Запись из онлайн — дневника:

Други мои, с сегодняшнего дня собираюсь вести онлайн — дневник. Я осознала — я страшное трепло, клад для шпиёна. А при моей работе иметь длинный язык — так ведь лучше сразу удавиться, что б потом не мучаться.

Вот я и нашла выход. И душу облегчу, и мои бандиты не узнают. Они и слова — то такого — онлайн — дневник не знают.

Умная я все-таки. А сегодня меня ждало серьезное потрясение.

Я, Магдалина Потемкина, долларовая миллионерша (в недавнем прошлом) с экзотической профессией — наверняка скоро пойду бомжевать по вокзалам. А потом мне нанесла визит маменька.

Какой неудачный день!

Впрочем — по порядку!

С утреца (18 с копейками Москвы) я кое — как продрала глаза после бессонной ночи в интернете, умылась, и понятно, тут же пошла проверять свои онлайн — угодья. На мэйлах ничего интересного не было — спам да рассылки с anekdotov.net. На ведьминском форуме — как всегда скучно и тихо, как утром на кладбище. Там теперь заправлет некая Наина — шарлатанка. Вернее, то что она шарлатанка — она не говорила, это я сама поняла. Все что она умеет — это с умным видом рассуждать о карме и влиянии Космоса на колдовство. Чешет девица как по писанному, а наши бабы и обрадовались, пляшут под ее дудку.

Тьфу!

Ну какая нормальная практикующая ведьма на полном серьезе решит, что ведьмой она стала только потому, что Космос ее при рождении «отметил» родинкой около пупка, свидетельствующей о связи с этим самым Космосом? И что этот же Космос за неправильное колдовство тут же накажет — руку там сломаешь, или ребенок твой заболеет.

Подразумевается, что у самой Наины та отметка есть. А вот у меня — ни единой родинки около пупка, и вообще на пузе только шрам от неудачного падения с крыши в трехлетнем возрасте. Я даже как — то с невинным видом спросила у той Наины — может ли это считаться искомым знаком. Та на полном серьезе ответила что нет.

Бедная я — несчастная! И как я только ухитряюсь с полным отсутствием связи с Космосом не только на булочку с маслом заработать, но и вообще прослыть отличным специалистом по охранным заклятиям? Наверное, все же неправа Наина, и шрам — очень даже считается.

Вообще, идея с космосом — это полный идиотизм. Ежу понятно, что мы, белые, творим волшбу именем Христа и по милости Божьей. Да и не волшба это, а скорее умение получать ответы на молитвы. Черные ведьмы — у тех черти на подхвате. Космос — то тут при чем?

В общем, я задумалась — то ли форум поменять, то ли попросить Грицацуиху эту шарлатанку проклясть, не люблю сама чернухой заниматься. Наина, божий одуванчик, ведьма чуть ли не в двадцатом поколении (по ее словам), мало того что вместо аватары собственное фото использует (на ведьминском форуме, вы поняли?) — она еще и ссылку на свою страничку в сети дала. А там, понятно, фотографий полный комплект. Распечатывай да проклинай.

Потом я по какому — то наитию зашла на сайт своего банка. Сто лет там не была, а тут взяла и зашла — надо ж знать, сколько на старость припрятано, мне уж 28 скоро, пенсия не за горами. Увиденное меня неприятно поразило — денег осталось полматраса. То есть — двести сорок тысяч зеленых с копейками.

Жизнь дала трещину.

Скоро я окажусь на вокзале.

Я пойду бомжевать…

Бо-оже…

Нет, не считайте меня снобкой или еще кем — сумма в полмиллиона — крайне приличная сумма! Но ведь совсем недавно у меня было почти в десять раз больше!!! Скорость, с которой я спускала деньги, здорово обескураживала.

Ну как, как я ухитрилась за полгода спустить аж два миллиона долларов? Ну ладно, тысяч триста ушло на лечение от рака в швейцарской клинике. Не вылечилась, кстати, то есть на ветер выкинула. Около миллиона у меня Оксана свистнула, Царствие ей, собаке, небесное. Аминь. Сто тысяч я маньяку заплатила, чтобы он убийство, которое шили Мультику, взял на себя.

Где остальные деньги, люди???

В сильнейшем беспокойстве я принялась бегать по трем этажам моим квартирки, по пути прихлебывая кофе из кружки. Примерно к пятому кругу я поняла — я просто не умею обращаться с деньгами. Трачу их так, словно у меня есть неразменный доллар. Сколько денег на карточке — сроду не знаю. Такими темпами у меня и эти двести сорок тысяч оч быстро закончатся.

И плюс — я лентяйка.

Ну—ка, сколько я за месяц заработала? Посчитаем.

Комплексную защиту дядьке из областной администрации — десять тыс. долларов. Жмот, кстати. Пытался «договориться». Я что, хачик на рынке с мандаринами, чтобы со мной торговаться? Я эту десятку честно отрабатываю — все охранки ведь через себя пропускаешь, потом долго ходишь сонной и вялой.

Потом еще ко мне пришли две пожилые четы — их дети поженились несколько лет назад, двух детей нажили, а вот теперь разводиться вздумали. Всем миром их родители наскребли три тысячи долларов, и у меня язык не повернулся сказать что это стоит семь тысяч.

Очень, очень тяжелый случай был. Муж гулял направо и налево, жена билась — билась головой об стенку, а потом устала. Завела любовника, потом второго… И понеслось… «Воровски изменяют мужчины, а любимые лишь от обид… » Помните такое стихотворение? Причем подал на развод возмущенный муж, обнаружив что дражайшая половина ему неверна. Странные мужики все-таки создания. Не хочу замуж, козловодством заниматься.

В общем, всего на круг тринадцать тысяч.

Негусто, негусто…

Два обряда за месяц. Конечно, цены мои многих отпугивают, однако дело вовсе не в этом! А в том, что ночами — то я в интернете сижу, днем, соответственно сплю и трубку не беру. Откуда ж у меня клиенты будут!

Мда…

Надо в жизни что — то срочно менять.

Иначе пойду я бомжевать, как пить дать пойду!

Правда потом явилась маменька и я поняла что жизнь до этого поворачивалась ко мне светлой стороной. Маменька у меня — учительница и наказание божье, если кто не в курсе.

Так, про нее я расскажу в следующий раз, а сейчас пойду-ка я кота в рощице прогуляю. А то он у меня улицу только с балкона видит. Нехорошо.

Тот же день

Нет. Про маменьку долго писать не буду — неинтересно. Ну пришла, как обычно разоралась по поводу цепочки с крестиком, которую ей из Иерусалима привезли. Мать у меня сильно верующая — она уже шесть лет как свидетель Иеговы. Правда, это не улучшило ее препоганейший характер. А цепочку — цепочку Настя, Мультиковская дочь продала кому — то, когда у меня жила. Ну где я теперь матери ее возьму? В общем, в сердцах пришлось пообещать мать отправить в Иерусалим — пусть там на месте этими цепочками хоть обвешается.

Мать ушла, поджав губы.

Надо завтра встать с утра и позвонить в турагенство, заплатить любые деньги, но что б к вечеру мать была в Иерусалиме.

Ну ее.

А вот на прогулке я сейчас — не поверите кого встретила. Ирку Глухареву!!! Ирку я со школы не видела — то есть одиннадцать лет! Раньше она была полноватой блондиночкой с косой до пояса, умненькой и тихой. Все знали — Ирке живется ой как несладко — родители ее были горькими алкашами.

Потом, после школы — пронесся совершенно невероятный слушок — что Ирка подалась в девочки по вызову. Я конечно же не поверила — ну чего смеяться, с Иркиными — то данными — и в калашный ряд! Потом я о ней доо-олго ничего не слышала — и вот, нате вам — какая встреча!

Она меня первой узнала. Смотрю — какая — то полная девчонка в очках идет ко мне и радостно говорит:

— Привет, Магдалин! Сколько лет, сколько зим!

По паспорту я — именно Магдалина, да только люди зовут меня не иначе как Машкой. Я оч радуюсь, когда меня называют полным именем. Поэтому я тотчас Ирку признала и облапила ее с радостным воплем.

Ирка за это время располнела еще больше, волосы она обстригла до плеч и обесцветила. Плюс — очки на умном ненакрашенном лице — ну какая из нее девочка по вызову? Ирка наверняка вышла замуж и теперь растит детишек, в количестве не меньше двух.

— А ты и не изменилась! — улыбнулась она, когда мы покончили с объятиями.

— Ага, ты тоже, — почти не покривила я душой. — Пошли на лавочку, посидим!

Ирка степенно села, расправила подол летнего платья и велела:

— Ну, рассказывай, как устроилась. А чего — то слышала, что ты в пед поступала, наверно сейчас уж учительница?

— Ха! — скептично молвила я. — А я про тебя слышала — что ты вообще девочкой по вызову стала. В Москве, говорят, кур доят.

Я думала, Ирка посмеется вместе со мной, однако она нахмурилась и принялась рассматривать моего кота. Дармоед уже давно раскачивался на ветке березы, оглашая окрестности радостным мяуканьем.

— Ну, так ты у нас теперь кто по жизни — то? — переспросила я.

Ирка вскинула голову, спокойно посмотрела на меня сквозь очки и ответила:

— Фирму я держу, Магдалина.

Я с уважением на нее посмотрела. Бизнесом занимается, а это вам не хухры-мухры, совершенно неженское занятие. Мало того, что первоначальный капитал Ирке вроде бы и неоткуда было взять, так ведь это еще и ежедневный стресс — налоговая, крыши, да и рутинные заботы о деле. Молодец Ирка, что ни говори молодец!

— А чем фирма — то занимается? — с намеком на подобострастие в голосе спросила я.

Ирка так же спокойно и бесстрастно ответила:

— Девушками. У меня фирма девушек по вызову. Причем одна из сильнейших в городе.

Моя челюсть брякнулась на зеленую майскую травку. Ну надо же! Вот уж на кого б и в жизни не подумала!

— И давно? — только и смогла сказать я.

— Давно, — сухо ответила она.

Я с ошарашенным видом покивала. Не, дело нужное конечно. Не будь таких фирм — количество изнасилований многократно бы увеличилось. Но Ирка Глухарева — одна из центральных фигур теневого бизнеса нашего города — это у меня в голове не укладывалось!

— И эээ… как бизнес движется? — проблеяла я. Ничего умнее в голову не пришло.

— Нормально, — пожала она плечами.

— Это ты сейчас значит … сутенерша? — с некоторой робостью спросила я. — Понимаешь, Ир, я тебя обидеть боюсь. Я к этому нормально отношусь, честно.

— Знаешь, когда работаешь в этой сфере, то понимаешь, что ничего страшного тут и нет, — улыбнулась Ирка, так похожая на мать семейства и непохожая на то, что она собой являла. — А сутенер — такого понятия у нас нет. Иерархия простая — я — мамочка, охранник, водитель и девушки.

— Понятно — понятно! — покивала я с умным видом.

— Ну а ты — то кто? — спросила она, — замужем уже наверно?

— Ведьма я, — буркнула я, — а замуж меня никто не берет.

— Ну, плохой характер еще не повод для того чтобы в девках сидеть, — заметила она. — Вон, Галка Бестужева — уж на что змея была, а ведь какого прекрасного мужа себе отхватила!

— Не, ты не поняла, — засмеялась я. — Я по профессии — ведьма.

Она недоуменно посмотрела на меня:

— А это как?

— Про ведьму Марью слышала? — ехидно улыбнулась я.

— Ну слышала конечно, я тут хотела к ней сходить, да только дерет она, зараза, немерянно.

— Ну так это я, — скромно потупила я глазки.

— Что, серьезно? — вытаращила она глаза.

— Вполне, — кивнула я.

Она помолчала, соображая.

— Ну ты заходи, — наконец вымолвила она. — Во-он ту башню видишь?

Я посмотрела на панельную шестнадцатиэтажку на другой стороне рощицы и кивнула.

— Вот там я и живу, пятнадцатая квартира, — пояснила она. — Мне сейчас — то уже пора, сама понимаешь, бизнес, но ты не теряйся!

Я опять покивала, и мы тепло попрощались. Ирка — явно девка как и прежде хорошая, но вот поведение у нее какое — то деревянное. Впрочем, то что мы в школе дружили — почти ничего не значит. Прошло столько лет, и мы встретились практически другими людьми.

Мда уж…

Чудны дела твои, Господи.

Я сняла Бакса с березовой ветки и пошла домой, по пути размышляя.

А что? И приду! Я всегда одобряла асоциальное поведение. К тому же до ужасти хотелось узнать — как же выглядят пресловутые девушки по вызову? Воображение рисовало юных граций в открытых платьях, обтягивающих тело как перчатка.

Да, зайти надо непременно!

А пока я начну новую жизнь с насилия над собой — одену ночнушку, выпью снотворное, и пофиг, что время детское — полпервого ночи! С утра отправлю маменьку в Израиловку и буду честно ждать звонков от клиентов. Я — разумная девочка, я буду работать не покладая рук, откладывая себе на пенсию.

И накаких ночей в интернете!

Аминь.

Сегодня оч. хороший день.

Не успела я проснуться — на этот раз в десять часов утра — как позвонил не кто нибудь, а сам Зырян. Смотрящий за нашим городом, потенциально — очень хороший клиент. Вот как здорово, что я встала ни свет ни заря. Правда, у нас в прошлом были недоразумения, однако когда это было! В ноябре месяце, к тому же, мы расстались вполне мирно. Я ему вручила полмиллиона баксов, а он мне вернул маменьку. Не стоит она, конечно, таких денег. Я б лучше заплатила, чтобы ее кто забрал от меня подальше. Ну да ладно, что было, то было, тем более деньги эти мне вернулись.

Подумав об этом, я оч. ласково поздоровалась с Зыряном и даже поинтересовалась его здоровьем. Он мой вопрос проигнорировал (хам!) и сказал:

— Слышь, Марья, встретиться б, надо мне тебя по делу.

— Ну подъезжай, — задумчиво согласилась я.

Задумчиво — оттого что прикидывала — на какой коэффициент умножить свой обычный гонорар специально для дорогого гостя.

А умножить следовало по-любому.

Во-первых — у меня неудачный месяц. Всего тринадцать тыс. долларов. Число несчастливое, это оч. плохо. Да и вообще, месяц май еще не закончился — и у меня похоже единственная возможность достойно закрыть его по финансам. Потому что уже двадцать восьмое.

Во-вторых — это отличный шанс стрясти с Зыряна хоть какую — то компенсацию за моральный ущерб. Этот гад в ноябре взял маменьку в заложники и заставил меня отдуваться за чужие грехи. К тому же ситуация осложнялась тем, что Оксана — царствие ей, собаке, небесное, — посадила мне скоротечный рак и я доживала последние деньки.

В общем, я считаю, что если умножить на троечку — будет в самый раз.

И мне приятно, и Зырян не обеднеет. В общении с этими людьми оч. важно не перегнуть палку.

Все это молнией пронеслось в голове, а Зырян за это время буркнул, что будет к двум и не прощаясь отсоединился.

Хам, говорю же!

Не-е, что ни говори, а нынешний смотрящий мне определенно не нравится.

То ли дело был Никанор — покойничек. Тот меня крепко любил, перестаралась я с приворотом. Я, кстати, всех кто ко мне ходит, всегда слегка привораживаю. Для страховки. Жизнь — штука коварная, и я таким образом уверена, что те, кого я сегодня защищаю мощными охранками, которые потом не пробить даже мне — завтра против меня хотя бы не повернутся. В общем, с Никанором я дала маху, и пристал он ко мне как банный лист, бегал через день да каждый день, и все с подарками. Я уж думала его отвораживать, нехай с этой страховкой, надоел. А его взяли да взорвали вместе с машиной в моем дворе. Правда, перед этим Никанор успел подарить мне огромного игрушечного зайца, в котором, как оказалось, хранился городской общак — те самые два миллиона баксов, от которых в данный момент остались рожки да ножки. Но все равно Никанору от меня спасибо большое, я это оценила. Не каждый мужчина своей любимой такой презент оставит на память.

А следующим смотрящим стал аристократичный красавец Ворон, Дима Воронов. Любила я его безумно, а он, гад, лишь напоследок разделил мои чувства. Я ему теперь каждую субботу на Текутьевское кладбище цветочки ношу.

А Зырян — Зырян хам трамвайный и мне сразу не понравился. Выглядит он — урка уркой. Землистого цвета лицо, маленькие глазки, в которые посмотришь — и мороз по коже. Раньше у него еще и зубов не хватало, а какие остались — были черными от беломора и кариеса. Потом ему кто-то сказал, что дети плачут от страха при виде его улыбки, и он посетил стоматолога. Зубы у него теперь ровные и крепкие, только не подумайте, что он поставил себе металлокерамику. Золотые у него зубки теперь! Все до единого!

Бо-оже, из какого аула выпало это дитя гор, а?

Оч. неприятный тип в общем.

После разговора с ним я встала, умылась, и пошла проверять онлайн — угодья. Между делом вывела на экран интернет — справочник по нашему городу, нашла телефоны турагенств и принялась их обзванивать. Я четко формулировала девушкам с приятным голоском: надо тур в Израиловку не меньше чем на месяц, и немедленно. Лучше всего вчера, но я не зверь и сегодняшний вечер меня вполне устроит. В трех агентствах девушки видимо решили что я шучу, или они просто не знали значение слова «немедленно». Они мне радостно сказали — «конечно—конечно, все сделаем в лучшем виде, есть такой тур, отправление через три дня».

Ага, через три дня мать мне последнюю кровь за свою цепочку допьет! А я еще молода и почти красива.

В четвертом агентстве трубку снял парень, подумал, и сказал что сейчас перезвонит. Минут через десять он и правда перезвонил и четко объяснил, что есть тур, только на двоих человек, вылет сегодня в пять утра и стоить это будет в два раза дороже.

— Подходит! — радостно ответила я.

Заодно и папеньку сплавлю. Он у меня, бедный, раньше был подающим надежды инженером, потом женился сдуру на маменьке, и все, пить начал. Пусть хоть порадуется, заграницу увидит. Одного — то я его боюсь отпускать, а тут хоть худо-бедно, но маменька присмотрит за ним.

— Отлично! — так же спокойно ответил парень и посоветовал крайне срочно явиться к нему с документами.

Я тут же перезвонила маменьке и велела ей собираться — мы едем покупать ей тур в Израиловку. Мать сразу подобрела и четыре раза за три минуты назвала меня «доченькой». Потом узнала что она едет не одна, а с папенькой, завопила как скорая помощь и назвала меня мерзавкой. Раз пять.

Я покорно сказала что хорошо, мы разумеется не станем покупать этот тур. Только вот маленькая проблемка — сейчас сезон, и люди еще с зимы разобрали все туры, так что ближайшее свободное местечко на Израиль — только в сентябре, когда наплыв отдыхающих поиссякнет.

Мать, далекая от туристического бизнеса, мигом сообразила, что в сентябре начнется учебный год и ее, учительницу, никто с работы не отпустит, назвала меня Маняшей (оч плохо, мерзавка лучше) и согласилась.

В турагенстве все прошло без сучка задоринки. Я отдала матери одну из своих кредиток, на ней должно быть что — то ок. двадцати тысяч, ей хватит с избытком. Она назвала еще раз меня «доченькой» и поехала в свою школу писать заявление на отпуск.

Конечно, чего скрывать — душу немного саднило оттого, что я опять подразорилась, призрак нищеты встал перед глазами, но потом я опомнилась. Мой бедный папенька — алкаш хоть мир увидит, да и за месяц без маменьки — за это никаких денег не жалко!

Оч. хороший день.

Потом в два часа явился Зырян вместе со своей неизменной тенью — Толиком. Как обычно, он попинал в дверь. Значит — мне после его визита корячиться и ее мыть.

Хам!

Не разуваясь и что — то буркнув типа приветствия, он по-хозяйски прошел на кухню, оставляя следы на сияющем паркете. Толик, его телохранитель, молча уселся в прихожей — холле на диванчике. Я нехотя поплелась за дорогим гостем и принялась готовить ему чай.

— А пива — то чего, нет? — недовольно покосился гость на липтон и полез без разрешения в холодильник.

Хам!

Оттуда он выудил упаковку Миллера, сказал что это ослиная моча, но раз уж нет Балтики номер девять, то хрен на то, сойдет и это. После этой сентенции он сунул одну бутылку себе в рот и ловко открыл ее собственным зубом.

Нее, Зырян, ты эти строки не прочитаешь никогда, поэтому авторитетно заявляю — до Никанора тебе далеко. А уж до Димочки и вовсе как до луны пешком.

— Как жизнь? — оч. спокойно спросила я его, стараясь не показать как он меня раздражает.

— Женюсь! — хохотнул он и вылил в себя полбутылки одним махом.

Я так и села. Кто хоть за этого урода пойдет — то?

— На ком??? — с сомнением спросила я. Вроде первое апреля уже миновало…

— Да Татьяна, дочка одного екатеринградского авторитета овдовела пару лет назад, — охотно пояснил он. — Вот и приглянулась она мне. А чё? Баба справная, под сорок, двое пацанят, правда, так то даже лучше. Приду на все готовое, самому не стругать, не стараться!

Я внимательно, с долей нежности посмотрела на Зыряна. Похоже, я была оч. неправа, плохо относясь к нему. Мульти, которая имеет на руках двоих детишек от первого брака, часто сокрушается, что с таким приданым ей замужество не светит. Нет дураков чужих детей себе на шею садить! А Зырян — Зырян молодец. С юмором отнесся к «приданому» невесты, да вроде даже и рад ему. Подумав, я посмотрела на безобразный фейс жениха и осторожно спросила:

— Наверно, привороты нужны?

Если привороты — то плакали большие денежки. За мои привороты больше двух тысяч долларов не стрясти — по приворотам у нас Прасковья мастерица.

— Еще чего! — фыркнул он. — Это вы, бабы, дурью маетесь, а я — по делу! Сгадани—ка мне, Марья, чего — то на сердце неспокойно.

— Без проблем, — кивнула я. — За гадание беру три сотни гринов, в курсе?

Зырян поперхнулся пивом.

— Ты ж сотку всегда брала! — возмутился он.

— Инфляция, — ласково пояснила я.

— Но не три же сотни вместо одной! — кипятился он.

— Ты собираешься со мной торговаться? — холодно подняла я бровь.

Зырян сунул под стол пустую бутылку, открыл следующую (зубом, конечно же) и мрачно буркнул:

— Ладно, хрен с ним, гадай.

— Ну, тогда пошли в гостиную, — кивнула я.

Карт у меня мно-ого. Обычных — четыре колоды, по одной на каждую раскладку. Потом еще есть карты Ленорман, Таро и смешные индийские. Кроме них, есть два мешочка с собственноручно изготовленными рунами

Я решила начать с раскладки на тринадцать. Она мне больше других нравится, оч. четко дает представление о ближайшем будущем. Я выдала колоду Зыряну, велела перетасовать ее своей рукой, после чего забрала и принялась раскладывать.

И что вы думаете? Я глазам своим не поверила, какие карты повалили!!!

Перво—наперво выпал туз червей, большая любовь. Причем по отношению к нему, Зыряну. Господи, кто хоть такого урода полюбит — то? Потом выпала девятка червей. Мда… Оказывается, та, что страстно любит нашего златозубого урку — совершенно ему не пара. На мой взгляд ему и бабка-ежка будет незаслуженной наградой.

Я аж дыхание затаила — когда третью карту тянула. Вот будет здорово, если какая — нибудь шелуха выпадет! Ан нет, и эта говорящая. Выпала девятка треф. Ревнует девочка, ох как ревнует…

Четвертой выпала семерка червей.

Боо-оже, какие страсти!

— Ну чё там увидела, чё? — Зырян заерзал, видимо понял, что дело пахнет керосином.

— Санта — Барбара, серия тысяча третья, — отозвалась я. — В общем, сицуэйшн такова. Имеем бабу, которая совершенно тебе не подходит, и тем не менее любит до беспамятства и жутко тебя ревнует.

— Баба? — непонимающе скривился он.

— Ага, бабу, — кивнула я. — Причем четко сказано, что она пойдет на все, но другой тебя не отдаст. Я так понимаю — свадьба накроется пшиком.

— Нет у меня никакой такой бабы, — уставился на меня Зырян тяжелым взглядом.

— Нет, ты что, хочешь сказать что я шарлатанка? — нахмурилась я.

— А чё, не так? — нехорошо улыбнулся он. — За лоха меня держишь??? Нет у меня никакой бабы!!!

— Зырян, не выступай, — поморщилась я. — Карты у меня проверенные, не врут. Сказала — есть баба, значит есть баба!

— Ты мне мозги с этой бабой не парь! — рявкнул он.

Я психанула и заорала в ответ:

— Да, может и не баба — видишь, дамы нет в раскладке, а только большая любовь??? Значится, мужик тебя, Зырян, и любит!!!

И осеклась.

Зырян ме-едленно поднялся и пошел на меня, растопырив руки.

— Чего — чего ты, курица, сказала? Да я с тобой знаешь что за такие слова сделаю?

Мне тогда, честное слово, стало страшно от его тихого вкрадчивого голоса, прямо до обморока. Мой язык надо выдрать и выкинуть на помойку. Ну как, как я могла забыть, что среди урок тема гомосексуализма не считается смешной.

— Зырян, извини, — горячо залепетала я. — Сама не знаю чего болтаю. Ты ж меня довел — нету бабы, да нету бабы. Не подумавши я брякнула, прости ради Христа.

— Не подумавши, значит? — рявкнул он.

Я усердно закивала.

— Гадай дальше! — жестко велел он.

Я вздохнула.

— Ты это…сядь, — попросила я его. — А то ты стоишь над душой и у меня руки трясутся.

Он сел. Я смахнула пот со лба, прикрыла глаза и принялась вытаскивать из колоды карты — одна за другой. Потом посмотрела на раскладку и офигела. Все семь вытащенных в последний раз карт были пиками, и среди них — туз, девятка и семерка. Оч. редкая комбинация. И слава богу.

— Чё увидела, чё? — Зырян чего — то почуял и заволновался.

Я опасливо на него покосилась и поинтересовалась:

— Убивать не будешь?

— Говори! — нетерпеливо отмахнулся он.

— Не-ет! — уперлась я. — Ты сначала пообещай, что мне ничего не будет, а то ты на расправу — то скорый.

— Да говори, не тяни кота за хвост! — рявкнул он. — Чего увидела?

Я вздохнула и призналась:

— Новый смотрящий у нас скоро будет.

Зыряна было оч. жалко. Я вообще добрая, хоть и ведьма. Не люблю я таки новости людям выкладывать.

— Та-ак! — хреновым голосом сказал Зырян. — И что за паскуда под меня копает?

— Я ж говорю — баба с большой любовью! — и я ткнула для наглядности в червовый туз.

— А при чем тут тогда новый смотрящий?

Я вздохнула еще тяжелее и принялась объяснять на пальцах.

— Вот ты, Зырян, жениться собрался, так? А баба та на все пойдет, но жене тебя не отдаст, ясно?

— На все — эт на это? — ткнул он в россыпь пикей.

— Ну, — потупилась я. — Но ты не переживай — она потом будет очень по тебе убиваться. Но тебя все ж кирдыкнет. Что б значит не достался никому.

Зырян открыл новую бутылку и залил ее себе в пасть. Я аж удивилась — у него там желудок бездонный, что ли? Как не крути, а он за двадцать минут засосал уже четыре бутылки. У него куда помещается — то?

Зырян про мои мысли не знал, он рыгнул, утер пену с губ и хмуро переспросил:

— Насчет кирдыкнет — точно?

— Точнее не бывает, — заверила я.

— И че делать?

— Господи, да забудь ты про вдовушку с пацанятами, да женись ты на той, что тебя любит, — жалостливо посоветовала я ему. — И все будет хорошо. Она с тебя пылинки сдувать будет, носки стирать, шарфики вязать.

И тут Зырян заржал, как конь на водопое.

— Ты чего? — не поняла я.

— Шарфики вязать! — еле вымолвил он. — Ну насмешила!

— Смейся — не смейся, а мой тебе совет — женись на этой бабе, а про дочку авторитета забудь, не дадут вам с ней жить.

— Исключено! — рявкнул он, тут же перестав смеяться. — Женюсь на Татьяне, и точка!

— Да не будет этой свадьбы! — ткнула я в пики. — Скорей тебя похороним!

— А еще варианты есть?

— Есть, — кивнула я. — Можешь заказать у меня охранку. И никакая баба тебе целый год не страшна!

Этот полудурок нахмурил свой низкий лоб питекантропа и рявкнул:

— Так ты меня, курица, тут попросту на бабки разводишь? А я как лох уши развесил???

Я поморщилась от его рева и холодно, со значением сказала:

— В общем так, Зырян. Что — то не нравится — скатертью дорога, но в любом случае прими совет — никогда не оскорбляй ведьму. Земля круглая, попа скользкая… Понимаешь?

Он злобно посмотрел на меня, открыл новую бутылку, влил ее в себя и отрывисто спросил:

— Стоит сколько?

— Пятьдесят тысяч долларов, — отчеканила я.

Крепкая охранка на год у меня стоит пятнашку, да коэффициент три, и плюс пятерка за «курицу».

— Чего??? — рявкнул он. — Совсем ума лишилась???

— Ну что ты так нервничаешь, — ласково сказала я. — Мы же цивилизованные люди. Не нравится цена — я ж тебя силком заказывать у меня эту услугу не заставляю. Походи, поищи в другом месте подешевле.

— Все, пока! — снова рявкнул он, отбросил пустую бутылку в угол и не оглядываясь пошел прочь.

Я ехидно посмотрела ему вслед. Наивный чукотский юноша!

Ни одна ведьма кроме меня не возьмется ставить ему охранки. Умеют, но не станут. Обычным — то людям они без проблем проведут обряд, а вот Зыряну откажут по двум причинам. И первая — то, что ни одна ведьма, кроме меня, не сможет создать по настоящему прочной охранки, а средненькая не выдержит бурной жизни смотрящего за городом. А вторая — когда Зырян это поймет, он самолично ведьме — халтурщице голову открутит. Так подставляться ни одна не захочет.

Я собрала в мусорный мешок пустые бутылки, потом протерла паркет — не дай боже маменьку в гости занесет. И пошла в спальню — лежа на кроватке перечитывать Лукьяненко.

Зырян позвонил часа через четыре и хмуро сказал:

— Ну чё, я согласен на обряд.

Я к тому времени продумала тактику и принялась охать, мол, где ты раньше был, ведь теперь мне ни за что не успеть до ночи найти козла.

— Какого такого козла? — изумился он.

— Для обряда нужен козел! — твердо ответила я. — Непременно нужен! Сейчас мне его конечно уж и не найти, так что все переносится на две недели.

Я нагло врала. Охранку можно было б преспокойно сделать и по другому обряду, без козла, однако мне вожжа под хвост попала. Не люблю хамов, и я решила проучить Зыряна по полной программе. Теперь — то ему придется несладко — сначала срочно искать козла, потом во время обряда ему придется его зарезать, содрать шкуру и голому в нее завернуться. Ничего приятного в этом обряде нет — шкура еще теплая, вся в крови и с кусочками козлиной плоти. Да, еще забыла добавить — это милое колдовство совершается в полночном лесу (Прим!!! — не забыть отчитать себе страх перед выходом!!!). Правда, и охранка выходит просто железобетонной.

Зырян тем временем тоже поразмышлял и наконец пробурчал:

— Ладно, достану я тебе козла. И чего, его к тебе переть?

— Ну зачем же ко мне? — ласково улыбнулась я в трубку. — Ритуал в лесу проводится, у нас для таких дел есть опушка за Колосовкой. Помнишь про нее?

— Ну?

— Так вот, ты туда один не ходи, там по лесу до нее с пару километров. Давай встречаемся в одиннадцать на лестной дороге у раздвоенной сосны. Оки?

— Не оки, — хмуро отозвался он. — Я тебя на въезде в лес ждать буду, а то еще остановлюсь не у той сосны.

— Логично, — согласилась я. — Козла и баксы не забудь!

Но он уже отключился.

Хам, конечно, но все равно — сегодня очень хороший день.

ИТОГИ:

Маменька с папенькой к утру отчалят в Израиловку, а я заработаю пятьдесят тысяч зеленых.

Йо-йо!

Жизнь — то налаживается!

Нет.

Я была неправа.

Жизнь не наладилась, наоборот — случилось нечто ужасное…

Впрочем, я опять забегаю. Сейчас расскажу по порядку. В субботу, после разговора с Зыряном я приняла мудрое решение поспать — я всегда стараюсь это сделать перед колдовством. А около девяти в мою дверь забарабанили соседи. Я шла им открывать, и впереди меня по лестнице в холл несся бурный поток — у меня в ванной на третьем, верхнем уровне прорвало трубу, и вода там хлестала мощной струей в потолок. Бедный Бакс сидел на перилах и тоскливо вопил, косясь на меня с непонятной мне надеждой. Я-то что сделаю, я ж не сантехник!

— Боже, какой фонтан, — схватилась за сердце дама с первого этажа.

Я мрачно на нее посмотрела и понеслась вызывать аварийку. В гробу я такой фонтан видала!!!

В аварийке меня послали.

— У вас кондоминиум, — железным голосом сказала дяденька по телефону. — Мы к вам не выезжаем.

— Я денег дам, только приезжайте! — истерически вопила я. — Я ж соседей заливаю!!!

— Да не приедем мы к вам, — сказал дядька. — Это в подвале надо воду перекрывать, а где мы ключи возьмем? Вызывайте своего сантехника!

Мужики — соседи, услышав это, сорвались и побежали за сантехником — оказывается, он жил в соседнем доме. А я в это время, как могла рукой закрывала дырку. Женщины, причитая, похватали ведра, полотенца, и принялись собирать воду.

Ага, наивные!

Типа теперь это чем — то может помочь, судя по тому как мужик с первого этажа разорялся о залитом паркете.

Еще через двадцать минут прибежали мужики и сказали, что сантехник уехал на дачу.

И вот сижу я, люди, вся насквозь мокрая около этой дырки, моя рука лишь ненамного сдерживает хлещущий поток, и волосы у меня встают дыбом…

Суббота.

Почти ночь.

Аварийка наотрез отказалась ехать.

«Ты просидишь тут до понедельника, — сказал мне мой внутренний голос. — Потом явится сантехник с дачи и перекроет трубу. А ты отдашь все деньги соседям — у них к тому времени уже штукатурка отвалится — и пойдешь бомжевать».

И мне меня охватило ужасное чувство какой — то обреченности. Я села прямо на залитый пол и горько заревела, чувствуя, как больно бьет струя в ладошку.

Еще через десять минут явились сантехники из какой — то фирмы, вызванные непонятно кем из соседей, ловко устранили течь, взяли за труды тысячу триста и свалили, оставив меня посреди пруда, в который превратилась квартира. Соседки, элегантные дамы, засучив рукава принялись дальше вычерпывать воду.

Через полчаса у меня стало почти сухо и мы побежали с тряпками на четвертый этаж к Сереге, устранять у него последствия катаклизма.

И так мы осушали квартиры вплоть до первого этажа.

Спина и руки у меня начали отваливаться еще в моей квартире. У соседок, наверно, тоже, но мы мужественно и дружно продолжали работать.

Это был тихий ужас.

Сейчас, когда я пишу эти строки, происшедшее видится в какой — то дымке, словно это было во сне. Вот только тело у меня от тех нагрузок до сих пор болит, недвусмысленно напоминая что никакой это не сон, а самая что ни на есть реальность. Так же в этой реальности существовал и еще один момент — я здорово влетела на деньги. У всех соседей был дорогой эксклюзивный ремонт, и всем, не считая Сереги, с пятого этажа, моего давнего поклонника, я должна была возместить убытки.

Бо-оже…

Пока я снимала махровый халат, с которого капала вода с частным дробным звуком, Сереженька принимал в кухне претензии от соседей. Потом, когда я переоделась в сухое и спустилась вниз, он протянул мне список. Я просмотрела его и хмыкнула. Соседи мне попались душевные. Общая сумма выглядела около тридцати тысяч долларов. Неплохо за три квартиры, неплохо, я думала что мне насчитают гораздо больше.

Плюс — мои собственные нижние два уровня, насквозь промокшие. Обои, разумеется, отвалятся, паркет станет горбом, аппаратуре кирдык.

Бо-оже…

Вообще — то я страшно суеверная. Если перед обрядом возникли неприятности — ни за что не стану работать. Если Мастеру нет удачи в этот день — о каком колдовстве может идти речь? Но счет в пятьдесят тысяч долларов все менял. Причем когда сосед с первого этажа начал возмущаться за свой паркет, я неосторожно пообещала завтра же оплатить убытки.

Так. У меня вчера было двести сорок тысяч с копейками. Грубо говоря, матушка мне обошлась в двадцать тысяч — деньги с кредитки она конечно за месяц не растратит, но и мне обратно не отдаст. Плюс — соседи. Плюс — моя собственная квартира. Итого у меня остается ок. ста восьмидесяти тысяч.

Бо-оже…

В такой ситуации от Зыряновского гонорара я отказаться просто не могла. Поэтому я стиснула зубы и поехала в Колосовку — тем более что время поджимало.

Явилась я немного раньше времени. Встала у кромки леса, открыла окошко и принялась дышать свежим воздухом. Местные сюда без нужды не ходят. Во-первых — от деревеньки достаточно далеко — километра три будет. Во-вторых — все в курсе что лесок облюбовали ведьмы — то бишь я с коллегами. А в-третьих — городская братва и просто нечаянно оступившиеся граждане повадились здесь прикапывать свои проблемы. Насолит конкурент — его кирдык, да за Колосовку. Зять тестя пришибет по пьянке — труп опять туда же. Оч. удобно. Только по ночам здесь страшновато.

Вспомнив об этом, я быстренько прикрыла глаза и отчитала страх. Кому интересно — привожу текст, это простенький и безобидный заговор.

Минут через десять появился и Зырян. Припарковал свой джип ко мне впритирочку, опустил стекло и хвастливо заявил :

— Достал я тебе козла!

Мог бы и не сообщать — ветер донес до меня тяжелый козлиный дух. Мда…

— Надеюсь, у него не возникли по дороге естественные потребности, — скептично молвила я.

— Потребности? — нахмурился он, завернул голову назад и чертыхнулся, — ничего отсюда не видать.

Он выбрался из джипа и стал протискиваться к задней дверце, по пути бормоча, что не дай бог козел в салоне напакостил — он этого урода самолично уроет. Вот идиот! С этой стороны же моя машина, гораздо удобнее было бы выйти с другой стороны.

Я опять хмыкнула.

— Ну разумеется уроешь — я, что ли, должна после обряда закапывать козлиные останки?

Он обернулся ко мне, хотел что — то сказать, и тут где — то совсем рядом громыхнул гром.

— Это что блин за катаклизм? — слегка нахмурилась я.

А Зырян дернулся и как — то неловко сполз вниз.

— Эээ! — не поняла я его маневра, — ты куда?

Он не ответил. Я приоткрыла дверцу и склонилась вниз, посмотреть чего там делает Зырян.

Снова раздался грохот, и мое лобовое стекло посыпалось внутрь осколками. Я непонимающе посмотрела на него, потом на Зыряна, пускающего кровавые пузыри, и до меня начало доходить.

Вот черт!

Я еще попыталась помочь Зыряну. Схватила его за руку и дернула на себя, затаскивая его в машину. А тот дернул головой, шепнул «Только я бы тебя не бросил, дура…» и помер. Точно помер — я прямо видела, как его лицо безвольно обмякло в тот момент, когда душа покинула тело. Вместо только что живого человека остался труп. Я приподнялась, потом потянулась зачем — то за аптечкой — она у меня в бардачке — и снова на том месте, в котором только что была моя голова звякнуло стекло.

«Господи, ну чего ты тормозишь! — заверещал внутренний голос. — Вали же отсюда поскорее!!!»

Все-таки как я не вовремя страх — то отчитала. Если б не это — я бы уже давно улепетывала, только б пятки сверкали.

Вслед мне еще несколько раз прогрохотал гром. Мне, понятно, не было страшно (оч. хорошо на этот раз). Совершенно спокойная, я твердой рукой вела машину, да так, что сам Шумахер облез бы от зависти. Скорость — по максимуму, дорога — просто песок, никакого покрытия, а я еще и петляла как заяц, уворачиваясь от пуль.

«Чего быть — тому не миновать», — философски думала я в это время, отлично понимая что в любой момент меня могут подстрелить.

Обидно.

Ну, грохнули Зыряна, так а я тут при чем? Свидетель? Так я ничегошеньки и не видела. Да даже если б и видела — ты подойди ко мне да попроси как человека — мол, Марья, помалкивай, коли жизнь дорога. А она мне точно дорога, я еще молода и почти красива. К тому же все знают что я болтать не люблю. Вернее — люблю, но я все сейчас напишу в дневничке — вот вроде и выговорилась. А кто его, тот дневник, читает — то?

Ну зачем, зачем меня убивать, Бакса сиротить?

Нелогично.

И мне неприятно, и душегубу лишний грех.

Дома я бросила машину в гараж и велела охраннику никого ко мне не пускать. Потом добралась до своей квартиры, упала на кровать в спальне и вот тут — то я и ощутила, как меня начало колотить.

Зырян умер, ему теперь все равно. А вот у меня похоже теперь начнутся проблемы — затаскают по ментовкам, и попробуй доказать что я не верблюд. Скоро найдут тело, около него — следы от моих шин, к тому же наверняка найдутся свидетели, которые подтвердят что Зырян поехал на встречу именно со мной. То, что в меня тоже стреляли и у меня разбиты окна — ни о чем не говорит. Может, я их сама монтировкой покрошила? Или Зырян, бедняжка, от меня отстреливался перед смертью. Менты — они такие, им только в руки попадись.

И ведь любому, кроме них, будет понятно, что я тут совершенно ни при чем. Стечение обстоятельств, да и только.

Остаток ночи я металась по разгромленной после наводнения квартире — думала, как жить дальше.

В девять часов утра я решила что это уже приличное время для воскресного звонка и набрала номер Витьки Корабельникова, моего друга детства и мента.

— Алло — сонным голосом отозвался он.

— Витька, проснись, — сурово велела я.

— Зачем? — недовольно отозвался он.

— Посоветоваться надо.

— Ну так советуйся, — разрешил он. — Опять куда — то влипла, горе?

— Ну да, — призналась я и рассказала про то, как на моих глазах убили Зыряна.

Витька среагировал на это до странности спокойно.

— Баба с возу — кобыле легче, — зевнул он.

— А мне — то, мне то чем это грозит? — вскричала я. — Ведь скоро все знают, что он поехал на встречу со мной, и там следы от моих шин! Меня не посадят?

— Да с чего? — удивился Витька. — Мы вообще стараемся не принимать заявления, где жертвы — члены преступных группировок. Они там меж собой воюют, а нам — разбираться? Спи спокойно, Лисеночек. Даже если это и ты его пришила — Кабанцев тебе только спасибо скажет.

Кабанцев — это главный в местном РУБОПе. И я отлично знала, в чем суть его нелюбви к Зыряну — тот ни в какую не шел на сотрудничество. Ну а что вы хотите — урка из старых, таким с ментами и рядом — то стоять не положено по понятиям.

Я попрощалась с Витькой, и принялась, засучив рукава, убираться в квартире. Бардак давил на нервы, было оч. некомфортно. Вдобавок меня сильно знобило — то ли от запоздалого страха, то ли я простыла, наплававшись в ледяной воде (три ха-ха, милочка, ты что, предпочла бы потоп из кипятка?)

А Зыряна — оч. жалко.

Добрая я.

И удивляли такие мексиканские страсти в его жизни. Санта — Барбара отдыхает. Конечно, сам Зырян как объект безумной любви меня несколько удивлял — но ведь кирдыкнула его баба — то, чтобы он никому не достался. И сам Зырян это понял перед смертью — то — то он шептал, что все равно бы ее не бросил.

Странные мужики создания. Ведь та девочка была явно ему не чужая. Зырян, узнав об опасности с ее стороны, мог просто успеть первым. Чик — чик — и вот еще одним неуспокоенной покойницей в Колосовском лесу больше. Однако он предпочел — просто защититься от нее, неразумной. Не понимаю я такого. В жизни так редко выпадает шанс, когда тебя оч. сильно любят, да и тебе этот человек вроде не безразличен. Зыряну бы хватать ту девчонку да скорее в загс тащить — а он уперся и решил жениться на Татьяне. Кстати, вот к ней — то у него точно вряд ли какое — то чувство было. Что он про нее говорил? «Баба справная»? Хоро-оший комплимент для любимой женщины. К тому же его странно радовала ненадобность «стругать», как он выразился, детишек. Наверняка он был импотентом. Потому и не стал жениться на девушке, которая его любила.

Мда…

Ну вот я и разобралась.

Умная я все — таки!

А девчонка та все же молодец! И спуску неверному возлюбленному не дала, и время для страшной мсти выбрала подходящее. Завтра — завтра было бы уже поздно, на Зыряне была ба моя охранка, у нее бы рука просто не поднялась на него. К тому же на обряд он поехал один, без своего верного телохранителя Толика. А Толик, надо сказать, просто терминатор какой — то. Совершенная машина убийства. Я бы точно не рискнула убивать в его присутствии вверенный его охране объект. И никто не рискнул — даром что ли Зырян с таким характером дожил до сорока трех (или сорока четырех? Ну да неважно).

Вот только зачем же она в меня — то стреляла? А-абыдно…

Часов в одиннадцать я забила на уборку и пошла спать — шутка ли, я почти сутки на ногах.

Сквозь сон я слышала, что где — то далеко, на первом уровне, заливается звонок и дверь сотрясается от могучих ударов. Это явно явились разгневанные соседи — завтра уже наступило, а убытки я оплачивать еще не начала. Но что я могла сделать? Подняться с кровати и их принять я была просто не в состоянии.

Я проспала все воскресенье и очнулась только в пять утра понедельника.

Все тело ужасно ломит, особо болит ладошка, которой я пыталась сдержать напор воды. Оч. больно печатать — надо было затыкать дырку левой рукой.

Жалко Зыряна и себя — заработала, блин, пятьдесят тысяч!

Ну отчего мне не сиделось в интернете? Зырян бы до меня не дозвонился, и меня бы это не коснулось.

Чуть позже я слегка повеселела — я похудела с субботы на два килограмма (оч. — оч. хорошо!) Сейчас уже полдевятого, а я про завтрак и не вспоминаю, мне кусок в горло после такого стресса не лезет. К тому же я рассчитываю еще немного порасстраиваться и похудеть таким образом еще на пару кэге. Это было бы отличной компенсацией за все мои страдания.

Ох-ох, какой же ужасный был день!

Ну что я могу сказать? У меня оч. большие проблемы.

Сначала я с утра на ровном месте вывихнула коленку. Одно неловкое движение — и ногу, странно завернувшуюся назад, пронзила резкая боль. Я кое — как доползла до кровати и тут же принялась отчитывать наливающуюся опухоль. Дня через два конечно пройдет, однако — что это у меня за полоса — то пошла?

Потом позвонил Витька и завопил, будто его режут:

— Лисеночек, солнышко, вали скорее из города!!!

— А нафиг? — не поняла я.

— Мне птичка напела, что за Зыряна мстить будут!

Я хмыкнула. Ах, его прихвостни решили отомстить за смерть любимого (три ха-ха!) вождя? Думаю, на самом деле они все явно были до ужаса рады такому повороту событий — Зырян со своими старорежимными порядками давно забодал своих подчиненных. Однако отомстить конечно следовало, это было по понятиям. Традиция! Чтобы другим неповадно было смотрящих убивать!

Девушку Зыряновскую было жалко, хоть она и стреляла в меня.

— Эй, ты меня слышишь? — забеспокоился Корабельников.

— Слышу, слышу, — покивала я.

— Так чего, помочь тебе свалить — то?

— А я — то тут при чем? — пожала я плечами.

— Дура! — рявкнул он. — Пистолет, зарегистрированный на тебя, бандиты нашли в лесочке, недалеко от трупа!

— Не понял, — удивилась я. — Меня подставить решили, что ли? На мое имя зарегистрирован только газовый, так что фигня все это!

— Именно что твой газовый и нашли, только он уже под боевые патроны переделан!

— О-о! — я так и села.

— Вот то и оно! К тому же многие знали, что он едет к тебе на стрелку, и везет с собой крупную сумму денег — пятьдесят тысяч гринов. А сейчас — Зырян труп, а денег нет!

— О-о…, — в шоке протянула я. — Вить, меня подставили. Чего делать?

— Валить! — снова рявкнул он. — И как можно быстрее — Толик уже за тобой охотится. Серегу с бабкой вашей я еще вчера выслал из города, а тебе вот только дозвонился. С матерью своей сама разбирайся, но и ей бы убраться подальше.

— Ладно, Вить, спасибо что предупредил, — кисло промямлила я и отключилась.

Бо-оже…

Я была в полной прострации от услышанного. Да если б я хотела смерти Зыряна, я б его втихушку отпела на семи соборах, или б там на крест его подвесила. Три дня — и оп-ля! — а у нас в городе новый покойничек. Никто бы и не узнал. Но вот стрелять бы я точно никогда не стала. У меня и пистолет — то валялся без дела, и не переделывала я его под боевые патроны!

В запале я рванулась было его поискать, однако мою коленку пронзила дичайшая боль, и я со стоном уселась обратно на кровать.

Допрыгалась…

Ни о каком побеге не может быть и речи, пока у меня болит нога. В принципе, у меня внизу охрана, дверь мультилоковская, огромный холодильник «Бош» под завязку набит продуктами. Месячишко осады я спокойно выдержу. А там глядишь, чего и изменится.

Господи, ну за что меня эта баба так подставила — то? Она б меня попросила по-хорошему, я б ей еще и помогла. И вопрос — как она смогла выкрасть у меня пистолет, который я и сама — то не знаю, где лежит?

Так.

Кто у меня был дома в последнее время? Мультик — но это точно не она. Мы подруги, она не любит Зыряна — еще чего, они даже незнакомы, и вообще у Мультика роман с Лешей. Отпадает. Баба Грапа — но она просто — напросто не проходит по возрастному признаку — ей больше восьмидесяти лет. Соседи и Серега во время потопа — но они все время были на виду, да и не успели бы они переделать газовый пистолет под боевой патрон за полчаса. Маменька? Но маменька уехала с папенькой в Израиловку. А так — я нисколько б не удивилась, если б она Зыряна грохнула — он ее в плену держал. Хотя нет. Что — то я зря на нее наговариваю. Она у меня верующая, и хоть любит кровь попить, но руку ни на кого не подымет. Две пожилые четы — помните, которые заказывали воссоединение семьи своих детей? Подумав, я отбросила и их. Я принимала старичков в кухне, и они все время были у меня на глазах.

Вот и все.

А больше у меня никого и не было.

Я ж в последнее время днем сплю, ночами — в интернете висну. Не до гостей!

Мда… Девушка Зыряновская явно владеет телекинезом. Иначе она просто не могла выкрасть пистолет.

Еще через полчаса снизу позвонил охранник:

— Магдалина Константиновна, там к вам какой — то бугай прорвался, вы не открывайте дверь ни в коем случае! — торопливо сказал он.

Снизу тотчас, как по заказу, раздались мощные удары в дверь.

— Как так прорвался? — с досадой сказала я. — Я ж просила ко мне никого не пускать!

Душа устремилась в пятки, предчувствуя недоброе.

— А вот так, — буркнул охранник. — Дал мне в ухо, так что я с ног слетел, да бегом по лестнице. Но я наряд вызвал, сейчас менты приедут да и повяжем его.

Я дотянулась до пульта телевизора, Включила канал, на который настроены видеокамеры и обомлела. На экране красовалась крайне злобная рожа Толика — Терминатора. Он яростно колотил ногами в дверь, громко матерясь и рассказывая, что он со мной сделает, если я ему не открою.

Господи, вот идиот — то.

Он бы лучше интеллигентненько звякнул в дверь, а когда б я спросила «кто там?» — промямлил бы что сосед или сантехник. Я бы без проблем открыла — и хватайте меня, тепленькую. Уж не знаю, на что он рассчитывал, когда орал у моей двери что мне кишки на уши намотает. И ведь намотает, как доберется — Толик славился умением держать свое слово.

Я вздрогнула от накатившего ужаса. У Толика тем временем зазвонил сотовый, он буркнул в трубку пару слов, смачно плюнул на мою дверь и скачками понесся вниз. (Прим. — Не забыть помыть дверь!)

Минут через двадцать я позвонила Андрею — охраннику и с надеждой спросила:

— Ну как, задержали бугая — то?

— Утек, — мрачно ответил он. — Я его задержать пытался, так он снова двинул мне в ухо и утек.

— Вот гад! — злобно сказала я. — А менты что?

— А менты минут через пять подъехали, да что от них толку.

— Ясно, — совершенно расстроено сказала я.

Как было бы хорошо, если б менты того Толика задержали, хоть одним охотником за мной меньше. А то что он не один — было понятно. Сейчас — каждая сявка посчитает за честь кирдыкнуть меня.

Ой, Госсподи, чего ж делать — то???

Браткам я ничего доказать не смогу, это да и аминь. Во-первых — все улики и правда против меня. А во вторых — ну кому оно надо, разбираться? Виноватая найдена, ведьму Марью — чик-чирик, и дело сделано.

Подумав, я позвонила Витьке.

— Ты еще тут ? — страдальчески простонал он.

— Тут, — покаянно призналась я. — Знаешь, Вить, я ведь не смогу свалить — у меня нога вывихнута в коленке.

— Захочешь жить — на одной ноге упрыгаешь! — рявкнул он.

— Да я вообще не могу ходить, понимаешь? — жалобно сказала я.

— Я понимаю одно — то что тебя, дуру, пристрелят ни сегодня — завтра! — отрезал он. — Толик, телохранитель Зыряна, поклялся что скоро твои похороны состоятся! Так что хоть ползком, но вали!

О-о…

Толик — это серьезно…

Он, как я уже говорила, слов на ветер не бросает…

Похоже что действительно, хоть тушкой, хоть чучелом, но валить надо.

Я обвела глазами спальню и внезапно меня пронзила мысля:

— Так мне что, квартиру бросить? — вскричала я.

— О чем ты, идиотка, думаешь? — опять застонал он. — Ты уж без пяти минут труп, а ты…

— Ясно, — уныло сказала я и попрощалась.

Я совсем пала духом — ибо поняла, что даже в случае успешного побега перспективы у меня нерадостные. Я гарантированно лишаюсь квартиры со всем добром. Продать ее не удастся даже через посредника или агенство — именно на этом я и погорю, братки не идиоты. Я лишаюсь всех подруг и связей — а это не менее важно чем квартира. На новом месте мне придется покупать и обставлять две квартиры — и на это уйдут все деньги. Ведьмой работать я не смогу — спалюсь тут же. Ведьмы — не бухгалтеры, коим нет числа, ведьмы — товар штучный. Максимум через месячишко меня вычислят и прихлопнут.

Трагедия в том, что больше я ничего делать не умею.

Я села на кровати и обхватила голову руками.

Бо-оже…

Чего делать — то?

Говорила мне маменька — иди, дочка, в пед. Работала б сейчас учительницей и горя б не знала.

Кстати о маменьке. Разумеется, ее тут нельзя оставлять на растерзание. Однако она явно придет в ярость от таких внезапных перемен в жизни. Оторванная от своей квартиры, работы и церкви — она так развопится, что я в один прекрасный день предпочту суицид ее обществу.

Госсподи, чего ж делать — то?

Валить — проблематично.

Не валить — тоже убьют.

В конце концов голова моя от мыслей распухла словно тыква и я мудро решила сделать перерыв. Чай попить, компресс изо льда к коленке приложить.

И я поковыляла на кухню.

И там меня чуть не убили. Даже обидно — я с таким трудом до нее добиралась с третьего уровня, ведь каждый шаг отдавался в коленке дикой болью. И вот открываю я холодильник, нагибаюсь за морковкой, и тут окно разлетается вдребезги. Ну, я после истории около леса ученая — мигом упала на пол, попав босой ногой в Баксову мисочку и размазав по паркету его обед. Кстати о паркете — он подсох и не встал горбом. Обои тоже не отвалились. Странно — но моя квартира и не пострадала от потопа.

Ну да речь не о том, это я к слову.

В общем — лежу я на осколках стекла и кошачьих консервах, в потревоженной ноге дикая боль, и внимательно рассматриваю противоположную стену. А там, на светлом фоне обоев темнеет дырочка. Не наклонись я за морковкой — дырочка была бы в моей дурной башке. Ох, правы люди, говоря что морковка для здоровья полезна. Выживу — буду трескать ее мешками.

Ну, да что гадать о будущем? Я подползла к холодильнику, уселась перед ним и на удивление хладнокровно пообедала копченой курятиной и помидоркой. Потом задернула шторы от греха подальше, стараясь не высовываться за линию подоконника, и поползла обратно в спальню. Там я, подвывая, долго вытаскивала крошечные осколки стекла из кожи. Оч. неприятно.

По пути я размышляла. Осадили меня по полной программе. Похоже — даже когда у меня выздоровеет нога, свалить фиг получится. Как же я удачно маменьку — то с папенькой сплавила! А вот Серега — тот меня поразил, если честно. Зная, что мне грозит смертельная опасность, он хладнокровно сгреб бабульку (общую!) в охапку и отчалил. И это — мой давний поклонник, мечтающий обо мне днями и ночами.

Тьфу!

Вот, меня убьют, а он явится и станет как ни в чем ни бывало жить — поживать этажом ниже. Баба Грапа явно заплачет и расстроится. Оч. плохо — она старенькая, ее беречь надо. Маменька тоже наверняка опомнится и обрыдается. Папенька будет рыдать без вопросов. Бакс опять же сиротой останется.

Эх, сколько я народа — то опечалю.

Чего ж делать — то, люди???

За эту ночь меня еще два раза пытались убить. Сначала оглушительно лопнуло окно в спальне.

«Фиг на вас, — злобно подумала я. — Лето, жарко, с такой вентиляцией оч. удобно и кондиционер попусту не гонять»

Потом, еще через пару часов посыпались осколки в гостевой спальне на втором уровне.

«А вот и не угадали!» — снова ехидно подумала я. Я храбрилась. На самом деле мне было очень одиноко и тоскливо. Ну почему, почему я не пошла в пед? Сейчас была бы солидной дамой, имела б мужа, детишек. Научилась бы жить на зарплату, штопать колготки и возможно, считала бы себя счастливой. Потому что тогда на мою жизнь точно бы Толик не польстился.

Я вздохнула от таких мыслей, еще на раз заговорила коленку и уснула. Утро вечера мудреней.

Так оно и оказалось.

