Я посмотрела на капающую из царапин кровь, быстренько отчитала ее и злобно сказала вслед коту:

— Все, гад, ты достукался. Вот тут и оставайся!

— Мяу? — ветер донес из кустиков вопросительно — страдальческий голос Бакса.

Я демонстративно показала ему фигушку, развернулась и наткнулась на старичка. Крепенького такого, килограмм под девяносто, и в черных очках.

— Люди добрые! — жалобно взывал он, стоя в двух шагах от меня. — Помогите Христа ради, доведите слепого до поезда!

Добрые люди косились на него и ускоряли шаг.

«Вот гады!» — злобно подумала я, схватила деда под руку и заботливо спросила:

— Вам, дедушка, на эту электричку?

— К пятому вагону! — потребовал он.

К пятому так к пятому… Потихонечку, не торопясь, мы двинулись в путь. Дедок всю дорогу кряхтел, постанывал и хватался за сердце. Наконец мы зашли в нужный вагон, я шустренько заняла единственное свободное местечко и потянула дедка за руку:

— Садитесь, я вам тут место заняла.

И тут милый дедок железной рукой отшвырнул меня на это самое место. В полете я слегка промахнулась и наткнулась бедром на перекладину, было оч больно. А дедок сложил одну руку на объемистом брюшке, вторую протянул и зычным голосом возвестил:

— Люди добрые, помогите слепому — кто сколько может!

И тут весь вагон на меня — сообщницу побирушек — ка-а-ак глянул!

— Извините, — пристыжено пискнула я и опрометью ринулась на перрон.

Мне было как — то нехорошо на душе. Вот так и делай добро людям!

Около входа на вокзал меня остановил какой — то мужик лет сорока.

— Стой, коза! — велел он, хватая меня за руку.

— Вы как со мной разговариваете? — холодно взглянула я на него.

— Поговори мне тут! — жестко прикрикнул он. — А ну, говори живо — давно в паре с Бориской работаешь?

— Бориска — это простите кто? Не этот ли? — я ткнула в вагон электрички, откуда только что с позором сбежала.

— Этот, этот.

— Разбирайтесь меж собой сами, — раздельно проговорила я. — А того дедка я просто проводила по его просьбе до вагона, кто ж знал что он побирушка?

— А ну, пошли разберемся! — непререкаемым тоном велел он.

— Никуда я вами не пойду! — возмутилась я.

— Ты чего, коза, возникать вздумала? — рявкнул он.

Я набрала воздух в легкие и закричала:

— Мили-иция!

Два мента, дежуривших на платформе, тут же побежали ко мне.

— Ну, коза, еще раз тебя увижу тут — закопаю! — злобно сказал мужик и исчез в толпе.

— Что случилось? — тут как раз и менты подбежали.

— Да какой — то мужик приставал, — уныло сказала я.

— Как выглядит? — требовательно спросили они.

— Да все равно его теперь уж не найдешь, — вздохнула я. — Спасибо ребята, если б он не увидел что вы ко мне на выручку спешите — так непонятно чем бы еще и кончилось…

Об ноги кто — то потерся, я посмотрела вниз — мой дармоед смотрел на меня самыми честными и жалобными в мире глазами.

— Ладно, фиг на тебя, — вздохнула я и сунула его в рюкзак.

Жизнь совсем повернулась ко мне черной стороной.

Вот и все. Вокзал недолго был альтернативой родному дому. Аборигены меня махом депортировали. Куда ж идти — то, люди?

В полном расстройстве я вышла с вокзала в город и побрела по тротуару, держа рюкзак в руке. Бакс, чувствуя трагичность момента, молча таращил на меня желтые глазищи. Ну и куда ж мне идти?

Я нашла пристанище!!!

И вы не поверите где!!!

В двух шагах от собственного дома, в вертепе разврата — у Ирки Глухаревой! Мать узнает — проклянет и отречется от меня. Мда… Как бы это до нее донести, что б наверняка?

