- Где ранило? - спросил комдив.
      - У этой, как ее...
      - У Мендухари?
      - Вот-вот... Сначала пулей в руку. А после мина разорвалась. Ротный Михайличенко отправил на ППМ. Такой бой идет, а я отвоевался.
      - Фашистов много побил?
      - Не до счету было, товарищ гвардии полковник. За троих ручаюсь - из автомата во второй траншее скосил.
      - Молодец! - похвалил Щеглов.
      - Я-то? - удивился солдат. - Таких молодцов у нас целая рота.
      Полковник взглянул на часы. Уже сорок минут оперативная группа в пути, а ведь в бою обстановка нередко меняется мгновенно. Надо торопиться.
      Багровое солнце медленно ползло по гряде высот, задело за Воронью гору и скрылось. Приближались сумерки.
      - Ночь нам поможет, - произнес Щеглов. - Скоро ли доберемся?
      - Дошли. Видите блиндажи? Тут обосновался сто девяностый полк.
      Щеглова и его спутников заметили. Им навстречу торопливо шагали Афанасьев и Евсеенков.
      - Хочу здесь на время остановиться, - сказал Щеглов командиру полка. - Не посетуешь на соседство?
      - А мы думаем вперед уходить, - усмехнулся Афанасьев. - Если и останемся, так до утра только.
      - Да, задерживаться не к чему. Как у вас? Судя по твоему комиссару, жарко?
      Евсеенков с полчаса назад вернулся из батальона Панфилова. Почерневшее лицо, горящие глаза, халат в пятнах и подпалинах - всё говорило о том, что Александр Корнеевич побывал в серьезной переделке. Но он не стал вдаваться в подробности, только заметил:
      - Парилку фашистам устроили хорошую.
      - А вы что под крышу не приглашаете?
      - Идемте, товарищ гвардии полковник. Тут целый город под землей. Выбор жилья большой.
      На дощатом полу блиндажа лежал артиллерийский целлулоидный круг с немецкими надписями, в углу была свалена груда газет и журналов. На подоконнике зеленела крохотная искусственная зеленая елочка.
      - Раскройте дверь, - резко сказал комдив. - Здесь еще задохнешься! Всю фашистскую дребедень выбросить и сжечь.
      Щеглов уселся за стол, распахнул полы бекеши.
      - Что там с Мендухари? - спросил он Афанасьева.
      - Не удалось с ходу взять. Немцы закрепиться успели. Бьют из пушек и минометов. Танки у них...
      - Завтра будет еще труднее. Командир корпуса приказал взять Мендухари ночью. Понятно?
      - Сколько еще отсиживаться будем, Тимофей? - вздохнул Виктор Иванов, жадно затягиваясь цигаркой. Его обветренное худощавое лицо на мгновение осветилось красноватым светом.
      Сосед Виктора, старательно протиравший тряпицей запотевший автомат, был более уравновешен.
      - Не ворчи, - успокаивал он товарища, - и до нас черед дойдет. Имеешь орден Славы? Будет и второй.
      Виктора и Тимофея часто принимали за братьев, - оба Ивановы, держатся рядышком. Автоматчики не спорили. Братья так братья. Не всегда и родные живут так дружно. А что один ленинградец, другой из Орехово-Зуева, так не всё ли равно!..
      Разговор друзей прервало появление посыльного из штаба. Подполковник Афанасьев срочно вызывал командира роты автоматчиков.
      Капитан Массальский возвратился около полуночи. С одного взгляда на батю, как звали автоматчики своего двадцатитрехлетнего командира, и Тимофею и Виктору стало ясно: сидению в блиндаже пришел конец.
      Капитан коротко ознакомил солдат с боевой задачей.
      - Выходи! - скомандовал он.
      Ночную темь озаряли то желтоватые, то малиновые вспышки орудийных выстрелов. Переливаясь разными цветами, играли в небе огни ракет.
      Неподалеку от Мендухари рота остановилась. Здесь ее встретили комбат Ефименко и парторг полка Сень.
      Ефименко коротко ознакомил Массальского с данными батальонных разведчиков, на местности показал немецкий дзот, сообщил о засеченных батареях.
