Корнеев сидел на диване, заложив ногу за ногу. Одна нога была босой, и мне сразу вспомнился домовой Геннадий. Покосившись на меня, Витька продолжил странное занятие — капать из пробирки бесцветной жидкостью на пятку.
      — Ты чего? — спросил я.
      — Болит, — Корнеев выплеснул на ногу всю пробирку. — Нет, ты сам посуди! Хорошая живая вода. Очень свежая. Если бы, к примеру, у меня пятка была напрочь оторвана, то приросла бы в момент. А вот ушиб — не проходит!
      — Так отрежь пятку, потом займись лечением, — ехидно посоветовал я.
      Корнеев покачал головой:
      — Нет, Сашка. Это выход простейший, примитивный…
      — Корнеев, покажи пропуск, — попросил я.
      Витька вытаращил глаза.
      — Ты… чего?
      — Пропуск покажи!
      Видимо, тон мой был настолько серьезен, что Корнеев от растерянности подчинился. Убедившись, что он не собирается рвать в клочки бумажку с ненавистной печатью на фотографии, я присел рядом.
      — Витька, разговор есть серьезный. Очень важный.
      — Ну? — насторожился Корнеев.
      — Дубли… они живые?
      — Жизнь — отчеканил Корнеев, — есть форма существования белковых тел! Бел-ко-вых! А дубли у нас — кремнийорганические, ну или германиевые…
      Я разозлился.
      — Витька, ты мозги не пудри! Тоже мне… Амперян…
      — Сашка, да никто этого толком не знает! Лет двести уже споры идут! Какая тебе, фиг, разница?
      — Как это — какая? Если они живые, так какое право мы имеем их эксплуатировать?
      Витька едва не упал на пол.
      — Привалов, очнись! Тебе чайник эксплуатировать не стыдно? Или «Алдан» свой любимый?
      — Разные вещи! — я вздохнул. И рассказал Витьке всю историю.
      Корнеев явно растерялся. Минуту смотрел на меня, словно надеялся, что я рассмеюсь и признаюсь в розыгрыше. Потом напрягся, щелкнул пальцами, и перед нами возник дубль. Сходство с самим Витькой и грубияном из подвала было такое разительное, что я поежился.
      — Как дела? — спросил Витька дубля.
      — Пятка болит, — дубль бесцеремонно вырвал у него пробирку, уселся рядом и занялся самолечением.
      — Во. Иллюзия разумного поведения, — сообщил Витька. — Поскольку таким запрограммирован. Но все равно — дурак-дураком.
      Я неуверенно кивнул.
      — Побейся головой о стену! — приказал дублю Корнеев.
      Дубль строптиво осведомился:
      — А нафига?
      — Качество штукатурки проверяем.
      Дубль встал и принялся колотить лбом о стену. Монотонно, но далеко не в полную силу, отлынивая.
      — Вот, — Витька махнул рукой. — Живой пример! То есть, не живой, материальный! Живой себя так вести не будет!
      Дубль, заметив, что Витька уже на него не смотрит, снизил амплитуду ударов до минимума.
      — Понимаешь, Саша, ты человек в институте все же новенький, да и маг неопытный, — принялся рассуждать Корнеев.
      — К тому, что «Алдан» может за день такое рассчитать, на что сотне математиков месяц нужен, ты привык. А к тому, что машина может с виду на человека походить, пререкаться, беседу поддерживать — еще нет.
      — Витька, уж больно самостоятельно они себя вели…
      — Ну и что? Дубль — это продукт жизнедеятельности магов. А маги, знаешь ли, всегда склонны к самостоятельности. Вот гляди… надо мне, к примеру, вместо себя дубля на свидание послать.
      — Ну?
      — Делаю я его самопрограммируемым и самообучающимся. Дабы ни одна девушка не заподозрила, кто ее домой из кино провожает. Если вдруг она его пригласит домой, чаек попить и с родителями познакомить, дубль должен проявить инициативу, вести себя так, чтобы в следующий раз меня дорогим гостем считали.
      — Что потом?
      — Если я дублю велел самоликвидироваться по выполнению задания, то все в порядке. Если нет… ну, не подумал… то выйдет он за порог, и начнет дальше мной притворяться. Программа такая. И будет бродить, пока энергия не кончится. День, месяц… ну, смотря на какой срок я его зарядил.
