Преступление и смерть окружали слона, преступление и смерть составляли атмосферу, сквозь которую он двигался. Из них состоял сам воздух, который он вдыхал в свои легкие. Коко знал одно: даже когда ты идешь по городу, джунгли смотрят на тебя, следят за каждым твоим шагом. Нет джунглей кроме джунглей, и они растут прямо посреди тротуаров, за окнами и дверьми. И птицы кричат прямо посреди потока уличного движения.

Если бы он смог подняться к пожилой леди на Уэст Энд-авеню, она одела бы его в красивую одежду и приручила бы, облегчив его сердце. Но швейцар Пилофейдж не пустил его, и страшные звери стали скалиться, показывать зубы, и сердца его никто не облегчил. Дверь открылась и...

Дверь открылась, и в комнату проскользнул Мясник Кровь. И здесь же был демон Неудачи, а рядом с ним летучая мышь с проволочными волосами – Страх.

Коко сидел один в своей комнате, своей келье, своем яйце, своей пещере. Зажегся свет, и яйцо-келья-клетка поймала его и стала отражать от стенки к стенке, так чтобы не ускользнуло ни лучика, потому что Коко нужна была каждая крупинка.

Пламя плясало по полу комнаты Коко, но не причиняло ему вреда. Мертвые дети толпились вокруг и что-то кричали, другие кричали, казалось, изнутри стен. Рты их были широко открыты, локти прижаты к бокам. Дети издавали почти что львиный рык, потому что они жили в пещере, как и он жил в пещере, от конца к началу и обратно.

Дверь открылась и...

Запрыгал огонь, раздуваемый ветром.

– Пощади мою жизнь, —кричали дети на языке летучих мышей.

Генерал Пилофейдж позировал для портрета художнику Юстинену. Генерал выглядел величественно и красиво, держа в одной руке шляпу с плюмажем. Лейтенант стоял в углу пещеры, вовсе не великолепный и не красивый, держа перед собой доску для серфинга. Свою лопатку. И девочка на аллее на Фэт Понг-роуд смотрела на него и знала.

Хотите знать, что такое тьма?

Задний проход самого Дьявола, вот что такое тьма. Коко вошел в пещеру и в задний проход Дьявола, и он встретил там лейтенанта Гарри Биверса, держащего перед собой доску для серфинга, лопатку, оружие. Его хватали, в него стреляли, он сам стрелял. Вам хочется кусок всего этого? Лейтенант с выпирающим из штанов членом и с горящими глазами. Затем Дьявол зажал себе нос, закрыл глаза, заткнул уши, и вечность грянула, подобно грому, вечность мгновенно вступила в свои права, от начала к концу и обратно. Женщина появилась из Никарагуа, дала жизнь ребенку и умерла посреди черного облака, голая и покрытая замерзшей грязью.

При мысли о Гарри Биверсе дети заскулили и стали обнимать друг друга. Исходившее от них зловоние становилось все сильнее.

Добрый день, джентльмены, и добро пожаловать в задний проход Дьявола. Сейчас никакое время никакого числа никакого года. Сейчас вы окажетесь у арки на Боуэри и вам предстоит вновь увидеть слона.

Когда Варвар лег в постель, он не мог уснуть. Несогласие и неудача поселились в Селествилле. За окнами его шептались демоны. Когда Генерал Пилофейдж открыл рот, оттуда посыпались змеи и летучие мыши.

Мы вернули каждого на его путь, вернули каждого на его путь. Тапитор, Капулос, Барбаколь, Джустинен, Дуламор, Путифур. Хатчибомбитар, которого ребенок, заключенный внутри Варвара, любил больше всех, в красной рубашке и клетчатой кепке, с массивными плечами и широкой спиной – дворник, человек, у которого никогда не было никаких амбиций, призванием которого было содержать улицы в чистоте, добрый, честный человек, который выметал, выметал и выметал грязь.

