Дни минувшие (Исторические очерки)

      В этот день муллы, собрав народ в мечетях, возносили молитвы за здравие самодержца российского, его семьи, потомков, желали царской династии и ее трону незыблемости и долголетия. Не прошло и месяца после этой "амнистии", как жандармы отправились по домам, вылавливая всех, выпущенных царем на волю и за "непослушание" водворяя их обратно в тюремные камеры.
      На третий день пребывания в Баку царь с членами семьи отправился осматривать нефтепромысла. Нефтяные магнаты встретили их в Сабунчи хлебом-солью. Царская фамилия прошла под пышной разукрашенной аркадой. Одну из арок изготовили из промыслового оборудования. Августейшие гости осмотрели нефтехранилище братьев Нобель, затем насосную станцию и три мощные нефтяные скважины Шамси Асадуллаева. Подле одной из них громоздились выброшенные фонтаном куски породы. Не верилось, что эти камни выброшены из недр земли силой газа.
      Нефтяные тузы соорудили для приема императора и его семьи два специальных павильона - один был убран на европейский манер, другой сделан в виде восточного шатра. Невдалеке от павильонов выстроили рабочих и местных жителей. Они приветствовали августейших особ ликующими возгласами. Когда гости уселись за роскошно сервированным столом, полог откинули, чтобы продемонстрировать фонтанирующую скважину. Выпив чаю и отведав сладостей, царь с семьей направился к восточному шатру. Дорогу, которая вела к нему, устилали редкие, бесценные ковры. Внутри шатер был увешан золотой парчой.
      По возвращении в город состоялся торжественный обед. Александр III поблагодарил бакинцев за прием и еще раз особо наказал соорудить собор достойным образом. На следующий день он покинул Баку.
      Производитель работ по возведению церкви, архитектор Гославский, трудился денно и нощно, не жалея сил. Однако строительство затянулось на десять лет. Церковь освящали уже после кончины Александра III.
      Интересная деталь: для того, чтобы соборные колокола издавали звучный, внушительный и в то же время мелодичный звон, потребовалось сплавить с бронзой, из которой они отливались, несколько пудов золота и серебра. Опять начался сбор "даров" от местного населения. Женщины отдавали пояса, браслеты, кольца, броши, ожерелья, мужчины - наборные уздечки, золотые и серебряные ножны для кинжалов и мечей, дарили серебряную утварь. В результате мусульмане опередили всех по количеству "даров" для православного собора. Колокола отлили на уральских заводах. Самый большой колокол весил сотни пудов. С большим трудом за несколько месяцев доставили его в Баку. С не меньшими усилиями подвесили на колокольне. По кромке колокола славянскими письменами были выгравированы строки из священного писания, в верхней части - изображения апостолов с крестом, евангелием, голубем, факелом в руках. Внутренность колокола блестела, как зеркало, глазам было больно смотреть. Меньшие колокола также представляли собой подлинные произведения искусства. Все колокола - от мала до велика - подвесили геометрически пропорционально.
      В дни церковных праздников - Вознесения, Пасхи - могучий колокольный звон разносился на многие версты от собора, его подхватывали колокола Других храмов и церквей, придавая торжественному богослужению еще большую величавость.
      В пасхальные дни главный купол собора освещался иллюминацией. Во время этой церемонии вокруг собора скапливались толпы горожан. Останавливалось движение на улицах. Верующие и просто любопытствующие заполняли проезжую часть улиц, тротуары, балконы и крыши домов.
      Начинался колокольный звон, православные становились на колени, крестились, произносили вслух слова молитвы. Звонарь, человек весьма искусный в своем деле, старался вовсю. Колокола вызванивали протяжно-печальную, умиротворяющую мелодию. Она проникала в самое сердце, наполняя его тихой, светлой грустью.
