— Как это что? — Спросил Сэм, снова погружаясь в цепкие объятия кресла, расслабляясь и растворяясь в нем. — Оно мне нравится!

Карл, прислушиваясь к разговору, снял пиджак, галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и закатал рукава.

— Но мы же с тобой договорились?! — Сказала Молли, становясь напротив Сэма и глядя на него в упор.

— Всю жизнь это кресло со мной, — не желал сдаваться Сэм. — Я люблю сидеть в нем и смотреть телевизор.

— Но оно безобразно. — Парировала Молли и пустила в ход последний аргумент: — Оно ни к чему не подходит! — Оно подходит ко мне. — Просто ответил Сэм и улыбнулся, как бы говоря: «Ну, что ты на это скажешь?»

— Ладно, черт с тобой. — Молли сдалась, но, не желая покидать поле боя побежденной, тут же добавила:

— Ноя его перекрашу. — Что ты сделаешь?..

Вечером Сэм почувствовал, что какая-то черная нечеловеческая тоска заползла к нему в сердце, сжав его мерзкой холодной лапой. Тоска была настолько щемящей, что ему захотелось открыть окно и завыть по-звериному на яркую круглую луну. Такого с ним раньше никогда не случалось, и сперва Сэм подумал, что, может быть, это от переутомления или от усталости, но тоска не проходила. И тогда он понял, что скоро умрет. Словно кто-то, стоя за спиной, чуть слышно шепнул ему на ухо: «Ты умрешь». Это чувство, как ни странно, не вызвало в нем ужаса и не повергло в панику. Просто стало жутко тоскливо и одиноко. Будто он остался один во всем мире. Хорошее настроение, в котором Сэм пребывал весь день, улетучилось, как мыльный пузырь.

Молли не могла не почувствовать этого. Резкая перемена, произошедшая в Сэме, напугала ее. Он, всего час назад такой веселый, стал мрачным и молчаливым.

Они лежали вечером в постели и смотрели телевизор, когда Молли, наконец, решила выяснить, что же все-таки его так встревожило.

— С тобой все в порядке? — Осторожно начала она. Ей казалось, что Сэм совершенно не видит того, что происходит на экране. Он вздрогнул, оторвавшись от каких-то своих невеселых мыслей, и медленно сказал:

— Да. Все хорошо. Все нормально. — Ему не хотелось портить ей настроение своими рассказами о внезапном недобром предчувствии.

— Тогда в чем дело? — Продолжала допытываться она.

— Ни в чем. — Просто ответил Сэм, не желая тревожить ее. Да и как бы он смог описать словами черную глухую пустоту внутри. Равнодушную и без ликую, бессильную тоску перед тем, что ДОЛЖНО случиться и что исправить не во власти людей. Перед судьбой. Перед РОКОМ.

— Переживаешь, дадут ли тебе повышение? — У Молли были свои понятия о причинах плохого настроения. — Да нет, не особенно.

Она поняла, что это, действительно, так. Голос Сэма звучал так равнодушно, что Молли опять стало не по себе.

Какими же мелкими показались ему вопросы, волновавшие Молли. Нелепая суета перед всесильным ликом безразличной СМЕРТИ. Ей все равно, кто перед ней. Молодой или старый, сильный или слабый. Отговорка: «Все умрем когда-нибудь», сомнительное утешение для человека, ощутившего ее могильное дыхание на своем лице.

— Ну, а что же тогда? Боишься, сможем ли мы жить вместе?

— Да нет. — Вздохнул Сэм. — Не знаю. Много вещей меня беспокоит. — Попытался отговориться он. — Я иногда думаю, вдруг все исчезнет? Знаешь, когда в жизни происходит что-нибудь хорошее, всегда страшно: не сон ли это. Я боюсь это потерять. И Молли, глядя ему в глаза, сказала: — Я люблю тебя, Сэм. Я, правда, тебя люблю. Сэм несколько секунд смотрел на нее, и тоска, заполнявшая сердце, начала оттаивать от тепла этих двух, таких простых, фраз. Он еле заметно улыбнулся и шутливо добавил:

— Брось ты, правда что ль?

