7

Каору казалось, что он знает, где находится Рэйко.

На последнем этаже, откуда можно глядеть на Токио.

Несколько дней тому назад, вечером, она стояла у окна кафе на самом верхнем этаже больницы и, прислонившись к стеклу, смотрела наружу. Каору спросил ее:

— Что вы делаете?

Она отвечала, что в начале лета самые длинные дни в году. В эту пору солнце медленно заходит на западе, отбрасывая тень на контуры высоток в центре города, а потом они снова вырастают из темноты. Каору узнал, что Рэйко очень нравится в это время суток любоваться Токио.

Он поднялся на лифте до семнадцатого этажа и, свернув в левый коридор, заметил тень женщины, почти вплотную стоявшей у колонны. Каору беззвучно приблизился и незаметно встал рядом.

Освещаемое закатом лицо Рэйко стало кроваво-красным. Ее кожа превратилась в небесную палитру, щеки чарующе сверкали.

Увидев в оконном стекле отражение Каору, она улыбнулась ему:

— Простите.

Каору не понимал, почему она извиняется. Может, потому, что заставила его ухаживать за своим тяжело больным сыном. Он должен был бы сказать «не беспокойтесь», но, растерявшись, затруднился с ответом.

— Вам очень нравится там, где высоко? — Каору так и не отважился спросить, почему она извинялась.

— Нравится? Просто мне всегда приходилось жить у самой земли. — Вероятно, она жила в особняке. Каору же привык к совсем иной обстановке. Даже сейчас он жил с матерью в многоэтажном доме, выходившем окнами на Токийский залив.

Чтобы снять напряженность, Рэйко сменила тему и радостным голосом стала рассказывать о своих мечтах. Она говорила о том, что хочет сделать, когда поправится ее сын, а поскольку положение о том, что он поправится, было изначально неверным, Рэйко выдумывала самые невероятные мечты. Из них наиболее близким к реальности было путешествие за границу.

Поэтому, когда Рэйко, снова сменив тему, спросила: «А у вас какая мечта?» — Каору, не задумываясь, решил снова вернуться к запланированной еще десять лет назад поездке.

Он вкратце пересказал Рэйко тот разговор, который много лет назад глубокой ночью произошел в их семье. Он говорил о связи силы притяжения и продолжительности жизни, о тайне происхождения жизни и о вероятности существования поселков долгожителей.

Он вспоминал, как радовался обещанию отца поехать в североамериканскую пустыню, и как всерьез заинтересовался поселениями долгожителей, и как после знакомства с результатами проведенных исследований у него зародилось предположение, что между количеством раковых больных и поселками долгожителей существует связь.

Услышав это, Рэйко оторвалась от стекла и повернулась к Каору:

— Связь?

— Правда, я в этом еще хорошенько не разобрался, но есть определенная статистика, которую нельзя игнорировать. — Поскольку Рэйко слушала с большим вниманием, Каору продолжал говорить с жаром. — И то, что в ту ночь я подумал о связи силы притяжения с поселками долгожителей, было не случайно. Это произошло интуитивно. Почти так же, как при научном открытии. Сначала интуиция, обоснование уже потом. То, что случилось той ночью, было неким намеком.

С того момента, как у отца рак перекинулся на печень, я начал подробно изучать все, что связано с поселками долгожителей во всем мире. Собрав самую разную информацию об известных поселках — не выдуманных, а тех, чье существование подтверждено, — я хотел выяснить, нет ли между ними чего-либо общего. Особенно меня заинтересовали четыре самых известных поселка: в Абхазии на Кавказе, у побережья Черного моря; в священной долине Бирка-бамба на границе между Эквадором и Перу; в Фанских горах в Таджикистане и на острове Тасукунари архипелага Самэдзима.