      — А три года?
      — У Кристобаля Хозевича — возможно, — подумав сказал Витька. — Помнится, был у него дубль, который ездил в годичную командировку. Что скажешь, мастер…
      Витькин дубль зевнул, привалился лбом к стене, поморгал и исчез.
      — Во. Так оно и должно быть, — бодро сказал Витька. — Но бывают промашки. Что, пойдем в подвал, с дубляками разбираться?
      Я помотал головой.
      — Нет, Корнеев. Не надо. Знаешь, пусть лучше сидят… колдовать пытаются. Жалко.
      — Жалко… — пробурчал Корнеев. — Я же тебе все объяснил!
      И все-таки он казался изрядно смущенным и настаивать не пытался.
      — Может, еще с магистрами посоветоваться? — спросил я.
      — Это ты сам решай, — Витька стал обувать ушибленную ногу. — Во, проходит помаленьку… Чего ты дома-то не усидел?
      — Непривычно, — сознался я. — Решил еще поработать. Что, пойдем?
      — Давай через полчасика, — Витька покосился на заставленный колбами стол. — Я нас обоих странгрессирую, прямо в комнату. Лады?
      — Лады, — я поднялся и вышел в коридор. Витька меня все же немного успокоил. Но стоило припомнить унылое пение дублей, как по спине забегали мурашки. Нет, не все так просто.
      Было уже заполночь, и народ, похоже, начинал расползаться по домам. Я прошел в электронный зал — моих дублей уже не было, а в воздухе пахло озоном. Растворились… моей магической энергии никогда не хватало больше чем на пару часов. Я подошел к «Алдану», постучал пальцем по дисплею, потом потянулся к выключателю питания. Затарахтела пишущая машинка, скосив глаза я прочитал:
      «Только попробуй!»
      Вздохнув, я убрал руку. Пускай работает. Чем бы занять полчасика… точнее — часок, знаю я Корнеева…
      В дверь деликатно постучали, и я обрадованно крикнул:
      — Войдите!
      Появившийся в дверях лысый старичок с выбритыми до синевы ушами был мне знаком. Не то, чтобы часто пересекались, но все-таки однажды мне довелось поучаствовать в его эксперименте.
      — Проходите, Луи Иванович! — поднимаясь, сказал я. — Садитесь.
      Луи Седловой, кашлянув, прошел в зал. Изобретатель машины для путешествий по описываемому времени был мне очень симпатичен. Многие, Витька например, относились к нему с иронией, считая Луи Ивановича кем-то вроде Выбегалло. Действительно, работы Седлового грешили такой же красивостью и показушностью, но, все-таки, были куда интереснее и полезнее. Машиной времени, например, очень заинтересовались историки и литературоведы, а Союз Писателей уже выступил с предложением запустить ее в широкое производство — дабы каждый автор мог побывать в собственноручно сотворенном мире и поглядеть на все безобразия, которые там творятся.
      Нравилось мне в Седловом и то, что мужественно борясь с шерстью на ушах, он никак не пытался скрыть ее существования. Каждый день он появлялся с залепленными пластырем царапинами, и виновато объяснял в ответ на иронические взгляды: «Вот… лезет, проклятая… особенно по осени, к холодам…»
      — Александр, здравствуйте, милейший… — Седловой казался изрядно смущенным. У меня закралось легкое подозрение, что заглянул он ко мне не случайно.
      — Садитесь, Луи Иванович, — повторил я. — Может, кофе сварить?
      — Нет, нет, ненадолго я… — Седловой отвел глаза. — Александр, вы уж простите за такой вопрос… вы не в курсе, куда моя машина времени подевалась?
      — Ну… осталась где-то там, у Пантеона-Рефрижератора, рядом с Железной Стеной, — растерянно ответил я. — Помните же, я вернулся без нее…
      — Да нет, нет, не та, новая, вторая модель, которую я для писателей собирал…
      Секунду я ничего не мог понять. Потом понял и пожалел об этом.
      — Луи Иванович… — пробормотал я. — Простите, не в курсе. Не брал.
      Мне стало гадко и стыдно.
      Седловой протестующе замахал руками.