      Во всем городе был только один человек, который мог, взобравшись на главный купол храма, почистить его и развесить электрические гирлянды. Никто, кроме него, не смел браться за это рискованное дело. Он медленно взбирался наверх по железным скобам, закрепленным в стене во время сооружения "Гызыллы килсеси". Поднимался неторопливо, с остановками. Когда он достигал купола, народ приходил в волнение. Затухал колокольный звон. На площади воцарялась напряженная тишина. Словно хоронили кого-то.
      Человек проходил по скобам под купол и продолжал, невидимый, карабкаться по его внутренней стороне. Казалось, вот-вот сладится он вниз с головокружительной высоты. Женщины, девушки, старики вставали на колени и, крестясь, возносили к господу слова молитвы.
      Когда человек наконец показывался из-за маковки купола, у огромной толпы вырывался непроизвольный вздох. Люди приходили в шумный восторг, осеняли себя крестным знамением. Снова принимались звонить в колокола, величавая музыка разносилась окрест. Протерев ветошью купол, человек развешивал на нем гирлянды электрических лампочек.
      Затем он проходил свой смертельно опасный путь в обратном направлении. И вновь с восторгом и страхом следили за ним тысячи глаз.
      Как только он спускался на землю, православные с ликованием окружали своего кумира. На лицах сияли улыбки, у многих из глаз катились слезы радости. Люди не верили тому, что видели своими глазами. Человек поднялся по отвесной стене и, облазив весь купол, благополучно спустился на землю. Будто свершилось чудо. Будто сам Иисус Христос, распятый на кресте, ожил и вознесся в небеса, а затем спустился с небес и предстал перед народом. Каждый старался подобраться поближе к смельчаку, побывавшему под куполом, прикоснуться к нему, поцеловать полы его одежды. Сыпались пожертвования.
      В церковные и прочие праздники священнослужители в парчовых и шелковых ризах шествовали в собор во главе с архиереем. Соборный причт жил неподалеку. До самого входа в собор от ворот их дома был положен асфальт. По асфальту тянулись ковровые дорожки. В Баку было тогда всего два заасфальтированных участка: один - у "Золоченой" церкви, другой - перед зданием, где расположилось градоначальство. Длина каждого участка составляла примерно 500 метров.
      Собор имел свои лавки, гробовую мастерскую. Здесь продавали убранство для погребения усопших, иконы, лампадки. лампадное и деревянное масло, свечи, восковые цветы и пр. Внутреннее убранство собора поражало роскошью: множество икон божьих угодников в золотых и серебряных окладах, иконостас, алтари и царские врата отчеканены из серебра с позолотой. Все это лучилось, сияло, мерцало, когда во время вечернего богослужения загорался свет золоченых люстр и бесчисленных канделябров. Пели женский и мужской хоры.
      Когда с наступлением сумерек на главном куполе собора вспыхивали электрические лампочки, по небу разливалось чудесное, разноцветное сияние. Кресты на куполах сверкали в вышине, пронзая бесконечную темноту золотыми лучами. В недосягаемых просторах небес рождалось зрелище, похожее на сказку, на поэтическую легенду. Раздавался колокольный звон. Казалось, наступило второе пришествие, и сам Мессия, Иисус, сын непорочной девы Марии, созерцает землю, окутанный божественными лучами. Все это было чрезвычайно красиво и возвышенно.
      В непосредственной близости от собора разрешалось строительство зданий, выразительных в архитектурном отношении. Однако они не должны были превосходить собор по высоте. Кстати, в свое время, еще в самом начале восьмидесятых годов, городская управа предложила построить на месте старого мусульманского кладбища мечеть. Дума даже вынесла по этому поводу специальное решение. Но дело затянулось, и в конце концов на этом месте поставили Александро-Невский собор.
      Позже, на значительном расстоянии от православного собора, поднялась мечеть с двумя минаретами "Таза пир" ("Новое святилище"). Она была построена на средства Набат-ханум, дочери Ходжа-бека, оставленные ей в наследство отцом и мужем. Профессор Рагим-бек Джафаров поведал любопытную подробность из истории сооружения Тазапирской мечети. В ту минуту, когда оставалось завершить кладку, заделать последний камень на главном куполе мечети, каменщик отложил в сторону свой мастерок. Послали за Гаджи Зейналабдином Тагиевым, рукой которого был уложен первый камень в фундамент мечети. "Первый каменщик" заложил ее, ему же принадлежала честь ее завершения.
