Я – вор в законе - Бубновый туз

      — Все, поехали!
      — Зачем ты Сарычева-то приплел? — угрюмо спросил Егор.
      Кирьян Курахин невесело усмехнулся:
      — А потому что жить хотелось. Ты видел, как он нас разглядывал? Не знаю, что там его насторожило, но отпускать он нас не хотел. Да и легавые нас окружили, как охотничьи псы медведя!
      — А если бы кто-нибудь из них знал Сарычева? Тогда что?
      — Видишь, нам повезло, — безмятежно улыбнулся Кирьян. — На то я и Фартовый! Давай теперь к Дарье, заждалась меня краса ненаглядная.
      Дальний свет фар высвечивал малейшие неровности на дороге, и автомобиль, мелко подпрыгивая, мчался в центральную часть города.
      — Я вот что думаю, Кирьян, — осторожно подступился с разговором Егор Копыто. — А не зря ли мы подводы с добром отпустили? Нужно было сначала разделить и сваливать, а уж только потом своими делами заниматься.
      — Вот что тебя мучает. Оставь! Куда они от Кирьяна Курахина денутся! За каждое кольцо спрошу! А потом — я так мечтал с этой сучкой рассчитаться, а ты мне говоришь про какое-то добро… Нет, не зря! — Глаза Кирьяна злобно блеснули. — Я у нее за все спрошу!
      — Ну, если так, — неопределенно качнул головой Копыто. — А то знаешь ли, как тебя взяли, так разные разговоры пошли…
      — Что за разговоры? — насторожился Курахин.
      — Не обижайся, Кирьян, говорю так, как есть… Говорили, что ты уже не тот, что был раньше.
      — И почему же?
      — А сам подумай, как же это так получилось, что баба могла окрутить такого жигана, как Кирьян!
      — Ах, вот оно что. Значит, баба такая умная.
      Колеса автомобиля дребезжали по брусчатке, выколачивая мелкую дробь. Вот и Мещанский переулок, в конце которого дом, где проживает Дарья.
      — Коля, глуши мотор!.. Побудь пока здесь, а мы с Егорушкой мою любаву навестим.
      Кирьян бодро выбрался из салона. Огляделся. Давненько здесь не бывал. Типичная московская улочка, с многочисленными проходными дворами. Внутри неприятно ворохнулось, а ведь, провожая Дарью до калитки, он любил прогуливаться именно этой стороной, наиболее тенистой. И, облюбовав закоулок потемнее, не ведая греха, мял ее сдобное и аппетитное тело.
      Подошел Егор Копыто.
      — Нахлынуло? — посочувствовал он. — Брось!
      — Пойдем, — решительно сказал Кирьян и, не оборачиваясь, зашагал к дому Дарьи.
      Где-то в конце улицы, явно спросонья, закукарекал петух, а ему лениво, в басовитой тональности, отозвался в соседнем дворе пес — тявкнул два раза и, громыхая тяжелой цепью, скрылся в будке.
      Вот и привычная калитка. Невысокий забор. Взгляд натолкнулся на треснувшую дощечку, которую он как-то случайно сломал. Внутри щемануло — на какие только глупости он не шел ради Дарьи! Взявшись за ручку, Кирьян не сразу открыл калитку.
      — Постой, давай через забор, там нас никто не увидит, — вдруг сказал Кирьян. — А оттуда к двери.
      В окне горел свет. В какой-то момент Курахина разобрала ревность. Значит, не забылось. Кирьяну некстати вспомнилось, с какой страстью Дарья билась под ним в любовной схватке, — пальцы до сих пор продолжали хранить тепло ее кожи, он помнил запах ее волос.
      Пошло оно все к черту! Если не сопротивляться нахлынувшему чувству, то оно просто раздерет на части.
      — Кирьян, что с тобой? — обеспокоенно спросил Егор Копыто.
      — Ничего, — пожал Фартовый плечами.
      — Мне показалось, что ты застонал.
      — Накатило… Забудь!
      — В окно посмотри, — показал Егор. — Не одна твоя барышня.
      В ответ Фартовый лишь невесело хмыкнул:
      — Не скучает… А ты чего думал? Такие бабы, как она, одинокими не бывают. Кирьяна под боком нет, так она тотчас себе хахаля завела.
