Тайна

— С тобой гораздо интереснее, чем с Бадди, — сказала Сара. — Его обычно интересуют только магазины, в которых продается оружие.

* * *

— Ты думал когда-нибудь о том, кем хочешь стать? — спросила Сара, когда они спускались с холма к Могром-стрит. — Наверняка думал — я, например, размышляю об этом все время. Мои родители хотят, чтобы я вышла замуж за симпатичного молодого человека с кучей денег и жила в двух кварталах от них. Они не могут даже представить, что я захочу для себя другой участи.

— А мои родители хотят, чтобы я зарабатывал кучу денег и жил в восьмистах милях от них. Но сначала я должен получить диплом инженера, чтобы открыть собственную строительную фирму. Мистер Хэндли хочет, чтобы я написал роман о Милл Уолк. Дедушка хочет, чтобы я всегда держал рот на замке и вступил в общество Джона Бирча. Администрация Брукс-Лоувуд хочет, чтобы я взялся наконец за ум и научился играть в баскетбол — сверни здесь, поезжай вон по той улице, а потом снова поверни направо — Мисс Эллингхаузен хочет, чтобы я научился танцевать танго. Доктор Милтон хочет, чтобы я вообще перестал думать и стал лояльным гражданином, будущим членом Клуба основателей.

— А чего хочешь ты?

— Я хочу — я хочу быть тем, кто я есть на самом деле. Кем бы я ни был. Мы приехали. Останови машину и давай выйдем.

Сара вопросительно посмотрела на Тома, но тем не менее свернула к обочине и остановила «мерседес» почти в том же самом месте, где Деннис Хэндли припарковал недавно свой «корвет». Они вышли из машины. Воздух над Уизел Холлоу был горячим и спертым.

Запах вареной капусты, исходивший из окна желтого домика, смешивался с вонью мусора, гниющего в облепленной мухами куче в нескольких ярдах вниз по улице. Куча мусора выросла с тех пор, когда Том был здесь с Деннисом Хэндли: к ней прибавилось несколько сломанных стульев и скатанных в рулоны ковров, а также Множество грязных бумажных пакетов. Из окон некоторых домов доносилась едва различимая музыка, льющаяся из радиоприемников. Где-то далеко заливался плачем ребенок.

— Что здесь горело? — спросила Сара, принюхиваясь.

— Дом и машина. Дом в конце квартала, а машина прямо тут, рядом.

Сара внимательно окинула взглядом пустую улицу, затем повернулась к Тому.

— Ты уже был здесь раньше?

— Тогда машина еще не сгорела. Водитель бросил ее, потому считал, что здесь ее никто не найдет.

Они вместе пошли вперед по пыльной улице. То, что осталось от «корвета» Хасслгарда, напоминало лежащее на солнце раздавленное насекомое. Сиденья, приборная панель и руль выгорели полностью, колеса и кузов почернели, кое-где начинала проступать ржавчина. Кто-то, скорее всего ребенок, успел поковырять ржавчину палкой, которую бросил в пустое окно машины.

— А кто был владельцем? — спросила Сара.

Том не стал отвечать на этот вопрос.

— Я хотел посмотреть, действительно ли они сожгли ее. Я был уверен, что они сожгут дом — потому что он был слишком сильно поврежден при перестрелке и мог в любой момент рухнуть. А они не знали наверняка, что там внутри. Но вот насчет машины я сомневался. Они, наверное, вернулись сюда в ту же ночь, прихватив с собой канистры с бензином. — Он взглянул в озадаченное лицо Сары. — Это была машина Хасслгарда.

Девушка нахмурилась, но ничего не сказала.

— Видишь, как они действуют. Как работают. Они даже не стали открывать багажник — просто облили машину бензином и подожгли. И решили таким образом все проблемы. Ведь люди, живущие по соседству, наверняка будут молчать обо всем, что видели. Они понимают, что если заговорят — сгорят их собственные дома.

— Ты хочешь сказать, что машину Хасслгарда сожгли полицейские?

— Разве это не ясно?

— Но, Том, почему...