И тут же стал прежним Сэмом. Внимательным и добрым. Лишь темное пятнышко печали спряталось в его спокойных карих глазах. Молли нежно обняла его за шею и поцеловала в сухие жесткие губы. Внезапно ожив, заверещал телевизор: « …Еще одна катастрофа на внутренних авиалиниях. Причиной послужили неполадки в двигателе. Погибли все пассажиры и экипаж. Среди пассажиров находились женщины и дети…»

— Господи, еще один… — прошептал Сэм. На экране бушевал пожар. Мигали «маячки» пожарных машин, истошно орали сирены «скорой помощи», закопченные пожарные заливали пылающие ярким, почти белым пламенем, остатки авиалайнера. Прямо перед камерой двое санитаров тащили на носилках нечто, бывшее когда-то человеком, а теперь ставшее чем-то обугленным и потерявшим форму, накрытое окровавленной белой простыней.

— Не смотри на это. — Сказала Молли, пытаясь закрыть его глаза ладонью.

— Да нет. На это надо смотреть! — Мягко отстраняя ее руку, ответил Сэм. — Это лишний раз подтверждает мои страхи. — Сэм, давай серьезно. — Начала Молли. — У нас с тобой все нормально… Казалось, он не слышал ее. Словно отвечая каким-то своим потайным мыслям, завороженно глядя на пожар, бушующий на экране, Сэм сказал:

— Подумать только, все так просто. Какая-то ерунда с двигателем, и столько людей погибло… Ему снился кошмар. Статуя, падающая вниз из окна. Она переворачивалась в воздухе, и крылья, отрываясь от спины ангела, летели вниз отдельно от тела и, ударившись о тротуар, рассыпались на мелкие кусочки.

Сэм вскрикнул и проснулся. Он лежал на широкой постели — ИХ постели — дома. Осторожно, стараясь не потревожить Молли, Сэм повернул голову и обнаружил, что Молли спит, с головой накрывшись одеялом. Он потянул одеяло на себя, и оно легко сползло с ее головы, обнажив… Деревянное, застывшее со смиренным выражением лицо ангела.

Молли вдруг возникла с другой стороны кровати. Она протянула к нему руку и тихим серьезным голосом произнесла: — Не оставляй меня, Сэм.

Он закричал и… Проснулся. Тишина. Ночник отбрасывал слабый свет на кровать. Молли не было.

— Молли? — Позвал Сэм, пытаясь сообразить, что это за странные звуки доносятся снизу, с первого этажа. Некоторое время он вслушивался, пока, наконец, с облегчением не осознал, что это всего лишь «джук-бокс», выводящий замысловатую мелодию. Сэм услышал, как закончилась пластинка и автоматически скользнула на ее место новая. Лиричные мягкие звуки блюза поплыли по квартире, заползая во все уголки, унося прочь тревоги, навевая воспоминания, и успокаивая.

Великий Пресли пел о неразделенной любви. Молли, сидя на полу у вращающегося гончарного круга, заканчивала свою новую работу — высокую, тонкошеюю глиняную вазу. Она уже была почти готова, но Молли раз за разом что-то переделывала и дополняла, придавая глине новую форму. Под ее тонкими сильными пальцами ваза то удлинялась, то, наоборот, становилась чуть короче. Возможно, кому-то ваза понравилась бы именно такой, какой она была в данный момент, но Молли казалось, что она недостаточно точно выражает ее душевное состояние. Ей хотелось, чтобы эта ваза несла в себе то волнение, которое она — Молли чувствовала весь сегодняшний вечер.

Увлекшись работой, она не слышала, как Сэм тихо спустился вниз и встал за ее спиной, с удивлением разглядывая вращающуюся на круге, хранящую бороздки от пальцев влажную блестящую глину. В этой вазе было что-то тревожное, порождающее неясные ассоциации, вызывающие приступ легкого беспокойства, словно глядя на нее, ты прикасаешься к чему-то запретному, очень личному.

— Что ты делаешь? — Тихо спросил он. От звука его голоса Молли вздрогнула, чуть не смяв пальцами почти завершенную, уже нравящуюся ей работу.

Она повернула голову, посмотрев снизу вверх на стоящего за спиной Сэма.

— Я что-то не могу заснуть. — Пояснила она. — Почему?

— Поинтересовался Сэм. — Уже час ночи. Поздно.