Поскольку исследовать их по-настоящему на своих двоих было невозможно, я собрал все связанные с этими местами материалы, просмотрел их от корки до корки и попробовал сам составить статистику. И обнаружилась одна явная особенность: там вроде не было ни одного человека, умершего от рака. После исследований поселков долгожителей врачи и биологи со всего света составляли многочисленные доклады. Но ни в одном из них не зафиксирован ни один случай смерти от рака. В докладах это объясняется хорошим питанием. Но такое объяснение не только не проливает свет на механизм возникновения рака, но и вообще не выходит за рамки предположений. Да, люди там действительно питаются овощами, зерном и другой простой пищей, но есть информация, что табак и алкоголь там используются чаще, чем в других местностях. И нельзя сказать, что влияние веществ, способных вызвать рак, там меньше, чем где-либо.

Я все не перестаю удивляться. Почему в поселках долгожителей не болеют раком? И как быть с тем, что рак не стареет и бессмертен? Связаны ли как-нибудь оба факта? Более того, как можно объяснить то, что расположение поселков долгожителей точь-в-точь совпадает с местами с низким показателем силы притяжения? Должно быть какое-нибудь рациональное объяснение, но мне ничего такого в голову не приходит.

Каору остановился и почувствовал себя на подъеме.

Рэйко некоторое время молча смотрела на него, а потом, облизнув губы, неторопливо заговорила.

— А кстати, откуда взялся вирус метастазного рака? — совершенно некстати спросила она.

— Почему вы об этом спрашиваете?

Рэйко казалась ему непереносимо притягательной. Глядя в ее широко раскрытые глаза, Каору забыл о том, что собеседница на десять лет старше его. Ему захотелось обеими ладонями ласково взять ее за щеки и расцеловать.

— Не смейтесь, но я тут подумала, что, может, вирус зародился в тех самых поселках, о которых вы говорили.

Каору догадался, почему Рэйко так подумала. Он вспомнил роман, прочитанный когда-то. Там речь шла о человеке, все тело которого было поражено раком, но он не умер, а, наоборот, обрел бессмертие.

Жители в поселках долгожителей придумали способ сосуществования с раком и, следовательно, продлили себе жизнь.

Похоже, Рэйко именно так и думала.

— В поселках долгожителей рак не отсутствует, там все им поражено. Только вот не поэтому ли как раз никто и не умирает? И вирус как раз оттуда и пошел...

— То есть вы хотите сказать, что гены жителей поселков, несущие в себе рак, благодаря вирусу умножаются и разносятся по миру.

— В таких трудных вещах я не разбираюсь. Разумеется, я только придумала это, так что не обращайте внимания.

Рэйко устремила глаза куда-то в глубины невидимой преисподней. Там небо, мрачнея, меняло свой цвет, дробилось так, что глазам становилось больно. Эти метаморфозы отразились и на лице Рэйко. На нем, в пустоте глазниц, на выходе из ноздрей и под ободком глаз, появилась тень. Глубокая тень. В тот момент, когда снаружи стемнело, большая часть окон стала превращаться в зеркала. Лицо Рэйко отражалось в них на фоне высотных зданий столичного центра, казалось, что ее лицо вырастает из темноты.

— Большинство случаев заболеваний приходится на Японию и Америку.

Каору заметил еще одну специфическую особенность. Количество заболевших в Японии и Америке достигало примерно миллиона человек, в развитых странах Европы — около ста тысяч, в районах, прилегавших к поселкам долгожителей, очагов болезни зафиксировано не было. Каору решил отыскать несоответствия в этой гипотезе.

— В той местности, в североамериканской пустыне, о которой вы говорили... Там ведь большой отрицательный показатель магнитной аномалии, значит, не удивительно, если поселок долгожителей...

— Это только предположение.

— Значит, у вас нет никаких подтверждений?

— Как бы вам сказать... это не выходило за пределы просто игры.

Слово «игра» повергло Рэйко в шок, она заметно упала духом.

— Вот как? — Расстроенная, женщина демонстративно отвернулась от Каору.

— Что случилась?

— Теперь остается только полагаться на чудо, — поворачиваясь, сказала Рэйко.

Чудо! Как ему это все надоело! Рэйко попадает в ту же ловушку, что и его мать.

— Чудо? Не нужно никакого чуда.

— Нет, нужно!

— Есть другие неотложные дела.

Он хотел поддержать Рэйко. Но она не слышала Каору, да и вообще вряд ли способна была услышать что-либо.