      - Дружный вы народ, автоматчики! - напутствовал гвардейцев Сень. - Небось истосковались по настоящему делу? А тут можно показать, что такое дерзость и боевая удаль.
      ...По лощинам и овражкам, где ползком, зарываясь в снег, где полусогнувшись, перебежками, взвод лейтенанта Капустинова пробирался в тыл к немцам. Автоматчики растворились в снежном море.
      В одном месте наткнулись на часового. Его сняли тихо, не успел даже крикнуть, - и продолжали двигаться к южной окраине деревни, где стояли вражеские батареи.
      Массальский нетерпеливо ждал условного сигнала. Сержант Николай Кривошеев с несколькими солдатами незаметно подполз к дзоту, закрывавшему путь в деревню. Без единого выстрела покончили с гарнизоном. Можно было двигаться вперед, но Капустинов всё не подавал о себе вестей.
      - Держаться друг от друга на дистанции пятнадцать - двадцать метров, предупреждал Массальский автоматчиков. - Патронов не жалеть - всё время стрелять. Пусть думают - не рота, а целый полк окружает Мендухари.
      Наконец-то он увидел вспыхнувшие за деревней три красные ракеты. Донеслись автоматные очереди. В тот же миг залился свисток: в атаку! Автоматчики рванулись к деревне.
      Всё перемешалось в ночной мгле. И с тыла и с фронта секли по немцам свинцовые ливни. Над полем разнеслось такое многоголосое и громкое ура, что, казалось, оно вырывается из сотен глоток. Парторг Сень включил радиорепродуктор с усилителем и запустил пластинку...
      Гарнизон Мендухари, днем остановивший батальон, двигавшийся при поддержке танков, сейчас не устоял против роты автоматчиков и бежал. Лишь в отдельных местах завязывались горячие схватки.
      Тимофей и Виктор Ивановы действовали в правофланговой группе. Не успели они приблизиться к строениям, как из развалин сарая застрочил пулемет. Снова пришлось залечь. Тимофей подкрался к немцам, ловко метнул гранату. Услышал стоны. Капут!
      Побежали дальше. Из каменного подвала вел огонь станковый пулемет. Опять залегай.
      - Обожди! - бросил другу Виктор и пополз к массивным бетонным трубам, лежавшим у дома. Скрылся в одной из них, но вскоре выполз обратно.
      - По этим трубам и подберемся.
      Последнее бетонное кольцо лежало метрах в тридцати от подвала.
      - Покатим, - шепнул Тимофей.
      Автоматчики, упираясь ногами в снег, начали толкать тяжелую трубу. Она сперва не поддавалась, примерзла к земле. Долго мучились, но стронули с места. Пот лил ручьем, соленые капли слепили глаза, а всё же они подкатили бетонную громадину к самой амбразуре. Швырнули вниз по гранате, и пулемет замолчал.
      В деревне еще гремели выстрелы. Тимофей и Виктор заторопились на помощь товарищам. В узкой улочке друзья разминулись. Тимофей! - окликнул друга отставший Виктор, но в ответ просвистела пуля. Боец камнем упал в снег, дал очередь и тотчас скрылся за углом дома. Позиция оказалась неудобной - автомат он держал в левой руке, но это не помешало солдату уложить еще трех гитлеровцев.
      Где же Тимофей? - беспокоился Виктор.
      Рота захватила три вражеские батареи со штабелями снарядов, много других трофеев. Подсчитывать их не стали - некогда. Командир приказал занять круговую оборону в полукилометре впереди деревни. Виктор и автоматчик Хазов отрыли в снегу несколько окопчиков, положили рядом с собой по трофейному автомату с несколькими снаряженными магазинами.
      Еще не рассвело, когда немцы предприняли контратаку. Минут десять обстреливали деревню из орудий и минометов. Массальский смеялся, - в Мендухари он не оставил ни одного человека.
      Артиллерия перенесла огонь, показались фигуры немецких солдат. Их подпустили близко и ударили неожиданно из пулеметов и автоматов.
      Иванов и Хазов, перебегая с места на место, не жалели патронов. Врагу, вероятно, казалось, что на их участке обороняется не меньше отделения наших бойцов.