      — А может, там Сарычев? — с затаенной надеждой предположил Копыто.
      Курахин внимательно посмотрел на подельника: вот что значит родственная душа — об одном думалось!
      — Хотелось бы.
      Поднялись на крыльцо. Огляделись. На улице стоял их автомобиль, — Колька явно скучал, откинувшись на спинку, он глядел в молчаливую темноту.
      — Мыслитель, мать его!
      За дверью глухо раздавались голоса. Кирьян осторожно потянул за ручку. Дверь не поддавалась.
      — Может, плечиком надавить? — предложил Егор.
      — Обожди. Без шума нужно. Хочу сюрприз девоньке устроить. Где-то тут я прутик видел подходящий, — посмотрел Кирьян по сторонам. — Ага, нашел!
      Подняв с земли тонкую ветку, Кирьян просунул ее в щель между косяком и дверью и осторожно приподнял крючок. Откинувшись, он негромко стукнулся о косяк.
      Фартовый приоткрыл дверь. Из горницы доносились приглушенные голоса. Раздался женский смех — беззаботный, задорный, разодрав нутро Кирьяну, будто заточенным железом. Ему пришлось совершить над собой немалое насилие, чтобы не поддаться нахлынувшей ярости. В кулаке хрустнул раздавленный коробок спичек, причинив боль. Вытащив из кармана руку, Кирьян осмотрел ладонь.
      — У тебя кровь, — кивнул на пальцы Егор.
      Кирьян только отмахнулся. Его внимание привлекла кожаная куртка, висевшая в коридоре. Он тихо подошел к ней и быстро обшарил. Так… револьвер… хорошо, пригодится. А это что — удостоверение. Куракин развернул его. С фотографии на него глянуло знакомое лицо. Да это же Назар — бывший подельник, отчаянный жиган. В удостоверении же значилось, что это Никифор Васильевич Спирин — сотрудник уголовного розыска. Дела…
      Сунув удостоверение в карман, Кирьян решительно шагнул к двери. Копыто, как тень, последовал за ним…
      Услышав скрип отворяемой двери, Дарья испуганно обернулась. Курахин увидел, как у девушки от ужаса широко распахнулись глаза, а крик, уже готовый было сорваться с хорошеньких губ, тотчас был прикрыт узкой ладошкой. Мужчина, сидевший рядом с Дарьей, выглядел совершенно невозмутимым. Впрочем, люди с такой могучей комплекцией редко нервничают.
      По уверенности, с какой он держался, чувствовалось, что в этом доме он частый гость.
      — Здравствуй, Кирьян, — спокойно сказал мужчина.
      — Здравствуй, Назар.
      Дарья удивленно взглянула на своего гостя.
      — Ты его знаешь?
      Кирьян усмехнулся:
      — Как же ему не знать меня, если мы с твоим хахалем когда-то вместе нэпманов щипали, как курочек! Слыхал я, что ты, Назар, теперь Никифор Спирин?
      — Выходит, что так.
      — Слыхал я о… подвигах Спирина Никифора, только вот никак не думал, что это тот самый Назар, с которым мы на каторге баланду хлебали. Пристроиться решил… Спецпаек, значит, для тебя будет получше, чем жиганская хавка.
      Лицо Назара побледнело. Рот перекосило. Равнодушие давалось ему с трудом. Глаза, вопреки его воле, невольно косили в сторону револьвера, направленного точно ему в грудь.
      — Ты не так понял, Кирьян, тут совсем другое.
      Жиган отрицательно покачал головой:
      — Бороду клеишь, Назар. Засухариться решил. Думаешь с большевиками фарт поймать. А только от нас ведь никуда не денешься. Или не знал?
      — Кирьян, не делай глупостей. Я тебе буду полезен.
      — Вот как. Что же ты большевикам про себя наплел?
      — Наплел с три короба, поверили! — ободрившись, сказал Назар. — Сейчас в уголовке какого только элемента нет! И эсеры, и меньшевики, и анархисты… а чем мы хуже остальных? Я там на хорошем счету. Если каждый из нас будет на своем месте, так мы с тобой такие дела замутим! — с воодушевлением стиснул кулаки Назар.