      — Александр, да что вы, что вы! Как я мог такое предположить! Я, знаете, крайне вам признателен, еще с тех самых пор, как вы мне с демонстрацией помогли! Очень высокого мнения о вас! Совсем о другом речь…
      Смущаясь и временами трогая мочки ушей, Седловой принялся торопливо объяснять. Оказывается, вот уже с неделю, как он замечал странные вещи. Началось с того, что, зайдя утром в лабораторию, он обнаружил машину времени передвинутой в другой угол. Значения этому Луи Иванович не придал, списав все на бестолковых домовых. Но странности продолжались. С дивной регулярностью машина времени меняла расположение, укрепляя Седлового в мысли, что кто-то по ночам ей тайком пользуется. Как правило, Луи Иванович, человек немолодой, а недавно еще и женившийся, уходил домой рано. Сегодня, однако, он попытался подкараулить таинственного визитера. Но стоило ему на полчаса выйти из лаборатории, как я понял — к старому приятелю Перуну Марковичу, как машиной времени воспользовались снова. Мало того, что воспользовались — машина оказалась забрызганной грязью, а возле нее валялся очень странный предмет…
      И Луи Иванович смущенно достал что-то из кармана и подал мне.
      С минуту я разглядывал удивительный предмет. Была это маленькая пластмассовая пластинка на пластиковом же ремешке. Пластинка была прикрыта тонким стеклом, под которым на сером фоне четко вырисовывались черные цифры. Сейчас они показывали «00:21». С боку пластинки были две крошечные кнопки, нажав на одну из них я заметил, что стекло слабо подсветилось изнутри, нажав на другую — добился смены цифр на «30:11».
      — Какой-то прибор, — сказал я, с восхищением разглядывая устройство. — Удивительное устройство дисплея… интересно, что он может измерять…
      Седловой кашлянул и виновато сказал:
      — Полагаю — время…
      Я схватился за голову. Посмотрел на свой «Полет» — полпервого ночи. Только и нашелся, что сказать:
      — Отстают.
      — Нет, Саша, я проверял, очень точно идут. Прямо-таки хронометр. Это ваши — спешат.
      — Вторая цифра, видимо, дата, — предположил я. — Великолепно. Луи Иванович, это надо как следует исследовать!
      — Да, конечно. Александр, вы не подскажете, где применяются такие устройства?
      — Я, конечно, не специалист… — признал я. — Но с подобными часами не встречался.
      — А сложно такое сделать? Вещица-то электронная, вам виднее. Я попытался представить себе электронное устройство для измерения времени. Самое простое, которое только можно сделать. На германиевых транзисторах, или на микросхеме, вроде той, что недавно вмонтировали в «Алдан»… Наручных часов никак не получалось. Будильник получался, очень симпатичный, со светящимися циферками на электронных лампах-индикаторах и с питанием от розетки. А наручные часы — никак.
      — Луи Иванович, — признался я. — Ума не приложу, как такое сделать. Возможно, какая-то магическая разработка?
      Седловой покачал головой.
      — Да я вначале так и подумал, Саша. Проверил, как мог, магии нет.
      — Луи Иванович, — предложил я. — А давайте еще у кого-нибудь спросим? У Витьки Корнеева… он по таинственным исчезновениям специалист. Сколько раз диван из запасника вытаскивал.
      — Полагаете, он? — заинтересовался Седловой.
      — Нет, нет, — запротестовал я. — Ну… просто опыт какой-то…
      — Пойдемте. Если вам не очень сложно…
      Я замахал руками. Мне было интересно. Мне было прямо-таки крайне интересно. Если где-то делают подобные механизмы — то… Все мои представления об электронике летели к чертям.
      Мы отправились к Витьке. Седловой суетливо бежал рядом, бдительно поглядывая на часы в моей руке.
      — Только не уроните… — попросил он.
      Но я держал часы крепко, борясь с искушением нацепить их на руку. Мы вошли к Витьке в тот момент, когда он наполнял водой из крана большое ведро. Корнеев покосился на нас и поздоровался с Седловым.
      — В живую воду будешь превращать? — спросил я.
      — Нет, конечно. Пол хочу протереть, насорил за день, неудобно так оставлять. Сейчас я…
      — Витька, погляди…
      Я протянул ему часы, и Луи Иванович принялся рассказывать историю их таинственного появления. Корнеев заинтересовался.