      Гаджи приехал, завершил кладку и щедро одарил строителей: дал пять сотенных мастеру, по полсотни - подмастерьям, по четвертной - чернорабочим.
      Набат-ханум похоронена здесь же. Ее могила - справа от главного входа. Набат-ханум широко занималась благотворительностью и не скупилась на пожертвования. Значительную денежную помощь она оказала при сборе средств на строительство Бакинского водопровода.
      Голубую мечеть по Красноводской улице построили на средства Аждар-бека. Ее возвел известный архитектор Зивер-бек Ахмедбеков.
      На углу Персидский и Первой Ганлытепинской в переулке напротив бани возвышается ахундовская мечеть без минарета.
      РАСПОЛОЖЕНИЕ БАКУ И ЕГО ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ
      Берег Бакинской бухты на востоке начинается с Зыхской косы и тянется до Шиховской косы на западе общей протяженностью 24 километра. Между ними располагались десятки причалов, несколько судоверфей и судоремонтных заводов. С городских причалов, что находились в средней части береговой бухты, грузили на пароходы всевозможные товары - мануфактуру, зерно, муку, соль, чай и сахар, кишмиш, сухофрукты, орехи, миндаль, фрукты и овощи, дерево, железо, медь, уголь. В этой же части располагались таможня и пассажирские причалы. Здесь отстроили свои судоверфи и ремонтные мастерские братья Дадашевы и компания "Кавказ и Меркурий". На несколько километров протянулись их торговые склады, нефтехранилища, лавки.
      На Меркурьевской улице позади театра Тагиева помещалось около двадцати дровяных складов; здесь продавали доски, столбы, балки, дверные и оконные рамы, можно было дешево купить подводу дров. Причалы носили имена их владельцев или компаний: причал Имамверди, адамовский причал и пр.
      Часть бухты, начиная с Черного города и охватывая Белый голод, тянется до мыса Солтан, до Зыха. В этой части было 43 причала... Все они принадлежали частным лицам или компаниям; с этих причалов грузили на суда жидкое топливо - мазут, нефть, бензин, машинные масла. Здесь же размещались нефтеперерабатывающие, нефтеочистительные заводы, множество нефтехранилищ, резервуаров для хранения бензина, кислотный, медеплавильный, чугуноплавильный и другие заводы, одна судоремонтная верфь. В этой части города и днем было темно от сажи и копоти, которые сыпались сверху, черный дым, едкие испарения застили небо. Здесь даже воробьи и чайки, кошки и собаки принимали одинаковую черную окраску. Столь же безнадежно унылы, черны были дома и стены. На каждом шагу в небо устремлялись гигантские заводские трубы, день и ночь изрыгая черные клубы дыма, отбрасывая на землю зловещие тени. И, куда ни взглянешь, - по земле, по небу, вдоль заборов, стентянулись трубы всевозможных размеров, диаметров: они скрещивались, переплетались, образуя причудливые арки, громоздились друг на друга...
      Восточная часть бухты начиналась от Баиловской косы и тянулась до Нафталана - Биби-Эвбата. Здесь с одиннадцати причалов грузили на суда нефть, дерево, цемент, мазут, а в зимние месяцы суда становились на ремонт. У причалов стояли пароходы, парусники, танкеры, пассажирские суда, баркасы, лодки каспийских рыбаков...
      В .Бакинской бухте швартовалось множество кораблей,. Судоходство развивалось столь стремительно, что годовой объем грузоперевозок по Каспию вскоре достиг трех-четырех миллионов пудов. По морским перевозкам Баку занимал одно из первых мест в России.