Я рассудила — а с чего мне валить прямо сейчас? В городе, слава Те, Госсподи, ни маменьки с папенькой, ни Сереги с бабулькой. То есть — все родственники и почти — родственники выведены из — под удара. Всю жизнь не побегаешь, а Толик — он упертый, он меня сколько надо, столько будет искать. Он не успокоится в отличие от других ни через год, ни через десять. Он меня найдет — и намотает, в соответствии с обещанием, кишки на уши. Фууу…

Оч. неэстетично.

Так что я подумала — а почему бы мне не побарахтаться? Почему бы мне не попробовать доказать свою невиновность? Свалить — то я всегда успею, да только вот проблематично это, как я вчера просчитала. В общем — у меня на все про все есть месяц, пока родители не вернутся из Израиловки. Месяц — это много. За месяц я вполне разгребусь. Или меня все же убьют — и я не принесу никому проблем. Тоже неплохой вариант.

В общем, разгребание я решила начать с поисков Зыряновской девушки. И я знала как это сделать. Да, я ни разу ее не видела. У меня ни одной вещи, чтобы привязать к ней заклинание, даже имени не знаю. За что хвататься? Но ведь можно попросить коллег об общем сборе — отказать они мне в этом просто не имеют права. Это святое право каждой ведьмы — попросить других выложиться ради нее до конца. Все вместе мы сможем просканировать некроауру Зыряновской могилы — сорок дней еще не прошло, душа рядом. И проследить все ниточки, что тянутся еще от этой души к живым людям — и наоборот. Девчонку мы вычислим в два счета!

А там — заклинание на послушание, и она вприпрыжку побежит каяться новому смотрящему. И заодно объяснит, какого черта она меня подставила.

Да. Так и надо сделать.

Ведьмы или мы не ведьмы?

Правда, за общий сбор — крайне высокая плата. Год я буду у коллег в рабстве. «Подай — принеси, на фиг пойди». Они не стесняясь будут скидывать мне своих клиентов — после того как возьмут себе с них плату. То есть я совершенно за год ничего не заработаю. Ну да знаю, на что подписываюсь.

Год — не вся жизнь, он пройдет. Зато останусь жива!

А деньги — так если я хвост прижму, стану тратиться только на еду и не покупать норковых шуб без числа (к тому же их у меня уже четыре!) — так на год с лихвой хватит тысяч двадцать долларов. Включая маменьку с папенькой. Хо, да у меня еще и останется кой — чего после этого!

Вроде я на правильном пути?

Пойду звонить коллегам!

Я в полном шоке…

Впрочем, опять я забегаю. Звоню я перво-наперво Галине, она мой голос услышала, засуетилась и слегка виновато отговорилась, что у нее гости. Мол, давай попозже созвонимся? Ну, я девочка воспитанная, и потому согласилась (оч. плохо — в моей ситуации промедление смерти подобно). А может и не воспитанная, я просто лохушка. Ну да не в том дело. Далее звоню еще паре ведьм — трубку не берут. Дома значит нет. Потом дозваниваюсь до Веры, но тоже поговорить не удалось — она с заполошным криком «варенье на плите убегает» — бросила трубку.

Я опять не поняла намека.

Остальные ведьмы — кто без телефона, кто не отвечает — и осталась у меня по списку одна Лора — Святоша. Хотя — видит бог, ей бы больше подошло прозвище «Ворона». Она — худая бабка слегка за полтинник, сколько я ее знаю, носит все черное — и вроде одно и то же: юбку до пят, кофту с длинными рукавами и платок, повязанный под подбородком. При чем ее совершенно не смущает летняя жара под тридцать — теплый платок всегда на месте. На лицо Лора — типичная Баба Яга. Нос крючком, уши торчком, вся в жутких морщинах, да и характером страшно сварлива. И вот такой ужас на крыльях ночи — самая светлая из всех белых ведьм нашего города. Ей не в лом полдня простоять в молитве на коленях, ей не в лом половину года жить в монастыре — а я там была один раз, больше не хочу, брр… Живет она в избушке — развалюшке, и почти все доходы отдает на церковь. Видимо, за такие подвиги Господь и смотрит сквозь пальцы на ее ужасный характер — так как Лора, как ни грустно, не только самая светлая, но и самая сильная. Мы — то все ведь строго по одной специальности Мастера, остальную магию знаем, но не досконально. Я — Мастер охранных заклятий, ну и удача у меня неплохо выходит. Прасковья — по приворотам, Вера — младенцев лечит, Ирина — животину. Оксана, царствие ей, собаке, небесное, магию денег сильно знала.

А Лора — Лора Мастер сразу же в трех магиях — травы, исцеление людей и скота (каково? Практически это делится на две магии! Да и вообще магия исцеления — крайне емкая штука!), а еще она Мастер земли. Огороды то есть отчитывает, и такие урожаи там родятся, что люди уж и не рады ему — не успевают все в банки закатывать!

Сильный Лора Мастер, большой ей поклон за это, да только чего ж у нее такой характер — то паскудный?

В общем, я отвлеклась. Она оказалась дома и трубку взяла. Правда голос ее доносился как из подземелья — Святоша живет в деревеньке, двадцать километров от города, и телефон у нее — пожелтевший от дряхлости дисковый раритет.

— Приветствую тебя, Лора, — очень вежливо сказала я.

Мы с ней ну о-очень сильно не любим друг друга.

Она как будто и не удивилась моему звонку и со значением сказала:

— Здравствуй, Марья.

Я слегка офигела. Я конечно понимаю что Святоша меня терпеть не может, но такой подколки я от нее не ожидала. Мы, ведьмы, друг друга ПРИВЕТСТВУЕМ. А вот с мирскими или отлученными, коль есть охота — просто здороваемся, проводя этим границу. Не, ну какова нахалка, а? Ну да ладно. Я решила смолчать и не начинать скандал — не та у меня ситуация, чтобы с Лорой ссориться. Я сделала вид что не заметила ее оговорки и оч. спокойно сказала:

— Лора, у меня очень сложная ситуация и нужна помощь всех наших. Прошу сбора.

Лора помолчала, словно чего — то прикидывая, после чего сердито сказала:

— Отлучили тебя, Марья. Какой теперь тебе сбор?

Ну, думаю, Лора совсем палку перегибает.

— Чего ты собираешь? — рявкнула я. — Ну и шуточки у вас!

— Да я и не шучу, — хмыкнула она.

— Ну и как меня интересно могли отлучить, если я за собой ничего такого не знаю? — язвительно осведомилась я. — Да и вон, неделю назад с нашими встречалась, к Троице готовились, и все было нормально!

И я тут же вспомнила, что я благополучно забыла про этот праздник, состоявшийся в воскресение. Не до того мне было, ей-богу! В субботу у меня приключился потоп и грохнули Зыряна. Так что на Троицу я забылась тяжелым нервным сном. И Лора тут же с долей иронии заметила:

— Так а чего ж ты не пришла, раз готовилась?

— Не до того мне было, — буркнула я.

— Ну так вот на Троице собрались мы все вместе да и отлучили тебя, — пояснила она.

Я посидела, собирая в кучку разом разлетевшиеся мысли. Что за фигня? Ведьма должна совершить действительно нечто ужасное, чтобы ее поперли из белых ведьм. То что мы время от времени подколдовываем черной магией — ерунда. Обстоятельства разные бывают, и все это хорошо понимают. Мирская жизнь ведьм никоем образом не колышет никого. Отлучают только за магические действия совсем уж бесчеловечного свойства — младенца там на зелья пустить, и т.д. Вообще, на моей памяти отлучили только Оксану, и то посмертно. Та совсем попутала берега и решила забрать у ведьмы, своей же коллеги, жизнь и молодость. У меня, если быть точнее. Мне повезло, в результате она скопытилась первой. Наши, разумеется, были крайне возмущены — если уж мы друг на друга начнем руку поднимать, то что ж будет — то? И вот собрались мы на Пасху и торжественно отлучили ее. Думаю, Оксану, в ее безвестной могилке, это не очень — то и опечалило.

Я поразмыслила на эту тему и наконец задала логичный вопрос:

— А за что вы меня так?

— Смертей около тебя много, девонька, — вздохнула она. — Не по — Божески это.

— Каких таких смертей? — холодно переспросила я.

— Ну давай посчитаем, — охотно согласилась она. — Никанор — покойничек разве не около тебя полег?

— Ну ты вообще, — возмутилась я — Давно всем известно что его Галина Добржевская заказала. А то что его машину взорвали в моем дворе — так я — то тут при чем???

— А ты ему разве вслед не читала? — осведомилась она.

— Нет не читала! — психанула я. — Погадать он ко мне приходил, понимаешь? А вовсе не за обрядом! С чего бы мне ему вслед читать? Да даже если б и читала — что — то я не видела, чтобы после наших отчиток машины взрывались!

— Так это ты так говоришь! Сказать — то всяко можно.

— Христом клянусь — я ни при чем! — отрезала я.

— Да мне — то что? Бог рассудит, при чем ты или не при чем, — недовольно отозвалась Святоша. — Ну а следующий смотрящий, Ворон — тут ты тоже не при чем?

— Димку — не тронь, — хреновым голосом отчеканила я.

— И пальцем его не касалась, — уверила она меня. — Только вот, девонька, и следующий смотрящий около тебя сгинул. Ну не странно ли?

— Стечение обстоятельств, — сквозь зубы прошипела я.

— Знаешь, — продолжала она, будто и не слыша меня, — а ведь у меня сноха — то в третьей городской работает врачом. Так они там все после вскрытия удивлялись — с чего б Ворону умирать? Патологий нет, повреждений нет, сердце здоровое. Жить бы да жить парню…

— Я тебе сказала, не лезь в наши с Димкой отношения, я ему почти жена! — рявкнула я, чувствуя, как закипают горькие слезы.

Права Лора, и я, только я виновата в его смерти. И это я должна была тогда умереть, вот только он решил иначе…

— Жена? — осуждающе сказала Святоша. — А в церкви — то вы венчаны?

— Сама знаешь что нет, — устало ответила я. — Не успели. Лора, давай замнем? Димку я сильно любила, а ты ворошишь…

— Замнем, — согласилась она. — Ну а по третьему смотрящему что скажешь, голуба?

— Не виноватая я, — шмыгнула я носом.

— Ну виновата — не виновата, а нам таких коллег не надо, — сурово отрезала Лора. — Живи как знаешь, а нам с душегубками не по пути. Прощевай, Марья!

— Погоди! — торопливо остановила я ее.

— Ну что еще? — с некоторым раздражением в голосе сказала она.

— Лор, — смущенно сказала я, проталкивая слова сквозь невесть откуда взявшийся комок в горле. — На отлучении меня что, единогласно турнули?

Как — то не верилось в это. Со всеми ведьмами я была в прекрасных отношениях. Кто постарше — были мне словно матери, кто помоложе — словно сестры. Пелагеюшка учила меня солить огурчики и править спину. Вместе с Иринкой мы переживали нелегкий период в ее жизни — любимый ушел к другой. Причем вернуть или приворожить — никак, он действительно любит разлучницу и магия тут не подействует. Только Иринкиному — то сердечку не легче. Галина, Прасковья, Анна, Наталья, Неля — мы ведь созванивались через день да каждый день, мы все очень дружно держались, были словно одна семья. Конфликтовали мы только со Святошей — ну да с ней все конфликтовали, говорю ж — паскудный у бабы характер!

Ну не ожидала я от них такого удара!

— Почти единогласно, — ответила тем временем Святоша. — Одна против была.

— И кто же? — спросила я, надеясь узнать имя одной не — Иуды, моей единственной подруги.

— Ну я, — коротко буркнула она, словно стесняясь этого.

— Спасибо, — ошеломленно ответила я.

— Ладно, некогда мне, — холодно ответила она. — И не звони мне больше, Марья. Не хочу я с тобой лясы точить, грех на душу брать.

Потом я долго лежала на кровати и тупо смотрела в потолок.

Я — отлученная ведьма.

Падшая.

И отлучили меня те, кого я еще полчаса назад искренне считала своими подругами и просто хорошими людьми. А они так легко меня предали…

И самое интересное — за что, а?

Мне очень, очень одиноко.

Пойду пореву.

Фига ль реветь? Пора переходить к решительным действиям! Нога уже почти не болит. Так что ночь я провела в интенсивных сборах. Перво — наперво я хлебнула Новопассита от нервов, намазалась автозагаром и нанесла иссиня — черную краску на свои светлые волосы. Сердце, понятно, сжалось от такого варварства, да только что делать? Толик если меня поймает — кишки на уши намотает. После чего преспокойно уселась перед компьютером и залезла в аську. Red Scorpion из какого — то германского городишки, название которого я никак не могла запомнить, ваял игрушку во флэше и я недолго думая принялась ему помогать. После моей помощи свинки на лужайке почему-то слопали всех волков, и мы дружно решили, что этот глюк надо отметить. Я еще хлебнула новопассита, Скорпиончик в Германии открыл бутылку пива. Все были довольны и принялись работать дальше. Через полчаса волки все же начали — весьма неохотно, надо сказать — гоняться за свинками, однако те получились хитрыми и дьявольски быстрыми. Они улепетывали со всех ног, после чего с пригорка показывали волкам фигушки.

«Глюк!» — дружно решили мы и привычно разбрелись за пивом и новопасситом. В третий раз, когда мы решили глюк не править, а просто прорисовать свинкам фигушки почётче, появился некий Alex, физтех (в интернете, блин, куда не ткни — одни выпускники МФТИ!), по национальности украинец, ныне живущий в Канаде. Не, ну на что людям интернет, если они нормальный ник подобрать не могут, а? Нет чтобы написать что — то типа — Злобный Кролик, или Последняя Девственница Урюпинска. Еще бы паспортные данные в детайлз вписали! Ну да ладно… Это я из-за нервов ворчу. Мне ли возмущаться — у меня у самой ник Witch — ведьма то есть на инглише.

Этот Алекс принялся тут же настаивать на том, что надо просто заменить свинок овечками — и все будет отлично!

«Шиш тебе!» — возмутились мы со Скорпиончиком. Эти свинки нам уж как родные, а он…

«Третий слева — товарищ Хрущев», — понимающе покивал Алекс.

Люди, эт на что это он намекает, а?

Я вымыла голову от краски, замотала ее в полотенце и нанесла второй слой автозагара от Ланкома — он ценен тем, что проявляется сразу, а не через несколько часов. Буду цыганкой, очень хорошая идея. Меня же все привыкли видеть бесцветной ненакрашенной блондинкой, так что если сгустить краски — может и не догадаются что это я.

Потом я вернулась к компьюдеру и предложила новоявленному любителю овечек обменяться фотами. Моя привела его в восторг (я там накрашена и почти красивая), а что касается его…

Мда уж…

Я конечно сразу же поняла, что раз уж он закончил МФТИ, то ничего путнего там нет, но жила какая-то надежда. Нет в жизни счастья, а в интернете — симпатичных программеров. Впрочем, парень вроде нормальный, отчего бы и не продолжить общение? А общение оказалось на редкость классным. Нечасто встретишь человека, с которым у тебя полный коннект и взаимопонимание. Скоро я уже стала его называть просто Лёшей и почти забыла о том, что у меня жуткие неприятности. Спохватившись, я принялась между делом собираться.

Сунула в рюкзак кой-какую одежонку, документы, ноутбук, недочитанный «Лабиринт» Лукьяненко и полпалки сухой колбасы — вдруг придется бомжевать? Потому как я совершенно не знала куда идти. Ну да ладно, главное — вырваться из дома. То что меня пасут — несомненно. Блин, я тут словно мышка в мышеловке. Не знаю, правильно ли я делаю, собираясь в побег. Потому как я поняла, к чему был идиотский визит Толика и бессмысленная стрельба по окнам. Меня отсюда — не достать, поэтому и решили просто-напросто выкурить из теплой норки. Ну-ну, милые мои, еще посмотрим кто — кого! Я вам не кисейная барышня, зубки об меня обломаете.

А может и не обломаете. И не увидит меня больше хороший парень Леша в интернете.

Но кариес напоследок я вам в таком случае обеспечу.

Аминь.

Общаясь с Лёшкой, меня не оставляло странное ощущение. Вот сижу я тут, в роскошной квартире, и возможно я не доживу до утра. И всего пара процентов что я доживу до материного приезда. А на другом конце земли сидит Лешка, после работы он поедет на своей серебристой Хонде домой или по друзьям — и все у него хорошо. Он считает проблемой то, что он живет скучно и тихо. Он мучается от этого. И даже не подозревает, что если завтра я не выйду в интернет — значит меня больше нет.

И меня пронзила мысль… Есть, есть другая жизнь. Где все спокойно и тихо, слегка скучно. Никаких катастроф, только обыденность и медленное оседание пыли на поверхность мебели. Это другое измерение…

И я от всей души, черной завистью позавидовала Лёшке.

После чего размотала полотенце на голове, посмотрела в зеркало на коричневый от загара фейс и принялась щедро наносить макияж. Косить было решено все же под индианку. Толстой линией обвела черным карандашом глаза, на три раза прокрасила ресницы и нарисовала шикарные карминовые губки поверх своих. Вывела смоляные дуги бровей, ткнула меж ними красной помадой и оп-ля! — попробуйте меня узнать. Потом я пошла в гардеробную — где-то там было настоящее сари, мне его Мультичек привезла из Индии. Сари нашлось достаточно быстро, и даже не мятое — я его в порыве аккуратности ухитрилась приладить на плечики. Я быстренько в него замоталась и подошла к зеркалу. Мать честная! Там отражалась не я, а натуральная индианка. Моя крестьянско-колхозная внешность была намертво погребена под сильным загаром и килограммчиком — другим косметики. Толик меня несомненно не узнает. Меня родная мама не узнает. Да что там говорить — я сама себя не узнаю!

Настроение здорово улучшилось и я понеслась обратно к компьютеру.

«Ты где, мне же скучно без тебя…» — висела жалобная мессага от Лешки на рабочем столе. И внезапно у меня по душе разлилось какое — то тепло. Оттого что я нужна кому-то, пусть даже и Лешке.

«Я здесь, Лёш, — написала я. — Сейчас я уйду, появлюсь наверно только завтра. Ты будешь по мне скучать?»

«Очень — очень, Магдалиночка», — появилась мессага. И — странное дело — я на миг ощутила коннект с его душой. Почувствовала его досаду, оттого что я ухожу. Почувствовала его боязнь — а вдруг я завтра не появлюсь? И крохотный росток чего — то такого, на что я даже не решилась посмотреть внимательнее.

«Пока», — сухо напечатала я в окне, отправила и отключилась.

Ну их, эти виртуальные романы.

По сети бродят толпы неприкаянных программистов, которых чуть приголубь — и они без всяких приворотов твои навеки. Вот только оно мне надо, а?

Я снова хлебнула новопассита и принялась дальше собираться в побег. Тщательно рассовала по потайным кармашкам кредитки — сопрут, так не все разом, — и пошла рисовать в ворде плакатик. На листе формата А4 я вставила изображение фигушки и написала жирным шрифтом на 72 — «ТОЛИК, Я УШЛА ЗА МОЛОЧИШКОМ, НЕ БЕЙ ПЛЗ. ОКНА, МЕНТАМ СДАМ ЗА ХУЛИГАНСТВО!» Закончив, полюбовалась результатом и поставила свое творение на распечатку (10 шт.), за это время почистила зубки и хорошенько позавтракала. Потом подумала — и еще раз почистила зубки. Про запас. Потому как я четко осознавала — идти мне некуда. К подружкам сунуться — оч. неумно, там будут искать в первую очередь. Ну да ничего. У меня есть знакомый бомж, дядя Миша, думаю он мне даст по старой дружбе лестные рекомендации в местное сообщество маргиналов. Впрочем, чего это я о пристанище забеспокоилась? Меня ж тут Толик пасет! Глядишь, и обеспечит мне по доброте душевной квартирку на Текутьевском кладбище. Не, я собственно против этого кладбища ничего не имею — ухоженное, зелененькое, прямо глаз радует! Да и Димочка там лежит…

Но все же — я еще молода и почти красива — давайте в другой раз?

Так что я побросала все свои приготовления, и принялась усердно заговаривать себя от беды. Вообще, парадокс в том, что я, Мастер защитной магии, нахожусь в положении сапожника без сапог. То есть — на других ставлю непробиваемые охранки, а сама их не имею. Большие и серьезные обряды должен отчитывать над человеком Мастер, но ведь не разорваться ж мне! Однако кто мне мешает не ЗАКЛЯСТЬ, а ЗАГОВОРИТЬ себя от злых людей? Если кому надо — привожу текст. Сказать три раза, сплевывая через левое плечо.

«Иду я по чистому полю, навстречу мне семь бесов с полудухами, все черные, все злые, все нелюдимые. Идите вы, духи и полудухи, к лихим людям. Держите их на привязи, чтобы была я от них цела и невредима по пути и дороге, во земле и в воде, во обеде и на пиру, на свадьбе и в беде. Мой заговор долг, слова мои крепки. Во имя Отца и Сына и Святого духа. Аминь»

На часах было уже два ночи, когда я решила — пора! Быстренько пробежалась по квартире напоследок, перекрыла все трубы, не дай боже опять наводнение случится, я вовек не рассчитаюсь! После чего неторопясь приклеила скотчем прямо на окна плакатики с фигушкой. Утром, как рассветет, Толик их и увидит. Будем надеяться что он тогда прекратит артобстрел — мышка — то смылась!

С чувством выполненного долга я обула босолапки в тон сари, подхватила рюкзак и пошла на выход.

— Мяв! — Баксюша сидел у порога и с укором смотрел мне в глаза.

— А чего «мяв» ? — огрызнулась я. — Вискаса тебе два мешка открыла, воды — тазик поставила, мать приедет через месяц и тебя спасет. Чего тебе не хватает, дармоед?

— Мяв! — непреклонно заявил котеночек и уселся поудобнее, перекрывая дорогу.

— Ну пошли, — пожала я плечами. — Только имей в виду — я не на прогулку, меня шлепнут — ты следующим будешь.

Тот индифферентно махнул хвостом.

Ах да, я и забыла — у кошек ведь девять жизней. Везет же некоторым!

Я вышла, заперла квартиру и засунула магнитную карту — ключ за обивку стоящего на площадке диванчика. Я всегда так делаю, если надолго уезжаю. Место это заговоренное, никто не найдет, а в пути потерять карту — проще простого.

После этого я бесшумно пошагала вверх по лестнице. Баксюша упорно плелся за мной. Вот идиот, сидел бы дома, целее был!

На последнем этаже я деликатно позвонила в единственную дверь на площадке. Через пару минут позвонила еще раз. Через десять минут непрерывного трезвона из-за двери раздался сонный голос:

— Кто там?

— Соседка, разумеется, — хмыкнула я.

Дверь слегка приотворилась и в щелочке показался мужик в семейных трусах.

— Что за соседка? — подозрительно осведомился он, глядя на мое сари.

— Марья я, из двенадцатой, — призналась я, понизив голос.

— Да какая ж ты Марья! — возмутился он. — А ну…

— Да не кричите вы, — поморщилась я. — Ночь на дворе, все спят. Перекрасила волосы да загорела, только и всего. Аль забыли, как я вам охранку делала, а у вас в этот момент осложнился геморр…

— Тише, тише, — зашептал он, нервно косясь мне за спину.

— Да нет тут никого, — уверила я его. — Я к вам по делу — вы мне лифтом не разрешите своим воспользоваться?

— Зачем? — непонимающе уставился он на меня.

— Свалить надо незаметно, — призналась я.

Мужик подумал, покосился на свои трусы и буркнул:

— Так я не одет.

— Ничего — ничего, вам идет, — светским тоном заверила я его.

Мужик, имя которого я хоть убей не могла вспомнить, почесал тощую волосатую грудь и наконец посторонился, пропуская меня:

— Хорошо, пойдемте.

— Спасибо, вы очень любезны, — проворковала я, шагнув в глубь квартиры.

— Брысь отсюда! — рявкнул он.

— Вы чего? — опешила я.

— Да это не тебе, — досадливо поморщился мужик. — Кот вон лезет.

— Это со мной! — с достоинством пояснила я.

Бакс, почувствовав поддержку, махом проскользнул меж ног мужика и потерся о мой подол.

— Ну… тогда конечно, — смешался он и пошел меня провожать.

А сейчас я поясню — чего это я к этому мужику явилась среди ночи. В нашем доме есть подземный гараж — ровные ряды боксов, стойла для наших железных лошадок. А у этого мужика — был отдельный гараж, с отдельным въездом со двора — и с отдельным лифтом. Дело в том, что у мужика был дорогой и престижный пентхаус — все для вас, лишь бы вы платили денежки и улыбались.

В общем, мужик, сонно зевая, загрузился со мной в свой лифт и мы поехали вниз.

— Могу надеяться что вы про мой визит завтра не вспомните и никому не расскажете? — осведомилась я у него.

С того как — то махом слетел весь сон, он внимательно посмотрел на меня и недовольно спросил:

— У тебя чего, проблемы?

— Ну, — буркнула я.

— Вот черт, — ругнулся он. — А я — то думал — поклонник у подъезда караулит, мало ли чего.

— Типа этого, — уклончиво ответила я. Толик меня там точно караулит. — Но вы все равно про меня не рассказывайте.

Мужик подумал — подумал и предложил:

— Давай так — ты у меня вообще не была, и я тебя знать не знаю. Если кто спросит про то что я тебя вывел — скажу, что кришнаитку на ночь снял, устраивает?

— А кришнаитки что, снимаются??? — воззрилась я на него. В мозгу прочно засело — раз верующие — значит живут свято.

— Еще как! — ответил мужик, чему — то мечтательно улыбаясь.

Я оглядела его тощие ножонки — ручонки, пивной животик и хмыкнула. Тоже мне, любитель секса по-индийски.

Лифт мягко остановился, с тихим шелестом разошлись створки, и мужик переспросил:

— Ну так как, ты согласна на то что тебя тут не было?

— Разумеется! — проникновенно улыбнулась я ему. — Кришнаитка у тебя была, кришнаитка. Сколько они за ночь — то берут, а то вдруг спросят?

— Э… — опешил мужик, — нисколько. По любви.

— По любви? — подняла я бровь.

— Двести баксов, — смутился он.

— Да…, — глубокомысленно заметила я. — Две сотни не деньги, значит и впрямь по любви.

Мужик злобно на меня посмотрел, схватил пульт и ворота гаража начали подниматься.

— Вали давай, — буркнул он.

— Но-но, — предостерегающе сказала я. — Когда меня начнут пытать, как я свалила, я ведь могу и правду сказать.

— Ах ты! — задохнулся он от возмущения.

Но я уже одумалась. Новопассита надо было пить больше.

— Дяденька, извините пожалуйста, — покаянно сказала я. — У меня жизнь в последнее время сложная, одно за другим, вот и собачусь со всеми.

Дядька посмотрел на меня внимательно — шучу или нет, и махнул рукой.

— Ладно, Марья, иди. Я тоже сонный не подарок.

Я кивнула и шагнула во двор. Ворота за моей спиной с тихим шуршанием опустились. Вокруг ярко светили ажурные кованые фонарики, было безлюдно (третий час ночи, еще бы кто — то был!), и я стояла тут как на ладони. Бакс словно матерый партизан тенью крался среди клумб. С трудом я заставила себя пошагать на негнущихся ногах к калиточке в огибающей двор изгороди. Ею жильцы пользовались именно во время ночных вылазок — дабы не открывать здоровенные большие ворота. Каждое мгновение я ждала, что сейчас мне в лоб вопьется каленой иглой пуля — и я оч. бесславно закончу свой земной путь. И самое главное — мое тело в таком виде никто не идентифицирует со мной. Меня похоронят как бродяжку.

Бо-оже…

Я шмыгнула носом.

Себя было жалко до ужаса.

Кое — как собравшись с духом, я заставила себя дошагать до калитки, выйти, и тут — то меня и приняли.

— Эй ты, коза! — послышался дробный топот. — Стоять!

Я от ужаса замерла и даже слегка присела.

Ко мне подлетели два парня, бесцеремонно схватили за руки и громко свистнули. Через пару минут из-за угла показалась знакомая гориллоподобная фигура.

«Толик!» — полуобморочно пискнул внутренний голос. А я поняла — вот и пришел мой смертный час. Некстати вспомнилось, что я не написала завещания. Маменька теперь сдаст мое имущество на церковь, а бедного Баксюшу — на живодерню. Она у меня такая.

Я закрыла глаза и принялась истово молиться.

— Харе Рама, Харе Кришна, Харе, Харе, Харе! — с подвыванием лепетала я писклявым от ужаса голоском

«Ты чего мелешь?» — недоуменно спросил мой внутренний голос.

— Харе Рама…, — продолжала истово пищать я.

— Ну, чего тут у вас? — послышался усталый голос Толика.

— Да вот, кобылу поймали, смотри — та? — послышались радостные голоса парней. Вернее, они изо всех сил старались говорить степенно, с небрежной ленцой, однако получалось у них это из рук вон плохо.

— Харе Рама, Харе Кришна, — пищала я, не забывая прислушиваться к разговору.

— Вы что, совсем идиоты? — рявкнул Толик. — Если вы каждую девицу из этого дома начнете хватать — вмиг на нары сядете! Я ж сказал — наша бледная, как поганка, а вы мне чучмечку поймали!

— Харе? — неуверенно бормотнула я. Чучмечка — это он про меня, что ли? Почти чистокровную индианку?

— Так может она покрасилась, — пристыжено молвили парни. — Волосы — то длинные, соответствует, а покрасить их — пара минут.

— И рост с голосом поменяла, — устало сказал Толик. — Не майтесь дурью, отпустите ее и больше кого попало не хватайте. Дом элитный, большие люди тут живут.

— Так а раз уж поймали — может, трахнем, а потом отпустим? — рассудительно заметил один из парней.

— Я вам трахну! — рявкнул Толик. — Я сказал — мне тут лишний криминал не нужен! Марш по местам!

Парней как ветром сдуло, а я постояла немного, и только тогда осторожно приоткрыла один глаз. Я была одна. За угол сворачивал Толик. Я открыла второй глаз и внимательно посмотрела ему вслед — Бог мой! Толик, железный Толик, шел сгорбившись и шаркая ногами, словно старик. Во всей его фигуре чувствовалась смертельная усталость. Это его что, так слежка за мной измотала? Не понимаю я таких людей. Зырян мертв, и ему уже не поможешь. Зачем же себя — то так изводить? Плюнул бы давно на меня, поехал домой, навернул тарелку борща, да и выспался б.

Но не таков Толик.

Он мне пообещал мне намотать кишки на уши — и намотает, будьте уверены. Спать — есть не будет, но сделает это. Если я не успею оправдаться к тому моменту, как он меня найдет.

Об ноги потерся Бакс и вопросительно мурлыкнул. Я сунула его в рюкзак и потихонечку, бочком, принялась сматываться.

Куда?

На вокзал, милые, на вокзал!

На вокзал меня довез какой — то старичок на раздолбанных Жигулях. Я специально высматривала машинешку поплоше. Дедок, правда, странно косился на мое сари, но ничего не сказал.

Мда…

Из дома я выбралась, все чудесно, однако пора с этим маскарадом завязывать. Не дело сейчас мне внимание привлекать.

Поэтому на вокзале я первым делом двинулась в женский туалет, переоделась в кабинке в джинсы с блузкой и аккуратно стерла у зеркала точку между бровями. И немедленно стала похожа на итальянку. Мда… Вот оказывается чем отличаются девушки этих народов!

Я еще разок напоследок посмотрела в зеркало — и не без удовольствия. Миндалевидный контур глаз, смуглая кожа, черные волосы по плечам — ну чем не венецианка, а?

Я показала язык отражению, подхватила рюкзак с Баксом и двинулась в зал ожидания. Теперь вокзал — мой дом родной, надеюсь, что я тут надолго не задержусь. Опять же — стимул поскорее разгрестись с проблемами. К подругам — то ведь не сунуться, квартиру или номер в гостинице не снять. Только и остается бомжевать на вокзале. В зале я уселась на свободное местечко и проверила Бакса — тот что-то подозрительно притих. Мерзавец, как оказалось, преспокойно дрых. В такое время! Внезапно мне стало не по себе. К хорошему — то быстро привыкаешь, а ну как он потом меня заставит его всегда с собой в рюкзаке носить? А что? У меня Бакс такой… Помнится, когда я его принесла домой, у меня под рукой не оказалось наполнителя для его лоточка. Я схватила первое попавшееся — пачку фальшивых баксов, мы накануне расплачивались ими в монополию — в мгновение ока изорвала на клочочки и выстелила ими горшок. И что вы думаете? Котеночку это чрезвычайно понравилось. Может, он видел в этом некий символизм, но с тех пор он гадить на что — то другое, кроме баксов, он категорически отказывается.

Тем временем небо за огромными окнами вокзала стремительно светлело. Я попыталась набросать план действий. Как мне найти ту бабу — киллершу? Вроде тут все ясно — надо просто-напросто прочесать все близкое окружение Зыряна — и тут же будет все ясно. Да вот только фигушки. Зырян жил бирюком, все его близкое окружение — это телохранитель. Если б была около него та баба — я бы об этом знала. Скорее всего, он ее просто прятал ото всех. Тут же возникает вопрос — что с ней не так? Ведь были же какие — то причины, по которым Зырян не захотел на ней жениться — и скрывал отношения. Но какие же? Косая, рябая и хромая — это все равно гораздо больше того, что заслуживал Зырян. Слабоумная — вряд ли. Хватило же у нее ума перевести стрелки на меня. Вопрос, каким образом она стащила мой пистолет, я мудро опустила. Чувствовало мое сердце, что это я узнаю только тогда, когда найду девицу.

Ох, задача из области — пойди туда, не знаю куда. Надо опросить его бывших особо приближенных — и я даже знаю кого. Козырь — он скорее всего сейчас станет смотрящим после Зыряна, до него не добраться. Скорее всего что — то могут знать Пономарь, Михей и Стадник. Вот только чует мое сердце, что не дадут они мне интервью. Скорее пулю в лоб. А я молода, почти красива и все такое. Да и Бакс сиротой останется.

Бо-оже…

Что ж мне делать — то?

Тут Бакс завозился в рюкзаке, высунул мордочку и громко, с видимым страданием в вытаращенных глазах, мяукнул. Я обмерла.

Вот черт!

Моему дармоеду срочно потребовалось на горшок. Схватив рюкзак с котом в охапку, я выскочила на перрон и огляделась. Не так уж и далеко, у края платформы виднелись чахлые кустики. Вот к ним — то я и направилась. Тут на путях с лязгом и шипением стала тормозить электричка, и Бакс взбесился. Мой котеночек, впадающий в истерику при звуке включенного фена, испытание электричкой перенести решительно не смог. Он взвыл дурным голосом и с ошалелым видом ринулся прочь из рюкзака. Я в полете успела словить его за хвост, однако он молниеносно извернулся, полоснул меня когтями по руке и в мгновение ока скрылся в тех самых кустиках у края платформы.

Я посмотрела на капающую из царапин кровь, быстренько отчитала ее и злобно сказала вслед коту:

— Все, гад, ты достукался. Вот тут и оставайся!

— Мяу? — ветер донес из кустиков вопросительно — страдальческий голос Бакса.

Я демонстративно показала ему фигушку, развернулась и наткнулась на старичка. Крепенького такого, килограмм под девяносто, и в черных очках.

— Люди добрые! — жалобно взывал он, стоя в двух шагах от меня. — Помогите Христа ради, доведите слепого до поезда!

Добрые люди косились на него и ускоряли шаг.

«Вот гады!» — злобно подумала я, схватила деда под руку и заботливо спросила:

— Вам, дедушка, на эту электричку?

— К пятому вагону! — потребовал он.

К пятому так к пятому… Потихонечку, не торопясь, мы двинулись в путь. Дедок всю дорогу кряхтел, постанывал и хватался за сердце. Наконец мы зашли в нужный вагон, я шустренько заняла единственное свободное местечко и потянула дедка за руку:

— Садитесь, я вам тут место заняла.

И тут милый дедок железной рукой отшвырнул меня на это самое место. В полете я слегка промахнулась и наткнулась бедром на перекладину, было оч больно. А дедок сложил одну руку на объемистом брюшке, вторую протянул и зычным голосом возвестил:

— Люди добрые, помогите слепому — кто сколько может!

И тут весь вагон на меня — сообщницу побирушек — ка-а-ак глянул!

— Извините, — пристыжено пискнула я и опрометью ринулась на перрон.

Мне было как — то нехорошо на душе. Вот так и делай добро людям!

Около входа на вокзал меня остановил какой — то мужик лет сорока.

— Стой, коза! — велел он, хватая меня за руку.

— Вы как со мной разговариваете? — холодно взглянула я на него.

— Поговори мне тут! — жестко прикрикнул он. — А ну, говори живо — давно в паре с Бориской работаешь?

— Бориска — это простите кто? Не этот ли? — я ткнула в вагон электрички, откуда только что с позором сбежала.

— Этот, этот.

— Разбирайтесь меж собой сами, — раздельно проговорила я. — А того дедка я просто проводила по его просьбе до вагона, кто ж знал что он побирушка?

— А ну, пошли разберемся! — непререкаемым тоном велел он.

— Никуда я вами не пойду! — возмутилась я.

— Ты чего, коза, возникать вздумала? — рявкнул он.

Я набрала воздух в легкие и закричала:

— Мили-иция!

Два мента, дежуривших на платформе, тут же побежали ко мне.

— Ну, коза, еще раз тебя увижу тут — закопаю! — злобно сказал мужик и исчез в толпе.

— Что случилось? — тут как раз и менты подбежали.

— Да какой — то мужик приставал, — уныло сказала я.

— Как выглядит? — требовательно спросили они.

— Да все равно его теперь уж не найдешь, — вздохнула я. — Спасибо ребята, если б он не увидел что вы ко мне на выручку спешите — так непонятно чем бы еще и кончилось…

Об ноги кто — то потерся, я посмотрела вниз — мой дармоед смотрел на меня самыми честными и жалобными в мире глазами.

— Ладно, фиг на тебя, — вздохнула я и сунула его в рюкзак.

Жизнь совсем повернулась ко мне черной стороной.

Вот и все. Вокзал недолго был альтернативой родному дому. Аборигены меня махом депортировали. Куда ж идти — то, люди?

В полном расстройстве я вышла с вокзала в город и побрела по тротуару, держа рюкзак в руке. Бакс, чувствуя трагичность момента, молча таращил на меня желтые глазищи. Ну и куда ж мне идти?

Я нашла пристанище!!!

И вы не поверите где!!!

В двух шагах от собственного дома, в вертепе разврата — у Ирки Глухаревой! Мать узнает — проклянет и отречется от меня. Мда… Как бы это до нее донести, что б наверняка?

В общем, бродила я с утра, бродила, и наконец в мою голову закралась мысля — что мне нужно осесть у человека, который мне захочет помочь, но с которым я оч. давно не общалась. Которого даже и проверять никто не вздумает — там я или не там. В общем, только я пришла к этому выводу, как меня озарило — Ирка Глухарева!!!

Мы знакомы — как — никак сколько лет проучились в одном классе. Мы не виделись после школы одиннадцать лет. Никто и не подумает на нее, идеальный вариант! И к тому же единственный.

Я еще немного поколебалась — идти или нет? Сдать ведь может. Однако в памяти всплыли школьные годы и я вспомнила — стукачкой Ирка сроду не была.

Когда Колька Ващекин разбил на перемене стекло, учительница сцапала Глухареву как свидетельницу и потащила на допрос. Да не тут — то было. Ирка, умница и отличница, махом прикинулась олигофренкой. Молча стояла, тупо пялясь на портрет Ильича на стене и бессмысленно улыбалась. Так от нее никто ничего и не добился. Хотя по совести, так Ващекина ей сам бог велел сдать — тот накануне закинул ее ранец на ветку березы, еле достали.

Или вот другой случай. В восьмом классе мы однажды удрали с химии. Просто потому что была весна, чудесная погода, а химия была последним уроком и мы не захотели на нее тратить свои бесценные молодые годы. Ирка тогда была старостой, и она долго металась между нами, уговаривая нас не делать этого. Однако мы все же забили на ее уговоры и удрали. Глухарева осталась, и когда пришла химичка, с серьезным видом объяснила ей что Анька Смирнова ногу то ли вывихнула, то ли сломала, но наш дружный класс не смог смотреть на ее страдания и понес ее домой. А она, Ирка, осталась — чтобы, значит, предупредить об этом учительницу, дабы та сгоряча не наставила нам за прогулы цвайки.

В общем, в школьные годы Глухарева была молодцом. Не знаю как она сейчас — да только выбора — то у меня все равно нет!

Придя к такому выводу, я скромненько, как все люди, уселась на автобус и поехала к Ирке. Около ее дома я украдкой посмотрела в сторону рощи — мой дом за ней вроде стоял. Ну не взорвали — и слава Богу.

Ирка не открывала долго. Мне деваться было некуда, и потому я упорно вдавливала кнопку звонка. И я уж было совсем пала духом, когда за дверью послышалось злобное рычание:

— Кто там ???

— Я-ааа, — проблеяла я.

— Я — это кто? — снова рявкнули за дверью.

— Потемкина, — с укором призналась я. — Ты ж сама звала в гости, а теперь кричишь на меня!

Дверь с лязгом распахнулась и Ирка, всклоченная и в одной ночной рубашке с недоумением воззрилась на меня.

— Потемкина?

— Да я в черный цвет покрасилась, я это, я! — торопливо пояснила я ей.

— Сроду б не признала, — покачала она головой. — Ну заходи, раз уж пришла.

Я зашла, а Ирка принялась закрывать дверь, ворча при этом:

— Эх, Магдалина, что б тебе дети так делали! Я ж только спать легла!

— Так ведь одиннадцать утра! — пискнула я, слегка обескураженная таким приемом.

— А народ я только в восемь рассчитала! — страдальчески поморщилась она. — Ты иди на кухню, не стой столбом.

Я мышкой шмыгнула в направлении ее руки и скромненько уселась на табуретке. Ой, похоже я совсем — совсем не вовремя. Значит, меня попрут…

Глухарева, держась за поясницу и громко охая, плотно прикрыла дверь кухни и принялась готовить немудреный завтрак — чай и бутерброды с колбасой.

Бакс, почуяв запах, встрепенулся и выбрался из рюкзака.

— Мяв! — сказал он, со значением глядя на Ирку.

— Эт кто? — оторопела она.

— Да дармоед мой, — вздохнула я.

— А, ну тогда конечно, — кивнула она, погладила кота по голове и отрезала ему колбаски.

— Я по делу, Ир, — призналась я.

— Говори, — кивнула она.

— У меня проблемы. Надо перекантоваться, примешь? Я не просто так, нахлебницей, я тебе денег дам сколько скажешь и обряды проведу какие хочешь.

Я выпалила это на одном дыхании и уткнулась взглядом себе к кружку. Я очень не люблю и не умею кого — то просить об одолжении. Язык не поворачивается, и чувствую себя при этом — хуже некуда.

Ирка молча сжевала бутерброд, после чего велела:

— А чего за проблемы? Ты хоть расскажи, чтобы знать, подо что подписываюсь.

— Логично, — кивнула я и все ей подробно выложила. И про Зыряна, и про бабу его, и про то, что Толик обещался непременно намотать мне кишки на уши.

Ирка громко ахала в продолжении рассказа, глядя на меня с некой материнской жалостью.

— Вот, в общем, из дома я свалила, и надо где — то остановиться, пока я не найду ту бабу, которая Зыряна кирдыкнула, — закончила я наконец свое повествование.

— Вот ты влипла, — покачала Ирка головой.

— И не говори, — уныло поддакнула я. — Ну, ничего от тебя не утаила, что скажешь?

— А что сказать? — рассудительно ответила она. — Все равно идти тебе больше некуда. Давай подумаем, как меня обезопасить на случай твоего провала — и живи, мне — то что.

— Ну, во-первых — давай я тебе сделаю очень крепкую охранку на год, — предложила я.

— Магдалин, работы сейчас нет, и десяти часов за ночь не делаем, — покачала она головой. — Заманчиво, конечно, но даже со скидкой для меня такое дорого.

Ирка лукавила, по глазам было видно. Ведь наверняка она помнила — я ей только что пообещала любые обряды в обмен на приют. Нахлебницей сроду не была и начинать в мои года уже поздно. Может, ждет, что я подтвержу ей свои слова? Так без проблем!

— Считай этот обряд взносом за квартиру, — хмыкнула я.

— И как он работает? — немедленно оживилась она.

Я отпила чая и пояснила:

— Ну, допустим, выследит меня Толик и приедет сюда. Так вот, мне — то он кишки конечно без проблем на уши намотает, а вот тебе он и захочет — да ничего не сделает. Рука не поднимется.

— Прямо так и намотает? — поперхнулась она чаем.

— Намотает, — уверила я ее. — Толик — он такой, настоящий мужчина! Сказал — значит точно сделает.

Ирка с жалостью посмотрела на меня. Наверняка представила развешанные на моих ушах кишки.

— Только имей в виду — у меня тут офис, — сказала она наконец. — Половина девчонок живет тут. Могут и сболтнуть про тебя кому не надо по глупости.

— Ой, — поежилась я, — а они как вообще из себя? Наверно все пальцы гнут?

— Да с чего бы это? — пожала она плечами. — Половина из деревни, все милые и славные, только вот в жизни не повезло. Я вот думаю — может скажем что ты моя новая девочка?

Я в полном офигении уставилась на нее.

Не, я конечно девушка либеральная, если мой лучший друг решит однажды что он голубой — флаг ему в руки! Здороваться с ним я от этого не перестану — если только он не начнет на моих парней засматриваться. Ирка вон — фирму девушек по вызову держит — и никаких отрицательных эмоций у меня это не вызывает. Она как была человеком в школе — так человеком и осталась, сразу видно. Но самой? В девочки по вызову? Не, профессия конечно романтическая, было б что на старости лет вспомнить, однако я совершенно не чувствовала призвания к ней.

Мне стало дурно.

— В проститутки — не пойду! — непреклонно заявила я.

— Да кто ж тебя заставляет на заказы — то ездить! — всплеснула она руками. — Старая ты, Магдалина, кто ж тебя брать будет!

— Что значит старая? — возмутилась я, обиженная до глубины души. Дожилась — в проститутки по конкурсу не прошла! Нет, не то чтобы очень хотелось, однако сам факт!

— У нас двадцатипятилетних — то берут с трудом, всем соплюшек надо, а нам с тобой уж под тридцатник! — пояснила она.

— Тем более, — пробурчала я. — Девчонки твои тоже не дуры, скоро начнут задумываться — а что ж это за новая сотрудница, которая на самом деле не работает? И чего это ты такая добрая и не выгоняешь ее?

— Логично, — была вынуждена признать Ирка. — Но тогда — что?

— Давай я буду у тебя домработницей, что ли? — предложила я.

— Девчонки сами убираются, по графику. И также начнут задавать вопросы, чего это я такая добрая и решила для них нанять домработницу, — спокойно возразила она.

— Много их тут у тебя живет?

— Сейчас — трое. Разбегаются девчонки, все на север за длинным рублем уехали, а так может и больше будет. У меня квартира четырехкомнатная, роту селить можно.

— Блин, да чего мудрить? — пожала я плечами. — Скажем что я твоя двоюродная сестра из деревни.

Ирка с сомнением посмотрела на меня:

— Идея здравая, вот только не очень — то ты на деревенскую тянешь. Давай лучше скажем что из Москвы.

— А чего уж тогда не из Нью — Йорка? — хмыкнула я. — Проще надо быть, проще! Деревенька мне вполне подойдет.

— Ну и дура, — разъяснила мне Ирка. — Как ты не понимаешь, в деревне — любой — весь народ на виду, а Москва — она большая.

— Логично, — кивнула я. — Значит, по этому пункту мы порешали. Когда обряды делать будем?

— Может, поспим сначала? — она с надеждой посмотрела на меня.

— Поспать — идея хорошая, сама не спала сутки, — опечалилась я. — Простыни чистые есть и свечки церковные?

— Ну есть, — отозвалась она.

— И свечки? — не поверила я.

— А что? — слегка обиделась она. — Мы, знаешь ли, часто с девчонками в Знаменский собор ездим. Работа у нас грешная, вот и замаливаем время от времени.

— О-о! — только и сказала я. Кто б сказал — я б и не поверила.

— Зря смеешься, — вздохнула она. — На этой работе верить и начинаешь. За проституток ведь вообще никто не впрягается, стремно это, так что если кто и поможет — так только Боженька.

— А это как? — не поняла я.

— Ну, — скупо улыбнулась она. — Раз тут жить будешь, все равно узнаешь — работала я сама девочкой, Магдалина. Полтора года как с куста. Попадов в те времена было — не счесть…

— Попад — это что такое? — нахмурилась я.

— Попад, попадашки, попались, — пожала она плечами. — Это когда мальчики решают, что потрахаться на халяву хотят. Собираются толпой, охранника посылают к черту, девочек, что он привез — используют по назначению, и очень жестоко.

— Мда, — глубокомысленно сказала я. Оч. интересно было узнать подробности местной кухни.

— Ну так вот, помню был как — то попад у нас на Коммунаров, парни из местной футбольной командой пивка выпили да и решили оторваться. А в машине была я и еще одна девчонка. Вот и представь — как нам с ней досталось. Я тогда все на свете прокляла — думаю, скорей бы утро, утром всегда отпускают. Наступает утро — шиш! Половина народа оказывается спала, утром они проснулись и тоже захотели развлечений. Мы уж никакие, ладно, думаем, надо дожить до вечера, вечером отпустят. Вечером — что ты думаешь — просыпаются те, что утром спать залегли. И все по—новой.

— Кошмар — то какой!

— Во—во! — поморщилась она. — В общем, они нам спать совершенно не давали. На вторые сутки мы заперлись с той девчонкой в ванной, сидим, ревем и не знаем что делать. Сбежать — никак. Ну она мне и говорит — давай, Ирка, помолимся. Может поможет. Вот помолились мы с ней, а через полчаса приехали родители того парня, кто за хозяина в квартире оставался. Уж не знаю, откуда они взялись, только там такой переполох начался, что не до нас стало. Ну, а мы под шумок похватали вещички — и дырка свисть! Так что, дорогая, в Бога мы тут все верим.

— Мда, — только и смогла сказать я. — Трудная у вас жизнь — то оказывается…

— Или вот еще случай! — вспомнила она. — Были мы на заказе в гостинице, трое мужиков заказало двух девчонок — типа третий спит. Взяли нас, заплатили сразу часа за четыре, за это время напились, конечно, основательно. А третий, кстати, и правда, выпил немного да и спать лег. В общем, подходит наше время к концу, и решили они нас продлить. Лезут за деньгами — а их нет. Было там аж сорок тысяч долларов — наличкой. Нас, понятно сразу же по стенке размазали, мы кричим что не виноваты — только кто хоть нас слушать — то будет? Заперли в соседний номер и говорят — мол, полчаса вам на раздумья, разбирайтесь, кто деньги спер, не разберетесь — в лес обоих вывезем. И вот сидим мы с ней, кровью умываемся — избили они нас сильно, и не знаем что делать. Сорок тысяч — это четыре банковских упаковки, на себе не спрячешь, а сумки они давно вытрясли. Ну не могли мы их взять! И вот тогда я и говорю второй девчонке — давай мол, помолимся. И что ты думаешь — помолились, а буквально через пять минут заходят мужики, извиняются, по штуке зелени нам дали. Оказывается, третий, который спать лег, перед этим решил — мол, спрячу — ка я деньги, а то эти напьются и посеют их. И засунул баксы в носки, а носки — в ботинки, и под кровать. А вот как мы помолились — мужики и решили его растолкать и в курс дела ввести. Тот схватился за голову да и достал носки с баксами. И вот так у нас, Магдалиночка, было…

— Слушай, я в шоке, — честно призналась я, — вера в Бога дело хорошее, однако то что ты рассказываешь — это ведь ни в какие ворота не лезет! Я совсем не так себе это представляла!

— Я тоже, — невесело усмехнулась она. — Ладно, тебе свечи — то зачем нужны были?

— Обряд я хочу сделать сразу же, — вздохнула я. — Нечего тянуть.

— Это долго?

— Часа два.

— А может завтра? — посмотрела она на меня с надеждой.

— Завтра может Толик в гости прийти, — заметила я. — Мне — то без разницы, а вот тебе эээ…неприятно будет.

— Ну ладно, — со стоном согласилась она.

— Мне пустая комната нужна.

— Сколько угодно, — усмехнулась она. — У меня девчонки в одной комнате живут, им так веселей, я во второй, и еще две свободны. Одну ты выбирай, а во второй пошли поколдуем.

— Оки, — кивнула я. — Показывай комнаты.

И мы с Иркой пошли осматривать ее квартиру. Дверь в зале была прикрыта. «Девчонки спят, тише», — шепнула она. Я понимающе кивнула. Скоро я определилась — жить я буду в дальней маленькой комнатке, уютной и светлой. А во вторую мы принесли простыни, свечи и я отправила Ирку помыться. Сама за это время зажгла свечу и поводила ей вокруг. Странно, но в воздухе раздавался лишь еле слышный треск — всего лишь сгорали невидимые пылинки. Вертеп разврата оказался с очень чистой аурой. Чудны дела твои, Господи…

Чудны…

Ирка прибежала, замотанная в белый банный халат и с любопытством спросила:

— И чего теперь?

— Раздевайся и ложись на простынь, — велела я.

— Что, совсем раздеваться? — хихикнула она.

— Совсем, — серьезно покивала я, продолжая водить свечкой по комнате.

Мда…

То ли я дура, то ли Ирка хорошо Богу молится в Знаменском соборе. Ну не трещала свеча!

— Совсем не буду, — сказала она, потупясь. — Я стесняюсь.

— А перед клиентами так не стеснялась, — ехидно заметила я.

— Стеснялась, — вздохнула она, — так я ж свет выключала всегда. Да и вообще, ты брось это припоминать — это было, Магдалина, давно и неправда.

— А ты брось меня Магдалиной называть, — улыбнулась я. — Имя редкое, вмиг вычислят.

— Хорошо, будешь Машей, — безапелляционно заявила она.

— Ясно, — кивнула я. — Раздеваться будешь?

— Буду, — вздохнула она. — Только ты не смейся, я такая толстая.

— Мне это совершенно по барабану, — уверила я ее. — Могу заговор дать от обжорства.

— Правда, что ли? — не поверила она.

— Правда — правда, — отмахнулась я, — кусок в горло не полезет, махом схуднешь.

— Ой, Машка, как хорошо что ты ко мне пришла пожить! — с чувством сказала она.

— Ты это… раздевайся, да ложись, — с заминкой сказала я.

Она что, решила что я пошутила насчет Толика? Да такого гостя как я надо гнать поганой метлой!

Я позвала Бакса, он степенно зашел и улегся на голом Иркином животе, а я принялась ее крестить свечой и закутывать — слой за слоем — в охранки…

Часа через два я закончила последний, седьмой слой, и провела тест. Сделала на нее сглаз и почувствовала, как он тут же отфутболился обратно. На совесть сделала, на совесть.

— Ой, помру, всю душу вытянула, — простонала Ирка, лежа на влажной от едкого пота простыне. Кстати, на нее ушло всего две — очень мало. Обычно я только успеваю менять простыни. Хороший человек все таки Ирка, хоть и бизнес у нее не очень респектабельный.

— Все, Ира, все, — сказала я, — вставай.

— И что теперь?

— А вот теперь, — потянулась я и со вкусом зевнула. — Я пойду спать, а ты иди на улицу и сожги простыни из-под себя.

— А может потом? — жалобно спросила она.

— Можно и потом, — согласилась я. — Но тогда все с этих простынь обратно на тебя вернется.

Она покосилась на вонючие тряпки и быстро сказала:

— Ладно, куда деваться. Поняла!

— Вот и славненько, — кивнула я.

Напоследок этого длинного дня я подключила ноутбук через мобильник к интернету и быстренько законнектила аську. Если честно — была у меня тайная мыслишка — а вдруг там Алекс? Только какое там! У нас день — в Канаде ночь. Спит, христовый. А в аське на оффлайне дожидалась мессага: «Я уже очень — очень по тебе обскучался!» Приятных снов тебе, Лешенька, видимо хорошо ты по мне скучал, что уберег меня Господь.

Посмотрела свой аккаунт — хоо! А инета у меня и не осталось. Теперь — рассчитывайте, други мои, лишь на устное повествование, онлайн — лавочку я прикрываю.

Будем надеяться, я проживу достаточно долго, дабы рассказать вам все..

Аминь.

Следующее утро началось для меня с тревожного Иркиного вопля:

— Машка, проснись, кот твой помирает!

Я с трудом разлепила чугунные ото сна века, посмотрела на Ирку и невнятно спросила:

— Что, прям так и помирает?

— А что, не слышно?

Я потрясла головой и прислушалась. Котеночек и правда безостановочно вопил, и столько муки было в его голосе…

— Не, не помирает он, — авторитетно сказала я. — Эт он просто в туалет хочет.

— Так я ему лоток поставила, — заверила она меня.

— Так ему надо чтобы в лоточке баксы вместо наполнителя лежали, он по-другому никак, — зевнула я.

— Чего-о? — недоверчиво протянула она.

— Вот и того, — подтвердила я. — У каждого свои недостатки.

— Я ему покажу баксы! — громыхнула Ирка.

— Сделай милость, — согласилась я и перевернулась на другой бок — досыпать.

В следующий раз я проснулась уже глубокой ночью. В квартире стояла тишина, негромко тикали часы на тумбочке, а откуда — то из глубины квартиры раздавался голос Ирки — она явно беседовала по телефону. Я с некоторым сожалением вылезла из нагретой постельки, оделась и пошла умываться.

— Машка, встала? — послышался Иркин голос.

Я изменила траекторию, пошла на ее голос и нашла ее на кухне.

— А где все? — удивилась я.

— А все в машине, — пояснила она. — Пиццу будешь?

— Буду, — кивнула я.

— Иди тогда пока умывайся, я тебе в ванной оставила новую зубную щетку в упаковке, а я пока разогрею все.

— Ой, Ир, спасибо большое! — обрадовалась я. А ведь и правда — я сбежала, и практически ничего с собой не взяла! Как бы я сейчас ходила — с нечищеными зубами?

Тут зазвонил телефон, Глухарева схватила трубку и глубоким красивым голосом заговорила:

— Алло!.. Доброй ночи… Да, конечно, услуги девушки стоят пятьсот рублей в час… Да, пожалуйста… Толстых и старых не держим, все молодые и стройные… В каком вы районе?.. Минут двадцать — тридцать… Разумеется, от вас нужен адрес и телефон…

Я не стала ей мешать, развернулась и все же пошла в ванную. Баксюша мирно дрых на стиральной машинке, подгребя под себя забытое кем — то полотенце. Слегка прищурившись, он посмотрел на меня, подмигнул и снова уснул. А я наслаждением умылась, почистила зубки и посмотрела на себя в зеркало.