Тому захотелось рассказать ей все, слова точно сами слетали с его языка:

— Это я написал письмо, которое получил капитан Бишоп. Теперь они намекают, что в письме говорилось о бывшем заключенном Фоксвелле Эдвардсе. Бишоп говорил об этом на пресс-конференции. Письмо было анонимным, потому что я не хотел, чтобы они считали его бреднями ребенка, играющего в сыщика. Я написал им, как и почему Фридрих Хасслгард убил свою родную сестру. А на следующий день все полетело кувырком. Они убили Хасслгарда, они убили этого парня — Фоксвелла Эдвардса, они убили полицейского по фамилии Менденхолл и ранили его напарника, они выпустили это огромное черное облако...

Том вдруг поднял руки, пораженный тем, что говорит о таких ужасных вещах такой красивой девушке в синей блузке и белых шортах, которую волнует сейчас только ее исчезнувший песик.

— Это — то самое место. Милл Уолк! Они ждут от нас, что мы будем верить каждому их слову, продолжать брать уроки танцев, обращаться к Бонн Милтону, когда мы больны, восхищаться выходом в свет книги с фотографиями домов, в которых жили Редвинги.

Сара сделала шаг в его сторону.

— Не могу похвастаться, что поняла все до конца, но мне кажется, ты жалеешь, что написал это письмо?

— Не знаю. Не совсем так. Мне жаль, что погибли эти двое. Мне жаль, что Хасслгарда не арестовали. Я не знал всего до конца. И тут Сара произнесла нечто такое, что очень удивило Тома:

— Может, ты просто отправил это письмо не тому, кому надо?

— Ты знаешь, — задумчиво произнес Том, — Возможно, так оно и было. Там есть детектив по фамилии Натчез — до недавнего времени я считал, что он такой же, как вся их шайка. Но потом один человек сказал мне, что он был другом Менденхолла. И сегодня утром в больнице я видел, как он и некоторые его друзья...

— Почему же ты не подошел к нему?

— У меня недостаточно информации. Мне надо предложить ему нечто такое, о чем он еще не знает.

— А кто этот человек? Который рассказал тебе о Натчезе и Менденхолле?

— Замечательная личность, — ответил Том. — Великий человек. Я не могу назвать тебе его имя, потому что ты будешь надо мной смеяться. Но когда-нибудь я познакомлю тебя с ним. Познакомлю по-настоящему.

— Познакомиться по-настоящему? Это что — Деннис Хэндли?

Том рассмеялся.

— Нет, это не Хэнд. Хэнд отказался от меня.

— Потому что не смог затащить тебя в постель?

— Что!

Сара улыбнулась.

— Что ж, я очень рада, что это не он. Так мы все еще собираемся в старые туземные кварталы?

— А тебе хочется?

— Конечно. Несмотря на то, к чему готовят меня родители, я еще не потеряла надежды, что проживу более интересную жизнь. — Сара подняла на Тома глаза, и выражение их напомнило ему тот день, когда мисс Эллингхаузен впервые поставила их танцевать вместе. — Мне действительно интересно, куда ты собираешься. Мне интересно, куда собираемся мы с тобой.

Саре вовсе не хотелось, чтобы Том поцеловал ее — он видел это — просто сегодня она видела Тома таким, каким он никогда не решался перед ней предстать. Она не задавала ему вопросы, не высказывала недоверие. Новый Том ничем не потряс ее: она ведь шла рядом с ним, шаг за шагом. Девушка, которую он только что мысленно обвинил в том, что ее волнует только пропавшая собака, вдруг показалась ему взрослой и сложной.

— Мне тоже интересно, — сказал Том. — Наверное, я не должен был говорить тебе все это.

— Тебе ведь надо было сказать это кому-то. Поэтому ты пригласил меня на эту экскурсию?

Она снова следовала за ним шаг за шагом — еще до того, как он успевал сделать этот самый шаг.

— Ты представишь меня этой Хэтти Баскомб? — спросила Сара.

Они улыбнулись друг другу и повернули обратно к машине.

— Я рада, что ты едешь на Игл-лейк, — сказала Сара. — Мне кажется, там ты будешь в большей безопасности.