В общем, бродила я с утра, бродила, и наконец в мою голову закралась мысля — что мне нужно осесть у человека, который мне захочет помочь, но с которым я оч. давно не общалась. Которого даже и проверять никто не вздумает — там я или не там. В общем, только я пришла к этому выводу, как меня озарило — Ирка Глухарева!!!

Мы знакомы — как — никак сколько лет проучились в одном классе. Мы не виделись после школы одиннадцать лет. Никто и не подумает на нее, идеальный вариант! И к тому же единственный.

Я еще немного поколебалась — идти или нет? Сдать ведь может. Однако в памяти всплыли школьные годы и я вспомнила — стукачкой Ирка сроду не была.

Когда Колька Ващекин разбил на перемене стекло, учительница сцапала Глухареву как свидетельницу и потащила на допрос. Да не тут — то было. Ирка, умница и отличница, махом прикинулась олигофренкой. Молча стояла, тупо пялясь на портрет Ильича на стене и бессмысленно улыбалась. Так от нее никто ничего и не добился. Хотя по совести, так Ващекина ей сам бог велел сдать — тот накануне закинул ее ранец на ветку березы, еле достали.

Или вот другой случай. В восьмом классе мы однажды удрали с химии. Просто потому что была весна, чудесная погода, а химия была последним уроком и мы не захотели на нее тратить свои бесценные молодые годы. Ирка тогда была старостой, и она долго металась между нами, уговаривая нас не делать этого. Однако мы все же забили на ее уговоры и удрали. Глухарева осталась, и когда пришла химичка, с серьезным видом объяснила ей что Анька Смирнова ногу то ли вывихнула, то ли сломала, но наш дружный класс не смог смотреть на ее страдания и понес ее домой. А она, Ирка, осталась — чтобы, значит, предупредить об этом учительницу, дабы та сгоряча не наставила нам за прогулы цвайки.

В общем, в школьные годы Глухарева была молодцом. Не знаю как она сейчас — да только выбора — то у меня все равно нет!

Придя к такому выводу, я скромненько, как все люди, уселась на автобус и поехала к Ирке. Около ее дома я украдкой посмотрела в сторону рощи — мой дом за ней вроде стоял. Ну не взорвали — и слава Богу.

Ирка не открывала долго. Мне деваться было некуда, и потому я упорно вдавливала кнопку звонка. И я уж было совсем пала духом, когда за дверью послышалось злобное рычание:

— Кто там ???

— Я-ааа, — проблеяла я.

— Я — это кто? — снова рявкнули за дверью.

— Потемкина, — с укором призналась я. — Ты ж сама звала в гости, а теперь кричишь на меня!

Дверь с лязгом распахнулась и Ирка, всклоченная и в одной ночной рубашке с недоумением воззрилась на меня.

— Потемкина?

— Да я в черный цвет покрасилась, я это, я! — торопливо пояснила я ей.

— Сроду б не признала, — покачала она головой. — Ну заходи, раз уж пришла.

Я зашла, а Ирка принялась закрывать дверь, ворча при этом:

— Эх, Магдалина, что б тебе дети так делали! Я ж только спать легла!

— Так ведь одиннадцать утра! — пискнула я, слегка обескураженная таким приемом.

— А народ я только в восемь рассчитала! — страдальчески поморщилась она. — Ты иди на кухню, не стой столбом.

Я мышкой шмыгнула в направлении ее руки и скромненько уселась на табуретке. Ой, похоже я совсем — совсем не вовремя. Значит, меня попрут…

Глухарева, держась за поясницу и громко охая, плотно прикрыла дверь кухни и принялась готовить немудреный завтрак — чай и бутерброды с колбасой.

Бакс, почуяв запах, встрепенулся и выбрался из рюкзака.

— Мяв! — сказал он, со значением глядя на Ирку.

— Эт кто? — оторопела она.

— Да дармоед мой, — вздохнула я.

— А, ну тогда конечно, — кивнула она, погладила кота по голове и отрезала ему колбаски.

— Я по делу, Ир, — призналась я.

— Говори, — кивнула она.

— У меня проблемы. Надо перекантоваться, примешь? Я не просто так, нахлебницей, я тебе денег дам сколько скажешь и обряды проведу какие хочешь.