      Приближалось утро. Настороженная тишина, нарушаемая редкими выстрелами, нависла над Мендухари.
      - Как будто успокоились, - глухо проговорил Виктор, расправляя занывшие плечи. Много сил отняла эта боевая ночь. Подремать бы...
      - Жив! - вдруг раздался над самым ухом голос Тимофея.
      Виктор обнял друга.
      - Куда же ты пропал? - укорял он Тимофея.
      - А ты куда? Ну ладно, разберемся, скоро нас сменят.
      Мимо автоматчиков прошагали два отделения.
      - Жми, гвардия! - крикнул однополчанам Тимофей. - Немцам тут ночью спать не давали. Носом клюют.
      - И днем не отдохнут, - донеслось в ответ. На рассвете Афанасьев перенес в Мендухари свой командный пункт.
      - Благодарю автоматчиков, гвардии капитан! - сказал он Массальскому.
      - Задачу мы выполнили, - ответил командир роты. - Давайте новую, пока народ веселый, товарищ подполковник.
      - Подержу вас пока в резерве. Отдыхайте. Теперь очередь Ефименко.
      За ночь батальон Ефименко отдохнул. Подошли танки, подтянулась артиллерия. Афанасьев приказал батальону занять Солози, еще один сильный опорный пункт противника на дороге Пушкин - Красное Село.
      - В лоб не лезть, - предупредил он комбата. - Знаешь, ведь тут у них каждый метр пристрелян.
      6
      Мощные удары с малой земли и из-под Пулкова поколебали вражескую оборону. Северный вал затрещал в разных местах. С гулом канонады на фронте смешивались раскаты взрывов в немецком тылу - партизаны громили неприятельские гарнизоны, пускали под откос поезда с техникой и живой силой.
      Фронт под Ленинградом и почти на всем северо-западе превратился для фашистов в огнедышащий вулкан. Командующий группой Север фельдмаршал фон Кюхлер нервничал, заклинал командиров частей стоять на месте, бросал в бой свежие силы, чтобы одержать наступление советских войск.
      В полосе наступления гвардейского корпуса появились новые немецкие части, подошедшие из Пушкина, Гатчины.
      - Штопают Тришкин кафтан, - определил Симоняк. - Надолго ли их хватит?
      Командарм Масленников решил использовать успех, достигнутый гвардейским корпусом, для расширения прорыва и углубления клина.
      - Нажимайте, товарищ Симоняк, - говорил он комкору. - Нам надо вырываться на оперативный простор.
      За два дня боев гвардейцы взломали первый рубеж, главной полосы обороны противника и вклинились во второй. Симоняк приказал Щеглову повернуть дивизию вправо, пробиваться к Дудергофским высотам - сердцевине всей неприятельской обороны на этом участке Ленинградского фронта.
      - Начинайте грызть Орех.
      Как купол Исаакия возвышается над Ленинградом, так и Орех - Воронья гора высится над окружающей местностью. С Вороньей немцы корректировали огонь своих батарей, стрелявших по Ленинграду.
      - Начинаем, - ответил Щеглов. - Зубы пока не притупились.
      - А уж ура-то вы умеете кричать! Пластинки пока целы?
      - Куда им деваться!
      Симоняк вдоволь посмеялся, узнав о хитрости, к которой прибегли во время штурма Мендухари. Смекалка сберегла немало людей.
      Комкор нацеливал основные силы на Красное Село.
      Это и будет удар под вздох, - думал он, вспомнив беседу с бойцами корпуса.
      Все они славно воевали и здесь, под Пулковом: правофланговые гвардейцев Тимофей Пирогов, Федор Бархатов, Алексей Баранов, Николай Олейник, Иван Железнов, Александр Панчайкин... Парторг пулеметной роты Иван Бурмистров, как и в дни прорыва блокады, с боевыми друзьями отправился в глубокий рейд по вражеским тылам. Пулеметчики оседлали перекресток дорог и, засев на высотке, подкараулили ночью колонну. В тылу у гитлеровцев поднялась паника. Около трехсот немцев перекосили пулеметчики в коротком бою.