Мда…

Мой колхозный бесцветный фейс смотрелся очень чужеродно в обрамлении иссиня — черных волос. Надо б конечно закрасить пшеничные бровки и реснички, да вот косметичку, как и зубную щетку, захватить я не догадалась.

Ирка, когда я вернулась в кухню, возилась у микроволновки.

— У тебя черного карандаша с тушью не будет? — спросила я.

— Без проблем, — кивнула она.

Потом, тяжко вздохнув, обернулась и ошалелым взглядом уставилась мне в лицо.

— Нельзя ж так людей пугать! — всплеснула она руками. — Я утром — то тебя еле признала, но уж как—то и привыкла! А ты опять другая!

— Так я ж блондинка, а значит — пигментонедостаточная, — пояснила я. — Бесцветная, словно чистый лист. Вот что нарисую у себя на лице — такой и буду.

— Ну утром — то ты красоткой была, — заметила она. — Может и мне имидж поменяешь? А то уж скучно мне как—то одной и той же ходить.

— Не, — помотала я головой. — Ты от природы темно-русая, у тебя краски в лице есть. То есть у тебя лицо уже есть. Улучшить — ради бога, но нарисовать что угодно, как на моем лице — не получится.

— Да уж…, — покачала она головой, вглядываясь в мое лицо. — Ненакрашенная ты — совсем другой человек… И правда какая — то бесцветная.

— Хо! — вспомнила я. — Это что! У меня случай как — то был! Поехали мы с Саблиными — Танькой да Иркой в деревню к их бабушке. Помнишь Саблиных?

— Помню — помню, подружки твои по школе закадычные, — отмахнулась она. — И что дальше?

— Ну так вот как приехали, тут же вечером пошли в местный клуб на дискотеку. Я расстаралась, личико нарисовала, и все парни были мои.

— Так уж и все? — хмыкнула она. — От скромности не помрешь.

— Не помру, — согласилась я. — Но штук пять на меня точно запали.

— Ну в общем парочка, если говорить точнее.

— Блин, ехидна! — с укором взглянула я на ее радостную физиономию. — Дай дорассказать!

— Все — все, молчу, — закрыла она ладошкой смеющийся рот.

— Вот и помолчи! — кивнула я. — Сказала пять — значит пять. Может даже и шесть — точно не помню, давно это было. Я ведь когда накрашусь — шибко красивая. Ну вот, значит, произвели мы там фурор. На следующий день идем с девчонками с речки, я понятно без макияжа, а нам навстречу — мой самый — самый настойчивый поклонник. Я уж рожу скривила, мол, сейчас пристанет как банный лист, а он взглядом по мне мазнул да принялся с девчонками болтать. Я в непонятках — что за фигня? А он тут этак застенчиво спрашивает, мол, а где Маша — то? Девчонки в полном офигении тычут в меня пальцами, а блею — мол, здравствуй, милок, не признал? А парень стоит столбом, в полном шоке, и изо всех сил в меня всматривается. Потом чего — то бормотнул, сбежал и больше я его и не видела.

— Верю, — кивнула она, внимательно глядя на меня. — С черными волосами и вовсе как не ты.

Тут пискнула микроволновка, Ирка тяжело поднялась, выставила из нее на стол разогретые кусочки пиццы и налила чай.

Снова зазвенел телефон.

— Алло!.. Сдал на Чапаева?.. Двух на два?.. Кого?.. Ясно, молодец.

Она положила трубку и что — то черканула в толстой тетрадке.

— Как работа? — поинтересовалась я.

— Да вот, семь часов с этими наскребли, — расстроено сказала она.

— Ты ж говорила что у тебя одна из сильнейших фирм, а сейчас на заработки жалуешься!

— Ох, Машка, — вздохнула она. — Ты что, думаешь у других дела лучше? Фирм развелось полно, а пирог на всех один, каждый урывает себе по крошке, вот и мучаемся все.

— А раньше что?

— Раньше — то мы спокойно двадцать часов делали. И пятьдесят не редкость было, ну да что теперь говорить… Это было — то год с лишним назад.

— Ясно, — кивнула я. — Купи мне завтра в церкви свечу из белого воска, сварю я в ней деньги и помогу тебе. Только это надо на растущей луне делать.

— Век благодарна буду! — расчувствовалась она. — А то расходов на фирму жуть как много — сотовые, крыша, реклама, квартиру эту оплачиваю, а доходов реально — кот наплакал!

Она схватила кусок пиццы и принялась в расстройстве жевать. Я уж не стала ей говорить что растущая луна начнется только восемнадцатого, почти через две недели.

— На крышу много уходит? — Я тоже взяла себе кусочек пиццы и пододвинула кружку с чаем.

— Пять тысяч ежемесячно дерут, а делать ничего не хотят, — буркнула она.

— Пять тысяч? — подняла я бровь. — Крыши берут десять процентов, значит у тебя заработки — пятьдесят тысяч. Очень неплохо, чего ж жалуешься?

— Пятьдесят тысяч? — усмехнулась она. — Держи губу шире. Бьюсь как рыба об лед, только и успеваю дыры затыкать. А пятерка — это фиксированный налог, а вовсе не процент.

— Налог? — удивилась я.

— Ага, мы меж собой крышу налоговой зовем, — ухмыльнулась она. — Пятнадцатое число каждого месяца — день подачи деклараций.

— Так а чего ж ты не договоришься — то с ними? Скажи, мол, мальчики, работы нет и столько мне платить не по силам. Они что, идиоты, сук рубить на котором сидят?

— Договоришься с ними, как же, — отмахнулась она. — Работать не дадут, если не заплатишь пятнадцатого — вот и весь договор.

— Ну у вас и порядки, — только и смогла я сказать.

— А тебя кто крышует? — Ирка потянулась за следующим кусочком пиццы.

— Смеешься? — подняла я бровь. — Я сама себе крыша.

— А это как? — хмыкнула она.

— А кто со мной связываться — то будет? Еще прокляну, кто на меня наедет, — ехидно улыбнулась я.

— Так чего ж ты Толика не проклянешь! — вскричала она в сердцах.

— Ну прокляну, — кивнула я. — Только мне от этого по большому счету ни жарко ни холодно. Меня сейчас не только он завалить мечтает. Убийцу искать надо.

Ирка с состраданием посмотрела на меня:

— Хорошая ты баба, Машка. Давай, крутись лучше. Чего делать — то собираешься, как убийцу ту искать?

— Да я вот тут подумала — надо к Татьяне наверно съездить. Невесте Зыряна.

— Ты чего, дура? — покрутила Ирка пальцем у виска. — Да она тебя вмиг скрутит да сдаст.

— Посмотрим по ситуации, — покачала я головой. — Но больше мне поспрашивать не у кого. К тому же она меня не знает, живет в Екатеринграде, так что откуда она догадается что я — это я?

— Ну смотри…, с сомнением протянула Ирка. — Что — то я очень сомневаюсь что она тебе душу откроет.

— На месте разберемся, — твердо сказала я.

— Хочешь — так бери мою машину, — предложила она. — У меня девятка вон под окнами стоит.

— Не, — помотала я головой. — Поеду как все люди на автобусе, спалюсь я с машиной.

— А вдруг удирать придется?

— Эх, Ир, — вздохнула я. — На твоей девятке от мерсов все один не удерешь, а ты без машины останешься. Нет уж. Поеду на автобусе.

Телефон звякнул, Ирка схватила трубку и мелодично пропела:

— Ал-ло! — Потом молча послушала тоненький захлебывающийся голосок в трубке, помрачнела и сухо ответила, — да, конечно, собирайтесь. Сейчас машина приедет.

— Проблемы? — спросила я.

Та расстроено кивнула головой и потыкала кнопки телефона и усталым голосом велела:

— Андрей, езжай на Чапаева, возвращай деньги. На девчонок не наезжай, просто отдай клиентам деньги… Да, все.

Она положила трубку, с полном расстройстве схватила еще кусочек пиццы и пробурчала:

— Ну вот и поработали…

— А что такое?

— Так я только порадовалась — двух на два сдали, сразу четыре часа, а клиенты — кавказцы захотели без презерватива. Вот девчонки и звонят — ревут, мол, забирайте нас отсюда. А я только было порадовалась, всю неделю — час да два… А мне как раз за квартиру надо за три месяца сразу хозяйке заплатить, да рекламу завтра надо дать. Чего делать — ума не представляю.

Ирка вытащила из пачки сигарету и принялась нервно курить.

— Тебе если деньги нужны, так я дам, чего переживаешь, — пожала я плечами.

— Деньги — это хорошо, возможно и правда придется к тебе в долг залезать, — покачала она головой. — Да только мне народ обеспечить работой надо. Водителя, девчонок. Им ведь надо на что — то жить! А работы — кот наплакал. Разбегутся они от меня, Машка, ой разбегутся!

Я посмотрела на нее, устало сгорбившуюся над столом, и мне так ее жалко стало… Что, она виновата что у нее родители — алкаши, и жизнь сложилась именно так? Каждый зарабатывает как может.

— Ты всегда отсюда работаешь? — спросила я.

— Ага, — угрюмо кивнула она. — Уж привыкла.

— Тогда принеси — ка мне пятачок со свечкой, голуба, — велела я ей.

— Зачем? — воззрилась она на меня. — Времени уже — пять утра, вряд ли дальше работа будет.

Я посмотрела за окно — и правда, уже посветлело.

— Ну ты неси, неси, не возражай, — твердо ответила я.

Ирка, шаркая ногами, ушла, долго искала то что мне требуется, после чего вернулась с монеткой и свечкой.

— Теперь чего? — спросила она.

— А теперь, Ирка — свали!

— Поняла — поняла, — покивала она.

Я недолго думая собралась с силами, приложила пятачок к корпусу телефона и принялась медленно, не халтуря, творить заговор на богатство. Сверху я капала свечой, приклеивая монетку, и когда я закончила — ее под толщей воска было и не видать. Телефон за это время пару раз звонил, однако я невозмутимо продолжала свое дело.

Заговор простенький, кому надо — ради бога, списывайте и применяйте.

Серьезные обряды не напишу, и не просите, а такие — такие отчего и не дать?

Закончив, я позвала Ирку.

— Ну, чего тут? — выжидательно посмотрела она на меня с порога.

— Видишь монетку? — ткнула я на телефон.

— Не-а, — помотала она головой. — Только нарост какой — то

— Ну неважно, — отмахнулась я. — Это монетка в воске. В общем, действовать будет слабенько, сразу говорю — месяц убывающий. Такие заговоры вообще сейчас не делают, ну да что теперь…

— Да черт с ним, мне хоть пару часиков если прибавится от этого — в ножки тебе поклонюсь, — отмахнулась она.

И тут телефон зазвонил.

— Алло! — Ирка взяла трубку осторожно, чтобы не повредить восковую блямбу. — Чего, серьезно??? На сколько — сколько? И по сколько ты сдал? Молодец, езжай под расчет…

Ирка положила трубку и уставилась на меня круглыми глазами.

— Я фигею, — только и сказала она. — Мужики — кавказцы перед девчонками извинились, согласны на презервативы и оплатили их время до шести вечера. Не торгуясь. По полной.

— Так хорошо же, — порадовалась я за нее.

— Итого у меня за сегодня почти тридцатка, — в полной прострации сказала она. — Слышишь, Машка — тридцать часов!!! Кому скажи из мамочек — ни в жизнь не поверят…

— А ты не говори, — хмыкнула я.

— Конечно не скажу, я что, дура, — спохватилась она. — Слушай, сколько твое слабенькое заклинание будет работать?

— Не больше месяца, потом надо будет подделать.

— Ох, да неужто у меня месяц нормальной жизни будет! — с чувством сказала она.

— Восемнадцатого растущая луна будет, можно будет и нормальное заклятье сделать, — заметила я.

— Тебя мне сам Бог послал! — очень искренне сказала она.

Я вздохнула. Я б на ее месте не стала так резко повышать Толика в должности…

Ирка тем временем радостно схватила калькулятор, пододвинула тетрадку, а мне велела:

— Сейчас ко мне водитель приедет под расчет, да оставшаяся девушка — ты б шла к себе, не светилась тут.

— Оки, — согласилась я. До десяти часов я честно дремала, а потом позвонила Корабельникову.

— Витенька, это я, — зашептала я в трубку.

— Удрала? — настороженно спросил он. — Я тебе звонил сейчас, дома трубку никто не взял.

— Удрала, удрала, — уверила я его. — Ты мне не поможешь, узнать надо кой — чего.

— Смотря чего, — понизил он голос.

— В общем Зырян перед смертью мне говорил, что собирается жениться на дочери екатеринградского авторитета, Татьяна ее зовут.

— Ну, знаю, — перебил он меня.

— Мне б ее адресок, Вить. Только не руга…

— Ты чего, идиотка? — заорал он, не дослушав. — Сиди где сидишь и не высовывайся!

— Вить, — заныла я. — Ну я тебя очень прошу, не ругайся, лучше узнай, а? Ты не скажешь — так мне в другом месте спрашивать придется, так и спалиться недолго.

— Не буду я грех на душу брать, — уперся он. — Что я, не понимаю что ты к этой Татьяне собралась? Мать твоя и так мне голову оторвет как приедет.

— Матери моей и так голову из-за такой дочери оторвут, — со вздохом сказала я. — Не вредничай, Витька, лучше адресок пробей.

— И отправить тебя на верную смерть? — бесцветно сказал он.

— Витька, я ж не дура попусту подставляться, у меня жизнь одна. Просто надо попытаться эту ситуацию разрулить, пока маменька не приехала.

— Черт, ну как же тебе помочь? — застонал он.

Я его понимала. Понимала, как ему тяжко осознавать, что моя жизнь висит на волоске, а он, мой старый друг детства — совершенно ничего не может сделать.

— Все нормально, Вить, — как можно беззаботнее улыбнулась я в трубку, хотя на душе и скребли кошки. — Вот если адресочек пробьешь — буду премного благодарна.

Он помолчал и наконец сухо ответил:

— Зовут невесту Татьяной Буймовой, и она дочь екатеринградского смотрящего, а не просто авторитета. Все еще хочешь туда лезть?

— Разберемся, — уклончиво ответила я.

Типа у меня есть альтернативный вариант.

— Ладно, — решился он. — Может и впрямь поможет тебе это, ты так — то вроде не дура, в школе мне контрольные на пятерки решала. Жди, перезвоню я тебе на сотовый.

В общем, други мои, через часишко я уже ехала на рейсовом автобусе в Екатеринград и в кармане у меня лежала бумажка с адресом Татьяны, незадачливой невесты Зыряна. Дама проживала в частном доме на улице с чудным названием Степная.

В доме у невесты стоял дым коромыслом. Я всю дорогу пока ехала мучительно размышляла — ну как, как сделать так, чтобы проникнуть в дом и допросить гражданку Буймову? Не знаю как насчет допроса, а с проникновением проблем не было — это я поняла, как только подошла к искомому дому. Казалось, что все екатеринградские ханурики собрались здесь. Из окон доносился нестройный пьяный хор, доносились чьи-то истеричные выкрики, на крыльце тщедушный мужичонка вяло лупил плачущую бабу. Эээ… за нарушение супружеской верности, как я поняла из его выкриков. Хм… что — то тут не то. Наверняка я ошиблась. Я сверилась с бумажкой и вежливо спросила у мужиков, которые на лавочке соображали на троих:

— Простите, Степная 10 — этот дом?

— Чёё??? — вылупили они на меня зенки. По наморщившимся лбам было видно — вопрос был за пределом их интеллектуальных способностей.

— Степная, десять — не подскажете где? — вздохнула я.

— Так вот же! — ткнули мужики в дом за собой. — Ты заходи, не бойся, поди на поминки?

— Ну, — кивнула я.

Мужики переглянулись и один, в клетчатой кепочке, понизив голос зашептал:

— Слышь, девонька, будь человеком, вынеси стопарики.

— А сами чего, ног нет? — удивилась я.

— Да не, — помялся он. — В общем, Танькин полюбовник там, а Таньку мы это… того, пока его не было, в обчем не могём мы теперя туда пробраться. Вот и мучаемся.

И мне красноречиво показали на трехлитровую банку с широким горлом, на две трети заполненной бражкой. А я — то думаю — откуда такой мерзкий запах?

— Бражечка — как мед, сладкая да вкусная, — мечтательно глядя на банку, облизнулся мужик в ватнике.

— Только за шиворот из банки течет, — жалобно закончил третий. — Ты уж подсоби нам, девонька, ладно?

Я сухо кивнула, чтобы не рвать дипломатических отношений с аборигенами, и пошла в дом. Терпеть не могу алкашей, хватит с меня папика. В этот момент из дома кое — как вышла баба, опухшая от пьянки и посмотрела вокруг бессмысленным взором, в котором явно плескалась водка.

— О, Галька! — обрадовался мужик, лупивший на крыльце жену. — Все, сделал как ты хотела — свою уму — разуму поучил, вещи забираю — и к тебе. Ага, Гальк? Будем жить как люди, ага?

Новоявленная невеста сказала «Пошел в …, козел» и упала где стояла и мощно захрапела.

— Галька, ты чего? — не понял мужичок, пытаясь ее поднять.

— Бу-бу-бу, — в гневе ответила невеста и прицельно запулила ему в глаз.

— Ах ты! — завизжал мужичошка и принялся лупить теперь Гальку.

Вторая баба мгновенно смахнула слезы, уперла руки в боки и с видом победительницы взирала на эту сцену.

— Пройти можно? — вежливо спросила я.

— Чё? — не понял мужик.

Я вздохнула — ну что за люди, вечно приходится по два раза элементарные вопросы повторять!

— Могу я в дом пройти? Вы со своей бывшей и будущей супругой все подходы к двери перекрыли.

— Чаво? — снова тупо переспросил мужик.

— С дороги отойди! — рявкнула первая баба. — Расшеперились посреди путя, не пройти, не проехать!

— Так бы и сказали, — проворчал мужик, отходя в сторонку.

Я перешагнула через блаженно похрапывающую пьянчужку и наконец зашла в дом. Там, за длинным столом в большой комнате куча народа незатейливо пьянствовала.

— Татьяна — то где? — спросила я у тетки с краю.

Та бессмысленно на меня посмотрела, неверной рукой налила мне водки и пробормотала:

— Верка, шалава, давай выпьем!

Я сосредоточенно прикинула. Так — случайные связи раз в пару недель, чаще никак, и больше никого. Дел у меня по горло, не до секса.

— Я, тетенька, не шалава! — твердо молвила я.

— Да как не шалава! — возмутилась она. — Аль не я своего мужика с тебя за задницу стаскивала, а? Не помнишь?

— Я не…

— Машк! — заорала баба через стол. — Помнишь Верку — шалаву?

— Ну? — подтвердила Машка.

— Так вот она! — торжествующе ткнула в меня баба.

Машка пристально посмотрела на меня и помотала головой.

— Не, Верка — то помясистей будет, да на рожу посимпатичней.

— Вот и я говорю — не Верка я! — подтвердила я, проглотив замечание про рожу.

— Не Верка? — подозрительно спросила баба.

— Не-а! — открестилась я.

— Ну, тогда выпьем! — решила бабенция.

— Не, — отказалась я. — Язва, проклятая, замучила, не выпить, ни погулять по-человечески, минералку вот пью теперь.

— Ой, горемычная ты, горемычная! — закачали головой собутыльники, глядя на меня с искренней жалостью.

Алкоголикам лучше не говорить, что ты не пьешь — не поймут. Лучше прикинуться горькой алкашкой, навсегда отлученной ввиду обстоятельств от родной бутылки.

Я старательно состроила унылую физиономию, долженствующую выражать мою скорбь из-за этого факта.

— Ты, дочка, выпей, все как рукой снимет, — такой — то ветхий дедок с видимой мукой пододвигал мне свой шкалик… с водкой.

— Я же только что объяснила, что у меня язва! — вскричала я.

— Так это ж водка с солью, — мудро пояснил дедок. — Само то для язвы.

— Ни хрена! — авторитетно заявил красномордый мужик. — Язву надо водкой с медом лечить.

— Вы чё, совсем? — покрутила у виска моя соседка. — Для язвы непременно нужна водка с перцем!

И она щедрой рукой сыпанула в стопарик полперечницы.

Я бочком — бочком принялась вылазить из-за стола.

Еще немного — и меня тут явно та-ак полечат.

— Ты куда? — всполошились «эскулапы».

— Да вот чего — то…, — промямлила я.

— Прихватило ее, че, не понимаете? — прокомментировал дедок, сторонник водки с солью.

— Ну ты беги, девонька, — напутствовала соседка и сунула мне на прощание свое фирменное «лекарство» в граненом стакане.

Я вылетела на кухню, где сидел мужик и курил папиросу. Чуть дальше на табуретках сидело еще три мужика, но я решила что с папиросой — самый вменяемый.

— Дяденька, — обратилась я к нему. — Я сама тут не местная, по какому поводу пьянка?

— Так а жаних у Таньки помер, вот она и убивается, сердешная, — с печалью пояснил дяденька.

— А сама Танька где? — продолжала я допытываться.

— Тама, — махнул он рукой на боковую дверцу.

Из-за дверцы доносились какие — то странные звуки. Мужики на табуретках внимательно к ним прислушивались.

— Спасибо, — сказала я и пошла к дверце.

Мужики странно на меня посмотрели, даже сделали какое — то движение остановить, только фигушки! Я была быстра и ловка.

Не успела я зайти в комнатку, как тут же вылетела оттуда.

— И-извините, — пролепетала я.

Мужик с папиросой спокойно пожал плечами.

Я отдышалась, пришла в себя, прислушалась к звукам скрипящей кровати и постаралась как можно официальнее спросить:

— Мне с Татьяной необходимо поговорить. Они там эээ… долго?

— Потом моя очередь, — предупредил меня он. — А вообще — пока Лёнька не придет.

— А это кто? — в полном офигении спросила я.

— Полюбовник Танькин, — пояснил он. — Импотент, сейчас в бане моется, вот Танька и успевает.

— Ааа, — ошеломленно кивнула я и на деревянных ногах пошла из кухни.

Господи, это что ж такое делается? У нашей Танечки, безутешной невесты, оказывается — законный полюбовничек. К нашей Танечке в день поминок выстраиваются мужики, дабы утешить посредством секса.

Бо-оже…

Я совершенно ничего не понимала.

Мужики на лавочке мне очень обрадовались.

— Спасительница ты наша, — вскричал Кепочка, выхватывая у меня стакан. Оказывается, я так и ходила с ним в руках.

Кепочка в это время стакан обнюхал, посмотрел на свет и застонал от счастья:

— Перцовка, мужики!

— У меня грипп, мне нужнее! — немедленно вылез мелкий мужичошка.

— Поровну! — припечатал третий. — Тоже мне, грипп в июне выдумал!

И они со счастливыми рожами выдули смесь перца и водки. Мне чуть плохо не стало.

— Хорошо, да мало, — дружно сказали мужики после дегустации.

— Еще хотите? — внезапно сказала я.

— А то! — они с надеждой воззрились на меня.

Я шмыгнула в дом, подбежала к тетке с края и выпалила:

— Мне б еще перцовки, можно?

— Помогло? — всплеснула она руками.

— Стало гораздо лучше, — твердо кивнула я.

Тетка, бросая вокруг торжествующие взоры, налила мне полный стакан водки, сыпанула туда остатки перца и вручила его мне.

— Я ж вам говорила! — возвестила она.

— А что говорила! — заерепенился дедок. — Она мою водку с солью не пила, иначе б с первой порции здоровенькой стала! На-ка, милая!

И дедок махом соорудил мне сию амброзию.

— Чего? — обиделся красномордый. — А ну-ка, возьми и мое лекарство!

Я кивнула, стряхнула с ближайшего подноса ошметки, поставила на него три стакана и пошла на лавочку.

— Ну, мужики, — сказала я по прибытию, — все для вас! Вот вас водка с солью, водка с перцем и водка с медом!

— Спасительница! — простонали они и махом расхватали стаканы.

После этого они дружно занюхали рукавами, предложили мне место на лавочке и стакан с бражкой.

— Язва, будь она неладна, — грустно сказала я.

— Язва, эт конечно! — глубокомысленно произнес Кепочка, разливая на троих.

— Мужики, а чего тут, поминки? — кивнула я на дом.

— Типа того, — согласились мужики, опрокидывая стаканы.

— А кто помер? — поинтересовалась я, подождав пока они отдышатся и занюхают.

— Так жених Танькин, — ответил Кепочка.

— Не, — помотала я головой. — Чего — то тут не то. Жених, говорите, помер, а она — пока полюбовник в бане, того…

— Так шалава, чего с нее взять, — пожал плечами Кепочка. — Ты чё, нашу Танюху не знаешь?

— Не-а, — призналась я.

Кепочка снова налил бражки и сказал:

— Ну слушай.

Татьяна Буймова, оказывается, была единственной дочерью местного смотрящего. Единственной! — однако папаня про нее и слышать не хотел. Дочурка, пока он мотался по лагерям, нашла свой стиль жизни. Ей нравились бесхитростные пьянки, секс за стакан бормотухи — было само собой разумеющейся вещью. Папенька, когда это просек, схватился за голову, прослезился и отправил дочку на лечение от алкоголизма, потом — быстренько выдал ее замуж и осыпал подарками. Вроде бы — живи да радуйся, так? Нет, Танечка как начала пить на своей свадьбе, так и продолжала все три года семейной жизни. Муж, который до дрожи боялся Танечкиного отца, ничего ему не говорил — ни про то, что она тащит все из дома и пропивает, ни про то, что каждый день после работы вытаскивает из своей постели очередного собутыльника — любовника. Мужик просто взял и повесился в сарайке на четвертом году совместной жизни. Вот так папенька и узнал о реальном положении дел. Потом были долгие попытки помочь дочурке, вылечить ее от алкоголизма и избавить от дружков, пока она, выведенная этим из терпения не послала благодетеля на три буквы. Папенька обиделся и публично отрекся от дочери. И жила Танюша с тех пор припеваючи, пьянствовала, прижила непонятно от кого двух детей, которых тут же отправляла к бабке в деревню, и вот недавно как гром грянул — замуж собралась. Ей сначала не поверили — ну чего смеяться, Танька—шлюха — и замуж! — да потом призадумались. Несколько раз у ее ворот останавливался роскошный джип, и оттуда выходил мужик — по описанию — Зырян. Он выгонял всех хахалей из дома пинками, дарил Таньке букет и торт. В общем, роскошно ухаживал. В конце концов Танька продемонстрировала кольцо с бриллиантом и сказала что они подали заявление в загс. На радостях кольцо тут же загнали местному барыге и гудели неделю, пока снова не приехал жених и не выгнал собутыльников из постели невесты.

Тут все и поняли — Танька и вправду выходит замуж. Местные кумушки недоверчиво-облегченно крестились — неужто прикроется этот бардак, где пропадали их мужья? По — доброму то они давненько собирались пустить красного петуха Татьяне, да боялись гнева ее всесильного батюшки.

— Минутку, — прервала я словоохотливых мужиков. — Это что ж, получается, жених — то знал, что невеста ему эээ… неверна?

— Ну так, — развел руками словоохотливый Кепочка. — Как не знал, если он как раз нас и выволакивал из Танькиной кровати по приезду?

Мужики согласно кивнули и сдвинули полные стаканы.

— За дружбу! — провозгласил Ватник. — За истинную мужскую дружбу!

Я покосилась на их торжественные рожи и спросила:

— А чего, сильно бил, когда выволакивал от Таньки?

— Да не, — замахал руками Кепочка. — Так, дал пару пинков, и отпустил восвояси.

— И все? — недоверчиво уставилась я на него.

— И все, — кивнул он.

— А хоть Таньку — то побил? — безнадежно взвыла я. Ну никак, никак Зырян не походил на пацифиста. То что мужики рассказывали — было на грани фантастики.

— Да с чего? — удивился Кепочка. — Жених у ней — душевный был.

— Мир праху его! — подтвердил Ватник, снова поднимая стакан.

Мужики чокнулись и дружно выпили.

Я сидела в полном недоумении. Зырян решил жениться фиктивно? Но зачем? Выгод с Таньки ему — никаких. Папенька ее, по слухам, на дух не выносит. Танька живет в покосившейся избушке, и по всему видно — небогато. Материальной выгоды с нее — ноль. Впрочем — откуда я знаю? Возможно — что папенька все же завещает свои капиталы именно ей, а не приюту для бездомных кошек. У нас не Америка, у нас такое немодно.

Так… И что мы в таком случае имеем? А в таком случае все, абсолютно все сходится. Зыряну пофиг на Танькины измены — подумаешь, она ведь ему нужна не как женщина, а как ключик к сундучку, в котором ее папа припрятал пиастры. Папеньку, естественно, напугаем чем — нибудь после свадьбы до смерти — и оп-ля! — безутешный зять о-очень много поимеет. Тогда — понятно, с чего вдруг всю жизнь проживший бобылем Зырян вдруг решил скоропостижно жениться. Понятно, отчего его не смутило наличие двух детей. Понятно, наконец, отчего он не открылся любящей его девушке. Почему он предпочел заговорить себя от опасности, но не решился на прямой разговор с любимой. Ведь, наверно, сложно сказать — «Милая, подожди меня пару лет, мне сейчас страсть как необходимо жениться из-за денег. Она шлюха и алкоголичка, с тобой не сравнится, в общем подожди немного, а потом я ей устрою несчастный случай и женюсь на тебе». Да влюбленная девушка его б тут же кастрировала на месте за такое.

Зырян, Зырян… Какой же ты козел… Ты и при жизни мне не нравился, но теперь — чем дальше я копаю, тем гаже ты выглядишь.

— Опять едут! — нарушил ход моих мыслей недовольный голос Кепочки.

— Кто? — автоматически переспросила я.

— Да я пошто знаю! — с досадой сплюнул он на землю. — Бандиты, кто ж еще на таких танках ездит.

Я посмотрела на дорогу — там и правда виднелся навороченный джипяра. И при этом — с номерами нашего города.

О-о…

А не засиделась ли я тут?

Тихо, словно ежик, я прошуршала через ворота, старательно отворачивая лицо, и уже во дворе быстренько шмыгнула в какую — то сарайку. Мои недавние собеседники на мои маневры внимания совершенно не обратили — они так же как я мудро улепетывали отсюда подальше. Я притихла, нашла щелочку и принялась подглядывать.

Роскошный джипяра остановился около ворот, распахнулись дверцы и на землю выскочили коротко стриженные крепкие ребята, количеством двух штук. Блондина я знала на рожу — он в козыревской гвардии состоял. Парни молча пошли в дом, а я приникла к щелочке, пытаясь рассмотреть оставшихся. Чуть позже мои усилия были вознаграждены. С переднего пассажирского сидения вышел не кто иной, как сам Козырь. О-о… Все чудесатее и чудесатее. Чего надо новому смотрящему от алкоголички Таньки? Фирменный рецепт бражки?

Козырь, грузный мужик под полтинник, меж тем оглядел пустынную улицу, закурил и оперся о сияющий бок машины. Так прошло минут пять. Он терпеливо чего — то ждал, я тоже не шевелилась.

Наконец его ребятки, оба мрачнее тучи, вышли из дома и хмуро доложили:

— Не потянет она на вдову. Готовальня.

— Совсем? — Козырь сплюнул недокуренную сигарету на землю и вперил в них мрачный взор.

— Совсем, — кивнул блондинчик. — Пьяная вусмерть, рожа пропитая. Такую выставлять — только Зыряна позорить.

— Пойду, посмотрю, — кивнул он.

— Козырь, — нерешительно сказал тот же блондинчик. — Ее там мужики по очереди жарят, ты б не ходил…

— Чего-о? — рявкнул Козырь. — Ты с кем говоришь — с целкой — малолеткой?

— Да я чего? — отвел парень глаза. — Все ж вдова, неудобно.

— Да я таких вдов…, — сплюнул Козырь, махнул рукой и пошел в дом.

Через несколько секунд начались репрессии. Из дома сначала повылетали мужики, громко матерясь. Пьяные, мало что соображающие, большей частью полуодетые, один и вовсе голый. Очумело тряся башкой, он стыдливо прикрывал ладошкой эрегированный пенис и жалостливо скулил : «Это чо ж такое деется, люди?»

Потом с визгом посыпались бабы. Вой стоял во дворе — будь здоров.

Парни Козыря не растерялись и тут же принялись раздавать тумаки направо и налево. Пьяные, мало что соображающие люди ломанулись в ворота, давя друг друга. И лишь голый незадачливый любовник стоял в сторонке и тупо смотрел на это столпотворение.

«Да, устроил тут Козырь шухер», — уважительно подумала я о нем. Уже одним этим деянием он заслужил мое уважение. Не люблю разврат в чистом виде и пьянки. Козырь, похоже, тоже.

Под конец, когда уже был выгнан со двора последний алкаш, и когда голый любовник потрусил по улице, прикрывая ладошками хозяйство, Козырь выволок из дома неопрятную тетку в небрежно застегнутом халате.

— Воды! — рявкнул он.

Парни понятливо потрусили к колодцу, который был прямо во дворе и быстренько достали полное ведро. Козырь перехватил его и не долго думая махом вылил ледяную воду на тетеньку.

— А-аа — буль-буль — а-а-а! — пьяно заверещала она.

— Еще, — рявкнул он, отбрасывая ведро. Потом ухватил тетеньку за волосы и принялся жестко хлестать ее по щекам, тихо и страшно говоря при этом: — Так ты, пьянь, Ваську поминаешь? Так ты, гадина, его память чтишь? Да я тебя сейчас как козявку раздавлю, мокрица!

Мне от его тона как — то сразу жутко стало. Видно было, что он еле сдерживается. А еще я поняла, что только что узнала имя Зыряна — Вася. Непрезентабельное имя, чего и говорить…

Тут блондинчик снова передал ему ведро, и Козырь снова окатил незадачливую невесту.

— Ой не надо, ой не надо! — пьяно залепетала она.

— Я тебе покажу сейчас не надо! — рявкнул он и хорошенечко пнул Татьяну.

— Ай! — взвизгнула она, вскочила на четвереньки и понеслась прямо к моему сарайчику.

Я обмерла…

Кровь мгновенно заледенела, в голове не осталось ни одной мысли — лишь звенящая пустота.

— Куда! — рявкнул брюнет и ловко подсек ее ногой.

Татьяна тяжело завалилась на спину, раскинув ноги. Халат практически распахнулся, и она не сделала попыток прикрыться.

Это было омерзительное и жалкое зрелище. Пожилая женщина, упившаяся до состояния животного, с рыхлым синюшно — белым телом, с вывернутыми наружу мясистыми половыми губами, еле прикрытыми редкими волосёнками.

Блондинчик, перехватив взгляд Козыря, который словно уксуса хлебнул, торопливо прикрыл полами халата «прелести» Зыряновской невесты. Та блаженно всхрапнула.

— Свинья, — с видом крайнего презрения сказал Козырь, развернулся и пошел в джип.

И я была с ним согласна.

Я не люблю осуждать людей. Я стараюсь понять и простить каждого человека, пока он не докажет что он — окончательная мразь. Я демократична, меня всегда тянет защитить всех обиженных.

Но эту женщину — ее я понять не смогла. Действительно свинья, зарывшаяся в своем хлеву, по уши в дерьме и блаженно при этом похрюкивающая.

Парни, пнув на прощание Татьяну, вышли, уселись в джип и уехали. Я, выждав пару минут, выбралась из сарайчика и подбежала к женщине.

— Тетенька, — потрясла я ее за плечо.

Тетенька раскрыла рот, окатила меня непередаваемо гнусным ароматом и послала на три буквы.

Ну и фиг с тобой, золотая рыбка.

Больше мне тут делать нечего.

Я осторожно высунулась из ворот, убедилась что джипа поблизости не видать и пошла отсюда подальше.

Мой пастор Тим обязательно заставил бы меня напомнить ему первый псалом — «Блажен муж, не входящий в собрание нечестивых» и так далее. Вот только хорошо ему, праведному, сидеть в своей деревеньке и проповедовать Слово Божье. А мне вот и такое видеть приходится. Ну да ладно. Ведьма я или не ведьма?

Я пошла на остановку, села на ближайший автобус и вышла, углядев какой — то парк. Сев на лавочку, я достала мобильник и позвонила Витьке.

— Жива еще? — тон его был как у постели смертельно больного — такой фальшиво — ободряющий. Поправляйся, мол, Иваныч, да на рыбалку поедем. Ага, как же. Вперед ногами Иваныч завтра из палаты поедет, и все это понимают.

— Жива, — хмуро подтвердила я. — У тебя есть связи в Екатеринграде среди ментов?

— Говори зачем, — потребовал он.

— Хорошо, — согласилась я. — Надо разузнать, смотрящий, отец Татьяны Буймовой, составил ли завещание, и если составил — то в пользу кого?

Витька помолчал, потом с сомнением произнес:

— Машка, ты если хочешь этот клубок распутать — так хоть со мной, старым сыскарем, посоветуйся. При чем тут это завещание? Убили — то Зыряна, а не Буйвола.

— Ох, Витенька, — печально сказала я. — Понимаешь, чего — то мне интуиция шепчет, а аргументировать не могу. Давай ты просто поможешь мне узнать насчет завещания, а?

— Маш, — ответил он. — Дело твое. Только менты тебе тут не помогут. Обращайся в детективное агенство. Заплатишь им, ты девочка небедная, они тебе это завещание на тарелочке принесут.

Я обрадовалась.

— Точно!!! А они с меня паспорт там и все дела не будут спрашивать?

— По идее — должны, когда договор заключать будешь, — подтвердил он. — Но, думаю, поплачешься что документы дома оставила, накинешь немного, там глаза и закроют на то. Светить тебе свои ФИО сейчас совсем ни к чему, хоть они и гарантируют конфиденциальность.

— Витенька!!! — внезапная мысля пронзила меня. — Витенька!!! Так, может быть, мне и расследование смерти Зыряна заказать им, а? Заплачу — а они мне на тарелочке потом все принесут.

— Дура, — преувеличенно — ласково сказал Витька. — Как только они начнут копать эту тему, наши бандиты их тут же за бочок цапнут. И что, ты думаешь, они Павлики Морозовы? Сдадут тебя к чертям, и аванс не отдадут.

— Гады, — буркнула я.

— А ты сама не подставляйся, и другое тебя не подставят, — вздохнул он. — Агенство хорошее я тебе подскажу — «Бастион». Вот только ни телефона ни адреса сейчас не припомню.

— В справочную позвоню, — отмахнулась я.

— И то верно, — согласился он. — Ни пуха ни пера?

— К черту! — решительно откликнулась я, отключилась и принялась названивать в справочную.

Через полчаса я уже входила в большое офисное здание. «Бастион» располагался на седьмом этаже. Принял меня худощавый дядька, назвался Игорем Петровичем и предложил кофе.

На кофе я согласилась и потребовала подтвердить, что дальше этого кабинета наш разговор не выйдет.

— Ну о чем вы эээ…, — дяденька сделал паузу, ожидая что я представлюсь.

— Ольга, — не моргнув глазом соврала я.

— … Ольга, говорите, — как ни в чем не бывало, укоризненным тоном продолжил дяденька. — Если б мы не соблюдали конфиденциальность — мы бы семь лет проработали.

— Надеюсь, вы правы, — сухо кивнула я и принялась за изложение цели визита. — Видите ли, Игорь Петрович, я внебрачная дочь одного достаточно богатого человека.

В кабинет тенью скользнула секретарша, ловко поставила на столик чашечки с кофе и вазочку с печеньем. Я дождалась пока она вышла и продолжила:

— Так вот, меня интересует — упомянул ли он меня в завещании.

— Цель? — слегка напрягся дяденька.

— Боже! — захлопала я глазками, изображая невинность. — Так а как? Папенька у меня уже в возрасте, не дай Боже чего с ним случится, и останусь я с голой задницей. Не-ет, я девочка умная, если упомянул — буду с ним ласкова, что б не передумал, ну а если позабыл — так придется конкретно перед ним прогнуться, что б он вспомнил о своем отцовском долге.

И я снова хлопнула ресницами и развязно переложила ногу на ногу.

Я неосознанно маскировалась. Мимикрировала. Конечно, если что — меня это не спасет, но все же…

Дяденька подумал, с сомнением глядя на меня, потом все же достал бланк договора, ручку и попросил мой паспорт.

— А нету, — сказала я, глядя на него честными глазами первоклассницы.

Подозрительность в его глазах сгустилась.

— Девушка, мы работаем на основе договора, — отрывисто сказал он. — А для заключения договора нужны ваши документы.

— Послушайте, — вздохнула я. — Вы так ведете себя, словно я вам заказываю убийство. А вы не думали, что придя к вам — я себя подставляю? Как вы считаете, что со мной папенька сделает, если узнает что я интересовалась завещанием?

Игорь Петрович красноречиво развел руками.

— Заорет он как бешенный, папенька у меня такой, что б ему не чихалось, — еще тяжелей вздохнула я. — Скажет, что, мол, смерти его хочу — и никакого мне наследства. Ведь не объяснишь ему потом, что я всего — то приняла разумные меры предосторожности.

— А откуда он узнает, что вы нам заказ сделали? — возразил Игорь Петрович. — Я же вам говорю — полнейшая конфиденциальность…

— Ой, — оборвала я его, — знаете, как мне недавно сказали — «не подставляйся — и тогда тебя никто не подставит».

— Но мы гарантируем… — снова возмутился он.

— Вот и отлично, что вы гарантируете, — покивала я. — Если согласны — уберите договор, деньги плачу прямо сейчас, о результатах сообщите на мобильный.

Видно было, что мужик несколько минут молча боролся с собой. Наконец он произнес:

— В общем — то мы берем посуточно, аванс в размере пятисот долларов вносится сразу, и окончательный расчет по завершении дела. Но раз вы без договора хотите — думаю, тысячи хватит, чтобы потом вас не беспокоить по поводу оплаты.

— Устраивает, — кивнула я.

— Имя вашего отца? — официально спросила я.

И я с ужасом поняла — а ведь имя Буйвола — то я и не знаю…

Во влипла…

Я собралась и спокойно произнесла:

— Буйвол наш папенька.

— Кто? — недоуменно переспросил Игорь Петрович.

— Буйвол, — замирая от собственной наглости подтвердила я. — Еще скажите, что первый раз слышите.

Тот внимательно посмотрел на меня и уточнил:

— Смотрящий?

Я кивнула.

Сейчас меня отсюда выкинут.

Стопроцентно выкинут.

— Три тысячи, — спокойно сказал Игорь Петрович.

— Чего-о? — не поняла я.

— Ладно, две с половиной, — согласился он.

И тут до меня дошло. Да он просто цену увеличил за вредность!

— Отлично! — просияла я. — Мне нужен банкомат, чтобы снять деньги.

— Без проблем, — любезно улыбнулся Игорь Петрович. — На первом этаже банк. Вас проводить?

— Разумеется! — тряхнула я головой.

Потом, когда я сунула ему деньги и бумажку с номером телефона, запоздалые сомнения овладели мной.

— Не кинете? — с сомнением спросила я, глядя на карман дяденьки, в который уплыли мои денежки.

— Да вы что! — оскорбил он. — Репутация — это святое!

— А гарантии?

— Гарантии — договор, который вы не желаете подписывать, — пожал он плечами. — Так что в данном случае — только мое слово. Но и оно дорогого стоит.

Я задумчиво посмотрела ему вслед и пошла на выход. В наше время слово может и правда стоит гораздо больше юридически оформленного договора. А может — и оказаться фальшивкой.

В любом случае у меня нет выхода. Самой мне про завещание не узнать, и договор для полной уверенности — не заключить. Ну да ладно. Авось — и не кинет меня этот Игорь Петрович.

Аминь.

На автовокзале я купила тоненький любовный романчик, дабы скоротать время в дороге. Я намеренно проигнорировала и Дашкову, и Маринину — Лав стори, и точка! Мне хотелось чего — то доброго, светлого, романтичного. Спустя несколько страниц мне стало как — то очень неудобно за автора. Написано плоско, глуповато-наивно, а уж неизменный штрих подобного жанра — героиня-девственница в двадцать девять лет — это даже не смешно. И называлось сие чтиво «Восхитительная страсть». Очаровательное название.

Однако деваться было некуда, мой автобус неторопливо катил по дороге, книжных киосков не предвиделось и я со вздохом принялась читать дальше. Когда мы подъезжали к моему городу, я как раз дочитывала последние строки:

« — Милая, что ты почувствовала, когда я поцеловал тебя? — взволнованно спросил граф.

— Ах, — воскликнула Марианна, глядя на него сияющими глазами, — я словно умерла и попала в рай, и ангелы пели в небесах, благословляя нашу любовь…

И влюбленные обнялись, чтобы больше никогда не расставаться.»

«Апофигей», — подумала я, закрывая книжку.

Ирка, когда я приехала, была жутко занята. Нацепив на нос очки, она хмурилась, читала газету и грызла карандаш. Рядом сидела светловолосая девчонка и пила чай.

— Привет, — кивнула я ей. — Я Машка.

— А я Ленка, — улыбнулась она.

Я исподтишка принялась на нее глазеть. Господи, неужто это и есть — девушка по вызову? Личико такое славненькое, нос пятачком, веснушки.

Не, — одернула я себя, — не может она быть Иркиной сотрудницей. Да и вообще — что за предвзятое отношение? Если у Ирки дома чай пьет — так сразу и проститутка? Этак и я сама подпадаю под эту категорию.

— Как съездила? — спросила Ирка для проформы, не отрывая глаз от газеты.

— Нормально, — так же для проформы ответила я.

— Пицца там, — махнула она куда — то вбок. — Ты не гость, своя, так что не стесняйся, шурши по шкафам.

— Ага, — кивнула я. — А ты чего делаешь?

— Рекламу продумываю, — тяжко вздохнула она.

— И в чем загвоздка? — поинтересовалась я.

— Так посмотри, — кинула она мне газетку.

Я взяла кусочек пиццы, неспеша налила чай и принялась вникать в тайны Иркиного бизнеса.

Страница была из рубрики «Контакты» — подрубрика «Она». И первое рекламное объявление гласило — «Восхитительная страсть, телефон такой — то, круглосуточно». Я аж глазам своим не поверила, полезла в сумку и достала вроде как одноименный романчик. Так и есть!

И я заржала.

Да уж…

— Ты чего? — недоуменно спросила Ирка.

— Да так, — отмахнулась я. — Названия тут у вас…

— И не говори, кума, — скорбно покачала она головой. — Там где — то есть «Я золотой ключик к твоему кошелечку».

— Чего, серьезно? — вытаращила я глаза.

— Угу.

— И звонят?

— Наверно, раз печатают, — пожала Ирка плечами.

Я разложила газету на столе поудобнее и вскоре нашла сие объявление. Далее следовало: «Океан страсти», «Соблазнительная Жозефина», «Дерзкая Сюзанна».

Мда…

Ну нельзя ж так прямо…

«Нежнее, еще нежнее…» (с)

— Слушай, тут какие — то Жозефины — это что, отдельные девушки? — поинтересовалась я.

— Да не, — ответила Ирка. — Или фирмы или посредники. «Жозефина», в частности — фирма.

Тут милая курносая девочка открыла рот и сказала, спокойно глядя на Ирку:

— Это что! А вот нам вчера на заказе мужики рассказывают…

«Все же она… эта самая????» — ошеломленно подумала я.

А девчушка как ни в чем ни бывало продолжала:

— В общем звонят они по телефону — нам бы мол, «Великолепную Жасмин». А там такой гнусный мужской голос отвечает — «Слу-ушаю!» Ну, мужики испугались да трубку бросили.

— Ага, это Виктор — посредник, и правда у него гнусный голос, да и сам козел, — заулыбалась Ирка.

— Ну вот, — продолжила курносая. — Потом звонят по другому телефону и просят — нам бы, мол, «Прекрасную куртизанку». А там тот же самый гнусный голос отвечает — «А это тоже я!»

Мы дружно заржали.

— А у тебя какое объявление? — утирая слезы, наконец спросила я.

— Да в том — то и проблема — я просто пишу — «Девушки». Надо что — то более изысканное, но без маразма. Никаких ключиков и страстей.

— Да уж, задачка, — вздохнула я. — И чего придумала?

— Да ничего в голову не идет, — призналась она. — Хочется действительно элегантное и умное объявление.

Я задумалась, после чего твердо сказала:

— Я знаю, что тебе нужно!!!

— Ну? — с надеждой посмотрела она на меня.

— Как тебе такое объявление: «Для мужчин, любящих женщин, любящих мужчин»?

Ирка с минуту похлопала глазами, после чего посмотрела на меня и с уважением сказала:

— Ну, Лис, ты и умная…

— Да ну тебя, — отмахнулась я. — Это лет десять назад у какого — то мужского парфюма был такой рекламный слоган, вот и врезался в память необычностью.

— Великолепно! — с расстановкой сказала она. — Просто великолепно! Так, я в газету. Надо срочно успеть дать объявления. Ты, Ленка, поднимай ёлок, готовьтесь к работе. Чтоб к моему прихожу все были в сборе.

— Ясно, — кивнула курносая, и Ирка ускакала.

Ленка деловито перемыла посуду, протерла пол на кухне, после чего вышла в коридор и гренадерским басом возопила:

— Бабы!!! Подъем!!!

С минуту была тишина.

— Дело ваше, — громко сказала Ленка в пустоту. — Не встанете — мать на штраф посадит. Все слышали?

— Пошла к черту, — донесся хмурый голос из спальни.

— Хрен на вас, — согласилась Ленка и вернулась в кухню.

Через пару минут в дверях показалась мрачная растрепанная девица в ночной рубашке.

— Времени сколько? — с мученическим видом осведомилась она.

— Да полшестого уже — ответила Ленка.

— А мать когда придет?

— В шесть. Она в газету поехала.

— Ой блин! — недоверчиво воскликнула девица. — Это чего, полчаса на все про все?

— Спите дольше, — язвительно заметила Ленка. — Я вон уже — и после ванны и с макияжем!

— Блин, — простонала девица. — А поесть — есть чего — нибудь, или еще в магазин идти надо?

— Есть, есть, — успокоила ее Ленка. — Иди в ванну, а то Гульчитайка встанет и опять на час туда забурится.

Девица тут же исчезла.

— Это кто была? — кивнула я в сторону дверей.

— Это наша Окси, — с оттенком уважения сказала Ленка. — Ты не смотри что тут работает — у нее папаня профессор был, она у нас вся из себя умная.

— А чего тогда работает, если папаня профессор? — озадачилась я.

— Так а папаня с маманей враз убились на машине, а брательник ейный все наследство отмутил и Окси на улицу выгнал.

— Так прям и выгнал? — усомнилась я.

— А чего тут такого? — пожала она плечами. — Меня маманька тоже, как только я школу закончила, из дома выставила. Сказала мол — иди работай или учись, я тебя вырастила. А куда я пойду учиться — если в училище и то платно.

— А работать?

— А работать — образование нужно! — отрубила она. — И плюс стаж!

— Так ведь есть работы, для которых не нужно образование, — заметила я.

— Ага, на рынке торговать, и ради вшивых двух тыщ зарплаты еще и хозяина — хачика обслуживать! — скривилась она.

— Слушай, Лен, — возмутилась я. — Ну что за национализм! И среди хачиков, как ты говоришь нормальных людей столько же, сколько среди русских! И подонков столько же!

— Ты, я смотрю, жизни вообще не нюхала, — снисходительно сказала Ленка. — К любому хачику устраиваешься на работу — то что он тебя трахает — это подразумевается.

Я подумала, после чего сказала:

— Лен, ты только не обижайся, ладно? Я просто понять хочу. То есть — работать у хачика и трахаться с ним — для тебя недостойно, так?

— Ой-ей-ей! — заносчиво сказала она. — Никак хочешь меня в мою работу проституткой ткнуть?

— Лен, но ведь это из огня и полымя. Ведь раз ты тут работаешь, значит это для тебя нормально, так? Но там бы тебя один хозяин трахал, а тут — сколько клиентов, а?

— Дура ты, — устало сказала она. — Тут — никто не знает. Пришла, обслужила, получила деньги и ушла. А раз никто из знакомых не знает — так никто не может и обвинить меня, ведь так?

Тут явилась замотанная в полотенце профессорская дочь, ныне проститутка.

— О чем базар? — осведомилась она. — Я Оксана.

— А я Маша, — представилась я.

— Ясно, — кивнула она. — Ленка, а ты чего ревешь — то?

— Ничего, — отвернулась к окну курносая.

— Тогда иди Гульчитайку подними, а то мать приедет — опять она под раздачу подпадет.

Ленка молча поднялась и ушла, старательно пряча лицо.

На пороге она остановилась и сквозь слезы сказала:

— Мне вчера на заказе замуж выйти предложили, так что недолго я вас терпеть буду, вот!

— Иди ты, — заржала Окси, — ты у нас после каждого заказа замуж выходишь!

— Ну вас! — истерично крикнула та, выбегая из комнаты.

Может я и правда дура и чего — то не понимаю? Я увидела, что Ленка оставила на столе свое простенькое серебряное колечко, положила на него руку и быстренько прошептала заговор на удачу.

Окси тем временем залезла в холодильник, шкафчики, микроволновку и скривилась:

— Опять пицца! У меня уж изжога от нее.

— Не хочешь — не ешь, — заметила я.

— Да уж, — вздохнула она. — Выбор простой. А ты чего у нас, новенькая?

— Господь с тобой! — испуганно открестилась я. — Я тут так, проездом. Сестра я Иркина.

— Ааа, — протянула она.

На кухню зашла прехорошенькая татарочка в ночнушке — явно Гульчитайка. Маленькая, пухленькая, с длинными черными волосами и огромными глазищами.

— Новенькая, что ли? — с порога спросила она у меня.

— Сестра мамкина! — ответила за меня Окси.

Гульчитайка тут же потеряла всякий интерес.

— А сама мать где? — тревожно спросила она.

— В газету говорят уехала, — понизив голос ответила Окси. — Скоро будет, так что давай бегом собираться. Ленка, сучка, уже и ванну приняла, и накрасилась, и причесон сделала, а нам с тобой сейчас опять от матери влетит.

— Ох, — передернула Гульчитайка плечами. — Тогда я в ванну!

— Давай, только по-быстрому, а не как всегда на пару часиков.

— Да уж понятно! — Гульчитайка бросила тревожный взгляд на часы и скрылась в дверях.

Жизнь в этом притоне кипела. А я сидела, смотрела на все это и ловила себя на мысли — а ведь я не вижу ничего ужасно развратного. Если честно — я боялась, что тут дым коромыслом, по углам трахающиеся парочки, наглые и опасные мужики так и норовят погубить случайно забредшую душу. А тут все как — то очень по — семейному.

В дверь позвонили, Ленка понеслась открывать, и вскоре на кухне появился еще один персонаж — ушастый блондин простецкого вида лет тридцати пяти.

— Новенькая? — осведомился он.

— Старенькая, — буркнула я.

— Материна сеструха, отстань! — строго прикрикнула на него Окси.

— Понял, не дурак, — кивнул персонаж.

— Это Серега, наш водитель, — пояснила Окси и принялась дальше прорисовывать линию губ.

— А чё, где мать? — поинтересовался водитель, наливая себе чай.

— Скоро будет, — ответила Окси и поморщилась — карандаш дернулся и нарисовал на верхней губе зигзаг.

Тут в дверях послышался скрежет открываемого замка, вошла Ирка и с порога строго спросила:

— Елки! Все готовы?

— Готовы! — мрачно ответила за всех Окси.

— А Гульчитайка в ванной все еще! — наябедничала Ленка.

Окси отставила в сторону карандаш и хреновым голосом осведомилась:

— Ленка! У тебя давно несчастные случаи были?

— А чего? — настороженно спросила та!

— А ничего! — рявкнула Окси. — Гульчитайка будет через пять минут готова, а тебе за ябедничество я сама лично сейчас навешаю.

— Тихо! — спокойно, но веско сказала Ирка. — Гульчитайка!

— Тута! — отозвалась она из глубины квартиры.

— Личико покажи! — велела Ирка.

Гульчитайка приплелась на зов с мокрыми волосами и одним накрашенным глазом.

— Времени — сколько? — осведомилась Ирка.

— Гульчитайка обиженно ткнула в часы на стене и возопила:

— Так ведь без пяти шесть!!! Имейте совесть, у меня еще пять минут!

— Хорошо, — кивнула Ирка. — Я не зверь, через пять минут покажешься.

Гульчитайку как ветром снесло.

Ирка устало села на стул, а я озадаченно спросила:

— Ты чего зверствуешь, а?

— Ой, ну ты ж не знаешь всего, — поморщилась она. — Я когда не зверствовала — мы работать заполночь начинали. Чего, Окси, не так?

— Так, — хмуро отозвалась она и опять чертыхнулась — карандаш снова уехал вбок.

— Тьфу на тебя! — рассердилась я. — Иди сюда, косорукая, нарисую я тебе губки!

— Я не косорукая! — возмутилась она.

— А ты с моей подругой не спорь, — прикрикнула на нее Ирка. — Радуйся, дурища — Машка стилист — визажист в дорогущем московском салоне, тебе по-доброму неделю работать на один визит к ней!!!

Я метнула на нее изумленный взгляд, но тут же взяла себя в руки.

Легенда, и еще раз легенда! Я сейчас на нелегальном положении!

— И в каком салоне вы работаете? — с некоторой робостью спросила Окси.

— Тебе какая разница, — снова подала голос Ирка. — У нее Пугачева в клиентках, а ты еще вопросы задаешь.

Окси молча передала мне карандаш и подобострастно заглянула в глазки:

— А Ветлицкая тоже к вам ходит?

— Ага, — не моргнув соврала я. — Голову ей мою и челку подстригаю.

— Так это вы ей прическу делаете? — всплеснула она руками.

— Ну, — кивнула я и подумала — а не завралась ли я?

— Страшная она с этой прямой челкой, — вздохнула Окси. — Вы уж мне такую не делайте, ладно?

— Не буду, — пряча улыбку, поклялась я и ловко нарисовала ей контур губ. После чего нанесла помаду и отправила глядеться в зеркало.

Через секунду раздался ее рев.

— Ой, Господи — ну как же я с такими губами пойду — то? — она чуть не рыдала.

— А чего они тебе не нравятся? — недоуменно переглянулись мы с Иркой.

— Так здоровые, как у шлюхи! — топнула она ногой.

— А ты кто есть — то? — спокойно сказала Ирка.

— Тихо! — укоризненно посмотрела я на нее. — Окси — посмотри на меня — тебе мои губы нравятся?

Окси посмотрела и кивнула.

— Ага! Так у тебя форма от природы хорошая — губки пухленькие и полные.

— Наивная! — я достала платочек, смочила тоником и стерла помаду, — а теперь видишь? У нас с тобой у обоих тоненькие и невыразительные губки! Так что чего ты разнервничалась — не понимаю.