Молли совсем уже хотела было рассказать о волнении, охватившем ее, о странном предчувствии чего-то плохого, но вместо этого просто сказала:

— Все хорошо.

Сэм кивнул, соглашаясь, и присел позади нее, коснувшись ладонями ее обнаженных нежных рук. Ему вдруг показалось, что, если смять эту вазу, превратить в ком бесформенной глины, уйдет та щемящая тоска, которая занозой засела в сердце. Непроходимая темная тоска. Она становилась то меньше, то больше, иногда почти пропадая, но вскоре снова возвращалась глухой черной волной. Сэм, вроде бы и не нарочно, осторожно коснулся пальцем высокого тонкого горлышка — и… Вазы не стало. Ее голова вдруг резко завалилась в сторону, переломившись под острым углом, и, повинуясь какому-то мгновенному импульсу, Сэм пальцем сжал ее вращающийся, сочащийся водой мягкий бок. Он засмеялся, как бы извиняясь, и виновато пробормотал:

— О, нет… — И глядя в удивленное лицо Молли, оправдываясь, пояснил: — Но ведь она с самого начала не была шедевром, верно?

— А уж тем более сейчас, — вздохнув, согласилась Молли.

Она вновь собрала глину в сырую вращающуюся на круге горку и начала осторожно придавать ей новую форму.

— Могу я помочь? — Пытаясь сгладить вину за свой труднообъяснимый поступок, спросил он, обнимая ее с двух сторон за плечи.

— Смотря чем. — Пожала она плечами, давая понять, что простила его.

Сэм с готовностью взялся за глину, и правильные округлые формы тут же поплыли в сторону, принимая какой-то безумно растекающийся вид. «Как на картинах Дали». — Решила Молли и посоветовала:

— Держи крепче пальцы.

Ладони Молли обняли глину, выравнивая ее, исправляя и сглаживая неровности, придавая ей правильную форму. Их пальцы встретились и сплелись в один клубок. Чуть повернув голову, Молли смотрела на Сэма и думала о том, как же она любит этого красивого, доброго, смелого парня. ЕЕ СЭМА. Он наклонил голову и осторожно коснулся ее чуть приоткрытых губ своими губами. Ее глаза закрылись, и их тела слились в одном мгновенном страстном порыве, соединяясь в одно целое на теплом мягком ковре. Стонал блюзом «джук-бокс», унося их вдаль на волнах мягкой плавной мелодии.

Сэм не знал, зачем он это делает.

Просто у него возникло желание проверить счета. Это случается, когда человек пытается убежать от реальности, отвлекая себя каким-нибудь долгим занятием. Как управляющий отделом, Сэм имел доступ ко всем счетам банка и сейчас методично, один за другим, проверял их, просматривая суммы вкладов, поступления и прочие финансовые операции (в сущности не касающиеся его), совершаемые его отделом. Наверное, это тоже было предначертано судьбой, ибо когда он уже решил бросить это дело и, отпросившись у начальства ввиду сильной головной боли, уйти домой, на компьютере вдруг возникла странная надпись: «Майк Рендок. Счет открыт 03.01.1989 года. Наличность на счете 11.000.000 долларов».

Сама по себе надпись не была странной. Напротив, она была исключительно нормальной. Во всем, кроме одного. Счета, на которых находилось более 9 миллионов долларов, подчинялись непосредственно ему — Сэму Биту. И номера и фамилии их владельцев хранились в маленькой записной книжке, покоящейся в его бумажнике. Сэм знал точно: фамилии и кода Майка Рендока там нет и не было. Он пробежался пальцами по клавиатуре, давая компьютеру команду проверить вклады на счете Рендока. Через секунду на мониторе загорелась надпись: «Информация отсутствует».

Это тоже было нарушением. Все данные о перемещении денег со счета на счет хранятся в главном компьютере вплоть до полного закрытия счета. И означать это нарушение могло только одно: некто из служащих банка, переведя на счет Рендока крупную сумму, стер всю информацию из памяти компьютера, лишая проверяющего возможности узнать, когда и с каких счетов поступили деньги на счет Майка Рендока.