      В какой-то момент Кирьян размяк, даже морщины на лбу разгладились. Еще секунда — широко распахнет руки и примет в объятия бывшего подельника.
      — Ты клятву жиганскую давал?
      Бывший жиган нервно сглотнул:
      — Чудак-человек, как ты не можешь понять…
      — Ты не ответил.
      — При чем тут клятва? — в отчаянии воскликнул Назар, взмахнув тяжелыми руками. — Я тебе о настоящем деле говорю!
      — А вот теперь ты меня послушай… В жиганской клятве говорилось, что если ты отступишь от жиганского пути, то пускай тебя покарает рука твоего собрата. Признаешь?!
      Назар сглотнул слюну и негромко сказал:
      — Было дело, но тут ведь другое…
      — Значит, и отвечать за свои дела надо.
      — А только ты мне за бабу мстишь. Сначала ты ее того… А потом я ее употребил. Знаешь, а она хороша… уж больно мне хотелось посмотреть на ту бабу, из-за которой потерял голову сам Кирьян. А как потер ее, так понял, что ничего в ней особенного нет. Такая же, как все, вот только рожей посмазливее будет…
      — Прекрати! — выкрикнула в отчаянии Дарья. — Какие же вы все сволочи!
      — …А когда я ее раскладывал, — яростно сверкнули глаза Назара, — она такая миленькая, такая беленькая, что…
      Раздался выстрел, наполнив помещение запахом пороха, прервав откровения Назара на полуслове. Безвольное тело завалилось на бок, опрокинув стул.
      Девушка, вжавшись в угол, боялась пошевелиться, со страхом наблюдая за Кирьяном.
      Улыбнувшись, Курахин устроился рядом.
      — Да ты вся дрожишь! — расчувствовался жиган. Голос у него был проникновенный, сочувствующий — ничего не осталось от того человека, каким он был всего лишь минуту назад. — Что это на тебя нашло? А может быть, это я тебя напугал? Пустое! Это же я, твой Кирьян!
      — Да-да, я вижу, — кивала Дарья, сглатывая слезы.
      — Даже прическа у тебя растрепалась, — продолжал сочувствовать жиган. — Давай я тебе ее поправлю. — Стволом револьвера он бережно убрал с ее лба прядь. — Вот так… Теперь ты у меня настоящая красавица!
      — Спасибо.
      — Пустяки… Если бы ты знала, девонька, как я по тебе скучал. Бывало, такая тоска накатит, что белый свет возненавидишь. Ты меня слышишь?
      — Да, Кирьян, я тебя слышу, — торопливо закивала девушка.
      — Я вот что думаю, Дашенька, как бы мы с тобой хорошо жили, повернись оно все по-другому. — Кирьян притянул к себе девушку. — Ну чего ты все ухмыляешься? — укорил он Егора. — Неужели в нашу любовь не веришь?
      — Отчего же не верить-то?
      — Тогда скажи, Егор, мы правда хорошая пара?
      — Лучшей я не знаю.
      Вдруг Кирьян отстранился от Дарьи. Некоторое время он разглядывал ее в упор, с заметным интересом, словно бы видел впервые.
      После чего спросил:
      — А ты ведь тоже меня любила, Дарья. Признайся, ведь любила?
      Разговор затягивался. Отвернувшись, Егор спрятал ухмылку — одичал Кирьян в одиночестве, пусть душу отведет.
      Егор Копыто подошел к окну и, раздвинув чуток занавески, посмотрел во двор. Его встретила ночь. Тихая, прохладная, равнодушная. Где-то у забора должен стоять автомобиль, отсюда не рассмотреть.
      Брезгливо отпихнув ногой руку убитого, он вернулся к столу и устроился на освободившийся табурет.
      Торопить Кирьяна не полагалось — пахан знает, что делает. А потом, Фартовый не лишен был чудачеств, не театр, конечно, но слушать занятно.
      Неожиданно Кирьян нахмурился:
      — Вот ответь мне, барышня, что же у тебя за натура такая — любить порочных? Сначала в одного жигана втюрилась, потом в другого! — брезгливо кивнул он на распластанный труп. — А может, тебе и третьего захочется?