Тут в кухню сунула нос Гульчитайка.

— Мать! Я готова, только волосы чуть не досохли, — отрапортовалась она.

— Гульчитайка! — возопила Окси. — Как тебе мои губки?

— Ни хрена себе, — присвистнула Гульчитайка, внимательно изучив Окси.

Та, скривив мордочку, тут же схватила мой платок и принялась яростно тереть лицо, бросая в мою сторону укоризненные взоры.

— Ты чего, совсем? — покрутила у виска Гульчитайка. — Классно ж было. Я тоже так хочу.

— Ну так иди сюда, Машка тебе нарисует, — ласково пригласила Ирка.

Окси замерла, недоверчиво глядя на Гульчитайку. А та уже уселась передо мной, вытянула мордочку кверху, закрыла глазки и замерла в ожидании. Я стерла ей старую помаду, затонировала кожу, взяла карандаш и принялась выводить контур — губы у Гульчитайки тоже были как по заказу — тоненькой плоской ниточкой.

— Понимаешь, Окси, — по пути вещала я. — Ты просто не привыкла к новым нарисованным губкам, и потому не смогла понять — плохо это или хорошо.

— Ну ничего себе — губищи на пол-лица, — хмуро сказала Окси.

Я закончила с Гульчитайкой и повернула ее к Окси.

— А теперь смотри со стороны — как тебе?

— Класс! — искренне сказала Окси.

— Учитесь, пока я жива, — заявила я.

— Не, — помотала головой Окси, — ты лучше нас научито уедешь скоро — кто нас красить будет?

Тут зазвонил телефон.

Ирка схватилась за трубку и приняла заказ. Народ тут же притих, внимательно прислушиваясь к диалогу.

— Девушки? Разумеется есть, — вещала Ирка. — Есть брюнеточка, есть блондиночка с длинными волосами…

— На ногах, — меланхолично заметила Гульчитайка.

Мы с Окси заржали.

Ирка метнула на нас разгневанный взор и мы притихли.

— Конечно, оставляйте адрес с телефоном. Магнитогорская ? Дом, квартира? Заказ ваш принят, машина выезжает.

Ирка положила трубку и недовольно обвела нас взглядом.

— Вы, лошади, чего ржете — не видите, я заказ принимаю?

— Так это Гульчи… — начала Окси.

— А чего сидим — то? — оборвала ее Ирка. — Заказ пришел — чего еще не в машине?

Девчонок из кухни как ветром снесло.

— Сереж! — крикнула Ирка вглубь квартиры.

— Иду, — отозвался он, и вскоре и правда появился на кухне.

— На, заказ на Магнитогорскую, трех на два надо.

— Ой блин, — недовольно поморщился он, — попад наверно, раз так много просят.

— Тебе — то какое дело? — прикрикнула Ирка на водителя. — Иди да пробивай.

— Есть чего на этот адрес? — хмуро отозвался он.

— Ни по плюсам, ни по минусам.

— Может не поедем? — с надеждой спросил Серега.

— Поедем! — с металлом сказала Ирка.

— Вот влетим… — застонал он. — Ведь трех просят, подумай сама — верный попад!

— У меня предчувствие хорошее, — вдруг улыбнулась Ирка и покосилась на запаянную в воск денежку.

— Влетим — на твоей совести, — принял последнюю попытку водитель.

— Я не поняла! — подняла брови Ирка. — Кто у нас заказ пробивает — ты или я? Если не хочешь работать, так и скажи, вмиг замену найду.

— Ладно, — махнул он рукой и пошел из квартиры.

Ирка встала, закрылась за ними и вернулась на кухню.

— А чего это такое — попад? — задала я тут же вопрос. Уже не в первый раз слышу его, и вроде как смутно догадываюсь…

— А это мальчики оборзевшие иногда собираются кодлой, потрахаться хотят, а денег платить — нет, — спокойно объяснила Ирка

— Мда, — хмыкнула я. — Слушай, а чего ты своих так жестко строишь?

— А что делать? — вздохнула она. — Дашь кому слабину — и все, порядка не будет.

— Так ты бы им дала передохнуть, что ли… Они ж вроде весь день на утреннем заказе были.

— Как же, — хмыкнула она. — В десять утра явились, еле тепленькие.

— Так ведь заплачено было надолго, — не поняла я.

— Ну и что? — пожала она плечами. — Сколько раз так было — сдадут на ночь, а потом клиент уснет, и что, девушке сидеть около него? Глядишь — а она опять тут, опять на заказы собирается.

— Ничего себе у вас обман потребителя процветает, — неодобрительно сказала я.

— И не говори, — легко согласилась Ирка. — Окси месяца два назад за смену где — то раза три на ночь сдавали, вот смеху было.

— А это как? — удивилась я.

— Ой, да первый раз мы ее до утра еще днем, часа в три сдали. Так она где — то около восьми приезжает — клиент, говорит, упился в сосиску и спит, а мне его чего, караулить? Не успела приехать — на нее постоянник, ну мы ее опять сдаем до утра. Тот к полуночи так же упивается в сосиску, Окси приезжает — и мы ее опять сдаем до утра! Ну, уж в третий раз я не выдержала и говорю — мол, Окси! Будь человеком, хоть один заказ доработай нормально!

— Ну и ? — заржала я.

— Ну и приволокли ее пьяную в сосиску в шесть утра от клиента, — сокрушенно ответила Ирка. — Девчонки — они если пить начинают, то все, меры не знают. Ладно, чего там у тебя по твоей проблеме?

— Да черт знает, — вздохнула я. — Съездила к невесте Зыряна, там намечался явно фиктивный брак. Сейчас вот выясняю насчет завещания папочки невесты, а то с чего бы это он так захотел на ней жениться? Думаю — разгадка тут и кроется.

— А если нет? — спросила она. — Всякое бывает.

— Да не, — отмахнулась я. — Слишком там дело темное. Невеста — горькая алкашка, да и к тому же странного поведения. Прикинь, в одной комнате поминки по Зыряну справляют, а в другой она мужиков обслуживала.

— Да ну нафиг! — с сомнением воскликнула Ирка.

— Клянусь, — уверила я. — Я случайно зашла в комнату — так у меня чуть глаза на лоб от шока не вылезли. Ее там вовсю это… ну в общем сексом занимаются, а около комнаты еще и очередь.

Ирка поморщилась:

— Вот свинья!

— Ага, Козырь то же самое сказал, — согласилась я.

— Кто — кто? — не поняла Ирка.

— Козырь, — повторила я.

— А ты где его видела? — вытаращила она на меня глаза.

— Так он с ребятками зачем — то к ней приезжал, — пожала я плечами. — Я в сарайке спряталась, он меня не увидел.

— Могла бы и не прятаться, тебя мать родная не узнает, — заметила Ирка. — Не выяснила, чего Козырю надо было от этой бабы?

— Нет, — с сожалением ответила я.

Тут опять зазвонил телефон.

— Алло! — схватила она трубку. — Анька ты, что ли? Да, работаем. Где тебя забрать — то? Ясно, жди.

— Новенькая никак?

— Ага, Анька-Лошадь, новенькая со старыми дырками, — рассеянно кивнула Ирка, натыкивая номер. Потом в сердцах бросила: — Вот черт, опять вне зоны сотовый у Сереги!

— Так потом перезвонит, чего переживаешь.

— Ага, перезвонит, — хмыкнула она. — У него входящие — бесплатно, а Сереженька у нас за копейку удавится, хрен он станет перезванивать, свои деньги тратить. Ладно, придется на пейджер скинуть. — Она снова натыкала номер и заговорила официальным тоном: — Добрый день, девушка. Для абонента девять — шесть — ноль — три — девять — семь. «Сережа, Лошадь с подругой ждут тебя в баре…» Лошадь! Что значит — так и писать? Да, так и писать. «Сережа, Лошадь с подругой ждут тебя в баре „Беременная монашка“». Да, девушка, все верно. Спасибо.

Она положила трубку и прыснула:

— Прикинь, Лис, до меня и не дошло сначала — я ей диктую — а она мне таким охреневшим голосом — мол, кто — кто в баре с друзьями??? Я ей говорю — Лошадь! А она мне — что, так и писать?

Я заржала, а Ирка снова схватила затрезвонивший телефон.

— Алло! Сдал? Ну вот и умничка! Какое домой пожрать — только на работу вышел! Нет у тебя времени свободного — езжай за Лошадью и еще одной девушкой, я тебе мессагу кинула на пейджер! Что значит — я ее возить не буду? Сережа, дело твое, Лошадь не заберешь — сам на заказ пойдешь. Ну вот и все тогда!

Ирка положила трубку и радостно ухмыльнулась:

— Работает твоя денежка! Трех на три часа сдали — и еще Лошадь со своей подружкой выплыли, с ними что — нибудь еще отработаем. А Серега — то жук каков — мол, всех сдал, поехал домой ужинать!

— А чего твой Сережа не хотел Лошадь — то забирать?

Ирка сразу поскучнела:

— Наркоша, не любят наши таких.

— Ой, Ирка, на вас посмотреть — так вы тут все такие хорошие, прямо и не фирма проституток, а детский сад! — поморщилась я.

Ирка прикурила сигарету, спокойно посмотрела на меня и сказала:

— Магдалина, знаешь, я тут недавно в газете читала статью, где журналистка писала о наших фирмах — якобы достоверную информацию. У нас постоянно печатаются объявления о приеме на работу — просто «Требуются красивые девушки» — и номер телефона. Много левых звонит, спрашивают, что за работа и бросают трубки, но кто — то и устраивается. Так вот, эта журналистка утверждала, что если девушка позвонит к нам единожды — больше ей от судьбы проститутки не убежать, так как у нас у всех определители номеров, и ей будут звонить, угрожать, шантажировать — пока она не выйдет на работу. Знаешь что мне это напоминает? Помнишь раньше в «Пионерской правде» писали жуткие статьи о несчастных детишках, которые вступили в пионеры, и родители — баптисты их истязали, били и кормили из собачьей миски?

— Ну припоминаю что — то подобное, — буркнула я.

— Так вот, — она стряхнула пепел, затянулась и продолжила: — Почему — то сейчас мне с трудом в это верится, я была в церкви у наших баптистов. Так вот, я туда походила — и сбежала. Потому что они там — действительно святые. Они не пьют, не курят, не изменяют женам и до того все хорошие, что я поняла — еще немного я среди них побуду — и мне придется закрыть фирму и устроиться на нормальную работу, а я привыкла жить на широкую ногу. Помнишь Мишку Ковалева?

— Наркоман — то?

— Наркоман, — кивнула она. — Помнишь, как мать его рыдала — он все из дома повыносил и попродавал? Так вот, он у этих баптистов уже пятый год в церкви, о наркотиках и не вспоминает, женился на хорошей девушке.

— Бывших наркоманов не бывает, — категорично сказала я. — Все равно потом сорвется.

— Он — пять лет не сорвался у них, понимаешь? И там полно таких — бывших наркош и алкоголиков. На них смотришь — и не веришь, что они когда — то такими были. Вообще, Марья, я это к тому что не всегда следует доверять расхожему мнению. Баптисты не бьют своих детей, а у нас — вовсе не притон. Такая же работа, как любая другая.

— Хм, — усмехнулась я. — Твои девушки работают не парикмахерами или воспитателями — проститутками! Как можно это сравнивать с другой работой?

— Конечно сравнивать сложновато, — согласилась она. — Мои — то девушки зарплату каждое утро получают, и частенько — как раз столько, сколько воспитатель получает за месяц!

— Не все можно измерить деньгами, — раздосадованно сказала я. Крыть было нечем.

— Ты это скажи воспитательнице, которой полгода зарплату не платят, — так же спокойно посоветовала Ирка.

— Блин, да как ты меня не убеждай — проституция это мерзко!

— А кто говорит что это хорошо? — хмыкнула она. — Знаешь, на эту работу не идут, когда нужно просто заработать на новую юбку. Люди тут возникают эпизодически. Есть у меня девушка, которая приходит два раза в год — зимой и летом, после сессии — чтобы заработать на оплату следующего семестра, она студентка. Плохо это или хорошо, что она за две — три недели зарабатывает нужные ей двадцать тысяч и имеет возможность получать высшее образование? Где бы она еще такие деньги взяла? Или Окси — у той вообще выбор был — или бомжевать, или в проститутки.

— Блин, тебя послушать, так на твоих проституток чуть ли не молиться надо.

— Не молиться, — грустно улыбнулась она, — а пожалеть. Думаешь, их мужики на заказах жалеют?

Я молча налила себе кофе и пошла к себе в комнату. Правда, на пороге остановилась и язвительно спросила:

— А Лошадь — наркоша тоже вышла на работу за учебу заплатить?

Через пару дней позвонили из «Бастиона». Дяденька, имя которого я уже и не помню, сказал что согласно завещанию, гражданин Буймов Сергей Иванович распорядился своими деньгами так: поделил их на четыре части и распределил между своей женой, гражданкой Буймовой Аллой Петровной и их тремя детьми — Денисом, Николаем и Игорем. О Таньке — алкоголичке не было сказано ни слова.

«Многодетный папаша, блин», — злобно выругалась я про себя в адрес Буйвола. Ведь как все было славненько б, если он не отнесся слишком серьезно к проблеме размножения! Была бы у него Танька единственным ребенком — и оставил бы он ей свои капиталы, никуда б не делся!

«Козел, конечно», — поддакнул внутренний голос.

Дяденька тем временем спросил, куда ему выслать эту бумагу — я сказала что б отсканил и скинул мне на мыло, есть у меня на яндексе ящик для всякого мусора.

Дядька попрощался, а я еще долго сидела на подоконнике и тихонько, но с чувством материлась. Внутренний голос вовсю поддакивал.

Потом я одумалась. Да, моя теория с треском провалилась. Однако — даже если бы и выяснилось, что Танька — единственная наследница и Зырян хотел наложить лапу на капиталы Буйвола — чем бы мне это помогло в розыске убийцы, а? Хороша я буду, если приду к Толику и проблею, мол, а не из-за этого ль Зыряна убили-то? И Толик, наивный чукотский юноша, так мне тут же и поверит, прослезится и даст мороженку.

«Щаз!» — буркнул внутренний голос.

Гаденыш был прав. Потому как спасти меня может доказанная вина кого — то другого. И вообще — до меня сейчас дошла глупость моей теории с завещанием.

И чего я в пед ни пошла, а?

На следующий день принялся моросить мерзкий депрессивный дождик. Я сидела на облюбованном мной подоконнике и уныло рисовала пальцем по стеклу. Баксюша тяжелым воротником лежал на моих плечах и вроде как дрых.

Хорошо ему. Ни забот, ни хлопот.

Я ему остро завидовала.

На душе у меня было мерзко. Что делать — я просто не знала.

Я знала только одно — у меня остается все меньше и меньше времени до приезда матери. Я ее здорово подставлю, если не улажу все в ближайшее время. Да и за Ирку страшно, если узнают что она меня укрывала — не пожалеют.

Пару раз забегала Ирка, пытливо всматривалась в мое лицо, но я каждый раз вроде успевала придать фейсу безмятежность. Если до Ирки допрет, что она тут свою смерть держит — она меня выгонит, и про школьные годы не вспомнит. Любой бы выгнал. А я малодушно не хотела в такую мерзкую погоду оставаться без крова.

— Чего, Баксюша, делать — то будем? — наконец тоскливо спросила я.

Бакс индифферентно всхрапнул.

Зазвонил сотовый.

— Алло, — угрюмо буркнула я в трубку.

— Ты, коза, …, …, че, натворила дел — и шухеришься? — раздался взбешенный мужицкий вопль.

— Представьтесь пожалуйста, — холодно сказала я.

— А че, не признала? — рявкнул голос.

— Я сейчас трубку положу, — хреновым голосом сообщила я. — Если есть что сказать информативного — говори, а нет, так сам знаешь кому звонишь, не обессудь если прокляну, я сейчас нервная.

— Толик это!

— Привет, Толик, — удивилась я. — Чего надо?

— Шкуру твою! — глас его был подобен реву быка, которому врезали по причиндалам. — Попадешься ты мне, шалава, я тебе…

— Пошел к черту, — раздельно сказала я.

Придурок.

И чего это на него нашло? Всегда был спокойным, невозмутимым, слова-то от него не дождешься, а тут — надо же, какая речь и сколько эмоций ! Ну ловишь меня — так лови, кто не дает? Но вот не глупо ли — ко мне домой стучаться и звонить с угрозами? Так дела не делаются. К тому же — на заднем фоне у Толика слышались мужские голоса. Он что, на публику играл?

Телефон снова зазвонил. Я посмотрела — высветился какой — то другой номер, но ежу было понятно, что это Толик. А вот хрен тебе, милый. Я схватила трубку и быстренько произнесла шепоток — сглаз. Несмотря на компактность, они порой такой убойной силы! И этот был как раз таким.

— Чего — чего? — изумленно спросил мужской голос, после того, как я закончила.

Я посоображала, после чего с раскаянием сказала:

— Здравствуйте, Игорь Петрович, это я не вам.

Мда уж… Подлетел мужик ни за что ни про что… Я аж имя его вспомнила сразу.

— А, — успокоился он, — я к вам вот по какому делу: есть новые подробности по этому завещанию.

— Правда? — обрадовалась я. — И что за подробности?

Да неужто еще какая-то ниточка наклевывается!!! Слава тебе, Госсподи, спасибо тебе, добрый Боженька, что не забываешь ты меня, неблагодарную.

— Подробности эти не я, а информатор вам расскажет, — остудил он мой пыл. — За отдельную плату, между прочим.

— Деньги? Да без проблем! — вскричала я. — Где, где мне найти этого информатора?

— Думаю, лучше будет если вы подъедете ко мне в офис, — ответил он. — Назначите время, я вас и сведу. И ему спокойнее, и вам, верно?

— Верно! — восторженно вскричала я. — В общем, буду я у вас через три часа, хорошо?

— Отлично, — бодро сказал он и попрощался.

А я вскочила, лихорадочно покидала в сумку сотовый, так и недочитанный томик Лукьяненко и побежала на кухню.

— Ирка! — закричала я с порога.

— Ожила? — хмыкнула она.

Значит, все ж, зараза, просекла чего — то. Ну да ладно.

— Дай машину, в Екатеринград съезжу, — попросила я.

— А как же братки на мерсах, от которых на моей девятке не уехать? — усмехнулась она.

— Да какие братки! — отмахнулась я. — Это я в прошлый раз не знала, куда еду и зачем, а сейчас — то кого бояться?

— Ну смотри, дело твое, — кивнула она и выдала связку ключей. — Грохнешь — ремонт сама оплачивать будешь.

— Ежу понятно! — я схватила ключи, чмокнула Бакса в розовый носик и отчалила.

Всю дорогу меня мучило любопытство вперемежку с безумной надеждой. А ну как мне тот информатор скажет нечто такое, отчего все мои проблемы махом решатся? Толик от меня отвяжется, охота прекратится, новый смотрящий прилюдно пожмет руку…

«Мечтать не вредно», — хмыкнул внутренний голос.

На седьмой этаж, где располагался «Бастион» я взлетела по лестнице — лифт ехал откуда — то сверху и ждать мне его было совершенно некогда.

Секретарши в приемной не оказалось. Вместо нее восседал бритый парень, явно сотрудник для опасных поручений, уж больно рожа у него была отчаянная.

— Я к Игорю Петровичу, мы договаривались, — сообщила я ему.

— Ага, иди, — кивнул он.

Неприятно пораженная таким панибратским тоном, я все же решила наплевать и пошла в кабинет. Ну не в курсе парень, что есть вежливость. Так и фиг с ним, кто я такая чтобы его учить. Не будем уподобляться моей драгоценной маменьке.

Взявшись за ручку, я почему-то обернулась.

Сотрудник пристально смотрел мне вслед. Я так же внимательно выдержала его взгляд.

— Чего уставилась? — наконец не выдержал он.

«Дорогая, валим — ка отсюда!» — с нотками истерики тихонько шепнул голос.

— Вы знаете, я наверно чуть попозже зайду, — пятясь на выход, — забормотала я. — Что-то живот заболел…

И я, не выдержав, ринулась вон.

Сотрудник в два счета выпрыгнул из-за стола, догнал меня, схватил за волосы и при этом он безостановочно вопил: «Шухер, пацаны!!!»

«Влипли», — скорбно заметил внутренний голос.

«А вот хрен тебе», — злобно ответила я и изо всех сил двинула «сотрудника» в пах. Он резко заткнулся, согнулся в три погибели и тоненько завыл, выпучив глаза.

— Острейший каблук — шпилька — это, брат, лучше шокера будет, — наставительно объяснила ему я и ринулась на выход.

Входная дверь как по заказу распахнулась и я увидела еще одного шкафообразного «сотрудника», на вид — крайне опасного.

— Сука, — тоненько ныл первый, с ненавистью глядя на меня, — сука, убью!!!

— Еще один, — вздохнула я, вспомнив Толика. Потом я схватила с секретарского стола тяжелое пресс-папье и швырнула во второго сотрудника. А сам, не дожидаясь результатов, вломилась в кабинет Игоря Петровича, молниеносно закрыла дверь на замок и, тяжело дыша, обернулась.

Игорь Петрович И еще один «сотрудник» в изумлении смотрели на меня.

— Что тут происходит? — рявкнула я.

— Так а …, — проблеял он в замешательстве, простирая руку к сотруднику.

В этот момент дверь потряс мощный удар, от которого замки не выдержали, и в проеме показался второй «сотрудник» с залитым кровью лицом. Похоже, пресс папье угодило бедняжке прямо в лоб.

— Сука! — взревел он, бросаясь ко мне. — Убью!!!

— Займи очередь, — посоветовала я и ринулась к неприметной белой двери, за ней явно был санузел. Я снова успела туда забежать первой и закрыться, изо всех сил оттягивая расправу.

— Привет! — похлопал меня кто — то по плечу. Я медленно обернулась и узрела еще одного сотрудника, который мирно писал и улыбался теплой улыбкой людоеда.

Из офиса я вышла сама. На своих двоих. При этом встреченный около унитаза сотрудник нежно обнимал меня, тыкая в бок дулом пистолета, прикрытого полой пиджака. Мимо нас сновали люди, и мне было да ужаса обидно, что в двух шагах от них девчонку на казнь ведут, а они об этом даже и не подозревают.

— Дернешься — я тут же выстрелю, поняла? — проинструктировал меня сотрудник перед тем, как вывести из офиса.

— Так я, разумеется, дернусь, стреляй сейчас, — равнодушно предложила я. Уж лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Я рассудила — если уж он в меня выстрелит тут — значит живой я им сильно долго все равно не нужна. Ровно столько, сколько потребуется Толику, чтобы намотать мне кишки на уши.

— Выстрелю в печень, имей в виду, — предупредил он. — Никакая скорая не спасет, не надейся — но умрешь не сразу, сначала помучаешься.

— Поняла, — коротко кивнула я. Боли я боялась больше всего на свете.

— Тогда идем, — кивнул он и мы с сотрудниками двинулись на выход. На пороге я остановилась и, не оборачиваясь сказала:

— Игорь Петрович, я должна вам сообщить, что у вас с сегодняшнего будет ухудшаться здоровье и начнутся проблемы в бизнесе. Вскоре же вы умрете больной и разоренный.

— Что она несет? — нагло сказал он за спиной.

— Да, еще у вас с сегодняшнего дня — стопроцентная импотенция. Долго вы меня помнить будете.

— Да заткните вы эту сумасшедшую, — я по его тону поняла, что он брезгливо морщится.

Гад.

— Идем, — нетерпеливо подтолкнул меня сотрудник.

— Попомните вы меня, — холодно повторила я.

Сзади меня грубо толкнули.

И мы пошли.

Впереди — непострадавший от моего сопротивления сотрудник, который сидел у Игоря Петровича в кабинете. По бокам — Полукастраст и Расшибленный Лоб.

Мы спокойно вышли из здания, никто нас не остановил, никто не завопил, что похищают человека, в общем ни-ко-му! — не было дела, что я крепко влетела. Была ведьма Марья — и все. Нетути.

Толик, настоящий мужчина, скоро сдержит свое обещание.

Я вскинула голову и молча села в огромный черный джип.

«Помирать, так с музыкой, — горько заметил внутренний голос, — запевайте, братцы!»

Привезли меня к огромному коттеджу на тихой улочке. Я оглядела здоровенный каменный забор и присвистнула — неплохо Толик устроился!

— Ну выходи, — грубо толкнул меня «сотрудник». — Чего зенки выпучила?

Я повиновалась. Мальчики и так на меня злые, не стоит их провоцировать.

Я уже почти вылезла из джипа, как вдруг силы оставили меня. Я вцепилась мертвой хваткой в обивку машины и тихо заплакала.

— Ну, чего тормозишь? — заорал сзади сотрудник.

— Не пойду, — заревела я в голос. — Все равно убьете!

— А ну иди, кому говорят? — «сотрудник» хорошенько треснул меня в бок.

— Не пойду!!! — горько рыдала я, упираясь изо всех сил.

Господи, ну кому я чего плохого сделала, а? За что ж мне такое на старости лет?

— Слышь, Серый, тут коза дергается! — рявкнул сотрудник в окошко.

— Дергается, говоришь? — раздался спокойный голос туалетного знакомого. — А ты чего, с бабой справиться не можешь?

— Это я — то не могу? — уязвлено ответил сотрудник, и в ту же секунду я пробкой вылетела из джипа, распластавшись по асфальту — прямо под колеса подъехавшей иномарке.

«Ну все, отмучилась», — скорбно утешил меня голос, пока я оцепеневшим взглядом рассматривала расплывчатые пятна шин.

Они стремительно надвигались на меня, и в их беспорядочном мельтешении внезапно начали проступать некие образы.

Сначала мне подмигнул Микки—Маус, бельчонок, которого я нашла в пятом классе. Микки непонятно как забрел в наш двор и, когда я возвращалась из школы, сидел на березе около нашего подъезда. На лавочке малышня уже держала совет о том, как бы его выманить вниз, отловить и сделать сыном полка. Однако я, эгоистка до мозга костей, к ним не присоединилась. Я тихонечко пошла домой, взяла кусочек хлеба и наговорила на него заклинание. Микки сам сбежал вниз по березовой ветке, вскочил на мою ладошку и осторожно взял предложенный хлеб. Он жил у меня всю зиму, а весной выбежал в окошко и поминай как звали. Я очень тогда плакала.

Потом проступило доброе и мудрое лицо бабушки, у которой я жила до пятого класса. Сильный она Мастер была, со всех краев к ней ехали. И все, что я теперь умею — целиком ее заслуга.

Я улыбнулась и протянула бабуле руку.

— А Димка где? — нетерпеливо спросила я ее.

Бабушка посмотрела куда — то вбок и я замерла в ожидании.

— Вы чего, совсем ополоумели? — рявкнул у меня над ухом мужской голос. — Я ведь девчонку задавить мог!

— Невелика потеря, — донеслось недовольное бурчание.

Я потрясла головой, посмотрела вверх и офигела.

Димка, покойничек, Царствие ему небесное, стоял в двух шагах от меня и разорялся на чем свет стоит. Я скосила глаза вбок и отметила, что «сотрудники» стоят с видом нашкодивших школьников.

— Так а я чего, — пытался объяснить туалетный знакомый, — нам пахан велел, ты нас тоже пойми!

— Не пахан, а Евгений Евгеньевич, сколько повторять буду! — рявкнул Димка. — Развели тут зоновские порядки!

Туалетный ненавидяще зыркнул на него.

— Вставай! — Димка протянул мне руку. — Ничего не сломала, все цело?

Я кое-как собрала руки-ноги в кучку, откинула длинные волосы и взглянула на него, с удовольствием наблюдая как на его лице проступает узнавание напополам с безграничным удивлением.

— Магдалина???

— Ага, — жалобно призналась я. — Знаешь, ты очень вовремя, Ди…

— Дениска? — прервал мою сентенцию мужской бас. — А я тебя и не ждал так рано.

Я по инерции оглянулась и увидела деда в спортивном костюме, неспешно идущего от ворот к нам.

— Привет, отец, — кивнул Димка. — Пошли в дом — разговор по поводу твоих гоблинов есть.

— А что такое? — хмыкнул дед.

— Дома, — кратко ответил Димка и снова склонился ко мне: — ты идти — то можешь, Магдалина?

— Могу, — согласилась я. — Но мне приятно будет если ты меня на руках станешь носить.

— Без проблем, — строго кивнул он, с некоторым усилием поднял меня и понес в дом.

Туалетный, Полукастрат и Расшибленный Лоб с ненавистью смотрели нам вслед.

— Магдалин, — позвал меня Димка.

— Ну, — довольно отозвалась я.

— Эти смотрят вслед?

— Ага.

— Будь другом, сделай то, что я тебя сейчас попрошу.

— Хоть луну с небес!

— Тогда вытяни к ним руку…

— Правую или левую?

— Пофиг!

— Вытянула!

— Сожми пальцы в кулак.

— Сделано!

— А теперь, — голос его был экспрессивен и злораден, — подними-ка вверх средний палец!!!

Я так и сделала.

— И посмотри на их рожи, — ласково попросил он. — Потом мне опишешь.

Дверь каменного забора сомкнулась за нами.

Димка отнес меня в дом, усадил на диван и кивнул на деда:

— Магдалин, это мой отец, Евгений Евгеньевич. Пап, а это — Магдалина.

— Знакомы никак? — взглянул дед из-под седых бровей.

— Знакомы, — кивнул Димка и сел рядом со мной. Вернее, не Димка. Дэн, мой случайный любовник, на которого я когда-то повелась из-за его сходства с Вороном. Надо же, нас связывала всего одна ночь, а он меня запомнил…

Но я все равно жадно рассматривала его медальный профиль, такой же, как у Димки, строгие и безумно красивые черты лица. Вернее, не такие совершенные, как у Димки, да и Дэн помоложе будет… Но все равно я чувствовала, как из моей души что-то поднимается, какая-то теплота заливает сердце.

Нежность — пополам с печалью…

— Как жена? Не родила еще? — невзначай спросил дед, и я вздрогнула.

Ленка, моя одноклассница — она его жена. И — странное вело — меня на мгновение кольнула ревность.

И зависть.

— Отец, шестой месяц всего! — невольно заулыбался Дэн. Его лицо словно осветилось изнутри при этом. Видимо, он очень любит Ленку. И их будущего малыша.

«Где были твои глаза раньше!» — горько заметил внутренний голос.

— Да уж, — бормотнула я.

— Что — то сказала? — предупредительно обернулся ко мне Дэн.

— Да я спросить хотела, — собралась я с духом. — Евгений Евгеньевич, скажите, а Толик где?

— Какой Толик? — изумленно посмотрел он на меня.

— Ну, — смешалась я, — так ведь это к нему меня везли…

Дед помолчал, внимательно глядя на меня.

Денис откашлялся и хреновым голосом оповестил:

— Кстати о «везли». Отец, я понимаю, это твои дела и я в них не лезу, но твои гоблы на мою знакомую наехали! Магдалину я отлично знаю и очень уважаю, а они ее практически избили.

— Избили? — изумилась я. — Да они меня чуть не убили! Чудом жива осталась!

Дед пожевал губами и уклончиво ответил:

— Разберусь.

— А Толик где? — несчастно повторила я.

— Да какой Толик??? — вспылил вдруг дед.

— К которому меня везли на расправу, — совсем тихо пояснила я.

Дед опять внимательно на меня посмотрел.

— Никакого Толика я не знаю, — наконец ответил он.

— А нафиг меня тогда везли? — я была совершенно сбита с толку.

— Поговорить, — пожал он плечами.

— Ну так говори, — кивнул Дэн. — А я поприсутствую, чтобы потом перед Магдалиной за твое гостеприимство не было стыдно.

— Ты вообще надолго? — словно не слыша его, спросил дед.

— Надолго. У Ленки с беременностью проблемы, и мне присоветовали Кобылевского, вашего врача. Мол, и у самого у него руки золотые, и клиника оборудована по последнему слову. Так что ее я оставил в больнице на сохранении, а сам — к тебе на постой. Примешь?

— Милости просим, — кисло ответил папенька, бросая на меня взгляды.

— Евгений Евгеньевич, — снова собралась я с духом. — Раз ваши мальчики меня схватили и привезли сюда, значит вам от меня что-то надо. Может быть, вы скажете, в чем дело — и я пойду? У меня дома эта… кот некормленый.

— Некормленый, говоришь? — задумчиво протянул он. — Да и ты, я смотрю, худая дюже. Давайте-ка отобедаем, а там видно будет.

Я беспомощно посмотрела на Дэна — мол, что делать, юлит папенька — то! Тот ободряюще улыбнулся и сжал мою ладошку в своей лапище.

«Нет, ну где были твои глаза! — скорбно укорил меня голос. — Та-акой парень…»

На обед неулыбчивая тетка лет пятидесяти в синем ситцевом платье подала наваристый борщ и котлетки с картофельным пюре. Я посмотрела на это и некстати подумала о том, что я со вчерашнего дня хожу некормленая.

«Борщ не ешь!» — предупредил внутренний голос.

«С чего бы это?» — возмутилась я, алчно посматривая на глубокую тарелку с огненно — красным супчиком и островком сметаны.

«Там чеснок, — пояснил голос. — Как потом с Дэном целоваться будешь?»

Я недоверчиво придвинула к себе тарелку, обнюхала и с тяжким вздохом отставила. Чеснок там действительно был, и он придавал борщу просто дьявольскую привлекательность для меня, со вчерашнего дня, как я уже говорила, некормленой. Бывает у меня такое, забегаюсь и забываю поесть.

Посему я забила на голос, схватила ложку и зачерпнула супчик.

«А потом каа-ак дыхнешь на Дэна этим чесноком, — скривился голос. — Или думаешь тут тебе после обеда зубную щетку выдадут?»

Я с тоской посмотрела на уже поднесенную ко рту ложку, еще раз ее обнюхала и решительно отставила от себя тарелку с борщом.

— Невкусно? — раздался скрипучий голос.

Я вскинула глаза — тетка, подававшая на стол, стояла напротив и с неприкрытой обидой смотрела на меня.

— Нет — нет, все отлично, я просто борщ не ем, бывает, знаете ли, — бормотнула я.

— А вот я борщец знатно уважаю! — довольно сказал Евгений Евгеньевич и отодвинул от себя уже пустую тарелку. — А налей-ка мне, Верунька, еще плошечку!

У тетки лицо слегка разгладилось, она забрала тарелку и ушла в смежную со столовой кухню.

— Мать-то чего на обед не спускается? — спросил Дэн папашу.

— Диетится она, — недовольно отозвался тот. — И так ручки — ножки как спички, а все туда же.

— Молодец мать, — хмыкнул Дэн, — не распускает себя.

Подошедшая Верунька поставила перед ним тарелку с борщом и я с завистью посмотрела, как он начал за обе щеки его уплетать.

Ну да ничего! У меня ж еще котлетка есть!

Не успела я к себе пододвинуть тарелку, как голос с подозрительными нотками в голосе велел:

«Ну-ка, голуба, понюхай прежде!»

«Пошел к черту!» — рассердилась я.

«Дело твое, — вкрадчиво зашептал он. — Но если ты Дэна решишься поцеловать — его от этого тут же вырвет. От котлетки — то вон как луком в нос шибает!»

«Ни с кем я не собираюсь целоваться!» — рявкнула я мысленно.

«Ну так а кто его знает? — с неумолимой логикой заявил он. — А вдруг да повезет? Девушка ты у нас свободная, у тебя никого нет, а тут та-акой парень!»

Последние слова мерзавец произнес с явными мечтательными нотками в голосе.

«У та-акого парня, во-первых, жена есть, и во-вторых — она скоро родит», — буркнула я.

«А вот это, дорогая, все от тебя зависит, — ласково заметил голос. — Как первое, так и второе».

Я задумалась, искоса кинула взгляд на медально — чеканный профиль Дим… тьфу, Дэна, подумала и решительно отодвинула от себя тарелку.

— Невкусно? — совсем уж хреновым голосом осведомилась тетка.

— Да на диете я, — тяжко вздохнула я. — Если можно, то мне бы чай, и хватит с меня.

— Еще одна, — бормотнул дед.

Дэн с недоумением посмотрел на меня и осторожно заметил:

— Тебе бы, Магдалина, поправиться немного не помешало.

— Моему парню нравятся очень худенькие девушки, — ляпнула я.

Дэн на меня посмотрел как на дуру, но ничего не сказал.

Тетка принесла кружку с чаем и со стуком поставила около меня. Похоже, она меня здорово невзлюбила.

«А чай-то можно?» — грустно осведомилась я у голоса.

«Чай можно», — важно разрешил он.

«Так ведь мало!» — жалобно сказала я. — А я со вчерашнего дня некормленая!»

Голос подумал, после чего предложил:

«Так ты сахера — то клади побольше!»

Я тяжко вздохнула и сделала как он велел. Выбора-то все равно не было. И если Дим… тьфу, Дэн меня после этого не поцелует — прибью мерзавца!

После обеда папенька сыто погладил объемистый животик и велел:

— Дениска, ты погуляй пока, в мы тут с Магдалиной перетрем кой — чего.

— Да уж извини, но перетирать вам при мне придется, — хмыкнул он.

— Что за намеки? — сдвинул брови дед.

— Перестань, отец. Я прекрасно помню, как твои гоблы мне ее под колеса кинули.

— Батюшки! — ахнула я, наконец-то сообразив, — а вы случаем не Буйвол?

Дэн недовольно на меня посмотрел, а дедок наоборот приосанился.

— Он самый! — кивнул он.

— Ой, блин! — вскричала я. — Так чего ж вы мне сразу не сказали?

А я-то все на Толика по инерции грешила, сидела как на иголках и считала, что меня к нему привезли. А это — всего лишь Буйвол! Буйволу меня убивать не за что, к тому же он — отец Дэна, а тот меня явно не даст в обиду. Как все замечательно — то! Вот только одна проблема — как бы объяснить правильно насчет завещания? Ведь он и так про меня черте что думает…

— В общем — задавайте вопросы! — твердо сказала я Буйволу.

Тот пожевал губами, кинул взгляд на Дэна и жестко спросил:

— Завещание тебе, девонька, зачем мое понадобилось?

— Сейчас объясню, — спокойно ответила я. — Прежде всего, Дэн — ответь, ты в курсе насчет моей работы?

— В курсе, — как — то смутился он.

— Так скажи, а то вдруг мне твой отец не поверит.

— Ведьма она, — пожал он плечами, и было видно, что Дэн этого стесняется. Какие ведьмы, двадцать первый век на дворе!

Буйвол явно подумал о том же и вопросительно на меня уставился.

— Именно, — кивнула я. — И последним клиентом был ваш несостоявшийся зять.

— Зять? — медленно переспросил Буйвол.

— Зырян, — уточнила я. — Он пришел ко мне погадать перед свадьбой, и я ему объяснила, что невеста ему неверна и жизнь их ожидает безрадостная.

Я сделала паузу, наблюдая за дедком.

Тот нисколько не удивился моему прогнозу, и лишь уронил:

— Дальше.

— А дальше, после того как я ему все рассказала, он впал в сомнения насчет своей женитьбы и попросил меня узнать подробности вашего завещания. Мол, он своим не может никому такое деликатное дело поручить. А я — я вроде как левая, если что, то нас с ним никак не свяжут. И я согласилась.

— А чего он хотел узнать из завещания — то? — так же бесстрастно спросил дед.

— Ну как? — удивилась я. — С одной стороны — заманчиво с вами породниться, с другой стороны — нафиг бы такую жену. Вот он и колебался. Если б он узнал что вы дочери оставили лакомый кусочек — это бы повлияло на его решение.

— Соб-бака! — не сдержался дед.

— О покойниках плохо не говорят, — лицемерно вздохнула я.

— И то правда, — дед вперил в меня взгляд. — Вот только права ты — Зырян покойник, и ни подтвердить, ни опровергнуть твои слова не может. С чего я должен тебе верить?

— А нафиг мне — то ваше завещание? — изумилась я. — Я вам не родня и наследства от вас не жду!

Дед в раздумье попивал чаек.

— Сложная ситуация, — заметил Дэн. — А насчет того, что Зырян ее слова теперь подтвердить не может, так ведь, отец — был бы он живой — он бы от нее сейчас по-любому отрекся.

— И то верно, — раздумчиво сказал Буйвол. — Вот что, девонька, мне подумать надо. Никто тебя тут не тронет, Дениска приглядит. А как решу что с тобой делать — скажу.

— А вдруг вы чего плохого решите? — опасливо спросила я.

— А ты не бойся, коль невиновата, — резко ответил он.

— Да как не бояться, если тут все зависит от того, поверите вы мне или нет, — тяжко вздохнула я. — Доказательств никаких.

Дэн с отцом переглянулись, о чем — то молчаливо переговорили, и наконец он мне сказал:

— Ладно, Магдалина. Пусть будет как он говорит, а в обиду я тебя не дам.

— Какая обида? — проворчал дед. — Считай что ты в гостях.

— Угу, — несчастно кивнула я. — И долго мне гостить?

— До завтра максимум, — пообещал Буйвол.

— Под твою ответственность! — предупредила я Дэна.

— Не вопрос, — кивнул он. — Если что-то понадобится — не стесняйся.

— Мне понадобится косметика, пара книжек и комп, — перечислила я. — И отдельную комнату, естественно.

Дед только крякнул от моей прыти.

— Ну так я же не настаиваю на гостях, — насупилась я. — Мне что, сидеть и на стенку глядеть до завтра?

Дед нахмурился и пообещал:

— Будет тебе… пара книжек.

— И зубная щетка, — вспомнила я.

— И щетка, — вымученно кивнул он. — Сейчас скажу Веруньке, она тебе приготовит комнату.

— А сейчас что мне делать? — требовательно спросила я.

Дед ненавидяще на меня посмотрел.

Я понимала, что дед меня сейчас с радостью бы прихлопнул, да присутствие Дэна мешало. Не так, не так он планировал наш разговор. И то что я сижу тут и качаю права — выбивалось из модели поведения пленников.

— А сейчас я поеду к Ленке, если хочешь — давай со мной, — предложил Дэн.

— Нет уж, пусть она останется! — с металлом в голосе сказал дед.

— Я в гостях или в плену? — холодно осведомилась я и повернулась к Денису, сверля его требовательно — обвиняющим взглядом.

— Поехали, чего уж там, — вздохнул он и в свою очередь предупреждающе посмотрел на папеньку.

Тот промолчал, и лишь когда мы были в дверях, крикнул вслед:

— Ужин в семь, не опаздывайте!

«Боже упаси опоздать, — озабоченно подумала я. — Дядька явно в бешенстве, не будем его злить».

По дороге в клинику Дэн молчал. Также молча он остановился около вокзала, взглянул на меня и слегка улыбнулся:

— Пока, Магдалин. На отца не сердчай.

— Не понял, — вскинула я брови. — Ты хочешь, чтобы я вышла и уехала домой?

— Это очевидно.

Я медленно открыла дверцу, выставила одну ногу, потом вторую, подумала и снова забралась в машину.

— Знаешь, я думаю с моей стороны неразумно вот так уезжать. У твоего отца ко мне какие — то вопросы остались, и я предпочитаю все решить сейчас.

— Магдалин, — поморщился Дэн. — Не будь наивной. Езжай домой, я тебе сказал.

— Вот-вот, — подняла я палец, — домой. А ты не забыл, что мой адрес каждая собака знает? И что мешает твоему отцу потом ко мне приехать? Причем, раз я сбежала — значит действительно что — то скрываю. В общем, совесть моя чиста и я пока все не выяснится — я гостья твоего отца.

— Дура! — рявкнул он сквозь зубы.

— Сам дурак, — обиделась я.

— Извини, — он устало отбросил волосы со лба. — Ты хоть понимаешь, что не окажись там меня — с тобой бы совсем по-другому разговаривали?

— Я все понимаю, Димочка, — снисходительно ответила я. — И я тебе говорю — я никуда не поеду.

— Я Денис, — резко оборвал он меня.

— Я запомню, — пообещала я. — А сейчас — поехали к Ленке.

— Ты хорошо подумала?

— Ну так ты же меня в обиду не дашь, верно? — пожала я плечами.

Тот ругнулся сквозь зубы и резко сорвал машину с места.

По дороге я искоса за ним наблюдала и размышляла — а что, если у меня и впрямь есть шансы? После той ночи я его видеть не хотела, на тот момент секс с ним был прямой изменой Вишневскому, милому и доброму медвежонку. Ему изменять было крайне стыдно, это как ребенка обмануть. Но Дэн на следующий день сам нашел мой телефон и принялся мне названивать, потом пришел ко мне домой, где его встретила Ленка, моя одноклассница — и утешила. Я не была против — меня мучила вина перед Вишневским. Я наглухо закрылась от Дэна, занесла его телефоны в черные списки и велела той Ленке гнать его в три шеи.

Но теперь — теперь Вишневский меня бросил, я одна как береза в поле.

Вот только он теперь несвободен.

«А, к черту!» — решила я наконец. Я на самом деле просто рефлексую оттого что он так похож на Димку. Пусть он меня прикроет от Буйвола — и расстанемся на этом.

«Но он же тебя после той ночи искал, — вредно напомнил голос. — Он и на Ленке явно женился чтобы тебе досадить».

«Искал он меня, чтобы мне браслет отдать с изумрудами, — холодно, не жалея себя, возразила я. — А Ленка — девка очень хорошая, чего б ему на ней и не жениться?»

«Ну-ну», — хмыкнул голос.

Я промолчала.

Хорошая девка Ленка с некоторым недоумением воззрилась на меня, когда я вместе с Дэном появилась в ее палате. Я удовлетворенно отметила, что беременность ее здорово ухудшила. Ранее изящная блондинка, теперь она напоминала старую больную свиноматку. Вся опухшая, какая-то нездорово — рыхлая и тусклая.

— Привет! — чмокнула я ее в щечку. — Не поверишь, приехала к Буйволу по делам, а там его сынишка оказался, — и кивнула на Дэна.

Она расслабилась и слегка улыбнулась.

— Ой, как хорошо что ты приехала, — призналась она. — Ты меня не выручишь — матери деньги не передашь? А то я забегалась, и забыла что у нее уже деньги должны закончиться.

— Лен, — замялась я, — я не знаю, когда я в нашем городе буду. У меня дела с Буйволом непонятно когда решатся.

— А чего тут думать, — резко ответил Дэн, — завтра ты домой поедешь.

— Не будем загадывать, — пожала я плечами.

Тот мрачно посмотрел на меня и пододвинул к Ленке объемистую сумку.

— Мы тут тебе фруктов купили по дороге, — пояснил он.

Ленка почему-то слегка нахмурилась.

— Что-то не так? — заботливо спросил Дэн.

— Все так, — она демонстративно отвернулась к стене. — Знаете, вы идите, мне что — то нездоровится.

— Хорошо, поправляйся, — кивнул Дэн и потянул меня на выход.

Я на пороге обернулась и уловила, с какой тоской Ленка смотрит вслед мужу. Он и правда толстокожий, как и все мужчины. Ленка, обидчивая до ужаса, как и все беременные, явно зацепилась за слово «Мыкупили…», и решила показать норов. Она хотела, чтобы Дэн, услышав, что ей нездоровится, выгнал из палаты меня, сел около нее и всячески проявлял заботу и нежность. А он просто ушел, как она и просила.

— Поправляйся, Лен, — доброжелательно сказала я и прикрыла за собой дверь палаты.

В коридоре я легко догнала Дэна и попросила:

— Слухай, ты меня в магазин не свозишь? Мне косметики купить надо.

Признаться, эта мысль меня здорово тревожила — то что у меня с собой даже туши нет. Ну как мне обольщать такого красавца? Завтра я буду выглядеть хуже Ленки!

— Так ты же отцу сказала про косметику, — непонимающе воззрился он на меня.

— Я пошутила, — терпеливо ответила я. — Ну как он может мне дать косметику, если он не знает даже, какую я предпочитаю?

— У матери возьмешь, — пожал он плечами.

Меня аж передернуло. Не оттого, что придется пользоваться чужим — к этому я привычная, мы с девчонками в голоштанной юности постоянно, собираясь на дискотеку, кидали на общак всю немудреную косметику. У кого — то был только тональный, у кого — то — только помада, у кого—то — тушь. Так что мы быстро сообразили, что объединиться в таком деле — выгоднее. А уж кофточки — юбочки взять у подружки погонять — и вовсе было в порядке вещей. Время такое было.

Но тут — мне предлагают воспользоваться косметикой старой бабки!!! Представляю, что там за косметика! Тональный крем «Балет», ядовито — розовая с перламутром рижская помада, тушь «Ленинградская»…

Меня передернуло.

— В магазин! — решительно сказала я.

— Ну как скажешь, — согласился он.

В косметическом салоне я быстро и умело выбрала себе косметику. Единственное, на чем я споткнулась — это на карандаше для бровей. Когда я огласила:

— Светло — коричневый, — продавщица изумленно посмотрела на меня и уточнила:

— Косметика — для вас?

— Конечно, — кивнула я.

— Но вы — жгучая брюнетка! — воскликнула она. — Светло-коричневый просто не будет виден!

— Действительно, — озадаченно пробормотала я. — Дайте тогда черный. Самый черный.

Я все время забываю, что я не блондинка. Не привыкла еще.

— Я сильно изменилась? — тихонько спросила я, пока продавщица доставала всю названную мной косметику.

— Сильно, — кивнул он. — Я тебя только по взгляду и признал.

— По взгляду? — не поняла я его сентенции.

— Не знаю я как объяснить, — развел он руками. — Ты как — то характерно глаза вскидываешь и голову набок склоняешь. Я взгляд какой-то очень ясный и умный. В память врезалось, вот я сначала вспомнил этот взгляд, вспомнил, что я его только у тебя видел, и непроизвольно назвал твое имя. А ты отозвалась.

— Четыре тысячи семьсот двадцать, — огласила продавщица.

Я протянула ей кредитку.

Когда мы вышли из магазина, Дэн уважительно заметил:

— Молодец. За пять минут все что надо купила, Ленка бы полдня копалась.

«Да мы вообще лучше твоей Ленки — во всем!» — самодовольно заявил внутренний голос.

Я улыбнулась.

— Не любишь по магазинам ходить, а?

— Не люблю, — признался он.

— И я тоже, — кивнула я.

«Да у вас вообще много общего», — поддакнул голос.

— Ну что, домой? — вопросительно посмотрел он на меня.

— А чего там делать? — поморщилась я.

— А давай в ресторан тогда зайдем? — предложил он.

— Мещанство! — вовсе скривилась я. — У вас тут есть горсад?

— Ага, есть.

— Ну вот туда, милый друг, и направимся. Хочу покататься на карусельках!

— Чего? — с веселым недоумением воззрился он на меня. — Тебе сколько лет — то, детка?

— Много! — ответила я. — Столько не живут! Но ты не вредничай, карусельки — это классно!

— Ну как скажешь! — усмехнулся он.

И мы поехали на карусельки.

Домой мы в тот день попали только после полуночи. Тихо-онечко прошмыгнули в маленькую калитку сбоку, я посмотрела на темные окна дома и несчастно бормотнула:

— Папенька твой нам щаз ка-ак задаст!

— Он теперь только утром встанет, — ободряюще сказал Дэн. — А вот ужин на сегодня мы точно пропустили, у нас с этим строго. Отец страшно не любит, когда кто опаздывает к ужину, аж трясет его.

— Да фиг с ним, — отмахнулась я. В горсаде мы объелись мороженым, так что вопрос ужина меня совершенно не волновал.

Мы на цыпочках зашли в дом. В темноте мерно тикали часы, а в остальном — дом словно вымер. У порога я споткнулась обо что — то и с приглушенным писком полетела на Дэна.

— Тсс, — он поймал меня, прижал к себе и шепнул: — Не ушиблась?

— Неа, — шепнула я, почти касаясь губами его уха.

Он слегка вздрогнул, но не отстранился.

— Ты знаешь, какую мне комнату отвели? — снова шепнула я, заботясь, чтобы мое дыхание непременно согрело его кожу.

— Нет, — слегка хрипло ответил он. — Так это не проблема, займешь любую из гостевых.

Мы еще немного постояли в темном холле, освещаемом тусклым светом прогоревшего камина в дальнем углу, и наконец я разжала его объятия. Хотя видит Бог — мне этого не хотелось. С ним было очень уютно и тепло.

— Покажи мне комнату, — попросила я.

— Пойдем, — кивнул он.

Он привел меня на второй этаж и открыл ближайшую дверь :

— Смотри — устраивает?

— Конечно, — кивнула я, не глядя, и шагнула внутрь. Конечно она меня устраивала. Меня все устраивало в перспективе провести ночь с Дэном. Чувствовать его рядом, чувствовать его поцелуи — и нежность в них.

«Face of you…

My substitute for love…

Mysubstituteforlove …» — печально пропела в моей душе Мадонна. Я досадливо отмахнулась. Почему каждый раз, когда я мечтаю о Дэне — мне на ум приходят эти строки? О том, что Дэн — это всего лишь заменитель, типа на безрыбье и рак рыба? Он сам по себе хороший! Он меня от гоблинов спас.

На миг я прикрыла глаза, воссоздавая его образ. Строгие и очень красивые черты лица. Серые глаза — формой как у Синди Кроуфорд. Ямочка на подбородке. Темные волосы. Двухметровая фигура, самую малость подкачанная — ровно настолько, чтобы носить девушек на руках и не выглядеть при этом перекачанным бодибилдером. О, я отлично помнила его тело. Помнила твердость мышц и нежность кожи. Запах — смесь табака и «Фаренгейта» от Диора…

«Он сам по себе — чудо», — упрямо возразила я Мадонне.

«Could I wait for you?

My substitute for love…

My substitute for love…», — устало пропела она.

— Дэн, — решительно повернулась я к двери.

Мне никто не отозвался. Еще не веря очевидному, я выскочила в коридор, шепотом зовя его. Я стояла как дура и с отчаянием в голосе звала его, только вот отозваться было некому. Я села прямо у стены, давя в себе злые слезы. Ведь — черт побери — когда он меня обнимал в холле — он меня хотел! У него, извините, джинсы чуть по швам не треснули!

— Дэн! — с какой — то безнадежностью снова крикнула я.

В дальнем конце коридора скрипнула дверь, и кто — то вышел.

— Дэн! — рванулась я ему навстречу.

— Не спишь? — осведомился Евгений Евгеньевич.

Я словно с размаху об стенку треснулась.

— Нет, — пробормотала я.

— Ну тогда пошли чай попьем вместе, уж уважь старика, — попросил он.

Я молча пошла за ним вниз, на кухню.

Дед налил в чайник воды из бутылки, щелкнул кнопкой и сел за стол напротив меня.

— Есть — то хочешь? — спросил он. — А то весь день, я гляжу, с Дениской пробегали.

— Да мы ели, — устало отмахнулась я.

— Где были-то? — осведомился дед.

— Ну, к Ленке сначала съездили, — начала я, — потом…

— И как она? — оборвал он меня, сжав губы в ниточку.

— Нормально, цветет и пахнет, — пожала я плечами, вспомнив на миг опухшую Ленкину физиономию. Но не станешь же это родственникам говорить.

Дед встал, достал из шкафчика две кружки, кинул туда по пакетику чая, и, заливая их кипятком, мрачно сообщил:

— Шалава она. Шалава и шлюха подзаборная, не повезло ж Дениске с ней.

— Чего? — изумленно вякнула я. Чего эт он на Ленку наезжает?

— Того! — припечатал он, расставляя кружки на столе. — Давит меня это, Магдалина, страсть как давит. Денис ведь не знает ничего.

— А чего он знать должен?

Дед сыпанул себе сахара, потом поднял на меня непроницаемые глаза и сухо сказал:

— Ты, девонька, извини что разоткровенничался я. Старею, видимо. Да и за сынка переживаю.

— Да ничего — ничего, — бормотнула я. — Я и не такие исповеди выслушивала, могила я.

Дед молча отхлебнул чая, спохватился, вскочил и выставил на стол тортик в прозрачной пластиковой упаковке.

— Совсем старый стал, — сокрушался он. — Такая девушка у меня в гостях, а я кроме чая ничего и не предложил.

— Ну что вы, — засмущалась я.

А старичок тем временем разрезал торт, поставил на стол вазу с фруктами и открыл бутылку моего самого нелюбимого шампанского — «Вдова Клико». Кислятина жуткая, хотя наверно у меня просто плебейские вкусы — от «Вдовы» нос воротить, ишь фря выискалась!

Тем не менее то, что старичок проявил ко мне внимание — я оценила.

— Ой, — хлопнула я глазами. — А вы всех пленниц так встречаете?

Дедок разлил шампанское по бокалам и с виноватыми нотками в голосе сказал:

— Ты уж меня, Магдалина, прости. Старый я совсем, ума нет. Зря я тебя потревожил, чиста ты предо мной.

— Ну а я что говорила! — с облегчением рассмеялась я. — Так я сейчас свободна?

— Конечно! — улыбнулся дед. — Хочешь — сейчас езжай, хочешь — утром, хочешь — гости сколько хочешь.

— А как узнали, что я невиновна? — не отставала я.

— Свои источники, — скупо улыбнулся дед.

— Так я точно могу идти? — уточнила я, не веря своему счастью. И даже начала подниматься, готовая подхватить свою сумку и уйти куда глаза глядят из этого дома, где меня совершенно не ценят.

«Гад твой Дэн, конечно», — вздохнул голос.

— Да ты хоть рассвета дождись, — усмехнулся он. — Неспокойно в ночном городе.

Я села, обдумывая сложившуюся ситуацию. По идее — можно вызвать такси, оно меня отвезет к тому офисному зданию, где стоит глухаревская девятка и спокойно покатить домой. Но — черт возьми — откуда у меня уверенность что девятка там стоит? Может, ее местные наркоши уже на запчасти разобрали, и я останусь на улице! Да и вообще — куда меня несет? Старичок вон ко мне лучше лучшего, так что ночку тут перекантуюсь да с утра как белые люди поеду домой. А Дэн — ну его! Вот проснется и не найдет меня — пусть пеняет на себя!

— Оки, — я села обратно и задумчиво посмотрела в темное ночное окно, представляя как Дэн будет ронять горькие слезы по факту моего исчезновения.

— Давай хоть, милая, знакомство спрыснем, — дедок пододвинул ко мне бокал.

Я взяла — неудобно отказывать.

А дед тем временем разливался соловьем:

— Как славно, — говорил он, — что ты не спишь! А то куковал бы тут один.

— А где дети? — поинтересовалась я для приличия.

— Так, милая, у меня кроме Дениски еще два сына, все ужо разлетелись по разным городам, — вздохнул он. — Один — большой человек в Москве, второй тоже крепко стоит на ногах, вот только за Дениску у меня душа болит.