      Да, воюем мы теперь по-другому. Не так, как у Тосны-реки. И даже не так, как на Неве, - раздумывал Симоняк, пробегая глазами очередные донесения из частей. Трусов стоял рядом, держа в руках еще какие-то бумаги.
      - Показания пленных, перехваченные радиограммы, - объяснил он.
      - Стоит смотреть?
      - В радиограммах всё больше заклинания - стоять, держать... А пленные сообщают важную новость. Немецкое командование начинает отвод войск из-под Урицка и Стрельны.
      - Понятно. Почувствовали, что клещи смыкаются. Нельзя выпускать. Передайте Романцову - пусть вместе с танкистами усилит нажим на Красное Село. А я съезжу к Путилову.
      45-я дивизия наступала на левом фланге корпуса. Участок Савелию Михайловичу достался трудный. Одним полком еще в первый день наступления Путилову пришлось прикрывать свой фланг - со стороны Александровки. Там у немцев был сильный гарнизон, предпринимавший контратаки на поселки Синда и Рехколово. Успеха противнику эти контратаки не приносили, но отвлекали силы наступающих.
      Облегчил положение гвардейцев ввод в бой 85-й дивизии. Наступая левее, она ворвалась в Александровку. Но и после этого у Путилова не всё клеилось.
      Юркий вездеходик быстро домчал комкора до штаба 45-й дивизии. Путилова на месте не оказалось.
      - Пошагал в сто двадцать девятый полк, - объяснил полковник Миленин.
      Полком этим командовал однокашник Афанасьева Николай Захаров - с прошлого лета, когда погиб под Синявином Кузнецов. Выдвигая Захарова, Симоняк как будто не ошибся. Свой первый самостоятельный бой бывший начальник оперативного отделения дивизии проводил довольно успешно.
      Перед третьей вражеской траншеей полк натолкнулся на яростное сопротивление немцев. Здесь оказался штаб вражеского пехотного батальона. Попробовали обойти слева - не вышло, режут из Рехколова... А что, если опорный пункт атаковать справа, где вырвался вперед полк Кожевникова? Захаров связался с Яковом Ивановичем.
      - Не возражаешь?
      - Чего ж, если так тебе лучше, - ответил Кожевников.
      Захаров оставил для прикрытия с фронта стрелковую роту и пулеметчиков, а основные силы направил в обход. Противник стал откатываться. Из глубины его обороны появилось шесть танков. Остановились у Ханнолова, открыли огонь. Успели сделать десятка полтора выстрелов. Артиллеристы полка Семена Кадацкого были начеку. Вспыхнул один танк, за ним второй. Залпы батарей обрушились и на огневые позиции ханноловской вражеской артиллерийской группы.
      Полк Захарова умело воспользовался артиллерийским огнем. Рванулись гвардейцы и не только заняли Ханнолово, но и продвинулись дальше еще на несколько километров.
      А 131-й полк несколько отстал от правого соседа. Немцы остановили его за Рехколовом, держали в своих руках выгодные позиции, - сидели на возвышенности.
      - Что вы топчетесь здесь? - спросил Симоняк у начштадива Миленина. - Немцы к Гатчине уйдут, а вы у Рехколова зазимуете?
      - Разве, товарищ генерал, вы не получили наших донесений? С фронта фрицы жмут и с фланга...
      - Схожу посмотрю.
      - Разрешите и мне с вами, - попросил Миленин.
      - Что у вас других дел нет? Дайте мне офицера связи, и хватит.
      Командир полка Даниленко несколько смутился, увидев входившего на командный пункт Симоняка. С генералом пришел какой-то незнакомый подполковник в сером полушубке. Уж не замена ли?
      - Здорово, Семен! - дружелюбно протянул руку Симоняк. - Что насупился, как сыч?
      - Дела в полку не веселят, товарищ генерал.
      - И нас тоже. Сходимся во мнениях. А что тебе мешает весело жить?
      Еще по Ханко комкор помнил расчетливую осторожность Даниленко. Этот на рожон не полезет. Семь раз отмерит, прежде чем отрезать.
      Даниленко обстоятельно обрисовал обстановку. Выслушав его, комкор повернулся к подполковнику в сером полушубке:
      - Слышали? Будете действовать вместе с полком Даниленко. Все детали уточните с ним. Сроку даю вам двадцать минут.