      Если промышленные районы города зачастую напоминали преисподнюю, то центр хорошел и благоустраивался на глазах. В облике и названиях улиц, домов, в одежде бакинцев причудливо переплетались черты Европы и Азии. Гостиницы назывались не как-нибудь, а непременно "Метрополь", "Старая Европа", "Мадрид", "Новая Европа", "Тебриз", "Леон", "Марсель", "Дворцовые номера"...
      Столь же пышными были названия ресторанов и увеселительных заведений города: "Шамс" ("Солнце"), "Мубарек" ("Благословенный"), "Стамбул", "Исламийе", "Новый свет", "Чикаго", "Тегеран", "Чанах гала", "Новбахар", "Анатолия", "Греция", "Дарданеллы" и т. д.
      Не менее оригинальными были и названия бань: "Эрмитаж". "Фантазия", "Сархан", "Тоюг йеян". Часто бани назывались по имени владельцев: мироновская, ахундовская, кадыровская, молоканская и пр. Баку славился своими магазинами: "Драгоценности", "Блестящий", "Ковры", "Парча", "Шелк". Названия многих магазинов вызывали улыбку: "Назназы" ("Кокетка"), "Гаджи, бери бах" ("Гаджи, оглянись"), Молодежь проводила время в клубах- "Эдисон", "Эрмитаж", "Арманс".
      Базарная улица - это видно и по ее названию - была оживленным торговым центром, по ту и по эту ее стороны тянулись бесчисленные ряды лавок и каравансараи. Лавки шорников, бакалейщиков, торговцев мануфактурой, башмачников, красильщиков, шапочников, свечников, чуречников, продавцов кебаба, джыз-быза, лаваша, хаша бывали открыты до полуночи.
      Аромат аппетитных блюд разносился по всему кварталу. Хозяева из кожи вон лезли, чтобы угодить клиентам: "Господин, пожалуйте...", "Господин, чем могу служить", "Приятного аппетита, господин", "Приходите каждый день", вы нас осчастливили своим посещением"...
      В нескольких местах, особенно на Базарной улице, расстелив соломенную подстилку и усевшись на тюфячок, писари-мирза за копейку сочиняли письма для амшари - иранских рабочих.
      Балаханская улица, берущая начало у Сабунчинского вокзала, была до Губа-мейданы усеяна лавками мелких ремесленников. Здесь же располагались со своим товаром бакалейщики, торговцы мануфактурой, кондитеры и пекари.
      В девяностых годах на Балаханской улице было построено несколько представительных зданий: домовладение крупного купца Асланова, дом Исабека Гаджинского на пересечении Мариинской и Балаханской, чуть подальше от него огромное здание, принадлежавшее нефтепромышленнику Рзаеву, - тогда в нем размещалось турецкое консульство. На углу Балаханской и Красноводской улиц выросло великолепное здание гимназии (постройка 1911-1912-го годов). Сейчас в нем находится четвертая городская клиническая больница имени Фуада Эфендиева...
      В городе имелось несколько пассажей: "Фруктово-овощной пассаж", "Продуктовый пассаж", "Рыбный пассаж, "Тагиевский пассаж", "Пассаж Калантарова" и пр.
      Свои названия были у окраинных городских слободок: Чемберекенд, Даглы мехеллеси (Нагорная слободка), Сонбала ачыглыгы (Пустырь Сонбалы). Мамедали мехеллеси, Ганлы-тепе (Кровавый бугор). Завокзальная, Молоканская слободка. Мусульманские Кишлы, Извозчичья слободка и т. п.
      Каждая пядь городской земли продавалась на вес золота. Из-за земли часто случались конфликты, доходившие до кровопролитий. В судах рассматривали сотни дел и жалоб по имущественно-земельным вопросам.
      Иной владелец заложит землю в банке, возьмет денег под проценты и начинает строить дом. Отстроит первый этаж и опять закладывает его в банке. Берет деньги на определенный срок, погашает прежний кредит и продолжает строительство. Отгрохает таким образом целый дворец и становится владельцем доходного дома, начинает качать прибыль. Закладывали также квартиры, лавки, магазины.
      Богатей сооружали на крышах дворцов величественные купола, оповещая весь свет о солидности своих капиталов.