Он схватил бокал шампанского и выпил его большими глотками, словно воду.

«Про любимую доченьку даже и не упомянул», — заметил голос.

«Я б тоже про такую доченьку не упомянула», — хмыкнула я, вспомнив Таньку, валяющуюся в во дворе в распахнутом халатике.

Мерзость какая…

— А что не так с Дениской? — осторожно поинтересовалась я. Тема Дениски меня интересовала, и даже очень.

— Проблем у него много, — помолчав, сказал он. — А решить мне их не дает, сам плюхается из последних сил, да ничего не получается.

— Так вы бы тихонечко, чтобы он не узнал, — посоветовала я.

— Да конечно, сын у меня идиот, — хмыкнул дед. — Стоит мне посодействовать — сразу до него допрет! Да и жена шалава, только он об этом не в курсе.

— А почему — он не в курсе, а вы в курсе? — так же осторожно спросила я.

Он повертел в руках бокал, решительно плеснул в него шампанского, выпил и пояснил:

— Ленка меня со шлюшкой одной засекла. Но промолчала, ничего жене моей не сказала. А потом и я к ним не вовремя нагрянул, открыл дверь своим ключом, а там она с любовником.

— Да с чего вы решили, что с любовником? — пожала я плечами. — Может просто друг пришел, а вы сразу самое плохое.

Не, не то что я хотела обелить Ленку. Просто я — за объективность.

— Ага, друг, — хмыкнул дедок. — И с этим другом они лежали в кровати и обсуждали, как их ребенка назовут.

— Какого ребенка? — не поняла я.

— А какого она рожать собралась? — рявкнул он.

— О-о… — только и смогла я сказать в полном шоке. — А ведь я, Евгений Евгеньевич, Ленку хорошо знаю, мы с ней в одном классе учились. Я никогда б не подумала, что она на это способна…

— Я б тоже не подумал! Помню, привел он ее к нам знакомиться — фу-ты, ну-ты, ножки гнуты, глазки в полик, голосок тихонькой. Скромница! А сама сразу после свадьбы по койкам прыгать начала! Ублюдка сейчас сыну родит!

Голос деда был полон неприкрытой ненависти.

Я собралась с мыслями и тихонько заметила:

— Погодите, а с чего вы решили что ребенок — не Дэна? Ну даже если она ему изменяла, то есть фактически жила не только с ним — то все равно отцовство Дэна не стоит исключать.

— А не было Дэна дома целый месяц, приехал и она тут же якобы забеременела. Вот увидишь — ребенок на месяц раньше срока родится! — зло сказал он.

— Это точно? — тупо сказала я.

— Точнее не бывает.

Не укладывалось у меня в голове такое Ленкино поведение. Я ж ее знаю со школы, и помню, какая Ленка была скромная. Сроду с парнями не гуляла, дома сидела. Отца у нее не было, жили они с матерью небогато. Мать, которой не повезло в личной жизни, с детства наставляла дочь о том, что мужчин надо опасаться хуже лютого зверя, обходить по широкой дуге — ибо они могут только жизнь сломать. В строгости Ленку воспитывали. Потом Ленка вышла замуж, родила сына, да только не зажилось им — развелись они. На тот момент я с ней мало общалась и подробностей не знаю, что там у них получилось.

А потом она вышла за Дэна. И вот теперь мне говорят, что Ленка, простая и хорошая девчонка — шлюха.

— Не, быть такого не может! — решительно сказала я.

Ленка мне конечно соперница, но истина дороже. Оболгать — то любого можно.

А с другой стороны…

«Не, а ведь классно получается, — заметил голос. — Дэн узнает что Ленка ему изменяла и что ребенок не его. После этого развод — и он весь твой».

— Я с тобой как с человеком — рассердился дед, — а ты меня болтуном выставляешь. Не было такого, чтобы Буйвол брехал попусту!

— Извините, — опомнилась я. — Евгений Евгеньевич, так надо ж чего — то делать! Спасать парня надо!

Да вот и я так думаю, — кивнул он. — Только я себе уже всю голову сломал, думаючи об этом. Про ленку я ему сказать не могу, себя перед женой подставлю. А по делам — я ему так же не могу ничем помочь — гордый.

— Так, — кивнула я, — раз уж мы говорим о Дэне — что у него за проблемы?

Буйвол ерепениться на удивление не стал. Он хлопнул еще бокальчик своей кислятины и выложил мне все как на духу.

Оказывается, Дэну совершенно не нравилось то, чем занимается отец. В семье не без урода — так прокомментировал этот момент Буйвол. После окончания школы он намеренно уехал в мой город, подальше от любимого папеньки и принялся сам строить свою жизнь. Он поступил в институт, отучился, завел связи, потом взял у отца деньги взаймы и основал свою фирмочку. Сначала она занималась пейджинговой связью. Был тогда бум на пейджера, они разлетались как горячие пирожки, и Дэн достаточно быстро встал на ноги и вернул отцу кредит. Три года назад мобильная связь резко подешевела и пейджера просто перестали покупать. Фирма начала терпеть убытки, но и тут Дэн не растерялся. Он быстро переорганизовал направленность своего бизнеса, хорошо вложился — и вот уже он — владелец частной телефонной компании. Все телефоны, начинающиеся на 36, 37, 38 и 39, в нашем городе были установлены его фирмой.

Потенциально — это четыре тысячи телефонов, умножьте эту цифру на сумму абонентплаты и сверхнормативные минуты — под миллион ежемесячный оборот фирмы — то был! Плюс — разумеется, провайдерские услуги — ибо какая телефония без интернета? Вот и считайте, какой у Дэна был доход. Вполне хватало на хлеб с черной икрой.

Вот только не так давно проблемы начались у парня. Главным в нашей родной ГТС стал его заклятый друг детства, Харитонов Виталий, и он решил, что Дэн урвал себе слишком много пирога. Вначале от ГТС предложили какое — то партнерство, Дэн условия изучил, и решил что они издеваются. Не согласился, ессно. И тогда против него развязали настоящую войну. Чиновники контролирующих организаций ходили в его офис как к себе домой, ногой дверь распахивали. Пожарники как — то прикрыли контору на пару недель, да и саннадзор стремился урвать кусок послаще. На проложенные телефонные кабели вдруг обратили внимание местные бомжи, километрами относя их в пункт приема цветных металлов. Разъяренные абоненты потом вносили свою долю в травлю фирмы.

— Как Я Могу помочь ему, милая? — тоскливо вопросил меня Евгений Евгеньевич. — Тут ведь только валить Харитонова — но тогда Дэн вообще от меня отречется.

Я молчала. Ибо что я могла сказать бедному отцу? Попал наш крутой Буйвол в неразрешимую ситуацию.

И Дэна жалко. То-то он такой задумчивый ходит…

В коридоре послышались тихие шаги, и в кухню вошла девушка потрясающей красоты. Высокая, с изумительной фигурой, достоинства которой совершенно не скрывал шелковый светлый халат. Он натягивался на высокой груди, подчеркивал тончайшую талию, а когда она шла — полы халата слегка распахивались, открывая длиннейшие в мире ноги. Волосы девушки были от природы светлыми и так же как у меня — почти до колен.

Девушка холодно посмотрела на Буйвола, полностью игнорируя меня, и спросила:

— Что тут происходит?

— Аллочка, садись с нами! — засюсюкал дед, — садись, красавица моя. Познакомься, кстати — Это Магдалина, Денискина знакомая, они вместе приехали погостить.

Аллочка приподняла идеальной формы бровь и так же холодно спросила:

— А отчего Денис ездит к родителям с подружками, при живой — то жене?

«Подружка» в ее устах прозвучало как ругательство. Что — то сродни «проститутке».

— Девушка, — со стуком отставила я кружку с чаем. — Денис и особенно Ленка — мои давние и хорошие знакомые, именно я их и познакомила. Извините — но что дает вам право в таком тоне обо мне отзываться?

Голос мой был го-ораздо холоднее тона красотки. Я вперила я нее взгляд, готовясь к скандалу. Я не люблю скандалов. Но что делать — если иногда мне не оставляют выбора? Позволить себя безнаказанно оскорбить — это ж как себя не уважать надо!

— Девочки, не ссорьтесь, — вяло попросил Буйвол.

— Да уж не бойтесь, — желчно покосилась я на него. — Не скажу я вашей жене про эту красотку!

А девушка тем временем наконец — то обернула ко мне лицо, на котором мелькнула какая-то тщеславная радость.

— Магдалина, говоришь? — улыбнулась она.

— Ну? — буркнула я.

— А я Алла. Жена этого охламона, так что все в порядке, — сказала она и потрепала Буйвола по седой макушке.

Я в недоумении посмотрела на нее. В завещании сказано было, что наследники — жена Алла и ИХ дети — Денис и остальные.

— В смысле — Денис — то у вас от первого брака? — ляпнула я Буйволу.

— От первого конечно! — оскорбленно ответила Аллочка.

Я понятливо покивала.

— … а так же — последнего, — закончила она.

Я потрясла головой.

— Так а…, — проблеяла я, — так а ведь Дэн вас старше….

Аллочка счастливо засмеялась.

Буйвол горделиво обнял жену и пояснил:

— Ровесники мы, просто ее годы не берут.

«Ага, в Екатеринграде как раз крутейшая клиника пластической хирургии, — буркнул голос, — еще б она старела».

Я на него не обратила внимания, во все глаза рассматривая мать Дэна. То — то мне что — то знакомое показалось в ее лице! Вот в кого пошел Денис своей красотой…

Хотела бы я в пятьдесят с лишним лет выглядеть как она…

«Так в чем проблема? — снова отозвался голос. — В отложенные на старость деньги запланируй полмиллиона на подтяжки, вот и все».

— Аллочка, — сюсюкал тем временем Буйвол, — я тут как раз шампанское твое любимое открыл, будешь?

— Конечно нет, кто ж на ночь жидкость пьет, отеки будут! — жеманно отвечала Аллочка.

— Так а тортика тогда покушай!

— Чтобы я расплылась?

— Ой Госсподи, — не сдержалась я. — Да вам торты тоннами можно есть, при такой — то фигуре.

Аллочка в ответ наградила меня таким взглядом, что я осознала — отныне она моя самая лучшая подруга. Не, я не за дешевые комплименты, меня просто действительно вводят в ступор такие вот «супнаборы», которые еще и худеют! Моя подруга, Нелька, которую при легком ветре уже заносит — постоянно сидит на диете. Сахар в ее доме не водится — только мерзкого вкуса заменители, каждый кусочек тщательно анализируется — сколько там белков-жиров-углеводов, а главное — килокалорий. В прошлом году она даже на липосакцию пошла, уверенная, что на ее тощих бедрышках несметные залежи сала. Хирург отсосал через трубочки с нее всего лишь поллитра, и то мне кажется, что врет. Не говорить же клиенту, который отдал ему свои деньги, что результат равен нулю.

Я взглянула за окно в светлеющее небо.

— Пора мне, хозяева дорогие, — поднялась я со стула.

— Так рано? — удивилась Аллочка.

— Труба зовет, — пояснила я.

Буйвол взглянул на часы на стене, подошел ко мне и по-мужски пожал мне руку.

— Магдалин, — серьезно сказал он. — Если передумаешь и захочешь погостить — всегда тебе рады. Поняла?

— И я присоединяюсь, — прощебетала Аллочка. — Всегда тебе буду рада.

— Конечно, как только выберется свободная минутка — так к вам! — равнодушно кивнула я. Сюда я больше не вернусь.

Я вышла из дома, прошла два шага и остановилась. Поодаль виднелись раскрытые двери гаража, в котором около машины возились Полукастрат и Расшибленный Лоб. При виде меня они дружно сплюнули на пол и нехорошо на меня уставились.

— Ребята, — вздохнула я. — Вы уж извините что не так. Я оборонялась, поймите меня.

Парни переглянулись, из-под машины раздался голос Туалетного:

— Это кто там пожаловал?

— А ты выглянь, посмотри, — язвительно посоветовал Полукастрат писклявым голосом. Интересно — это у него наследственное — или последствия моей обработки его гениталий?

Туалетный легко вытянул свое тело из-под днища, посмотрел на меня и удивился:

— Это ты типа мириться пришла?

— Ну, — буркнула я. — Могли бы и оценить. Вы ж первые начали!

— Да ладно, не бери в голову, — хохотнул Туалетный. — Мы ж все понимаем. Твоя задача была от нас свалить, наша — поймать. Нам повезло больше.

— Ага, четверо на одну, — с обидой сказала я. — Еще бы не повезло.

— Ты мириться или предъявлять пришла? — подал голос Расшибленный Лоб.

— Мириться, — кивнула я.

— Ну так мы тебе говорим — иди, зла не держим. И ты на нас бочку не кати, мы люди подневольные.

— Удачи, ребята, — искренно сказала я и пошагала к каменным воротам.

Мне нравится раннее утро, когда еще не свет — но сумрак, когда еще видны бледные звезды, воздух по — особенному свеж, а на горизонте алым разливается заря.

— Здравствуй, девица — краса, утренняя заря, — на полном автомате прошептала я начало ежеутреннего заклинания.

На миг меня пронзила тоска.

Было бы у меня в жизни все хорошо — я бы сейчас босиком побежала свою на лоджию, распахнула все створки и принялась за рассветные заклинания. Но у меня в жизни все плохо, и поэтому я бреду по дорожке чужого сада, куда я, собственно, попала не по своей воле.

Ну да ничего. Я сильная и я справлюсь. Я всегда справляюсь. У меня получится! Я утру нос всем Толикам и выживу всем назло!

В этот момент я вышла за калитку особняка, запнулась на ровном месте и шлепнулась, а сверху раздался какой — то треск и на меня с каменного забора посыпалась крошка. Я чихнула, снова подумала что я сильная и отползла в сторону. Снова раздался чиркающий звук и на том месте где я только что была из забора взлетел фонтанчик каменных крошек.

«Я сильная», — тупо подумала я на полном автомате, глядя на выемку в кирпиче от пули.

«Ма-ама!» — истошно заверещал внутренний голос, заставляя меня на четвереньках, с разбега вломиться обратно в сад, под защиту каменных стен. Мне вслед еще несколько раз треснуло, я только успевала петлять аки заяц.

«Я успею! — в ужасе думала я. — Я ловкая и быстрая!»

В саду я бессильно привалилась к забору и в полном шоке замерла. По ту сторону было тихо. Меня трясло, как эпилептика. Страшно было — просто до жути.

— Магдалин, — окликнул меня с крыльца дедок, мирно покуривающий сигарку. — Вернуться что ли решила?

Я истово закивала. Да, я хотела вернуться! Толик — он меня явно вычислил, больше меня убивать некому. Но тут — тут я под защитой Буйвола, с ним он связываться не станет.

— Пустите? — жалко улыбнулась я.

— Не вопрос! — развел он руками. — Я же сказал что ты тут желанная гостья!

Я суетливо вскочила и какими — то неровными прыжками добежала до дома. Сама понимала, что это выглядит странно — но что делать, тело, охваченное паникой, мною не контролировалось. И лишь оказавшись в спасительном холле, под защитой дома — я немного расслабилась.

Следом зашел и Буйвол. Да не один, а с тем самым мужиком.

— Иван, — представил он мне его.

— Ага, — кивнула я. — А я Маша, Магдалина то бишь.

Мужик смерил меня не очень — то ласковым взглядом и обернулся к Буйволу:

— Ну так что по Харитону — то делать будем?

— Не тут же решать, — оборвал его дед. — Магдалина, завтрак в столовой, ты уж иди, сейчас туда и Дениска подойдет.

Я согласно кивнула, уловив намек в его голосе, и послушно пошла на кухню. Мужчинам надо переговорить наедине, неужто непонятно?

Вот так я и поселилась в доме у Буйвола. Жизнь тут текла на удивление размеренно. Аллочка появлялась дома лишь поздним вечером — днем у нее была куча дел. Шопинги, шейпинги, салоны красоты, то-сё… Сам Буйвол вел кипучую жизнь, однако все как — то вне дома. То живчиком бегал по двору, раздавая указания, то, словно спохватившись, быстренько прыгал в свой мерс и куда-то укатывал.

В самом же доме царил полумрак, некая прохлада и тишина. Иногда мне казалось, что это жилище с тяжелыми шторами на окнах напоминает склеп. Возможно, при постройке дома Буйвол законопатил в фундамент парочку неугодных — иначе откуда б тут взяться такой атмосфере? Даже крикливый хозяин, заходя в дом, сбавлял тон и разговаривал в полголоса, словно боясь нарушить торжественный покой.

А уж прислуга и вовсе старалась разговаривать шепотом.

Дэн…

Дэн меня почти не замечал. Он кивал мне за завтраком, молча съедал свою порцию и больше я его не видела. Иногда, если я долго не могла заснуть, я слышала, как он возвращается. Далеко внизу сначала слышался шум двигателя его машины, потом негромко хлопала входная дверь, и наконец по коридору раздавались шаги. Его комната была чуть дальше моей, и я слышала, как он заходит к себе. Ни разу шаги не замедлились около моей комнаты.

Я психовала.

Однажды я не выдержала, встала с кровати, накинула халат и решительно пошла в его спальню. Он не спал, курил прямо в постели и мне почти не удивился.

— Садись, коль пришла, — равнодушно сказал он.

Я в нерешительности замерла у двери, потом все же собралась с духом и села на кресло.

— Ты где пропадаешь целыми днями? — спросила я.

— У Ленки в больнице сижу, — спокойно ответил он.

Меня передернуло. Это означало что из нас двоих он все же отдает приоритет Ленке.

— И как она? — с трудом мне удалось изобразить доброжелательный тон.

— Плохо, — отрезал Дэн. — Плохо, Магдалина.

— И чего переживаешь? — резко сказала я. — Максимум — не доносит этого ребенка, бывает.

— Мне этот нужен! — яростно зашептал он. — Я уже имя ему подобрал! Серегой назову, в честь лучшего друга! Я фотографии этого ребенка уже видел! Висит головкой вниз, клубочком свернувшись — а носик уже видно что мой!

— Заткнись! — не выдержала я. — Хрен тебе, а не носик твой!!! Весь дом знает, что Ленка твоя ублюдка носит, один ты не в курсе!!!

— Чего ты сказала? — угрожающе — ошеломленно сказал он.

— Того! — рявкнула я. — Ты уж меня извини, что проболталась, но уж сильно тошно смотреть, как ты тут сюсюкаешь! Носик твой, видите ли!!!

Дэн молча затушил сигарету, прикурил новую и спокойно сказал:

— Знаешь, Магдалина, я был о тебе лучшего мнения. Я спать ложусь, иди к себе.

— Что, не хочется с женушки крылышки — то снимать? — недобро усмехнулась я. — Я тебе как человеку говорю, а ты очевидное признавать не хочешь. И не одна я это знаю, имей в виду. Мне — то что? Тебе жить. Но вот когда ребенок родится якобы недоношенным, восьмимесячным — подумай о том, как ты его в этот дом принесешь, где все знают что ты ему не отец!

— Кто тебе это наплел??? — резко спросил он.

— Источники самые надежные! — мило улыбнулась я. — Аль ты перед тем как она забеременела не уезжал из дома на месячишко — другой?

Дэн молчал.

— А потом — то, что она через недельку после твоего возвращения о беременности сказала — на размышления не наводит? — добивала я его.

— Магдалина, — устало сказал он. — Я люблю Ленку. Иди спать и не занимайся дешевыми интригами.

Я встала и пошла к себе. У двери обернулась и четко сказала:

— Ты меня сейчас — обидел. Назвал врушкой и интриганкой. Хрен на тебя, воспитывай ребенка от своего лучшего друга.

И ушла.

Я потом долго не могла уснуть — так мне было обидно. Я к нему как к человеку — а он…

Утром за завтраком я Дэна не увидела. Я проспала и встала только к десяти часам. Кое-как выклянчив у невзлюбившей меня поварихи кофе с булочкой, я устроилась на террасе и, блаженно жмурясь, принялась завтракать.

— Обед уж скоро, а она, барыня, только встала, — шипела Верунька из холла, причем специально так, чтобы я слышала.

Я игнорировала ее. Хочет повыступать — так пусть ей. Пусть пользуется тем, что я тут гостья. Иначе она б у меня давно получила расчет.

Да и утро было такое чудесное, что ругаться совершенно не хотелось. Прямо передо мной росла сирень, и ее ветки тянулись на террасу. Я пила кофе и увлеченно рассматривала, как по ветке — с листика на листик — ползет божья коровка. На небе не было ни облачка, солнышко ласково светило с высоты. В такую погоду невозможно грустить и печалиться.

Божья коровка доползла до края листочка, повозилась немного и наконец взлетела. Я проводила ее взглядом и тут услышала знакомый звук мотора. Я Денисову машину уже по звуку различаю. Что — то он рано сегодня.

Калитка сбоку от огромных ворот распахнулась и Дэн быстро пошел к дому. Что — то было в нем не так. Какая-то дерганность в походке. Нервозность.

Я вскочила и прямо с кружкой в одной руке и булочкой в другой рванула ему навстречу.

— Дэн! — закричала я. — Что — то случилось?

Он ускорил шаг и скрылся в доме.

Я рванула за ним, чуть не сбив Веруньку в дверях. Та от неожиданности тонко завизжала.

— Извините, — буркнула я и понеслась наверх.

Дэн лежал в своей комнате на кровати, тупо уставившись в потолок. Прямо в одежде и обуви. Когда я зашла, он лишь рявкнул:

— Уйди!

Я подошла и села на краешек кровати, вглядываясь в него. Тишотка на нем была порвана у ворота, под глазом наливался синяк.

— Подрался? — вздохнула я.

Он молчал.

— Лежи спокойно, я тебе синяк заговорю, — велела я и принялась нараспев читать заклинание, очерчивая мизинцем наливающуюся багровым опухоль.

Дэн мне никак не сопротивлялся.

После этого я сунула ему в зубы сигарету и поднесла зажигалку.

— Кури, легче будет.

Он так же молча повиновался.

Несколько минут мы молчали.

— Магдалин, — внезапно подал он голос. — Ты ведь все можешь, да?

— Не все, — помотала я головой. — Вот веб — страницы никак строить не научусь.

— Да я не про то, — обиделся он моей невинной шутке. — Я хочу обратиться к тебе как клиент к ведьме.

— Аллилуйя! — подняла я глаза к небу. — Наконец — то ты умнеть начал. Рассказывай.

— Что рассказывать? — снова замкнулся он.

— Рассказывай, что у тебя сегодня случилось!

— Послушай, я хочу всего лишь заказать тебе эээ… неприятности для одного человека.

— Это который тебе фонарь под глаз навесил? — прищурилась я. — Нет, милый, хочешь помощи — колись. Да не бойся — я твой союзник.

— Сегодня союзник, а завтра…, — буркнул он.

— Мне можно верить, — серьезно заверила я его.

Дэн вздохнул и принялся монотонно вещать.

— В общем, я вчера Ленке сказал что приеду к ней только во второй половине дня — надо было по бизнесу кой — чего порешать. А с тобой поговорил, да и решил — к черту дела, поеду к жене. Приезжаю — а у нее в палате Серега сидит и за ручку ее держит. Смеются. Весело им…

— Серега — эт кто? — встряла я.

— Друг, — скупо ответил он. — Лучший. Я как их увидел — так у меня пелена с глаз и упала. Я ж верил ей, Магдалина! Никому так не верил, как Ленке!

Я молча погладила его по голове. Жалко мне его было до ужаса. Но что я могла сейчас сделать?

— Я тебе тоску по ней сниму, — шепнула я. — И ребенка этого она не родит. И прокляну я их обоих, и Серегу и ее, закрою я им все лазейки для удачи, пусть сдохнут как собаки.

Дэн с неким ужасом посмотрел на меня и медленно сказал:

— Страшная ты девочка, Магдалина.

— Я когда накрашусь — почти красавица, — обиженно сказала я. — Зря ты так.

— Все шутим, — вздохнул он. — Послушай, мне такого греха на душу не надо. Пусть Ленка рожает своего ублюдка. Пусть. Я хочу лишь чтобы Серега и она вместе не были и вообще, устрой так, чтобы они раскаялись в своем предательстве.

— Хмм, — задумалась я. — Можно конечно сделать так, чтобы их жгло, пока они не раскаются. Но тут на картах смотреть надо, а я совсем пустая, ни карт, ни рун, ни книги.

— Так я тебе куплю карты! — вскричал Дэн.

— Ой, — махнула я рукой. — Пока я их приручу…

— А зачем они тебе вообще понадобились?

— Так посмотреть — а вдруг у Ленки твоей с Серегой любовь? Тогда они не раскаются в содеянном. Чего им раскаиваться? Да и любовь их защитит от моего колдовства.

— И чего делать?

— Доверься мне, — ласково сказала я. — Я все сделаю как полагается.

— Только без смертей, — жестко предупредил Дэн.

— А ублюдок?

— Пусть живет, — после некоторой запинки принял решение Дэн.

Я подумала и кивнула:

— Мудро. Она пока одна его поднимает — все на свете проклянет. Ребенка — то сейчас иметь — крайне недешевое удовольствие, а тут еще у нее их двое на руках. Сынишку — то ее, Лешку, куда дели?

— У матери Ленкиной оставили.

— Вот и славно. Ты поспи, милый, поспи, — я ласково прикрыла ему глаза, шепча заклинание.

— Какое спать, еще дела не переделаны, — сонно буркнул он.

Я лишь прижимала ладошкой его глаза, творя колдовство. Потом поставила печать, укрыла его пледом и пошла из комнаты.

Резкий звонок сотового остановил меня.

«Надо отключить, а то вдруг разбудит», — озабоченно подумала я.

Я осторожно вытянула из Дэновых джинс трубку, и внезапно нажала на Yes.

— Алло! — спокойно сказала я.

— Это кто? — послышался настороженно — плаксивый Ленкин голос.

— Магдалина это, Лена, — сухо ответила я. — Чего хотела?

— Дэна позови, — в тон мне сказала она.

— А он спит, — пожала я плечами.

— А ты там что делаешь? — сорвалась она на крик.

— Ого, — удивилась я. — Ты никак сцену ревности закатить решила?

Ленка помолчала, после чего с ненавистью сказала:

— Я поняла. Это все твои штучки, Марья. На мое место метишь??? Так вот хрен тебе! Только через мой труп!

— Ленка, — жестко сказала я. — Ты меня не зли. Мне твой труп организовать недолго, раз просишь. Поняла?

— Я тебе сказала, — зарыдала она. — Я тебе Дениса живая не отдам!!!

— Иди ты в баню, — устало сказала я. — Как на Серегу запрыгивать — так у тебя мужа не было, а как появилась перспектива с голой задницей на улице остаться — так сразу любовь до гроба, да?

— Ни на кого я не запрыгивала! — рыдала Ленка. — Я Дениса люблю.

— Еще раз так скажешь — бородавками обсыплешься! — отрубила я. — Сил нет твои лживые речи слушать! И запомни — мужа у тебя больше нет!

— А как же малыш, ыыйк? — Ленка уже икать от рыданий начала. — Мы же так ждали его с Денисом…

— А о твоем малыше пусть его отец позаботится, ясно! И больше сюда не звони.

Я с силой вдавила кнопку, отключаясь от нее, тщательно занесла номер, с которого звонила Ленка, в черный список и нервно бросила телефон на тумбочку.

Потом я вышла из Денисовой комнаты и спокойно пошла на террасу — там где — то меня кофе с надкушенной булочкой дожидается.

За моим столиком там уже сидел Буйвол.

— Чего тут у нас случилось сегодня? — хмуро спросил он. Я посмотрела на стоящую поодаль Веруньку с поджатыми губами, в руках тряпка, типа «я тут пыль протираю». Ясно, кто тут главный стукач.

— Пусть она выйдет, при ней говорить не буду, — твердо сказала я.

— Да я тут семь лет служу! — взвилась Верунька, сразу перестав делать вид, что она тут так, примус починяет.

— Вот и не кричи так, если еще служить тут хочешь, — поморщилась я.

— Верочка, выйди, — мягко, и как — то просительно сказал Буйвол.

Та, здорово взбешенная, в сердцах кинула тряпку на пол и строевым шагом покинула нас.

— Дело конечно ваше, но я б такую мегеру терпеть в своем доме не стала, — сказала я, проводив ее взглядом.

— Ну, у нее много достоинств, — туманно ответил Евгений Евгеньевич. — Так что сегодня произошло?

— Так а Денис все про Ленку узнал! — злобно ответила я. — Приезжает он в больницу к ней в неурочный час, а они там с его лучшим другом чуть не трахаются.

— Даже так? — внимательно посмотрел он на меня.

— Именно! — отрубила я. — Совсем охренела наша Леночка, правы вы были.

— Денис ничего не знает что я тебе тогда на кухне говорил? — быстро спросил он.

— Не, — помотала я головой. — В смысле, не знает что это именно вы мне сказали.

— И не говори, — строго сказал он. — Мне проблемы в семье не нужны. Не все можно говорить людям. Не маленькая, должна понимать.

— Ну о чем вы? — снисходительно улыбнулась я. — И вот еще. Я собралась тут помочь Денису в его проблемах.

И я выжидательно уставилась на него. От его реакции мно-ого зависит. Потому как я решила убить двух зайцев — помочь Дэну — по велению сердца, — и в то же время показать Буйволу свою нужность и сделать его мне обязанным. Мне не надо было от него слишком много за это — мне всего лишь нужна была уверенность что когда Толик появится на пороге этого дома, меня ему не выбросят — на, мол, возьми ее и отвяжись.

Страховка, это была всего-навсего страховка.

— И как же ты можешь ему помочь? — насмешливо сощурился Буйвол.

— Вы, видимо, забыли что я ведьма, — спокойно ответила я. — Вот и решу я проблемы с его женой.

— Как? — коротко спросил он.

— Сниму тоску по жене и накажу Ленку с лучшим другом, — пожала я плечами. — Сейчас я его спать уложила и пошептала над ним, как проснется — водичкой умою, и все, забудет он Ленку, выкинет ее из сердца, и, соответственно, так из-за ее измены убиваться не будет. А потом возьмусь и за изменников.

— Ну посмотрим как у тебя то получится, — недоверчиво посмотрел на меня Буйвол. — Ты уж меня, Магдалина, извини, но не верю я во все это.

— Поверите, — улыбнулась я. — А пока скажите своей мегере, пусть она мне выдаст бутылку воды, «Святой источник» или «Эвиан», льда, и по щепотке перца да мака. Скоро уж вечерняя заря, надо колдовать.

Евгений Евгеньевич еще раз внимательно посмотрел на меня, покачал головой и негромко позвал :

— Вера!

Двери на террасу мгновенно распахнулись, в проеме появилась Верунька и хреновым голосом заявила:

— А нету у меня перца! И мака нет! И вода у меня из-под крана!

— Подслушиваем, — неодобрительно покачала я головой.

— Чего? — возмутилась она. — Я тут пыль прибираю, работаю, не то что некоторые, понаедут из своей деревни…

— Вера! — рявкнул Буйвол.

— А я чего…, — тут же присмирела она. — Я ведь только…

— Выдай Магдалине то, что она просит, — тоном, не предвещающим ничего хорошего сказал дедок.

Верунька посмотрела на него взглядом, словно он только что сдал немцам местных партизан. Словно он самолично повесил Зое Космодемьянской табличку «Она убивала немецких солдат». В общем — как на предателя она на него посмотрела. И доо-олго так смотрела. Видимо, пыталась донести до дедка всю глубину его падения. И боль, и недоумение, и материнская укоризна, и кагебешная суровость — все было в этом взгляде. Чикатило бы и тот раскаялся в сей же миг, и уполз от стыда под лавку, но Буйвол — он просто на Веруньку не посмотрел, занятый раскуриванием трубки.

— Вера, вы идите, у нас разговор приватный, — деликатно заметила я.

— Какой — какой разговор? — она наконец отозвала свой взгляд от Буйвола и посмотрела на меня, на этот раз с подозрительностью.

— С глазу на глаз, — безмятежно пояснила я. — Посторонних просим удалиться.

— А чего это ты с ним делать — то будешь, с глазу на глаз — то? — злобно осведомилась Верунька. — Знаю я вас, лахудр — только я за двери — ты тут же ему в штаны полезе…

— Вера!!! — рявкнул Буйвол. — Ты чего, мать твою разэдак, несешь???

Увлекшаяся Верунька вздрогнула, быстро сообразила что она за компанию со мной нечаянно и Буйвола зацепила, ойкнула и стремглав бросилась за двери.

Мы с дедком переглянулись.

— Еще раз она мне что — то скажет — килы на нее посажу! — твердо пообещала я.

— Давай-ка я в своем доме сам буду решать, кого наказывать, а кого миловать, — недовольно покосился на меня дед.

— Ну так поговорите с ней, — пожала я плечами. — Пусть она ко мне не лезет. А если полезет — то пусть не обижается.

— А килы — это что?

— Думаю, вы это скоро увидите, — пообещала я и пошла к себе в комнатку.

Оставшееся время до вечера я валялась на кровати и читала книжки с ноутбука. Жадина — Буйвол нормальный комп мне так и не поставил в комнату. Ну да я молчала в тряпочку, не до компьютера, главное, что я тут в безопасности.

Кстати — о безопасности. А не видать мне ее, если я сейчас растеряюсь. Ситуация складывается на редкость удачная. Денис ко мне дышит неровно — это раз. Ну, или дышал, но все равно, раз был огонь — угольки раздуть недолго. Ленка ему неверна и потому жить они вместе вряд ли будут — это два. Можно смело считать Дэна холостым. И три — то, что на жену Дэна, сына смотрящего по Екатеринграду, не посмеет поднять руку никто, коль войны не хочет. Так что мне надо всего — то ухитриться быстренько выйти замуж. А далее — кто — то из семьи встречается с Козырем, нынешним смотрящим моего города, перетирают меж собой, и охота на меня объявляется закрытой. Все! Все мои проблемы решены! Потому что если меня все — таки кирдыкнут, или со мной случится несчастный случай — между городами будет война, и все это хорошо понимают. Тут дело даже не в моей драгоценной персоне, а в факте. Буйвол вряд ли спокойно отреагирует на то, что людей из его семьи спокойно мочат.

Внутренний голос план одобрил и мы начали выбирать фасон свадебного платья. Он хотел гладкое длинное платье, обтягивающее фигуру, с большим декольте, я же твердо стояла на кринолине. Но тоже с декольте. Через полчаса споров голос обиделся и сказал: «Сначала выйди, потом права качай». «Ну и выйду, чего тут сложного, — удивилась я. — Щаз на перец приворожу, делов — то!» «А ты помнишь что тебе надо все проблемы решить до материного приезда?» — язвительно вопросил голос.

Я охнула и полезла в календарь. Черт возьми — прошла уже целая вечность! Маменька наверняка уже вернулась, ее кирдыкнули и теперь мне носить цветочки по субботам на могилку и ей.

По календарю следовало, что маменька явится через двадцать четыре дня. Я облегченно вздохнула, давя в себе удивление — как же так? Совсем я закрутилась. Ну да ладно.

Последний рывок — и все будет ок. У меня будет отличный муж, опора и каменная стена, да и маменька наконец — то перестанет меня сватать всяким идиотам. Козырь успокоит Толика и прочих. Все будет хорошо!!! Осталось только Дэна приворожить.

Ерунда какая.

На миг мне стало страшно — а вдруг не получится? По уму — то сейчас надо б раскладку на картах сделать, посмотреть его сердце — а вдруг он еще любит кого — то? Тогда никакой приворот — отворот не сработает. Но с другой стороны — а зачем карты, ведь и так все видно. Нет у него никого, кроме Ленки. А Ленку… Ленку он безусловно любил — иначе зачем бы он на ней женился? Только покажите мне парня, который будет любить девушку после такого, что она устроила. Максимум — какой—нибудь подкаблучник может попытаться наладить отношения, постараться забыть — но никак, никак после такого отношения не будут прежние. Потому что по дому будет бегать ребенок, которого жена зачала от лучшего друга.

Так что — какие к черту карты! Сердце Дениса — пустой сосуд, незаполненное нежностью к кому-то, и надо это быстренько исправить! Пока кто — то другой не успел, а то ведь свято место пусто не бывает!

Я скосила глаза на часы — уже шесть, надо сходить на кухню, выпросить у Веруньки неизменный чай с булочкой — она по-прежнему злоупотребляет чесноком и луком — и к Денису, колдовать. Пора претворять свои планы в жизнь! Я встала с кроватки и пошла на кухню.

Еще из коридора я услышала голоса.

— … а она на меня смотрит наглыми глазами и заявляет — не стану я вашу тухлятину жрать!

Я аж остановилась — голос у Веруньки был до того обиженный, что стало интересно, кто ж ее так, божьего одуванчика…

— Так, может, и правда было что — то несвежее, — послышался равнодушный голос Аллочки.

— Это у меня — то несвежее? — задохнулась от возмущения Верунька. — Вот Евгений Евгеньевич уж который год трескает за обе щеки да знай нахваливает, а ей, видите ли — тухлятина! Она, паскуда, и впрямь носом в тарелки залезла, все обнюхала, рожу скривила и велит — уберите от меня ваши помои!

— Так и сказала?

— Истинный крест! — с жаром поклялась Верунька. — Я ее спрашиваю, мол, чего тебя, хабалка, не устраивает, поди в своей деревне слаще морковки ничего не едала, а тут — нате — пожалуйста, пальцы гнем! А она мне — мол, на диете я…

— Ну вот, а ты кипятишься, — так же спокойно оборвала ее Аллочка. — Да и не похожа она на деревенскую, вон какая цаца…

Однако Веруньку было не остановить. Не заметив хозяйкиной реплики, она вовсю меня честила:

— … а тока какая такая у нее диета, не пойму я! Принесла я ей чай, а она в него аж семь ложек сахера поклала!! Я считала!

— Счетовод, блин, — не выдержала я и вошла на кухню. — Тебя чего, Евгений Евгеньевич не предупреждал, чтобы ты язык свой попридержала?

Верунька в это время водила кисточкой по лицу полулежащей на угловом диванчике Аллочки — накладывала желтковую маску. Увидев меня, она отставила в сторону миску с кисточкой, уперла руки в боки и завопила как скорая помощь:

— А! Явилася! Кой — чего и вспомнить нельзя, как оно всплывает!

— Леди! — стиснула я зубы и напомнила себе что я в гостях. — Вы б за речью своей следили!

— А ты мне рот — то не затыкай! — задиристо ответила Верунька и полуобернулась к хозяйке. — А еще, Алла Петровна, эта перед вашим мужем хвостом крутит, сиськами трясет! Давно примечаю, а сегодня аж сердце не выдержало! Выслала меня подальше — и ну прям на террасе охмурять Евгения Евгеньевича!

И тут мое терпение лопнуло. Строевым шагом я дошла до мойки, по пути схватила кружку с недопитым чаем, налила в нее воды и внятно, не стесняясь, начитала заговор на килы.

— Чего-й ты там бормочешь? — подозрительно осведомилась Верунька.

Я запечатала заклинание и молча вылила воду на Веруньку.

— Аааа! — заголосила она.

— Что случилось? — с трудом шевеля скованными подсохшим желтком губами, осведомилась Аллочка. На глазах у нее лежали чайные тампоны — и слава богу. Не надо ей всего видеть.

Я подхватила мисочку со взбитым желтком, кисточку, и принялась старательно наносить маску, приговаривая:

— Все нормально, не переживайте.

— Допрыгалась Верка? — усмехнулась Аллочка.

— Ну, — со вздохом призналась я. — Водой ее облила, чтоб успокоилась. А насчет того что я Евгения Евгеньевича охмуряю — врет!

Алла едва заметно улыбнулась.

— Я знаю, кого ты тут охмуряешь.

Я пристыжено заткнулась. Это что, так заметно? Мы помолчали, потом хозяйка в сердцах бросила:

— Да помолчи ты ради бога, уши закладывает уже.

Я покосилась на усердно визжащую на одной ноте Веруньку. Та на минуту закрыла рот, всхлипнула, и принялась жаловаться на жизнь.

— Вот она, благодарность — то людская! Столько лет тута проработала, обстирывала всех, обшивала, кормила, дерьмо за вами выносила…

— Чего — чего ты за нами выносила? — изумленно переспросила Аллочка.

Верунька осеклась, поняв что слегка увлеклась, подумала и зарыдала горше прежнего:

— Вот, дожилась на старости лет, никакого уважении я и почитания, всяк меня обидеть норовит, бедная я бедная!

Я аккуратно подцепила последнюю капельку желтка, нанесла ее на кожу Аллочки и обернулась в безвинной жертве. Лицо ее уже расцвело красными точками размером с копеечку. Я аж удивилась, что так быстро подействовало. Сама я килы не разу не сажала, но технологию знала. Скоро по центру «копеечки» должна под кожей вылезти жутко болючая горошинка, полная гноя. Это и есть кила. Лечить ее сложно — потому как гнойная сумка под кожей, и «соска

Мне килы запомнились по одному случаю. Когда я жила в детстве у бабушки, та подсадила их местной почтальонше. И за дело — мерзавка рылась по посылкам. Вроде бы мелочь, скажете вы, недостойная такого наказания? Как сказать… Деревенька у нас была небольшая, в основном из пенсионеров, которые остались доживать свой век на обжитом месте, молодежь, как и везде, устремилась в город. И вот для тех бабулек, что приходили со слезами к моей бабушке — разоренная посылка была вовсе не мелочь. Они, бедные, все на пенсию жили, с трудом концы с концами сводили, а в тех посылках им взрослые дети обычно посылали что — нибудь вкусненькое, что б порадовалась старушка — мать. А старушка получала из всей посылки дай бог если четверть.

Бабушка моя долго увещевала Таньку — почтальонку, мол, брось кражами у старух промышлять. Та лишь делала круглые глаза — мол, о чем вы? У нее у самой было двое детей, и потому бабушка колебалась, не спешила с наказанием. Понимала, каково одной ребятишек поднимать.

Однако сколько веревочке не виться, а конец все равно будет. Карасиха, наша соседка, съездила к сыну по зиме в город и вернулась в слезах. Оказывается, сынок уж полгода как устроился на прилично оплачиваемую работу и потому с каждой зарплаты отправлял ей по посылке с консервами, печеньем и обожаемой Карасихой сгущенкой. Ни одной посылки она не получила. Все это бедная соседка, плача, рассказывала у нас на кухне. Я знала, чего она так расстроена — у нее эти полгода как раз тяжкие были. Картошку у нее по осени всю подчистую выкопали неизвестные лица, а как в деревне без картошки зимовать? Да и приболела она тогда, заготовок не смогла наделать.

Бабушка молча выслушала Карасиху, погладила ее по плечу и велела идти домой.

А у почтальонши на следующий день выступили килы.

Когда мы с бабушкой навестили ее в больнице, ее уже пытались лечить. Врачи славно потрудились, вскрывая килы и отсасывая гной, а было их столько, что на лице у Тани не было и миллиметра, свободного от них. И вот утерли хирурги пот, забинтовали ее лицо, а когда рубчики поджили — килы полезли по-новому на освобожденную кожу.

Я видела, как Таня при виде бабушки немедля кинулась на колени, и взахлеб принялась умолять ее о помощи.

— Поняла, за что тебе это было? — спросила бабушка.

Таня истово кивала головой и рыдала.

Больше жалоб на нее с тех пор не было.

Верунька же по—прежнему завывала, сидя на табуреточке. Я отставила в сторону пустую миску, взмахнула руками и очень натурально удивилась:

— Ой! А чего это у тебя с лицом — то?

Та, не обращая внимания на меня, усердно рыдала.

— Вера! — я придала голосу тревожность, схватила со столика зеркальце и подала ей. — Ну-ка, посмотрись!

Та наконец замолчала, схватила зеркальце и поднесла его к лицу. С минуту она рассматривала себя, после чего с каким — то недоумением спросила:

— А чего-й это у меня с рожей-то приключилось?

И тут как по заказу прямо на кончике носа вспухла горошина килы. Верунька нахмурилась, подняла руку, чтобы ощупать ее, коснулась и заорала благим матом. Мда… Говорили мне, что килы — вещь жутко болючая…

От ее вопля Аллочка вздрогнула, чайные тампоны свалились с глаз и она запричитала:

— Вера! Ну что вы кричите, словно вас режут! Ой…

Ужас в ее глазах плескался самый неподдельный. Аллочка махом вспорхнула на спинку дивана и во все глаза смотрела на Веруньку.

— Тихо — тихо, — успокоила я ее. — Не разговаривайте, Алла, у вас маска и так трещинами уже пошла!

Та посмотрела на меня ясными голубыми глазами на фоне желтой от кожи маски и стараясь не разжимать губ, прошипела:

— Скорую! Срочно! Не дай бог она тут позаражает всех!

— Конечно — конечно! — заверила я ее и потянулась к трубке телефона.

Оставшееся время до приезда скорой Аллочка просидела на спинке дивана, словно воробушек на жердочке, а я успокаивала Веруньку.

— Неоткуда мне энтой заразе было прилипнуть, — рыдала она. — Я ж завсегда руки мою, постоянно с кометом да доместосом вожусь — стерильная я! Да и медосмотр меня Алла Петровна каждые три месяца проходить заставляет!

— А это не зараза, — с постной миной святоши вещала я. — Это наказанье Божье такое. Злобы в тебе много, копилась она, копилась — и вот, прорвалась на волюшку.

— Да откуда во мне злоба? — подняла на меня Верунька несчастные глаза. — Я завсегда и пшена голубям насыплю, и копеечку нищему у церкви дам!

На ее лицо уже было страшно смотреть. Центральная часть уже полностью покрылась багровыми горошинами. Я вздохнула и посоветовала:

— Ты это… Библию купи.

— Поможет? — обрадовалась Верунька.

— Да погоди ты. Купишь Библию — читай ее, особенно Нагорную проповедь.

— А ты мне ее на бумажке напиши, — сквозь слезы попросила несчастная.

— В Библии прочтешь, — отмахнулась я. — Евангелие от Матфея, пятая глава.

— Поможет? — уставилась она на меня заплывшими от кил глазами.

— Поможет, — вздохнула я, — коль сердцем примешь Христа, покаешься да уверуешь.

— Господи, прости меня, грешную! — Верунька немедленно подняла глаза к потолку и принялась истово вещать: — Верую я в тебя, Господи, а еще больше уверую, как излечишь меня!

— Не, — поморщилась я. — Баш на баш тут не работает.

— А как работает? — снова зарыдала она.

— А вот так: ты к Господу хорошо, так ведь Он — то к тебе еще лучше!

— Свечку поставлю! — снова понеслось в потолок. — Большую! Две!

Я тяжко вздохнула.

— Я ж говорю — баш на баш не работает.

— Я просто так поставлю, из уважения, — быстро сказала Верунька.

Я хмыкнула.

— Ладно, читай Библию. Как дойдет до сердца Слово Божье да покаешься — тогда и молись, что б излечил он тебя. Ясно?

— Ясно, — Верунька уткнулась в зеркало, посмотрела на лицо и зарыдала горше прежнего.

Тут на пороге появился озабоченный Буйвол:

— Девушки, а с кем у нас тут плохо? Скорая у ворот стоит, говорят что к нам.

— Скорее веди врачей! — простонала Аллочка со спинки дивана.

— Господи, — у Буйвола аж голос сел при виде ее желтого лица. — Что это с тобой?

— Скорее врача, чего тянешь! — нервно закричала она.

Буйвол испарился, чтобы через минуту появиться в сопровождении врачей.

— Ну чего вы как черепахи тащитесь, жена умрет — пристрелю к черту! — подгонял он медперсонал.

В кухню влетела запыхавшаяся пожилая врачиха с саквояжиком и молоденькая медсестричка.

— С кем тут плохо? — отдуваясь, спросили они.

— Вот! — скорбно указал Буйвол на Аллочку.

— Вот! — плаксиво указала она на Верочку.

Медперсонал недоуменно посмотрел на Буйвола.

Ну, чего тележитесь? — рявкнул он.

— Не кричите, Евгений Евгеньевич, это грех, Богу сие неугодно, — благочестиво сказала Верунька, оторвалась от зеркальца и повернулась лицом к общественности.

— Господи…, — сказала врачиха.

— Что за черт? — сказал Буйвол.

— Ой, мамочки! — взвизгнула медсестричка.

— Это сильно заразно, да? — побледнела Аллочка.

Врачиха подошла к Веруньке, осмотрела ее лицо, надавила пальцем в перчатке на одну из кил и Верунька, тонко вскрикнув, брякнулась от боли в обморок.

— Носилки! — резко бросила врачиха медсестричке.

Та стремглав кинулась из комнаты.

— Это что еще за пердимонокль? — несколько растерянно вопрошал Буйвол.

— Я с таким в первый раз встречаюсь, — развела руками женщина. — Сейчас довезем до больницы, там разберутся.

— А это заразно? — не отставала Аллочка.

— Не знаю, — снова пожала плечами докторша.

— А с женой — то моей что? — возопил Буйвол.

— А что с ней? — недоуменно уставилась я на него.

— Так а вот! — ткнул он в Аллочку.

Мы с ней переглянулись и рассмеялись. Я — от души, Аллочка — с трудом преодолевая засохший желток.

— Маска это на мне, маска! — пояснила она.

— Так ты не больна? — уточнил Буйвол.

— Пока нет! — со значением сказала Алла и кивнула на Веруньку. — А там уж — как Бог даст!

Тут прибежала медсестричка и водитель с носилками, и Веруньку понесли в машину. Провожать мы ее вышли всем миром.

Стояли на крылечке со скорбными минами и только что платочками не махали. Жаль, что она оценить этого в силу своего беспамятства не могла. Хотя нет. Уже когда ее запихивали в машину, она очнулась, оглянулась вокруг себя страдающим взором и тихо прошептала:

— Люди добрые, дайте Библию…

— Чего-чего она там шепчет? — тихонько спросил Буйвол у жены.

— В библиотеке она есть, на полке возле сейфа стоит, — так же тихо прошелестела Верунька.

Я быстренько помчалась в библиотеку, отыскала там Библию и, вернувшись, положила ее Веруньке на грудь.

— Ну вот теперь и помирать можно, — сказала она и прикрыла глаза.

— Все так плохо? — побледнел Буйвол.

— В больнице разберутся, — как всегда ответила докторша, вскочила в машину и они уехали.

Наш дедок с тоской смотрел им вслед и шептал:

— Господи, Верунька, как же мы без тебя…

Я с недоумением на него покосилась. Нашел кого жалеть.

— А чего это ты так по ней убиваешься? — ровно спросила Аллочка.

— Так а как же! Готовить то кто, вы будете?

Мы с ней синхронно переглянулись и помотали головой.

— Вот то — то и оно! Все, баста, карапузики, буду теперь гастрит на старости лет зарабатывать, всухомятку хлеб жевать! Ох-ох, дожился! — сурово поглядел на нас Буйвол.

Мы съежились под его взглядом.

— Баб — полный дом, а борщ сварить некому! — не унимался он.

Аллочка очнулась, вскинула голову и холодно осведомилась:

— Где это ты, Женя, баб увидел?

— Я не про тебя, — осекся он. — Я вообще — ну что за ерунда, что за молодежь пошла — готовить не умеют и не хотят!

— Можно пиццу заказывать, — пискнула я.

— Вот — вот! — смерил он меня тяжелым взглядом. — Я про что и говорю! Ну, молодежь!

— Чего нервничаешь? — так же невозмутимо сказала Аллочка. — Завтра съезжу в агентство, подберут нам новую стряпуху. На двадцать тысяч, что мы Вере платим, много охотников наберется.

— Сколько — сколько? — ахнул кто — то у дверей.

Мы обернулись. Там стояла темненькая востроносая девчонка из горничных и не смущаясь смотрела на нас.

— Светка, тебе чего? — бесцеремонно осведомился Буйвол.

— Да я случайно вот услышала, — не опустила девчонка взгляда. — Никак повариху надо? Так я могу!

— Что, серьезно? — обрадовался Буйвол.

— Ой, вы бы знали, какие я торты пеку — пальчики оближешь! — скромно призналась девчонка.

— На кухню! — тут же распорядился дедок, лучась довольством.

— А, простите, мне платить будут как горничной, или как Вере? — осведомилась востроносая.

— Не обижу, — отмахнулся Буйвол. — Иди ужин собирай, а то вон уж семь, а мы еще и за стол не сели. Сколько времени тебе надо, чтобы на скорую руку чего — нибудь сварганить?

— Полчасика, — улыбнулась девица и исчезла.

— Так что, в агентство не пойдем? — осведомилась Алла у мужа.

— Посмотрим, чем она нас на ужин накормит, — рассудил Буйвол. — Вкусно будет — оставлю ее на кухне и на Верунькиной зарплате, а нет — так снова в горничные разжалую.

— А что, такая разница в зарплате?

— Да, — кивнула Алла. — Горничные получают по десять тысяч, а повариха — двадцать.

— А почему такая дискриминация? — удивилась я. — Верунька вроде не упахивалась на кухне, а вот девчонки целый день по дому шуршат, ни разу их присевшими не видела.

— Так а я пожрать люблю, — скромно признался Буйвол.

Я посмотрела на его объемистое брюшко и слегка улыбнулась. Понятно, чего Верунька такую власть в доме взяла, совсем обнаглела.

Мы присели в беседку и принялись обсуждать случившееся.

— Ты, Ал, завтра давай в больницу на обследование, не дай Бог с тобой такая же ерунда приключится, — заботливо говорил Буйвол.

Ту аж передернуло от представившейся перспективы.

— Если сильно заразно — то я мансарду в гостевом домике занимаю! — заявила я.

Супруги переглянулись и посмотрели на меня с недоумением:

— Так он же закрытый уж который год, мы туда даже и не заходим, — озадаченно молвил Буйвол.

— Именно, — кивнула я. — У одной моей знакомой что — то сильно заразное муж из командировки привез, так потом санэпидемстанция к ней приехала и все — все в квартире залила какой — то клейкой жидкостью, она потом воняла на весь квартал и отмыть ее не удалось. Дезинфицируют они так. Так ей потом пришлось всю мебель выкидывать и капитальный ремонт делать, а жила она все это время у мамы.

— Господи, — схватилась за сердце Аллочка. — Ты что, с ума сошла? Да у меня мебель и ремонт знаешь сколько стоят?

— Так это не мне, эт санэпидемстанции объяснять будете, — пожала я плечами.

— А чего муж твоей знакомой из командировки — то привез? — тихо спросил Буйвол.

— А не знаю, она не говорит, — честными глазами посмотрела я на него.

— Так! — решительно сказала Аллочка. — Никакой санэпидемстанции мне в моем доме не надо. Ясно?

— Ясно! — закивал головой Буйвол. — А если заразное все же?

— Вылечим! — туманно, но оптимистично пообещала я.

— Кушать подано! — завопила с крыльца Светка.

— Уже? — спросили мы хором. Времени с принятия ее на должность поварихи прошло всего — то ничего.

— Уже! — улыбнулась она.

— Иди, Дениску позови, — подтолкнул меня Буйвол.

— А он спит и велел не будить, — ответила я.

— Ну ладно тогда, потом как проснется, пожует чего, — бросил дедок и рысцой направился в столовую. Я пошла за ним следом.

Еще из коридора Буйвол начал зычно вопить:

— А что, Светулька, у нас седни на ужин?

Чего — то он к поварихам неровно дышит. Прошлая была Верунька, эта же, не успела снять фартук горничной, как превратилась из Светки в Светульку.

— Не «сёдни», а «сегодня», — строго поправила его Аллочка.

— Извини, мать, — чмокнул он ее в макушку и снова завопил в сторону кухни: — Так чем порадуешь?

— Борщ у меня на ужин и тефтельки с картофельным пюре, — Светулька появилась с большим подносом, направляясь в столовую.

— Так быстро успела сготовить, что ль? — удивился дедок.

— Долго ли умеючи, — усмехнулась та.

— Молодец! — уважительно поглядел он на нее.

За ужином Буйвол наворачивал за обе щеки и знай похваливал:

— Ну, Светулька, ну угодила! Прямо как Верунька готовишь, только побыстрее! А ну-ка, налей добавочки!

Светулька радостно улыбалась и слегка краснела.

Я понюхала тарелки, с грустью отметила что новая повариха так же как и прежняя без меры кладет приправы. Ну да ничего. Это даже и к лучшему, что я уже который день почти ничего не ем — колдовство на пустой желудок удается лучше. Однако я улучила минутку и договорилась со Светой, что в моей тарелке с завтрашнего дня ни чеснока, ни лука не будет. С Верунькой фиг бы я договорилась.

Как все славно — то складывается, а то я скоро с одного чая совсем отощаю! Нет слов, на фигуру это хорошо влияет, но вот характер у меня поганый стал. Нафиг я Буйвола с Аллой стращала санэпидемстанцией? По вредности! Потому как некормленая была и нервная.

— Спасибо, все было очень вкусно, — вежливо поблагодарила Аллочка и встала из-за стола.

Я случайно глянула в окно и увидела багряное закатное небо.

— Ба-атюшки! — вскочила я.

— Чего это с тобой? — осведомился Буйвол, облизывая ложку.

— Колдовать пора! — бросила я на бегу.

— Ну-ну, — хмыкнул он.

Я обернулась на пороге столовой и твердо пообещала:

— Через полчаса Денис Ленку забудет, как прошлогодний сон. Слово даю.

— Посмотрим, — бросил он.

Я кивнула и побежала на кухню.

— Свет, дай перца, льда и мака. И воды покупной бутылку, — попросила я повариху.

— Ой, слушай, я и не знаю еще где что лежит, — развела она руками и полезла в холодильник. — Ага, вода есть, лед тоже вижу…

Так мы совместными усилиями прошарили кухню и нашли все требуемое. Я схватила ингредиенты в охапку и рванула на второй этаж.

Денис спал в тоже же позе, что я его оставила. Я осторожно убрала темную прядь со лба и слегка коснулась губами его губ. Я хотела понять — что это такое — целовать своего мужа. Как — то было странно что вот он — человек, с которым я буду жить всю отмеренную мне богом жизнь, ежедневно в течение многих лет он будет рядом, у нас родятся дети…

Странно это все было осознавать…

Встряхнувшись, я приступила к колдовству. Первым делом я заговорила на верность мак, несколько крупинок насыпала в ботинки, остальное отложила — завтра велю Светке пирог для Дэна с ним испечь.

Потом кинула в кружку с родниковой водой кусочки льда и сделала наговор на остуду. Когда растает лед — растает и вся нежность Дениса к Ленке. Вообще все хорошее из его души к ней — уберется.

И напоследок — я заговорила красный перец на жгучую любовь и осторожно сдула щепотку на лицо Дэна. Проследила, как мельчайшие оранжевые пылинки осели на его кожу, он их вдохнул и громко чихнул.

— Что за черт? — бормотнул он.

Я неторопясь намочила полотенце в остудной воду и протерла его лицо.