Сэм набрал запрос: «Последние поступления денег на счет». Прошло две секунды, пока запрос достиг главного компьютера, переварился в нем и вернулся назад в виде данных: «Майк Рендок. Счет открыт 03.01.1989. Снято со счета: Первый Национальный банк Нассау. 500.000 долларов. Остаток на счете: 7.000.000 долларов. Дата и время перевода: 17.08.1990. 10.23».

Пять дней назад. Вопрос: «На какой счет переведены деньги?» Ответ: «Информация отсутствует». — О, нет. — Простонал Сэм.

Эта история явно дурно пахла. От нее за километр несло подлогом, и, поэтому Сэм сделал то, что показалось ему единственно правильным в данной ситуации. Он изменил номер кода до выяснения дальнейших обстоятельств. Стоит ли сразу доложить дирекции банка или, может быть, попробовать докопаться самому? Если тщательно проверить счет, не исключено, что обнаружится какая-нибудь ниточка, ведущая к человеку, задумавшему эту махинацию. Но, если к концу дня не выяснятся никакие подробности, он сразу сообщит об этом инциденте.

Дверь в кабинет открылась, и на пороге появился Карл. Он с утра готовил отчет для руководства и сейчас выглядел утомленным и озабоченным.

— Привет, Сэм. — Карл явно был чем-то обеспокоен.

— Привет, Карл. Рад тебя видеть. — Ему очень хотелось поинтересоваться у Карла, не знает ли он, кто работает с Майком Рендоком. Но по лицу друга он понял, что у того и своих проблем хватает.

«Ладно. — Решил Сэм. — В конце концов это не составит труда выяснить». И удержавшись от этих вопросов, спросил:

— Что у тебя стряслось?

— Ничего не понимаю. — Тяжело выдохнул Карл. — Не проходит код Майка Рендока. Черт, ничего не могу с ним поделать. Бился, бился, все без толку.

БАЦ! — Сэм удивленно поднял глаза на стоящего перед ним приятеля.

— Рендока? — Неужели… Нет, кто угодно мог это сделать, но только не Карл. Нет. — Я изменил его. — Сказал он, опуская глаза на монитор. 11 миллионов долларов. — Изменил? — Безразлично поинтересовался Карл. — Зачем?

Сэм хотел уже рассказать ему о своих подозрениях, но в последнюю минуту что-то удержало его. Голос Карла вроде бы спокойный, показался ему фальшивым. Какая-то нотка, проскочившая в этом безразличии, раз рушила иллюзию беспечности.

«А ведь он волнуется. — Подумал Сэм. — Его явно интересует этот счет, но он всеми силами пытается скрыть это. Почему?»

И, сделав вид, что ничего не произошло, так, будничная работа, Сэм ответил:

— Пусть думают, что счет заморожен.

— А что? Что-то не так? — В голосе Карла зазвучал неподдельный интерес.

Да нет. Просто я слишком упорно думаю об этом. Вот и все. Это свинство с моей стороны подозревать Карла в этом. А что волнуется, так, наверное, и я бы заволновался, если бы обнаружил во время работы, что у меня заблокировали счета. Нет. Это не Карл. Он чист.

— Ты можешь хранить секреты?

— Конечно. А в чем дело-то? — Карл сгорал от любопытства. — Что-то серьезное?

— Слишком много денег на счете. — Сказал ему Сэм.

— Много денег? — Изумился Карл. — Не может быть! Дай посмотрю.

— Он перегнулся через стол и взглянул на монитор. При виде цифры глаза его округлились от удивления. — Ого! — Карл выпрямился и посмотрел на взъерошенного друга. — Слушай, Сэм, ты провозишься с этим не один час. Хочешь, я займусь этим?

— Да я и так вожусь уже не один час. — Вздохнул Сэм.

— Давай! Я быстрее сделаю. — Карл от всей души старался помочь другу.

— Да нет. Я сам. — Сэм улыбнулся. — Это что-то вроде мести этому типу. — Он кивнул на монитор. — Тем не менее спасибо за предложение.

— Да не за что. В любое время. — Карл развел руками, как бы говоря: «Я сделал все, что мог». — Но, если глаза заболят, скажи. Я подменю. — Хорошо. Спасибо.

Карл, держа в руках бумаги, пошел к выходу, но у самой двери обернулся и спросил:

— Слушай. А что вы с Молли делаете сегодня вечером?