Том вспомнил лицо Фултона Бишопа и кивнул.

— Здесь я тоже в безопасности, Сара, — сказал он. — Не волнуйся, со мной ничего не случится.

— Тогда, если ты такой великий сыщик, найди моего Бинго, — потребовала Сара, включая зажигание и трогаясь с места.

21

Том немного побаивался, что ему снова станет дурно возле Парка Гете, и теперь он уже плохо знал, чего ожидает от визита к Хэтти Баскомб, но был твердо уверен в одном — ему не хотелось выглядеть слабым в глазах Сары Спенс. Он еще не сказал ей, как мало знает о местонахождении Хэтти Баскомб — только то, что бывшая медсестра живет где-то в старом туземном квартале.

Номера улиц, пересекавших Калле Бурле, начинались теперь на тридцать, и Том с облегчением обнаружил, что не испытывает тошноты. Они с Сарой почти не разговаривали. Когда ряды домов уступили место сначала кремовому фасаду церкви, а затем поляне обсаженной деревьями, Том попросил Сару свернуть налево в конце следующего квартала, что она и сделала под самым носом запряженной в повозку лошади.

Справа от них дети тянули своих родителей к киоскам с горячими сосисками и продавцам воздушных шаров. Усталые тигры и пантеры лежали, распластавшись, на каменном полу своих клеток, другие животные выли в загонах, устроенных между клетками. Том закрыл глаза.

В нескольких кварталах к югу от Парка Гете молодые люди в джинсах и футболках играли в крикет, перед аудиторией, состоящей в основном из маленьких детей и бродячих собак. Вдоль улицы стояли аккуратные домики с цветами на крылечках и подоконниках. У пальм, растущих вдоль тротуара, стояли велосипеды. Затем машина въехала на небольшой холм, где росли кипарисы, и за холмом глазам их открылся совсем другой пейзаж.

За кирпичным зданием заброшенной фабрики с выбитыми окнами находились несколько таверн и других одноэтажных зданий, соединенных между собой ветхими переходами. По обе стороны улицы в окнах были выставлены нарисованные от руки плакаты, возвещавшие: «Сдаются комнаты», «Покупаю ветошь по хорошей цене», «Старая одежда дешево», «Продаю и покупаю человеческие волосы», «Кости. Покупаю посуду». Между домами Том видел время от времени тесные дворики, куда почти не проникало солнца. Во дворах сидели мужчины, передававшие по кругу бутылку спиртного. За некоторыми окнами виднелись тупые, невыразительные лица.

— Я чувствую себя здесь туристом, — сказал Том.

— Я тоже. Это потому, что нам никогда не разрешали смотреть на эту часть острова. Мы ведь ничего не знаем о Райских кущах, и поэтому их можно считать невидимыми.

Сара объехала яму, красовавшуюся посреди узенькой улочки.

— А что это такое? — спросил Том.

— Ты никогда не слышал о Райских кущах? Этот район был построен, чтобы переселить людей из старого туземного квартала, который построили когда-то прямо на болоте, и там был очень нездоровый климат. Холера, грипп и еще я не знаю что. Эти жилища строили в спешке, и очень скоро они пришли в еще худшее состояние, чем дома в старом квартале.

— Откуда ты все это знаешь?

— Райские кущи — один из первых проектов Максвелла Редвинга, хотя его вряд ли можно назвать одним из самых успешных. Но, конечно же, не в финансовом смысле. Люди, которые живут тут, называют эти места «Раем Максвелла».

Том обернулся, чтобы взглянуть еще раз на покосившиеся домики: их наружные стены смыкались, образуя что-то вроде крепости, через арки и проходы Тому видны были расплывчатые фигуры, двигавшиеся внутри помещений, напоминавших лабиринт.

Они снова выехали на солнце, и резкий белый свет упал на бедные постройки между стенами Райских кущ и старым туземным кварталом. Кругом жались друг к другу хижины и хибарки из толя. То здесь, то там в дверях стояли мужчины с несчастными лицами, У фонаря с разбитой лампочкой качался пьяный, напоминавший Тому испорченный компас.