— Вот вы сейчас предположили, что жители поселков в определенный момент подхватывают вирус. Но прежде чем раковые клетки нарушают функции внутренних органов, благодаря какому-то фактору они обретают свойства нестарения и бессмертия. Рак становится чем-то положительным, его отрицательная сторона пропадает. Как будто бы рак замыслил сосуществование с человеком. Поэтому клетки продолжают делиться, а в результате продлевается жизнь. Так ведь я объясняю?

Каору впервые увидел Рэйко столь решительной. Она не могла отличить правду от лжи. Что есть правда, а что ложь, решалось субъективно, в зависимости от ожиданий на будущее. Независимо ни от каких выводов, если она искала доказательства, исходя из желания: «Я хочу, чтобы было так», — то обязательно находила два или три. Так сыну она помочь не могла. Сейчас Рэйко понимала тех, кто полагался на Бога, но что ей делать со своим собственным предположением? Как гипотеза оно было интересным, но у смотрящего на все с позиции науки Каору не было времени искать серьезные обоснования для фантазий.

Рэйко же с присущей ей серьезностью готова была поверить в выдуманный ею самой мир. Каору пожалел, что заговорил о магнитных аномалиях и поселках долгожителей.

— Прошу, забудьте то, о чем я говорил.

— Не говорите так. Я не собираюсь забывать. Я уверена: то, что уничтожает плохую сторону рака и делает из нее хорошую, есть в той пустыне, куда вы хотели поехать.

Каору слегка приподнял обе руки, пытаясь урезонить Рэйко, но это было бесполезно. С невиданным ранее энтузиазмом она продолжала напирать.

— Все же вам следовало бы поехать туда.

— Да подождите...

Ее лицо приблизилось к его. Каору и моргнуть не успел, как она крепко схватила его за руку.

— Мне уже опротивела эта жизнь. Скоро у Рёдзи начнется четвертый курс химиотерапии.

— Это, наверное, тяжело.

— Если можно, я тоже хочу поехать.

Запланированная семейная поездка внезапно предстала в новом свете. Все внутри раскалилось от одной только мысли о североамериканской пустыне, которую они посетят вместе с Рэйко. Мощная магнитная аномалия, существующая на границах четырех штатов: Нью-Мексико, Аризоны, Юты, Колорадо. Возможно, глубинные пустоты там, образуя воронки, засасывают все вокруг. Его притягивала к себе отрицательная магнитная аномалия... Нет, сейчас Каору притягивали глаза, смотревшие на него.

Ее лицо, почти лишенное косметики (только губы густо накрашены), испускало какой-то природный аромат, смешивавшийся с запахом ее кожи. Предоставленные самим себе, Каору и Рэйко стояли в тени колонн, разделяющих освещенный лампами коридор. Окна перед ними теперь превратились в зеркала и отражали лишь изредка проносившиеся по коридору тени.

Неизвестно, как долго Каору держал Рэйко за руку. Переплетя пальцы, глядя друг на друга, они оба поняли, чего хотели.

Из коридора на семнадцатом этаже исчезли все тени и не слышны были звуки шагов. Словно улучив момент, когда наступила тишина, Каору и Рэйко сплелись телами. Они гладили друг друга по спине, яростно пульсирующая плоть не отделялась от плоти, пульс бился в одном ритме. Твердый член Каору вжимался в промежность Рэйко.

Захотев поцеловать ее, Каору на мгновение отвел голову, давая ей возможность поднять лицо, но Рэйко, не реагируя на движения юноши, все сильнее продолжала гладить его по спине. Упершись лбом в подбородок Каору, она стала отворачиваться, чувствовалось, что она стремится избежать поцелуя. Каору все пытался поцеловать ее, она отводила его лицо, и он наконец понял.

Она ведь тоже заразна?

Были же случаи, когда вирус метастазного рака передавался через слюну; не иначе, Рэйко, беспокоясь за здоровье Каору, избегает поцелуя. Он понял, о чем она умолчала. Недавно, когда Рёдзи сказал, что не хотел появляться на свет, Рэйко тихонько вышла из комнаты. Рёдзи, возможно, подцепил заразу еще в матке. И когда его слова напомнили матери о том, что заставляло ее так страдать, она больше не могла это слушать.