— Мы идем в театр. — Откинулся в кресле Сэм, давая отдохнуть уставшим глазам. — Молли сейчас сидит в ванной. И, вообще, ей будет приятно пойти в театр с двумя ребятами в классных галстуках. — Он улыбнулся. — Как насчет театра?

— О-о-о… — протянул Карл, выражая свое сожаление. — Рад бы, да не могу. Но спасибо, что пригласил.

— Ради бога. — Ответил Сэм. — Ну, ладно. Как сделаешь отчет, занеси, О'кей?

— О'кей. — Карл вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Сэм остался в кабинете один. Он снова набрал код и команду: «Вывести на экран все перемещения денег со счета». Аккуратные столбики цифр высветились на мониторе, и Сэм принялся изучать их, проверяя, когда, куда и кем переводились деньги Майка Рендока, и когда и от кого они поступали на счет. А Карл, устроившись на своем рабочем месте, снял трубку телефона и, набрав номер, дождался, пока ответят на том конце провода. — Алло, Энди? Это Карл Брюннер… Спектакля, хуже этой «Последней весны», Сэм еще не встречал. Кое-кто утверждал, что молодой режиссер, ставивший его, — гений и опережает время. Но к середине первого акта Сэму захотелось найти этого парня и посоветовать ему лет на десять-пятнадцать оставить это нелегкое занятие и пойти поработать уборщиком в ресторанчик где-нибудь на окраине. До тех пор, пока время его не догонит.

Это было длинное и безумно нудное зрелище. Герой, тупой и слащавый до ломоты в зубах тип, пытался женить на себе героиню, произносил длинные напыщенные монологи и бил себя в грудь, заливаясь слезами.

Сэм заскучал и к концу первого действия благополучно погрузился в сон. И, если учесть, что спектакль закончился около одиннадцати, он успел хорошо отдохнуть. Аплодисменты были жиденькими, и выходящие на поклон артисты имели жалкий вид. Выбравшись на улицу, Сэм зевнул украдкой, закрывая ладонью рот, повернулся к Молли и преувеличенно бодро заявил:

— Да. Мне понравилось. — Он покосился на Молли и заметил, как она улыбнулась. — Хорошая постановка. Смотрел не отрываясь.

— Я уж почувствовала. — В тон ему ответила девушка. — Дайне только я. Твой храп раздавался по всей ложе.

Сэм развел руками, что должно было означать: «Каюсь. Каюсь».

— Что там слышно про мои работы? — Продолжала Молли.

— Твое имя упоминалось шесть раз. — Ответил он, вспомнив заметку в «Нью-Йорк тайме».

— Шесть раз упоминалось. А что говорилось-то? Серьезно. Я собираюсь выставить еще две работы, а «Нью-Йорк тайме» — очень серьезная газета.

— Молли, то, что пишет «Нью-Йорк тайме» — ерунда. — Жестко заявил Сэм. Он прочел заметку и понял, что критики очень осторожно отнеслись к новому имени. Нельзя сказать, что ее ругали, но и не хвалили. Этакий снисходительный тон. Мол, поглядим, что ты еще сделаешь, малышка. — Там критики — это молокососы, которые только что закончили школу искусств. Они свернули в темную улицу. Можно было бы и обойти ее, но тогда пришлось бы делать крюк в три квартала. И они, когда ходили в театр, а случалось это довольно часто, всегда возвращались одной и той же дорогой, через эту самую темную улицу. Здесь, конечно, горели фонари, но их было настолько мало, что от света, казалось, становилось только темнее.

— Этой газете, между прочим, сто восемьдесят лет. — Продолжала разговор Молли.

— Да наплевать сколько ей лет. Я все равно читаю там только про спорт. — Сэм замолчал. Несколько минут они шли, не разговаривая.

«И чего я так набросился на эту газету? — Подумал он. — Черт, как бестолково получилось».

Молли шла размеренным шагом, глядя себе под ноги, и Сэму показалось, что она обиделась. Он ошибался, она просто думала. — Твои работы прекрасны. — Мягко, словно извиняясь, сказал Сэм. — Какая разница, что там думают другие? Главное, что я думаю. А я думаю, что они просто великолепны.

Он опять замолчал, и в наступившей тишине отчетливо прозвучал голос Молли:

— Я хочу выйти за тебя замуж.