Я выпалила это на одном дыхании и уткнулась взглядом себе к кружку. Я очень не люблю и не умею кого — то просить об одолжении. Язык не поворачивается, и чувствую себя при этом — хуже некуда.

Ирка молча сжевала бутерброд, после чего велела:

— А чего за проблемы? Ты хоть расскажи, чтобы знать, подо что подписываюсь.

— Логично, — кивнула я и все ей подробно выложила. И про Зыряна, и про бабу его, и про то, что Толик обещался непременно намотать мне кишки на уши.

Ирка громко ахала в продолжении рассказа, глядя на меня с некой материнской жалостью.

— Вот, в общем, из дома я свалила, и надо где — то остановиться, пока я не найду ту бабу, которая Зыряна кирдыкнула, — закончила я наконец свое повествование.

— Вот ты влипла, — покачала Ирка головой.

— И не говори, — уныло поддакнула я. — Ну, ничего от тебя не утаила, что скажешь?

— А что сказать? — рассудительно ответила она. — Все равно идти тебе больше некуда. Давай подумаем, как меня обезопасить на случай твоего провала — и живи, мне — то что.

— Ну, во-первых — давай я тебе сделаю очень крепкую охранку на год, — предложила я.

— Магдалин, работы сейчас нет, и десяти часов за ночь не делаем, — покачала она головой. — Заманчиво, конечно, но даже со скидкой для меня такое дорого.

Ирка лукавила, по глазам было видно. Ведь наверняка она помнила — я ей только что пообещала любые обряды в обмен на приют. Нахлебницей сроду не была и начинать в мои года уже поздно. Может, ждет, что я подтвержу ей свои слова? Так без проблем!

— Считай этот обряд взносом за квартиру, — хмыкнула я.

— И как он работает? — немедленно оживилась она.

Я отпила чая и пояснила:

— Ну, допустим, выследит меня Толик и приедет сюда. Так вот, мне — то он кишки конечно без проблем на уши намотает, а вот тебе он и захочет — да ничего не сделает. Рука не поднимется.

— Прямо так и намотает? — поперхнулась она чаем.

— Намотает, — уверила я ее. — Толик — он такой, настоящий мужчина! Сказал — значит точно сделает.

Ирка с жалостью посмотрела на меня. Наверняка представила развешанные на моих ушах кишки.

— Только имей в виду — у меня тут офис, — сказала она наконец. — Половина девчонок живет тут. Могут и сболтнуть про тебя кому не надо по глупости.

— Ой, — поежилась я, — а они как вообще из себя? Наверно все пальцы гнут?

— Да с чего бы это? — пожала она плечами. — Половина из деревни, все милые и славные, только вот в жизни не повезло. Я вот думаю — может скажем что ты моя новая девочка?

Я в полном офигении уставилась на нее.

Не, я конечно девушка либеральная, если мой лучший друг решит однажды что он голубой — флаг ему в руки! Здороваться с ним я от этого не перестану — если только он не начнет на моих парней засматриваться. Ирка вон — фирму девушек по вызову держит — и никаких отрицательных эмоций у меня это не вызывает. Она как была человеком в школе — так человеком и осталась, сразу видно. Но самой? В девочки по вызову? Не, профессия конечно романтическая, было б что на старости лет вспомнить, однако я совершенно не чувствовала призвания к ней.

Мне стало дурно.

— В проститутки — не пойду! — непреклонно заявила я.

— Да кто ж тебя заставляет на заказы — то ездить! — всплеснула она руками. — Старая ты, Магдалина, кто ж тебя брать будет!

— Что значит старая? — возмутилась я, обиженная до глубины души. Дожилась — в проститутки по конкурсу не прошла! Нет, не то чтобы очень хотелось, однако сам факт!

— У нас двадцатипятилетних — то берут с трудом, всем соплюшек надо, а нам с тобой уж под тридцатник! — пояснила она.