      Симоняк отошел от стола. Даниленко и командир полка самоходных установок склонились над картой.
      Возвращаясь на командный пункт дивизии, Симоняк видел: к Рехколову подтягивались самоходки. Окрашенные в белый цвет, они были едва заметны на фоне снега. Длинные хоботы пушек смотрели на юг, на гряды лысых холмов, среди которых укрывался враг.
      Командир полка Кожевников, соскочив с саночек, сказал ездовому:
      - Ожидай меня в овражке. Да лошадок покорми. Пускай привыкают к новым хозяевам.
      Он протиснул свое могучее тело сквозь узкую дверь блиндажа. Комдив что-то измерял на карте циркулем, и полковник уселся на краешке узкой скамьи возле Афанасьева.
      - Ох, и устал же я! - негромко пожаловался Кожевников. - Поверишь, ноги прямо отваливаются.
      - Что так? - поинтересовался Афанасьев. - И тебя немцы заставили побегать?
      - Да нет, место побоища осматривал. Трупов фашистских столько, что и ступить негде.
      - Да?!
      - Сходим, посмотришь. Кстати, крупповские орудия увидишь. 305-миллиметровые. Махины! И без транспортных средств. Не собирались фашисты их увозить...
      Командиры полков переговаривались вполголоса, но Щеглов услышал, о чем они толкуют, и поднял голову.
      - Ваше донесение прочел, - сказал он Кожевникову. - Воюете вы, пожалуй, лучше, чем пишете. Расскажите, как действовали.
      Командир полка неторопливо докладывал о втором дне боев. Начали наступать в пять часов вечера. Немцы, укрепившиеся восточнее Большого Карлина, вели огонь из пушек, шестиствольных минометов и самоходных орудий. Батальон Ильи Малашенкова никак не мог продвинуться. Кожевников вызвал к себе командира роты автоматчиков Алексея Львова. Приказал ему ворваться в Большое Карлино, по пути выбив немцев из деревни Кюльмя.
      Артподготовка будет? - осведомился Львов.
      Нет.
      Когда выступать?
      Незамедлительно. Да, кстати, Панчайкина возьмешь с собой? Просится наш полковой комсорг.
      Сашку-то? С удовольствием!
      Автоматчики, пользуясь ночной темнотой, просочились мелкими группами к деревне Кюльмя, обошли ее с флангов.
      Вперед! - дал сигнал Львов.
      Комсомольцы, за мной! - громко крикнул Панчайкин.
      В Большом Карлино был сильный укрепленный узел, в железобетонных дотах пушки и пулеметы. Большую часть дотов автоматчики захватили сразу, но один продолжал стрелять. К доту подобрался старший сержант Михаил Кузнецов. Пробовал забросать гранатами. Не вышло. И сердце коммуниста подсказало единственный путь к победе: самопожертвование. Кузнецов навалился на амбразуру...
      В этом бою рота захватила шестиствольный миномет, четырехорудийную батарею 305-миллиметровых орудий, продовольственный склад, обоз. Автоматчики на ходу подкрепились горячим кофе и шоколадом, приготовленными немецким поваром для господ офицеров.
      Перед рассветом послышался гул танковых моторов. Чьи машины, немецкие или свои, трудно было определить. Ротный приказал занять круговую оборону.
      А может, наши? - усомнился старшина Исаичев. - Идут сюда и не стреляют.
      Солдаты в белых халатах, шедшие вместе с танками, приблизились метров на двести. Панчайкин выскочил на бруствер, закричал, махая шапкой-ушанкой. И тотчас кубарем свалился в траншею. У него над самым ухом взвизгнула пуля.
      Два с лишним часа рота автоматчиков вела неравный бой с танками и пехотой. Были ранены Львов, Панчайкин, но гвардейцы держались стойко.
      Помощь им подоспела вовремя. Справа подошли батальоны Малашенкова и Зверева, а слева - подразделения 129-го полка 45-й дивизии. Навалились на немцев вместе и опрокинули их. Из пяти танков ушел только один. Много немцев перебили, а тридцать взяли в плен.
