча поставил на карту последнее, что у него было: дом-красавец. Когда и дом уплыл из рук, Арамян чуть было не застрелился. Неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы знакомые не послали весточку жене миллионера. Знали, что она чрезвычайно привязана к мужу и может уберечь его от крайности. Двери зала вдруг распахнулись, в комнату вошла женщина с небольшим чемоданчиком в руках и, приблизившись к Арамяну, негромко сказала: "Я слышала, что тебя постигла неудача. Можешь проиграть и это, только не падай духом, дорогой..."
      Открыл Арамян чемоданчик, а там драгоценности фамильные - золото, бриллианты, пояса золотые и прочее. Жена, значит, последнее принесла, чтобы поднять ему дух. Воспрял он и вновь засел за карты. А к утру отыграл и свой дом, и все состояние.
      ...В летнем и зимнем клубах каждый вечер шла азартная игра. В карты проигрывались целые состояния, земельные участки, дома, заводы, промысла... Иной богатей становился банкротом, а мошенник без гроша в кармане владельцем большого завода или шикарного особняка...
      Одним из известных в городе игроков был, к примеру, Гаджи Гаджиага оглы Юсифага. Этот недалекий человек, все дни проводивший в кутежах и обжорстве, просадил как-то за одну ночь огромную сумму денег и несколько домов. Ему советовали остановится, не играть более, но азарт пересилил доводы рассудка, и уже через десять минут он проиграл многотысячное владение со всем движимым и недвижимым имуществом.
      Хорошо еще, что жена Юсифаги, по совету родственников, наняла адвоката и перевела на свое имя четырехэтажное здание по Набережному проспекту (просп.Нефтяников), пока муж и его не проиграл в карты.
      Были у Юсифаги дружки по имени Даглы Аббас и Малбаш Юсиф, тоже заядлые игроки и, к тому же ловкачи. Едва у Юсифаги заведутся деньжонки, как они отвозят его в Новханы, Пиршаги, приглашая на кутабы из верблюжатины или джыз-быз, а после пирушки обчищают до последней копейки. В конце концов Юсифага спускает все деньги. Прослышав о его бедственном положении, один из друзей покойного отца вызывает Юсифагу к себе и говорит:
      "Когда твой отей умирал, он завещал передать тебе, что в случае банкротства у тебя остается один выход - покончить жизнь самоубийством, чтобы избежать позора". "Это как - повеситься что ли!". "Да! В большой комнате отцовского дома, на крючке для люстры".
      Отчаявшись, Юсифага решил исполнить завещание отца. Влез на стол, просунул голову в петлю. Но крючок оборвался, а из дыры в потолке на голову неудачливого самоубийцы упали два кисета, полные золота. Юсифага воспрял духом и... отправился в казино. Спустя немного времени, золото уплыло у него из рук, и бывший толстосум стал настоящим нищим.
      Были в городе и профессиональные остряки-балагуры, которых специально приглашали на меджлисы, дабы потешить гостей, и среди них не последнее место занимал Шёну-оглы Абдулла. Правда, однажды с ним приключился конфуз. Пригласил его как-то один из местных богатеев съездить за компанию в Кербелу - свершить паломничество. "Вдвоем в дороге веселее будет". Купил ему коня, снаряжение необходимое. И дал какой-то мешок. Это спрячь под седлом, отдашь в Кербеле.
      Доехали они до Кербелы. Богатей спрашивает про свой мешок. Шёну-оглы отвечает, что мешок пуст. "Очень уж вкусный был говут* . Я его потихоньку ел всю дорогу". "Как это ел!!" - вытаращился спутник Абдуллы. - Ты хоть соображаешь, что ты говоришь!" "А что такое!" "Так ведь это кости моего покойного батюшки, я их измельчил в ступе и насыпал в мешок. Хотел здесь, в Кербеле, купить земли для могилы и закопать прах отца". В общем, Шёну-оглы едва ноги унес от разъяренного богача. "Эка чудак! - рассказывал он после знакомым, - я же еще и виноват. Откуда мне знать, что было в этом проклятом мешке. Предупредил бы заранее..."
      ______________
      * Говут - измельченная жареная пшеница или горох.