Хижины закончились у подножия холма. Дальше шли почти вплотную друг к другу крошечные деревянные домики, как две капли воды похожие один на другой — с крытыми крылечками и единственным окошком возле двери. Весь этот район, занимавший три-четыре квартала с юга на север и столько же — с запада на восток, казался ужасающе сырым. В дальнем конце туземного квартала виднелось заброшенное тростниковое поле, превратившееся с годами в кишащее насекомыми болото. Оно было огорожено забором, за котором блестела синяя гладь океана.

— Итак, вот он — старый туземный квартал, — сказала Сара. — После «Рая Максвелла» не стоит удивляться ничему. А куда мы едем? У тебя ведь есть адрес этой Хэтти?

— Сверни направо, — сказал Том.

Машина повернула на дорогу, идущую вдоль северной части квартала. Они оказались перед хибаркой чуть побольше всех остальных и в лучшем состоянии, с большой нарисованной от руки вывеской, расположенной под самой крышей.

— Сворачивай за этот магазин, быстро! — потребовал Том. — Он как раз выходит из ее двери.

Сара посмотрела на Тома, сомневаясь, что он действительно говорит серьезно, но Том действительно показывал пальцем на магазин. Сара переключила скорость и надавила на акселератор. «Мерседес» перелетел через грязь и камни дороги и резко затормозил на небольшой площадке позади магазина. Тому показалось, что они буквально пролетели это расстояние.

— Для тебя это слишком быстро? — спросила Сара.

В ближайшем к ним окне появилось лицо маленькой девочки с косичками и открытым ртом.

— Да уж, — ответил Том на вопрос Сары.

— А теперь, может быть, ты скажешь мне, что происходит?

— Прислушайся, — сказал Том.

Через несколько секунд они услышали цокот копыт и скрип кожи.

— А теперь следи за дорогой, — Том кивнул в ту сторону, откуда они только что приехали.

Звук копыт и колес экипажа какое-то время приближался, затем стал удаляться — очевидно, экипаж проехал мимо магазина. Через минуту он появился в дальнем конце дороги, и Том с Сарой увидели, что на козлах сидит мужчина в черном пальто и черной фетровой шляпе.

— Да это же доктор Милтон! — воскликнула Сара. — Но что он...

И тут из-за угла здания быстро выкатился пушистый комочек, который тут же оказался на руках у Сары. Когда комочек перестал вертеться и начал лизать длинным розовым язычком лицо Сары Спенс, Том понял, что перед ними Бинго.

Сара держала песика обеими руками и изумленно смотрела на Тома.

— Я думаю, доктор Милтон увидел песика где-то рядом с больницей, узнал его и, отправляясь по делу, решил взять с собой, а потом вернуть хозяйке.

— Отправляясь по делу? В старый туземный квартал? — Сара отстранилась от лижущего ее Бинго.

— Он решил, что сказал мне слишком много. Зато теперь я точно знаю, где живет Хэтти Баскомб.

Сара посадила Бинго между сиденьями.

— Ты хочешь сказать, что доктор Милтон приезжал предупредить эту женщину, чтобы она с тобой не разговаривала? Запугать ее или что-то в этом роде?

— Если я правильно помню Хэтти Баскомб, с ней этот номер не пройдет, — сказал Том.

Сара поставила «мерседес» возле свежей кучи конского навоза, я Том вылез наружу.

— А что если доктор просто заезжал к пациенту? — спросила Сара. — Как по-твоему, существует такая вероятность?

— Хочешь пойти со мной и выяснить этот вопрос?

Сара внимательно посмотрела на Тома, затем погладила Бинго и сказала:

— Оставайся здесь!

Она вылезла из машины и оглядела убогие домишки, забор и огромную помойку. В помойке копошились чайки, оттуда доносился запах гнили и человеческих экскрементов.

— Наверное, мне все-таки стоило захватить свой револьвер, — сказала Сара. — Я боюсь, что на Бинго нападут крысы.

Она обошла вокруг машины и пошла вслед за Томом к порогу ближайшего домика. Он дважды постучал в дверь.

