Пулу и Андерхиллу наложили швы в палате “скорой помощи”. Молодой врач с детским лицом сказал, что раны их “косметические”, имея в виду, что хотя на теле и останутся шрамы, настоящей опасности для здоровья все это не представляет. То есть он сообщил то, что Майкл давно уже понял сам. После того, как раны были обработаны, друзей перевели в палату на двоих и сообщили, что они проведут здесь ночь под охраной полицейского, который ехал с ними в машине. Фамилия офицера была Ледонне, у него были аккуратно подстриженные усы и добрые глаза.

– Я буду за дверью, – сообщил Ледонне.

– Нам нет необходимости проводить всю ночь в больнице, – запротестовал Майкл.

– Лейтенант предпочел бы, чтобы было именно так, – ответил Ледонне, и Майкл понял, что это был лишь вежливый способ сообщить им, что у них нет выбора и хотя бы одну ночь придется провести здесь.

Часа через три после того, как друзей перевели в палату, появилась Мэгги Ла в сопровождении Конора и Эллен. Они описали, как провели предыдущие три часа с лейтенантом Мэрфи. Лейтенант достаточное количество раз прослушал историю о том, как они попали в дом на Элизабет-стрит, чтобы сделать вывод, что они невиновны ни в каких преступлениях, кроме собственной глупости, и в конце концов Мэрфи так и не предъявил никаких обвинений.

Мэгги также рассказала Майклу и Тиму, которые были немного не в себе от наркотиков, что Коко удалось оторваться от полиции в Чайна-таун, но Мэрфи уверен, что его поймают до захода солнца.

Затем Мэгги осталась, а Конор и Эллен заторопились на метро. Эллен поцеловала обоих мужчин, и ей пришлось почти силой проталкивать в дверь Конора. Пул подумал, что, возможно, Конор не отказался бы, чтобы ранили и его тоже, лишь бы оказаться в компании друзей.

– А что они сделали с Биверсом? – спросил Майкл у Мэгги.

– Он тремя этажами выше. Хочешь увидеться с ним?

– Не думаю, чтобы мне когда-либо захотелось увидеться еще раз с Гарри.

– Он потерял ухо, – напомнила Мэгги.

– У него осталось другое.

Свет в госпитале приглушили, он был теперь каким-то призрачным. Пул вспомнил сероватый свет наверху, у лестницы здания, когда на нее смотришь из подвала.

Пришла сестра и сделала еще один укол, хотя Майкл не давался ни в какую и говорил, что это не нужно.

– Я и сам, знаете ли, врач, – говорил он.

– Нет, только не сейчас, – сказала медсестра, всаживая иглу в его ягодицу.

Затем они с Тимом некоторое время разговаривали о Генри Джеймсе. Позже из всего этого невнятного разговора Пул помнил только, как Тим рассказал ему о сне, который приснился Джеймсу уже в пожилом возрасте, – что-то громадное и устрашающее попыталось проникнуть в комнату писателя, но в конце концов тот опомнился, сам атаковал врага и с позором изгнал его.

В этот день или на следующий Мэрфи опять захочет повидаться с ними, и не меньше чем на двадцать четыре часа. Джуди Пул объявилась и встала в дверях комнаты как раз перед самым концом приемных часов. За спиной жены стояла Пэт Колдуэлл.

Ему всегда нравилась Пэт Колдуэлл, но он никак не мог вспомнить, всегда ли ему нравилась собственная жена.

– Я не войду, пока эта персона не выйдет отсюда, – заявила Джуди.

“Этой персоной” была Мэгги Ла, которая немедленно начала собирать вещи.

Майкл сделал ей знак прекратить.

– В таком случае ты не войдешь, – сказал он Джуди. – Но мне будет очень жаль.

– Вы не сходите повидаться с Гарри? – спросила Майкла Пэт. – Он говорит, что ему многое требуется обсудить с вами двумя.

– Мне не очень хочется прямо сейчас разговаривать с Гарри Биверсом, – сказал Майкл. – А тебе, Тим?

– Майкл, ты что, не собираешься избавиться от этой девицы? – спросила Джуди.

– Не думаю, чтобы я собирался это сделать. Зайди сюда, чтобы мы могли говорить нормальным тоном, Джуди.