      ...Став миллионером. Сеид Мирбабаев решил купить особняк не хуже тагиевского дворца. Отправился он к Гаджи Зейналабдину за советом: так, мол, и так, хочу дом приобрести. Тот отвечает: у меня в Баку много домов, выбирай любой. Кроме, конечно, отцовского да того, в котором моя семья проживает. Сеид благодарит Тагиева: спасибо, Гаджи, я на ваши дома не зарюсь... Гаджи Зейналабдин, поразмышляв, предложил: "В таком случае я дам тебе письмо, отправляйся в Тифлис. Арамян продает свой дом на набережной, может, тебе удастся его купить. Хороший дом, ничуть не хуже моего. Да я и сам сколько лет там прожил, пока свой дом не отстроил. После в моей квартире Ага Муса жил со своими домочадцами". Вместе с Сеидом Тагиев отправил в Тифлис бухгалтера-счетовода Миргабиба Сейидмамедова, чтобы тот помог певцу-миллионеру при оформлении покупки. Кроме того, он дал Сеиду еще одно письмо - в канцелярию наместника. "Пойдешь на прием к наместнику и скажешь ему, что хочешь стать попечителем Горийской семинарии, готов оказывать сему заведению всяческую материальную помощь. Эта нужное дело: во-первых, уважение к тебе будет соответственное со стороны властей, во-вторых, мы сможем посылать в семинарию побольше детей мусульман. Я именно из-за этого и взял попечительство над бакинской технической школой. Пришли ко мне как-то из учебного округа и говорят: здание школы три года стоит недостроенным, не хватает тридцати тысяч рублей. Я отвечаю: даю все сорок тысяч и беру попечительство над школой. И на Коммерческое училище у меня ушло едва не девяносто тысяч рублей. Ага Муса по моему совету взял попечительство над реальным училищем. Сейчас там половина школьников - мусульмане..."
      В общем, сделал Сеид так, как наказывал Гаджи. Побывал у наместника, взял под свое покровительство Горние чую семинарию. В Тифлисе эта новость стала событием, о бакинском миллионере в те дни писали все газеты, расхваливая его щедрость. Словом, Гаджи Зейналабдин в самую точку попал.
      Арамян встретил гостей радушно, велел слугам перевезти их чемоданы из гостиницы в свой особняк. Мол, негоже людям Гаджи по гостиничным номерам скитаться - сие для меня оскорбительно. Гаджи для меня - все равно что брат родной.
      Он устроил в честь бакинцев званый обед, повез их осматривать достопримечательности Тифлиса и вообще оказал чрезвычайное гостеприимство. Узнав о цели визита, он сказал: я хотел это здание продавать, а после раздумал. Однако Гаджи Зейналабдину я отказать не могу. Цену дому я положил триста тысяч. Ради Гаджи готов скинуть еще пятьдесят.
      Сеид Мирбабаев, не торгуясь, извлек из кармана чековую книжку и выписал чек на четверть миллиона.
      Прощаясь, Арамян дал Миргабибу два конверта: "Этот конверт передашь своему хозяину. А это тебе".
      Миргабиб рассказывал: "Я ужасно переполошился: интересно, что он положил в конверт!" В вагоне не утерпел, вскрыл: из конверта выпали пять сотенных. Сеид спрашивает: "Сколько подарил тебе Арамян!" Пятьсот рублей, отвечаю я и показываю ему конверт. Сеид расщедрился и тоже подарил мне пятьсот рублей". На эти деньги Миргабиб построил в Мардакянах красивую дачу, разбил сад.
      К месту, хочу отметить, что одна из дочерей Миргабиба Сеидмамедова стала одной из первых военных летчиц Советского Союза. О ней слагали песни, ее фотографии публиковали все газеты и журналы, ее имя ходило из уст в уста. К тому же Зулейха-ханум была настоящей красавицей - огромные глаза, черные брови полумесяцем, пышные волосы. Ее белозубая улыбка завораживала сердца.
      Зулейха окончила азербайджанский институт нефти и химии. Затем отправилась в Москву и поступила на штурманское отделение военно-воздушной академии имени Жуковского. Освоив полет на прославленных истребителях Яковлева, она получает звание военного летчика-истребителя. Во время учебы ее избирают депутатом в Московский совет.
      С первого и до последнего дня Великой Отечественной войны она находилась на фронте, участвовала в многочисленных боевых операциях. Награждена 7 орденами: одним орденом Ленина, двумя орденами Трудового Красного Знамени, 2 орденами Славы, 2 орденами Отечественной войны второй степени, многими медалями. Конечно, об этом можно написать отдельное произведение. Тем более, что тема удивительной судьбы первой азербайджанской девушки - военной летчицы - не вмещается в рамки нашего повествования. Однако, мне кажется, что это краткое отступление будет интересно читателям.