      На некоторых зданиях красовалось сразу несколько куполов, и каждый купол будто бы символизировал нажитый миллион. Если в доме случалось какое-нибудь торжество - свадьба, день рождения - над центральным куполом взвивался штандарт. У каждого толстосума был свой штандарт. В обеденных залах этих роскошных чертогов отводили специальное место для оркестра, чтобы музыканты услаждали слух званой публики.
      Внезапно разбогатевшие нефтяные магнаты сорили деньгами направо и налево, зачастую проматывая огромные состояния.
      Богатыми считались жители и выходцы из селения Балаханы, где обширные нефтяные пласты располагались буквально на каждом шагу.
      На оживленных перекрестках шофер нажимал на клаксон, предупреждая прохожих. Балаханцу это весьма понравилось. Он крутил свой ус и надменно поглядывал по сторонам. Выехав из центра, шофер перестал сигналить. "Ты почему не нажимаешь на эту зурну?" - обратился к нему простофиля. Шофер отвечает, что каждый сигнал стоит денег. "Ничего, я заплачу, играй!". Так, "с музыкой", они и въехали в Балаханы. Настало время рассчитываться. "Сколько я тебе должен?" - спрашивает балаханец. "Четвертной за машину, тридцать пять рублей за зурну". Выворотил балаханец карманы, но расплатился за удовольствие с лихвой. Обступили его односельчане, расспрашивают, что да как, да сколько заплатил за поездку. Балаханец отвечает: "Сама машина дешевая, да зурна у нее больно дорогая".
      Рассказывал Джалилов и другую историю: приехали как-то трое балаханцев, чтобы посмотреть на постановку "Асли и Керема" в театре. Сели в первом ряду партера. Когда Гара-Кешиш нарушив обещание, отказывается отдать дочь замуж за Керема, один из балаханцев бросается на сцену и под хохот зрительного зала приставляет револьвер к виску перепуганного актера: "Ах ты, собачий сын! Как это не отдашь?! Живо соглашайся, не то я из тебя все кишки выпущу!..".
      В то время было модным давать прозвища: Агшалварлар (Белоштанники), Косалар (Безбородые), Бозбашйейянляр (Любители бозбаша)*, Эличомахлылар (Люди с плетками), Бидж - Зейналабдин (Зейналабдин-Пройдоха), "Спасибо" Зейналабдин и т. д.
      ______________ * Бозбаш - мясной суп с горохом из баранины
      У прозвища "Спасибо" интересная история.
      В конце XIX - начале XX века Николай Н наградил нескольких бакинских миллионеров русскими орденами и медалями. Так, купец первой гильдии, миллионер Гаджи Шихали Дадашев был удостоен золотой медали "За усердие" и Владимирской ленты через плечо. Гаджи Зейналабдина Тагиева наградили этой же медалью, а через несколько лет представили к ордену святого Станислава III степени; в 1908-м году жена Гаджи Зейналабдина - Сона-ханум - за активную благотворительную деятельность также была удостоена медали "За усердие". Глядя на "отцов города", отмеченных царской милостью, некий Зейналабдин, проживавший в крепостной части Баку, возмечтал о правительственной награде. Явился он к губернатору и говорит, что намерен подарить свой караван-сарай в Ичери-шехер детям государя. Губернатор разгневался: что за глупые шутки, к чему детям государя твой вонючий караван-сарай сдался? Зейналабдин отвечает с поклоном: говоря о детях падишаха, господин губернатор, я имел в виду солдат его величества.
      Уразумев суть дела, губернатор принимает от Зейналабдина дарственную и просит того зайти через неделю за ответом... Зейналабдин чуть ли не каждый день заходил в губернаторство, помещавшееся в здании на углу Караульного переулка и Старой почтовой улицы, в сотне метров от Тазапирской мечети, чтобы узнать, не пришла ли вожделенная награда.