Джуди повернулась к нему спиной и пошла вниз по коридору.

– Довольно забавно лежать в больнице, – сказал Майкл. – Вся твоя жизнь проходит перед тобой, как будто заново.

Позже, тем же вечером, когда действие наркотиков прекратилось ровно настолько, что Пул начинал чувствовать боль раны, в палату вошел лейтенант Мэрфи. Он улыбался и выглядел спокойным, идеально владеющим собой человеком, которым так восхищался Гарри Биверс на похоронах Тино Пумо.

– Ну что ж, вы сейчас вне опасности, так что я пошлю Ледонне отдохнуть домой. Утром вы сможете выписаться отсюда.

Он переминался с ноги на ногу, явно не зная, как именно сообщить им о том, что он знал. В конце концов он решил, что для этого вполне подойдет некая смесь оптимизма и агрессии в голосе.

– Теперь он наш. Благодаря вам двоим и Гарри Биверсу нам не удалось схватить его в Чайна-таун, но я говорил, что мы его поймаем, и скоро так и будет.

– Вы знаете, где Денглер? – спросил Тим. Мэрфи кивнул.

– Ну и где же? – спросил Пул.

– Вам не надо этого знать.

– Но вы не можете задержать его сейчас?

Мэрфи покачал головой.

– Он почти уже задержан, он даже лучше, чем просто задержан. Вы можете за него не беспокоиться.

– Я и не беспокоюсь, – сказал Майкл. – Он в самолете?

Мэрфи удивлено взглянул на Пула, затем кивнул.

– Вы послали людей в аэропорт?

Теперь Мэрфи начинал выглядеть раздраженным.

– Конечно послали. Я расставил людей на каждой станции метро, которой он мог воспользоваться, на каждой автобусной остановке, а также в “Кеннеди” и “Ля-Гардиа”. – Лейтенант прочистил горло. – Но он умудрился пробраться через турникет “Нью-Орлеанз”, прежде чем его опознали. К тому времени, когда мы сообразили, каким именем он может воспользоваться и куда направляться, Коко уже сел в самолет. Но сейчас он еще на борту. И для него все кончено.

– Куда он летит?

Мэрфи решил наконец сказать им.

– В Тегусиальпу.

– Гондурас, – сказал Пул. – Почему Гондурас? А, Роберто Ортиз. Вы проверили список пассажиров и нашли его имя. У Денглера до сих пор есть паспорт Роберто Ортиза.

– Я ведь не должен отчитываться перед вами, правда? – сказал Мэрфи.

– Скажите мне только, что на этот раз вы его не упустите.

– Из самолета выйти невозможно. Не думаю, чтобы он собирался повторить подвиг Купера. А когда через полчаса самолет приземлится в Тегусиальпе, там его ждет целая армия. Эти люди в Гондурасе, они хотят быть нашими друзьями. Стоит нам поднять палец, как они уже готовы прыгать. Его схватят так быстро, что он даже не успеет ступить на землю. – Мэрфи улыбнулся. – Мы уже не упустим его. Возможно, он, как вы говорите, негодяй в бегах, но на этот раз он бежит прямо в ловушку. – Мэрфи кивнул, прощаясь с друзьями, и отправился к двери, но по дороге его посетила еще одна мысль, и он обернулся. – Утром я расскажу вам, как все прошло. К тому времени нашего мальчика уже будут везти обратно сюда. – Ухмылка. – В цепях. И, возможно, с парочкой синяков и без парочки зубов.

После того, как лейтенант вышел, Андерхилл произнес:

– Вот он, идол Гарри Биверса.

Пришла медсестра и сделала им еще по одному уколу.

Пул заснул, беспокоясь о своей машине, которую он припарковал на стоянке на Дивижн-стрит.

Как только Пул проснулся на следующее утро, он позвонил в Десятый участок. На столике рядом с кроватью Майкла стояла ваза с ирисами и калами и лежала его книга “Послы”, а также две книжки про Варвара. Ночью Мэгги удалось вызволить со стоянки его машину.

Майкл спросил полицейского, который взял трубку, собирается ли лейтенант Мэрфи посетить сегодня больницу Сен-Винсент.