Но даже опасность заразиться не ослабила пыла Каору. Он нежно отстранил ее, приподнял ладонями лицо и, взглядом говоря ей, что он все понимает, не произнося ни слова, припал к ее губам.

Теперь Рэйко уже не пыталась сопротивляться.

Одной рукой обхватив женщину за шею, а другой за ягодицы, Каору притянул ее к себе. В этот момент с удвоенной энергией легонько застучали их столкнувшиеся зубы, раздался чавкающий звук — это слюна обволакивала и твердые зубы, и мягкую ткань губ.

Задержав дыхание, они на мгновение разъединили губы и коснулись друг друга щеками, и в этот момент у обоих изо рта вырвался тяжелый стон. Рэйко, вытянувшись, прильнула, насколько могла близко, к уху Каору и, прерывисто дыша, в отчаянье проговорила:

— Я прошу... — Но ни стон, ни ее пафос ничего не меняли, они были лишь пустым сотрясением воздуха. Рэйко хотела спасения не только сына, но и своей жизни. — Прошу... помоги.

— Я... не... Бог, — произнес он, собрав все силы. Каору не контролировал себя, в органах его бурлила кровь, а в голове не было ни одной ясной мысли, но он каким-то образом понимал, что уже сделал первый шаг по территории смерти. Он не сожалел, что безо всяких колебаний подчинился приказам своей плоти, что целовался с Рэйко, держа ее в объятиях. Он не сомневался, что, окажись он в любое другое время в такой же ситуации, поступил бы точно так же. От Рэйко исходила сила, подавлявшая любое сопротивление.

— Прошу, поезжай туда. — Теперь даже Рэйко настаивает на том, чтобы он ехал в эту зону магнитной аномалии с «предельно отрицательным магнитным показателем». Фикция, посеянная им самим и взращенная Рэйко, уже начинала пускать в него свои крепкие корни.

8

В тот момент, когда Каору входил в палату отца, профессор Сайки поднялся со стула, стоящего у койки.

Увидев Каору, он произнес:

— А... — И собрался уже выйти из комнаты. — Только, пожалуйста, потише, — сказал он.

Сайки не хотел мешать Каору, пришедшему навестить отца, но Хидэюки попытался его задержать.

— Я больше не могу, ты же знаешь, у меня здесь дела. — Сайки не был сиделкой из службы социальной помощи и уже весь извелся оттого, что ему действительно надо было идти.

— А, ну ладно.

— Да, меня ждут ... — сказал Сайки и бросил взгляд в сторону Хидэюки. — Ну... — Он взмахнул рукой и вышел. Каору проводил его взглядом и подошел к отцу.

— Отец, ты как?

Посмотрев на Хидэюки сверху, выяснив, какого у него цвета лицо и насколько впали щеки, он сел на тот же стул, на котором до этого сидел Сайки.

— Хреново, — безо всякого выражения выдавил из себя Хидэюки, уставившись в потолок.

— Что так?

— Этот Сайки припирается только с плохими новостями.

Сайки, выпускник того же факультета, что и отец, не участвовал в составлении диагноза, поскольку это не входило в его обязанности патологоанатома, а было задачей других специалистов. Поэтому Каору недоумевал, какие еще плохие новости тот мог принести.

— Плохие новости?

— Знаешь Накамуро Масато? — Голос отца звучал хрипло.

— Да, он твой друг.

Каору была знакома эта фамилия. Он работал вместе с отцом в проекте «Петля» и теперь, скорее всего, преподавал в местном университете на факультете инженерии.

— Умер, — резко произнес отец.

— Да?

— То же, что и у меня.

Для отца это было шоком: умер его коллега и ровесник, не будет ли он следующим?

— Но ты-то все еще в порядке. — У Каору не было иного способа поддержать отца, кроме как месяцами подбадривать его подобными фразами.

Лежа на кровати, Хидэюки медленно повернул голову и спросил — так, будто хотел сказать: «Ни к чему эти бессмысленные утешения»:

— Знаешь Комацу Дзаки?

— Нет. — Каору впервые слышал это имя.