— Тем более, — пробурчала я. — Девчонки твои тоже не дуры, скоро начнут задумываться — а что ж это за новая сотрудница, которая на самом деле не работает? И чего это ты такая добрая и не выгоняешь ее?

— Логично, — была вынуждена признать Ирка. — Но тогда — что?

— Давай я буду у тебя домработницей, что ли? — предложила я.

— Девчонки сами убираются, по графику. И также начнут задавать вопросы, чего это я такая добрая и решила для них нанять домработницу, — спокойно возразила она.

— Много их тут у тебя живет?

— Сейчас — трое. Разбегаются девчонки, все на север за длинным рублем уехали, а так может и больше будет. У меня квартира четырехкомнатная, роту селить можно.

— Блин, да чего мудрить? — пожала я плечами. — Скажем что я твоя двоюродная сестра из деревни.

Ирка с сомнением посмотрела на меня:

— Идея здравая, вот только не очень — то ты на деревенскую тянешь. Давай лучше скажем что из Москвы.

— А чего уж тогда не из Нью — Йорка? — хмыкнула я. — Проще надо быть, проще! Деревенька мне вполне подойдет.

— Ну и дура, — разъяснила мне Ирка. — Как ты не понимаешь, в деревне — любой — весь народ на виду, а Москва — она большая.

— Логично, — кивнула я. — Значит, по этому пункту мы порешали. Когда обряды делать будем?

— Может, поспим сначала? — она с надеждой посмотрела на меня.

— Поспать — идея хорошая, сама не спала сутки, — опечалилась я. — Простыни чистые есть и свечки церковные?

— Ну есть, — отозвалась она.

— И свечки? — не поверила я.

— А что? — слегка обиделась она. — Мы, знаешь ли, часто с девчонками в Знаменский собор ездим. Работа у нас грешная, вот и замаливаем время от времени.

— О-о! — только и сказала я. Кто б сказал — я б и не поверила.

— Зря смеешься, — вздохнула она. — На этой работе верить и начинаешь. За проституток ведь вообще никто не впрягается, стремно это, так что если кто и поможет — так только Боженька.

— А это как? — не поняла я.

— Ну, — скупо улыбнулась она. — Раз тут жить будешь, все равно узнаешь — работала я сама девочкой, Магдалина. Полтора года как с куста. Попадов в те времена было — не счесть…

— Попад — это что такое? — нахмурилась я.

— Попад, попадашки, попались, — пожала она плечами. — Это когда мальчики решают, что потрахаться на халяву хотят. Собираются толпой, охранника посылают к черту, девочек, что он привез — используют по назначению, и очень жестоко.

— Мда, — глубокомысленно сказала я. Оч. интересно было узнать подробности местной кухни.

— Ну так вот, помню был как — то попад у нас на Коммунаров, парни из местной футбольной командой пивка выпили да и решили оторваться. А в машине была я и еще одна девчонка. Вот и представь — как нам с ней досталось. Я тогда все на свете прокляла — думаю, скорей бы утро, утром всегда отпускают. Наступает утро — шиш! Половина народа оказывается спала, утром они проснулись и тоже захотели развлечений. Мы уж никакие, ладно, думаем, надо дожить до вечера, вечером отпустят. Вечером — что ты думаешь — просыпаются те, что утром спать залегли. И все по—новой.

— Кошмар — то какой!

— Во—во! — поморщилась она. — В общем, они нам спать совершенно не давали. На вторые сутки мы заперлись с той девчонкой в ванной, сидим, ревем и не знаем что делать. Сбежать — никак. Ну она мне и говорит — давай, Ирка, помолимся. Может поможет. Вот помолились мы с ней, а через полчаса приехали родители того парня, кто за хозяина в квартире оставался. Уж не знаю, откуда они взялись, только там такой переполох начался, что не до нас стало. Ну, а мы под шумок похватали вещички — и дырка свисть! Так что, дорогая, в Бога мы тут все верим.