– Насколько я знаю, у него не было таких планов, – ответил полицейский, – но, возможно, вам просто надо спросить кого-нибудь другого.

– А сейчас лейтенант на месте?

– Лейтенант на совещании.

– Гондурасская полиция арестовала Денглера? Вы можете сказать мне хотя бы это?

– Извините, но я не могу дать вам подобной информации. Вам надо поговорить с лейтенантом.

Полицейский повесил трубку.

Через некоторое время врач пришел выписывать их. Он сказал, что пришла девушка, которая принесла им одежду. После того, как вышел врач, медсестра внесла два коричневых пластиковых мешка, в каждом из которых лежало чистое нижнее белье, носки, рубашка, свитер и джинсы. Одежда Андерхилла была взята из его комнаты в “Сайгоне”, в мешке Майкла были абсолютно новые вещи. Мэгги подбирала размеры наугад, поэтому ворот рубашки Майкла был на размер меньше, а пояс джинсов – на размер больше, но тем не менее одежду вполне можно было носить. На дне сумки Майкл обнаружил записку:

“Я не смогла купить тебе пальто, потому что кончились деньги. Доктор сказал, что вас выпишут в девять тридцать. Не мог бы ты заехать в “Сайгон”, прежде чем отправиться туда, куда ты собираешься отправиться? Твоя машина стоит в гараже через улицу. С любовью. Мэгги”.

К записке был приложен жетон из гаража.

– У нас нет пальто, – сказал Майкл. – Мое испорчено, а твое, наверное, является вещественным доказательством. Но ничего, мы добудем какую-нибудь одежду. В больницах часто что-нибудь остается.

В кассе они подписывали один документ за другим, затем молоденький кладовщик, местный Уилсон Мэнли, снабдил их, как и предполагал Майкл, пальто, которые принадлежали двум одиноким пожилым джентльменам, умершим на прошлой неделе.

– Они конечно очень ветхие, – сказал кладовщик. – Вот если бы вы могли подождать пару дней, возможно, появилось бы что-нибудь поприличнее.

Андерхилл в своем грязном длинном пальто напоминал браконьера. Пулу досталось ветхое пальто с вельветовым воротником, в котором у него был вид бродяги.

Когда они забрали “Ауди”, Пул некоторое время неподвижно сидел за рулем, прежде чем вывести машину на Седьмую авеню. Бок его болел, от пальто пахло дешевым вином и сигаретным дымом. Майкл понял вдруг, что он не знает, куда ехать. Может быть, он будет сидеть за рулем вечно. Он остановился на первом светофоре и понял, что может ехать куда угодно. Сейчас он не был ни врачом, ни мужем, ни кем бы то ни было для Мэгги Ла, единственное, за что он отвечал в настоящий момент, – это машина, за рулем которой он сидел.

– Ты отвезешь меня в “Сайгон”? – спросил Андерхилл.

– Да, – сказал Майкл. – Но сначала надо нанести визит нашему любимому полицейскому.

Лейтенант Мэрфи не смог принять их сразу. Лейтенант Мэрфи велел передать им, что они могут подождать, если хотят, но дела, относящиеся к другим расследованиям, требуют его непременного участия. Нет, у него нет информации о дальнейшей судьбе разыскиваемого Денглера.

Молодой офицер, сидящий по ту сторону пуленепробиваемой перегородки, отказался пустить их внутрь участка и вообще избегал смотреть друзьям в глаза, предпочитая сделать вид, что он занят чем-то, находящимся на столе в глубине его кабинета.

– Они схватили Коко, когда он сошел с самолета? – настаивал Пул. – Он уже возвращается обратно в цепях и со свежими синяками?

Офицер не отвечал.

– Он ведь не смылся и на этот раз, правда? – Пул почти кричал.

– Мне кажется, что-то случилось во время полета, – едва слышно произнес полицейский.

После того, как друзья прождали полчаса, детектив Далтон сжалился над ними и провел их внутрь участка. Он привел их в комнату “Би” и сказал:

– Я постараюсь сделать так, чтобы он зашел сюда. Мне нравится это пальто, – ухмыльнулся Далтон Пулу.

– Готов поменяться на ваше, – ответил тот.