— Неважно, он мой подчиненный по «Петле».

— Да?

— Тоже умер.

Каору сглотнул. Тень смерти шаг за шагом все ближе подбиралась к отцу.

Хидэюки назвал еще три имени, также опечатывая их словом «умер».

— Послушай, я уж и не знаю, что думать. Все эти люди — мои коллеги, которые проводили исследования на предмет искусственного продления жизни, все мы работали вместе.

— И все они умерли от вируса метастазного рака?

— Сколько сейчас заразившихся в Японии?

Если исключить людей вроде матери и Рэйко, которые подхватили вирус, но еще не заболели, то по статистике получалось где-то около миллиона человек.

— Миллион примерно.

— Выглядит внушительно, но это меньше одного процента от населения. А вот из тех, кого я знал, заболели многие.

При этом Хидэюки пристально посмотрел на Каору. Суровый, пронизывающий душу собеседника взгляд смягчился, и наконец на лице Хидэюки появилось выражение мольбы.

— Ты-то, надеюсь, в порядке? — Отец высунул из-под одеяла руку и дотронулся до обтянутой джинсовой тканью коленки Каору.

Возможно, он просто хотел пожать ему руку, но старался воздерживаться даже от прикосновения к коже. Он заразил жену, но сын-то пока не получил вирус, и у Хидэюки еще оставались силы для борьбы.

Каору отвел глаза от взгляда постепенно слабеющего отца.

— Санализами все в порядке?

— Ты беспокоишься?

Эта мысль пронзила Каору насквозь. Результат анализов двухмесячной давности был отрицательным. Но он не знал, каким будет результат в следующем месяце.

Каору отвернулся, притворившись, что его отвлекли шаги, раздававшиеся в коридоре. Он вспомнил недавний разговор с Рёдзи, его презрительный смех... Постепенно в нем ожили те переживания, импульсы, двигавшие им тогда.

Вчера вечером контакт с Рэйко не обошелся поцелуями. Каору помнил, как они стояли в коридоре, обнявшись, как удачно скрыл их интерьер больницы.

Когда он потом пришел в палату к Рёдзи, чтобы забрать забытый там учебник по медицине патологий, мальчика позвали на рентген. Каору не знал, что в это время проводят обследования, и Рэйко ему тоже об этом не говорила.

Он легонько постучал, и дверь тут же открылась. Он увидел влажное лицо Рэйко. Заметив в ее руках полотенце, он понял, что она им только что вытиралась. Дверь подалась влево, комнату освещала десятиваттная лампочка. Судя по звуку воды, лившейся не в ванну, а в раковину, Рэйко умывала лицо. Закрывшись полотенцем, она спросила приглушенным голосом:

— Ты за книгой пришел?

— Прости, что так неожиданно. — Голос Каору, также исказившись, понизился. В комнате ощущалось отсутствие Рёдзи.

— Заходи.

Взяв Каору за руку, Рэйко втащила его в комнату и закрыла дверь. Они вместе встали перед зеркалом у раковины. Рэйко закончила вытирать лицо полотенцем, которое было у нее в руках, и явила Каору свое лицо, уже полностью без косметики. В уголках глаз виднелись морщинки, свидетельствовавшие о возрасте, но это нисколько не уменьшало ее притягательности.

Каору подбородком указал на стоявшую в углу за ширмой кровать, как бы спрашивая, почему нет Рёдзи.

— Его только что увела медсестра.

— На обследование?

— Да.

— На какое?

— Сцинтилограмма. — Рэйко никак не могла привыкнуть к этому слову и выговаривала его с трудом.

Предшествующее химиотерапии сцинтилогическое обследование, во время которого в кровь вводятся необходимые препараты, занимает по меньшей мере часа два. До конца обследования никто не войдет в комнату, которая на некоторое время оказывалась в полном распоряжении Каору и Рэйко.

Сына увели на обследование, и Рэйко, поняв, что химиотерапия неизбежно приближается, упала духом. Начинались тяжелые испытания. Лекарства от рака не только боролись с раковыми клетками, но и наносили повреждения здоровым. Ей тяжело было глядеть на мальчика, страдающего от тяжести во всем теле, отсутствия аппетита и рвоты. Но даже перенесенные страдания вовсе не гарантировали исчезновения раковых клеток. Замедляя их рост, химиотерапия лишь оттягивала роковой момент. При новом раке возникновение метастазов было неизбежно.

Каору не знал, что сказать матери, теряющей сына. Явные попытки утешить ее вызовут лишь больший прилив депрессии.

Рэйко смотрела Каору прямо в лицо.

— Если ждать чуда, то оно придет. — Она схватила обеими руками руку Каору. Это, наверное, уже вошло у Рэйко в привычку: чуть что, хватать Каору за руки.

— Что?

— Мне уже опостылела эта жизнь.

— Мне тоже.

— Во что бы то ни стало, прошу: помоги сыну и мне. Ты ведь можешь!

«Я могу?!» — прокричал он в душе, но, разумеется, не вслух.

Несколько мокрых прядей из челки Рэйко прилипли ко лбу. Во влажных глазах горел огонек мольбы. Рот исказился, как будто она сейчас заплачет, и это еще сильнее притягивало Каору. Ему во что бы то ни стало захотелось помочь ей. Он не мог сложа руки смотреть, как она гибнет.

Тут из крана, который оказался не до конца закрыт, потекла тонкая струйка воды. Журчание наполнило маленькую комнату, пробуждая желание. Звук воды подталкивал к действию.

Рэйко обернулась, она хотела отпустить руку Каору, чтобы завинтить кран. Но юноша, наоборот, сжал ее руку и с силой прижал Рэйко к себе.

Поначалу она сделала вид, что сопротивляется, и ее лицо помрачнело. Прикоснувшись к ее коже, Каору ощутил, как борются в Рэйко противоречивые чувства. Материнские чувства с чувствами женскими.

Обнимая Рэйко, он оступился и повалился с ней на постель.

Подавленная видом кровати, лишившейся своего хозяина, в позе, как будто за плечами у нее была смерть, Рэйко боролась с накатывающим на нее оргазмом. Отовсюду, шелестя, надвигалась тень смерти. Вскипающее желание символизировало жизнь, но мысль о том, что сейчас, когда они этим занимаются, Рёдзи проходит обследование (пероксидами!), убивала возбуждение. Материнские инстинкты подавляли желание.

Совсем иначе чувствовал себя Каору. Его возбуждение вышло из-под контроля, душа, слившись с телом, устремилась к единственной цели.

Он не придавал особого значения тому, что Рэйко заражена. Сейчас его совершенно не волновало, что вирус скорее, чем через соприкосновение ртами, передастся через слизистые оболочки половых органов.

Когда они рухнули на кровать и лежали друг на друге, соединив губы, Каору принялся аккуратно расстегивать блузку Рэйко. Несмотря на небогатый сексуальный опыт, он вел себя как взрослый мужчина и чувствовал что-то необыкновенное.

Каору погрузился было в воспоминания о вчерашнем дне, а отец все говорил о том, как он не хочет, чтобы его сын подхватил этот вирус.

Отрицательный ли анализ?

Ты молод, осторожнее с женщинами.

Во всем будь очень внимателен.

Ты можешь поддаться минутному соблазну.

Эти слова впустую пролетали мимо ушей Каору. Он не мог смотреть отцу прямо в лицо. Казалось, такое безобидное дело — полюбить женщину, но оно полностью рушило все надежды отца.

— Эй, Бонза, ты меня слушаешь? — Хидэюки вывел из забытья блуждавшего мыслями где-то в пустоте Каору. Он уже давно не называл его Бонзой. Сознание Каору через силу вернулось назад.

— Не переживай, — сказал он, но Хидэюки продолжал смотреть на него с сомнением.

Некоторое время они молча глядели друг на друга. Наконец, когда обмен информацией, которую уже не выразить словами, был закончен, Хидэюки снова, как и в начале разговора, коснулся рукой коленной чашечки Каору:

— Послушай, ты понимаешь, ты же мое сокровище.

Каору положил ладонь на руку отца:

— Да, понимаю.

— Поэтому не сдавайся! Борись! Напряги весь свой ум и борись с этим гадом, который разрушает такие молодые тела.

Сначала Рэйко с ее просьбой о помощи, теперь отец с призывом к борьбе — он чувствовал, как «другие» оказывают на него давление. Но ведь если он заразится и окажется перед опасностью заболеть метастазным раком, эти люди перестанут быть «другими». Ему ничего не остается, кроме как бросить все силы на защиту собственного тела.

— Все не выходит из головы. Сайки сказал, что мои бывшие коллеги один за другим умерли от этой болезни. Таких, как ты, почти нет, — снова повторил Хидэюки.

— Возможно. — Каору пожал плечами. Отец и множество людей — кроме него — почему-то являлись носителями вируса.

— Должна быть какая-то причина.

— Ну, исследователям, например, легко заразиться, да и...

— Когда-то ты додумался сопоставить расположение поселков долгожителей с местами магнитной аномалии. Если сможешь, сделай карту плотности инфицированных в Японии и Америке. Или хотя бы собери информацию о профессиях заболевших. Собери всю информацию, какую сможешь. Сделай статистический анализ.

— Понял, попытаюсь.

— Мне кажется, такое большое количество заболевших не случайно. — Хидэюки, глядя в потолок, левой рукой потянулся к тумбочке и пошарил там. Он словно что-то искал.

Каору бросились в глаза несколько десятков бумажных листов, лежавших на тумбочке. Он взял их прежде, чем до них дотянулся отец.

— Это? — спросил он.

На первом листе был напечатан ряд букв:

AATGCTACTTACTATTAGTAGAATTGATGCCACCTTTTAGCTCGCGCCCCA...

Лишь мельком взглянув, он понял, что это запись базовой конфигурации гена.

— Эти распечатки принес Сайки.

— И что за гены здесь расшифрованы?

— А ты догадайся.

Сказав это, Хидэюки постучал себя по груди. У него было подозрение на метастазы в легких, и каждый свой день он проводил в обследованиях.

«Здесь же основная базовая конфигурация метастазного вируса!» Потрясенный, Каору разглядывал ряды букв. На нескольких десятках листов были напечатаны девять основных генных конфигураций. Испещрившие бумагу тысячи, десятки тысяч букв были чертежом дьявольского вируса.

9

Для начала Каору отправился в научно-исследовательский институт, где хранился значительный объем информации о проекте «Петля». Виртуальная история «Петли» хранилась в голограммах, поражающих воображение своим количеством: шестьсот двадцать на десять в двенадцатой степени. И даже сейчас, по прошествии двадцати лет, все это бережно сохранялось. До института удобнее было ехать на синкансене, чем на метро, и Каору, выйдя из здания университетской больницы, направился к станции.

Он прошел совсем немного, а на рубашке уже начал выступать пот. Часы показывали чуть больше двенадцати, и пассажиров было немного. Поэтому казалось, что кондиционеры работают с удвоенной мощью. Мокрая от пота рубашка тут же стала холодной. Каору почувствовал озноб.

Он достал из портфеля взятые у отца листы, на которых были напечатаны все базовые комбинации гена вируса метастазного рака. Сколько ни смотри на ряды из четырех букв ATGC, указывающих на тип такреотидов (основ), толку от этого никакого. Но Каору не знал, чем себя занять. Была бы у него с собой книжка, он хотя бы полистал страницы, но, к несчастью, он второпях ничего не положил в портфель.

Ген человека — это отдельный информационный блок, у вируса метастазного рака их было только девять. Между тем у человека их около тридцати тысяч, и можно представить, насколько вирус менее сложен.

Каждый ген может быть разделен на базовые комбинации, количество которых колеблется от тысяч до десятков тысяч. Первые три основы указывают на соответствующие им аминокислоты. Например, три тысячи букв ATGC образуют элемент, включающий в свой состав тысячи аминокислот.

Каору проглядел измятые страницы, а когда устали глаза, оторвался от них и стал смотреть на пейзаж за окном. Значки были мелко напечатанными, и оттого, что их приходилось рассматривать в трясущемся поезде, у Каору портилось настроение. Кроме букв встречались еще и цифры, чтобы сразу было понятно, с какой «основы» начинать.