      ...Одним из внезапно разбогатевших нефтепромышленников был также бинагадинец Салимов. Во время нефтяного бума он решил попытать счастья и начал бурить скважину на участке, доставшемся ему в наследство от отца и деда. Занял денег у родственников, потратил все, что имел в наличности, а нефти все нет и нет. Кроме того, каждый четверг надо было выплачивать жалованье рабочим. Как ни тяжело мне приходилось, им было еще тяжелее: полуголодные, они не разгибали спины по десять-двенадцать часов в сутки, копаясь в грязи, ворочая огромные бурильные станки... Владельцы соседних участков и промыслов то и дело посматривали в мою сторону, надеясь, что я наконец обанкрочусь и продам участок за копейки. Кое-кто даже предлагал ссуду на грабительских условиях. Наконец, я решил ехать в Петербург. Упаду к ногам царя, попрошу защиты. В селе у меня была лавка, я ее заложил. Оставил мастеру и рабочим денег на полтора месяца, напек себе в дорогу хлеба..." В те времена верующие мусульмане, отправляясь в дорогу, непременна брали с собой хлеб или высушенный лаваш, чтобы не питаться едой "гяуров" и не осквернить своего благочестия.
      "Приехав в Баладжары, я купил билет и поднялся в вагон. Сижу и думаю: о аллах, что же со мной будет! Впереди зима, холода, чужая страна, незнакомые люди. Да станет ли меня кто слушать! У меня был хороший меховой полушубок. Я его с собой захватил. Повесил его возле окна, устроился поудобнее и гляжу на перрон, отправки дожидаюсь. Вдруг вижу, появился на платформе мой буровой мастер - весь в нефти. "Проклятье шейтану", - прошептал я, не веря своим глазам. Слышу, кто-то меня зовет. Высунулся из окна. И верно, мастер, не обманули меня глаза. Он кричит, руками как сумасшедший размахивает: "С тебя муштулуг, хозяин, скважина забила фонтаном". Я подхватился с места, выскочил из вагона и понесся к участку как угорелый. Опомнился только возле буровой. А там настоящее столпотворение: нефть течет, как селевой поток, с неба льет нефтяной дождь, вокруг теснятся фаэтоны, пролетки, арбы... Все меня поздравляют, каждый муштулуг требует. Владельцы промыслов, заводчики наперебой предлагают деньги, ссуду, клянутся в верной дружбе. А ведь еще вчера меня за версту обходили. Через час, запыхавшись, пришел мастер. И тут только я вспомнил, что оставил в вагоне меховое пальто, мафраши с хлебом, чемодан. Так они без меня до Петербурга и доехали..."
      Салимов отстроил на Старой полицейской величественный особняк, два дома построил на Красноводской и Каменистой улицах. Было у него в городе еще несколько не менее привлекательных зданий. Все они отличаются внушительными размерами и красотой.
      В конце XIX - начале XX века миллионеры в Баку плодились, словно грибы после дождя. Так что обо всех и не расскажешь. Хочу только упомянуть об одном очень богатом сураханском нефтепромышленнике, печально знаменитом далеко за пределами своего родного селения.
      На участке некоего сураханца по имени Шыхы нашли богатейшие залежи нефти. Сураханская "белая" нефть очень ценилась на российском рынке. И стоила в два-три раза дороже.
      Однако не только своим богатством прославился Шыхы. У него был удивительный кровожадный, человеконенавистнический нрав. В молодости он предводительствовал над шайкой гочу, да и, став миллионщиком, содержал при себе целый отряд вооруженных молодцов, готовых по одному его знаку убить человека, покуражиться над людьми. Шыхы держал в страхе всю округу. Он завел псарню, где откармливали огромных волкодавов. Эти страшные звери нередко нападали на прохожих, загрызали их насмерть, отчего Шыхы приходил в восторг. Вообще убить человека, особенно отца многодетного семейства, оставить детей сиротами, а женщин вдовами, погасить чей-то очаг, разорить чье-нибудь имение - было его излюбленным занятием.
      Не случайно, когда Шыхы умер, это событие праздновали жители не только Сураханов, но и всех окрестных апшеронских селений.
      Ненависть народа к насильнику и убийце была столь велика, что родственники усопшего поостереглись хоронить тело на сельском кладбище. Шыхы похоронили в его собственном дворе, да еще обнесли могилу железной оградой, к которой цепями приковали двух огромных псов.