Это было так неожиданно, что Сэм замер как вкопанный.

— Что? — Удивленно переспросил он.

— Да, — тряхнула головой Молли, отчего ее черные короткие волосы всколыхнулись, и темная прядь упала на лицо. — Я думаю об этом все время. — Она подняла взгляд и посмотрела ему прямо в глаза. — Моя жизнь и твоя жизнь. Давай соединим их.

— Ты серьезно? — Сэм растерялся.

— Да. — Она взяла его под руку, и они медленно пошли по самой кромке тротуара. — А что, это для тебя неожиданность?

— Да нет. — Сэм все еще пребывал в растерянности. Все-таки не каждый день делают предложения. — Просто мы никогда даже не говорили об этом.

Молли снова остановилась. Она ждала, что Сэм поцелует ее хотя-бы, но, видно, это признание сильно выбило его из колеи.

— Ты любишь меня, Сэм? — Настойчиво спросила она.

— Ну.

А ты сама-то как думаешь? — Он повернулся к ней, стараясь как-то смягчить этот жесткий разговор.

— А почему же ты никогда не говоришь мне об этом? — Она улыбнулась и пошла дальше.

— Как не говорю? Да я твержу об этом постоянно. — С преувеличенной серьезностью парировал он.

— Ты никогда не говоришь мне об этом, Сэм. — Снова повторила она.

Сэм вздохнул и на полном серьезе объяснил:

— Знаешь, ведь некоторые только и делают, что каждые пять минут повторяют эти слова, но это ничего не значит… Молли замедлила шаг. Они поравнялись с небольшим перекрестком. В обе стороны уходили совершенно темные, почти черные, проемы закутков, которые и улицами-то назвать было нельзя. Так, загаженные щели в лице сияющего города. Зловонные, смрадные. Из тех, на которых мусор вываливают прямо в окно, а протянув руку, можно поздороваться с соседом из дома напротив, даже не выходя из квартиры.

«Господи, нашли местечко в любви объясняться». — Подумала она. Но, тем не менее, сказала:

— Иногда очень хочется это услышать. — Она ждала. Ей, действительно, ОЧЕНЬ ХОТЕЛОСЬ услышать это. Молли видела, что он почти решился, и, чтобы подтолкнуть его, она добавила: — Мне НУЖНО это слышать.

Сэм понял, что он должен сказать эти три слова, и он сказал бы их, если бы в этот момент… Из вонючей, густой и липкой, как страх, темноты вдруг появилось странное видение. Лицо человека с широкими скулами, тяжелой челюстью и нависающими над глазами надбровными дугами. Оно скорее могло быть мордой обезьяны, чем человеческим лицом. Густые черные брови, под которыми белели жуткие сумасшедшие глаза, и длинные вьющиеся, давно не мытые волосы только усиливали это ощущение.

Молли стало страшно. Ей захотелось быстрее попасть домой, в их чистую, уютную квартирку.

Человек стоял, задрав вверх подбородок и запрокинув голову, и наблюдал за ними, скрытый темнотой. Пугающий своим молчанием и неподвижностью. На мгновение Молли показалось, что он просто висит в воздухе, чуть покачиваясь в теплом, кисло-винном потоке ветра, выползающего из проема улицы.

— Пошли отсюда. — Давя в себе мерзкий страх прошептала она и, подхватив Сэма под руку, быстро пошла в сторону освещенного фонарями пятачка.

Фигура отлепилась от стены и выплыла на тротуар. Человек напоминал паука. Длинные цепкие руки, засунутые в карманы коричневой куртки, обтянутые потрепанными джинсами худые длинные ноги и странно выгнутая, чуть сутулая спина, широкий крепкий торс. Человек молча, не издав ни звука, пошел за ними, постепенно ускоряя шаг и сокращая расстояние.

— Что ты будешь делать? — Дрожащим голосом спросила Молли.

— Спокойно. Справлюсь. — Сэм почувствовал, как у него начинают мелко дрожать пальцы. Не от страха, он не боялся. Человек был один, и Сэм, всю жизнь занимавшийся спортом, понимал, что у него неплохие шансы. Просто где-то внутри под сердцем вновь образовалась леденящая пустота и тоска, волчья тоска, начала постепенно, капля за каплей заполнять ее, пока не покрыла сердце стылой темной водой.