      Наконец, губернатор вызвал его и сказал, что просьба удовлетворена государь-императором. Иди, мол, освобождай свой караван-сарай, приводи помещение в порядок - завтра мы переводим туда полк солдат. Зейналабдин обрадовался и спрашивает: "А мне лично его величество ничего не велел передать?". Губернатор заглянул в бумагу:
      "Тебе он велел передать спасибо". С тех пор за ним закрепилось прозвище - "Спасибо Зейналабдин".
      Был еще один Зейналабдин, которого прозвали Пройдохой за его расторопность и деловую сметку. В переулке, который находился чуть выше гостиницы "Тебриз" и караван-сарая Гаджи Гаджиаги, у Бидж Зейналабдина было несколько лавок. Их, однако, никто не хотел брать в аренду, ссылаясь на то, что место здесь, мол, незавидное и безлюдное. Бидж Зейналабдин завел связи с чиновниками городской управы и при их содействии открыл за счет управы еще одни крепостные ворота - выше Парных крепостных ворот. Движение в переулке стало оживленнее, и лавки охотно взяли в аренду.
      У известного кондитера Эйнима в Баку, как и в других городах России, была оптовая контора по продаже кондитерских изделий. В основном, продавали рис. Но однажды в магазины Эйнима прислали несколько вагонов сладких галет, которые никто не хотел покупать. Управляющий конторой потерял голову, подсчитывая убытки. Наконец обратились за советом к Бидж Зейналабдину. Тот, недолго думая, покупает пачку галет, отправляется в ресторан "Шамс" Гаджи Аслана Меджидова, находившийся на первом этаже гостиницы "Тебриз", и начинает преспокойно есть эти галеты. Через несколько минут он извлекает из пачки золотую монету и орет на весь ресторан "Братцы, а галеты-то золотые!". Все, кто находился в ресторане, бросаются покупать галеты. А Бидж Зейналабдин, допив чай, обходит все шашлычные, чайные, караван-сараи и пассажи, рассказывая о "случайной" находке. К вечеру все галеты раскупили подчистую.
      Кстати, и сами торговцы время от времени вкладывали в коробки из-под конфет, в пачки папирос, табака, сигарет золотые монеты, кольца, чтобы сделать рекламу своему товару.
      Наряду с официальными названиями улицы носили и свои, местные имена:
      "Тойугчу базары" ("Куриный базар")- улица Караева, "Мясные ряды" улица Ефима Саратовца, "Рыбный ряд" - часть улицы Низами, "Столярные ряды" улица Островского, "Медный ряд" - улица Ази Асланова, "Амшари паланы" ("Квартал амшари") - улица Щорса, "улица Стекольщиков"- Петра Монтина, "Кожевенные ряды" - улица Первомайская, "улица Ювелиров" - Касума Исмайлова, "улица Башмачников" - Видади, "Зеленый базар" и т. д.
      В Баку было множество караван-сараев, и почти все они назывались именами владельцев: караван-сарай Гаджи Гаджиаги, караван-сарай Гаджи Мустафы, караван-сарай Захара, караван-сарай Ханум. А то еще были караван-сараи под названием "Чухур-карвансара" ("Караван-сарай в яме"), "Старый караван-сарай" . "Караван-сарай дагестанцев" и пр. Были в Баку и курильни опиума. Одна такая курильня находилась неподалеку от Губа-мейданы. Небольшие комнаты устилали паласы, стены были завешаны коврами, чтобы посетителей не отвлекал шум извне. Здесь же стояли мангалы с углем, кальян для курения опиума, щипцы и прочие "принадлежности"; для иностранцев комнаты обставляли тахтой, столом и стульями. По желанию клиента, в курительную приносили чай из чайханы, а из буфета соседнего ресторана - всевозможные восточные сладости и через* - халву, шекербура, пахлаву, шекер-чурек, гайси, леблеси, себзе, хош-гябяр, миянпур...