Далтон исчез. Через минуту-две распахнулась дверь и на пороге появился лейтенант Мэрфи. На коже его не было привычного румянца, плечи были опущены. Даже в шикарных усах лейтенанта, казалось, застыла усталость. Мэрфи кивнул Майклу и Тиму, уронил на стол папку, а собственное тело – в кресло.

– О’кей, – сказал лейтенант. – Я не хочу, чтобы вы думали, будто бы я вас избегаю. Просто не хотел звонить вам, пока не получу всей информации.

Он развел руками, как будто это было все, что он имел сказать.

– Самолет приземлился? – спросил Майкл. – Что он сделал – взорвал его?

Мэрфи заерзал на стуле.

– Да нет, самолет-то приземлился. И даже больше одного раза. В этом-то и проблема.

– Он совершил вынужденную посадку?

– Не совсем. – Теперь Мэрфи говорил очень медленно и явно неохотно, лицо его постепенно начинало приобретать багровый оттенок. – Обычно рейсы из Америки на Тегусиальпу делают посадку в Белизе. Там тоже ждали наши люди, на случай, если Денглер захочет что-нибудь выкинуть. Во всяком случае, так нас информировала полиция Белиза. – Пул наклонился вперед, собираясь что-то сказать, но лейтенант выставил вперед руку, призывая его к молчанию. – Самолет также обычно садится в месте под названием Сан Педро де Суда – это уже в Гондурасе. Там расставила своих людей уже гондурасская полиция. Они должны были проверять каждого, кто сходит с самолета. А теперь слушайте внимательно, доктор, я расскажу вам, что случилось. Между Сан Педро де Суда и Тегусиальпой есть еще одно место, где регулярно садятся самолеты. – Лейтенант попытался улыбнуться. – Аэропорт Голосон в небольшом приморском городишке под названием Ля Каиба. Самолет стоит там всего десять минут. И сходят там только местные пассажиры – у них билеты отличаются по цвету от билетов международных рейсов, так что их легко можно распознать. А местным пассажирам не надо проходить через таможню, иммиграционный контроль и все эти штуки. В Голосон поставили двух гондурасских полицейских, но они никого не заметили, кроме местных пассажиров.

– Но когда самолет приземлился в Тегусиальпе, Денглера не было, – закончил за лейтенанта Пул.

– Правильно. Таким образом получается, что Коко не сходил нище вообще. – Лейтенант потянул носом воздух. – Что это за запах?

– Полицейский внизу сказал нам, что в аэропорту что-то случилось, – сказал Авдерхилл. – Я не могу припомнить, чтобы что-то случилось в Кеннеди.

Мэрфи посмотрел на него безо всякого выражения.

– Да, произошло кое-что, если это можно назвать простым происшествием. Когда команда проверяла самолет, они обнаружили одного пассажира, который не покинул своего места. Он спал, закрывшись журналом. Только когда они сняли журнал и тряхнули пассажира за плечо, они обнаружили, что он мертв. Сломана шея. – Мэрфи покачал головой. – Мы до сих пор ожидаем результатов опознания.

– Так что Коко может быть где угодно, – подвел итог Пул. – Вы это хотите сказать? Он мог улететь куда-нибудь еще, как только сошел с самолета.

– Что ж, сейчас у нас полицейские наряды в аэропорту Голосон, – сказал Мэрфи. – То есть это у них там полицейские наряды. – Лейтенант отодвинулся от стола и встал. – Думаю, это все, что я имею сказать вам, джентльмены. Буду держать с вами связь. – Он направился к двери.

– Другими словами, никто не нашел его до сих пор. И мы даже не знаем, каким именем он теперь пользуется.

Мэрфи открыл дверь.

– Я позвоню вам, как только у меня появится новая информация. И он вышел.

Буквально тут же в комнате появился Далтон, как будто все это время стоял за дверью и ждал подходящего момента.

– Теперь вам все известно? – сказал он. – Я провожу вас вниз. Вам не о чем беспокоиться, ребята. Его ищет полиция всего Гондураса. А в Гондурасе готовы выше головы прыгнуть, чтобы только оказать нам услугу, можете мне поверить, так что через день-два наш парень будет за решеткой. Я рад, что ваши раны оказались не слишком серьезными. Эй, доктор, скажите вашей хорошенькой подружке, что если ей когда-нибудь надоест...