      - Какой же вывод напрашивается из этих боев? - поднял глаза на Кожевникова комдив.
      - Вывод? - переспросил Яков Иванович. - Думаю так: почаще надо предпринимать обходные движения. Немцы боятся их.
      - Верно, - согласился Щеглов.
      В начале войны немецкие офицеры считали себя непревзойденными мастерами котлов и клещей, а нынче словно разучились маневрировать. Не разучились, а их отучили, - думал полковник. - Наш натиск за Пулковом смешал карты их командования, лишил инициативы. Сидят фашисты в опорных пунктах, пробуют отбиться, но когда наши не лезут в лоб, а нащупывают уязвимые места, ищут обходных путей, забираются в тыл, воюют ночью и днем, тогда немцам приходится туго за любыми укреплениями.
      - Так надо брать и Воронью гору, - сказал Щеглов.
      Один из полков дивизии уже вплотную приблизился к горе. Подполковник Шерстнев днем 17 января доносил, что взяты Пиккола и Горская, батальоны двигаются к Дудергофскому озеру. Как-то теперь там дела?
      Щеглов связался с Шерстневым по радио, сосредоточенно слушал, постукивая карандашом по столу.
      - Значит, Трошин у воды? - переспросил он. - Правее Ореха? Молодцом! Перебираюсь скоро к вам. Комдив отошел от рации.
      - Слышали? Шерстнев в Красносельском военном лагере. И нам нечего тут засиживаться. Не парламент.
      У комдива окончательно сложился план захвата Вороньей горы. Полк Шерстнева, - решил полковник, - обойдет ее справа, отрежет от Красного Села. А Ленинградский полк скует небольшим заслоном немцев с фронта и нанесет решающий удар слева и с тыла.
      - Знаю, сил маловато, - сказал комдив Афанасьеву, - трое суток ведем бой. Но надеюсь - полк не подведет. На то он и Ленинградский.
      Щеглов поднялся из-за стола:
      - Получше договоритесь с командиром артиллерийского полка Шошиным. Не прыгайте вперед без артиллерии. У вас это случалось. Давите противника огнем.
      Сбросив с плеч светло-зеленую бекешу, крикнул ординарцу:
      - Давай-ка воды! Хоть раз за три дня умоюсь.
      - И покушать бы следовало, - сказал солдат, безуспешно пытавшийся покормить комдива.
      - Пирог совсем зачерствеет, - напомнил адъютант. - Из-под Пулкова с собой таскаем.
      - Вовсе из головы выскочило, - засмеялся Афанасий Федорович. - Ведь пятнадцатого января мне тридцать два года стукнуло. Вот ребята и приготовили пирог. И немцы чуть не отметили мой день рождения. Да, видно, я в сорочке родился, заговоренный... слышали?
      - Солдатский телефон действует, - усмехнулся Кожевников. - Повезло вам тогда.
      Утром 15 января Щеглов наблюдал, как наша артиллерия крошит вражеские позиции. Неожиданно сильная воздушная волна хлестнула полковника. Заблудший вражеский снаряд ударил в бруствер траншеи, откуда комдив 63-й вел наблюдение, прошил землю и упал прямо на ногу командира разведроты Алексея Бровкина, стоявшего рядом со Щегловым.
      - В укрытие, товарищ полковник! - не своим голосом крикнул Алексей, застыв как изваяние. Он боялся шевельнуться, чтоб не потревожить снаряд, который каждую секунду мог взорваться.
      - Вытаскивай ногу из валенка! - резко бросил Бровкину полковник.
      ...Всё, к счастью, обошлось благополучно. Щеглов и Бровкин, оставивший под снарядом задымившийся валенок, торопливо отбежали за изгиб траншеи.
      - Повезло, - повторил Кожевников. - Не часто такие случаи бывают.
      Комдив вышел из блиндажа.
      Вслед за ним выбрался с кувшином и полотенцем в руках ординарец.
      - А выглядит наш командир дивизии старше своих лет, - заметил Кожевников.
      - Должность обязывает, - пошутил Дьяченко. - Выиграем войну - сразу помолодеем...
      Дьяченко до армии жил в Грозном, работал там секретарем горкома партии. Надеть форму заставила война.