— Мда, — только и смогла сказать я. — Трудная у вас жизнь — то оказывается…

— Или вот еще случай! — вспомнила она. — Были мы на заказе в гостинице, трое мужиков заказало двух девчонок — типа третий спит. Взяли нас, заплатили сразу часа за четыре, за это время напились, конечно, основательно. А третий, кстати, и правда, выпил немного да и спать лег. В общем, подходит наше время к концу, и решили они нас продлить. Лезут за деньгами — а их нет. Было там аж сорок тысяч долларов — наличкой. Нас, понятно сразу же по стенке размазали, мы кричим что не виноваты — только кто хоть нас слушать — то будет? Заперли в соседний номер и говорят — мол, полчаса вам на раздумья, разбирайтесь, кто деньги спер, не разберетесь — в лес обоих вывезем. И вот сидим мы с ней, кровью умываемся — избили они нас сильно, и не знаем что делать. Сорок тысяч — это четыре банковских упаковки, на себе не спрячешь, а сумки они давно вытрясли. Ну не могли мы их взять! И вот тогда я и говорю второй девчонке — давай мол, помолимся. И что ты думаешь — помолились, а буквально через пять минут заходят мужики, извиняются, по штуке зелени нам дали. Оказывается, третий, который спать лег, перед этим решил — мол, спрячу — ка я деньги, а то эти напьются и посеют их. И засунул баксы в носки, а носки — в ботинки, и под кровать. А вот как мы помолились — мужики и решили его растолкать и в курс дела ввести. Тот схватился за голову да и достал носки с баксами. И вот так у нас, Магдалиночка, было…

— Слушай, я в шоке, — честно призналась я, — вера в Бога дело хорошее, однако то что ты рассказываешь — это ведь ни в какие ворота не лезет! Я совсем не так себе это представляла!

— Я тоже, — невесело усмехнулась она. — Ладно, тебе свечи — то зачем нужны были?

— Обряд я хочу сделать сразу же, — вздохнула я. — Нечего тянуть.

— Это долго?

— Часа два.

— А может завтра? — посмотрела она на меня с надеждой.

— Завтра может Толик в гости прийти, — заметила я. — Мне — то без разницы, а вот тебе эээ…неприятно будет.

— Ну ладно, — со стоном согласилась она.

— Мне пустая комната нужна.

— Сколько угодно, — усмехнулась она. — У меня девчонки в одной комнате живут, им так веселей, я во второй, и еще две свободны. Одну ты выбирай, а во второй пошли поколдуем.

— Оки, — кивнула я. — Показывай комнаты.

И мы с Иркой пошли осматривать ее квартиру. Дверь в зале была прикрыта. «Девчонки спят, тише», — шепнула она. Я понимающе кивнула. Скоро я определилась — жить я буду в дальней маленькой комнатке, уютной и светлой. А во вторую мы принесли простыни, свечи и я отправила Ирку помыться. Сама за это время зажгла свечу и поводила ей вокруг. Странно, но в воздухе раздавался лишь еле слышный треск — всего лишь сгорали невидимые пылинки. Вертеп разврата оказался с очень чистой аурой. Чудны дела твои, Господи…

Чудны…

Ирка прибежала, замотанная в белый банный халат и с любопытством спросила:

— И чего теперь?

— Раздевайся и ложись на простынь, — велела я.

— Что, совсем раздеваться? — хихикнула она.

— Совсем, — серьезно покивала я, продолжая водить свечкой по комнате.

Мда…

То ли я дура, то ли Ирка хорошо Богу молится в Знаменском соборе. Ну не трещала свеча!

— Совсем не буду, — сказала она, потупясь. — Я стесняюсь.

— А перед клиентами так не стеснялась, — ехидно заметила я.

— Стеснялась, — вздохнула она, — так я ж свет выключала всегда. Да и вообще, ты брось это припоминать — это было, Магдалина, давно и неправда.

— А ты брось меня Магдалиной называть, — улыбнулась я. — Имя редкое, вмиг вычислят.

— Хорошо, будешь Машей, — безапелляционно заявила она.

— Ясно, — кивнула я. — Раздеваться будешь?

— Буду, — вздохнула она. — Только ты не смейся, я такая толстая.