      Шыхы построил в Баку несколько доходных домов в четыре этажа, был у него роскошный дом в Мардакянах, ну и, конечно, поместье в Сураханах, где он проводил большую часть времени в "невинных" забавах.
      Одним из бакинских миллионеров был ТУМАНЯН. Ему принадлежало высокое четырехэтажное здание напротив Губернаторского сада. Был он иранским подданным, однако имел многочисленные конторы по всей России. Музаффередин-шах, будучи проездом в Баку во время турне по Европе, останавливался в доме Туманяна. Вот как описывает сам шах Ирана свое двухдневное пребывание в Баку: "Поезд остановился, мы вышли из вагона, на станции нас приветствовало множество мусульман - были среди них тебризцы, дагестанцы. Караул парадного гарнизона стоял навытяжку, играла музыка. Мы прошли перед строем солдат, затем направились в заранее отведенную комнату; здесь находились уляма*, сеиды, купцы, всё люди Туманяна. На встречу с нами пожаловал со своей свитой наш консул Назимюльмюлью, резиденция коего находится в Тифлисе. Прошло некоторое время, и нам сообщили, что карета подана. Мы вышли из здания вокзала. Дул сильный хазри; он трепал флаги, вывешенные в нашу честь, задувал факелы и едва не свалил почетные ворота. Чувствовалось, что к нашему приезду здесь усиленно готовились. Несмотря н сильный ветер, на улице толпилось много мусульман и лиц иных национальностей.
      ______________ * Уляма - ученое духовенство.
      От станции до резиденции мы прибыли за двадцать минут. Тротуар и улица перед величественным особняком были устланы дорогими коврами, само здание украшено флагами и светильниками. Все вокруг освещала иллюминация. Выйдя из кареты, мы стали подниматься по высокой лестнице. Здание четырехэтажное. Нас разместили на третьем этаже. Комнаты убраны по-европейски, украшены и увешаны очень красивыми и богатыми коврами. Меня встретили люди Туманяна. Поговорив с ними, я прошел в отведенные для нас апартаменты. Многих из прибывшей со мной свиты разместили в этом же доме.
      На следующий день премьер-министр сообщил, что по приказу русского императора в Баку из Тифлиса на встречу со мной прибыл наместник Кавказа. Он ждет аудиенции. Я просил его пожаловать во дворец.
      Наместник оказался весьма представительным, дородным мужчиной. После короткой беседы я убедился в его сметливости и остром уме.
      Затем пожаловали местные власти и представители аристократии города. Поднесли мне на трех роскошных подносах, достойных императора, хлеб-соль... Затем вручили шесть прекрасных ружей. Ружья были в высшей степени великолепные (Музаффередин-шах славился как искусный стрелок и заядлый охотник - М. С.).
      Во дворце, где мы проживали, был большой открытый балкон. Отсюда виднелось море. Я вышел на балкон, чтобы оглядеть окрестности. Перед дворцом толпилось много людей. Большей частью иранские подданные: они подносили правую руку к лицу, свершая салават* и громко кричали "ура".
      ______________ * Традиционный жест, которыми верующие заключают славословие аллаха, Магомета и пророков.
      С балкона весь город виден, как на ладони. Из-за недостатка сладкой, питьевой воды да сухости почвы, а еще из-за обилия нефти деревьев здесь мало. А те, что виднеются тут и там, выращены огромным трудом.
      Климат в Баку неважный. Во-первых, берег моря, поэтому сыро; во-вторых, поблизости располагаются нефтяные промысла. Здесь все - стены, земля, окна, двери - пропахло нефтью, все покрыто черным налетом.
      Нефть отсюда отправляют во все города Каспийского побережья. В Баку много больших, благоустроенных домов.
      В эти дни я принял иранских студентов, направлявшихся на учебу в Европу. Имел с ними беседу. Я, премьер-министр и адмирал Арсеньев отправились в карете на нефтяные промысла. Прежде нефть текла прямо из-под земли. Теперь она находится в глубине, ее извлекают с помощью глубоких колодцев - буровых скважин, для чего имеются специальные насосы. Вокруг размещены большие амбары, нефть из скважин по канавам течет в эти амбары. Затем ее разливают по бочкам и развозят. От продажи нефти большая прибыль; эту прибыль делят между собой владельцы промыслов, купцы и русское правительство.
      Карета достигла промыслов Фарадж-бека. Промысла у него большие, инструменты здесь самые передовые. Мы созерцали все с интересом. Внезапно с неба на нас полился нефтяной дождь, от зловонного, удушающего запаха было трудно дышать. Мы поспешили вернуться в город. Здесь уже все приготовили для нашего отдыха.