— Убирайся отсюда! — послышалось из-за двери. — Вон! Я сыта тобой по горло!

Сара отпрянула и испуганно поглядела в сторону машины.

— Хэтти... — сказал Том, но ему не дали закончить фразу.

— Ты уже все сказал. Хочешь повторить снова? — Том и Сара услышали, как кто-то подошел к двери. — Я любовалась на тебя тридцать лет, Бони, и не хочу больше видеть, — сказала Хэтти чуть более спокойным голосом.

— Хэтти, это не Бони, — произнес Том.

— Нет? Тогда это, должно быть, Санта Клаус.

— Открой дверь и убедишься.

Хэтти приоткрыла дверь и выглянула наружу. Цепкие черные глаза обшарили высокую фигуру Тома, затем переключились на Сару. Дверь приоткрылась чуть шире. Седые волосы Хэтти были зачесаны надо лбом, а лицо, сначала показавшееся Тому злым, теперь выражало искреннее любопытство.

— Вы ведь уже взрослые, — сказала она. — Что, заблудились? И откуда вы знаете мое имя? — Она сердито посмотрела на Тома, но тут черты ее лица смягчились. — О, Господи, — пробормотала Хэтти Баскомб.

— Я надеялся, что вы узнаете меня, — сказал Том.

— Если бы ты не превратился в великана, я бы узнала тебя сразу.

Том представил ей Сару, которая стояла в нерешительности во дворе.

— Сара Спенс? — переспросила Хэтти. — Кажется, я слышала когда-то от Нэнси Ветивер, что она приходила в больницу навещать нашего мальчика.

Том рассмеялся, удивившись про себя ее замечательной памяти, а Сара сказала:

— Да, я приходила. Но как вы вспомнили...

— Я помню всех, кто приходил навестить Тома Пасмора. Он был самым одиноким мальчиком из всех, кого я видела в Шейди-Маунт за тридцать лет работы. Надеюсь, вы не собираетесь все время своего визита стоять у меня на пороге? Заходите в дом!

Улыбнувшись, Хэтти распахнула перед ними дверь, и Том с Сарой вошли в крохотную прихожую.

— Ой, здесь так мило, — произнесла Сара за секунду до того, как Том успел открыть рот, чтобы сказать то же самое.

Пол покрывали аккуратные, чистые циновки ручной работы, а на стенах висели почти вплотную друг к другу самые разнообразные репродукции и фотографии, вставленные в деревянные рамки. Здесь были портреты и пейзажи, фотографии детей и животных, домов и семейных пар. Спустя несколько секунд Том понял, что все это вырезано из журналов. Хэтти также вставила в рамочки открытки, газетные вырезки, письма, переписанные от руки стихи и страницы из книг.

Складные кресла и стол были отполированы до блеска, который усиливал свет бронзовых ламп. Кровать Хэтти представляла из себя полированную плиту из орехового дерева, на которой лежало великое множество небольших подушечек в цветастых наволочках. Стол выглядел так, словно за ним сидел когда-то сам Джордж Вашингтон. В одном углу стояла клетка с чучелом ястреба. В комнате царили порядок и изобилие. На плите вовсю кипел видавший виды красный чайник, рядом стоял у стены белый холодильник, покрытый, как и все остальные вертикальные поверхности в этой комнате, фотографиями в рамочках. Том узнал Мартина Лютера Кинга, Джона Кеннеди, Малькольма Десятого, Поля Робсона, Дюка Эллингтона, автопортрет Рембрандта, в глазах которого светилась мудрость, заставлявшая отвести взгляд.

— Я стараюсь вовсю, — сказала Хэтти, заметив, как Том разглядывает ее жилище. — Я ведь живу возле одного из самых крупных мебельных магазинов на Милл Уолк, — она явно имела в виду свалку. — Я давно убедилась, что богатые скорее выбросят хорошую вещь, чем отдадут ее кому-нибудь. Я даже знаю дома, где стояла раньше моя мебель.

— Так вы принесли все это со свалки? — спросила Сара.