      ______________ * через - сухие фрукты, орехи, сладости.
      Была еще курильня опиума на Кёмюр-мейданы, которую посещали аристократы. Приходили даже женщины. Комнаты аккуратные, богато убранные коврами. Кальяны из дорогого фарфора, мундштуки из сандалового дерева, слоновой кости, инкрустированные перламутром, нарядные щипцы из латуни. Сосуды для курения кальяна украшались миниатюрными узорами. Это был английский товар, его привозили в Иран из Англии, а оттуда отправляли в Баку и другие города. Опиум хранился в изящных коробках, завернутый в тонкие листы свинцовой бумаги.
      Иногда обычную чайхану в квартале разделяли на две половины: снаружи ставили самовар и поили клиентов чаем, а внутри дома устраивали курильню опиума.
      Вокруг курильни и в ней самой царствовала тишина. Служители бесшумно разносили по комнатам подносы с чаем и сладостями, стараясь не нарушить блаженное оцепенение, в котором пребывали клиенты. Не приведи господь уронить тарелку, кашлянуть или громко рассмеяться - негодованию потревоженных курильщиков не будет конца. Некоторые курильщики, увлекаемые пагубной страстью к опиуму, закладывали свое состояние, становились нищими, готовы были пожертвовать последним ради порции наркотика. Многие превращались в инвалидов, лишенных сил и разума. Это было страшной трагедией, для них и для их семей.
      В газете "Йени игбал" от 13-го января 1912-го года была помещена следующая корреспонденция о курильщиках опиума: "Исламский мир": "В 1911 году в различных городах Ирана было употреблено 45 тысяч пудов опиума... Судя по сообщениям статистики, за один год в Иране погибло от опиума 10 тысяч человек, около четырех тысяч сошли с ума...".
      В крепости находился караван-сарай под названием "Шишели". ("Фонарный" или "Стеклянный"). Здесь вместо окон над некоторыми комнатами соорудили стеклянные фонари. Было в крепостной части города еще одно увеселительное заведение, которое называлось "Пилляканлы мейхана" ("Погребок"). Надпись над входом, сделанная арабским шрифтом, гласила: "Кто с грузом придет, тот сбросит свой груз, с печалью придет - забудет печаль".
      Чтобы привлечь внимание клиентов, владельцы подобных увеселительных заведений водружали на крышах домов огромные фонари из разноцветного стекла. Яркий, призывный свет фонарей никого не оставлял равнодушным.
      С утра до вечера толпилась на городских площадях праздная публика. Кого здесь только не было: гадальщики, кудесники, маги, дервиши, заклинатели змей, шарманщики с обезьянами и говорящими попугаями, предсказатели судеб. Они ловко выуживали деньги из карманов доверчивых и щедрых горожан, чрезвычайно охочих до зрелищ. Мусульмане - ашпазы, питичи, кабабчи, кялляпазы, халвачи зазывали клиентов. Так, повар Алекпер славился искусством приготовления плова; в полдень он становился у дверей своей ашханы (харчевни) и приглашал посетителей: "Заходите, дорогие гости, плов готов!.. Горячий, ароматный, с шафраном!.. Если не съедите сегодня плова, завтра заставлю съесть его в виде чилова*, а послезавтра скормлю с довгой**. Так что торопись на обед, дорогой...".
      ______________ * Чилов - плов из риса, чечевицы, фасоли и лапши. ** Довга - суп с рисом и зеленью на кислом молоке
      На площадях стравливали собак, устраивали петушиные бои. Многие увлекались боем баранов. Пехлеваны состязались в борьбе. показывали представления акробаты и канатоходцы. В такие дни на площадях начиналось столпотворение. яблоку негде было упасть.