Как через вату Сэм услышал, что человек догнал их и, развернувшись, резко спросил:

— Что тебе надо?

Перед самым лицом, глядя ему в глаза черным бездонным зрачком ствола, еле заметно подрагивая в напряженной руке, колыхалась «беретта» 25-го калибра.

«Это опасно. Это ОЧЕНЬ опасно. Он может нажать на курок и попасть в Молли».

— Бумажник, быстро! — голос неприятный, какой-то скрипящий.

— Сэм, тяни время! — Срывающимся голосом закричала Молли. Она озиралась в надежде увидеть в полутьме фары машины или какого-нибудь запоздалого прохожего. Тщетно. Ничего.

— О'кей. Ладно. — Глубоко вбирая свежий ночной воздух в легкие, быстро и четко заговорил Сэм. Он достал бумажник и вытащил из него деньги. — Ладно. Вот тебе деньги, только…

— Сэм, осторожнее! — Закричала Молли. Грабитель, вцепившись в бумажник свободной рукой, попытался ударить Сэма рукояткой пистолета в висок.

Сэм успел уклониться и избежал удара. Перехватив руку с пистолетом чуть ниже локтя, он зажал ее под мышкой и, ухватив парня за шиворот, впечатал спиной в кирпичную серую стену дома. — Ты, сукин сын. — Яростно прохрипел он. Хотя грабитель был выше, зато уже в плечах. Он попытался ударить Сэма коленом в живот, но попал по бедру. Сэм понял, что, если противнику удастся освободиться, им придется туго. И, перехватив зажатую под мышкой руку, начал выворачивать ее, пытаясь заставить парня выпустить пистолет. Тот ударил Сэма кулаком в лицо и резко рванулся вбок, стараясь вырваться.

— Нет! Кто-нибудь, помогите!! Помогите!!!

Молли кричала, и этот крик, отражаясь от стен высоких мрачных домов, катился дальше по улице, затихая вдали слабым эхом. В окнах быстро гас свет.

Двое рабочих из ночной смены, зашедшие перекусить в маленький бар с названием «Нью-Йоркер», который располагался на углу 7-й и Мичиган-авеню, вышли из душного помещения на улицу и остановились прикурить. Один из них достал коробок и уже собрался было чиркнуть спичкой по коричневому прямоугольнику серы, как вдруг второй поднял голову и спросил:

— Ты слышал?

— Что? — Из дверей кабачка доносилась музыка, заглушая шумы улицы.

— Вроде, как кричал кто-то?

— Тебе показалось. — Отмахнулся мужчина.

— Да точно говорю, кричал кто-то.

«Помогитеееееееее…» — Слабый крик докатился до них и тут же растаял в шуме бара.

— Вот, только что. Слышал?

— Ага. — Рабочий завертел головой, определяя направление. «… Гииитееееее!!!» — и выстрел.

— Это там! — Первый ткнул пальцем в узкий проход между домами. Они поспешили на крик, нырнув в темный закуток между высоких мрачных стен.

Выстрел прозвучал настолько неожиданно, что Сэм даже сначала не понял, что это за хлопок. Грабитель дернулся вперед, и Сэму показалось, что парень ударил его в солнечное сплетение. Удар был не то чтобы сильный, но Сэма откинуло на шаг, и парень, вырвавшись, припустил по улице со всех ног, сжимая в руке пистолет.

Сэм рванулся за ним, но тот оторвался от него довольно далеко, и, хотя Сэм бегал неплохо, нападавший все же успел нырнуть в темный узкий проулок. Догонять в такой темноте человека с пистолетом было бы полным безрассудством, и Сэм остановился. Да он бы и не решился оставить Молли одну на этой слабоосвещенной улице.

— Сэм!.. — полный ужаса всхлип за спиной. — Сэм, не оставляй меня! О, господи, боже мой! Помогите же кто-нибудь!!! — рыдания Молли вдруг достигли его слуха, как запоздавшая звуковая волна. И Сэм обернулся.

Он хотел сказать ей, что все в порядке… Слова уже готовы были сорваться с его губ, но в этот момент он увидел…

…Тень у его ног! Он осознал то, что увидели секунду назад его глаза. У НЕГО НЕ БЫЛО ТЕНИ! ЕГО ТЕЛО НЕ ОТБРАСЫВАЛО ТЕНИ!!!