— Сначала надо выбрать хорошую вещь, потом отмыть и отполировать ее как следует. Соседи знают, как я люблю всякие картинки, они приносят мне рамочки. — Чайник начал свистеть. — Я собиралась угостить Бони чашкой чая, но он не остался. Бони просто хотел попугать немного старушку Хэтти, вот и все, чего он хотел. Но вы двое — вы ведь не торопитесь?

— Мы с удовольствием выпьем чаю, Хэтти, — сказал Том.

Пожилая женщина налила кипятку в заварочный чайник, затем достала из маленького желтого буфета и поставила на стол три разные кружки, пинту молока и сахар в серебряной сахарнице. Присев рядом с ними за стол, Хэтти стала рассказывать Саре о бывших владельцах своей мебели.

Большая клетка принадлежала Артуру Тилману, точнее, миссис Артур Тилман, первой миссис Артур Тилман, так же как бронзовые лампы и кое-что из обуви и одежды. После смерти миссис Тилман муж выкинул все, что ей принадлежало. Маленькое старомодное бюро, в котором Хэтти держала свои бумаги, и старый кожаный диван стояли раньше у очень известного джентльмена по имени Леймон фон Хайлиц, который избавился от половины всей мебели, когда сделал что-то — Хэтти не знала что — со своим домом. А большая золоченая рама, в которой висит картина мистера Рембрандта...

— Мистер фон Хайлиц? Знаменитый? — удивилась Сара, словно только сейчас поняв, о ком идет речь. — Да он — один из самых бесполезных людей на свете! Никогда не выходит из дома, никогда ни с кем не видится. Как он может быть знаменитым?

— Вы слишком молоды, чтобы о нем слышать, — сказала Хэтти. — Думаю, чай уже заварился. — Она принялась разливать по чашкам кипяток. — К тому же фон Хайлиц иногда выходит из дома — я точно это знаю, ведь он приходит повидаться со мной.

— Повидаться с вами? — воскликнул Том, который был удивлен теперь не меньше Сары.

— Ко мне иногда заходят старые пациенты, — сказала бывшая медсестра, улыбаясь Тому. — Мистер фон Хайлиц сам принес мне некоторые вещи, принадлежавшие его родителям, вместо того чтобы выкинуть их на помойку и заставить меня самой тащить их домой. Вам он кажется старым дураком, а мне напоминает картину мистера Рембрандта, висящую вон на той стене. — Хэтти сделала глоток чая. — Фон Хайлиц ведь тоже приходил навестить тебя, Том. Тогда, после аварии.

— Но чем он был так знаменит? — поинтересовалась Сара.

— Мистера Тень знал когда-то каждый, — ответила Хэтти. — Он был самой знаменитой личностью на Милл Уолк. Думаю, он был одним из величайших детективов — вроде тех, о которых пишут книги. Он многим доставил неприятности — особенно тем, у кого было слишком много секретов, и они боялись, что он все о них узнает. Им до сих пор неуютно рядом с ним. Думаю, многие на этом острове предпочли бы, чтобы фон Хайлиц скорее сошел в могилу.

Сара задумчиво посмотрела на Тома.

— Хэтти, доктор Милтон приезжал сюда, чтобы запретить вам разговаривать со мной? — спросил тот.

— Позволь мне задать тебе один вопрос. Ты действительно собираешься подать иск на Шейди-Маунт и надеешься, что Нэнси Ветивер поможет тебе это сделать?

— Он так сказал?

— Это потому, что тебе должны были сделать вторую операцию — первую ведь они провалили. Я сказала Милтону, что Том не так глуп. Если бы на этом острове на него можно было завести дело, это случилось бы много лет назад. Но если ты действительно хочешь это сделать, Том — давай, действуй. Даже если не выиграешь, хотя бы немного собьешь с Бони спесь.

— С доктора Милтона? — переспросила Сара.

— Хэтти как-то сказала мне, что я должен припрятать вилку и ткнуть ею как следует в его пухлую руку.