      Девушка отвернулась, закусив губу.
      — Ты как, Егор, не хочешь побаловаться? Для друга мне ничего не жалко.
      — А что, я готов, бабенка она справная, — мелко хихикнул Копыто.
      — Кирьян, — взмолилась Дарья, — оставь меня!
      — Знаешь, какая у меня мечта была, пока я у чекистов гостил? — Голос Фартового неожиданно посуровел.
      — Какая?
      — Вытягивать из тебя клещами жилочку за жилочкой, чтобы видеть, как ты от боли на стенку лезешь.
      — Не делай этого, прошу тебя! — взмолилась Дарья.
      Кирьян поднялся.
      — Думал сам ее, собственными руками… А как увидел эти глазища, понял, что не смогу, — честно признался жиган. — Будто бы переворачивается во мне что-то. Никто так мне в душу не заглянул, как эта баба! Знаешь что, Егор, сделай это сам. Я тебя во дворе подожду.
      — Как скажешь, Кирьян, — с видимым равнодушием согласился Егор. — Мне-то не впервой. — Сорвав со стены бельевую веревку, Копыто подступил к девушке. — Иди сюда, моя красотуля, я тебя сейчас приголублю!
      Дарья отшатнулась.
      — Не делайте этого, умоляю вас!
      Кирьян вышел, громко хлопнув дверью. Спустившись с крыльца, Кирьян поймал себя на том, что он уже вычеркнул Дарью из списка живых. Из-за двери раздавался ее голос, очевидно, она умоляла пощадить ее, но в действительности от нее осталась всего лишь тень, так сказать, оболочка, не вызывавшая в его груди ни малейшего душевного отклика. Это как пожелтевшая от времени фотография, стоящая на чужом комоде и в чужой комнате. Держишь ее в руках, всматриваешься в лица, и ничего в душе не шевелится. Потому что снимок давний, а люди, запечатленные на фотографии, уже давно ушли.
      Ожидание было недолгим. Громко стукнув дверью, вышел Копыто. В руках сумка.
      — Как ты ее?
      — Узел на шее затянул, — буркнул Копыто, — она как-то хрюкнула и голову набок закинула.
      Кирьян нахмурился:
      — Без подробностей. Что в сумке?
      — Барахлишко собрал. Кое-какие шмотки были, не пропадать же добру. Ей-то уже без надобности, а вот нашим марухам в самый раз будет.
      — Оставь! — сказал Кирьян.
      Егор удивленно захлопал глазами:
      — Шутишь, Кирьян? Чего это легавым-то оставлять?!
      — Мне от этой сучки ничего не надо.
      Сказано было тихим усталым голосом, но Егор понял, что сейчас не самый подходящий момент для возражений.
      Зашвырнув сумку в глубину двора, буркнул:
      — Пускай тогда поищут.
      Егора Кирьян знал давно и доверял ему. Жиган он верный и рисковый. Умеет подчиняться, но и сам не промах. Фартовый знал, что у Егора есть сестра, которую тот очень любит и держит подальше от своей воровской жизни. Бережет, значит. Не любит, когда другие жиганы расспрашивают его о ней. Небось и барахлишко тоже ей подсобрал. Ничего, обойдется…
      Уже не таясь, жиганы вышли на пустынную улицу и спешным шагом направились к машине. К их удивлению, на улице ее не оказалось…
      — Что за хренотень? — невольно выругался Кирьян. — Где машина? Да я твоему шутнику ноги на шее завяжу!
      — Не горячись, Кирьян, — увещевал его Копыто, — что-то здесь не так. Прежде за ним таких шуток не наблюдалось… Глянь туда! — кивнул он в сторону кустов.
      Под кустом боярышника, скрючившись, лежало безжизненное тело.
      — Никак Колька?
      — Он самый. Кто же это его так крепко приголубил? Эх, машину жаль!
      Взяв водителя за плечи, Кирьян перевернул его на спину. Негромко простонав, Колька открыл глаза.
      — Где машина? — тряхнул Кирьян его за плечи.
      — У-у, — ухватился он ладонью за голову. — Не знаю.
      — Ты хоть помнишь, что произошло? — подошел Егор.