Они вышли на тротуар в своих облезлых пальто, принадлежавших умершим старикам.

– Как там в Гондурасе? – спросил Пул.

– Разве ты не слышал? – сказал Андерхилл. – Нас там любят.

Часть восьмая

Тим андерхилл

А что случилось потом?

Ничего.

Не случилось ничего.

Прошло два года с того дня, когда мы с Майклом Пулом вышли из полицейского участка и отправились в “Сайгон”, ресторан покойного Тино Пумо. И ничего больше не было слышно о Коко или о М.О.Денглере или как он там называет себя теперь. Бывают времена – времена, когда все в моей жизни идет как по маслу, – когда я знаю, что он мертв.

Ведь нет никакого сомнения, что Коко искал смерти. Я думаю, он считал, что освобождает свои жертвы от устрашающего ощущения вечности, которое окружало его самого, дарует им настоящую свободу. “Я – Эстергаз”, – написал он на карте, которую оставил в лесу для Майкла. И он наверняка хотел сказать, что то, что случилось однажды на берегу реки Милуоки, продолжало и продолжало случаться с ним, сколько он ни убивал, чтобы заставить это остановиться. “С начала до конца и обратно” – наверняка это означало вечность, которая сделалась невыносимой для человека, заключенного внутри ее.

Лейтенант Мэрфи в конце концов прислал Майклу Пулу фотографии, которые нашли в комнате общежития Христианского союза, которая служила Коко временным убежищем. Это были фотографии убийц и маньяков, осужденных или обвинявшихся в совершении серии убийств. Денглер вырезал это все из журналов и газет. Тед Банди, Жуан Корона, Джон Уэйн Гейси, Уэйн Уильямс, Дэвид Берковец – над головой каждого Денглер нарисовал круглое золотистое колечко – нимб. Они были посланцами вечности, и иногда, в наихудшие моменты своей жизни, я думаю, что и нас, бойцов взвода Гарри Биверса, Денглер видел в таком же свете – как падших ангелов, которых надо перевести из одной бесконечности в другую.

“У меня есть работа, которую я должен сделать”, – сказал Коко в комнате в подвале на Элизабет-стрит, и то, что мы не слышали ничего ни от него, ни о нем, вовсе не означает, что его работа уже сделана или что он перестал ее выполнять.

Через год после того, как Коко исчез в Гондурасе, я закончил книгу, которую начал писать. Мои прежние издатели из “Гладстон Хаус” напечатали ее под названием “Тайный огонь”. Отзывы были замечательные, продавалась книга чуть хуже, но достаточно хорошо для того, чтобы я мог существовать на эти деньги, пока пишу свою “невыдуманную историю” о М.О.Денглере и Коко. Теперь-то мне стало понятно, что я не могу написать эту книгу – я не знаю, что такое “невыдуманная история”. Нельзя привязать орла к лошади, идущей за плугом, без того, чтобы заставить страдать их обоих.

Но как только я смог себе это позволить, я купил себе билет на тот же рейс в Тегусиальпу, с которого исчез Коко, пока нас с Майклом Пулом зашивали и пичкали наркотиками в больнице. И тем же зрением сочинителя, каким я все время видел девочку, которую Коко пытался убить в Бангкоке, я увидел и то, что случилось во время полета.

Вот одна из версий того, как Коко мог оказаться в Гондурасе.

Самолет довольно небольшой и такой старый, что все в нем скрипит и потрескивает. Американцев на борту довольно мало. У пассажиров из Центральной Америки черные волосы и кирпичного цвета лица. Они разговорчивы и весьма эксцентричны, и я думаю, что Коко сразу почувствовал себя среди них как дома. Он тоже вышел из подвала, он тоже оставил позади себя детей Я-Тук и девочку из Пэтпонга, и теперь в нем звучит совсем другое. Я думаю, что, закрыв глаза, он видит просторный дом в солнечном городке, но затем он видит в этом домике трупы убитых и умирающих. Трупы лежат вперемежку на ступенях Собора, руки их вывернуты, пальцы скрючены, а глаза все еще открыты, глаза смотрят. Солнце очень близко и его огромный раскаленный добела диск напоминает нимб. Кругом летают мухи. Коко прошибает пот – он представляет себе, как стоит, обливаясь потом, посреди двора и кожа его трескается от жара.