— Блин, холодно ведь! — вопил он из-под ткани.

Я молча улыбалась.

Вот и все, Ленка…

Нет больше у тебя мужа.

Я отняла полотенце от лица Дэна и посмотрела на него. Глаза у него были немного сонные, но это не мешало ему внимательно смотреть на меня.

— Что это было? — спокойно осведомился он.

— Я тебя умывала остудной водой, — пояснила я. — Чтобы не тосковал по Ленке.

— А с чего бы это мне по ней тосковать? — улыбнулся он, глядя на меня каким то очень мужским взглядом.

Я кивнула.

Все правильно.

Вылеченный от тоски обычно не понимает, чего он так страдал раньше. Он совершенно равнодушно смотрит на былой объект страсти, и ничто в его душе не дрогнет. Ничто не потянется…

Денис осторожно взял мою руку и приложил ее к своей щеке.

Я молча и печально улыбнулась.

Было что — то хрупкое в этом моменте — моменте, когда я поменяла судьбу этого парня.

Его губы слегка коснулись тыльной стороны моей ладони.

Я с материнской нежностью погладила его по голове ладошкой, смоченной в остудной воде.

Он прикрыл глаза и уткнулся в мою руку. Я чувствовала его дыхание кожей, чувствовала его неуверенность, чувствовала как зарождается в его душе новая нежность и новая страсть, чувствовала его боль от этого и его радость.

— Ну что с тобой? — ласково спросила я.

Он открыл глаза и шепотом, словно боясь нарушить хрустальную ясность между нами, сказал:

— Я тебя, кажется, люблю…

Я устало кивнула и опустила голову, не в силах выдержать его слегка нахмуренный, слегка изумленный, но несомненно полный смущения и нежности взгляд.

«Не обижай его хоть», — вздохнул внутренний голос.

«Я в ответе за него теперь», — резче, чем следовало, оборвала я его.

Колдовство свершилось.

Ночь мы провели с ним вместе. Наша вторая совместная ночь — отметила я про себя. Вот только теперь все было по-другому. Секса не было. Сидя на постели и прижавшись друг к другу — мы разговаривали. Нам было интересно и уютно, обсуждали какую — то чепуху и улыбались как два идиота.

В пять утра мы на цыпочках прокрались по дому и вышли погулять в предрассветный сад.

— Я тебе сейчас что — то покажу, — заговорщицким шепотом сказал он.

— Ну? — заинтересовалась я.

И он привел меня к раскидистому дереву с западной стороны дома.

— Видишь яблоньку? — шепнул он.

— Ну! — снова повторила я.

Он пошарил в ветвях, отломил одну и протянул мне.

— Так то не яблонька…, — протянула я, отрывая с веточки вишню.

— Яблонька, — упрямо сказал он, пошарился в ветвях с другой стороны и протянул мне новую ветку.

— Как не яблонька, если на ней виш… ой! — изумилась я. На этой веточке была черемуха.

— Сюрпрайз! — улыбнулся он. — Это моя гордость, я в детстве мичуринцем был, вот и напрививал на яблоньку кучу всего. Тут еще облепиха, ирга, смородина, и все разных сортов.

— Господи, первый раз такое вижу.

Я была действительно поражена.

Подошла к стволу и потянула руки вверх, ощупывая веточки в предутреннем неверном свете.

А сзади меня обнял Дэн.

Я замерла, чувствуя непонятную робость.

— Не надо! — пискнула я.

Он крепче обнял меня, прижался щекой к моей макушке и в который раз шепнул:

— Я тебя так люблю…

— Да я знаю, — вздохнула я.

— Я зря к тебе со своими чувствами, да? — невесело усмехнулся он и отпустил меня. Сел прямо на землю под своей чудо — яблонькой и обхватил себя руками. — Извини. Я забыл, что у тебя уже есть парень.

— Какой парень? — вырвалось у меня.

— Который считает, что тебе нужно похудеть, — усмехнулся Дэн, внимательно оглядывая мою фигуру.

— Да я так ляпнула, чтобы твой отец ко мне за обедом не прикапывался!

— Парня нет? — в упор спросил он.

— Да кому я нужна, — в припадке честности созналась я. Обычно я этого не люблю говорить. Но из песни слов не выкинешь — мне скоро тридцать, подружки замужем, а я словно в монашки собралась. И не от моральной стойкости, а потому как вариантов нет. Грустно это.

— Иди ко мне, — радостно ухмыльнулся он, протягивая руку.

— А зачем? — опасливо спросила я.

Он не стал объяснять и не оставил мне вариантов. Он просто схватил меня за руку, дернул на себя, миг — и я в сложной позиции, Камасутра, страница сто пять для продвинутых — сижу на нем верхом, коленки в землю, одной рукой цепляюсь за яблоньку.

— Что за черт? — возопила я.

И тут он меня поцеловал.

Я бы наверно не сдержалась, забыла про свои планы и треснула его по привычке (еще б у меня кавалеры были!) но он та-ак сладко меня поцеловал. Черт возьми…

Меня никто так никогда не целовал.

Нежно — пренежно…

Я падала в этот поцелуй, закрыв глаза, наплевав на все свои проблемы и планы. Это было супер. Некое единение, абсолютно совершенное…

Он покрепче прижал меня к себе и правая ладошка скользнула по коже мне под блузку — и это было так же совершенно и чудесно.

Вот только неправильно.

— НЕТ! — Я решительно открыла глаза и порвала марево нежности между нами. — Нет!

— Магдалиночка? — он еще не понимал, что случилось.

— Нет! — снова зло сказала я. — Ничего не будет, ясно!

— Ты меня только что хотела, — неверяще сказал он.

— Расхотела, — со вздохом обманула его я.

Он легко поднялся, отряхнулся и спросил:

— В чем дело?

— Ни в чем.

— А все же?

Я молчала.

Он снова обнял меня — легко, словно боясь что я его все же тресну за сексуальные домогательства. Правильно опасается, у меня это уже на уровне рефлексов.

— Знаешь, — шепнул он. — Я ведь очень часто вспоминал ту нашу ночь. Я что — то тогда сделал не то, да?

— С чего ты взял? — изумилась я.

— Ты ушла не попрощавшись, и не захотела на следующий день меня видеть. Можешь объяснить, в чем я ошибся?

— Да ни в чем, — вздохнула я. — У меня тогда парень был, и я с тобой ему изменила. Это меня очень мучило.

— Где сейчас тот парень? — резко спросил он.

— Женился он давно, успокойся, — невесело усмехнулась я.

— Дурак, — шепнул Дэн.

— И ты тоже женат! — безжалостно припечатала я. — Чего ты теперь от меня хочешь???

— Магдалин…, — начал он, но меня было не остановить.

Я вырвалась из его объятий, отбежала к яблоньке и обвиняюще, яростно заговорила:

— Именно, Дэн! Ты женат! Что ты мне можешь предложить? Я никогда не смогу быть твоей девушкой, понимаешь??? Я могу быть только твоей любовницей!!! Это унизительно, понимаешь? Я не хочу быть ничьей любовницей!!! Не хочу!!!

— А кем ты хочешь быть? — спокойно спросил он, двигаясь ко мне.

— Не подходи, — я решительно выставила вперед руку. — Не подходи. Никем я не хочу быть, я уже есть, я Магдалина Потемкина, ведьма, и меня это устраивает.

Он осторожно коснулся моей выставленной вперед руки, переплел наши пальцы, вздохнул и тихо спросил:

— А ты согласилась бы за меня выйти замуж?

Я заткнулась и неверяще на него уставилась.

Мне никогда, никогда еще не делали предложение. Маньяк Николяша ни в счет.

— Магдалин, — Дэн крепче сжал мою ладошку и взглянул мне в глаза. И я поняла — черт возьми! — да он боится! В глубине его зрачков плескался страх — что я откажу, рассмеюсь ему в лицо и уйду.

— Ты женат, — внезапно севшим голосом прошептала я.

— Разведусь, — тихо ответил он.

— Все вы так говорите…

— Завтра, — поклялся он. — Завтра я съезжу к нам в город и нас разведут в два счета. Вернусь я свободным.

— Но мы же не знаем друг друга! — отчаянно вскрикнула я и попыталась вырвать свою руку.

Бесполезно. Он держал меня мертвой хваткой.

— Я тебе не нравлюсь? — бесстрастно спросил он. — Ты ищешь оправдания для отказа.

— Я просто не знаю как себя вести, — закричала я. — Вот ты вчера еще на меня и не смотрел, а сегодня делаешь предложение! Как я должна поступать? Может ты просто так развлекаешься, шуточки у тебя такие!!!

— Вчера я был женат, — терпеливо объяснил он. — А сегодня я свободен и делаю тебе предложение.

— Все слишком быстро, — устало сказала я.

Черт возьми. Ведь я это планировала, я этого хотела…

Так чего я теперь дергаюсь???

— Послушай, я сделал бы тебе предложение тем утром, если бы ты не убежала, — спокойно сказал Дэн. — Я о тебе с тех пор каждый день думаю — так какого черта??? Я урод, дегенерат, меня невозможно полюбить??? В чем дело???

— Не кричи на меня! — жалобно сказала я.

— Извини, — он отпустил наконец мою ладошку и сомкнул руки на стволе яблоньки, заключая меня в кольцо. — Просто я четко понимаю, что отпустить тебя не могу. Это сильнее меня. Выйди за меня. Пожалуйста…

Я смотрела на него и чувствовала, что у меня дыхание перехватывает — так он был красив. Безупречные черты лица, и сильное идеальное тело — в каких — то дюймах от меня. Черт побери! Я помнила, очень хорошо помнила это тело. Но самое поганое — он был харизматичен. Харизма чувствовалась во всем — как он смотрит, как он говорит, как он движется. Угадайте, сколько я продержу оборону?

— Зараза! — с чувством выругалась я.

— Так что? — спокойно спросил он.

— Сначала разведись, потом поговорим, — мрачно постановила я.

— Я разведусь — и ты выйдешь за меня замуж! — безапелляционно заявил он. — Сразу же.

— Сразу же — это через сколько? — опасливо спросила я.

— Думаю, недели хватит — на покупку платья и подготовку.

— Бо-оже…, — потрясенно прошептала я, думая о том, что нормально его торкнуло… Может, он и правда меня немного любил — иначе с чего бы он так мной после приворота эээ… увлекся? Обычно он действует слабее.

— Что? — требовательно спросил он.

— Ничего, — счастливо прошептала я.

Это было безумно приятно — когда парень тебя так добивается. Когда он твердо знает, что он больше не хочет выбора, а хочет именно с тобой прожить оставшиеся годы. Когда он хочет до самой смерти каждый день видеть тебя рядом…

Меня никто еще так не добивался…

Дэн обнял меня, прижал к себе так, что у меня дыхание перехватило и прошептал:

— Неужто я на тебе все же женюсь…

А я улыбалась как идиотка и в первый раз в жизни чувствовала себя сказочной принцессой.

За завтраком Дэн был задумчив и как-то странно тих.

— Что думаешь делать? — осведомился Буйвол, едва мы с ним вошли.

Денис подождал, пока я сяду, устроился рядом и осведомился:

— Что на завтрак?

— Яичница с беконом! — провозгласила Светка.

Дэн отрешенно кивнул.

— Дэн не ест яичницы! — воскликнул папенька.

Светка остановилась на полпути в кухню и жалобно посмотрела на парня.

— Какая разница, — усмехнулся тот. — Неси что есть.

Светка воспряла духом и махом упорхнула.

— Так что по Ленке решил? — нетерпеливо спросил Буйвол.

Денис поднял на него глаза и равнодушно спросил:

— А кто такая Ленка?

— Как кто? — дедок аж растерялся и метнул на меня взгляд. — Жена твоя!

— У меня нет жены, — отрезал Дэн.

— Как нет?

— Вот так, — пожал плечами Денис. — Я развожусь.

— А, вон оно что! — облегченно вздохнул Буйвол. — А я уж думаю — умом у меня сынок тронулся, что ли? Ну ты не тяни с разводом — то. А то знаешь, бабы — они подлые, не удивлюсь если она этого байстрюка тебе навесить на шею попытается. Или алименты под него стрясет. Да и вообще — поревет, сердечко у тебя размякнет, да и простишь. Не-ет, сына, ты если уж решил — так давай, разводись скоренько. Есть нужные люди в твоем городе, что б по-быстрому это все оформить?

Денис все это время внимательно на него глядел и наконец спросил:

— Ты что, знал?

— Чего знал? — осекся дедок.

— Что Ленка мне неверна? — в упор спросил Денис.

— Нет! — быстренько отперся дедок.

— Тогда почему ты не удивился? — повысил голос Дэн. — Почему ты меня ни о чем не спрашиваешь??? Почему ты ведешь себя, как будто тебе это давно известно???

— Ты на меня не ори, орел! — рявкнул дед. — Мал его на меня пасть разевать!

— Извини, — Денис устало отвел глаза. — Извини, отец. Просто ответь — почему, если ты знал, ты мне ничего не сказал?

— Я не знал! — угрюмо ответил дед.

— Как не знал? Мне Магдалина сказала что все, кроме меня, давно в курсе!

Дед смерил меня тяжелым взглядом и раздельно сказал:

— Мне твоя Магдалина вчера об этом и рассказала.

Я аж чаем подавилась. Ну, блин, конспиратор!

— А, ну если так, — сразу успокоился Дэн.

— Ага, — прокашлялась я и решила подыграть будущему свекру. — Мы с Евгением Евгеньичем обсуждали, как тебе лучше поступить в данной ситуации. Чего ты хочешь — отцовское сердце, оно доброе.

— Типа того, — согласно буркнул Буйвол.

— И как мне лучше поступить? — осведомился Дэн.

— Развод! — твердо ответила я.

Парень слегка улыбнулся.

Светулька внесла на подносе большую сковородку и поставила ее прямо на стол.

— Вот вам завтрак! Сейчас к чаю пирожные будут, — провозгласила она и упорхнула.

Мы в замешательстве посмотрели ей вслед. На подносе лежали три вилки — и ничего более.

— А тарелки? — Дэн наконец озвучил повисший в воздухе вопрос.

Буйвол осторожно приподнял крышку на сковородке и мы дружно заглянули внутрь. Яичница была аккуратно нарезана квадратиками. Дедок не долго думая схватил вилку, подцепил один квадратик, сунул в рот и глубокомысленно объявил:

— Холодная! Вместо бекона — сало.

Потом пожевал и дополнил:

— И подгорелая. Сильно. Чего делать будем?

— Только не ругайте девчонку! — вступилась я. — Может, она еще и не проснулась толком. Я с ней сама поговорю лучше, ладно?

— Добрая ты, — внимательно посмотрел на меня Дэн.

— Ладно, — хмуро сказал Буйвол и накрыл яичницу крышкой. — И еще скажи, чтобы больше она ничего — ни яичницы, ни жареной картошки — на стол в сковородке не подавала.

— Скажу, — вздохнула я.

В коридоре послышались шаги, и снова появилась Светка с нагруженным подносом.

— Я вам вместо чая кофе сварила, ничего? — радостно щебетала она. — Вот только пирожные у меня сегодня не удались, каюсь. Ну ничего, к обеду наполеон испеку вам, он у меня всегда получается суперским.

Она поставила перед нами по чашечке с кофе, около сковородки появилась тарелка с витыми трубочками, начиненных воздушным белоснежным кремом.

— Не удались, значит, у нее пирожные — то? — задумчиво посмотрел на тарелку Дэн.

— Да и я про то же думаю, — поддакнул Буйвол. — Если она за яичницу не извинялась, а тут особо оговорила… Да и блюдца под свои трубочки опять не подала. Чего с ней делать будем, сын?

— Злые вы, — с укоризной сказала я и цапнула с тарелки пирожное. Пусть я помру смертью храбрых — но не люблю, когда кого — то обижают. Ну что Света сделала плохого? Ну подгорела яичница — с кем не бывает? Ну поставила она нам сковородку на стол — так в простых семьях так частенько делают, а если б Света была из высокорожденных — она б тут не прислуживала. Научится еще, как стол сервировать!

— Магдалиночка! — тревожно вскрикнул Дэн, но я уже поднесла трубочку ко рту, откусила, ощутила ее вкус и застонала.

— Скорую! — вскричал парень, отбирая у меня пирожное.

— Отдай! — завопила я, выхватывая у него трубочку. Плача от счастья, я слопала ее, пододвинула к себе тарелку и принялась пировать, бормоча при этом:

— Вы же не хотите, да? Вам оставлять не надо, да? Мужчины сладкое вообще не любят, ням-ням, вкуснотища — то какая, если вы Светку уволите, я вам этого не прощу!

Мужчины внимательно за мной следили. На четвертой трубочке я приостановила темп — больше в меня не лезло.

— Что, и правда съедобно? — недоверчиво осведомился Буйвол.

Я с трудом запихнула в себя пятую трубочку, откинулась на спинку и блаженно заявила:

— Вкуснее этого я ничего в жизни не едала!

— Ну-ка, — недоверчиво придвинул к себе тарелку Буйвол, надкусил одну трубочку, прожевал с задумчивым видом…

— Ну, как? — улыбнулась я.

— Однако! — с оттенком удивления сказал он, слопал пирожное и решительно потянулся за следующим.

— Э! — завопил Дэн. — Меня без завтрака не оставьте!

— В большой семье клювом не щелкают! — отбрил Буйвол.

Когда Светка появилась в столовой, чтобы забрать посуду — она была полностью реабилитирована в наших глазах.

— Мастерица ты пирожные печь! — уважительно сказал Буйвол. — Но вот яичница никуда не годится, ты уж извини. На обед готовь борщ и котлетки как вчера!

— Исправлюсь, — пролепетала Света и мышкой шмыгнула за дверь.

Я укоризненно посмотрела на Буйвола.

Тот, как ни странно — заткнулся.

— Ладно, отец! — решительно сказал Дэн. — Я прямо сейчас выезжаю за разводом, но прежде мне надо с тобой поговорить.

— Говори, — согласился Буйвол.

— Дело в том, что мы с Магдалиной… — начал он.

— … мы решили, что я сама поговорю с твоим отцом! — быстро перебила я его.

— Почему это? — осведомился он.

— Потому что так лучше, — спокойно сказала я и принялась подталкивать его. — Ты езжай, Денис, езжай, мы тут сейчас с Евгением Евгеньичем чайку попьем, все обсудим… Езжай.

— Тебе виднее, — он явно обиделся. На пороге он обернулся, мгновенно прижал меня к стене и хорошенечко поцеловал.

— Увидимся! — бросил он после этого и исчез.

— Извините, — пролепетала я Буйволу, густо покраснев.

— Так о чем вы, или вернее ты, хочешь со мной переговорить? — дедок сделал вид что этого не видел.

Я отдышалась, села за стол и начала издалека:

— Знаете, мы ведь с Дэном давно знакомы. И с Ленкой он познакомился можно сказать через меня.

— Спасибо за такую услугу, — сухо кивнул Буйвол.

— Наверно вы правы, — кивнула я. — Дэну я сразу очень понравилась, но в то время у меня был бойфренд и … ну, в общем, его ухаживаний я принять не могла.

Я слегка запнулась. Ага, не приняла — после того как практически на глазах Вишневского затащила Дэна в кровать. Нормально. Теперь это так называется…

— Продолжай.

— После этого Дэн женился на первой попавшейся, мне назло, — вздохнула я. — Первой попавшейся оказалась моя же одноклассница. Видимо, хотел сделать мне больнее.

Я фантазировала. Ничего такого мне Дэн не говорил — но это и так понятно было!

— То — то я удивился, чего он так скоропалительно женился, — протянул Буйвол.

— Теперь мы с ним оба свободны и он мне вчера сделал предложение. Примете меня в семью?

Буйвол оторопело уставился на меня.

— Что, так сразу? — протянул он.

— А чего тянуть? — пожала я плечами. — Мы не первый день знаем друг друга.

Буйвол со стуком отставил чашку с кофе, смерил меня тяжелым взглядом и прошипел:

— Никак, я смотрю, ты моего сынка — то приворожила, ведьма!!!

— Вы же в это не верите, — усмехнулась я.

— Как бы то ни было, а врешь ты мне тут, — так же тихо сказал Буйвол. — Любил Дениска свою жену, что ты мне не говори. И еще вчера ее любил!

— А не вы ли одобрили, то что я все чувства его к ней уберу? — холодно спросила я. — Так вот, я свою работу сделала. Хотите — обратно его к Ленке приворожу, будет ее любить крепче жизни, и ребенка как своего воспитает. Этого хотите?

— Но-но! — повысил голос Буйвол. — Поговори мне еще тут!

Я решительно встала:

— Очень жаль, что я тут пришлась не ко двору. Но зла не держу — приезжайте к нам с Дэном в гости, буду рада.

— Погоди. Когда свадьба? — отрывисто бросил Буйвол.

— Дэн хочет как можно скорее, ориентировочно — через неделю, — пожала я плечами.

— Сядь, — приказал он мне.

Я подумала и решила не выёживаться. От Буйвола слишком многое зависело.

Дедок помолчал, крутя в руках кружку, потом сказал:

— Не на тебя я рассердился. Счастья для сына хочу. Мы вон с Аллой всю жизнь за одной партой просидели, друг друга знаем как себя, а у вас что за брак? Только встретились — и в загс. Чего людей смешить?

— Мы с Дэном любим друг друга, — твердо возразила я.

— Он и Ленку любил, — невесело усмехнулся Буйвол. — А уж Ленка твоя и вовсе на него надышаться не могла. Однако ж — прожили чуть больше полугода, и вот вам — незаконный ребенок.

— У нас так не будет, это я вам точно говорю.

— Ты его любишь? — в упор спросил он.

— Я уже это сказала, — выдержала я его взгляд. — И что за вопросы? Ваш сын достоин любви. Он очень красив и обаятелен. Любая бы влюбилась в него без памяти.

— А будешь ли ты его любить всю жизнь? — тем же тоном спросил Буйвол. — Где гарантия, что у тебя нет других мотивов?

Я обмерла.

Неужто он знает???

— Деньги у меня есть свои, если вы про это, — с трудом взяв себя в руки, ответила я. — Но в любом случае я вступаю в этот брак не только сердцем, но и разумом. Я понимаю, что мне с ним жить всю жизнь, и если мы не будем бережно относиться друг к другу — это покажется чертовски долгим сроком.

— Мне нужны доказательства твоих слов, — уронил он.

— Какие именно доказательства? — я недоуменно посмотрела на него.

— Если ты его любишь — реши его проблемы с Харитоном.

Я озадаченно уставилась на него.

— А как?

— Ну, ты же ведьма, придумай сама как, — усмехнулся Буйвол. — И моментик — я хочу, чтобы он больше никогда не беспокоил моего сына. Ясно выражаюсь?

— Вы хотите его смерти…, — медленно проговорила я.

— Я хочу спокойствия для сына, — резко оборвал он меня.

— Но есть ведь другие способы, — почти жалобно сказала я.

— Харитон не успокоится, пока жив! — отрезал Буйвол. — Выбирай. Или Харитон — или мой сын.

— Спокойнее! — я пришла в себя. — Спокойнее! Если такова цена за вход в ваш клан — то увольте. Мое предложение приезжать в гости остается в силе.

И я снова встала со стула.

— Глупая девчонка! — зло бросил дедок. — Ты хоть понимаешь, что если его пощадить — в один день ты Дэна будешь хоронить? Тут либо один, либо другой!!!

Я остановилась.

Перед моими глазами в этот момент пронеслось прошлое. То, как я рыдала на груди у умирающего Ворона, на которого Дэн так похож. То, как меня от его тела отрывали медики, чтобы отвезти в морг — ужасное слово «морг». И то чувство пустоты и отчаяния, когда я очнулась после всего этого и поняла — Димки больше нет. И никогда не будет.

Я тогда просто не хотела жить…

Еще одного любимого хоронить — я не перенесу.

— Так что? — безжалостно подвел итог Буйвол. — Кончилась любовь никак?

— Мне надо подумать, — с трудом сказала я и на деревянных ногах вышла из столовой.

Простой выбор…

Выбрать одну из жизней…

— Думай, пока Дениска не вернулся, — бросил мне вслед дедок. — Он ничего этого знать не должен, не девочка, должна понимать.

Я доплелась до своей комнаты, упала на кровать и бессмысленно уставилась в потолок.

Мне было плохо.

Я вспоминала Ворона, на которого Денис столь похож. Ворона, половиночку мою… Я улыбалась сама себе и плакала, вспоминая наши разговоры, его уверенный взгляд и привычку поднимать бровь при удивлении или недоумении. Он был самым красивым и родным парнем в мире.

И я его — потеряла…

Я утерла слезы, нащупала пульт от телевизора и включила какой — то англоязычный канал.

Как по заказу шел «Paycheck» с Беном Эффлеком. И он был как назло похож на Димку. Или на Дэна? Неважно. Типаж один.

Я смотрела фильм и размышляла.

Судьба дала мне еще один шанс. Дэн — да, он не Димка. Но он — он похож на него. Легко закрыть глаза и представить что это — он. Он моложе Димки, и мягче характером. Хорошо это или плохо — не знаю. Но он меня — любит. А это дорогого стоит. Меня не так уж часто любили в этой жизни, чтобы я перестала ценить это.

И я чувствую себя с ним настоящей принцессой…

На одной чаше весов — любящий муж и счастливая семья. Безопасность. Никто не посмеет меня тронуть.

На другой — человек, который это однажды разрушит.

Как во сне я встала, и бездумно пошагала в коридор, заглядывая во все комнаты.

Когда я нашла Буйвола, я посмотрела на него долгим взглядом и прошептала:

— Я согласна.

Буйвол слегка кивнул и лишь спросил:

— Что тебе надо? Может, встречу вашу организовать? Без проблем.

— Тут? — вздрогнула я.

— Ну отчего же? Есть много мест, где он бывает.

— Нет, — отшатнулась я от него. — Я не хочу его видеть. Не хочу!!!

— А как же тогда? — озадаченно спросил дедок.

— Есть фото?

— Да без проблем! — дедок резво вскочил с кресла, выбежал из комнаты и почти тотчас вернулся, держа в руке фотографию. — Держи.

— Ладно, — я нашла в себе силы кивнуть. — Как его зовут?

— Николай, — с готовностью ответил дедок.

— Дайте мне церковных свечей, штук двадцать, деревянный крест — высотой сантиметров пятнадцать — двадцать, и кусок черной ткани. Лучше сатина. И иглы.

— Сделаю, — тут же кивнул дед. — Через полчаса все у тебя будет.

Я молча повернулась и пошла к себе.

— Постой, — окликнул меня Буйвол. — А результат когда?

— Вечером, — мои губы с трудом шевельнулись, произнося это. — И запомните — я никогда, никогда не хочу знать, что конкретно с ним случится!!! Ясно???

— Ясно, — вздохнул дедок.

Я захлопнула дверь.

Пока я шла к себе, я опустошала свою душу. Скидывала все эмоции подальше, выдвигала на передний план лицо умирающего Димки. Это — повторится, если я не сделаю то что должна сейчас. Будет еще одна смерть. Вернее — две. Потому что после Дэна Толик убьет и меня.

К черту Харитонова!!!

К черту…

Я не увижу, как он умрет. Я не увижу его последнего взгляда, не почувствую последнего дыхания. Не услышу его последнего отчаянного крика.

Я ничего об этом и знать не хочу и никогда об этом не узнаю. Я запрещу себе об этом думать. А значит — это меня и не коснется. Харитон останется для меня лишь именем, никакая личность для меня за этим именем не стоит.

Я не знаю ни его самого, ни его семьи.

Я не знаю, как он улыбается, и как он печалится.

Он для меня не существует.

Я вряд ли стану по нему плакать — ведь плачут лишь по очень близким людям…

Множество людей умирают в Чечне. Множество людей умерли одиннадцатого сентября в Нью-Йоркских башнях.

Вы плакали по ним? Горевали?

Нет.

Потому что вы их не знали.

Вот и я не стану плакать по Харитону. Тем более — он мне враг.

Так я себя настраивала, идя к себе в комнату. Опустошала душу от вины и ужаса перед тем, что должна сделать…

Бухнувшись на кровать, я долго рассматривала лицо своей жертвы. Немолодой уже мужчина, седой, с умными, чуть раскосо — узковатыми глазами, но лицо широкое, русское. Одет как-то очень официально — отличный костюм, снежно — белая рубашка и галстук.

«Это — наш с Денисом убийца», — отстраненно подумала я.

Потом гадливым жестом, словно таракана, откинула фотографию и тупо уставилась в потолок.

Так я и провалялась на кровати, пока в дверь не постучали.

Я встала, открыла и увидела Полукастрата.

— Это тебе, — фамильярно пропищал он, протягивая мне пакет.

Я молча взяла и закрыла дверь.

— Ууу, какие мы вежливые, — донеслось из коридора.

— Растопи в холле камин, — мрачно велела я ему.

Первым делом я решила сделать доброе дело. Чтобы хоть как — то уравновесить зло. Я зажгла одну свечу и на ее огонь отчитала Верунькины килы. Пусть вернется и пилит меня. Но моя советь хотя бы насчет нее будет чиста.

Потом я достала из пакета свертки. Все как я заказывала.

Свечи я разложила на столе, включила настольную лампу на гибкой подножке и согнула ее, чтобы она своим теплом слегка размягчила воск. Чуть в стороне положила крест и пачку с иглами.

Потом размяла руки и принялась вырезать из фотографии лицо Харитона, начиная шептать заклинание на проклятие врага.

Мир вокруг меня перестал существовать. Войди кто — я бы наверно и не заметила. Я полностью погрузилась в процесс, проговаривая слова, смешивая их со своей силой, и направляя все это в нужном мне направлении — в сторону своего врага. Я не останавливалась ни на секунду.

Властно и громко мои губы читали заклинание, а руки мои уже лепили из размягченного воска фигурку, закатывали в нее лицо с фотографии, окутывали заклинанием…

Папиллярные линии рисовали на мягком воске причудливые линии, и я знала, что эти крошечные канавки заполнены до отказа моей силой, смешанной с магией. Черной магией, магией разрушающей, несущей смерть. Я любовно огладила готовую фигурку, голос мой стал мягче, он прочти пел над ней, и мотив напоминал заупокойную мессу.

Я склонилась над фигуркой, коснулась ее своим дыханием, венчая его со смертью, нежно приподняла и положила на крест.

После чего продолжила свое страшное дело. Я пела заклинанием, низко склонившись над фигуркой, и лицо ее постепенно менялось. Наверно плавилось от моего дыхания. Сначала на нем было недоумение. Потом — боль. Глаза ее вытаращились, на месте рта образовалась ямочка, фигурка словно беззвучно кричала. Потом она как — то странно выгнулась, как в судороге.

Я решительно прижала фигурку к кресту и принялась пришпиливать ее иглами к дереву.

Порча на крест — страшная и мучительная порча. Больного мало кто возьмется лечить, всем пожить охота. И Мастер, вешая человека на крест, определяет продолжительность мучения жертвы. Три дня повисит фигурка — значит на девятый день схоронят человека. Месяц — дает полгода больному. Но это ж каким надо быть зверем, чтобы на такое аж на полгода обречь!

Пристрелить было бы милосерднее.

Больного ненавидят все окружающие, и родные — лютее всех. Все что он создал — разрушится. Его будут мучить адские боли и в душе поселится беспричинный, но страшный ужас — и по всем медицинским показателям человек будет здоров.

Повешенные на кресте обычно умирают на улице, и некому подать им стакан воды и утешить напоследок.

Помедлив, я воткнула ему иглу в сердце и в голову.

Не надо мне его мучений. Пусть умрет прямо сейчас.

Я допела заклинание, ласково гладя фигурку, поставила печать на свое дело и быстро спустилась вниз.

Камин был растоплен, как я и просила. Я кинула крест с восковой фигуркой в огонь, проследила чтобы она растаяла, обернулась и наткнулась на взгляд Буйвола. Тот внимательно смотрел на меня:

— Сделала?

Я молча кивнула и ушла к себе в комнату.

А еще через минут сорок дверь распахнулась и влетел дедок.

— Магда!

Я посмотрела на него.

— Вот и все! — лучась настоящей американской улыбкой, торжественно воскликнул он.

Я с тех пор стала немного не в себе. На обед не пошла, лежала на кровати и тупо смотрела в потолок. Я тщательно следила, чтобы ни единой мысли не поселилось в моей голове.

Вместо этого я повернулась на бок и вызвала знакомую с детства картинку. Я, еще не зная про различные психологические трюки, создала ее лет в десять. Словно я бегу по летнему июльскому лугу, заросшему ромашками. Босые загорелые ноги так и мелькают в изумрудной траве, а я — беззаботна и очень счастлива.

Немного «побегав» по этому лугу в детстве, я без проблем засыпала. Сейчас, когда я выросла, я использую ее и для успокоения.

Сама не заметив как, я уснула.

И снилось мне, словно прибежала я с луга домой, а там бабушка принимает нового Мастера, приехавшего на поклон. Я видела, как бабушка растапливает баню и они идут туда вдвоем. Наливают в два тазика воду и бабушка строго говорит тому Мастеру: «Смотри, Мария, прогоню я сейчас перед тобой всех тех, кого ты во гроб вогнала».

И в тазике отразилось умное лицо с чуть раскосыми глазами.

Оно надвигалось на меня, мутнело от гнева, и я чувствовала, то сейчас случится что — то очень страшное.

Моей руки что — то коснулось и я, вскрикнув, проснулась.

Около меня сидел Дэн и тревожно на меня смотрел:

— Что с тобой?

— А что со мной? — еще не придя в себя ото сна, спросила я.

— Я тебя тихонечко за руку взял, чтобы разбудить, а ты ка-ак закричишь!!!

— Спасибо, — от души поблагодарила я его. Самой бы мне не проснуться…

— Сон, что ли, плохой приснился?

— Угу, — невнятно буркнула я. — А ты как съездил?

Дэн молча и торжественно подал мне бумажку. Я развернула и прочла: «Свидетельство о разводе».

— Уже? — изумилась я.

— Надо ковать железо, пока ты согласна! — радостно заулыбался Денис. — А ты еще согласна, кстати?

— Согласна, конечно! — ласково улыбнулась я.

— С отцом говорила?

— Да, — холодно ответила я. — В семью он меня принял с распростертыми объятиями.

— Ну слава богу, что вы поладили, — обрадовался парень. — А чего такая хмурая, солнышко мое?

«Солнышко мое» — это было сказано действительно с нежностью. А не просто как заменитель моего имени.

— Голова болит немного, — соврала я.

— А я хотел тебя пригласить куда — нибудь, — явно огорчился парень. — В горсад, например. Помнишь — там было классно!

Чего??? Приглашальщик, блин.

Меня за воротами ждет какой — то фикус с оптической винтовкой, подозреваю что сам Толик, а он меня — в горсад.

— Давай я немного посплю, ладно? — вымученно улыбнулась я.

Парень испытующе посмотрел на меня и спросил:

— Ты точно выйдешь за меня?

— Клянусь! — искренне ответила я.

— Я могу заказывать ресторан, рассылать приглашения, решать насчет твоего платья?

— О-о…, — я так и села. — Все настолько серьезно? Может, втихушку распишемся да в тихом семейном кругу…

— Нет! — твердо ответил Дэн.

Я откинулась на подушки, подумала немного и кротко казала:

— Хорошо, милый.

И поморщилась — настолько фальшиво звучало «милый». Ну да ладно. Не объяснять же ему, что меня киллер за воротами ждет.

Перед свадьбой сломаю ногу — кто ж мне тогда откажет провести церемонию на дому?

Дэн лишь кивнул.

— Ты точно не хочешь, чтобы я остался? — испытующе спросил он.

— Точно, — через силу улыбнулась я ему.

Он вышел, а я тут же снова побежала на летний ромашковый луг…

На это раз, слава богу, мне ничего страшного не приснилось. Лишь мелькание босых детских ножек, перемазанных травяным соком — во сне мне так и было десять лет. Время в нем как замерло.

Потом мне приснился Димка. Он скользнул ко мне, обнял меня и поцеловал так, что у меня дыхание перехватило. И я потянулась к нему, радостно улыбаясь. Он осторожно раздевал меня, целуя каждый освободившийся кусочек, а я лишь счастливо улыбалась…

Он снова меня поцеловал, взглянул в глаза и прошептал:

— Магдалина…

И я мгновенно очнулась, обмерев от ужаса.

Димка никогда, никогда не называл меня при жизни Магдалиной! Он не знал мое полное имя!!!

В темноте комнаты около меня кто — то лежал.

Я завизжала как резаный поросенок и хорошенько пнула подлого соблазнителя, так, что он кубарем покатился с кровати.

— Ты чего? — недоуменно донеслось с пола.

— Ты кто? — рявкнула я.

— Муж твой будущий! — обиженно признался Дэн.

— Так вот, будущий муж! — истеричным голосом завопила я. — Чтобы больше такого не было, ясно?

Дэн поднялся с пола, сел на краешек кровати и осторожно спросил:

— Магдалиночка, но как же так? Ведь я тебя люблю…

— Это не дает тебе права так поступать!

— Как раз это и дает, — хмыкнул он. — Послушай, а когда мы поженимся — я что, буду спать на коврике около кровати?

— Когда поженимся — тогда другой разговор, — устало сказала я. — Послушай, Дэн, ты не обижайся, но у меня как — то все романы никогда не складывались. Это научило меня быть осторожной.

— Бедная ты моя, — он протянул руку и погладил меня по головке.

— Дэн, когда поженимся — тогда и будет у нас общая постель, ладно? — тихо попросила я его. — Пожалуйста…

— Ты меня любишь? — бесстрастно спросил он.

— А зачем же я тогда за тебя выхожу ? — усмехнулась я. — Денис, все у нас будет хорошо. Мы проживем вместе много — много лет, и каждый день будет счастливым. Ты никогда не увидишь от меня измен или непонимания. Обещаю. Но до свадьбы — давай не будем это делать, ладно? То что мы с тобой сексуально крайне совместимы — мы уже выяснили.

Парень подумал, что — то прикинул и наконец сказал:

— Тогда свадьба будет раньше. Устраивает?

— Конечно! — радостно улыбнулась я. — Хоть завтра!

— Завтра не получится, — поскучнел он — Завтра суббота, ЗАГС не работает. В понедельник — станешь моей женой?

— Стану! — поклялась я.

— И я не буду спать на коврике? — уточнил он.

— Обещаю — в понедельник ты будешь спать у меня под мышкой!

— Да скорее уж ты под моей, — усмехнулся он, выпрямился во весь свой двухметровый рост и исчез из спальни.

Я поворочалась на кровати, растревоженная Дэном, потом наконец все же уснула.

На этот раз, прежде чем я почувствовала чье-то присутствие в комнате, мне ничего не снилось. И слава богу. Видимо, я не успела сильно уснуть, потому что едва кровать просела под чужим весом, я тут же открыла глаза и раздраженно сказала, увидев мужской силуэт:

— Денис, ну что за детский сад, а? Я же тебя просила!

Мужчина быстро зажал мой рот, второй рукой он меня слегка придушил и тихо, но яростно заговорил:

— Ну что, допрыгалась, сучка???

— Ы-ы-ыы!!! — возмутилась я.

Я — не это самое слово! Так даму оскорбить!

— Думала, отправила Харитона на тот свет, укрылась у Буйвола в доме — так и все, да? — продолжал шипеть мужик, обдавая меня ароматом давно нечищеных зубов. — А вот хрен тебе — руки у нас длинные!

Я молчала, парализованная ужасом. Еще и эти на меня??? Ну все, моя песенка спета…

— Сейчас отниму руку, закричишь — прирежу, поняла? — сказал мужик, отнял руку от моего рта и тут же мне под левую грудь слегка вонзилось что — то острое, с противным скрипом раздвигая плоть.

Я дернулась всем телом.

— Лежать! — рявкнул он.

— Больно же, — прошептала я.

— Харитону было еще больнее, — сообщил мой мучитель.

— Я причем? — ровно спросила я, решив не сознаваться. — Я тебе что, суперкиллер?

— Дурочку не включай, поняла? — почти спокойно сказал мужик. — А слушай, что я говорю.

Я молчала. Он знал — это было понятно. Откуда вот только?

— Мы, харитоновские, сильно на тебя злые, — прошипел мужик. — И у тебя есть выбор — прямо сейчас я тебя прирежу, как овцу, и утром твой женишок увидит твои кишки по всей комнате, или ты на нас поработаешь.

— Поработаешь — это как? — медленно спросила я.

Картина с кишками привела меня в полный ужас — если учесть, что этот садист провел ножом мне по животу, вспарывая кожу. Словно делая наметку для будущей ужасной раны.

— А так же, как и с Харитоном, — гнусно захихикал он.

Я чувствовала, как струйки крови стекают по моей коже вниз. Было дико больно. Но еще раз???

— Слушай, мне все равно умирать, — вздохнула я. — Так что — к чему слова? Раньше сядешь — раньше выйдешь. Отмучаюсь хоть, так устала бояться…

— А за женишка своего не боишься?

— А чего за него бояться, с таким — то папой, — равнодушно сказала я.

— Вот только папа нам сильно задолжал за Харитона. И баш на баш нас очень устроит. Пусть говорит спасибо, что его женушку драгоценную не тронем. Нет, все честно — жизнь за жизнь.

— Так а какие счеты, если ты меня сейчас убьешь? — устало спросила я. — Вот тебе и жизнь за жизнь…

— А ты кто такая — то, чтобы твою жизнь считать? — спросил он. — Ты не из Буйволовой семьи, с тобой просто произойдет несчастный случай сейчас.

Хорош несчастный случай… Кишки по всей комнате.

— А женишку мы устроим ту же смерть, что и ты Харитону. Знаешь, как он умер?

Я молчала.

— Он почему — то на ровном месте вдруг не справился с управлением и вылетел за ограждение дороги, — шипел мужик. — Несколько раз перевернулся на склоне, потом взорвался бензобак, и он заживо сгорел. Я его крики из машины до последнего слышал. Ясно тебе, мразь, как твой женишок умрет??? Чего молчишь?

— Думаю, — прошептала я.

— Думай, сучка, думай, — и он провел еще одну линию у меня на животе, поперек прежней, образуя крест.

Кровь полилась интенсивнее.

— Сколько человек мне надо будет убить, если я соглашусь? — превозмогая боль, спросила я.

— Пятерых, — бросил он, все еще ведя линию на животе. Я замерла, боясь вздохнуть или дернуться от жгучей боли. Ведь одно мое неправильное движение — и нож воткнется глубже.

— Красота, — удовлетворенно сказал он, закончив свое дело. Потом он обмакнул палец в рану и с видимым наслаждением пососал.

— Вкусно? — внезапно для себя злобно спросила я.

— Посолить бы, — в тон ответил он. — А у меня и соль есть с собой.

И он деловито выудил из кармана сверточек.

От первых крупинок я взвыла сквозь ладонь, которой он предусмотрительно зажал мой рот.

— Еще раз — и в глаз, ясно? — шепотом рявкнул он, приставляя нож к коже около глаза.

Я судорожно сжала веки и прерывающимся шепотом сказала:

— Я согласна.

Я поняла, что это — садюга. Он мне действительно вырежет глаз, вспорет живот, и потом будет слизывать кровь, соля ее для вкуса. Он непременно сожжет заживо Дэна.

Он на это способен.

У меня не было выхода.

— Давно бы так, — снисходительно сказал он и похлопал меня по животу, вызвав новую волну боли. — Оставляю пакет для тебя, в нем фотографии. Чтобы завтра они все вместе собрались и коллективно отправились на тот свет. Не по одиночке. Ясно?

— А почему так? — прошептала я. — Я не знаю, как это сделать…

— Придумаешь, — жестко отрезал он. — Вместе — это менее подозрительно, если их по разным углам города сжигать. Ясно?

— Буйвола там нет? — с внезапным страхом спросила я.

— А если б был — неужто отказалась б? — усмехнулся он.

Я молчала. Я не знала, какой ответ ему понравится, а какой нет, но я до жути боялась его рассердить. Его соль все еще разъедала мои раны…

— Завтра я не смогу, — прошептала я. — Максимум — послезавтра…

— Завтра! — Рявкнул он.

— Да хоть режь меня — не смогу, — заплакала я.

Он помолчал, зачерпнул пальцем моей крови, обсосал, и милостиво разрешил:

— Уговорила. Если в воскресенье не будет результата — пеняй на себя.

Я беззвучно плакала.

— И еще, цыпочка, — фамильярно похлопал он меня по лицу. — Нажалуешься Буйволу или еще кому — мы твоего женишка все ж поджарим. Имей в виду.

Ответа от меня он дожидаться не собирался. Он просто меня проинформировал — и исчез в распахнутом окне. Я резко вскочила — откуда только силы взялись? — подскочила к окну и тщательно заперла створки. Потом я сорвала простыню, прижала ее к разрезанному животу и пошла в ванную.

Ванная комната была в коридоре, не то что у меня, где у каждой гостевой имелся свой санузел. Там я долго промывала раны, в основном не столько смывая кровь, сколько вымывая жгучую соль. Потом положила руки прямо на кровавую рану, и отчитала себя воинским старинным заговором от ратных ран. Больше мне ничего в голову не пришло. Потом подумала и отчитала себя еще и заклинанием на восстановление сил — крови-то я потеряла много.

Аптечки тут, вопреки моим надеждам, не оказалось. Я надрала узких полос из простыни, кое — как перевязалась, одела забытый кем — то халат и, превозмогая боль и страх, пошла из дома. Я понимала — с этим я должна справиться сама. Если дело дойдет до больницы — никто не поверит что я шла, споткнулась, очнулась — а у меня вырезанный крест на животе. Мне придется что — то объяснять, а этого делать было нельзя. Обмирая от ужаса — за каждым кустом мне чудился мой мучитель, я доковыляла до гаража и крикнула в приоткрытую дверь:

— Есть тут кто?

Голос мой был каким — то жалким и писклявым.

— А это кто? — ответил мне такой же писклявый голос.

— Я, — ответила я голосу.

— Кто я?

— Ребята, мне аптечку срочно надо, у вас же есть в машинах? — спросила я.

Откуда — то послышалось шебуршание, зажегся резанувший глаза свет и я оказалась нос к носу с Полукастратом.

— А, ты, — хищно поприветствовал он меня, сразу подобравшись.

— У нас мир! — опасливо напомнила я ему.

— Сегодня — мир, завтра — не мир, — философично отозвался он. — Чего явилась?

— Аптечку б мне…

Он посмотрел на меня повнимательней и потом кивнул:

— Ну, пошли.

Из Дэновской машины была извлечена аптечка, и он принялся перебирать лекарства:

— Чего болит-то, говоришь?

— Зубы, — мрачно ответила я.

— Та-ак, на анальгинчик и вали отсюда, не мешай людям спать.

— Бинт дай, вон он лежит, — попросила я.

— А тебе зачем? Зубы бинтовать? — заржал он.

Я выхватила у него аптечку, сунула в карман анальгин с бинтом и принялась рыться дальше.

— Это антисептик, чтоб раны не загноились! — вскричал Полукастрат, глядя как я снова отправляю в карман пузырек с лекарством.

— У меня зубки как раз гноятся, — отмахнулась я.

Так же я экспроприировала йод, зеленку, фурацелин и вонючую мазь.

— Это ранозаживляющее, — внимательно посмотрел на меня Полукастрат. — Ты чего, порезала кого? Рвешься первую помощь оказать?

— Дурак ты, обиделась я. — Никого я не прирезала. Я сроду руку ни на кого не поднимала.

— Ну-ну, — пропищал Полукастрат, и я покраснела, вспомнив, как я обработала его в офисе «Бастиона».

— Ну я пошла, выздоравливай, — бормотнула я и бочком — бочком ринулась из гаража. Не дай бог он вспомнит то же самое, что и я.

— Да я здоров, — услышала я его недоуменный голос мне вслед.

В своей комнате я заново промыла раны раствором фурацелина, намазала вонючей мазью от нагноения и выпила антисептик. Тщательно перевязалась стерильным бинтом, выпила полпачки анальгина и протерла прополосканной простынею пол в коридоре и комнате — уж слишком накровила, пока бежала в ванную.

Потом перестелила постель, закрыла за собой дверь и пошла к Дэну в спальню.

Знали бы вы, как я себя ругала, из-за того что не позволила ему остаться! Все тогда было бы по—другому. Конечно, садюга мог его пришить, око за око, но что — то мне подсказывает, что мои услуги в качестве компенсации за Харитона были бы им предпочтительнее.

Я разбудила Дениса и робко попросила:

— Слушай, можно я с тобой лягу спать?

— Конечно! — обрадовался он.

— Только чур — ты ко мне не пристаешь! Даже пальцем не касаешься!

— Ну ладно, ладно, — вздохнул он.

— Поклянись! — потребовала я.

Если он захочет меня обнять — я скорее всего взвою от потревоженных ран белугой.

— Клянусь, — кисло ответил он. Я легла прямо в халате, спина к спине, и мы долго лежали молча, притворяясь что спим.

Дэн на меня обиделся — это было понятно.

Утром я совершенно расчувствовалась. Потому как проснулась я от поцелуя в щечку и запаха кофе.

— Вставай, засоня, — ласково сказал Дэн, — я тебе как классический любящий муж принес кофе и Светкины пирожные в постель.

Я протерла глаза, схватила кофе, пирожное и застонала от блаженства. Вчерашние трубочки были полной ерундой по сравнению с этими. Ну что за золотая кухарка! Нет, бриллиантовая!

Я уплела эти шедевры, откинулась на подушки и сообщила:

— Классический любящий муж — мне это крайне подходит!

— Ну слава богу, — обрадовался Дэн. — А я уж сомневался — не банально ль это.

— Забота о своей девушке никогда банальной не бывает! — наставительно изрекла я. — Ставлю тебе большой плюсик в тетрадку!

— Тебе придется сегодня мне много плюсиков наставить, — улыбнулся мой будущий муж.

— А в связи с чем? — подозрительно нахмурилась я.

Ну не привыкла я к тому, чтобы надо мной так тряслись! Все чудится какой — то подвох…

— В понедельник свадьба потому что, — пожал он плечами. — Я собираюсь купить тебе платье. Банкет уже заказан, народ приглашен…

— Дэн, — решительно сказала я. — А ты уверен что нас в понедельник зарегистрируют?

— Конечно! — уверил он меня. — Связи есть, не беспокойся.

Я молча допивала кофе и рассматривала его, чувствуя, что у меня перехватывает дыхание от его красоты и где — то в глубине души рождается робкий изумленный вопрос: «Это — мое???».

Я протянула руку и ласково отвела от его глаз темную челку. Он перехватил мои пальцы и нежно перецеловал их все.

Он меня любит всей душой — это было да и аминь. Милый, поразительно красивый парень. Я бы действительно жила с ним душа в душу много лет. С таким — сложно иначе. Его невозможно не полюбить — и даже не за красоту, а за его отношение. Когда тебя так любят — невозможно устоять…

В понедельник наша свадьба. Но от меня зависит, доживет ли он до нее.

— Ты меня любишь? — тихо спросил он, согревая дыханием мои пальцы.

Я молчала.

— Ты мне никогда этого не говорила, — прошептал он.

— Я скупа на проявление эмоций, — так же тихо призналась я. — Мне не везет с парнями, я же тебе говорила. Но я тебе клянусь — я все для тебя сделаю! Ясно?

— Для меня не надо что — то делать. Могла бы ты меня просто любить?

— Я тебя — люблю! — раздельно сказала я. — И поэтому мне надо кое — что сделать.

— Что?

— Неважно, — сурово посмотрела я на него. — Я в своей комнате на час закроюсь, растопи в холле камин, ладно?

— Что ты хочешь сделать? — резко спросил он.

— Подчищаю хвосты, — невесело улыбнулась я, аккуратно встала с кровати, так, чтобы не распахнулся случайно халат, и молча ушла к себе.

Комната смахивала на скотобойню. Всюду накапанная кровь, окровавленные тряпки, на постели кровь засохла коркой. Слава богу, что Дэн разбудил меня так рано, и сюда никто не зашел.

Я заново приняла лекарства, сделала свежую перевязку и принялась за уборку. Отмывала полы, мебель, двери, за которые я хваталась окровавленными руками, содрала с кровати постельное белье и как могла замыла матрас. В разгар уборки в дверь постучали.

— Кто? — спросила я.

— Аня, горничная, — раздалось из-за двери, и она тут же появилась на пороге.

— Кто тебе разрешал войти? — резко спросила я.

Та же недоуменно смотрела на ведро с кровавой водой, потом перевела взгляд на матрас и ахнула:

— А что тут такое?

— Критические у меня! — рявкнула я. — Не дай боже кому скажешь!

— А что? — задала она глупый вопрос.

— А ничего! Неудобно мне, — отрубила я. — Аня, говори что надо, видишь, мне некогда.

— Так а по субботам у нас генеральная уборка, вот и зашла к вам спросить, когда ваши комнаты убрать.

— Аня, мою комнату я сама уберу, ясно? — ответила я. — Не привыкла я, чтобы за мной убирали.

— Так мне же велено, — растерялась девчушка.

— Значит скажи что у меня уже убрала, — разрешила я. — И принеси мне чистое постельное белье.

— Конечно — конечно, — закивала она.

— Это — в прачечную, — сунула я ей в руки пакет с окровавленными простынями.

— Все сделаю, — закивала она.

А я поменяла воду в ведерке, и заново все промыла. В комнате, где колдуют, присутствие крови — отрицательный фактор. Непонятный. Может быть — усилит магию, а может быть — и просто нейтрализует ее.

Закончив уборку, я присела на кресло, вытянула левую ногу, критически ее осмотрела и принялась накладывать на коленку рожу. Рожа — это жуткое воспаление мягких тканей, как это будет по — научному, я не знаю. Но о походе в загс не будет и речи. У меня будут дикие боли в ноге, она распухнет, а я буду в полубеспамятстве под высокой температурой. Неприятно, но зато все будет по-моему. А в понедельник я ее сниму в два счета. Через полчаса от рожистого воспаления и следа не останется.

Я тщательно водила пальцем по коленке, накладывая болячку, и не успела я ее запечатать, как в комнату опять забежала горничная, таща пакет.

— Вот, я вам свежее постельное белье принесла, — чирикнула она.

— Ань, тебя стучаться в дверь учили? — хмуро спросила я.

— Извините, — девчонка отчаянно покраснела.

— Да ничего, только сегодня ко мне не вздумай даже и зайти, — вздохнула я. — Занята я буду.

— Так вы закройтесь! — предложила она, показывая на дверной замок.

— Спасибо, — рассеянно поблагодарила я.

Как — то я про замок и не подумала. Столько лет живу одна, запираться не от кого, вот и не привыкла.

Аня споро застелила кровать чистым бельем и мышкой шмыгнула за дверь.

А заперлась, потом села к столу и вскрыла полученный от вчерашнего садюги пакет. Там было пять фотографий, и на каждой с оборотной стороны было выведено имя. Все предусмотрели!

Я глядела на лица своих жертв и думала — и что я могу тут сделать? Как мне их собрать вместе? Совершенно непонятно. Я не знала таких заклинаний!!! Есть заклинание на покорность — но это не то!!! Это заклинание надо накладывать на каждого с обрядом, в личном присутствии жертвы — и что, мне в гости к каждому ездить? И еще наивней думать, что они меня на порог пустят! Садюга хотя бы по грязному носку от каждого положил — уже было б легче…

Ой, ну что же делать — то???

Я обхватила голову руками и тяжко задумалась. Так…

Условия задачи: Следует их собрать в одно место. Не кафе, не дом отдыха, ни сауна, — потому что там могут быть люди. После чего с ними должен случиться несчастный случай. Пожар подходит тут лучше всего.

Решение:

Тупик.

Промаялась я этими размышлениями до обеда. Когда голос Светульки с первого этажа зычно возвестил: «Кушать подано!!!» — я с облегчением сунула фотографии обратно в пакет, положила его в стол и пошла вниз.

— Свет, чего сегодня на обед? — еще с лестницы услышала я голос Буйвола.

— Все как вы заказывали — борщ, котлетки с пюре, — живо отозвалась наша кухарка.

— Умница! — растроганно похвалил ее хозяин.

Я уселась около Аллочки, та посмотрела на меня с интересом:

— Что, увенчались твои надежды успехом?

— Вы о чем? — смущенно спросила я.

— Ну я же видела, как ты на Дэна смотрела! — усмехнулась она.

Я молчала, опустив глаза.

— Знаешь, — спокойно сказала мне Аллочка. — Дети мои уже большие, а я свекровка идеальная. Я просто не лезу в вашу жизнь. Я спокойно приняла Лену, но раз так получилось, то пусть уж лучше он женится на тебе. Ты его хоть любишь.

— С чего вы так решили? — пробормотала я.

И в этот момент в столовую вошел Дэн. На мгновение он замер на пороге, и наши взгляды встретились. Яркий солнечный свет как — то странно осветил его, и на миг мне показалось, что это — Ворон. Точная копия. Я жадно и с какой — то тоской смотрела на него, нежно улыбаясь и в душе плача от боли, ласкала взглядом его совершенные черты…

— Вот тебе и ответ, — ворвался в мое сознание голос Аллочки. — Так может смотреть на парня только истинно любящая девушка. Добро пожаловать в семью, Магдалина.

— Спасибо, — прошептала я, опустив глаза.

Денис уселся около меня, его рука нашла мою руку и нежно сжала.

— Соскучился, — украдкой шепнул он мне.

— Я тоже, — улыбнулась я.

— После обеда поехали в салон, ладно? Платье, фата и все такое…

Я обмерла.

А как же фикус с оптической винтовкой за воротами?

— Конечно, — через силу улыбнулась я.

После обеда я буду лежать в кроватке и плакать от боли. О! О кроватке и моей болезни! Следует уже начинать спектакль! А то слишком внезапная болезнь нам ни к чему!

Я прикинулась умирающим лебедем и слабо прошептала:

— Морозит что — то…

— Так ведь жара на улице, — нахмурился парень.

— Да-да, — рассеянно кивнула я. — Наверно вчера воды холодной попила, вот и простыла слегка.

— Сейчас вызову врача, — еще сильнее нахмурился Дэн.

— Ну о чем ты? — воззрилась я на него. — Из-за легкой простуды? Врача?

— Но ведь тебе плохо, и я хочу чтобы ты скорее выздоровела.

— Не надо, — снова улыбнулась я ему. — Не дуй на воду. Все хорошо.

— Смотри, солнышко, — с сомнением сказал мой почтимуж.

— Светка! — возопил тут Буйвол. — Ну долго ты???

— Иду! — крикнула она из коридора и показалась на пороге с подносом, уставленным тарелками. — Вот, как и заказывали, на первое — борщ, и все в тарелках не думайте!

Я диким взглядом посмотрела на нее. А что, она могла и в кастрюльке подать???