      Среди состоятельных бакинцев и даже среди миллионеров было немало любителей боя баранов, птичьих, петушиных боев. Лентяи и обжоры, тунеядцы и шаромыги жаждали развлечений. Правда, нередко эти развлечения кончались трагически: драками, поножовщиной, человеческими жертвами. Иной богатей тайком подкупал судей, чтобы те объявили победителем его борзую или барана. В случае неудачи раздосадованный соперник мог выхватить револьвер и уложить на месте собаку или барана-победителя. Проигравшая слобода держала настоящий траур и до утра не зажигала огней. Победители, напротив, устраивали шумное веселье - с музыкой и танцами
      Некоему шапочнику, торгующему бухарскими папахами, привезли из Туркестана в подарок хорошенького бухарского ягненка. Он отводит для ягненка место на застекленной веранде, холит и лелеет его. Маленький ягненок вскоре превращается в огромного разжиревшего барана. Слава о нем разносится по всему городу. В один прекрасный день баран вышел из своего закутка и направился прямиком в гостиную залу, дверь которой, как на грех, забыли запереть. Его внимание привлекло большое, в рост человека, зеркало. Он увидел в нем свое отражение и решил, что встретился с соперником. Разъярившись, баран попятился назад, затем бросился вперед и с такой силой боднул трюмо, что огромное зеркало разбилось вдребезги, усыпав осколками гостиную. Когда хозяева, привлеченные шумом, вбежали в зал, они в ужасе увидели барана с окровавленной головой. Более всех переживал шапочник, возлагавший да своего питомца надежды в связи с предстоящими в городе бараньими боями.
      Был в Баку еще один любитель бараньих боев по прозвищу Пальто Аббас-кулы. А прозвали его так потому, что он круглый год ходил в пальто - и зимой, и летом. Было у него две привязанности в жизни - превосходный бойцовый баран и корова по кличке "Марал" российской породы. Чудо-корова давала по ведру молока утром и вечером.
      Однажды Пальто Аббас-кулы заболел воспалением легких и едва не отдал концы. Кто-то из близких посоветовал ему дать обет Аллаху: если всевышний дарует ему жизнь, он принесет в жертву свою любимицу. Аббас-кулы выздоровел и велел позвать мясника. Вывел корову, глядит на нее, а сердце кровью обливается. Так и не решился отдать ее в руки мяснику. Отправился Пальто Аббаскулы к молле и спрашивает: можно вместо коровы принести в жертву барана? "Почему нельзя? - отвечает молла. - Конечно, можно". Но Аббаскулы стало жалко барана, и тогда он опять идет к молле. "Интересно, спрашивает, - если я вместо барана зарежу крупную утку, примет аллах мою жертву?" Молла обиженно отвечает: "Аббас-кулы, иди домой и хорошенько подумай, понадобится ли тебе впредь заступничество всевышнего. Если нет, можешь и утку не резать". Пальто Аббас-кулы испугался и, придя домой, зарезал своего "Марала".
      ...Была в Баку своеобразная разновидность альфонсов. Какой-либо обнищавший бездельник справит себе в долг нарядное платье - чуху или архалук, папаху, башмаки, пальто - и сватается к богатой вдове. Заключив брачный договор и войдя в дом на правах законного супруга, он начинает проматывать женино состояние. Та, чтобы заткнуть рот соседям, оправдывается: дому нужен мужчина одинокой женщине никак нельзя без крепкой мужской спины. Растранжирив последние деньги, альфонс провоцировал жену на ссору и немедленно расторгал брачный договор. А после, принарядившись, словно лиса в засаде, подстерегал очередную вдовушку. Иной таким образом несколько состояний проматывал, не одну тысячу по ветру пускал.
      СВАДЬБА И ПРАЗДНИЧНЫЕ МЕДЖЛИСЫ. Не проходило и недели, исключая махаррама и уразы*, чтобы в том или ином квартале города не сооружали свадебных шатров. Перебирались большие мешки риса для плова, резали баранов, ягнят, петухов и кур. Разводили огонь, подвешивали казан Аромат блюд и пряностей разносился по всей махалле.
      ______________ * Мухаррам - траурный месяц по Мусульманскому календарю. Ураза - великий пост.
      Шатры устилали коврами, паласами, по углам ставили длинные скамейки или стулья. Из Карабаха, порою даже из Шираза приглашали знаменитых народных музыкантов - певцов, ашугов-сказителей, сазандаров. Из Ирана привозили мютрюбов (юношей-плясунов), а из Тифлиса - джанги (танцовщиц).