Когда самолет приземляется в Белизе, два человека выходят, исчезают в проеме солнечного света, который тут же поглощает их. Пассажирам видно, как возле задней части самолета два человека в коричневой форме достают из открытого люка чемоданы сошедших. Белый бетон и слепящий, палящий свет.

Через пятнадцать минут они уже снова в мире над мирами, над облаками и дождем, где Коко чувствует себя свободным от земного притяжения и близким – к чему? К Богу, бессмертию, вечности? Может, ко всему этому сразу. Когда он закрывает глаза, то видит широкую улицу со множеством кафе. Рядом с белыми столами – ряды пустых белых стульев под разноцветными солнечными зонтиками. В дверях кафе стоят официанты в черных брюках и белых жилетах. Потом в мозгу его снова начинает звучать музыка вечности, он видит окровавленные тела, лежащие на стульях, мертвых официантов у дверей, кровь бежит по их вспоротым животам и стекает на мостовую...

Он видит голых смуглых детей, крестьянских детей с широкими спинами, сгоревших в яме.

Образы проплывают беспорядочно, не вызывая никаких эмоций, как на кинопленке.

“У меня есть работа, которую я должен сделать”.

Когда они приземляются в Сан Педро де Суда шестеро молчаливых женщин и мужчин пробираются к выходу, неся в руках корзины ручной клади и бутылки свободного от пошлины виски. Галстуки мужчин сбились на строну, лица их лоснятся от пота. Когда они говорят, то подвывают, как собаки, потому что они произошли от собак, как другие происходят от обезьян, а третьи от крыс и мышей. От пантер и других хищников семейства кошачьих. От козлов, змей и лишь очень немногие – от слонов и лошадей. Коко смотрит в окно на унылое бюрократическое здание терминала. Выгоревший флаг скучно висит на шпиле над крышей.

Не здесь.

После того, как группа пассажиров покидает самолет, мужчина с оранжевым посадочным талоном в руках проходит вдоль рядов и садится в последнем. Он – гондурасец, житель Сан Педро де Сулы, в плохо сидящем на нем спортивном пиджаке и шоколадно-коричневой рубашке. Оранжевый корешок его посадочного талона доказывает, что он наверняка местный житель.

Перед тем, как взлетел самолет, Коко встает, кивает стюардессе, которая не обращала на него в течение всего полета никакого внимания, проходит вдоль рядов и садится рядом с новым пассажиром.

– Буэн диа, – говорит гондурасец, и Коко улыбается и кивает. Через секунду самолет начинает отъезжать от этого убийственно скучного терминала. Дрожа и дребезжа, самолет отрывается от земли и вскоре снова оказывается в мире без времени. У Коко есть двадцать минут до того момента, когда они снова коснутся земли. И в какой-то момент, наверное, когда стюардесса уходит в туалет или в кабину пилотов, Коко встает, загораживая собой проход. Кровь его гудит, он чувствует, как внутри растет сладкое, побуждающее к действию чувство. Вечность затаила дыхание. Коко улыбается и показывает на пол.

– Это не вы уронили деньги?

Мужчина в спортивном пиджаке сначала поднимает взгляд на Коко, а потом нагибается, чтобы взглянуть себе под ноги. Коко подходит к нему вплотную, смыкает руки у него на горле и резко сворачивает на бок голову жертвы. Раздается треск позвонков, но слишком тихий, чтобы его можно было расслышать за гулом моторов. Коко садится рядом с трупом. Дальнейшие чувства Коко для меня непроницаемы. Есть один вопрос, который гражданские лица на протяжении многих веков задают военным: что чувствуешь, убивая человека?Но чувства Коко в этот момент слишком личные, они слишком сильно привязаны к ужасной истории Коко, а это тьма, это мгла, непроницаемая для глаза.

Можно сказать: он слышит, как душа мертвого человека отлетает на небеса, и это заблудшая, несчастная душа, которая радуется обретенной свободе.

Или давайте скажем так: Коко смотрит сквозь крышу самолета и видит на небесах своего отца, садящего на золотом троне в зените славы. Отец кивает ему строго, но одобрительно.