— Мне это совершенно по барабану, — уверила я ее. — Могу заговор дать от обжорства.

— Правда, что ли? — не поверила она.

— Правда — правда, — отмахнулась я, — кусок в горло не полезет, махом схуднешь.

— Ой, Машка, как хорошо что ты ко мне пришла пожить! — с чувством сказала она.

— Ты это… раздевайся, да ложись, — с заминкой сказала я.

Она что, решила что я пошутила насчет Толика? Да такого гостя как я надо гнать поганой метлой!

Я позвала Бакса, он степенно зашел и улегся на голом Иркином животе, а я принялась ее крестить свечой и закутывать — слой за слоем — в охранки…

Часа через два я закончила последний, седьмой слой, и провела тест. Сделала на нее сглаз и почувствовала, как он тут же отфутболился обратно. На совесть сделала, на совесть.

— Ой, помру, всю душу вытянула, — простонала Ирка, лежа на влажной от едкого пота простыне. Кстати, на нее ушло всего две — очень мало. Обычно я только успеваю менять простыни. Хороший человек все таки Ирка, хоть и бизнес у нее не очень респектабельный.

— Все, Ира, все, — сказала я, — вставай.

— И что теперь?

— А вот теперь, — потянулась я и со вкусом зевнула. — Я пойду спать, а ты иди на улицу и сожги простыни из-под себя.

— А может потом? — жалобно спросила она.

— Можно и потом, — согласилась я. — Но тогда все с этих простынь обратно на тебя вернется.

Она покосилась на вонючие тряпки и быстро сказала:

— Ладно, куда деваться. Поняла!

— Вот и славненько, — кивнула я.

Напоследок этого длинного дня я подключила ноутбук через мобильник к интернету и быстренько законнектила аську. Если честно — была у меня тайная мыслишка — а вдруг там Алекс? Только какое там! У нас день — в Канаде ночь. Спит, христовый. А в аське на оффлайне дожидалась мессага: «Я уже очень — очень по тебе обскучался!» Приятных снов тебе, Лешенька, видимо хорошо ты по мне скучал, что уберег меня Господь.

Посмотрела свой аккаунт — хоо! А инета у меня и не осталось. Теперь — рассчитывайте, други мои, лишь на устное повествование, онлайн — лавочку я прикрываю.

Будем надеяться, я проживу достаточно долго, дабы рассказать вам все..

Аминь.

Следующее утро началось для меня с тревожного Иркиного вопля:

— Машка, проснись, кот твой помирает!

Я с трудом разлепила чугунные ото сна века, посмотрела на Ирку и невнятно спросила:

— Что, прям так и помирает?

— А что, не слышно?

Я потрясла головой и прислушалась. Котеночек и правда безостановочно вопил, и столько муки было в его голосе…

— Не, не помирает он, — авторитетно сказала я. — Эт он просто в туалет хочет.

— Так я ему лоток поставила, — заверила она меня.

— Так ему надо чтобы в лоточке баксы вместо наполнителя лежали, он по-другому никак, — зевнула я.

— Чего-о? — недоверчиво протянула она.

— Вот и того, — подтвердила я. — У каждого свои недостатки.

— Я ему покажу баксы! — громыхнула Ирка.

— Сделай милость, — согласилась я и перевернулась на другой бок — досыпать.

В следующий раз я проснулась уже глубокой ночью. В квартире стояла тишина, негромко тикали часы на тумбочке, а откуда — то из глубины квартиры раздавался голос Ирки — она явно беседовала по телефону. Я с некоторым сожалением вылезла из нагретой постельки, оделась и пошла умываться.

— Машка, встала? — послышался Иркин голос.

Я изменила траекторию, пошла на ее голос и нашла ее на кухне.

— А где все? — удивилась я.

— А все в машине, — пояснила она. — Пиццу будешь?

— Буду, — кивнула я.

— Иди тогда пока умывайся, я тебе в ванной оставила новую зубную щетку в упаковке, а я пока разогрею все.

— Ой, Ир, спасибо большое! — обрадовалась я. А ведь и правда — я сбежала, и практически ничего с собой не взяла! Как бы я сейчас ходила — с нечищеными зубами?