      — Хорошо сделаны, — одобрительно заявил он, покачивая часы на ладони. — Изящно.
      — Магия? — полюбопытствовал я.
      — Да нет, и не пахнет… Сашка, ты их открывал?
      — Нет.
      Витька порылся в столе, достал тонкую отвертку. Задумчиво посмотрел на часы, и поддел заднюю крышечку. Та, щелкнув, отвалилась.
      — Осторожно-осторожно! — заволновался Луи Иванович.
      Мы склонились над часами.
      Внутри они были заполнены крошечными детальками, соединенными совсем уж тонкими проводочками. Я углядел что-то, напоминающее резистор, но больше знакомых элементов не было. Крошечная металлическая таблеточка, занимавшая чуть ли не треть объема часов, почему-то вызвала живейшее любопытство Корнеева. Он потрогал ее пальцем и заявил:
      — Батарейка. Слабенькая. Одна десятая ампера.
      Мы стали изучать часы дальше и обнаружили на крышке надпись, из которой следовало, что сработаны они в Гонконге.
      — Ничего не понимаю, — признался я. — С каких пор в Гонконге такое делают?
      — Да, это тебе не дублей пугаться, — признал Витька. — Слушай, а ведь если на таких деталей ЭВМ собрать, так она в чемодан влезет.
      — Брось. Еще шкаф для устройства памяти потребуется!
      — Может быть… — Корнеев уселся на стол. — Луи Иванович… вы никому про эту штуку не говорили?
      Седловой покачал головой.
      — Только Саше. Он все-таки специалист. Я-то больше по старинке… полихордальные передачи, темпоральные фрикционы… электроникой не балуюсь.
      — А не могло ли такое случиться, — предположил Витька, — что некто, пользуясь вашей машиной времени, добыл это устройство из мира вымышленного будущего?
      Луи Иванович потер затылок.
      — Сомнительно, коллега. Крайне сомнительно. Товарищ Привалов это будущее наблюдал собственными глазами… оно крайне разрежено и малореально. Предметы оттуда не возьмешь, сразу дематериализуются.
      — Точно?
      Я покачал головой:
      — Витька, ты помнишь, как меня высмеивал с попугаем? Мол, ни один писатель не придумает такого попугая, чтобы он выжил в реальном мире!
      — Это попугай, он живой! А материальные предметы — они проще…
      — Ну, какую-нибудь лопату или кирпич привести можно, — признал Седловой. — Если автор их хорошо представляет, и описывает очень реально. Но чтобы добиться реальности столь сложного устройства, ему пришлось бы в деталях представить его работу. Так реально, как если бы он мог его собственноручно собрать!
      — Давайте осмотрим место происшествия, — предложил Витька.
      — Пойдемте, — обрадовался Седловой. — Честно говоря, я уже подумывал, не привлечь ли соответствующие органы… но ведь состава преступления нет, правда?
      Мы отправились в его лабораторию.
      В отделе Абсолютного Знания уже никого не было. Абсолютники редко задерживались сверх установленного рабочего времени, и свет дежурных ламп делал коридоры нескончаемо длинными и неуютными. Вдалеке свет горел ярче, и я немного удивился, что в отделе профессора Выбегалло кто-то, по-видимому, еще работал.
      — Сейчас, сейчас, — хлопая по карманам в поисках ключей, сказал Луи Иванович. — Куда же я их положил… ох, на столе ведь оставил!
      Он толкнул незапертую дверь, и мы вошли.
      Лаборатория Седлового напоминала слесарную мастерскую. Может быть, уши у него обрастали шерстью, но все свои странные изобретения он собирал собственными руками. Здесь было светло, пахло смазкой и свежими стружками. На верстаке высилась немыслимая конструкция из алюминиевых трубок и стеклянных шаров, слегка задрапированная брезентом. Не знаю, что уж это такое было, но Седловой смутился. Однако удивительным было не это. В дальнем углу, на деревянном помосте, рядом с машиной времени, копошилась какая-то четвероногая мохнатая фигура. Вначале мне показалось, что это старый облезлый медведь, и я попятился. Но уже в следующую секунду мне стало ясно, что зверь попался куда более крупный. Это был не кто иной, как Амвросий Амбруазович Выбегалло.