      — Не помню… Голова гудит… я ведь из машины даже не вылезал. Услышал, что кто-то идет, думал, что вы. Повернулся, а меня хрясь по кумполу… И я отключился.
      Кирьян нахмурился:
      — Ты хоть рассмотрел, кто тебя по макушке звезданул?
      — Где тут, — только простонал Колька. — Хотя постой… Помню, что кожанка на нем была… Такая, какую чекисты носят. Я только головой успел слегка дернуть, ладно хоть живой.
      — Машина — вещь приметная, просто так ее не спрячешь. Узнаю, что кто-то из своих, — убью!
      — Да где их теперь разыщешь, — безнадежно махнул рукой Егор. — Заприметили нас, когда мы сюда подъезжали, вот и увязались.
      — Ладно, чего лежишь? Простудишься! Нас на блатхате девоньки ждут.

Глава 7 ЖИГАНСКАЯ МАЛИНА

      — Так куда мы сейчас топаем-то?
      — На Ивановскую горку, — сообщил Егор Копыто. — Извозчика бы не помешало.
      — Сейчас ни один из них туда не поедет. Стремно!
      Высокий склон круто уходил к Китай-городу, Яузе и Москве-реке. Улочки в низине извилистые, коротенькие, в них всегда можно было без труда затеряться в случае опасности.
      Район был отчаянный, жиганский, и даже в самое трудное время здесь можно было отыскать майданщика, который рискнет взять любой стремный товар.
      Заповедное место жиганы берегли, а потому никогда не сбывали товар на близлежащем рынке. Если где и можно было его увидеть, так на Хитровке или вот еще на Сухаревке.
      Внутри у Кирьяна сладко щемануло, остановившись, он с минуту созерцал ночной город. Крыши домов, посеребренные полнолунием, выглядели особенно нарядными. Красотища-то какая! Вот так все бегаешь куда-то, от чекистов прячешься, а чтобы душу красотой залечить — все времени не находишь.
      И вновь город накрыл мрак — порадовала луна светом, да и спряталась за кучерявые облака, будто чего-то устыдившись.
      Метрах в тридцати мелькнула чья-то фигура, заставив возвратиться в действительность. Теперь Фартовый понимал, что каждый их шаг умело контролируется. И окажись они не те, за кого себя выдают, то вряд ли им удалось бы выбраться отсюда живыми. Не одна безвинная душа сгинула в закоулках Хитровки. Благо, есть где замолить грехи — рядом, в Подколокольном переулке, стояла часовенка, пользующаяся немалой популярностью у коренных хитрован. После смертоубийства, когда душа истомится от божьего укора, можно завернуть в храм. А там выходи, как вновь рожденный!
      Глядишь, душа и освободится для нового злодеяния.
      Прошли мимо бродяги, сидящего на ступеньках полуразрушенного дома. Всмотревшись в полуночных гостей, он приподнял ветхую шляпу и, обнажив в уродливой улыбке беззубый рот, проговорил:
      — Господа, грошик на курево не подадите?
      Сунув рубль в открытую ладонь, Кирьян двинулся дальше.
      — Благодарствую, мил человек, — крикнул вдогонку нищий.
      Луна, пробившаяся сквозь тучи, осветила хитроватую физиономию бродяги, не помнящего родства. Он был не так пьян, как могло показаться на первый взгляд. Один из тех, кто стоял на страже Хитровки. Едва Кирьян прошел, как он поднялся и пошел следом.
      Вошли в темный узкий переулок. Еще одна тень пересекла дорогу, да и скрылась в проходном дворе.
      Оставшись на углу, Егор Копыто некоторое время всматривался в темноту, пытаясь определить только ему одному ведомые знаки, и, не обнаружив ничего подозрительного, объявил:
      — Все, пришли! Ждут нас!

* * *

      Жиганы научились конспирации, а потому и само здание, и блатхата, находящаяся на самом верхнем этаже, были выбраны весьма продуманно. Из окон, выходящих на три стороны, хорошо просматривались все подходы, а если уголовке вдруг захочется организовать облаву — даже если они перекроют всю округу, — то всегда можно найти лазейку в здешнем хиросплетенье дворов, проулков, сквозных подъездов.
      Безопасность жиганы ценили.
      Но обычно о рейде чекистов они были осведомлены заранее, и на всех путях их возможного передвижения выставлялись дозоры — беспризорники за пару папирос готовы были исполнять любой наказ паханов. Подсобляли и бродяги, не помнящие родства, с этими расплата была иной — следовало уважить и поднести шкалик.
      Огромный дом представлял собой сложнейший лабиринт с многочисленными переходами и тупиками, разобраться в котором мог только его давний обитатель. Следовало потрудиться, чтобы отыскать выход. На первом этаже у входа обычно отирались бродяги, снимая за копеечку койку, — им в случае милицейской облавы полагалось создать толчею в переходах, чтобы жиганы успели выскочить через черный ход и раствориться незамеченными.
      Кирьян с Егором вошли в дом, и скрипучие половицы тут же оповестили об их прибытии. Из ниоткуда, будто бы отделившись от стены, вышел домушник Илья Захаров. Малый незлобивый, вот только разве когда перепьет, может прибить за нелестное слово. Собственно, потому и отбывал бессрочную, пока наконец большевики не «разморозили» камчатскую каторгу.
      Полтора года он добирался до Москвы, где прибился к крепкой маханше, содержательнице притона. На большие дела он уже не выходил, но не упускал случая, чтобы подстеречь в темном углу какого-нибудь залетного богатенького барина.
      Собственно, тем и жил.
      — Здравствуй, Кирьян Матвеевич, — произнес домушник, сняв с головы картуз. — Давненько тебя не было видно.
      — Хм… Здравствуй, Илья… Муромец! Ха-ха-ха! Меня могло и совсем не быть. Большевички-то легки на расправу. Раз-два — и к стенке!
      — Все готово? — по-деловому спросил Егор Копыто.
      — А то! — всерьез обиделся домушник. — Такого гостя привечаем — и не быть готовым! Нам уже сообщили. Я пришел, чтобы у дверей тебя встретить.
      — Ну спасибо, брат, уважил! — дружески хлопнул Кирьян домушника по плечу. — Пошли!
      Вошли в длинный коридор, по обе стороны — комнаты, за которыми шла незатейливая жизнь. Из-за ближайшей приоткрытой двери раздавался тонкий девичий смех, подхваченный мужским гоготом. В конце коридора раздавались громкие проклятия, вслед за которыми послышался звон разбитой посуды. Но в драку никто не встревал — не детвора, разберутся сами.
      Миновали первый этаж, поднявшись на второй, остановились перед угловой комнатой. Илья Захаров весело подмигнул, после чего решительно распахнул дверь.
      — Девки, сбегайтесь в кучу! Вы посмотрите, какого молодца я вам привел!
      Перешагнув порог, Кирьян невольно зажмурился — свет от лампы, над которой неприглядными лоскутами продолжал висеть абажур, немилосердно бил по глазам и не позволял рассмотреть находящихся в комнате. Только возбужденный гул мужских и женских голосов давал понять, что в комнате ему рады.
      — Сам Фартовый пожаловал!
      — Кирьян! Какими судьбами!
      — Мы думали, что тебя уже шлепнули.
      — Не говори так. Кирьян еще всех нас переживет, — очень серьезно высказался Илья.
      Привыкнув к яркому свету, Кирьян вошел в комнату. Здесь было дымно и шумно. Поделившись на два стола, жиганы резались в буру. Позабыв на время про раскинутые карты, жиганы поднялись навстречу Кирьяну. Его хлопали по плечам, говорили теплые слова, а он отвечал тем же и был очень рад, что оказался в знакомой компании.
      — Может, в стирки с нами перекинешься? Такой человек, как ты, с пустым лопатником не ходит.
      — Как-нибудь в следующий раз. Тесновато у вас, — пытался отговориться Кирьян, заприметив в дальнем конце комнаты молодую ляльку.
      — Мы для тебя всегда место найдем, — не сдавался жиган по прозвищу Валет — невысокий и юркий, как юла.
      — Человеку с дороги как следует отдохнуть нужно, а ты за карты, — услышал Курахин за спиной знакомый голос. — Вот если бы маруху какую подогнал, тогда другое дело.
      Кирьян повернулся. Навстречу ему, раскинув руки для объятий, вышел коренастый человек лет тридцати.
      — Кузя?! — удивленно выдохнул жиган. — Кого я не ожидал здесь увидеть, так это тебя!
      Обнялись. Дружески похлопали друг друга по спинам.
      — А ты думаешь, что только ты один девочек любишь?

* * *

      Кирьян был знаком с Кузей еще по сибирской каторге. Кузя происходил из потомственных каторжан, каких в Южной Сибири всегда было много. На эти отдаленные территории на протяжении двух столетий ссылали своевольный люд, который сумел выработать свои нормы поведения. Именно в этих местах выкристаллизовывались такие характеры, какие нечасто можно встретить в городах. Поэтому, оказываясь в городе, такие люди становились паханами, сколачивая вокруг себя столь же бесшабашных, как и они сами. Оттого их опасались и уважали, зная, что данное им слово следует держать, а слово «товарищ» для них значило несколько больше, чем обычно. В первую очередь «товарищ» — это человек, которому доверяешь и знаешь, что он не подведет; если надумаешь подаваться к «зеленому прокурору», не сдаст надзирателям и на равных вынесет с тобой тяжкую ношу; это — человек, с которым ты и сам обязан делиться последним.
      Кузя с малолетства был карманником, а повзрослев, неожиданно проявил страсть к электротехнике, столь не свойственную его кругу. Всюду, где бы он ни находился, стремился раздобыть литературу по электричеству, проявляя невероятное усердие в учении. Скоро он настолько поднаторел в электротехнике, что его стали приглашать разбираться с электричеством как в государственные, так и в частные дома. Электричество тогда являлось редкостью, на которую могли раскошелиться только самые зажиточные граждане. В этом-то и был весь секрет его промысла. Где-нибудь через полгода, когда удобства цивилизации окончательно стирали воспоминания о толковом электрике, Кузя проникал в квартиру и без особых проблем выносил из нее все самое ценное.
      Кузю жиганы любили.
      Его ремесло было новое, во многом непонятное и приносило немалый приработок. А кроме того, по широте душевной он щедро делился награбленным.
      Порой казалось, что в квартиру он проникал ради собственного удовольствия да еще из-за молодецкого куража.

* * *

      — Здравствуй, дорогой мой друг! — мял Кузя в могучих руках плечи Кирьяна. — Я-то все «Вечерние известия Московского Совета» читаю…
      — Там, где списки расстрелянных? — догадался Кирьян.
      — Во-во! А там тебя нет. Значит, живой, думаю. А тут ты появляешься собственной персоной. Как же тебе удалось слинять?
      В углу, покуривая папиросы, сидели три женщины. Самой старшей из них, маханше, было лет сорок, звали ее Варвара Степановна, именно она держала блатхату. В прежние времена она была маруха известного «ивана», сгинувшего где-то на Байкале. Однако девка не растерялась и после года одиночества завела собственное дело — привела с десяток девочек, которых, используя почасовой тариф, сдавала жиганам. Девки были деревенскими, ядреными, взращенными на молоке и масле, а потому пользовались немалым спросом, что позволяло числиться Варваре в зажиточных дамах.
      Маханша и сама не была лишена очарования — пышные формы и блеск в глазах находили не одного почитателя. Имелся в этом некий жиганский шик — попользовать хозяйку притона.
      Две другие были значительно моложе маханши, одной из них было лет двадцать пять, другой — от силы восемнадцать. Первая была очень грудастой, милое личико портили разве что пухлые, ярко накрашенные губы. В ее пристальном взгляде чувствовался опыт, да и внешне она была далеко не майский цвет — кожа на скулах слегка обветшала, покрывшись мелкими морщинками, и потеряла упругость, свойственную молодости. Другая совсем юная. Эдакий невинный птенчик, выпорхнувший из родительского гнезда. Плечи угловатые, худенькие, между пальцев зажата наполовину выкуренная папироса, и тонкий дымок кривой танцующей струйкой поднимался к потолку, где и рассеивался.
      Но смотрела барышня зорко, будто опасалась какого-то подвоха.
      Кирьян подошел к девушке.
      — Как зовут тебя, крошка?
      Растерянно улыбнувшись, барышня пискнула:
      — Люся.
      Чем-то эта девочка напомнила Фартовому Дарью.
      — Узнаю Кирьяна, — воскликнул Кузя, — не успел порог переступить, как тотчас кралю охмурил. Мы тут копытами бьем, в грудь себя кулаками стучим, пытаемся девку за занавесочку затащить, а ему стоило войти, как девка сдалась. Кирьян, давай сначала с нами за встречу выпей. Эй, Степановна! Гони первач!
      — Первач денег стоит.
      — Не поскуплюсь, Степановна! Такой гость!
      — Не надо, жиганы, — великодушно высказался Кирьян. — Я вас сам угощаю. Сегодня день у меня удачный. Вот тебе за постой, Степановна, — бросил он на стол пяток золотых монет. — Тащи все, что у тебя есть.
      — Принесу, милые, здесь и на закусь хорошую хватит. — Варвара проворно смахнула со стола монеты.
      Через минуту на белой скатерти стояла бутыль с первачом, мелко нарезанная селедочка с репчатым луком, икорка, насыпанная горкой в глубокую тарелку.
      Все, как полагается!
      — А барышня пить будет? — кивнул Кирьян на Люсю.
      — Она у нас не пьет, — сердито сказала маханша. — Вот разве только наливочку.
      Разлили самогон в стаканы.
      — Ладно, будем живы!
      Длинные пальцы Кирьяна обвили граненый стакан с мутноватым самогоном.
      — По нынешним временам это не так уж и плохо.
      Выпив горькую, жиганы от души крякнули. Сдержанно похвалили хозяйку за хлопоты и весело заработали челюстями, поедая выставленный на стол харч.
      — Что дальше думаешь делать? — спросил Кузя.
      — Не переживай, сидеть долго без дела не стану. Отдышусь немного и на дело. Вкусная жранина хороших денег требует, — посмотрел Фартовый на Варвару Степановну. — Ведь не в кредит же хавать, хозяйка-то заругает.
      Разрумянившись от наливочки, маханша с нежностью посматривала на Кирьяна. Достаточно только дать бабе повод, и может завязаться трогательный роман, который обещает продлиться целую ночь. Людмила сидела рядом и крохотными глотками потягивала наливку. Юное неискушенное существо, по воле случая оказавшееся на блатной хате. А ведь только за одно знакомство с жиганами ее могут упрятать на кичу.
      — Женщина она с пониманием, шибко ругаться не станет.
      — Ты что-то хотел предложить?
      Егор Копыто сидел рядом и, увлеченный трапезой, в разговор не вступал.
      — Есть кое-что интересное, — неопределенно протянул Кузя.
      — Давай колись, обмозгуем!
      — Хорошо, — после некоторого колебания сдался Кузя. — У меня один человечек есть на примете, очень толковый! Голова варит, как у тебя!
      — Спасибо за комплимент. Только я ведь не барышня, давай к делу!
      — Ну так вот… Он предлагает взять ювелирный магазин на Дмитровке.
      — Это тот, что на углу? — не скрыл своего удивления Курахин.
      — Он самый, — широко улыбнулся Кузя.
      Кирьян негромко рассмеялся:
      — Мне казалось, что я один такой сумасшедший, а, оказывается, в Москве нас трое таких набирается… Вместе с тобой. Замки на дверях видел?
      — Не слепой.
      — Ты же знаешь, что к нему не подойти!
      — Это как сказать.
      — Магазин этот не хуже Кремля охраняется. И не забывай, если шухер поднимется, так менты через минуту на точку прибегут!
      — Знаю, их отделение как раз за углом.
      — Так что же ты хочешь?
      Прохладная девичья рука легла ему на колено. Кирьян почувствовал, что его обожгло от неожиданного прикосновения. Тепло мгновенно распространилось по всему телу, быстро достигло грудной клетки, и теперь пожар грозил сжечь его изнутри. Экое будет зрелище, только дымок пойдет!
      Фартовый невольно сглотнул слюну, потом перевел взгляд на девушку. В зрачках плутоватый огонек — а она не такая уж и невинная, как кажется.