— И зря ты этого не сделал. В любом случае, если тебе нужен адрес Нэнси, у меня он есть. Я вижусь с ней примерно раз в неделю — Нэнси забегает поболтать со мной. Бони может попытаться вышвырнуть меня из собственного дома, но это будет сложнее, чем он думает.

— Он сказал, что выселит вас?

— Заставит меня отодрать от стула мою старую черную задницу, так он сказал, если дословно. Каждый месяц, кроме июня, июля и августа, я плачу за аренду человеку, который специально приходит собирать деньги от имени компании «Редвинг холдинг». Его зовут Джерри Хазек, и он как раз такой человек, которого надо послать, чтобы угрозами заставить семидесятисемилетнюю старуху отдать за квартиру свои последние гроши. Больше этот парень ни на что не годится. В сентябре он берет плату сразу за четыре месяца, а на лето этот негодяй уезжает на север вместе с кучкой других бездельников, которые состоят на жаловании у Ральфа Редвинга.

— Я знаю его, — перебила Сара. — Я знаю, о ком вы говорите. Все лицо в оспинах и всегда выглядит обеспокоенным.

— Да, да это он, он!

— Ты знаешь его? — удивился Том.

— Конечно. Он возит Ральфа, когда Ральф пользуется машиной. Он что-то вроде телохранителя.

— Так ты действительно собираешься подать в суд на Бони. Что-то непохоже, — сказала Хэтти.

— Нет, не собираюсь, — ответил Том. — Просто сегодня утром я виделся с ним в больнице и спросил его о Нэнси. Он сказал, что Нэнси отстранили от работы, но не сказал, почему. Думаю, Бони не хотел, чтобы я узнал это от вас.

Хэтти внимательно смотрела в чашку. Морщины на ее лице вдруг стали глубже, в глазах отразилась почти невыносимая грусть, и Том вдруг понял, что эта грусть всегда была там, скрывалась за всем сказанным ею сегодня.

— Этот чай остыл, — Хэтти резко встала, подошла к раковине и выплеснула туда содержимое кружки. — Насколько я понимаю, этот полицейский, которого подстрелили при облаве, вчера умер. Все это напоминает прежние времена, при Барбаре Дин.

— Его фамилия была Менденхолл, — уточнил Том. — Да, он умер сегодня утром. Я видел, как его тело выносили из больницы.

Хэтти прислонилась к раковине.

— Как ты думаешь, Нэнси Ветивер была плохой медсестрой?

— Думаю, она одна была такой же хорошей медсестрой, как вы, — сказал Том.

— Да, она действительно была медсестрой, так же как и я. Профессиональной медсестрой. Она могла бы стать доктором, но на нашем острове никто бы этого не позволил, поэтому Нэнси выбрала ближайшую к этому профессию. У Нэнси не было денег, чтобы выучиться на врача, поэтому она, как и я, поступила в школу медсестер в Сент-Мэри Нивз, а когда там увидели, как здорово она работает, то предложили ей место в Шейди-Маунт, — Хэтти снова подняла глаза, в которых была все та же пронзительная грусть. — Такой девушке, как Нэнси, нельзя было запретить работать, нельзя было сказать: делай свое дело чуть похуже, Нэнси, сегодня нам не надо, чтобы ты делала его хорошо. — Хэтти опустила голову и обвила руками плечи. — Этот остров — особое место. Проклятое место. — Она отвернулась и стала смотреть на фотографии в рамках.