Потрясение было настолько сильным, что Сэм некоторое время тупо глядел перед собой и только немо, как рыба, открывал рот, глотая воздух. А подняв глаза, он увидел впереди, в пятидесяти шагах от себя, Молли.

— Сэм! Сээээм… — Молли рыдала, запрокинув голову к небу, и в свете фонаря Сэм увидел нечто, вытянувшееся на асфальте, обмякшее и жуткое. И это нечто…

«Молли! Молли!!!» — закричал он и бросился к ней, стоящей на коленях прямо на грязном замусоренном тротуаре. Ему стала страшно. Молли не УСЛЫШАЛА его крика, не подняла глаз. Она продолжала слепо раскачиваться из стороны в сторону, взывая о помощи к черным проемам спящих окон.

— Помогите!! Кто-нибудь, помогите же!!! — Она, бережно придерживая ЭТО на руках, прошептала: — Сэм! Не оставляй меня. Все будет хорошо, только не оставляй меня, Сэм!… И тогда он понял: то, что лежит у нее на коленях, — это ЕГО ТЕЛО.

«Боже мой…» — прохрипел Сэм, холодея от ужаса. Он опустился на тротуар, и его расширенные глаза увидели… Рубашка пропиталась кровью в том месте, куда попала пуля.

Маленький кусочек свинца вошел в солнечное сплетение снизу вверх, пробил сердце и, раздробив ключицу, вышел возле самой шеи на левом плече. Вытянувшееся, сразу ставшее каким-то нескладным тело, пустые мертвые глаза бездумно смотрели в темное, мерцающее звездами небо.

Сэм протянул руку и осторожно коснулся побелевшей щеки. Своей собственной щеки. Пальцы прошли сквозь тело, словно оно было сделано из воздуха. И ОН НИЧЕГО НЕ ПОЧУВСТВОВАЛ!!! …Ангел, сорвавшийся с веревок, падал вниз, переворачиваясь в воздухе. Крылья его откололись и, ударившись о землю, лопнули, рассыпаясь на тысячи мелких осколков. …Он потянул на себя одеяло, но вместо Молли с ужасом увидел деревянное смиренное лицо ангела…

…Молли возникла с другой стороны. Она села в кровати и, спокойно глядя ему в глаза, тихо сказала:

— Не оставляй меня, Сэм… Яркий свет вдруг появился где-то высоко в небе и заскользил вниз, образуя широкий чистый коридор. Свет не резал глаз, напротив, он был мягким и теплым. В этом чарующем сиянии вспыхивали огоньки и Сэму вдруг стало тепло и радостно. Вспыхивающие точки сплелись вокруг него в мерцающий хоровод. Чистый и добрый, словно старые друзья встречали его на пороге нового дома. И когда он уже готов был взлететь, подняться вместе с ними туда, вверх, к небу, до него долетел слабый далекий голос:

— Сэм… Не покидай меня!..

Свет заклубился, словно сворачивали большой красивый Ковер, поднялся к небесам и пропал так же мгновенно, как появился. Осталась темная грязная улица. Молли и тело, лежащее на ее ногах. Откуда-то из-за домов вынырнули мужчины в форме ночных рабочих и побежали к Молли.

— Сэм… Помогите кто-нибудь!

Сэм шагнул к рабочим, но они пробежали мимо, НЕ ЗАМЕТИВ его.

«Молли! Молли!!! Господи, что же делать? Что происходит?!!!»

— Успокойтесь, мисс, все будет хорошо. Все будет нормально. — Он обернулся к напарнику. — Вызови полицию. — И снова к Молли. — Успокойтесь, мы вам поможем.

— Сэм… — Стонала Молли. — Держись, Сэм. Не покидай меня. Только не покидай меня, Сэм. Держись… Завывая сиреной, подлетела полицейская машина. Двое рослых крепышей, выскочив из салона, подбежали к телу.

— Что здесь произошло? — Спросил один. Сэм понял: ЭТИ ЛЮДИ ТОЖЕ НЕ ВИДЯТ ЕГО.

Один из полицейских побежал к машине и, сорвав с панели рацию, вдавил кнопку «вызов».