      В тот вечер бакинцы устроили в нашу честь празднество. Весь город был ярко освещен.
      На следующий день я сидел на балконе дворца Туманяна. Рядом находился премьер-министр. Вся учащаяся молодежь города, в праздничных нарядах, с флагами в руках и песнями на устах, прошествовала мимо дворца. Городское население толпилось перед дворцом".
      Один из старейших бакинских нефтяников Молла Ахад рассказывал, что "город украсили в честь приезда шаха. Везде вывесили флаги России и Ирана, балконы завесили коврами. На крепостных башнях, крепостных воротах горели факелы. На площади Ашумова устроили народное гулянье: играла музыка, плясали канатоходцы. Сияли разноцветные фонари.
      Вечером в бакинской бухте выстроились в ряд корабли, украшенные огнями. В честь шаха устроили салют.
      В большом дворце иранского консульства резали жертвенных баранов, раздавали бедноте бесплатный обед. А что творилось перед входом во дворец, где остановился шах! Иголке было негде упасть.
      В то время наиболее тяжелую и низкооплачиваемую работу на нефтяных промыслах и заводах, на прокладке дорог и строительстве выполняли персы выходцы из Ирана и Южного Азербайджана. Узнав о приезде шаха, они стекались ко дворцу Туманяна. Когда шах вышел на балкон, один из рабочих вдруг облил себя керосином и поджег. Чтобы погасить пламя, на рабочего спешно набросили одежду, паласы. Удручающее было зрелище..."
      Условия жизни и работы "амшари" - как называли выходцев из Южного Азербайджана и Ирана - были ужасными. Им и на родине-то жилось не очень сладко;
      деспотизм шахского режима, произвол ханов и местных правителей, слабость экономического сектора, отсутствие развитой промышленности и - как следствие этого - голод, безработица, - все толкало их к тому, чтобы покинуть родину. Многие, оставив семью по ту сторону Араза, устремлялись в Россию - на Северный Кавказ, в Грузию, Астрахань, Самару. Большинство, привлеченное относительно высокими заработками в нефтяной промышленности, оседало в Баку. Однако и здесь им приходилось нелегко. Они были абсолютно бесправны и ничем не защищены от произвола сильных мира сего. Иной гочу, чтобы испробовать новое оружие, мог всадить пулю в проходящего мимо иранца и преспокойно отправиться дальше. А сколько их задохнулось на дне нефтяных колодцев, сколько погибало от несчастных случаев на промыслах!
      В "Амшари паланы" (кварталы, где проживали южноиранские рабочие) селились только самые бедные персы. Сколачивали из старых досок, ржавого железа лачуги, заселяли темные сырые подвалы. В одной небольшой каморке порой теснилось по пять-шесть человек. Спертый воздух, зловоние... Когда опускались сумерки, вверх по Каменистой улице тянулся бесчисленный поток амбалов-носильщиков, чернорабочих с промыслов и заводов. Одетые в тряпье, перепачканные мазутом, голодные... После изнурительного двенадцатичасового рабочего дня... Жили они одной надеждой - подзаработать денег и вернуться на родину, к своим семьям.
      Стоило задуть хазри, как по "Амшари паланы" носились тучи пыли. А в дождь грязь поднималась до колен, вода заливала лачуги и подвалы. Дождевой сель подхватывал кучи мусора и выносил его на Базарную улицу, на Губа-мейданы...
      Вечером того самого дня, когда иранец облил себя керосином перед дворцом Туманяна, Гаджи Зейналабдин Тагиев давал у себя торжественный обед в честь высокого гостя. Улучив момент, он выразил Музаффередин шаху недовольство тем, что тот остановился в доме армянина, а не мусульманина. Шах ответил: ты, хотя и мусульманин,-все же русский подданный, а Туманянподданный Ирана. Поэтому его дом - это мой дом.
      Одним из миллионеров, также прославившихся своей скупостью, был ГАДЖИ ГАДЖИАГА. Его называли "миллионер сундука". Он владел в городе гостиницами, караван-сараями, пассажирскими и грузовыми судами. Про его скупость ходило много легенд. Поднялся он как-то на палубу своего парохода. Матрос посчитал его за безбилетника и довольно бесцеремонно оттолкнул, так что Гаджи повалился на палубу. Стоявший рядом зять миллионера схватил матроса за грудки. Увидев, что назревает скандал, старик поспешил разнять дерущихся: "Не надо! Не надо! Дело попадет в участок, придется штраф платить. Да и что особенного случилось! Ну, упал, испачкался маленько. Стоит ли из-за этого шум поднимать!"