Тут зазвонил телефон, Глухарева схватила трубку и глубоким красивым голосом заговорила:

— Алло!.. Доброй ночи… Да, конечно, услуги девушки стоят пятьсот рублей в час… Да, пожалуйста… Толстых и старых не держим, все молодые и стройные… В каком вы районе?.. Минут двадцать — тридцать… Разумеется, от вас нужен адрес и телефон…

Я не стала ей мешать, развернулась и все же пошла в ванную. Баксюша мирно дрых на стиральной машинке, подгребя под себя забытое кем — то полотенце. Слегка прищурившись, он посмотрел на меня, подмигнул и снова уснул. А я наслаждением умылась, почистила зубки и посмотрела на себя в зеркало.

Мда…

Мой колхозный бесцветный фейс смотрелся очень чужеродно в обрамлении иссиня — черных волос. Надо б конечно закрасить пшеничные бровки и реснички, да вот косметичку, как и зубную щетку, захватить я не догадалась.

Ирка, когда я вернулась в кухню, возилась у микроволновки.

— У тебя черного карандаша с тушью не будет? — спросила я.

— Без проблем, — кивнула она.

Потом, тяжко вздохнув, обернулась и ошалелым взглядом уставилась мне в лицо.

— Нельзя ж так людей пугать! — всплеснула она руками. — Я утром — то тебя еле признала, но уж как—то и привыкла! А ты опять другая!

— Так я ж блондинка, а значит — пигментонедостаточная, — пояснила я. — Бесцветная, словно чистый лист. Вот что нарисую у себя на лице — такой и буду.

— Ну утром — то ты красоткой была, — заметила она. — Может и мне имидж поменяешь? А то уж скучно мне как—то одной и той же ходить.

— Не, — помотала я головой. — Ты от природы темно-русая, у тебя краски в лице есть. То есть у тебя лицо уже есть. Улучшить — ради бога, но нарисовать что угодно, как на моем лице — не получится.

— Да уж…, — покачала она головой, вглядываясь в мое лицо. — Ненакрашенная ты — совсем другой человек… И правда какая — то бесцветная.

— Хо! — вспомнила я. — Это что! У меня случай как — то был! Поехали мы с Саблиными — Танькой да Иркой в деревню к их бабушке. Помнишь Саблиных?

— Помню — помню, подружки твои по школе закадычные, — отмахнулась она. — И что дальше?

— Ну так вот как приехали, тут же вечером пошли в местный клуб на дискотеку. Я расстаралась, личико нарисовала, и все парни были мои.

— Так уж и все? — хмыкнула она. — От скромности не помрешь.

— Не помру, — согласилась я. — Но штук пять на меня точно запали.

— Ну в общем парочка, если говорить точнее.

— Блин, ехидна! — с укором взглянула я на ее радостную физиономию. — Дай дорассказать!

— Все — все, молчу, — закрыла она ладошкой смеющийся рот.

— Вот и помолчи! — кивнула я. — Сказала пять — значит пять. Может даже и шесть — точно не помню, давно это было. Я ведь когда накрашусь — шибко красивая. Ну вот, значит, произвели мы там фурор. На следующий день идем с девчонками с речки, я понятно без макияжа, а нам навстречу — мой самый — самый настойчивый поклонник. Я уж рожу скривила, мол, сейчас пристанет как банный лист, а он взглядом по мне мазнул да принялся с девчонками болтать. Я в непонятках — что за фигня? А он тут этак застенчиво спрашивает, мол, а где Маша — то? Девчонки в полном офигении тычут в меня пальцами, а блею — мол, здравствуй, милок, не признал? А парень стоит столбом, в полном шоке, и изо всех сил в меня всматривается. Потом чего — то бормотнул, сбежал и больше я его и не видела.

— Верю, — кивнула она, внимательно глядя на меня. — С черными волосами и вовсе как не ты.

Тут пискнула микроволновка, Ирка тяжело поднялась, выставила из нее на стол разогретые кусочки пиццы и налила чай.