Светка ловко поставила перед нами борщ, при этом успела мне шепнуть:

— Без лука и чеснока, как ты и заказывала!

Я благодарно кивнула.

— А мне салатик, который я тебя просила — сделала? — спокойно осведомилась Аллочка.

— Конечно! — воскликнула Света, бросила расставлять тарелки, сбегала в кухню и поставила перед Аллочкой мисочку с нашинкованной капустой.

— Без соли? — уточнила та.

— Конечно, — уверила ее Светка.

— Ну, мне пожрать — то дадут? — начал проявлять нетерпение Буйвол.

— Ой, совсем забегалась! — всплеснула руками кухарка и вернулась к подносу. Закончив сервировать стол, она метнулась за порог.

— А хлеб и ложки? — взвыл Буйвол.

— Забегалась, — снова виновато всплеснула руками Светка, принесла ложки, хлеб и настороженно спросила: — Еще чего?

— Умница, это все, — оттаял Буйвол и схватился за ложку. Светка исчезла.

Я так же взялась за ложку — поесть следовало непременно. С высокой температурой, которая у меня скоро будет, я про еду забуду. А плюс — я ведь чаем до того питалась. Я ж так упаду однажды и не встану, а мне сейчас расклеиваться никак нельзя!!!

С этими мыслями я зачерпнула борщ, по привычке его обнюхала, и обрадовалась — чеснока и лука не было, не соврала Светка! Через секунду я сидела с недоуменным фейсом. Мы осторожно переглянулись с Буйволом, и наконец он озвучил вопрос:

— Это что???

— Говорят — борщ, — вздохнула я.

На самом деле в этом супчике были собраны все грехи неумелых поварих. Он был пересолен, картофель хрустел на зубах, свекла нарезана аккуратными огромными кубиками, капуста — широкими длинными полосами, и все это кипело на плите не более десяти минут.

— Но ведь вчера она на ужин та-акой борщ сварила! — недоуменно сказал Буйвол. — Чего это с ней?

Мы посмотрели на Аллочку. Та меланхолично жевала свой салатик и наши проблемы были ей до лампочки.

— Та-ак…, — наливаясь багровым румянцем, Буйвол начал вставать из-за стола. — Пойду — ка я потолкую с этой поварихой, мать ее за ногу!!!

— Погодите! — торопливо вскочила я. — Давайте я сама, ладно? Как женщина с женщиной и все такое…

Буйвол хотел что — то возразить, но тут поднялся и Дэн.

— Отец, она права, — примиряющее сказал он. — Пусть они сами переговорят, а то ты в гневе больно грозен.

— Ладно, — рявкнул Буйвол, и я ласточкой понеслась на кухню.

Светка, весело напевая, мыла посуду.

— Ку-ку, — сказала я, входя. — Есть разговор.

Девушка повернулась, вытерла руки о передник и уставилась на меня.

— Ты сядь, — вздохнула я. — Проблемы есть.

— Чего такое? — недоуменно нахмурилась она.

— Так Свет — ты же совершенно готовить не умеешь, нафиг ты тогда пошла в поварихи? — еще тяжелее вздохнула я.

— С чего это я готовить не умею? — взвилась она.

— Ты сама — то борщ пробовала?

— Пробовала! — с апломбом заявила она, но в глазах забегали какие — то блики сомнений.

Я все поняла. Встала, достала тарелку, плеснула из стоявшей на плите кастрюли борща и поставила перед ней.

— Ешь, — велела я ей.

Та, затравленно глядя на меня, взяла ложку, попробовала — и аж с лица спала.

— Что теперь будет? — тихо спросила она.

— Да выгонят тебя, наверно, — пожала я плечами, с жалостью глядя на нее. — Ну скажи, зачем ты пошла в поварихи???

Светка заревела, и сквозь всхлипы сказала:

— Так а я думала, чего сложного-то?

— Но ведь ты печешь отличные пирожные, чего ж борщи — то не научилась варить?

— Так у меня мамка кондитер экстра — класса, я с малолетства торты печь умею, — размазывая тушь по лицу, прорыдала она.

— А что ж про борщи-то забыла? — не отставала я.

— Так а мне это было неинтересно!!!

Я посмотрела на нее, встала и пошла прошаривать кухонные сусеки. Крупы, мука, сахар — все упаковками и мешками, ну а где ж что — нибудь такое, на скорую руку??? Готовить я тоже не умею, но надо ж было девчонку спасать!

Вскоре мне улыбнулась удача.

В шкафчике под мойкой я нашла несколько упаковок китайской лапшички за три рубля. Ясен пончик, это никак не походило на завтрак аристократов, но что было делать? Я разложила брикеты по тарелкам и залила их кипятком. Потом выложила по кругу симпатичный венчик из листьев петрушки и отправила Светку подавать.

— Я боюсь, — уперлась она, жалобно глядя на меня.

— Надо! — железным тоном рявкнула я и вручила ей поднос.

После чего включила фритюрницу, налила масла, и бросила туда куриные окорочка.

Тем временем вернулась Светка, на этот раз нагруженная тарелками с неудавшимся борщом.

— Ну?

— Смотрели волком, — горестно призналась она. — Меня уволят, да?

— Наверно, — злобно ответила я. — Какого черта ты сюда полезла, не умея готовить???

— Так ведь торты…, — снова заплакала я.

Вспомнив о сегодняшнем завтраке, я помягчела.

— Ладно, не реви, помоги окорочка сервировать, — велела я ей.

Та сразу засуетилась, начала доставать тарелки, потом их уронила, и принялась рыдать над осколками.

— Косорукая ты! — застонала я, хватаясь за веник.

— Так ведь торты!!! — зарыдала она еще пуще.

— Не реви, тебе еще горячее нести! — строго прикрикнула я на нее.

Светка кивнула и пошла споласкивать лицо. Я же разложила окорочка по тарелкам, обвела их неизменным петрушечным венчиком, положила к ним по вилке и ножу и отдала Светке:

— Неси!

Та пошла в столовую с видом приговоренного.

Вернулась она на редкость оживленная.

— Твоя лапшичка та-ак всем понравилась! — сладко жмурясь, воскликнула она.

— Да ну нафиг, — поразилась я.

— Ага! Евгений Евгеньевич добавки просят! Говорит, что так необычно и остренько!

— Все чудесатее и чудесатее, — пробормотала я, заливая кипятком следующий брикет.

— Ой, что бы я без тебя делала, — Светка умиленно заглядывала мне в глаза.

— О! — вспомнила я. — Ты мне вот что скажи, великий кулинар! А как тогда ты нам вчера нормальный ужин — то подала, а?

— Так я на кухню захожу — а там на плите все сваренное от Веры осталось, мне только разогреть оставалось, — призналась она.

— Ну и что с тобой делать? — тяжко вздохнула я.

— Не губи, а? — снова зарыдала она.

— Придумаем чего — нибудь, успокойся. А сейчас — на, неси добавку.

Она промокнула глаза передником, схватила тарелку и понеслась в столовую. Я утерла пот со лба, налила себе стакан сока и пошла за ней следом.

У Дэна сразу осветилось лицо, когда я появилась на кухне.

— Ты где так долго была?!!

— Да со Светкой разговаривала, — улыбнулась я навстречу его сияющим глазам. Ну как такого не любить? Я неизбалованна мужским вниманием, и вполне способна насмерть влюбиться только за то, что меня — и любят…

— Ох, Светка, угодила, еттить твою за ногу! — раздался тут довольный глас Буйвола. Я вздрогнула и отвела от Дэна глаза.

Светка сделала шутливый книксен и радостно побежала на кухню. Я села за стол, Аллочка на меня внимательно посмотрела и сказала:

— Магдалин… Можно дать тебе совет?

Я кивнула.

— Не надо так сильно любить мужиков, — слегка морщась, прошептала она мне на ухо, чтоб никто не слышал.

— А я что? — бормотнула я.

— Ты вся светишься, когда на моего сына глядишь, — вздохнула она. — Поверь моему опыту — мужики хорошего к себе отношения не понимают.

— Но ведь и он меня любит! — возразила я.

— У них это длится недолго, — печально улыбнулась она. — Сегодня любит, завтра — разлюбит…

«А вот фиг вам! — с какой — то озлобленностью подумала я. — Фиг! Как разлюбит — снова приворот подделаю! »

«Оно тебе надо? » — фыркнул внутренний голос.

«Надо!» — мрачно ответила я.

Меня никто еще так не любил…

А Дэн меня заставляет чувствовать себя сказочной принцессой.

— Девушки, а чего это вы там шепчетесь? — поинтересовался Буйвол.

Мы с Аллочкой переглянулись и она невозмутимо ответила:

— Диету обсуждаем.

— Какую опять? — застонал он.

— Японскую!

— Так! — решительно вмешался Денис. — Магдалина — я категорически против диет.

— Ты чего, хочешь чтобы я растолстела??? — не поверила я своим ушам.

— Не хочу. Но гораздо важней для меня твое хорошее настроение. Мать как на диету сядет, так вечно злая, нервная, и плаксивая. Хоть из дому беги.

— Точно! — поддержал Буйвол.

— Что точно? — возвысила голос Аллочка. — А ты забыл, как мы в семьдесят четвертом из Сочей вернулись, ты фотографии посмотрел и сказал, что я этакий славненький поросеночек!!! И еще подкалывал меня, мол, «…когда — то мы были похудее»!

— Не помню такого, — растерялся Буйвол.

— А что не помню? Я тогда только — только Дениса родила, и естественно, прибавила в весе, а ты не упускал случая напомнить, что тебе стройненькие девушки нравятся!!!

— А ты разве не стройненькая была тогда? — недоуменно спросил Буйвол. — Ты никогда толстой и не была.

— Я восемьдесят килограмм тогда весила!!! — рявкнула Алла. — И без того тошно было от своей безобразной фигуры, еще ты с подколками!

— Алка! — воскликнул Буйвол. — У тебя тогда та-акие формы были, ты чего??? Какая такая безобразная фигура, если на тебя вся улица оборачивалась?

— Не ври! — взвизгнула Алла.

— А чего мне врать? — пожал он плечами и горделиво сказал: — Красивей тебя я в жизни бабы не видел. Все друзья от зависти рыдают!!!

— Я тебе не баба!

— Извини, — смутился Буйвол. — Но ведь правда.

— И в семьдесят четвертом твои друзья рыдали? — подозрительно осведомилась Алла.

— Тогда особенно, — честно признался Буйвол.

— Пошли — ка отсюда, — шепнула я Дэну, еле сдерживая смех.

Мы бочком — бочком выбрались в холл.

— Я камин — то разжег, как ты и просила, — сказал Дэн, подхватил меня на руки и потащил к нему. Потом осторожно положил меня на традиционную медвежью шкуру около огня, принес чашку с клубникой, и мы принялись ей лакомиться, болтая в воздухе ногами.

Он мне чего — то рассказывал, я же с удовлетворением ощущала, как по моему телу начала разливаться противная слабость.

— Да ты же вся красная уже, — наконец донесся до меня как сквозь вату голос Дэна. — Давай местами поменяемся, тебе у огня наверняка жарко!

— Что? — посмотрела я на него бессмысленным взглядом. В глазах все плыло.

Он нахмурился, потянулся ко мне и коснулся губами моего лба.

— Вот черт! — сказал он, вскочил, подхватил меня на руки и понес вверх.

— Осторожнее, — рыдала я.

Его рука касалась распухшей коленки. Казалось, что мне ее поливают расплавленным оловом, такая была дикая боль.

— Отец, врача! — крикнул Дэн на бегу.

— А чего случилось? — высунулся Буйвол из кухни.

— Магдалина заболела!

— Невовремя…, — задумчиво сказал Буйвол.

«Вовремя, вовремя», — возразила я ему про себя.

Денис уложил меня в своей комнате и принялся раздевать. В его действиях не было ни грана эротики — страх за меня вытеснял все остальные мысли. А мне было действительно худо. Я не думала, что какая-то болячка на коленке может причинять такие страдания. Я вся горела, и перед глазами у меня висело красное марево…

— Что это? — воскликнул Дэн. Он уже снял с меня джинсы и теперь с ужасом смотрел на мои ноги.

Я скосила глаза и увидела, что коленка у меня напоминает мяч. Уродливая багровая опухоль опоясывала ее.

— Больно? — с жалостью спросил он.

Я молча кивнула.

Он укрыл меня одеялом, присел рядом и принялся гладить меня по головке:

— Девочка ты моя бедная… Если бы я только мог взять на себя твою боль…

«Тебя лечить бы сложнее пришлось», — ехидно сказал внутренний голос.

«Цыц», — сурово рявкнула я на него. Человек тут так по мне убивается, а этот мерзавец над ним издевается.

Дверь приоткрылась и зашли Аллочка с Буйволом.

— Что случилось? — тревожно спросили они.

Дэн молча отвернул одеяло и показал мою коленку.

Аллочка ахнула.

— И плюс — у нее высокая температура, — мрачно добавил Дэн.

— Так, может, свадьбу отменим? — предложил Буйвол.

— Нет! — слабо, но решительно сказала я.

Дэн внимательно, с благодарностью на меня посмотрел.

— Денис, езжай за платьем, — продолжила я. — В талии и бедрах у меня сорок второй размер, а в груди сорок восьмой. Так что верх лучше всего эластичный.

— А ты точно сможешь выдержать свадьбу? — с сомнением посмотрел на меня Буйвол.

— Все зависит от Дениса, — голосом умирающего лебедя прошептала я. — Денис, ты сможешь сделать так, чтобы нас в понедельник расписали на дому? И еще банкет отменить, дома отметим меж собой.

— Но я хотел тебе шикарную свадьбу, — покачал головой Дэн.

— Тебе чего надо — ехать или шашечки? — вопросила я. — Я — хочу выйти за тебя. В понедельник.

— Но тебе же будет тяжело! — воскликнул он.

— Ищешь причины для отказа? — бесстрастно спросила я.

— Нет! Конечно же нет!

— Тогда сделай как я прошу.

— Хорошо. Хорошо, Магдалиночка….

В дверь постучали и вошел дяденька в сером костюме и с чемоданчиком.

— Здравствуйте, Михаил Сергеевич! — кинулась к нему Аллочка. — Как хорошо что вы так быстро подъехали.

— Ну, кто тут умирает у вас? — бодро вопросил он.

— Вот — кивнул на меня Денис.

Михаил Сергеевич подошел поближе, увидел распухшую коленку и присвистнул.

Дэн побледнел.

— Ударялась коленкой? — спросил дядька, доставая из чемоданчика свои причиндалы.

— Неа, — помотала я головой. — Воспалилась ни с того, ни с сего.

— Та-ак…, — он сунул мне под мышку градусник, а сам принялся внимательно рассматривать мою коленку. — На что жалуетесь?

— Перед глазами все плывет, жар, слабость, коленка болит, — перечислила я.

— Мда…, — Михаил Сергеевич забрал у меня градусник, посмотрел на него и обратился к моим будущим родственникам. — У девушки рожистое воспаление, крайне неприятная штука.

— Что, так и называется??? — перебила я его, не в силах сдержать удивления.

— Да, — кивнул он. — Так вот, лечение я сейчас назначу, в основном антибиотики, больной — постельный режим, давать много пить и не тревожить. В понедельник вечером зайду.

— А я в понедельник замуж выхожу, — радостно брякнула я.

Врач посмотрел на меня долгим и жалостливым взглядом, отвернулся и принялся выписывать рецепт.

Еще через двадцать минут Денис потчевал меня макропеном и с жалостью гладил по головке. От такого обращения меня чего — то разморило и я сама не заметила, как уснула.

Проснулась я, словно меня кто толкнул. Я даже вздрогнула. Резко села на кровати и осмотрелась.

Дэн спал около меня, старательно отодвинувшись. Видимо, боялся случайно задеть коленку. В слабом свете ночника я внимательно смотрела на тени, что отбрасывали его ресницы, на четкую линию скул, и ямочку на подбородке.

«Если в воскресенье не будет результата — пеняй на себя», — всплыл в моем сознании голос садиста, и я оцепенело замерла.

Пеняй на себя — подразумевалось, что моего Дэна убьют.

Я снова взглянула на Дэна, вздохнула и аккуратно сползла с кровати.

Надо идти к себе.

Надо работать.

Осторожно ступая на больную ногу, я похромала к дверям. И на середине комнаты остановилась. На кресле было разложено чудеснейшее белое платье. С открытыми плечами, атласным корсажем и воздушной многослойной юбкой.

«Мать честная!» — присвистнул внутренний голос.

Я промолчала, жадно оглядывая платье.

«Примерим?» — робко предложил голос.

Я резко отвернулась и похромала дальше.

Завтра…

Либо я завтра его одену, либо нет. И чтобы были причины его одевать — мне нужно потрудиться.

В своей комнате я тщательно заперлась, убрала в стороны полы халата и, наложив руки на колено, на два раза отчитала коленку. Три — гарантировало полное и быстрое излечение, а так — мне лишь полегчает. Но полегчает очень весомо.

Потом я снова достала из пакета фотографии, разложила под лампой свечи — пусть размягчаются, а сама встала и пошла к платяному шкафу. С каждым шагом я с удовлетворением чувствовала, как уменьшается моя боль в колене.

В шкафу мне надо было только одно — зеркало. Я решила вызвать покойника. Но не в телесном виде, а лишь отражением — так и безопаснее, и больше шансов что придет конкретный человек, а не злобный дух под его личиной.

Я аккуратно ножницами отогнула скобочки, удерживающие большое, в мой рост, зеркало, прислонила его к стене, около него начертила на полу свечкой круг, одновременно заговаривая его.

После чего села в него, закрыла глаза и принялась вызывать в душе образ бабушки. По-доброму нужна была ее вещь или фотография, но чего нет, того нет. Так что будем надеяться на крепость кровных уз.

Я с нежностью вспоминала ее морщинистое лицо, мудрые глаза, неизменный темный платок на голове. Платок — потому что батюшка ее в церковь с непокрытой головой не пускал, а ходила она туда часто…

Потихоньку я начала проговаривать слова заклинания — вызова. Они лились свободным потоком, разливаясь около меня широким потоком, словно нефть по воде. Я цепко держала образ бабушки, призывая ее к себе.

Около меня, за кругом упал стул.

Я невозмутимо продолжала мешать слова со своей силой и щедро ее сеять вокруг.

Порыв ветра достиг меня.

«Окно ведь закрыто», — в страхе пискнул внутренний голос.

Я громко и уверенно дочитала заклинание:

И я резко открыла глаза — печать на это заклинание ни в коем случае ставить нельзя.

Из зеркала на меня смотрели мудрые глаза бабушки.

— Тяжело мне, — прошелестела она. — Не держи, говори, чего надобно.

— Бабуля, — у меня аж дыхание перехватило, я с жадностью вглядывалась в ее дорогое мне лицо.

— Не держи, — снова прошелестела она, строго глядя на меня.

— Хорошо, — печально кивнула я и разложила перед собой пять фотографий. — Бабуль, мне надо, чтобы завтра они все собрались в одном месте. Как это сделать?

— Черное дело ты задумала, Магда, — поджала губы бабушка.

— Иногда нет выхода, — с трудом прошептала я.

Бабушка внимательно посмотрела на меня, и лишь потом согласно склонила голову:

— Я покорна тебе сейчас, внученька…

— Так как мне это сделать? — требовательно спросила я. — Помоги мне, раз покорна.

На миг повисла тишина.

Потом из зеркала донесся голос:

— Я тебе помогу. Слушай и не перебивай. Через час они все проснутся и захотят встретиться у Геннадия Соловца, это один из приговоренных. Он живет один за городом, в небольшом коттедже. В пять утра будь готова действовать.

— Но как же это все случится? Какое заклинание надо применить? — торопливо спросила я, видя, как тускнеет ее отражение.

— Я сама все сделаю, внученька, — прошелестела бабуля. — Только грех этот на тебе, думай, как потом замаливать будешь. А теперь — отпусти.

Деревянной рукой я кинула в зеркало горсть соли, читая заклинание. Отражение бабули принялось таять, когда она торопливо шепнула:

— Беги отсюда, внученька, беги!!!

Я еще долго сидела в круге, и до того мне мерзко было… Практически я использовала бабулю, использовала ее дух, связав заклятьем мне на покорность. Еще хорошо, что Ворона не вызвала, перед ним вовсе неудобно бы было.

Вздохнув, я стерла восковый круг, подошла к столу и принялась лепить из размягченного воска фигурки. Получались они маленькие — на каждого шло по две свечки, ну да не на крест же мне их вешать, он у меня был всего один! А для того, что я задумала — и этого будет достаточно. Я шептала заклинания, закатывала в воск вырезанные лица, осторожно ногтями рисовала черты лица, благословляла воду из графина и крестила каждого, нарекая именем одной из жертв. Работа долгая, кропотливая…

Наконец, закончив все это, я посмотрела на часы на стене — я уложилась в срок. Времени было пять минут шестого. Голубки уже собрались в клетке.

Я решительно воткнула в каждую фигурку по иголке — в темечко, чтобы вызвать потерю сознания — и пошла с ними в холл. Там я быстро растопила камин, сухие поленья мгновенно занялись, и принялась с наговором кидать одну за другой фигурки в огонь.

Закончив, я села в кресло совершенно опустошенная.

«За это даже и статьи нет», — робко брякнул внутренний голос.

— Заткнись, — велела я.

Он недовольно поворочался и затих.

Убийство магией не воспринималось как убийство в глазах окружающих — тут мерзавец был прав. Это всегда списывали на стечение обстоятельств, не более того. Жертв убивала обычно не людская рука, а самые что ни есть натуральные несчастные случаи.

В прежние времена люди были умнее.

Они таких, как я — на костер за ручку отводили. И жили потом спокойно.

Но что, черт возьми, я должна была сделать???

На себя мне было как — то плевать. Я устала отчаянно сопротивляться неизбежному и в душе давно решила: к черту. Что будет — то будет…

Но вот Денис…

Денис, который на меня не надышится…

Которого я приворожила, отняла у жены, изменила судьбу.

Им я пожертвовать — не могла. Его я обязана была защитить — любой ценой. Я это остро чувствовала.

Я долго сидела так…

Уже и заря разлилась по небу, уже и по дому заходили люди…

В конце концов я встала, доплелась до своей комнаты, закрыла за собой дверь на замок, и тут же почувствовала, как мой рот зажала чья — то рука.

— Ну что, цыпа, все прошла удачно! — прошептал мне в ухо знакомый гнусный голос.

Я обмерла. Сейчас, при утреннем свете его присутствие здесь казалось совершенно нереальным.

— Ты справилась, — почти ласково шептал он. — А теперь я тебе еще работку принес.

— Нет! — отчаянно закричала я сквозь его ладонь.

— Ну нет так нет, — легко согласился он. — Сегодня твой Денис умрет. Сейчас отниму руку — закричишь — прирежу.

И я вновь почувствовала, как в старую рану на животе вонзилось лезвие.

— И что, теперь вы меня всю жизнь будете как киллера использовать? — боясь вздохнуть, прошептала я.

— Этот человечек — последний, цыпа. Лады?

— Я отказываюсь. У меня больше нет сил.

— Даже ради Дениса? — насмешливо спросил Садист, и я почувствовала, как нож двинулся по старой ране.

— А ты меня не боишься, орел? — негромко спросила я. — Не боишься — после стольких смертей, что я устроила?

— Нет, — флегматично сказал он. — Ты даже моего лица не видела и имени не знаешь. Что ты можешь сделать?

— Много чего! — прошипела я.

— Молчи уж, — насмешливо сказал он. — Я знаю пределы твоих возможностей.

«Можно пол за ним замыть, чтобы больше не пришел», — тоскливо посоветовал внутренний голос.

«Другого пришлют», — злобно отозвалась я и сказала:

— Давай фото.

— Вот и умница, — мой садист открыл дверь комнаты, и велел: — Сейчас, не оборачиваясь, выходишь, через минуту возвращаешься — пакет тебя ждет на столе. Срок — завтра.

После этого он меня просто вытолкал.

В доме кипела жизнь. Сновали горничные, доносился зычный голос Буйвола, и никто не знал, что тут, в самом сердце буйволова царства — тот, кто хочет меня убить. И Дэна.

А вот и он.

Босой, в одних джинсах, он вышел из своей комнаты, сонно щуря глаза.

— Привет, — улыбнулась я ему.

— А я тебя искать пошел! — кинулся он ко мне. — Ты чего меня пугаешь — я просыпаюсь, а тебя рядом нет! Ты что, забыла, что тебе постельный режим прописан?

— Да у меня дела кое — какие незавершенные, — печально улыбнулась я. — А чувствую я себя лучше.

— Пошли обратно в постель! — решительно сказал он.

— Подожди меня немного, ладно? — я осторожно высвободила руку из его лапищи. — Мне в своей комнате на ноутбуке надо поработать.

— Так работай, я рядом посижу.

— Иногда мне требуется одиночество, понимаешь? — мягко сказала я.

Он пристально посмотрел мне в глаза и наконец нехотя сказал:

— Ладно. Сколько тебя ждать?

— Полчаса. Может, час.

— Но это же долго!!! — завопил он.

— Завтра я буду твоей — навсегда, — снова печально улыбнулась я и скользнула в свою комнату.

Садиста уже не было, лишь распахнутое окно напоминало о нем. И наверняка это крайне серьезный профессионал — иначе как бы он среди бела дня спокойно проникнул на территорию Буйвола?

Потом я села за стол, открыла конверт, и тут из него выпала фотография Козыря.

«О-о…» — протянули я одновременно с внутренним голосом.

После чего, чувствуя, что я что — то делаю не то, я достала из сумки сотовый, включила его и позвонила Корабельникову.

— Алло! — понизила я голос.

— Марья, ты? — чуть ли не шепотом отозвался он.

— Ну. Чего там из новостей?

— Тебя ищут капитально. Ты там надежно схоронилась?

— Надежней некуда, — заверила я его. — Дай телефон Козыря.

— Нафиг? — подозрительно спросил он.

— Слушай, Вить, — устало сказала я. — Не время препираться. Просто дай, и все.

— Погоди, я перезвоню, — вздохнул Витька. — Сам — то я не знаю, но у рубоповцев он должен быть.

— Давай скорей, — досадливо поморщилась я, отключаясь.

Через несколько минут телефон запиликал.

— Ну?

— Записывай, горе, — и Витька продиктовал мне цифры.

— Спасибо за все, пока, встретимся! — бодро чирикнула я.

— Погоди! — взвыл он.

— Ну?

— Как дела — то?

— Да говорю ж хорошо! Завтра замуж выхожу!

— Шутница, — осудил меня Корабельников.

— Ни-ни, — уверила я его и отключилась. После чего, давя какой — то холодок в душе, набрала номер Козыря.

— Да? — услышала я спокойный голос.

— Козырь?

— Да, я. А это кто?

— Мария, ведьма, — с некоторым страхом призналась я. — Есть разговор.

Козырь с секунду помолчал, после чего коротко ответил:

— Говори.

— Понимаешь, вы на меня открыли охоту. Я не виновна, но это другой разговор, все равно я сейчас вам ничего не докажу. Дело в другом. Мне двадцать минут назад тебя заказали…

Последнее я произнесла крайне виноватым тоном.

— Чего — чего? — изумленно переспросил он.

— Дали твою фотографию и попросили сделать обряд на смерть.

— Та-ак, — хреновым голосом протянул Козырь. — Хочешь чего???

— Понимаешь, тут ситуация такова, что мне от этого заказа никак не отказаться. Работаю не за гонорар, а за жизнь одного мне дорогого человека. Или я тебя сделаю, или они его убьют. Поэтому у меня есть предложение.

— Говори! — жестко сказал Козырь.

— Дай сначала слово, что все это останется между нами, — вздохнула я. — Если мы сейчас с тобой не поймем друг друга — я здорово подставлюсь.

— Хорошо, даю слово, — терпеливо согласился он.

— Так вот, Козырь, я не хочу этого с тобой делать. Я тебя знаю и уважаю. Но у меня нет выхода, и завтра ты должен умереть. Но я могу сказать тебе заказчика. Это — целая группировка. Сможешь их всех до завтра вырезать? Они из Екатеринграда.

— Прямо вырезать?

— Да, — твердо сказала я. — Эти товарищи просто так не успокоятся.

— Ну, если это касается моей жизни — то поспешим, — решительно сказал Козырь. — Правда, отношения у меня с тамошним смотрящим хреновые. Но что теперь.

— Харитоновские это, — призналась я.

— Какие такие харитоновские? — не понял Козырь.

— Ну, харитоновская группировка мне тебя заказала.

— В Екатеринграде нет никаких Харитоновских, — с оттенком изумления сказал Буйвол. — Нет такого авторитета — Харитона.

— Как нет, если один из них мне вчера ножом крест на животе вырезал? — истерично завопила я.

— Марья, ты подумай еще раз, — спокойно сказал Козырь. — Серьезных людей в Екатеринграде я всех знаю, и такого там нет. Думай — кто это может быть? В чем — то они должны были проколоться.

— Так Харитон ведь наш! — вдруг вспомнила я. — Говорят, он на нашей ГТС какой — то сильно большой начальник.

— А поточнее пост?

— Не знаю!!!

— Так он наш — или екатеринградский?

— Работает у нас на ГТС, но родом отсюда!

— Ерунда какая-то, — подумав, сказал Козырь. — Зовут как?

— Николай.

— Ладно, жди, я перезвоню.

Я отключилась и крепко задумалась. И правда — что за ерунда? Какая может быть группировка у начальника с Городской телефонной станции?

В чем — то мне садист соврал. Но, может, это просто его ополоумевший от горя сынок, и он действует в одиночку?

— Завтрак по-одан! — послышался Светкин глас с первого этажа. Я, вспомнив о пирожных, было рванулась, но потом одумалась. Я же при смерти — чего это я?

В дверь осторожно постучали.

— Магдалиночка, это я, — послышался голос Дэна.

Я открыла ему и сказала:

— Дэн, мне нужно одиночество.

Я боялась, что Козырь позвонит при нем.

— Точно? — нахмурился он. — Или ты меня видеть не хочешь?

— Точно. И спасибо за платье, — улыбнулась я.

— Понравилось? — снова засветился улыбкой парень.

— Жутко, — честно призналась я.

Он порывисто меня обнял и каким — то срывающимся голосом воскликнул:

— Черт, мне не верится, что ты завтра будешь моей женой!!!

— Буду, — тихо прошептала я. — Буду, любимый…

— Спасибо! — он осторожно коснулся губами моих губ, подхватил меня на руки и отнес в кровать. — Сейчас я тебе завтрак принесу.

И он исчез.

А мне почему — то стало очень неловко. Этот парень поблагодарил меня за то, что я в первый раз назвала его «любимым»…

Вот черт!

А ведь завтра я стану его женой.

От этой мысли меня начало слегка потряхивать. Черт возьми, я ведь еще никогда не выходила замуж! Я элементарно боялась ступить на неизвестную территорию. Обычно судьба жестока к новичкам, которые не знают устава клуба, под стены которого попали. Ма-ма…

Дверь приотворилась и зашел мой без-пяти-минут-муж. Любимый муж.

— Невеста моя? — с полувопросительными интонациями спросил он.

— Твоя, — улыбнулась я ему.

— Не верится, — пожал он плечами, поставил на тумбочку около кровати поднос и первым делом скормил мне таблетки. Я послушно глотала белые кругляшки и давила в себе нечто, поднимающееся из глубины души. Он склонялся надо мной — и я слышала его дыхание, чувствовала запах его кожи и волос. Легкая тишотка совершенно не скрывала идеальных очертаний тела. Я любовалась им, как прекраснейшим произведением искусства. И не верила, что это отныне — мое.

— Поцелуй меня, — тихо попросила я.

Лицо Дэна снова засветилось изнутри от нежности и он осторожно, легко, словно крыльями бабочки, коснулся моих губ.

— Не так, — шепнула я, чувствуя легкое головокружение.

Он покачал головой.

— Солнышко ты мое, ты же больна.

Я села на кровати, рванула на нем вверх тишотку и прижалась щекой к его рельефному, загорелому животу и замерла. Его руки нежно погладили меня по голове.

— Дэн… Пожалуйста, — прошептала я, целуя его кожу.

— Не могу, — отрешенно сказал он. — Ты больна — и это сейчас важнее всего.

— Гад, — тоскливо прошептала я.

— Я тебя люблю, — серьезно возразил он.

Я осторожно касалась губами его кожи, очерчивая кубики мышц.

— Совсем не можешь? — снова шепнула я.

Я была уверена, что сейчас все будет по — моему. Что он не устоит и наконец снова познаю это потрясающее тело.

— Не могу, — резко сказал он и отстранился. — Черт возьми! Что ты творишь? А ты не думаешь, что если я случайно задену твою коленку — я себе потом твоей боли никогда не прощу?

Дверь за ним захлопнулась.

— Ну и дурак, — печально сказала я.

Потом в расстройстве схватила пирожное — это бы хваленый наполеон, и сжевала его, не чувствуя вкуса.

Мужчин не поймешь.

Снова зазвонил телефон.

Я схватила трубку:

— Алло!

— Марья, никакой Харитонов на нашей ГТС никогда не работал, — почти спокойно сказал Козырь. — Как ты это объяснишь?

— Ну я даже и не знаю, — растерялась я. — Я за что купила — за то и продаю…

— Я не думаю, что ты меня обманываешь, — сказал Козырь. — Скажи, кто тебе сообщил про то, что Харитонов — с нашей ГТС?

— Вот этого я тебе точно сказать не могу, — медленно произнесла я.

— Почему? — требовательно сказал он.

— Человек сильно большой потому что.

— У кого ты укрылась? Давай встретимся!

— Я что, на дуру похожа? — обиделась я. — Повстречался волк с зайчонком…

— Из тебя зайчонок…, — хмыкнул мужик. — Мария, без личной встречи мы этот клубок не распутаем.

— Я не желаю подставляться, ясно? — спокойно сказала я. — Я к тебе хорошо отношусь, но встречусь я с тобой только если у меня будут на руках доказательства моей невиновности. Я молода и почти красива — я еще пожить хочу! К тому же глупо умирать за то, в чем я не виновата.

И я отключилась. Совсем. Выключила телефон, сунула его в сумку и принялась думать.

Так.

Дано: Мне сказал про Харитона Буйвол. При этом Буйвол на болтуна не похож. Значит, его кто — то неправильно информировал.

Решение: необходимо переговорить по этому поводу с Буйволом.

Я встала с кровати, и, старательно прихрамывая, двинулась вниз.

На первом этаже меня перехватила Светка.

— Ну ты где пропала? — хнычущим голосом сказала она. — Скоро ведь обед!

— А я при чем? — удивилась я. — Кто у нас повар?

— Но ты же обещала помочь!

— А чего тебе помогать? Вчерашняя лапшичка и окорочка — фри всем понравились, вот и корми их этим!

— Так лапшичка кончилась!

— Черт! — разозлилась я. — Тебе деньги на хозяйство даны?

— Даны, — кивнула она.

— Так хватай шофера, езжай в магазин и закупай ту лапшичку коробками! Чего тут неясного? Пюре еще картофельное возьми быстрого приготовления, только не Анкл Бенс, разведешь его водичкой — и все.

— А как окорочка жарить? — состроив жалобную мордочку, спросила она.

— 12 минут! На фритюрнице все написано!

— Ой спасибо! — обрадовалась она.

— И масла не жалей! — крикнула я ей вслед. — Лей целую бутылку.

Она обернулась, недоверчиво глядя на меня.

— А чего так много?

— Положено! — отрубила я. — И не вздумай сэкономить — из кухарок махом вылетишь!

— Поняла — поняла, — закивала она и снова рванула по коридору.

— Стой!

— Ну? — снова обернулась она.

— Буйвол где?

— Да в беседке сидит с женой, — махнула она рукой и исчезла.

«Скорей бы Верунька вернулась», — с тоской подумала я. Наша доблестная старушка по идее уже должна была явиться!

Нога все ж побаливала, я сориентировалась и пошла к черному ходу, который выходил в сад — так быстрей доберусь.

На улице было диво как хорошо. Солнышко пригревает, птички поют, легчайший свежий ветерок, небо — голубое — преголубое. Лепота! Я, потихоньку хромая, направилась к беседке в глубине сада. Подозреваю, что садовника у Буйвола не было — уж слишком беспорядочно и густо было все высажено. Да и ухаживать за ним никто особо не стремился — по обе стороны от каменной тропы вставала травяная стена по пояс.

Минут через десять до меня дошло — я заблудилась. Беседки как не бывало, но в просвете деревьев показался каменный забор.

«Бери левее», — авторитетно посоветовал внутренний голос. Я призадумалась, сориентировалась, и поняла — проще будет, если я проберусь к беседке по траве. К ней вела всего лишь одна тропинка, и если обходить — это еще минут двадцать. Буйвол за это время вполне может передислоцироваться — ищи — свищи его потом! А напрямик — пара минут.

И я решительно ступила в заросли полыни. Идти было сложно. В траве таились какие — то коряги, да и сами высоченные стебли раздвигались с трудом. Ну да ничего. Слава богу что не крапива, а остальное мы преодолеем. В какой — то момент я здорово запарилась, остановилась утереть пот со лба и услышала:

— Черт возьми, ты что мне обещал?

Я вздрогнула. Говоривший человек словно около меня стоял. Я приложила руку ко лбу козырьком — солнечный свет слепил глаза — и с удивлением обнаружила в полуметре от себя прутья беседки. И даже различила Аллочку, Буйвола и еще какого — то фикуса.

— Иван, успокойся, — спокойно ответила фикусу за мужа Аллочка. — Все идет по плану.

— По какому такому плану? — шипел фикус. — Вы говорили сначала— свадьба через неделю, за это время все успеем, а они уж завтра расписываются! А моя Наталья ???

— Иван, не ломай мне интригу, — недовольно отозвалась Алла. — Иди домой и готовься. Все будет нормально.

— Нормально??? Да я вижу, как тут нормально все идет!

— Не кипятись, — примиряюще сказал Буйвол. — Если бы не она — Дениса ни за что бы с его Ленкой было не развести, понимаешь? Она была нужна!

— Да уж вижу, как она тебе нужна, Буйволенок, — сплюнул на землю фикус. — Удобно — невестка — ведьма, бойтесь меня, овцы! А забыл, как мы с тобой на одной шконке парились, забыл, как побратались? Забыл, что жизнью мне обязан???

— Иван, — слегка виновато сказал Буйвол. — Грех было таким случаем не воспользоваться, ты же знаешь, сколько у меня врагов. Вот и перебил их ее руками заодним. Знаешь, сколько мне тот же Харитонов крови попил? Зато теперь я силен, как никогда. И потому — смогу лучше помочь тебе.

— Помощничек, — снова сплюнул фикус. — А Наталья моя???

— Да не томи ты человека, — прикрикнула на мужа Алла. — Расскажи, что мы задумали, да и все.

— И то верно, а то не пойму я что-то твоих думок, друган, — кивнул фикус.

— Завтра, — понизив голос, сказал Буйвол, — мой человек в вашем городе связывается с Анатолием, это телохранитель бывшего смотрящего, Зыряна. Магдалину он подозревает в смерти своего шефа и жаждет убить. Так вот, человек мой скажет, где она. Анатолий ее убьет, но у тому времени она уже будет моей невесткой. А раз убили члена моей семьи, а Козырь благословил охоту на нее — я убью Козыря. А ты займешь его место.

— Так ты же сказал, что заказал Козыря своей ведьме? — недоверчиво нахмурился фикус.

— Плоха она, — вздохнула Алла. — Сильно болеет, с кровати не встает. Мы уж перекатали и решили что всему есть предел, и вряд ли она сможет колдовать. А так даже и лучше получается. Денис становится вдовцом и женится на твоей Наталье, мы мстим, а ты занимаешь место Козыря.

— А если не займу? — с несколько деланным равнодушием спросил фикус.

— А как не займешь? Ты только откинулся, авторитет у тебя на зоне ого-го, серьезней тебя в вашем городе людей просто нет. Считай, одни молокососы. А потом, когда убьем Козыря, а ты якобы порешаешь от имени вашей братвы вопрос со мной и прекратишь войну — кандидатов на роль смотрящего просто не останется. Так что успокойся, езжай к себе в город, активно общайся с народом и жди от меня весточки.

— Дельные вещи говоришь, — задумчиво сказал фикус.

— А то! — добродушно усмехнулся Буйвол.

— Слушай, так может быть ведьму-то каким-то образом можно припахать, пусть работает на нас! — оживился вдруг фикус. — Смотри, что она творит! Никаких боевиков с ней с одной не надо!

— Никак, — железным тоном молвила Аллочка. — Она втемную работает, и не за совесть, а за страх. У нее выбор был — или она убивает этих людей, или мы ее припугнули тем, что убьем Дениса. А она над ним так трясется, что без слов согласилась.

— Жаль, — молвил фикус.

— А чего жалеть? — заметил Буйвол. — Проблемы-то все решены. А новые просто не стоит пускать на самотек, а решать на месте.

— Это у тебя в городе они решены! — огрызнулся фикус. — А я приду в свой — и начнется…

— Ну знаешь, — усмехнулась Алла. — Магдалина в твоем городе не единственная ведьма. Договоришься.

— Так тут — то нахаляву!

— Не экономь на таком, Иван, — поморщился Буйвол. — Боком выйдет.

— Сам-то нормально сэкономил! — поддел его дружбан.

— Случай просто выпал такой, — спокойно пояснила Аллочка.

Я сидела в своей траве ни жива ни мертва.

Я оцепенело слушала их разговоры и не единой мысли не было в моей голове. То, о чем они говорили — было совершенно нереально.

Но теперь все увязывалось.

То, что пока мы с Дэном катались на карусельках — Буйвол изменил обо мне мнение. Помните, как он стал ласков со мной? Рассказывал про несчастья Дэна, измене Ленки… А было ли все это??? Скорее всего он навел обо мне справки, узнал кто я — и Аллочка выстроила интригу.

То, что я не смогла выйти из-за снайпера из его дома, а Буйвол нисколько не удивился, когда я вернулась обратно — почему это меня не насторожило? Почему я не задумалась, когда садюга спокойно залазил в мое окно?

И как там Буйвол сказал, когда я заболела? «Невовремя» ?

Конечно невовремя — я должна была еще на него поработать.

В памяти всплыла его ослепительная улыбка:

«Магдалина… Вот и все!»

Упав на траву, я беззвучно заплакала.

Черт знает сколько времени прошло, пока я лежала, раскинув руки, и бездумно смотрела в небо.

Наконец в мое сознание пробился внутренний голос.

« Магдалина, — сказал он непривычно серьезным тоном. — Ты бы шла скорее в дом, потому что если хватятся и найдут тебя тут — ты умрешь».

Я нехотя поднялась, признав его справедливость, и пошла в дом. Я не таилась, но судьба мне благоволила. Я так никого и не встретила.

Впрочем, не успела я добраться до второго этажа, как мне попалась на глаза горничная.

— Аня, в доме конверты, ручки и бумага есть? — бесстрастно спросила я.

— Ага, в библиотеке навалом, — живо отозвалась она.

— Принеси мне в мою комнату. И побыстрей, — сказала я и молча прошла к себе. До прихода Ани я просто сидела за столом и тупо смотрела в окно.

Буйвол живчиком бегал по двору, раздавая указания, Аллы было не видать — все как всегда.

И солнышко светит…

А завтра — завтра у меня два знаменательных событий.

Я выйду замуж — и я умру.

В дверь постучали.

— Войдите, — бесстрастно откликнулась я.

В дверях показалась явно довольная собой Аня — как же, она не забыла про этикет!

— Вот вам конверты, вот бумага, вот ручка, — приговаривала она, раскладывая по столу предметы.

— Спасибо, — так же бесстрастно сказала я.

Она вышла, а я принялась писать.

Я запечатала это письмо, наложила поверх бумаги мощное проклятие на Буйвола и Аллу и аккуратно надписала на нем адрес этого дома, после чего взяла следующий лист.

Я запечатала и это письмо и от души наложила на обещанные заклинания. Когда он его получит — у него все изменится.

Выглянув в окно, я заметила, как Буйвол с Аллой садятся в свой мерс и куда — то уезжают.

Вовремя.

Я оделась в свою одежду, сунула в сумку ноутбук, письма, и пошла к Дэну в комнату и не забыла закрыться изнутри на замок.

К счастью, его мобильник лежал на тумбочке.

Я заперлась и так же тщательно заговорила его на разрыв с родителями. Надеюсь, он его в течение трех месяцев не потеряет, а там заклинание прорастет в него корнями. Потом, вспомнив о роже, на три раза отчитала и коленку — болеть мне сейчас нельзя.

Дверь дернулась, и послышался недоуменный голос Дэна:

— Что за ерунда?

Я проковыляла к двери, открыла и виновато сказала:

— Извини. Привыкла закрываться у себя, вот и тут по — привычке.

Денис мне как обычно обрадовался, но тут же нахмурился:

— Магдалин, а ты чего одетая?

— Потому что этого, — я указала на платье, — недостаточно! И мы сейчас с тобой едем покупать мне туфли и фату!

— Лежи, — приказал он. — Я сам все съезжу и выберу.

— Туфли, милый, ты никогда мне не сможешь купить, — усмехнулась я. — Туфли необходимо мерить!

— Но ты же больна!

— А ты меня на руках до машины донесешь, — светло улыбнулась я. — А до салона уж доковыляю. Денис, ну пожалуйста!

— Ладно, — сдался он под моим умоляющим взглядом. Подхватил меня на руки и понес во двор. Там он осторожно, словно принцессу, усадил меня на заднее сидение и мы выехали на улицу.

Бо-оже…

Вы не представляете, какое облегчение я почувствовала, вырвавшись на свободу…

Будь дома Буйвол — фиг бы я отсюда вышла. Он ведь знает, что я боюсь снайпера и носа на улицу не высуну. А коль на это пошла значит, я получила дополнительные данные.

Я улыбалась как идиотка, и Дэн, который в зеркало следил за мной, так же улыбался. Я чувствовала — ему хорошо оттого, что хорошо мне. Эмпатия, которая бывает лишь у истинно любящих.

Ну ничего.

Завтра ты меня не будешь любить.

Сердце кольнуло острой болью, на миг оно дало сбой, и я задержала вздох.

— Что — то случилось? — тут же тревожно спросил Дэн.

— Все хорошо, — с трудом сказала я.

— Меня мучает какое — то дурное предчувствие, — помолчав, признался он.

— Отчего? Все нормально, — выдавила я улыбку.

— Если я тебя потеряю — для меня жизнь будет кончена, — бесстрастно сказал он.

— Пока ты меня любишь — я от тебя никуда не денусь, — твердо сказала я.

— Клянешься? — остро взглянул он на меня.

— Что клятвы? — пожала я плечами. — Я от сердца говорю. У меня потребность в тебе.

— Точно ты сказала про потребность, — кивнул он. — Я вчера размышлял. Ты мне — словно наркотик, и без дозы тебя меня ломает, как наркомана. Не бросай меня, Магдалиночка…

— Я тебя не брошу, — медленно кивнула я. — Пока ты любишь меня…

— Я тебя буду любить всегда! — твердо сказал он.

Я склонила голову, пряча истеричные слезы.

Он в это время припарковался около салона.

«LADY» — было написано на нем, и в витринах красовались сказочные свадебные и вечерние платья.

— Пойдем? — посмотрел на меня Денис.

Я кивнула и сама выбралась из машины.

— Ну чего ты меня не подождала, — ругался он, пытаясь взять меня на руки.

— Денис, — смеясь, отбивалась я. — Все нормально. Понимаешь? Я почти хорошо себя чувствую!

— Ну смотри, — сказал он и мы пошли в салон. Нога совершенно не болела, но я старательно прихрамывала.

— Ой! — спохватилась я, — сумочку забыла! — и бесцеремонно выхватив у него ключи, вернулась к машине.

Там я взяла нарочно оставленную сумочку и взамен бросила на сиденье письмо.

— Я бы и сам сходил! — ругался на меня Денис.

Я молча улыбалась.

В салоне Дэна встретили как родного.

— Ой, это и есть ваша невеста? — щебетали девицы, недоуменно косясь на меня.

— Она самая, — счастливо улыбался Дэн. — Что ж вы мне не сказали, что надо фату с туфельками?

— А он нам про вас рассказывал, — засуетились они около меня. — Какую фату хотите? Может, шляпку? А туфельки на каком каблучке.

— Девочки, — понизила я голос. — Страсть как неудобно — но можно воспользоваться вашим туалетом?

— Конечно — конечно, — защебетали они и одна из них повела меня в служебные помещения.

— Ты куда? — озадачился Дэн.

Я его подозвала и шепнула на ушко, куда я направилась.

— Скоро приду! — пообещала я и пошла за девицей.

— Он вам самое дорогое платье купил, — восторженно рассказывала она. — Оно у нас полгода висело, все на него облизывались, а купить не решались. А уж как про вас рассказывал!

Я посмотрела на бэйджик на ее груди и сказала:

— Марин, у меня к тебе просьба.

— Конечно! — с готовностью сказала я.

— Дело в том, что я — сестра — близнец невесты, я Мария, а она Магдалина. — И у нее прощальный разговор с бывшим бойфрендом, Денис бы этого не понял, и потому она попросила ее подменить. Помогите нам, а? — я умоляюще посмотрела на нее и вытащила сто долларов.

— А что я могу сделать? — растерялась она.

— Она должна с минуты на минуту подойти к черному ходу, вы уж ее впустите, и выведите обратно в зал как ни в чем не бывало. А пока — говорите, что я в туалете сижу.

— А если она опоздает? — мучалась сомнениями девица.

Я достала сотовый, потыкала в кнопочки и изобразила разговор:

— Магдалина? Это Мария. Ну что, долго ты? Да, я все, уже в «Леди». Девушка тут есть, почти согласна нам помочь. Так что, как скоро ты будешь? Десять, максимум двенадцать минут? Устраивает!

Я «отключилась», сунула Марине баксы и, не давая ей опомниться, бодро сказала:

— Ну, где тут черный вход?

— Там, — показала замороченная девушка.

— Пойдемте, махнула я ей и пошла в указанном направлении.

Марина меня выпустила, я не оглядываясь пошла прочь, а она вслед тоскливо взвыла:

— А как я сестру — то узнаю?

— Она точно как я, мы же близнецы, — пожала я плечами.

На дороге как раз рядком стояли несколько такси, я уселась и попросила отвезти меня к «Бастиону». Там мы покружились, и я выяснила, что произошло то, чего я и опасалась. Глухаревской машины не было.

Пришлось с таксистом договориться, чтобы он меня отвез прямиком в мой город. Наличные, слава богу, были, а на вокзал — ну его, вдруг Дэн кинется меня искать?

Таксист оказался славным дяденькой и без лишних разговоров согласился. И даже цену не заломил. По пути мы остановились около почтового ящика и я бросила в него письмо Буйволу.

В дороге дяденька принялся болтать. Мы с ним обсудили обоих наших президентов, цены на бензин, и перешли на местное управление:

— Эх, чует мое сердце, гнида Собольчук теперь мэром станет, — в сердцах ругнулся он.

— У вас что, перевыборы? — вежливо поинтересовалась я.

— Перевыборы, — кисло отозвался он. — А уж какой у нас мэр золотой был! У меня вон дети, им на политику наплевать, и то говорили — мол, пап, а ведь мэр у нас действительно старается! Город за время его правления как картинка стал, различные дотации учредил, стипендии, фонды. Ну видно, что радел мужик за город всем сердцем! Эх, мне вон дети и то говорили — на следующих выборах будем только за Харитонова голосовать.

— Так голосуйте, кто мешает? — равнодушно предложила я.

— Так в аварию он на днях попал, бензобак взорвался, да и сгорел наш мэр, — вздохнул водитель. — Веришь — нет, но народ по нему действительно скорбит. А теперь — теперь гнида Собольчук усядется на его место, вот разжиреет — то за нас счет! Тьфу!

Я обмерла. Так вот кто был Харитонов…

Ну, Буйвол!

— А вы, девушка, кем работаете?

— Актриса я, — медленно произнесла я, доставая из сумочки сотовый.

— Да? — недоверчиво посмотрел он на меня. — Чего — то я по телеку вас, не в обиду будь сказано, ни разу не видел.

— Я начинающая, — пояснила я. — И я в кино не играю, только в спектаклях. Как раз вот надо позвонить, мы с партнером договаривались сцену по телефону прорепетировать.

— Ааа, — протянул он и уважительно заткнулся.

Я набрала номер Козыря и кратко сказала:

— Я все выяснила.

— Марья? — уточнил он.

— Да, я. В общем, это конечный итог одной большой интриги. И в результате тебя должны убить, а на место твое сядет некий Иван, недавно откинулся, клички и фамилии не знаю.

— Откуда ты это узнала? — спокойно спросил Козырь.

— Неважно. Скажу — беда будет, уж поверь.

— Точно не хочешь подробности рассказать?

— Точно. Я тебя предупредила, дальше — сам, не маленький.

— Не надейся, что за это тебе Зырян простится, — холодно сказал он.

— Не надеюсь, — так же холодно сказала я. — Но если я приду к тебе с доказательствами невиновности — пообещай, что сначала выслушаешь, потом убьешь.

— Мария, не делай из меня зверя, — посоветовал он. — Все мы люди. Придешь — поговорим. А пока — ответь — какого черта ты мне помогаешь?

— Потому что если тебя убьют — у меня шансов нет вообще. Удачи, — сказала я и отключилась.

Таксист посмотрел на меня в зеркало и неодобрительно заметил:

— Чего — то вы, девушка, суховато. С чувством надо такое произносить, с надрывом!

— Ну, я старалась, — пожала я плечами.

— Э-эх, — махнул он рукой и жалостливо на меня посмотрел.

«Актриса из тебя, как из меня балерина», — читалось в нем.

Больше меня разговорить дядьке так и не удалось. Я отвечала невпопад, думая о том, что произошло в последнее время. В конце концов он обиделся и молчал до самого глухаревского дома. З несколько минут до прибытия я спохватилась. Схватила сотовый и набрала Иркин номер.

— Алло! — раздался ее уверенный и вроде даже безмятежный голос. У меня от сердца отлегло. Значит, у них там все нормально.

— Это я, — призналась я.

— Лиса? — не поверила она своим ушам.

— Ну.

— Господи, я уж тут не знаю что и думать! — с чувством воскликнула она. — Ну, кулёма, чего у тебя стряслось?

— Слушай, тут с девяткой твоей проблемы, — замялась я.

— В курсе, — спокойно ответила она. — Ее забрало ГАИ на стоянку, я уже съездила за ней, она при мне. Сама как?

У меня и вовсе от сердца отлегло.

— Слушай, у тебя там как, нормально? — осторожно спросила я. — А то я рядом.

— Да конечно, давай мухой ко мне! — живо воскликнула она.

Таксист притормозил около подъезда, я рассчиталась и в мгновение ока взлетела по лестнице.

Дверь была уже приоткрыта.

— Ку-ку! — сказала я.

— Ну, заходи, заходи, я по телефону говорю, — донеслось из кухни.

Я со смешанным чувством зашла в ее квартиру. У меня в последнее время нарушилось чувство времени — казалось, я была тут в последний раз много месяцев назад. За это время я многое пережила. Влюбилась. Почти вышла замуж. Почти развелась. Я пыталась обхитрить Буйвола, а он сам играл со мной как кошка с мышкой.

«Дура ты у меня», — жалостливо сказал внутренний голос.

«Дура», — покорно согласилась я.

Под ноги с воем ринулся какой — то черный огромный шар.

Я аж отскочила от него.

— Мяв? — шар глядел на меня невинными голубыми глазками.

— Баксюша? — неверяще спросила я.

Черт возьми! А я уж о ребенке и забыла напрочь!

— Мяв, — укоряюще согласился он. Я присела около него, чтобы рассмотреть поближе — и поразилась. Котеночек мой смахивал на молодого кабанчика. Мордочка его, вернее, теперь самая натуральная ряха, неимоверно раздалась вширь, пузо с белой проплешиной было как бочонок.

— Господи, — взвыла я. — Бакс чего, заболел???

— Чего блажишь? — как ни в чем ни бывало, вышла из кухни Ирка. — Все с твоим котом нормально.

— А чего он такой ненормально — толстый???

— Так пусть ребенок кушает, — пожала она плечами. — Мы его тут и рыбкой, и сметанкой, и оладушки он у нас полюбил. Пошли на кухню, не стой в дверях!

Я последовала ее совету и уселась за кухонный стол. Бакс, неуклюже переваливаясь, побежал за мной.

— Мда…, — с сомнением сказала я, глядя как котеночек неуклюже пытается забраться ко мне на коленки. Всякий раз он соскальзывал под собственным весом, плюхался на попу и жалобно на меня глядел.

— Иди уж сюда, — вздохнула я, подхватывая его на руки.

Ого! Да у него не только ряшка, у него и вес как у кабанчика!

— Ну, рассказывай, чего там у тебя приключилось? — велела Ирка, ставя предо мной неизменное кофе с пиццей.

— Ой, Рассказывать долго, — вяло отреагировала я. — Жива — здорова, и ладно. У вас какие новости?

— Денежка твоя работает исправно! — с готовностью доложила она. — За что век тебе буду благодарна!

— Ну и слава богу что работает. А по моей проблеме часом ничего не слыхала? — осторожно спросила я.

— Да черт знает, — задумчиво сказала она. — Тут ко мне крышевой приезжал. С предложением.

— Насчет меня? — перепугалась я.

— Нет, — помотала Ирка головой. — Мол, если появится у тебя здравая новенькая, совсем новенькая, и не малолетка, то она может хорошо заработать. Мне обещали десятку за содействие, и ей — пятьдесят тысяч, с условием что она не будет трепать языком и заниматься проституцией. А лучше — вообще свалит куда подальше.

— А я тут при чем?

— Может и не при чем, просто мне это странным показалось. И еще — что это нужно самому Козырю.

Я посидела, подумала, потом подняла на нее глаза:

— Ир, меня точно сейчас не узнать?

— Да ни в жизнь! — поклялась она. — Ты еще и похудела здорово, так что не только лицо не твое, но и фигура.

— Звони крышевому, — решительно сказала я.

— Ты чего, рехнулась? — покрутила она пальцем у виска.

— Звони, — пододвинула я к ней телефон. — Только не надо меня с проституцией мешать, скажи что я твоя знакомая из Москвы, и сейчас совсем на мели. Здравая, не малолетка, и, получив деньги, свалю.

— Тебе что, деньги нужны? — с некоей жалостью спросила она.

— Нет, — пожала я плечами. — Я просто дергаю за все ниточки, которые под руку подворачиваются.

— А вдруг это опасно? — не отставала она.

— Было бы опасно — они б не сделали открытое предложение, — усмехнулась я. — Наверняка ни к тебе одной они приехали?

— Ну так — то да, — с сомнением протянула Ирка.

— Звони, — с нажимом сказала я.