      — А… добрый вечер, Амвросий Амбруазович… — растерянно сказал Луи Иванович. — Чему обязан?
      Выбегалло степенно поднялся с колен и окинул нас ничуть не смущенным взглядом.
      — Я тут, значится, вещичку одну потерял, — сообщил он.
      — Посторонние тут часто бывают, нес па?
      Седловой растерянно посмотрел на Корнеева. Витька торжественно поднял за ремешок часы.
      — Не эту ли вещичку?
      — Ма монтр! — воскликнул Выбегалло, быстро направляясь к нам. — Мои часы, так! Нехорошо, понимаете, молодой человек! Мораль надо соблюдать!
      Он ловко выхватил из рук Витьки часы и принялся, сопя, надевать их на правое запястье — на левом часы уже имелись. Получалось у него плохо, так как ремешок явно был мал, может быть, даже рассчитан на женскую или детскую руку.
      — Как прискорбно, — не прекращая своих попыток, сказал Выбегалло, — что и в стенах института… Да. Корнеев ваша фамилия?
      Витька позеленел, и я понял, что сейчас начнется нечто страшное.
      — Амвросий Амбруазович, — быстро спросил я, — откуда такая дивная вещь? Ваше изобретение?
      Выбегалло спрятал часы в карман и подпер бока руками.
      — Вопрос ваш, мон шер, преждевременный и провокационный. Мы его гневно отметаем. Завтра в одиннадцать ученый совет, приходите, любопытствуйте.
      Он повернулся к Седловому и более добродушным тоном продолжил:
      — Возвращаюсь к себе, значится, смотрю — ан нет часов! Жэ пэрдю, не поймите превратно, ма монтр! Где, думаю? Здесь, у вас, ответ несомненен! Я-то думаю, приду обратно, они лежат, ждут, понимаете ли, хозяина! Ан нет!
      — Товарищ Выбегалло, — ледяным голосом спросил Корнеев,
      — а что вы делали в лаборатории Луи Ивановича?
      Амвросий Амбруазович покосился на Витьку.
      — Вопрос ваш, юноша, слабоадекватен! Позволительно его задавать товарищу Седловому, а не вам… да еще после сомнительной истории с часами!
      Корнеев приобрел бледно-зеленую раскраску, пошел пятнами, и исчез. Через мгновение из коридора донеслись такие звуки, словно кто-то яростно рвал волосы из чьей-то клочковатой бороды. Еще через мгновение Витька странгрессировался обратно, немного успокоившийся, но в нормальную окраску так и не вернувшийся. Самым забавным было то, что звуки из коридора не стихли — очевидно, не удовлетворенный краткостью расправы с дублем Выбегалло, Корнеев сотворил еще и собственного двойника, который эту экзекуцию заканчивал.
      — Амвросий Амбруазович… мне тоже очень интересно… чем обязан вашему визиту… — слабо сказал Седловой.
      — Хорошо! Мы от прямых вопросов не уходим, а достойные ответы имеем на все происки! — Выбегалло положил руку на плечо Седлового, и тот слегка присел. — Шер мой ами, Иваныч! Как вы помните, мы с вами еще в прошлом году договаривались о совместных экспериментах и использовании оборудования друг друга! С целью экономии средств и повышения производительности!
      — Это когда мне автоклав потребовался? — моргая спросил Седловой. — Но… я полагал, что вы будете ставить меня в известность… все-таки ценная техника…
      — Ву завэ тор! — изрек Выбегалло. — Всяческим… данфан, — он сверкнул в мою сторону глазами, — вы оборудование доверяете! А во мне сомневаетесь?
      — Нет, но…
      — Ваше участие в моем гениальном эксперименте будет упомянуто. В том или ином разрезе, — сообщил Амвросий Амбруазович. — Можете не сомневаться. А вот всяческую бумажную волокиту, когда она мешает нам лично, мы отвергнем как бюрократизм и перестраховщину!
      Луи Иванович часто заморгал. Похоже, человеком он был мягким и сильно комплексующим из-за собственной ушной растительности.
      — Да, но… — забормотал он.
      Тем временем звуки в коридоре смолкли и в дверь заглянул корнеевский дубль.
      — В ушах — рвать? — спросил он.
      — Конечно, — мстительно сказал Витька. Дубль исчез, и звуки возобновились, причем даже стали громче.
      — Это недостойные происки, — косясь на дверь, сказал Выбегалло. Похоже, несмотря на то, что был он дурак и подлец, но сметки житейской не утратил.
      — О чем вы? — предельно вежливо спросил Витька. Выбегалло поежился и пробормотал, обращаясь только к Седловому и начисто нас игнорируя:
      — Де рьен, Луи Иванович. Приходите завтра на ученый совет. А демэн.
      Звуки в коридоре снова стихли и вновь появился Витькин дубль. Взгляд у него был растерянный, как у любого хорошо сделанного дубля, выполнившего задание, но не оставшимся вполне удовлетворенным. Он раскрыл рот, собираясь было что-то еще спросить, но тут увидел Выбегалло, расцвел в улыбке и направился к нему. Выбегалло попятился. Корнеев тоскливо посмотрел на целеустремленную поступь дубля, его засученные рукава, потом вздохнул и щелкнул пальцами. Дубль растворился.
      — За гнусные диффамации… — пробурчал с облегчением Выбегалло. И, шаркая валенками, вышел.
      — Все-таки, уважаемый Амвросий Амбруазович не совсем прав, полагаю, — робко сказал Седловой. — Не так ли, молодые люди?
      Корнеев посмотрел на него и вздохнул:
      — Таких как Выбегалло, надо брать за воротник и рвать шерсть из ушей. Это однозначно, Луи Иванович. На вашем месте…
      Седловой густо покраснел.
      — Шерсть, молодой человек, это беда общая, и не стоит так на ней акцентировать…
      Витька смутился.
      — Был бы он просто дурак, хам или подлец, — сказал я. — А так ведь — все сразу, и в одном флаконе.
      — Луи Иванович, нет никаких сомнений, что Выбегалло при помощи вашей машины принес часы из воображаемого будущего, — сказал Корнеев. — И, полагаю, не только часы.
      — Ну, ничего криминального в этом нет. Удивительно лишь, что он нашел мир, где подобные изобретения реальны.
      Витька двинулся к машине времени. Осмотрел ее, едва ли не обнюхал, потрогал какие-то шестерни и покачал головой.
      — Внешний вид надо улучшать, — быстро сказал Седловой.
      — Дизайн, так, если не ошибаюсь, ныне принято говорить. А то даже корреспондентам показать неудобно. Но сама машина вполне работоспособна!
      Пережитки в сознании у него все-таки наличествовали в полной мере.
      — Луи Иванович, — спросил Витька, — возможно выяснить, где побывал Выбегалло?
      — Нет, друг мой, — вздохнул Седловой. — Я работаю над механизмом автопилота, но пока… Надо у Амвросия Амбруазовича спросить.
      — Так он и ответит, — Витька выпрямился. — Да. Интересный расклад получается. Сашка, тебе хоть один реальный мир попадался?
      — Откуда? Да я и был-то недолго.
      — Пошли домой, — решил Витька. — Завтра на ученом совете следует быть свежими и отдохнувшими. Похоже, У-Янус об этом нам и говорил.
      Я кивнул. У меня складывалось нехорошее ощущение, что Витька прав. И что каша завтра заварится еще та… Но я все же заметил:
      — Меня-то вряд ли на ученый совет пригласят.
      — Пригласят. Кто у нас по электронным делам специалист? А Выбегалле теперь дороги назад нет, часики придется показывать. Луи Иванович, вас домой подбросить?
      Седловой замахал руками:
      — Нет, нет. Я так… пешочком. Воздухом подышу, подумаю. Спасибо, юноша.
      Мы вышли в коридор, чтобы, трансгрессируя, случайно не попортить какого-нибудь оборудования. Корнеев мстительно пнул ногой гору клочковатой грязной шерсти на полу, и мы перенеслись в общежитие.

 
      В это утро мы с Витькой проснулись одновременно, и молча, не сговариваясь, двинулись умываться. Настроение у нас было, как у солдат перед боем. Корнеев фыркал, плескаясь холодной водой, и временами приговаривал:
      — За гнусные диффамации, значит… Будет вам диффамация, гражданин Выбегалло…
      — Витька, ну а что мы реально сделать можем? — спросил я. — Даже если Выбегалло натащил из придуманного будущего всяких фантастических изобретений — в чем его обвинять? Он же скрывать не будет, что не сам все придумал.
      — Теперь не будет!
      — Угу. Теперь. Он в свою заслугу поставит тот факт, что к нам доставил.
      — Использование магии в корыстных целях, — Корнеев был жизнерадостен и уверен в победе. — Знаешь про такую статью?
      — Это еще доказать надо, что в корыстных.
      — Докажем!
      Мы отправились в столовую, где вступили в победоносную схватку с тушеной капустой. На середине завтрака к нам подсел бледный Юрик Булкин.
      — Ребята, тут такие дела… с меня Выбегалло плакаты новые требует. Об экономии продуктов, правильном пережевывании пищи и прочем…
      — Дошутился? — Корнеев захохотал, хлопая его по плечу.
      — Плюнь. Забудь.
      — Как это — забудь? Мне Жиан велел адекватно отреагировать!
      — А, — Витька прищурился. — Адекватно? У тебя василиски еще остались?
      — Остались.
      — Так вот возьми одного, и доставь на рандеву с Выбегаллой. А потом укрась вестибюль статуей.
      Юрик испытующе смотрел то на меня, то на Витьку. Человек он был в институте новый, и не всегда понимал, где шутка, а где правда.
      — Виктор, а ты уверен, что Жиакомо именно это имел в виду? — спросил Юрик с проснувшейся надеждой.
      — Не уверен, — неохотно признал Корнеев. — Просто плюнь и забудь. Это и имелось в виду. А у Амвросия сегодня будет достаточно проблем… не до тебя ему будет.
      Булкин благодарно закивал. Шепотом спросил:
      — Говорят, Выбегалло сегодня доклад на ученом совете делает?
      — Делает, — признал я.
      — Можно там поприсутствовать? Говорят, тот еще цирк ожидается.
      — Вряд ли. Да ты спроси Жиана, он же твой начальник. Может и проведет.
      Юрик помотал головой. Перед Жианом он робел больше, чем перед живым василиском.
      — А, ладно… потом расскажешь, Витька?
      Корнеев кивнул, и Юрик побрел к кассе, подхватив со стола свободный поднос. Я его вполне понимал, Жиан Жиакомо был личностью крайне уважаемой, магом потрясающей силы, но при этом каким-то неуловимым, держащимся от всех в отдалении. Даже Кристобаль Хозевич, с которыми они были так похожи, что я поначалу их путал, казался по сравнению с Жианом рубаха-парнем.
      — Значит так, Сашка, — рассуждал Корнеев. — Ты первым в бой не лезь. Действуй по моему сигналу, если что. Я сейчас поговорю с Ойра-Ойрой, с Почкиным, с Амперяном. Старики пускай с Выбегалло по-интеллигентному воюют, а мы его будем бить его же методами.
      — Это как?
      — Увидишь, — Корнеев потер ладони. — Преклонение перед Западом… часики-то гонконговские…
      — Это восток.
      — А, какая разница! Некорректное использование чужих приборов, отсутствие прикладного эффекта…
      — Витька. Нельзя бороться с дураками и резонерами их оружием, — отхлебывая какао, сказал я.
      — Почему?
      — Они этим оружием лучше владеют, поверь. Либо проиграешь… либо шерсть из ушей полезет.
      Корнеев загрустил.
      — Ну что ты такой пессимист, Сашка! Надо же что-то делать!
      — Надо, — признал я. — Но — не это.
      Мы еще поспорили немного, и по лабораториям разошлись, едва не поссорившись. Работалось плохо. Я отдал забежавшему Володьке его расчет, мы немного посудачили о Выбегалло и решили, что надо ориентироваться по ситуации. Потом девочки подошли ко мне с вопросом о никак не поддающейся оптимизации программе, и почти на час я полностью забыл об Амвросии Амбруазовиче. Это был хороший час. Но он кончился телефонным звонком.
      — Александр Иванович? — вежливо поинтересовался У-Янус.
      — Да, Янус Полуэктович, — непроизвольно вставая, сказал я.