      - Кто по домам, а кому еще служить и служить, как медным котелкам, сказал Кожевников, не представляя, как это он сможет расстаться с армией.
      В двери показался Щеглов, на ходу застегивавший гимнастерку. Адъютант успел поставить на стол несколько тарелок. В центре красовался пирог.
      - Присаживайтесь, у кого зубы крепкие! - шутливо пригласил Афанасий Федорович.
      Ужин продолжался недолго. Щеглова то и дело вызывали к рации. Разговор с Морозовым заставил его нахмуриться. Сообщил Морозов словно бы успокаивающее: Буданов благополучно доставлен в госпиталь... А Щеглова кольнуло в сердце. Два дня назад неугомонный начарт полковник Буданов ходил рядом с ним, смеялся, шутил... Теперь врачи ломают голову, как спасти его жизнь. Тяжело ранен Буданов. А как он нужен сейчас!
      Время перевалило за полночь, когда комдив прилег на нары. Может, потому, что отмечали день рождения, нахлынули воспоминания. В памяти промелькнули годы детства, прошедшие без отца, погибшего в первую мировую войну, поиски собственной дороги в жизни. В армии он нашел свое призвание. Мать Щеглов не видел давно, только получал письма. Началась война, переписка оборвалась. Калининскую область оккупировал враг. А когда наконец пришло письмо, читал его, багровея и задыхаясь от боли. И мест теперь наших не узнаешь, - писала Евдокия Семеновна, - всё попалили, проклятые... Письмами да надеждами только и живу, Афонюшка. Нет писем - нет и радости. Пиши, дорогой.
      Обязательно матери напишу, чуть потише станет, - подумал Щеглов.
      Разорвался снаряд, и с потолка посыпался песок. Афанасий Федорович повернулся на другой бок. Отяжелевшие веки сомкнулись, и он сонным голосом произнес:
      - Будет вызывать Шерстнев, сразу будите.
      Пожары в Красном Селе вспыхнули в нескольких местах. Они выхватили из темноты подступившие к озеру дома, приземистые корпуса бумажной фабрики, полуразрушенное здание вокзала, над которым бился на ветру алый стяг. Поднял флаг солдат 194-го полка гвардии рядовой Иван Киреев.
      - Представить храбреца к награде, - распорядился комполка подполковник Василий Шарапов.
      Это случилось на четвертые сутки наступления. Гвардейцы завязали бои на красносельских окраинах.
      Трудным был путь сюда. Полк потерял более половины своего состава. Шарапов, надвинув на лоб мохнатую шапку, тяжело дыша. Докладывал комдиву Романцову: вслед за вокзалом заняты корпуса бумажной фабрики, отдельные группы гвардейцев прорываются к центру города.
      - Перерезайте дорогу, Шарапов! - требовал Романцов.
      - Подметки износились, Иван Данилович.
      - Вы не одни. Рядом Игнатьев и Меньшов. Держите с ними связь.
      191-й и 197-й полки тоже подошли к Красному Селу, зацепились за его окраины. Немцы, чтоб задержать наступающих, подорвали плотину между Безымянным и Дудергофским озерами. Вода хлынула на лед, поднялась на полметра. В центре города фашисты взрывали и поджигали дома. Огромные языки пламени лизали ночное небо.
      Светло стало даже в соседнем Военном лагере. Подполковник Шерстнев, вышедший из своего подземного убежища глотнуть свежего воздуха, отчетливо различал каждое дерево. Мимо него, подминая гусеницами кусты и тонкие березки, ползли танки. Артиллеристы вручную перетаскивали легкие орудия через заснеженную лощину, отделявшую лагерь от Красного Села.
      Шерстневский полк наступал левее. Батальоны Александра Трошина и Евгения Лучинского, переправившись через Дудергофское озеро, ворвались в деревню Вилози. Но какие это были батальоны, одно название!.. И в 188-м полку износились подметки.
      Часа два назад Шерстнев говорил с Трошиным. Когда тот пришел на командный пункт, командир едва его узнал: черный, как трубочист, полушубок изодран, без воротника.
      - Кто это? - пытаясь сохранить серьезность, спросил Шерстнев.