      Отправился как-то Гаджи в Петербург, накупил всякого товара. Однако в порту отказались принимать груз, мол, у нас всё на шесть месяцев вперед расписано, приходите весной. Представил купец, сколько тысяч рублей придется ему заплатить за хранение груза, и ему едва плохо не стало. Позже он сам рассказывал: "Бросился я к властям, забегал по конторам. К кому только не обращался. Везде отказали. Потеряв надежду, я добрел до какой-то церкви и присел возле ограды. Ко мне подошел старик-сторож и говорит: не сиди спиной ко дворцу, царь-батюшка имеет обыкновение в бинокль поглядывать, а ну, как тебя увидят! И мне влетит, и тебя в кутузку потащат. Я поднялся и стал расхаживать между мраморными плитами. Кто это здесь похоронен, спрашиваю у старика. Члены императорского семейства, отвечает, - их жены, матери, великие князья, генералы. Присел я возле какой-то могилы и стал плакать. Так мне себя жалко сделалось, что хоть караул кричи. Примерно через полчаса подходят ко мне два офицера и приказывают следовать за ними. Струхнул я чуток, честно говоря, но делать нечего - поплелся. Привели меня прямиком во дворец. Поднялся я по мраморной лестнице, прошел несколько комнат. Военный среднего возраста и какая-то женщина стояли рядом у окна. Обернулись на звуки шагов. Мужчина передал женщине бинокль, пошел нам навстречу. Я его сразу узнал: царь Николай. Поклонился. Стою ни жив, ни мертв. Что-то теперь со мной будет, - думаю. Царь спрашивает, кто я таков и откуда приехал. Жена его тоже к нам подошла, слушает. Говорю, из Баку прибыл, по торговым делам. Купец я, значит. А почему ты, спрашивает, сидел возле могилы и слезами обливался! Я ему кое-как объяснил, что царь для нас, мусульман, - это все равно что аллах, так же, как и члены его святого семейства. А потому плакать на его могиле и возносить молитвы за упокой души - дело богоугодное. Вижу, мои слова пришлись царю по душе. Переглянулись они с царицей, улыбнулись. Ну, а что ты в столице делаешь! - продолжил царь свои расспросы. Рассказал я о своих злоключениях. Царь нахмурился, подозвал офицера, стоявшего в дверях, и что-то поручил ему. Распрощались они со мной, а офицер вывел меня из дворца, усадил в карету и самолично доставил в гостиницу. А напоследок наказал: завтра к девяти будь наготове, я за тобой приеду. Какой там к девяти - я спозаранку был на ногах. Приехал этот офицер за мной и повез в какую-то контору. Вышли мы перед роскошным дворцом. В дверях солдаты с ружьями, честь отдают. Он им что-то сказал - они двери настежь распахнули. В большом кабинете меня принял важный военный - усадил на стул, чаю предложил. Затем кликнул переводчика. Я им опять все выложил. Военный написал несколько слов на бумаге, позвонил в колокольчик. Офицер отвез меня в порт. Там все сразу оформили, приняли груз. А я отправился в Баку. Приехал, гляжу - груз раньше меня прибыл, и все чин чином..."
      Через несколько лет после этой истории Гаджи Гаджиагу пригласили в Петербург. На вокзале старика встретило несколько высокопоставленных чиновников и офицеров. Подвели его к карете. Чья это арба! - спрашивает купец. Его вразумляют, что это не арба, а карета. Ее сам царь прислал - в знак особого к тебе расположения. Гаджи Гаджиага накинул на плечи Хорасанский тулуп и говорит: "Пошли. Подданный в арбу падишаха не сядет. Арба падишаха впереди поедет, а подданный следом пойдет... Это сама по себе честь великая..."
      Продавали как-то с молотка бакинскую гостиницу "Метрополь". Торги назначили в Тифлисе. Гаджи засобирался в дорогу. Увидели его знакомые и удивляются: ты что здесь потерял! Тебе дома гривенника жалко, чтобы проехаться в фаэтоне на резиновом ходу. Все норовишь за пятачок до дому добраться. А здесь счет на десятки тысяч идет. "Я на людей поглядеть приехал", - отвечает хитрый купец. Объявляют первоначальную цену гостинице пятьдесят тысяч - и постепенно добираются до шестидесяти тысяч рублей. Гаджи Гаджиага кричит: