– Вам определенно нравятся ископаемые, – пояснил Валентайн.
Уже в лифте он развернул присланный Джерри факс. На первой странице было написано:
Привет, пап! Программа выдала только один файл. Прямых совпадений я не увидел, но кто знает? Джерри.
Валентайн перевернул страницу. Единственное выданное ФМВ досье содержало фотографию – из тех, что делают на права или на паспорт. Валентайн прикрыл глаза и попытался сравнить это лицо с лицом Фрэнка Фонтэйна.
На первый взгляд сходства не было никакого: один хорош собой, обходителен и учтив, другой – с грубыми чертами и неприятной скользкой улыбочкой. Однако общее у них все-таки было: манера игры Фонтэйна – спокойная, размеренная и абсолютно безошибочная манера человека, который способен запомнить каждую карту в блэкджеке, где участвуют шесть колод, способен просчитать все шансы в любой из изобретенных человечеством игр и обратить их себе на пользу – путем обмана, изощренных трюков или безупречного математического расчета.
Это была манера игры хладнокровной, безжалостной личности, от рождения наделенной самым ужасным из даров – совершенным мозгом.
И если кто-то способен восстать из могилы, подумал Валентайн, то только он, один-единственный. Только Сонни Фонтана.
12
Валентайн решил позвонить в Комиссию по игорному бизнесу: первым об этом должен узнать Билл Хиггинс. Сонни Фонтана стал для него сущей отравой с конца восьмидесятых, когда словно метеор ворвался в Лас-Вегас. Билл отреагировал мгновенно и перекрыл Сонни доступ во все казино штата, но Сонни не отступился. Он ушел в подполье и принялся обучать других шулеров, которые отстегивали ему процент от своих выигрышей. Помимо того, как жульничать в блэкджек, ученики Сонни получали знания о последних методах «зарядки» костей, перепрограммирования игровых автоматов, воздействия на результаты игры в рулетку. Он создал маленькую армию клонов, и казино приходилось держать постоянную оборону.
У Хиггинса был включен автоответчик. Валентайн не любил оставлять на пленке дурные новости, поэтому просто сказал: «Билл, говорит Тони. Перезвони мне, как только сможешь. Это важно».
Следующим, кому он позвонил, был Сэмми Манн. Сначала попробовал домашний номер, а когда там никто не ответил, наудачу набрал службу наблюдения казино. Как ни странно, Сэмми оказался на месте, и Валентайн осведомился, можно ли ему зайти.
– Это очень срочно? – спросил Сэмми. Валентайн подтвердил: так оно и есть.
– Мы на третьем этаже, – пояснил Сэмми.
Валентайн решил спуститься по лестнице. Он взял себе за правило несколько раз в день давать себе хорошую нагрузку, чтобы сердце не застаивалось. Тогда и мысль его работала активнее. На площадке третьего этажа курили две горничных. Они и показали ему, где находится служба наблюдения – как раз позади помещения для уборщиц и прочего обслуживающего персонала.
На стальной двери не было никаких опознавательных знаков. Он постучал и сделал шаг назад, прекрасно зная, что без соответствующих процедур доступ сюда запрещен законом. Через минуту дверь распахнулась, и Сэмми провел его в помещение с высоким потолком, но без окон.
– Обычно субботними вечерами я свободен, – пояснил, запирая за ними дверь, Сэмми. – Я уже расположился перед телевизором, но позвонил Уайли. Какая-то старушка из Пасадины сорвала банк в крэпс, и Уайли решил, что она жульничала. Так что пришлось подъехать.
– Ну и что, старушка жульничала?
– Конечно, нет, – сказал Сэмми. – Уайли бредит.
Глаза Валентайна постепенно привыкали к полумраку. Каждое казино имеет собственную службу наблюдения и безопасности, и все помещения такой службы похожи друг на друга. С одной стороны располагалась полукруглая консоль длиной в два с половиной метра с видеомониторами, каждый из которых подсоединен к своей видеокамере, а камерами было увешано все казино. За работой мониторов наблюдали пятеро специалистов, все мужчины; на их столах были разложены схемы, стояли клавиатуры, телефонные аппараты, переговорные устройства и множество пустых чашек из-под кофе. Как правило, этой работой занимались отставные полицейские, для которых прищучить очередного мошенника было несказанной радостью. Эксперты, словно зачарованные, вглядывались в черно-белые экраны, их лица казались совершенно непроницаемыми.
Здесь у Сэмми имелся собственный уголок. Они прошли в него, закрыли дверь. На телефоне загорелась лампочка вызова. Сэмми нажал кнопку громкой связи:
– Манн у аппарата.
Голос Уайли, казалось, заполнил весь крохотный кабинетик.
– Ну и что ты думаешь? Эта старая чертовка мухлевала?
– У тебя галлюцинации. Она абсолютно чиста.
– Чиста, как же! – завопил Уайли. – Да она ободрала нас на десять тысяч!
– Хочешь, проверим? У меня тут как раз Валентайн стоит.
– Конечно! Пусть и он посмотрит.
– Шестой экран, – сказал Валентайну Сэмми.
На шестой экран выводилось изображение с камеры, надзиравшей над столом для игры в крэпс. Определить, о ком именно шла речь, оказалось проще простого: количество фишек, лежавших рядом с подозреваемой дамой, намного превышало таковое у ее соседей по столу. Кто-то из экспертов переключил кнопки на консоли управления, и камера взяла женщину крупным планом. Ей было около восьмидесяти, дрожащие руки обезображены артритом. Ну уж нет, она никак не могла припрятать в ладони фишку и прибавить ее к своей ставке после того, как кости были брошены. О чем только Уайли думает?
– Чиста, как свежий снег, – объявил Валентайн, вернувшись в закуток Сэмми.
– Черта с два! – упрямился Уайли.
– Слушай, у Тони есть для нас кое-какая информация, – сказал Сэмми. – Поднимешься к нам?
– Чуть позже.
– Это срочно. И оставь старую кошелку в покое. Она не жульничает.
– И все равно я ее погоню.
– Ты идиот!
– Пусть так.
– Плохая ночь? – осведомился Валентайн у Уайли, когда тот спустя десять минут заявился в каморку с сигаретой в одной руке и стаканом «Джонни Уокера» в другой. Галстук болтался на нем, словно петля висельника.
– Омерзительная, – признался питбосс. Отхлебнув виски, он оглядел Сэмми, который, морщась, поглаживал живот.
– Ты в порядке?
– Бывало и лучше, если честно.
– Снова желудок?
– Желудок, голова, спина, – пожаловался Сэмми. – Не одно, так другое.
– У тебя наверняка рак, – загоготал Уайли.
Сэмми сжал кулаки.
– Предполагается, это шутка такая? Слушай, у тебя мозги явно не на месте.
– Это моя малышка так шутит, – извиняющимся тоном произнес Уайли. – Твоя малышка тебе такое говорит, и ты ее за это еще ни азу не выдрал?
– Выпороть мою кроху? Ты спятил! Да меня за это в тюрягу упекут!
– Ну, здесь, в казино, ты кулаки не прячешь.
– Это совсем другое дело, – сказал Уайли.
– И какая из твоих крох такая юмористка?
– Младшенькая, Мишель.
– Ей уже двенадцать, не так ли?
– Одиннадцать.
– Да, не везет тебе.
Валентайн терпеливо ждал окончания этого диалога. До прихода питбосса Сэмми вкратце проинформировал его о тяжкой семейной жизни Уайли. Дети достались ему от первого брака жены и были воспитаны просто чудовищно. Уайли работал по две смены, поэтому проводил с ними всего по два уикэнда в месяц, что делало его существование хоть сколько-нибудь терпимым.
– У Тони есть новости, и плохие, – объявил Сэмми. Уайли вытаращился на Валентайна:
– Вы вычислили Фонтэйна?
– Вычислил, – ответил за него Сэмми.
– И кто это? – Уайли не сводил с Валентайна глаз.
– Это Сонни Фонтана, – сказал Валентайн.
Уайли с размаху хлопнул стаканом по столу. Невероятно, но ни одной капли не выплеснулось.
– Что?! Да это полный бред! Сонни Фонтана мертв. Это знают все, даже его братец. И мы платим вам по тысяче в день, чтобы вы назвали нам имя мертвеца? Это несерьезно!
Сэмми протянул Уайли распечатку файла ФМВ и сказал:
– Забудь о том, что тебе известно. Тони провел сравнительный анализ.
Уайли читал распечатку и бледнел просто на глазах. Оторвавшись наконец от бумаги, он сказал:
– Но я слышал, что тот парень на озере Тахо так стукнул Фонтану дверью по черепу, что у него мозги из ушей полезли. Тот, кто мне об этом рассказывал, божился, что так оно и есть.
– Мне тоже об этом говорили, – сказал Сэмми.
И Валентайн слышал именно эту историю – его источником был не кто иной, как Билл Хиггинс. Именно поэтому он и сбросил досье Сонни в ФМВ.
– Значит, то был не он, – решил Уайли.
– Не хочу даже рассуждать на эту тему, – раздраженным тоном произнес Сэмми. – Знаю одно: когда я услышал смех этого Фонтэйна, то сразу понял, что когда-то с ним сталкивался. И это досье подтверждает мои подозрения. Нас обокрал лучший шулер на свете. И теперь мы должны сделать все, чтобы такое не повторялось.
– Господи Иисусе! – пробормотал Уайли, отпил из своего стакана и протянул его Сэмми.
– Ваше здоровье! – произнес начальник службы охраны и наблюдения и залпом проглотил остаток.
– А ты сам с Фонтаной дело имел? – спросил Уайли.
– Давным-давно, – сказал Сэмми, вытирая рукавом рот. – Если ты что подумал, то могу сказать: теперь Фонтана ко мне никаких симпатий не испытывает.
Уайли растерянно повернулся к Валентайну:
– Но почему мы?
Это был хороший вопрос. Зачем Фонтане выдавать свое новое лицо – явно из-под ножа высококлассного пластического хирурга – в таком низкопробном заведении, как «Акрополь»? Фонтана не мог не понимать, что пятьдесят тысяч для «Акрополя» большая потеря и казино сядет ему на хвост.
– Не знаю, – откровенно признался Валентайн.
– Вам приходилось его арестовывать? – спросил Уайли.
– Нет.
– У Тони свои счеты с Фонтаной, – сказал Сэмми.
– Правда? – уточнил Уайли.
Валентайн только кивнул в ответ.
– Ну что ж, – сказал питбосс. – Может, сейчас у вас появится шанс с ним поквитаться.
– И кто сообщит Нику? – спустя некоторое время спросил Уайли.
– Ты и сообщишь, – сказал Сэмми.
– Я? Наверное, это следует сделать Тони. Он же его вычислил.
Сэмми в задумчивости взглянул на Валентайна:
– Вы сможете?
При обычных обстоятельствах Валентайн ни за что бы не согласился – он не любил выступать в роли гонца, доставляющего дурные вести. Но Сэмми выглядел по-настоящему больным, а Уайли явно надрался.
– Ладно, – согласился он.
– Ну а теперь решим, кто отвезет вас к нему, – сказал Сэмми, выудил из кармана полудолларовую памятную монету с профилем Кеннеди и подбросил ее в воздух. Монета лениво вращалась над их головами. Схватив ее, Сэмми спросил Уайли:
– Орел или решка?
– Орел, – ответил Уайли. Сэмми разжал кулак:
– Решка. Ты проиграл.
– Ну почему я у тебя никогда не выигрываю?
Валентайн чуть не расхохотался. Подобно семидесяти процентам человечества, Уайли, скорее всего, назвал бы орла. Вот почему шулера всегда носили с собой монету, у которой с обеих сторон была решка.
– Понятия не имею, – ответил Сэмми.
– Кажется, у Ника гости, – сказал Уайли, направляя свой «Бьюик» к подъездной аллее дома, более смахивавшего на дворец. Время шло к одиннадцати, а дом и вылизанная лужайка были освещены словно платная автостоянка.
– Как вы определили?
– Подъездная дорожка пуста. У Ника четверо слуг. Когда он приглашает даму, то дает им выходной.
– У этого парня есть класс.
Уайли припарковался у парадной двери. Выбираясь из машины, Валентайн насчитал восемь полированных колонн, поддерживавших мраморный портик. История либо превозносила людей, которые при жизни возводили храмы в честь самих себя, либо насмехалась над ними, так что Ника ждала еще масса неожиданностей – впрочем, вряд ли коротышка грек об этом когда-либо задумывался.
Уайли позвонил. Где-то в глубине дома гулко отозвался гонг. Поскольку дверь так и не открылась, Уайли вдавил кнопку на домофоне. Из черного ящичка послышался недовольный голос Ника:
– Ну?
– Это Уайли и Валентайн, – сказал Уайли.
– Знаю. Вижу вас на мониторе, идиот. Что это вам не спится?
Уайли смахнул с домофона паутину и почти прижал губы к микрофону: он не знал, один Ник или еще с кем, и стоит ли гостю или гостье слышать, о чем он тут будет говорить…
Да, подумал Валентайн, этот питбосс – тот еще идиот!
– Надо поговорить, – полушепотом сообщил Уайли.
– А разве мы сейчас не этим занимаемся?
– Непосредственно. То есть лицом к лицу.
– Mano a mano? А зачем? Ты что, по морде мне дать хочешь?
И из домофона послышалось довольное ржание, сопровождаемое женским хихиканьем. Валентайн живо представил себе картину. Для Ника секс был чем-то вроде наркотика – в таких ситуациях он становился счастливейшим человеком на планете.
– У нас плохие новости, – пояснил Уайли.
– Насколько плохие? – в голосе Ника появилась озабоченность.
– Нам надо сообщить вам об этом лично.
– До того серьезно?
– Да, Ник, это серьезно.
Послышалось что-то вроде всплеска, и дверь, зажужжав, отворилась.
– Только ноги вытрите, – сказал Ник.
Они вытерли ноги и вошли во дворец площадью под тысячу квадратных метров – каким-то образом, после шести официальных разводов и бесчисленного количества судебных тяжб с претендовавшими на алименты любовницами, Нику удалось его сохранить. Опрашивая служащих отеля, Валентайн слышал о хоромах Ника, но все равно не был готов к столкновению с этим кошмаром. Спроектированный тем же безумным греком, который строил «Акрополь», дворец был украшен фресками, где среди разнообразной флоры и фауны резвились нимфы и нимфетки, застигнутые в различных позах и на различных стадиях половых сношений с персонажами древнегреческого пантеона.
– Боже правый! – не удержался Валентайн от тихого восклицания.
– Это что-то! – восхитился Уайли. Направляясь в гостиную, он спросил: – Хотите выпить?
– Только воды.
Мраморный бар имел форму фаллоса. Уайли налил из-под крана воды, потом достал из холодильника пару бутылок безалкогольного пива. На барной стойке Валентайн увидел стакан с остатками какого-то коктейля и следами оранжевой помады на ободке.
– Новенькая, похоже, – отметил Уайли.
С уже открытыми бутылками он направился по коридору к личным апартаментам хозяина и постучал в дверь.
– Входите, – пригласил Ник. – Мы здесь все свои.
Апартаменты тоже были гигантскими – здесь поместился бы весь дом Валентайна, да еще бы место осталось. И мебели здесь было побольше. Уайли остановился в центре комнаты, высматривая босса.
– Сюда, тупица.
Уайли расплылся в улыбке. Валентайн проследил за его взглядом: через открытую дверь видна была ванна-джакузи с Ником; на коленях у него пристроилась молодая девица, и Ник продолжал заниматься с ней любовью.
– Вот это да! – восхитился Уайли.
Ник помахал им рукой. Голова девицы повернулась ничуть не хуже, чем у героини Линды Блэйр в «Экзорцисте», и Валентайн увидел, что это Шерри Соломон.
– Устраивайтесь поудобнее, – пригласил Ник.
В углу находилось что-то вроде зоны отдыха. Уайли уселся на кожаный диван, Валентайн опустился в мягкое кресло, имевшее форму человеческой ладони. Уайли вполголоса произнес:
– Зря Ник трахается с персоналом. До добра это не доведет.
– Вот и скажите ему об этом, – посоветовал Валентайн.
– Да уж, придется.
И Уайли принялся посвящать Валентайна в подробности сексуальной жизни Ника с таким видом, будто это и так была широко доступная информация. Судя по рассказу, то самое, из-за чего он всю жизнь влипал в неприятности, и составляло его истинное величие. А именно: отношение к женщинам. Ник любил каждую, до которой мог дотянуться своими жадными ручонками. И если они соглашались, он превращал их жизнь в сказку: щедрые подарки, неослабное внимание, лимузины, лучшие места на лучших шоу, свежие розы каждый день – короче, все, что только их душа пожелает.
Но именно из-за этого у Ника возникали проблемы. Он был слишком уж внимателен и щедр. За несколько недель бедная женщина привыкала к этой волшебной сказке, а он вдруг отбирал хрустальные башмачки и объявлял, что бал окончен. Реакция принцесс, снова превратившихся в Золушек, была вполне типичной – от истерики до попыток самоубийства.
Время от времени Ник сдавался и женился на какой-нибудь из них, но кончалось все одинаково – разводом, в результате которого его капитал уменьшался еще на один солидный кусок. Уайли так давно наблюдал за этой каруселью, что в свое время смог точно предсказать день, когда Ника покинет последняя супруга.
Ник выплыл из ванной в алом шелковом халате, с курчавых волос капала вода. Уайли подал ему пиво, Ник уселся в обитое леопардовой шкурой кресло и сделал жадный глоток.
– Ну и насколько нас ободрали? – спросил он.
– Ободрали? – спросил Уайли. – А разве я об этом что-нибудь говорил?
– Просто я привык, что, когда казино обдирают, ты тут как тут.
– Вот уж не знал, что я такой предсказуемый, – Уайли поморщился.
– Именно такой. – И Ник снова глотнул из бутылки.
– Тони вычислил Фонтэйна, – сказал питбосс.
Ник наклонился, халат его распахнулся, обнажив сморщенные гениталии.
– И ради этого ты прервал мой лучший трах за последние полгода?
Уайли ухмыльнулся:
– Совершенно верно.
– Что такого смешного ты увидел?
– Ваши яйца.
Покраснев, Ник запахнул халат. Уайли снова посерьезнел, а Валентайн, стараясь не расхохотаться, торопливо пил воду.
– Скажите сами, – обратился к нему Уайли.
– Это Сонни Фонтана, – сказал Валентайн.
– Кончайте придуриваться! – воскликнул Ник и одним глотком прикончил пиво. – Фонтана умер. Ему на озере Тахо башку дверью прищемили.
– Эту историю все знают, – сказал Валентайн. – Поверьте, Ник. Это точно он.
– Вы уверены?
– Да.
– На сто положительных процентов?
– И на сто тоже.
Но Ник не желал верить. Он посмотрел на Уайли и спросил:
– А ты и Сэмми с этим согласны?
– Да. Вот почему мы и пришли.
Ник вскочил и принялся мерить шагами комнату. Валентайн краем глаза заметил, как из ванной выбежала и скрылась в спальне Шерри. Если Ник и услышал, как открылась и закрылась дверь, то вида не подал.
– Сонни Фонтана! – воскликнул Ник и с силой выкинул вперед кулак, словно пытаясь сбить с ног воображаемого противника. – Моя жизнь превратилась в какой-то долбаный фильм катастроф! Какого черта Сонни Фонтана выбрал именно меня? – Повернувшись на пятках, Ник вперил указующий перст в своего питбосса: – Идеи есть?
– Я по-прежнему полагаю, что Нола замешана. – Уайли помедлил, но добавил: – Тони тоже так считает.
Уайли понимал, что мнение Валентайна для Ника куда важнее.
– Это правда? – переспросил Ник.
Валентайн кивнул.
– Попросите полицейских заставить Нолу снова пройти испытание на полиграфе.
– И вы полагаете, мы что-нибудь узнаем?
Валентайн снова кивнул. У Фонтаны всегда имелся помощник из числа служащих казино – это отличало его стиль.
– Нола утверждает, что не знает Фонтэйна, но я готов поставить свою пенсию на то, что ей хорошо знаком Фонтана.
– Боже! – в ярости заорал Ник и швырнул пустую бутылку, которая, несколько раз лениво повернувшись в воздухе, разбилась о голову явно не ожидавшей такого удара фарфоровой копии Венеры Милосской. – Как же так получилось, что я не запомнил эту шлюху?
И Ник требовательно глянул на Уайли, словно тот просто обязан был знать ответ. Питбосс пожал плечами:
– Зато она уж точно вас запомнила.
Ответа умнее питбосс придумать не мог.
13
В воскресенье утром Нола долго кружила по крытой стоянке возле аэропорта Маккаррана, но место нашла только в полумиле от зала вылета. Так что ей пришлось тащиться пешком по такой жаре, что туфли буквально прилипали к асфальту.
Пузатый реактивный лайнер пророкотал над головой, дав пассажирам последний шанс взглянуть на оставляемую ими землю, и скрылся в белых облаках. Поскольку Нола выросла на южном берегу Лонг-Айленда, неподалеку от Куинса, она провела немало времени возле аэропорта Кеннеди – покуривала травку, лежа в укромных ложбинках вдоль дороги, и смотрела на исчезающие в небе самолеты. Странно: тогда жизнь казалась ей довольно гадкой, почему же теперь она вспоминает юность с такой щемящей тоской?
Холодный кондиционированный воздух терминала взбодрил ее. Тот, кто проектировал этот аэропорт, явно предпочитал пешие прогулки, и вскоре Нола пожалела, что не надела более удобные для ходьбы туфли. Она решила принарядиться, и сейчас шпильки давали себя знать на каждом шагу.
К нужному выходу она добиралась уже босиком, держа туфли в руках. Металлоискатель заверещал, пробудив закемарившего охранника. Тот проверил ее ручным искателем – ну конечно, ключи…
Чтобы добраться до нового терминала D, ей пришлось проехать в вагончике внутренней железной дороги и пройти еще двумя длиннющими коридорами. Наконец Нола нашла нужный выход. Там она купила себе кренделек и остановилась у игрального автомата, принимавшего только четвертаки: по гороскопу у нее сегодня был счастливый день, и она дернула за ручку автомата: капелька удачи ей явно не помешает.
Пятью минутами позже и двадцатью долларами богаче Нола прошла к выходу 84. Накопитель к этому времени уже опустел – очередной рейс отсюда отправлялся не скоро. Нола снова надела туфли, достала из сумочки бинокль и принялась разглядывать летное поле. Она увидела то, что искала, – автобус с зарешеченными окнами и надписью «Служба иммиграции США» на борту. Возле него стояли человек двенадцать мексиканцев – скованные цепью, они ожидали депортации. Нола внимательно изучила их лица: Рауля среди них не было.
Сердце ее подпрыгнуло: Рауль способен выбираться из сложных обстоятельств с мастерством, достойным самого Гудини, и, вполне вероятно, уже сидит, раздетый до трусов, в гостиной Нолы и поджидает ее возвращения.
А потом она все-таки увидела его, и нарисовавшийся хэппи-энд разбился на тысячу осколков. Полицейские обрили его наголо и нарядили в гадкую тюремную робу – неудивительно, что она его с первого раза не узнала. Глаза Нолы наполнились слезами. Ее нетрудно было заставить рыдать, а рыдая, она обычно впадала в ярость. На этот раз эта ярость была направлена против правительства. «Мы – нация, основанная иммигрантами, – думала она. – Кто дал им право вышвыривать людей, которым надо всего лишь заработать на пропитание своим семьям?»
На летном поле показался грузовой самолет, он подкатил прямо к автобусу. Нола глянула на часы: ровно семь пятнадцать, как и говорилось в полученном по электронной почте сообщении. Спасибо тебе, Фрэнк Фонтэйн, кем бы ты на самом деле ни был.
Нола видела, как Рауль сказал что-то охраннику. Тот захохотал, вытащил сигарету, вставил ее в рот Раулю и поднес зажигалку. Ах, Рауль, ты кого угодно можешь обаять, думала Нола, вытирая слезы.
Подкатили трап, и узники по очереди стали подниматься и исчезать в брюхе самолета. Рауль помедлил у входа, сигарета выпала у него изо рта, он загасил ее ногой. И вошел внутрь.
– Прощай, мой сладкий мальчик, – прошептала Нола.
Самолет покатил по взлетной полосе, на его крыльях плясали солнечные лучи. Она еще долго провожала его взглядом, пока наконец мужчина, который возродил ее веру в любовь, не исчез в синем небе.
– Я так тебя любила, – неслышно проговорила она одними губами, по которым растеклась помада. – Мы снова будем вместе, детка, обещаю тебе. Береги себя. И не забывай меня, прошу, не забывай!
Она снова разрыдалась. Затолкала бинокль в сумочку, порылась в поисках платка.
– Вот, возьмите, – услышала она за спиной мужской голос.
Нола подскочила от неожиданности.
За ее спиной стояли лейтенант Лонго и четверо полицейских в форме плюс Сэмми Манн, Уайли и какой-то пожилой итальянец с волосами цвета соли с перцем и довольно симпатичным лицом. За ними начали собираться любопытные. Нола взяла протянутый Лонго бумажный платок и энергично высморкалась. Что ему здесь надо?
– Собрались в поездку? – осведомился Лонго.
– А вы видите при мне багаж? – Нола открыла сумочку, чтобы каждый мог в нее заглянуть. – И билет тоже видите?
– Пройдемте с нами, – сказал Лонго.
– С вами? Это еще зачем?
– Вы арестованы за попытку скрыться от судебного преследования, – объявил лейтенант и вытащил из-за пояса сверкающие наручники. – Ваши руки!
Нола отступила на шаг и вжалась в стеклянную стену.
– Я что, не могу приехать в аэропорт проводить моего парня, которого вы же и депортировали? В вас что, вообще ничего человеческого не осталось?
– Протяните руки! – скомандовал лейтенант.
– Никуда я не пойду! – закричала Нола, обращаясь к толпе. – Сначала вы выкинули из страны моего парня, а теперь и меня преследуете? Оставьте меня в покое!
Лонго угрожающе надвинулся на нее:
– А теперь слушай! Ты можешь выйти отсюда как леди, или мы вытащим тебя словно поганую шлюху.
– То есть вы предоставляете мне выбор?
– Вот именно.
– Тогда я предпочитаю быть поганой шлюхой.
Нола выхватила из сумки баллончик с перечной смесью и прыснула Лонго в глаза, после чего саданула его коленом по яйцам. Детектив сложился вдвое, кто-то закричал, и публика зарысила к выходу.
Через полминуты трое дюжих полицейских скрутили Нолу и уложили ее лицом в пол – им помог тот самый пожилой итальянец, который ловким движением подсек ее, одновременно выхватив баллончик. Однако Нола все-таки успела расцарапать морду своему старому приятелю Уайли, и сейчас четвертый полицейский крепко обхватил его, не позволяя ударить женщину ногой.
Нола приподняла голову и показала Уайли язык.
Феликс Андерман прыгал словно марионетка на веревочке, бурно жестикулировал, восклицал. Время от времени он срывался с места и бегал по залу суда, потрясая кулаками. Судья выслушивал его пассажи с показным терпением. Судью звали Гарольдом Берки, и обычно он не дозволял в своем суде подобного поведения. Но они с Феликсом Андерманом были приятелями, потому он и не приказал судебному приставу вышвырнуть адвоката вон.
Судье Берки было за шестьдесят, и он знал Андермана всю свою сознательную жизнь. В молодости они вместе играли в гандбол, вместе ходили на баскетбольные матчи, вместе постигали приятную науку общения с противоположным полом, вместе увлекались боксом. Они уважали друг друга – по крайней мере, так считал судья Берки.
– Ваша честь, за всю мою сорокапятилетнюю практику я еще ни разу не сталкивался со столь вопиющими нарушениями прав моего клиента, как те действия, которые были совершены в отношении Нолы Бриггс в аэропорту Маккаррана, – и Андерман в негодовании воздел руки.
– Она нарушила условия освобождения под залог, – заявил Лонго. Он стоял, несокрушимый как скала, и только все еще красные глаза свидетельствовали о недавнем столкновении с перечным баллончиком.
– Моя клиентка провожала своего депортированного друга, – настаивал Андерман. – При ней не было ни багажа, ни билета, ни кредитных карт. Все, что при ней было, – губная помада и шестьдесят долларов наличными. Однако полицейские арестовали ее и при этом вели себя словно гестаповцы.
Берки напрягся. Гестаповцы? Это уже что-то новенькое – таких определений ему от Феликса еще слышать не приходилось.
– Имело место столкновение? – осведомился он у Лонго.
– Подозреваемая направила на меня и моих людей баллончик с перечной смесью, – пояснил Лонго. – Мы вынуждены были применить силу исключительно ради самообороны.
– И сломали ей запястье и подбили глаз! – воскликнул Андерман. – Самооборона! Восемь мужчин против одной женщины!
Берки пробежал взглядом отчет о задержании.
– Подозреваемая уже обвинялась в применении насилия?
– Нет, ваша честь, – ответил Лонго.
– Сколько раз она подвергалась аресту?
– Это второй раз, ваша честь.
Андерман взвыл словно пес, которому прищемили хвост.
– Ваша честь, в первый раз мою клиентку арестовали два дня назад. Ее вина не была доказана, следовательно, у нее нет никакого криминального прошлого.
Берки снял очки и потер переносицу. Андерман действовал ему на нервы, но так поступают все хорошие адвокаты.
– Это правда? – спросил он у лейтенанта.
– Да, ваша честь.
Берки снова надел очки. Криминальные истории девяносто девяти процентов представавших перед ним обвиняемых отличались завидной длиной. А тот факт, что Нола Бриггс еще несколько дней назад была образцовой законопослушной гражданкой, заслуживал особого внимания. Он оглядел зал, забитый задержанными проститутками и торговцами наркотой. Многие из этих лиц были ему хорошо знакомы, как и лица их адвокатов. Из задних рядов слышалась болтовня, и он, призывая к тишине, грозно постучал молотком.
– Детектив Лонго, – заявил Берки, – если вы не представите мне достаточные основания, я намерен отпустить подозреваемую.
– Но я могу представить все основания, ваша честь.
Лонго приблизился к кафедре. Почувствовав неладное, Андерман стал рядом с ним и не спускал с лейтенанта глаз.
– Нола Бриггс была опознана как соучастница известного шулера, – понизив голос, произнес Лонго.
Берки поскреб подбородок.
– И кого это вы имеете в виду?
– Сонни Фонтану.
Берки взглянул на своего дружка. Тот, казалось, потерял дар речи. Воспользовавшись моментом, Берки отхлебнул кофе и продолжил:
– А разве Сонни Фонтане не было запрещено появляться на территории Лас-Вегаса?
– Именно так, ваша честь, – ответил Лонго. – Он сделал пластическую операцию и сейчас выдает себя за человека по имени Фрэнк Фонтэйн.