Ирка потыкала кнопки, подождала немного и сказала:

— Артем? Это Ира. Да, все в порядке. Спасибо. Я к тебе по делу, у меня есть девушка, такая, как ты и говорил. Нет, не рабочая. Тут ситуация такая — ко мне подруга детства приехала, после развода с мужем совершенно на мели, и те деньги, что вы предлагаете — ей крайне пригодятся. Подойдет она вам? Она москвичка. Да. Да. Да она сразу же и уедет. Под тридцать. Вообще не болтливая, муж из-за этого с ней и развелся. Да? Ты мне еще скажи — я ее этим не подставлю? Да? Да мало ли? Ну хорошо.

Она положила трубку и сказала:

— Сейчас, говорит, позвонит Козырю, с ним перетрет. Потом нам позвонят.

Звонка мы ждали с полчаса, но они мне показались вечностью. Я то впадала в сомнения — ну что я делаю? — то принималась кругами ходить по комнате.

— Блин, сядь, не мельтеши, а? — попросила Ирка наконец, и тут зазвонил телефон.

Я тут же запрыгнула на соседний стульчик, и принялась слушать.

— Да? Даже так? Ну все тогда, жду.

После этого она положила трубку.

— И чего сказали? — изнывала я.

— Сказали, что Козырь крайне доволен, что ты приличная девушка и тем более иногородняя. Если все пройдет гладко, мне обещали на пару месяцев простить налоги — в дополнение к тем десяти тысячам.

— Вот зараза, — ругнулась я. — Все ж ты меня продала! И причем неплохо!

— А ведь точно! — сообразила она и мы заржали.

Я достала косметичку и принялась гримироваться — густо обводить глаза, придавая им некий восточный разрез, увеличивать губы, рисовать смоляно-черные брови.

— Блин, давай быстрее, они сказали что сейчас подъедут! — торопила меня Ирка. — Мы их у подъезда должны встретить.

— Ага, — я поставила себе родинку на щеке, которой у меня отродясь не было и спросила: — Теперь как?

— Теперь — совсем не ты! — очень искренне сказала она. — На Грузинку похожа.

— Да лишь бы не на Потемкину, — отмахнулась я, и мы пошли вниз.

Ждали мы долго. Я уж начала скучать, когда в подъезду подкатил огромный джип.

— Они? — затряслась я от непонятного страха.

— Не, наши на тойоте, — успокоила меня Ирка.

Дверка джипа открылась и из него высунулся блондинчик, козыревский прихвостень.

— Ира? — посмотрел он на меня.

— Неа, — снова затряслась я.

— Я Ира! — выступила вперед Глухарева. — Вы что, от Артема?

— Скорее он от нас, — усмехнулся блондинчик и снова обратился ко мне. — Ты, что ли москвичка?

Я собралась с силами и тряхнула головой.

— Полезай, — велел он и задняя дверь распахнулась.

Я на деревянных ногах прошагала к джипу.

В глубине салона сидел Козырь.

— Как зовут? — спросил он.

— А-а-анн-ня, — стуча зубами от страха, соврала я.

— Заикаешься, что ли? — он внимательно посмотрел на меня.

— Нне, — помотала я головой. — Боюсь я п-просто.

— А ты нас не бойся, — серьезно сказал он. — Надо нам от тебя — сущий пустяк, сделаешь свою работу, получишь деньги, и уедешь. Так что не бойся, Ань.

— А чч-то надд-до сдделлать? — клацая зубами, спросила я. — Если ч-что-тто противозакк…

— Вадим, — перебил меня Козырь.

— Ну? — отозвался парень с переднего сидения.

— Там где — то бутылочка с пепси-колой валяется, дай ее.

— Пожалуйста.

Козырь дал мне колу и велел:

— Аня, ты попей воды, успокойся, потом поговорим.

Я последовала его совету, немного пришла в себя и, проанализировав его поведение, поняла — мне тут и правда ничего не грозит. Хотели бы убить — так бы не разговаривали.

— Спасибо, — наконец прошептала я. Говорить я решила как можно тише, чтобы он не вспомнил мой тембр.

— Успокоилась?

— Да, — кивнула я.

— А теперь переходим к сути. Завтра ты должна в два часа, с венками и цветами прийти на одну могилку и изобразить из себя безутешную вдову. Сможешь?

— Конечно, — послушно кивнула я. — Ничего тут сложного нет.

— Туда завтра его друзья придут его поминать, и ты с ними встретишься. Так что будь готова к вопросам, почему они о тебе ничего не знают.

— А вдруг они меня обидят, — встрепенулась я.

— Вадим будет там, и ситуацию проконтролирует. Ничего не бойся, Аня.

— А что мне на вопросы отвечать?

— Скажешь, что ты из Москвы, что давно с Зыряном встречаешься, но он не хотел жениться, потому как это не по понятиям.

— А это и правда не по понятиям? — ляпнула я и с досады прикусила себе язык.

Но Козырь лишь вздохнул.

— По понятиям — не по понятиям, — задумчиво сказал он. — Раньше — да, западло было коронованному вору жениться. Сейчас другие времена, но Зырян жил по-старинке. А ты, Ань, главное побольше рыдай, не жалей косметику. Парни у нас не звери, чтобы плачущую девушку, да такую хорошенькую, донимать расспросами. Все уяснила?

— Все, — с готовностью кивнула я.

— Тогда поехали, я тебе покажу сейчас ту могилу, чтобы завтра не ошиблась.

И мы поехали.

Похоронили Зыряна на Киринеевском кладбище, за городом. Тут работает Пелагея да Вера из наших. Сложный тут кладбищенский, говорят.

Ну, да и я не колдовать сюда явилась.

Мы пересекли весь погост, пока не дошли до Зыряновской могилки. Скромная такая… Накрыта полированной мраморной плитой, в ней — углубления для дизайнерских крошечных веночков, а которые побольше — от братвы и друзей — кругом навалены около плиты.

Краси-иво!

— Вот тут твой муж лежит, поняла? — показал мне Козырь.

Я вгляделась в выложенные золотом буквы: Зырянов Василий Васильевич.

— А мне его как при людях — Зырян или Вася? — скромно подала я голос.

— Васенька, — заржал блондин.

Козырь метнул на него взгляд, он осекся.

— Васенька и правда более реалистично для вдовы, — спокойно ответил мне Козырь. — Дорогу по кладбищу запомнила?

Я кивнула.

— Машину мы за тобой прислать не сможем, придется самой, не вздумай подруг взять, — напутствовал он меня на обратном пути. — Если такси возьмешь — скажи что тебе надо на Киринеевское кладбище. Если на автобусе — то это сто двадцать третий маршрут, остановка «Кладбище». Все запомнила?

Я послушно повторила.

— Умница, — порадовался за меня Козырь.

Около дома он сунул мне в руку несколько бумажек.

— Это что? — не поняла я.

— Задаток, — ответил Козырь. — Здесь десять тысяч. Купишь венков, говорят, ты совсем на мели. А после представления Вадим отдаст тебе оставшиеся сорок тысяч. Поняла?

Я опять кивнула и открыла дверцу, мы уже стояли у подъезда.

— Погоди.

Я обернулась.

— Аня, ты мне кажешься серьезной девушкой, но я хочу тебя предупредить. В это дело ты влезла, если завтра сбежишь и тебя не будет — и подруга твоя пострадает, и тебя найдем, будь уверена.

— Ни-ни, — замотала я головой. — Буду как штык! К двум часам!

— Смотри, сильно ты меня подведешь, коль не исполнишь, — кинул на меня Козырь тяжелый взгляд. — И запомни — если кто узнает что это был спектакль — головы тебе не сносить.

— Я не болтлива, — торопливо уверила я его.

— Смотри, — кивнул Козырь. — До завтра.

Я выскочила из машины и побежала в подъезд.

Черт возьми!

Все чудесатее и чудесатее!!!

Ирка сгорала от любопытства.

Не успела я позвонить, как она с топотом добежала до двери, увидела меня и выдохнула:

— Ну наконец-то! Что было, рассказывай!

Я от нее отмахнулась:

— Да погоди ты, дай зайти.

— Ну давай скорее, — заныла она. — Мне же интересно!

Из спальни вылезла заспанная Ленка в ночной рубашке.

— О! — какие люди! — присвистнула она, увидев меня.

— Привет, Ленка, — улыбнулась я.

— А я замуж выхожу, — похвасталась она.

— Да ты после каждого заказа замуж выходишь, — рассмеялась Ирка.

— Я серьезно, — обиделась девчушка.

— Да тебе лишь бы не работать, — сухо сказала Ирка и повернулась ко мне: — Вчера пришла с заказа и заявляет — мол, все, выхожу замуж, больше не работаю.

— Так пусть выходит, — пожала я плечами.

— Да кто бы взял!

Ленка обиженно шмыгнула носом и демонстративно хлопнула дверью спальни.

— Четыре часа уже, пора вам собираться! — крикнула ей вслед Глухарева.

Тишина была ей ответом.

— Строго ты с ними, — снова покачала я головой.

— А иначе как? Ну, пошли скорее в кухню!

Мы уселись за стол, Ирка снова выдала кофе с пиццей и выжидающе уставилась на меня.

— Ну?

— Обломись, Ирка, — вздохнула я. — Это секретная миссия. И рассказать тебе ничего не могу.

— Даже мне? — не поверила она своим ушам.

— Ни-ко-му! — раздельно сказала я. — Ты не обижайся, но больно люди серьезные. Сказали что закопают, если кому скажу.

— Так я ведь не пойду болтать, — обиделась она.

— Я слово дала, и тебя в список исключений не занесла, — спокойно ответила я. — Тебе все шуточки, а ведь дело — то серьезное. Или проблем хочешь?

— Ой, ты права, — одумалась Ирка. — В наше время как? Меньше знаешь — лучше спишь. Ты мне одно скажи — это не опасно для тебя?

— Ни в коей мере, — заверила я ее. — Просто я им немного помогу, и все.

— Ну ладно тогда, — заключила она.

Тут в дверь позвонили.

Ирка встала, и, переваливая свои телеса с боку на бок, пошла открывать. По дороге она ругалась:

— Ну кого в такую рань принесло? Ой…

— Здравствуйте, — раздался спокойный мужской голос. — Могу я Елену Коломийцеву увидеть?

Я не выдержала, подскочила и выглянула в коридор. На пороге стоял очень интеллигентный мужчина лет тридцати пяти, в белоснежной сорочке, галстуке, и золотых модельных очках на умном лице.

— А нет у нас никакой Елены Коломийцевой, — слегка обескуражено ответила Ирка, одновременно втягивая живот, распрямляя спину и выдвигая вперед грудь.

— Вы уверены? — с сомнением в голосе спросил мужчина.

Тут в спальне что — то грохнуло, дурниной взвыл Бакс, и из спальни высунулась мордочка Ленки. Увидев мужчину, она громко ойкнула и исчезла.

— Так вот ведь она! — снова воскликнул мужчина.

— Ленка, — тихо позвала Ира.

В спальне опять что — то грохнуло, и наконец выбежала растрепанная, но одетая в джинсы и топик Ленка.

— Привет, — счастливо она улыбнулась мужчине.

— Привет, — уверенно улыбнулся он ей. — Я же говорил, что я тебя найду!

— Зайдите-ка, — решительно велела ему Ирка.

— С удовольствием, — склонил голову тот. — Елена, а ты пока собирай вещи. Я все улажу.

На кухне Ирка устроила ему допрос с пристрастием.

— Меня зовут Александр, я адвокат, — представился он.

— Давай уж на ты, это объединяет и вообще демократично, — постановила Ирка.

— Согласен, — снова склонил голову наш адвокат. — Простите, я хотел бы уладить с вами финансовые вопросы.

— Какие? — не поняла Ирка.

— Я хотел бы узнать, сколько отступного вы попросите за Елену.

— Какое такое отступное? — совсем не въехала в Ирка.

Я заржала.

Все с недоумением на меня посмотрели.

— Рубль дайте, рубль! — смеялась я.

— То есть? — нахмурился адвокат.

— Так котят и то нельзя без денежки отдавать — не приживется! — ржала я. — Ирка, он тебе денег решил дать, чтобы ты ее отпустила!!!

— Так а я что? — совсем растерялась она. — Не посажу ведь я ее на цепь, как держать — то ее стану? Хочет уйти — я ей не указ…

— У меня другая информация, — сухо сказал Александр.

Я проржалась, утерла глаза платочком и пояснила:

— Я, Александр, тоже смотрю фильмы. В общем, не майтесь дурью, дайте Ирке рубль за Ленку, что б та на новом месте прижилась — и хватит. Меня другое интересует. Чего вы собрались с ней делать?

— Жить, — спокойно ответил он.

— Что, за одну ночь — и сразу такие чувства? — не поверила Ирка.

— А почему бы и нет? — возразил он. — Мы с ней какие — то очень родные. Я это сразу же почувствовал.

— Ха! — родные! — завела Ирка, но я жестом остановила ее и медленно сказала:

— Ир, все нормально. У него правда серьезные намерения.

— С чего ты взяла?

— Знаю, — печально улыбнулась я.

Потому что он не стал говорить — я ее люблю, она мне нравится, и все такое. Он сказал — мы родные. Я знала это чувство. Ему не надо развиваться, как любви. Родность душ — она или есть, или ее нет.

Эх, Дэн, Дэн…

— Спасибо, девушка, что вы поняли меня, — благодарно улыбнулся Александр.

— Я готова, — на пороге нарисовалась сияющая Ленка.

— Идем, — протянул он ей руку уверенным жестом, пристально глядя на нее, и мы с Иркой замерли от какого-то чувства чудесности момента.

И Ленка, доверчиво глядя в его глаза, положила свою ладошку на его ладонь…

— А рубль? — тихонько сказала я.

Александр порылся в портмоне, достал монетку и положил на стол.

— В расчете? — улыбнулся он.

Я цапнула, посмотрела на него и обвиняюще сказала:

— Это же дайм!

— На счастье, чтобы прижилась в Калифорнии, — еще шире улыбнулся он.

— Где-где? — хором спросили мы.

— Я эмигрант, — пожал он плечами. — Живу в Лос-Анджелесе.

— Мать честная…, — потрясенно протянула Ирка.

Я вообще молчала в тряпочку.

— Удачи! — улыбнулся Александр настоящей американской улыбкой и исчез, как дивное виденье, прихватив с собой и нашу Ленку.

Мы долго еще сидели в полной прострации, переваривая происшедшее.

— Как ты думаешь, у него зубы настоящие? — наконец спросила Ирка.

— Фарфор, ясен перец, настоящих таких не бывает, — отозвалась я.

Мы снова помолчали.

Тут в кухню заглянула сонная Окси и спросила:

— А что за кипиш? Ленка где?

— Вышла, — ответила Ирка, все еще находясь в полной прострации.

— Куда?

— Замуж, — так же терпеливо ответила Глухарева.

— Ну и шуточки у вас, — фыркнула девчонка.

Я покачала головой.

Окси вгляделась в наши лица и спросила?

— Что, правда, что ли???

Мы с Иркой синхронно, как два китайских болванчика, кивнули головой.

— А за кого? — почему-то шепотом спросила девушка.

— За американского адвоката, — пожала я плечами.

— Ничего себе у вас приколы, — фыркнула она.

— Если бы, — задумчиво глядя на стенные обои, пробормотала Ирка.

Но Окси уже ушла. Поболталась по коридору, перевернула что — то в спальне, и наконец с шумом принялась принимать ванну.

— Он на ней точно женится? — спросила Ирка.

— Точно, — меланхолично ответила я.

— Так ведь может и просто поматросить и бросить.

— Не, — уверенно возразила я. — Если родные — то не поматросит.

— Ааа, — протянула Ирка, словно я открыла ей какую-то истину.

— Повезло Ленке, — наконец уныло заключила она.

— Пойду-ка я посплю, — я устало поднялась со стула. — Ночь сегодня была сложная.

«Пятерых угробить, шутка ли», — поддакнул внутренний голос.

Я промолчала, пошла, умылась, почистила зубки и пошла в свою комнату.

Всю ночь мне снился Дэн.

Любимый мой…

Родной…

И чужой муж.

Утром, когда я проснулась, было непривычно тихо. Я встала, тихонечко заглянула в комнаты — все спали сладким сном. Время для местных было и впрямь слишком раннее — одиннадцать часов.

Ну, да мне ехать долго, поеду на автобусе, так что — Run, Lola, run! Я умылась, Бакса кормить не стала — пусть посидит на диете, а то уже в дверь не влазит, и принялась тщательно краситься. Значит, привыкли видеть ведьму Марью в виде бесцветной моли? Вот и отлично! Будет вам цвет!

И я с неким удовольствием принялась рисовать поверх своего лица новую физию. Она не была лучше или красивее — это была просто не я. Другая.

Через полчаса я была готова.

Венки я куплю у кладбища — видела, торгуют ими старушки. По дороге на остановку я пыталась найти ответ на вопрос: а нафиг я сюда влезла, а?

Старушки у кладбища были. При виде меня они страшно оживились и принялись наперебой предлагать на выбор венки.

— Вот, смотрите, можжевеловый, с цветами, и красиво, и дух какой! — кричала одна.

— Да что твой можжевельник, через неделю одни иголки останутся, грязь-то разводить, — перебивала ее вторая. — Вон у меня — искусственные, и красиво, и недорого! Век простоят!

Я посмотрела на них и пошла к старушке в самом конце ряда. Она сидела на ящичке около своих венков, подслеповато щурилась на солнышко и венки свои не расхваливала. И еще мне понравилось — что она не стала выжидающе сверлить меня взором, она просто дала мне самой сделать выбор.

— Бабуль, — сказала я. — Вон тот, самый большой венок мне дайте!

— Дорогой он, внученька, — с каким то сожалением прошепелявила она и назвала цену.

— Не дороже денег, — улыбнулась я, — давайте!

Старушка подала мне венок, взяла деньги и снова спросила:

— Может тебе и ленточку? Это недорого совсем. Десять рублей.

— Что за ленточку? — не поняла я.

— Старушка указала на ящик, на котором были разложены черные ленты с белыми надписями. Та-ак…

Дело нужное, спасибо старушке!

«От коллектива», «От родни», «От жены», «от родителей».

«От любимой», как я и хотела — не было!

— Дайте тогда «От жены» — попросила я, протягивая десятку.

Бабуля сноровисто обвила венок ленточкой, так чтобы надпись была полностью видна, взяла десятку и пожелала мне здоровья.

Я аж смутилась.

Дорога к могиле Зыряна была долгая.

Я шла, и вспоминала, как я впервые пришла на могилу Ворона. Похоронили его без меня. Я тогда долго обходила кладбище, искала его могилу. День был — прямо как сейчас. Ласково светило солнце, пахло травами и нагретой землей. И никому не было дела до того, что я в этот день ищу могилу своего любимого парня.

И я ее нашла. Села около нее, принялась перебирать руками землю, которая скрывала бесконечно любимого мною парня и тихонечко с ним говорить. Я рассказывала ему, что я выжила, и что мне очень плохо. Что я схожу с ума от этой боли, и что я не уверена что я это перенесу. Что жизнь без него приносить мне только отчаяние.

«Я за тебя умер», — прозвучал его голос тогда у меня в душе. Сурово так, но он привел меня в чувство.

Но на следующий день я опять пришла. И на послеследующий. И потом. Я прикладывала ладошки к земле, словно пытаясь уловить биение его сердца. Не веря до конца, что это — все. Я разговаривала с ним, как с живым.

Родственники умерших наверняка шарахались от меня, когда заставали меня за этим. Или когда я возвращалась — с ничего не видящим взглядом.

Я давно пришла на могилу Зыряна. Устало села на лавочку, поставила венок рядом и тупо смотрела на фото Зыряна сквозь пелену слез. Моя душа горько рыдала о его предшественнике. Я нежно улыбалась, вспоминая Димку таким, каким он был при жизни, и рыдала, вспоминая рыхлый суглинок, что отделил его тело от меня.

Навсегда.

Я вскинула голову, пытаясь сдержать слезы — и заметила их. Они, мужчины в возрасте и более — менее молодые парни стояли от меня в метре и с неким недоумением смотрели на меня.

— Простите, вы ему кто? — спросил меня наконец один.

Память моя захлестнулась кольцом Мёбиуса, перевернулась плоскостью наизнанку и я как наяву услышала голос Лоры — Святоши: «А ты Ворону кто?»

— Жена, — медленно ответила я.

— Жена? — недоуменно произнесло сразу несколько голосов.

— Пошли вы к черту, — устало сказала я. — Дайте хоть тут порыдать и оплакать любимого.

Я встала, приложила ладошку к могиле, подержала землю в руках — не то! Не то!!! У Димки на могиле она была теплой. Словно он изнутри своим дыханием ее согревал.

— Бросил меня, — шептала я сквозь злые слезы, — да? Хорошо тебе, умер, и бед не знаешь. А ты думал, каково мне тут одной, без тебя остаться? Думал, что такое — навсегда терять любимого? Если бы ты меня любил, как говоришь — ты бы этого со мной не сделал. Не заставил бы меня пройти через эту боль. Мочишь? И сказать — то нечего…

В поле моего зрения появились мужские грубые ботинки.

— Отойди, — устало сказала я — Ему же тяжко тебя держать.

— Кто такая? — рявкнул до боли знакомый голос.

Я не испугалась.

Я прямо посмотрела на Толика и сказала:

— Жена.

Он вздрогнул. Внимательно посмотрел на меня, потом на мой венок и со всей силы пнул меня в живот.

«Узнал!» — шепнул голос, когда я, согнувшись от немыслимой боли, пыталась вздохнуть.

— Какая ты, сучка, жена, — яростно кричал Толик. — Какая ты жена, отвечай???

— Жена, — упрямо твердила я.

Он схватил меня за волосы, рывком поднял и зашипел:

— А что ж я тебя не разу не видел??? Что ж я о тебе не знал???

— Он не хотел чтобы кто — то знал, — прошептала я.

Толика от меня принялись оттаскивать. Он вырывался, как разъяренный зверь, и все кричал:

— Какая она ему жена??? Какая она ему нахрен жена????

— Успокойся, — прикрикнул на него блондинчик. — Я своими глазами ее с Зыряном не раз видел!!!

— Как видел? — помотал головой Толик, как — то враз успокоившись.

И державшие его люди поверили этому. Расслабились.

Решили, что бешенный пес больше никого не укусит…

— Вот так, — подтвердил блондинчик. — Мы вместе с Козырем их видели, и как — то раз в гости заезжали. Ты что, про нее не знал?

— Но я же всегда был рядом с Зыряном, — спокойно сказал Толик. — Я бы знал, если это было правдой.

— Ты уверен что всегда? — насмешливо сказал Блондин. — У нее дома мы тебя не видели.

Толик словно призадумался, но я-то видела, что он просто сворачивает в себе ненависть кольцами, словно кобра свой хвост перед броском.

И через секунду это случилось. Он смял меня, словно картонку. Я даже не успела почувствовать боли — лишь ощущала, как проминалась моя плоть под ударами его ботинок.

На него налетели, пытались скрутить, и при этом по мне же и ходили. Он разбрасывал всех вокруг себя, почти не замечая их нападок.

И я поняла.

Он меня хочет убить.

«Хочешь умереть?» — деловито спросил голос.

«Нет!» — отчаянно крикнула я.

«Тогда — хватай, и дергай на себя!» — закричал голос.

И я сделала, как он велел.

Перехватила летящий на меня ботинок, схватилась за него и изо всех сил дернула. Толик, не удержавшись, упал, и тут же его скрутили.

Ко мне подбежал блондинчик.

— Извини, — торопливо говорил он, беспорядочно протирая меня белоснежным носовым платком. — Извини…

Я молчала, чувствуя усталость и боль.

— Идти можешь? — спросил блондин. Я встала и кивнула.

— Тогда идем. Идем, Аня, — снова торопливо сказал он, недоуменно косясь на рычащего Толика, который пытался освободиться от насевших на него людей.

Мы быстро шли к машине, на ходу Вадим вынул сотовый и кратко, но емко описал ситуацию.

— Тебя велено доставить к шефу, — сказал он мне.

— Зачем? — безучастно спросила я.

— Врач чтобы тебя осмотрел. Не думали мы, что так все может обернуться, — извиняющимся тоном сказал он.

— Велено так велено, — кивнула я. Мне было все равно.

У Козыря меня уже ждала пожилая женщина в белом халате.

— Выйдите, — коротко велела она всем мужчинам в комнате и принялась меня осматривать.

Через десять минут она вынесла вердикт — явно сломано ребро и палец левой руки. Множественные ушибы.

— Гипс уж тогда сама наложи, ладно, Люб? — попросил Козырь.

Докторша молча кивнула и принялась за дело.

Вадим стоял рядом и расточал мне похвалы:

— Девчонка молодец, лучше бы мы и не нашли. Вела себя очень достойно, и я если бы не знал что это подстава — точно бы решил, что Зыряна она больше жизни любила. Аж сердце от ее слез разрывалось.

— Актриса, значит? — задумчиво посмотрел на меня Козырь.

Я промолчала.

А смотрящий достал из кармана пачку денег и со вздохом положил около меня.

— Здесь семьдесят тысяч, — сказал он. — И помни про молчание.

— Но ведь вы мне должны сорок, — бесстрастно заметила я. — Десять вы мне уже выдали.

— Кто ж знал, что на тебя Толик накинется, — развел руками Козырь. — Бери, Аня, не стесняйся.

— Хорошо, — кивнула я.

Домой меня отвез все тот же Вадим. Помог выйти и даже помог дойти да квартиры.

— Завтра — уезжай, — напомнил он мне на прощание.

Я вяло кивнула и попинала в дверь.

Послышался дробный топот и неизменной ворчание:

— Ну кого черти принесли в такую рань… Ой!

— Так ведь пять часов уже, — попыталась улыбнуться я.

Ирка, прикрыв ладошкой рот, в ужасе смотрела на меня. Потом втолкнула в квартиру, заперла дверь и тихонько спросила:

— Они тебя что, били?

— Они — нет, — вздохнула я. — С Толиком повстречалась.

— Да Как же ты живой ушла??? — потрясенно прошептала она.

— Так он меня не узнал. Но все равно пытался забить до смерти. Ой, Ирка, чего — то мне так хреново…

— Анальгинчику дать? — захлопотала она.

— Не, — усмехнулась я. — Мне бы от душевной боли…

— Так давай куда — нибудь сходим, что ли, — предложила она.

— Куда? — безучастно спросила я.

Тут в кухню заглянула Окси и спросила:

— Мать, так чего, в секс — шоп едем?

— Да какой к черту секс — шоп, — махнула Глухарева рукой.

— Да и не успеете вы к шести, — меланхолично заметила я, уже успевшая выучить здешние порядки.

— Так у нас ведь выходной! — пояснила Окси и снова заканючила: — Мать! Ну ты ж обещала!!!

— Дайте с подругой поговорить, — сухо отрезала Ирка.

— Слушай, — задумчиво сказала я. — А поехали! Думаю, меня это развеселит. Или смутит. Но в любом случае я отвлекусь от собственных переживаний.

— Как знаешь, — кивнула она, и через полчаса я уже выяснила, что я, оказывается, ханжа и скромница. Застыв у витрины с искусственными гениталиями, я тупо смотрела сквозь них и не знала, куда деваться. Слава богу что кроме нас в магазинчике никого и не было.

Гульчитайка тем временем изводила продавщиц.

— Дайте мне пять штук трусиков, которые бутоном розы свернуты. А размер какой? А чего они так туго скручены, поди мятые? Ну-ка, разверните! Та-ак… И презервативов дайте с банановым вкусом, супертонкие, три упаковки на двенадцать. Господи, девушка, что вы мне дали???? Это же супертолстые, Лонг лав!!! Вы смерти моей хотите??? Вы что, по-английски читать не умеете? И это тоже не те. Госсподи, женщина, я же говорю — супертонкие, для орального секса, банановые. Ой, помру я с вами…

Я забилась в конце концов в уголочек и с округлившимися глазами рассматривала витрину со всякими смазками и таблетками. Странное чувство… В Иркином доме я чувствовала себя как в обычной квартире, а тут, в магазине с пожилыми солидными продавщицами — словно попала в вертеп разврата.

Очнулась я от своих дум, только услыхав Иркин голос:

— Подруга моя где?

— Вышла уже наверно, раз не видать, — успокоил ее кто-то, магазинная дверь хлопнула, а до меня только через минуту дошло, что я тут осталась одна.

Спохватившись, я двинулась за ними.

Дверь снова хлопнула, к прилавку направилась до боли знакомая даже со спины фигура, человек быстро, четко изложил что ему надо, оплатил покупку и так же строевым шагом ушел.

Я стояла около своей витрины ни жива не мертва…

Потом я на деревянных ногах подошла к прилавку, подала женщинам по сто баксов и сказала:

— Можно с вами поговорить?

Они переглянулись и слегка настороженно отозвались:

— А что такое?

Я вздохнула и сказала:

— Дело в том, что это, — я кивнула на дверь, — был мой парень.

Женщины дружно и с материнской жалостью на меня посмотрели…

Вышла я из секс — шопа, слегка покачиваясь от полученной инфы. Ирка тут же накинулась на меня:

— Ты где потерялась??? Я уж тут все оббегала, уж черт знает что подумала!!!

— Да я немного задержалась, — вяло ответила я.

— Слава богу, что с тобой ничего не случилось! — сурово отчитывала она меня. — Быстро в машину, поедем домой!

Я, машинально кивнув, села в автомобиль, слегка потеснив девчонок с покупками и принялась думать.

Минут через семь я уже все разложила по полочкам и поняла, что мне делать.

— Высади меня около парикмахерской, — попросила я Глухареву.

— Без проблем, только не теряйся, — пожала она плечами. Мой любимый салон «Аркада» был недалеко, вот там она меня и оставила. Мой мастер, что стрижет меня уже много лет, меня попросту не узнала. Усадила в кресло, и, профессионально — доброжелательно улыбаясь, спросила:

— Чего желаете?

— Тань, да это я, Магдалина, — вздохнула я.

Наши взгляды встретились в огромном зеркале, она нахмурилась и переспросила:

— Какая Магдалина, простите?

— Потемкина! Ты чего?

Она неуверенно улыбнулась, провела рукой по волосам, внимательно их рассматривая, и наконец признала:

— Ну точно, я стригла. Перекрасилась, что ли?

— Это очевидно. Можешь цвет снять?

Наши взгляды вновь скрестились в зеркале и она аж вздрогнула:

— Нет, не могу я к тебе привыкнуть! Голос твой, волосы твои, лицо — не твое!

— Давай вернем меня прежнюю? — улыбнулась я.

И работа закипела.

Через час я смотрела на себя в зеркало с неким сожалением. Прежняя знойная красотка исчезла, и это снова была я. Мышь пигментонедостаточная. Негатив Вупи Голдберг.

Тьфу!

Слава богу что меня Дэн не видит.

— А ведь прежде тебе было лучше, — заметила Татьяна, сворачивая шнур фена. — Не хочешь все переделать?

— Нет, — твердо сказала я. — Нет, Таня.

И, оставив ей чрезмерно щедрые чаевые — кто знает, встретимся ли вновь — я вышла из салона.

На улице моросил дождь и начинало темнеть.

«Может, завтра?» — тоскливо вопросил внутренний голос.

Я молча достала сотовый и набрала номер Козыря.

— Алло! — раздался его спокойный негромкий голос.

— Это Мария, — отозвалась я. — И я готова встретиться. Я теперь все знаю.

— Говори, куда подъехать, — так же спокойно сказал Козырь.

— Я у «Аркады», салон красоты на Спасской улице. Я блондинка с длин..

— Я знаю, Мария, как ты выглядишь, — усмехнулся он в трубку.

— Козырь, — нервно сказала я. — Я боюсь. Понимаешь, сейчас вы либо меня убьете, либо оправдаете. Я боюсь, что я просто не успею убедить вас, что вы не дадите мне на это времени.

— Мария, я выслушаю тебя, дело слишком серьезно, — твердо пообещал смотрящий. — Ничего не бойся, если не виновна. Я еду. Буду минут через десять.

Оставшееся время я нервно бегала перед салоном. Потом спохватилась и сбегала на угол, купила пачку игральных (а мне — гадальных) карт.

Я усиленно репетировала свою речь.

Выстраивала свою защиту.

Подбирала аргументы.

Потому что если я сейчас не смогу убедить их в своей правоте — до полуночи я не доживу.

Знакомый джип с тихим шуршанием притормозил около меня, я вздрогнула и посмотрела на его непроницаемо-темные окна.

Задняя дверца приглашающе распахнулась.

— Тысяча тьма одесная, сила защитная и чудесная, ангелы предо мной и их крыла надо мной , — прошептала я непослушными губами вызывание на защиту и решительно полезла в салон.

Хотя Бог видит — я умирала от ужаса.

— Вот и встретились, — внимательно посмотрел на Меня Козырь.

Я молча, судорожно кивнула.

— Ну, рассказывай, Мария, — подтолкнул он меня.

— Рассказ будет долгий, — собралась я с силами. — Не торопите меня только, ладно?

— Я обещал тебя выслушать, — серьезно сказал он.

— В общем, — начала я рассказ, — однажды ко мне пришел Зырян. Как клиент. Сказал что женится, выдул у меня все пиво и заказал гадание — предчувствие у него плохое было. Сейчас я тебе покажу, что ему выпало.

Я достала колоду карт, распечатала и стала искать нужные карты.

— Хочешь сказать, что до сих пор помнишь весь расклад? — усмехнулся Козырь.

— Помню, — кивнула я. — Нечасто мне приходится предрекать смерть от руки любимого человека.

Козырь явно подумал, что он ослышался.

— Чего — чего? — недоуменно переспросил он.

— Смотри, — я положила сумочку на колени и принялась раскладывать на ней карты. — Сначала ему бац! — падает туз червей. Это — огромная любовь. К тому, кого гадают. Ты можешь представить, что Зыряна — и страстно любят?

Козырь задумался, Вадим громко хмыкнул с водительского сиденья.

— Давай дальше, — очнулся Козырь.

— А дальше — еще чудесатее, — продолжила я и выложила девятку червей. — Так вот, та, что любит его — совершенно ему не пара. Вы уж меня извините, про покойных плохо не говорят, но Зыряну с его рожей и характером на любую следовало молиться.

Я выложила девятку треф и семерку червей и ткнула в них пальцем:

— А вот это — говорит о том, что девушка любит нашего Зыряна до беспамятства, на все пойдет, но другой не отдаст!

— А вот у моей бабки девятка треф — большие деньги означает, — подозрительно сказал Вадим.

— Может у ней и означает, — пожала я плечами. — Карты — вещь такая, как их настроишь, какое значение им задашь — так они и отвечать будут. Потому и нельзя их в другие руки давать.

— Вадим, не лезь, — поморщился Козырь. — Мария, и что дальше?

— А дальше я рассказываю Зыряну то, что вижу, и он решает что я — шарлатанка. Потому что никакой бабы у него нет, в этом он уверен.

— И что это означает? — нахмурился Козырь.

— Вы пока запомните этот момент, что он отрекся от того, что у него есть любимая женщина, ладно? — попросила я и выложила следующие карты. Семь пикей, среди них — туз, семерка и девятка. — Это — очень редкая комбинация, означающая смерть. Так вот, когда я Зыряну сказала, есть у него девушка или нет, но она его убьет, чтобы он не женился на Татьяне — он испугался. Испугался и заказал обряд на охрану.

— Но ведь он отрекся оттого, что у него есть баба! — влез Вадим.

— Молодец, что это помнишь, — кивнула я. — А теперь — смотрите! Я еду к лесу, чтобы провести обряд, встречаюсь с Зыряном и его убивают. Знаете, какие его последние были слова?

— Ну? — выжидающе уставился на меня Козырь.

— Умирая, он сказал: «Только я бы тебя не бросил, дура…»

— И?

— Да вот один моментик. В слове «дура» ударение было на последнем слоге. Я думала, это получилось случайно, а теперь знаю — это не так.

— Слушай, не тяни кота за хвост! — не вытерпел Козырь. — Кто убил Зыряна???

— Толик, — спокойно ответила я.

Он на меня посмотрел странным взглядом и сухо сказал:

— Не верю.

— Они были любовниками, — еще спокойнее сказала я. — И Толик не смог перенести, то что Зырян решил жениться на Татьяне.

— Все, закрой рот, — грубо сказал Козырь. — Вадим, давай езжай на…

— Погоди! — закричала я. — Дай мне сказать!!! Ты — обещал! Почему ты не держишь своего слова???

— Я — не держу? — раздельно сказал он и посмотрел на меня пустым взглядом. Я поняла — он на меня смотрит как на будущую покойницу.

— Обещал!! — закричала я. — Выслушай меня!!!

— Ладно, — нехотя сказал Козырь. — Вадим, остановись.

— Послушай, — горячо заговорила я. — Я слышала краем уха, да и все в городе, будто Зырян предпочитает после стольких лет отсидки мальчиков.

— Не слышал ничего такого, — отрезал Козырь.

— Слышал!!! — отчаянно сказала я. — Иначе зачем бы ты ему вдову нанял???

— Какую вдову? — подобрался он.

— Я сегодня на кладбище была у Зыряновской могилы, и видела, как там убивалась очень знакомая мне девушка. Она москвичка, у нее муж, и она никогда не знала Зыряна! Понимаешь??? А еще я заметила, как твой Вадим ее подстраховывал! Козырь, ну пожалуйста, скажи что ты просто решил пресечь эти глупые слухи, я знаю что вы с Зыряном были друзьями и понимаю, что ты должен был это сделать ради него. Ну Пожалуйста!!! Я никому не скажу, но это важно, понимаешь??? Важно, чтобы ты это признал, потому что иначе ты не воспримешь и остальное, что я тебе скажу! Ну Козырь!!!

— Не тараторь! — рявкнул смотрящий. — Ладно, твоя взяла. Но если ты отсюда уйдешь живая и кто — то об этом узнает — тебе не жить.

— Не маленькая, понимаю, — светло улыбнулась я. — Спасибо большое.

— Дальше давай, — буркнул он.

— Так вот. Зырян тоже наверняка слышал про эти слухи, а тема гомосексуализма не считается модной в вашей среде. И то — сколько я его знаю, около него никогда не было женщины. И вот теперь смотри — он стал после смерти Ворона смотрящим, и такие слухи ему ни к чему. И он решает сразу убить двух зайцев. Жениться — и укрепить связи. Ты знаешь, чья дочь Татьяна, его невеста?

Козырь молча кивнул.

— Так вот. Жить он с ней совершенно точно не собирался — ты ж ее наверняка видел. Но статус женатого человека — это бы сразу пресекло все слухи. Но вот Толику, своему любовнику, он этого объяснить не смог. В тот день, когда я гадала в гостиной на второй этаже Зыряну, Толик уже решил его убить. Он украл у меня газовый пистолет, потом переделал его под боевой патрон и дождался, когда мы с Зыряном останемся около леса одни, без лишних свидетелей. Он с самого начала хотел меня подставить, понимаешь???

— Я не верю, что Толик — любовник Зыряна, — раздельно сказал Козырь.

— А ты помнишь, что сказал Зырян Перед смертью? — усмехнулась я. — Он сказал: «ТолькА, я бы тебя не бросил…». Он к нему обращался! Он знал, кто его убивает! Да и последнее слово с непонятным ударением — это просто недоговоренное «дурак». А то, что Зырян искренне рассердился, когда я ему сказала, что его любит и убьет какая-то баба? Помните? А ведь в раскладке ни одного человека нет! Ни Короля, ни дамы! И пол может быть — любой!

— Это только твои слова! — резко возразил Козырь.

— Хорошо, но может тогда поверишь Вадиму? — предложила я.

— А что я? — удивился он.

— Сцена на кладбище, — пристально посмотрела я. — Тебя не удивило, чего это он кинулся избивать девушку, которая якобы представилась вдовой его шефа? Согласен, что он повел себя неадекватно? Ему было неприятно, что кто — то желает присвоить себе его, Толика, место.

— Ну в общем — то да, странно он себя вел, — протянул парень.

— Да у него просто крышу сорвало, ты что, его не знаешь? — недовольно сказал Козырь.

— Дальше, — продолжила я. — А помнишь, как повел себя Толик, когда ты конкретно подтвердил, что эта девушка и Зырян жили вместе? И что вы с Козырем были у них в гостях? Он, когда тебе поверил — он эту девушку принялся натурально убивать. Согласен?

— Козырь, извини, но она права, — отозвался Вадим. — Я думал, все, вместо девчонки фарш останется. Его ведь чудом от нее оторвали.

— Это была ревность, это очевидно, — устало подвела я итоги. — Ему было больно думать о том, что с этой девушкой Зырян ему изменял.

— И все равно ты меня не убедила, — слегка неуверенным тоном сказал Козырь.

— Тогда, может, съездим в секс — шоп? Я сегодня там видела Толика. И он покупал смазку для анального секса. «Aqua glass», тюбик как у зубной пасты, прозрачный — прозрачный. Продавщицы его хорошо там знают, я им сказала что он мой парень, так они меня от души пожалели. Мальчиков, говорят, твой друг любит.

— Так может он просто предпочитает анальный секс. С девушками, — отрезал Козырь.

Я посмотрела на него долгим взглядом и сказала:

— А ты хоть раз у около него девушку видел?

— Бред несешь!

Я откинулась на сидение и устало сказала:

— Вот и поговорили.

— Мне кажется, она правду говорит, — несмело сказал Вадим.

— А мне — нет.

— Есть еще один способ убедиться, — тихо откликнулась я.

— Какой?

Я остро взглянула на него и спросила:

— Козырь, скажи… Тебе надо козла отпущения — или убийцу?

— Убийцу, — твердо ответил он.

— Тогда обыщи Толика и его квартиру. Там должно быть что — то, свидетельствующее против него! А если ничего — то последний способ — это, пардон, снять с него штаны.

— Совсем умом рехнулась? — зло ответил Козырь.

— Тебе меня убить надо — или истину узнать? — устало спросила я.

Козырь подумал, после чего взялся за сотовый. Набирая номер, он равнодушно сказал мне:

— Если ты ошиблась — отдам тебя Толику. И перед смертью ты ему все свое имущество отпишешь — в качестве компенсации.

Я даже не заледенела от его ужасных слов. Мне было все равно. Я устала бегать и петлять как заяц. Я просто хотела, чтобы все кончилось. И неважно как.

— Алло, Игорь, — говорил тем временем Козырь. — Подхвати трех своих ребят покрепче да срочно езжай к «Космосу». Через сколько будешь? Лады.

Вадим, не слова не говоря, завел машину.

А я жадно глядела через окно на проплывающий мимо город. Около «Космоса» наш джип пересекся с другим, они быстро переговорили и поехали дальше — я все это пропустила мимо сознания. Потому что остро чувствовала — вот он, последний финал драмы. И то, что я после него выживу — надежды мало.

Я вздрогнула, когда Козырь тронул меня за руку.

— Пойдешь с нами, — жестко велел он.

Я молча кивнула и вышла из машины — прямо к подъезду панельной пятиэтажки.

— Мы где? — тихо спросила я.

— В гости к Толику идем, — пояснил мне кто — то.

Мы вошли в подъезд, поднялись по лестнице на третий этаж и один из парней настойчиво позвонил. Потом еще раз.

Потом еще.

— Открывай, — негромко велел Козырь.

Парень кивнул, достал инструменты и через минуту мы были в квартире моего врага.

И не успели мы перешагнуть порог, как я красноречиво посмотрела на Козыря.

— Что? — нервно спросил он.

— Ты у себя в квартире такой будуарчик станешь устраивать? — спросила я.

Он промолчал и широкими шагами, не разуваясь, прошел вглубь. Я последовала за ним.

Чем дальше я шла, тем больше меня охватывали сомнения. Сомнения в том, что мы попали по адресу. Квартира принадлежала девушке — это было несомненно. На диванах были раскиданы шелковые подушки с вышивкой, повсюду буйно росли цветы, чистота царила неимоверная. Был какой — то очень кокетливый и женский дух в этих комнатах.

Толика нигде не было.

— Он точно тут живет? — тихо спросила я.

— Да, — отрывисто сказал Козырь.

— А вы ранее у него были тут? Или может быть кто — то из ваших парней?

— Толик нелюдим, — так же коротко ответил он и повернулся к своим орлам: — Ищите все, что вам покажется странным.

— И газовый пистолет, — добавила я.

Через некоторое время начали поступать находки:

— анальная гелевая пробка — 4 шт, цвета разные;

— фаллоиммитатор — 3 шт, цвета разные;

— кружевные женские трусики огромного размера — 6 шт, цвета разные,

— различные смазки для анального секса — много, считать долго;

— газовый писто…

— Это же мой!!! — завопила я, выхватывая свой пистолет. — Мой!!! Можете проверить по номеру!!!

— Успокойся, — хмуро сказал Козырь.

— Но как же так! — я чуть не плакала. — Как же так??? Ведь вы знаете, что я Толику его не подкидывала, и из него Зыряна убили!!! И ведь наверняка на нем толиковы отпечатки!!!

— Еще отпечатки мы не проверяли, — цыкнул он на меня.

— Ну как же так, а? — рыдала я.

Тут из прихожей раздалось бряцанье замков — а было их у Толика три.

— По местам! — тихо приказал Козырь.

Парни встали у стеночки около двери. Я мышкой шмыгнула в кухню.

Толик долго возился в прихожей, слышно было, что он пришел не один, доносился тихий интимный шепот и смех. Я выразительно посмотрела на Козыря. Голосов было двое, и оба мужские.

Наконец Толик — слава богу что он шел первый! — вошел в комнату, и тут на него навалились всей Толпой.

Наверно, он просто растерялся. Не ожидал такого в своем доме, и к тому же так неожиданно. Он еще не успел начать драться по-настоящему, как руки его сковали наручниками.

— Ноги, ноги свяжите! — закричала я, только было поздно. Толик ударами ног раскидал всех парней как котят и отскочил в угол, яростным взглядом осматривая нас.

— Двери и окна перекройте, — негромко велел Козырь.

Из прихожей приволокли какого — то мордатого мужика лет сорока. Он жался к стеночке, втягивал голову в плечи и явно пытался себя убедить, что все это — лишь дурной сон. И скоро он проснется.

— Чего вы тут делаете? — рявкнул Толик.

— Пистолетик мой ищем! — злобно ответила я. — И ведь нашли мы его, голубь мой сизокрылый!!!

Он посмотрел на ствол, который я многозначительно крутила голыми руками, и усмехнулся:

— А ведь отпечатки на нем — твои, дорогуша!

— Еще отпечатки мы не проверяли, — злорадно хмыкнула я.

Я чувствовала себя на коне. Толик явно попался.

— Спасибо, Козырь, что привел ко мне эту тварь, — серьезно сказал Толик. — Век не забуду. А теперь — сними наручники, и оставь нас с ней.

— А что, у тебя интерес к девушкам проснулся? — удивилась я. — Я с тобой не собираюсь оставаться. Ты мне скажи — за что Зыряна грохнул???

— Я? — вытаращился он в глубоком изумлении. — Я??? Так это же ты его убила!!!

И так все это искренне прозвучало, что я даже сама заколебалась.

— А пистолет? — наконец спросила я.

— А пистолет я на месте убийства нашел. Отдал на экспертизу, установил что он твой, и обратно себе забрал.

Я взглянула на Козыря и поняла — это для меня смертный приговор. Однозначно. Он поверил Толику.

Я глубоко вздохнула и спокойно произнесла:

— Толик, будь хоть раз в жизни мужчиной. Зырян перед смертью написал письмо Козырю, и все ему рассказал. О том, что боится, что ты его убьешь. Вернее — чувствует это. И что если он умрет — это твоих рук дело. Он, мертвый, свидетельствовал против тебя.

— А что ж тогда только сейчас на меня братва наехала? — зло усмехнулся Толик.

— Так Зырян его обычной, бумажной почтой отправил. Только дошло, — пожала я плечами. — Зато как дошло — Козырь меня вызвонил и поехали к тебе. Все против тебя, Толик. Ты понимаешь, как смешно ты выглядишь, отпираясь от содеянного? Ты хоть просто скажи — за что ж ты его убил?

И тут Толик сломался от моего блефа. Как — то вмиг обмяк, и глухо сказал:

— Что вы понимаете… Да, мы любили друг друга. Родней родного много лет с ним были, пока он не решил уйти от меня и жениться. И я не стыжусь наших отношений, слышите??? Не стыжусь!!!

Толика я с тех пор не видела. Что с ним стало — я не знаю. И боюсь спрашивать.

Козырю я все про Буйволовские планы рассказала. Я верила в его здравомыслие, и верила что он сделает как лучше. Я не хотела провоцировать войну меж городами, но я и не хотела, чтобы у нас снова сменился смотрящий. Потому что Иван — Иван меня не пожалеет.

А про самого Буйвола и его другана я ничего больше не слышала.

Я стала гораздо сильнее по Силе — ведь на моем теле отныне навсегда красуется вырезанный ножом крест. Он впитал в меня мои муки и мои заклинания — и потому благословение Христа отныне всегда со мной.

Мать из Израиловки вернулась в срок, я ее встречала. Она загорела, стала какой — то тихой и задумчивой. Цепочку с крестиком она купила.

Папенька покрестился в Иордане, чем безмерно гордится. «В этой реке Христос крестился!» — гордо оповещает он на каждом шагу и трясет сертификатом, подтверждающим это. Бумажка написана на иврите, никто ее прочесть не смог, но папеньке верят. Все знакомые алкаши зовут его уважительно Иисусом.

Ирку я отправила на курсы офис — менеджеров, когда она их закончит — ее ждет теплое место с отличной зарплатой в компании одного моего клиента.

Девчонок ее я так же устроила работать. Если дело только в том, что они пошли работать проститутками из-за финансовых проблем — то больше они не вернутся к этому. Зарплаты у них хорошие.

Серега вернулся — оказывается, я неправильно поняла Корабельникова, и Серега просто ездил к бабульке на фазенду, помогал на огороде, и слыхом не слыхивал о том, что тут творится.

А я, подчистив все концы, собралась в монастырь. Шесть загубленных душ висели надо мной.

На пороге меня поймал телефонный звонок.

— Алло! — сказала я.

— Это Игорь Петрович, — смущенно — страдальчески сказал мужской голос.

— Какой такой Игорь Петрович? — не поняла я.

— Из «Бастиона», — признался он.

И тут я его вспомнила.

— Что хочешь? — намеренно «тыкая», спросила я.

— Я вам денег заплачу, много, только снимите, что вы мне сделали, — залепетал он.

— Знаешь что, милый, — сказала я. — Подлость надо наказывать. Уж извини — но лечить тебя я не возьмусь.

— Но как же…, — лепетал он.

— А ты как же? — спокойно спросила я. — Как же ты — взял и спокойно девчонку на верную смерть отправил?

Он молчал.

— Но вы же выжили, — наконец тихо сказал он.

— Это — только моя заслуга. Я справилась. Мне никто не помог. Вот и ты справляйся сам.

В монастыре дни текли уныло и однообразно. Для меня день там прожить — мука великая. Встаешь в пять утра, весь день пашешь аки нег…тьфу, афроамериканец на плантации, многочасовые моления…

Посему я для себя определила: месяц. Месяц для меня — как для других год, и это надо было учитывать.

Еще я в монастыре встретила Веруньку. Я ее даже и не узнала сначала. Не из-за рясы и платка — у нее выражение лица было другой. Благостное и спокойное.

— Вера! — схватила я ее за рукав. — Ты, что ли?

Она обернулась ко мне и светло улыбнулась.

— Приветствую тебя, Магдалина. Какими судьбами тут?

— Грехи замаливаю, — опустила я глаза.

— И я тоже, — она задумчиво посмотрела на меня и добавила: — Хотя на самом деле думаю, что я тут останусь. Навсегда.

— Есть призвание? — понимающе спросила я.

— Есть, — медленно кивнула она. — Знаешь, я ведь в больнице той по твоему совету прочитала Евангелие, и каждое слово мне до того мудрым показалось! И там же я и покаялась. Ничего у Господа не просила — просто раскаялась в своей грешной жизни. А утром я проснулась с чистым лицом. Это ль не чудо?

Я скептично хмыкнула про себя, вспомнив, что это я же ее и отчитала, а ей сказала:

— С Богом, Вера…

Иногда мы с ней потом встречались. Нечасто — работы у обоих было много.

В тот день я, обряженная в рясу и платок, усердно полола грядки. Жара была нестерпимая, но я помнила: шесть душ. Поэтому не роптала, хваталась за любую работу.

— Да это что ж такое деется! — застонал кто — то над моей головой.

Я подняла глаза — сестра Захария усердно заламывала руки.

— А что такое? — смиренно спросила я.

— Почто ты моркву вместе с сорняками вырываешь? — строго вопросила она.

— Так я моркву и не заметила, — растерялась я.

— Голодом теперь будем зимовать, — горько подвела она итог, глядя на ту половину грядки, что я успела обработать.

— Так ведь еще много этой морквы — то, — робко указала я ей. — А тут можно фиалки посадить.

— Фиалки! — фыркнула она. — Иди уж воду носи, от тебя никакого толка.

Я послушно поднялась, взяла у сестер в трапезной ведра и пошла на водокачку во дворе.

Около ворот царила какая-то суета.

Сестра — привратница ни в какую не хотела кого-то пускать.

— Здесь женский монастырь, — кричала она, и видно было, что доказывала это она долго. Голос уже сорвался. — Мужчины не могут зайти сюда.

— Да я и не буду заходить, — терпеливо сказал крайне знакомый голос. — Дайте мне с невестой повидаться.

Я, не веря своим ушам, бросила ведра и осторожно приблизилась к воротам. Оттеснила привратницу, заглянула в узкое окошечко и неверяще прошептала:

— Дэн… а ты чего тут делаешь?

Его глаза засияли при воде меня, он осторожно обмахнул мои щеки и ласково спросил:

— Землю носом копала, что ли?

«Ты еще и выглядишь как поросенок», — скорбно заметил голос.

— Ты к кому? — снова прошептала я, совершенно не понимая, как он сюда попал.

— К тебе, — вздохнул он и неуверенно посмотрел на меня. — Ты меня совсем бросила? Или у меня есть надежда?

— Но ты же привороженный!!! — закричала я. — Ты письмо читал??? Я тебя им отворожила!!!

— Дурочка ты, — как-то очень ласково сказал он. — Приворожила-отворожила… Родная ты мне.

— А Ленка? — несчастным голосом спросила я.

— А что Ленка? — не понял он. — Я же при тебе с ней развелся!

— Но ведь ребенок, которого она носит — твой! — чеканя каждое слово, сказала я.

— С чего ты решила?

— Так это была Буйволова интрига, я ж тебе написала! Ты читал письмо???

— Читал, не кричи, — он наклонился и быстро чмокнул меня в носик. — Все правда. Ребенок от Сереги, он мне сам это сказал. И когда он сказал Ленке, что женится на ней, она сразу успокоилась.

— Я тебе не верю, — медленно сказала я и достала из-под рясы повешенный на шнурочке сотовый. Натыкала Ленкин номер и спросила:

— Привет. Как у тебя дела?

— Нормально, — холодно ответила она.

— А с Дэном?

— Мне твой Дэн даром не нужен, — усмехнулась она и бросила трубку.

Денискина голова уже пролезла в окошечко. Он жалобно на меня посмотрел и спросил:

— Ну так как? Ты обещала, что не бросишь меня, пока я тебя люблю!!!

Я вздохнула и чмокнула его в губы.

Сестра — привратница истово закрестилась.

— Езжай домой, — ласково сказала я. — Я приеду через три недели, и я буду с тобой. Ясно?

— Так давай сейчас, — горячо воскликнул он. — Что тебя тут держит?

— Совесть, — грустно улыбнулась я. — Иди. Через три недели встретимся.

— Но это долго!

— А ты приезжай сюда, — улыбнулась я.

Он подумал и кивнул:

— Слушай… а ты не могла бы тут окошко поковырять? Побольше его сделать хоть немного, а?

— Вези инструменты! — лихо кивнула я.

Я отмолилась в монастыре не месяц, а больше. Я была там, пока не почувствовала, что душа моя свободна от тяжкого греха, и он не давит мне на сердце. В последнюю ночь мне приснилась бабушка.

— Прости, — плача, шептала я ей, — прости…

А она ласково гладила меня узловатыми руками и произнесла лишь одну загадочную фразу:

— Все, внученька, в руках Господа. И без его попустительства ничего на земле не происходит. Не казнись.

Настоятельница, узнав, что я их покидаю, не смогла сдержать судорожно — облегченного вздоха и тут же послала людей чинить оконце в воротах.

А у ворот меня ждала странная встреча. Только я вышла — как вижу — по дороге идут Пелагея да Вера. В простой одежде, с узелочками — явно в монастырь на житье. Ведьмы, подруги мои, которые так легко от меня отреклись в черный для меня час.

Увидев меня, они охнули, и бегом кинулись ко мне.

— Машенька! — кричали они, обнимая меня. — Машенька, где же ты потерялась? Мы уж тебе обзвонились.

Я аккуратно отцепила их от своей одежды и четко сказала:

— А что ж вы мне не звонили, когда на меня охота была открыта? Поди и в списках меня восстановили?

— Восстановили конечно! — воскликнула Вера.

— Разумеется, — кивнула я. — Я — теперь кровью крещена, со мной шутки плохи. Да и Козырь меня сильно уважает и прислушивается. Разумеется… Еще бы вы меня не восстановили. Только знаете что? Пошли-ка вы все подальше. Знать вас не хочу.

И я развернулась, чтобы уйти.

— Погоди, доченька, — прошамкала мне вслед Пелагея. — Погоди. Ты ж не знаешь всего.

— Чего я знаю — того достаточно, — холодно ответила я.

— К нам же гонец тогда от братвы был прислан — что, мол, помогайте искать Марию, или самим плохо будет. Мы тотчас собрались, да и решили — отлучим тебя, а им объявим об этом. Раз ты отлучена — мы не вместе и на тебя влияния не имеем. Мы тебя защитили этим, понимаешь?

— Вот оно как, — медленно проговорила я.

— Как лучше ведь хотели, — вздохнула Вера.

— Спасибо вам, сестры, — я крепко-крепко их обняла. Положение у них было безвыходное, но они нашли лучшее решение из возможных.

— К нашим в городе зайди, волнуемся, — напутствовала меня Пелагея.

— Обязательно! — пообещала я.

С Дэном мы теперь вместе. Мы остро чувствуем незримые нити, которые связывают нас. Мы с ним — родные. Он наполняет мою жизнь покоем и каким-то щемящим счастьем. Каждый день, что мы прожили с ним — для меня заполнен его присутствием, его смехом, его поцелуями.

Он мне стал как наркотик, и я не могу прожить и дня без дозы его. Меня без него — ломает.

И я никогда с ним больше не расстанусь.

Аминь.