      - Гвардии капитан Трошин прибыл по вашему вызову!
      - Не похож...
      Шерстнев подозвал адъютанта, что-то шепнул ему. А сам повернулся к комбату.
      Трошин в этих боях действовал отменно. Его батальон разгромил командный пункт вражеского полка, блиндажи на подступах к Военному лагерю, первым ворвался в деревню Горскую.
      - Сколько людей у вас осталось?
      Трошин ответил. Командир полка помолчал.
      - Не жирно! Ну, вот что. Придаю вам свой резерв и артдивизион. Будете наступать на Воронью гору справа. Задача: занять Дудергоф.
      Адъютант принес Шерстневу полушубок.
      - Отдай ему, - кивнул комполка на Трошина, - негоже геройскому комбату ходить ободранным.
      ...Командный пункт Шерстнева находился уже метрах в двухстах от Дудергофа. Сюда отчетливо доносились звуки недалекого боя, разгоряченные солдатские голоса. Свой прежний командный пункт Александр Иванович уступил командиру дивизии. Щеглов появился в лагере под вечер, шумный, возбужденный, раскрасневшийся. Он прошел по ядреному морозцу четыре километра. Последний участок пути пролегал у самой Вороньей горы. Отвесной громадой поднималась она к небу. Густую чащу образовали теснившиеся на ее крутых склонах сосны. Там затаился враг. Офицеры и солдаты шли, пригнувшись, по траншее. Неожиданно она оборвалась. Проводник остановился, настороженно взглянув налево, на Воронью гору, предупредил:
      - Бегом придется, товарищ полковник. Место такое... Комдив приказал увеличить дистанцию между идущими офицерами и быстро побежал за проводником. Попав к Шерстневу, прежде всего поинтересовался:
      - Продвинулись сколько-нибудь?
      - Поневоле пойдешь вперед, если вы по пятам преследуете. Уж располагайтесь здесь, а я выберусь поближе к Ореху.
      - Двигались вы быстро, а сейчас топчетесь на месте, - недовольно поморщился Щеглов. - Куда ваш гвардейский пыл девался?
      Шерстнев уже изучил характер комдива: пока идет бой, редко услышишь от него похвалу. Добился успеха - иди к следующему, требует он. Вот и сейчас, хотя комдив знает, что полк с боями прошел одиннадцать километров, выбил немцев из девяти населенных пунктов, он не удовлетворен, торопит сделать новый рывок на юг, в тыл Вороньей горе.
      Комдив собрал всех командиров полков - уточнял обстановку и план действий. Первым докладывал Афанасьев. Рота автоматчиков Массальского мелкими группами обтекает высоту слева. Предпринималась попытка взобраться на Воронью гору и справа. Семьдесят гвардейцев повел парторг батальона Алексей Баранов, ветеран полка, ханковец. Незаметно для противника добрались до середины высоты. Но до вершины не дошли. Остановил сильный огонь. Баранов был ранен в ногу. Пришлось отойти. Создали новую ударную группу. Командует ею майор Панфилов.
      - Придадим ему еще и тяжелые танки, - сказал Щеглов. - Подключим к штурму и разведроту, мой последний резерв.
      Он не договорил. В блиндаж проник громкий рев ишаков - немецких шестиствольных минометов. Как они оказались у нас в тылу?
      - Наши стреляют, - объяснил Шерстнев.
      Рота автоматчиков Сергея Перевалова захватила пять таких минометов. Три немцы успели искалечить, два оказались в полной исправности. Саперы быстро разобрались в механизмах шестистволок, собрали тысячи полторы мин и время от времени били по немцам из их же оружия.
      - Правильно! - похвалил комдив.
      - Вас вызывает Бритва, - обратился к ним радист. Симоняк интересовался, почему Щеглов не подает вестей.
      - Перебрался на Базар. Сейчас беседую о покупке Ореха.
      - Не затягивайте. К утру всё кончить.
      Беспокойная выдалась ночь. Противник обрушил на Военный лагерь огонь нескольких тяжелых батарей. Разрывы сливались в сплошной грохот. Словно подкошенные, падали вековые деревья, гасли лампы в блиндажах.