— Нэнси забегала ко мне несколько раз за последние две недели. Дела ее шли все хуже и хуже. Ведь если ее отстранили от работы, это означает, что она не может больше оставаться в своей квартире — квартира принадлежит Шейди-Маунт. Они говорили ей. Предупреждали ее. — Хэтти снова повернулась в сторону Тома и Сары. — Знаешь, Том, Бони чем-то напуган. Вот он сказал тебе, что Нэнси отстранена от работы, но не сообразил придумать убедительную причину ее увольнения. — Хэтти снова обхватила себя за плечи, и Том подумал, что она очень похожа на чучело ястреба в клетке. — Все это просто сводит меня с ума. Ведь я почти поверила ему. — Она посмотрела на Тома. — Все в этом деле буквально бесит меня. На нашем острове есть два закона — и два вида медицины. Бони приходит сюда с очаровательной улыбкой, а потом заявляет, что, если я стану говорить с тобой, он будет вынужден «поставить под сомнение мою лояльность», хотя ему это будет очень тяжело. И это он говорит после того, как уже выгнал Нэнси из больницы. На этот раз он зашел слишком далеко! — Хэтти подошла к Тому, глаза ее метали молнии, словно сидящий в клетке ястреб ожил и готов кинуться на него. Хэтти положила ему на плечо свою худую старческую руку, и Тому показалось, что он чувствует ястребиные когти. — Бони не знает, кто ты, Том. Ему кажется, что он знает о тебе все. Что ты такой же, как все люди на этом острове — кроме одного. Ты ведь знаешь, о ком я говорю, не так ли?

— Мистера Тень, — Том бросил взгляд на Сару, которая спокойно потягивала чай. — Вы сказали что-то о женщине по имени Барбара Дин. Она была медсестрой?

— Какое-то время. Барбара Дин была акушеркой, которая помогала принимать роды у твоей матери. — Хэтти буквально вцепилась в плечо Тома. — Ты хочешь повидаться с Нэнси Ветивер? Если так, я отведу тебя к ней.

— Я тоже хочу пойти, Том, — сказала Сара.

— Ты не знаешь, где она живет, — Хэтти резко повернулась в ее сторону.

— Готова спорить, что знаю. Доктор Милтон или кто-то еще хотел, чтобы Нэнси делала то, что они хотят, так? Остается вспомнить, кто владеет больницей и чем еще он владеет.

Хэтти кивнула.

— В такой одежде? Нет, ты не можешь.

— Не может что? — спросил Том.

— Идти с тобой в Райские кущи.

Том посмотрел на Хэтти, та удивленно подняла брови.

— Тогда дайте мне переодеться. Все равно во что. Только прикрыть мою одежду, раз она не подходит.

— Пожалуй, у меня есть кое-что подходящее, — сказала Хэтти. Пройдя через комнату, она опустилась на колени перед кроватью и достала из-под нее чемодан. Открыв его, Хэтти сняла сверху несколько ярких вещей и извлекла на свет божий нечто черное и бесформенное. — Никто не касался этого кроме первой миссис Тилман, — сказала она.

— Что это? — спросил Том. — Парашют?

— Это пелерина, — сказала Сара, беря ее из рук Хэтти. — Да она просто превосходна!

Когда Сара накинула пелерину на плечи, под черным шелком мелькнула красная подкладка. Пелерина закрывала девушку от шеи до щиколоток, и Сара казалась теперь лет на десять старше. Перед Томом была словно другая женщина, более опытная и умудренная жизнью.

На секунду ему показалось, что он видит Джанин Тилман.

— Оу! Мне это нравится! — воскликнула девушка, и Том понял, что перед ним — прежняя Сара Спенс. Сара быстро подбежала к окну, чтобы убедиться, что Бинго сидит на том месте, где она его оставила. Затем она выпрямилась и быстро закружилась по комнате.

— Так значит бабушка Джеми носила такую штуку? Как она, по-твоему, выглядела?

Хэтти быстро взглянула на Тома и сказала, обращаясь к Саре.

— Заправь волосы внутрь, подними воротник, и мы можем отправляться к Нэнси. Теперь к тебе никто не пристанет, по крайней мере, пока ты со мной.

Хэтти снова вывела их на жаркое солнце, освещавшее помойку, испускающую удушливую вонь, кружащихся над ней чаек и ряд одинаковых домов.

Бинго пролаял несколько раз, но быстро узнал Сару.

— А как мы поместимся здесь втроем да еще с собакой? — спросила Хэтти.

— Ничего, если вам придется сидеть на коленях у Тома?

— Я согласна, если он не возражает. Мы оставим машину через дорогу от Рая Максвелла. Мой друг позаботится о ней — и о собаке тоже.

Хэтти села Тому на колени. Весила она ненамного больше Бинго. Он словно держал на коленях ребенка и мог смотреть на дорогу поверх ее головы.