Снова зазвенел телефон.

— Алло!.. Сдал на Чапаева?.. Двух на два?.. Кого?.. Ясно, молодец.

Она положила трубку и что — то черканула в толстой тетрадке.

— Как работа? — поинтересовалась я.

— Да вот, семь часов с этими наскребли, — расстроено сказала она.

— Ты ж говорила что у тебя одна из сильнейших фирм, а сейчас на заработки жалуешься!

— Ох, Машка, — вздохнула она. — Ты что, думаешь у других дела лучше? Фирм развелось полно, а пирог на всех один, каждый урывает себе по крошке, вот и мучаемся все.

— А раньше что?

— Раньше — то мы спокойно двадцать часов делали. И пятьдесят не редкость было, ну да что теперь говорить… Это было — то год с лишним назад.

— Ясно, — кивнула я. — Купи мне завтра в церкви свечу из белого воска, сварю я в ней деньги и помогу тебе. Только это надо на растущей луне делать.

— Век благодарна буду! — расчувствовалась она. — А то расходов на фирму жуть как много — сотовые, крыша, реклама, квартиру эту оплачиваю, а доходов реально — кот наплакал!

Она схватила кусок пиццы и принялась в расстройстве жевать. Я уж не стала ей говорить что растущая луна начнется только восемнадцатого, почти через две недели.

— На крышу много уходит? — Я тоже взяла себе кусочек пиццы и пододвинула кружку с чаем.

— Пять тысяч ежемесячно дерут, а делать ничего не хотят, — буркнула она.

— Пять тысяч? — подняла я бровь. — Крыши берут десять процентов, значит у тебя заработки — пятьдесят тысяч. Очень неплохо, чего ж жалуешься?

— Пятьдесят тысяч? — усмехнулась она. — Держи губу шире. Бьюсь как рыба об лед, только и успеваю дыры затыкать. А пятерка — это фиксированный налог, а вовсе не процент.

— Налог? — удивилась я.

— Ага, мы меж собой крышу налоговой зовем, — ухмыльнулась она. — Пятнадцатое число каждого месяца — день подачи деклараций.

— Так а чего ж ты не договоришься — то с ними? Скажи, мол, мальчики, работы нет и столько мне платить не по силам. Они что, идиоты, сук рубить на котором сидят?

— Договоришься с ними, как же, — отмахнулась она. — Работать не дадут, если не заплатишь пятнадцатого — вот и весь договор.

— Ну у вас и порядки, — только и смогла я сказать.

— А тебя кто крышует? — Ирка потянулась за следующим кусочком пиццы.

— Смеешься? — подняла я бровь. — Я сама себе крыша.

— А это как? — хмыкнула она.

— А кто со мной связываться — то будет? Еще прокляну, кто на меня наедет, — ехидно улыбнулась я.

— Так чего ж ты Толика не проклянешь! — вскричала она в сердцах.

— Ну прокляну, — кивнула я. — Только мне от этого по большому счету ни жарко ни холодно. Меня сейчас не только он завалить мечтает. Убийцу искать надо.

Ирка с состраданием посмотрела на меня:

— Хорошая ты баба, Машка. Давай, крутись лучше. Чего делать — то собираешься, как убийцу ту искать?

— Да я вот тут подумала — надо к Татьяне наверно съездить. Невесте Зыряна.

— Ты чего, дура? — покрутила Ирка пальцем у виска. — Да она тебя вмиг скрутит да сдаст.

— Посмотрим по ситуации, — покачала я головой. — Но больше мне поспрашивать не у кого. К тому же она меня не знает, живет в Екатеринграде, так что откуда она догадается что я — это я?

— Ну смотри…, с сомнением протянула Ирка. — Что — то я очень сомневаюсь что она тебе душу откроет.

— На месте разберемся, — твердо сказала я.

— Хочешь — так бери мою машину, — предложила она. — У меня девятка вон под окнами стоит.

— Не, — помотала я головой. — Поеду как все люди на автобусе, спалюсь я с машиной.

— А вдруг удирать придется?