В середине ночи он услышал за окном хлопанье крыльев, которые принадлежали не птицам, как ему показалось вначале, а черным ужасным созданиям в два раза больше летучих мышей. Эти чудовища вылетели из недр земли, чтобы найти его, и они будут долго биться

о стекло, прежде чем улетят и вернутся обратно в землю. Никто больше не видит и не слышит их, никто не способен видеть их и слышать. Гарри и сам никогда не видел их. С того места, где стояла его кровать, в маленьком алькове рядом с ванной, окна вообще не было видно. Гарри долго лежал в темноте, прислушиваясь к настойчивому шуршанию крыльев. Наконец он начал стихать. Одна за другой твари возвращались к зияющей в земле дыре, где они сшибали друг друга, пытаясь первыми попасть внутрь, толкаясь, кусаясь и с мечтательным видом слизывая кровь друг друга. Гарри слышал, как их становилось все меньше и меньше, не считая тех, которые продолжали остервенело биться о стекло. Вскоре и эти сдались. До утра оставалось всего несколько часов.

В результате он поспал час или два, а когда проснулся, то, как всегда, чудовища показались ему нереальными. В свете наступившего утра было очень легко считать их плодом воображения. Они прилетали по ночам. Четыре или пять ночей после того, как он демобилизовался, чудовища были реальными. Он знал, что может увидеть их, если осмелится взглянуть.

Но у них опять ничего не вышло, и в девять часов Гарри встал с постели, чувствуя себя одновременно усталым и полным новых сил. Он долго и с удовольствием мылся под душем, затем надел те же джинсы и свитер, что и вчера, но под свитер – чистую накрахмаленную рубашку.

Когда Гарри посмотрел на себя в зеркало возле кровати, то подумал, что выглядит как один из “коммандос”, зеленых беретов. Он выпил две чашки кофе и вспомнил, как он чувствовал себя иногда по утрам в Кэмп Крэнделл, прежде чем отправляться на патрулирование. Горечь кофе, тяжесть автоматического пистолета у бедра. Иногда в таких случаях у него было так тяжело на сердце, кожа покрывалась мурашками, ему казалось тогда, что он обретает слух и зрение орла. Он остро видел цвет каждой палатки, пыль на дороге, блеск проволоки, натянутой по периметру. В воздухе висела туманная призрачная дымка. Кроме запахов мужского тела и оружейной смазки, он чувствовал резкий аромат зелени, тонкий и одновременно острый, как лезвие бритвы. Для Гарри это был основной запах Вьетнама. В Я-Тук он схватил за плечо старуху и развернул ее к себе, выкрикивая какой-то вопрос, которого сейчас не помнил, и за грубым запахом дыма от тела ее пахнуло все тем же острым зеленым ароматом.

“Если женщина пахнет так, – подумал Гарри, – она может вонзить в тебя когти, и тебе не увернуться”.

Гарри выпил еще чашку кофе, сидя на раскладной кушетке, и постарался представить себе каждый шаг на пути к встрече с Коко под аркой на Боуэри-стрит. В час сорок пять он возьмет такси на углу Боуэри-стрит и Кэнел-стрит. Будет как раз около двух, и лейтенант Мэрфи со своими помощниками как раз будет встречать рейс из Милуоки в аэропорту “Ля-Гардиа”. В Чайна-таун будет стоять холодная и серая зимняя погода, и людей на улицах будет немного. Гарри собирался пройти через Боуэри и встать на островке посреди дорожной развязки к северу от Конфуциус-Плаза, чтобы просмотреть квартал, посреди которого находится арка. Он представил себе этот длинный квартал, отделанные плиткой фасады ресторанов с огромными окнами.

Несколько мужчин и женщин спешат мимо в своих тяжелых пальто. Если Спитални решит спрятаться в дверном проеме или за окнами ресторана, Гарри увидит его и немедленно ретируется в Конфуциус-Плаза, где подождет, пока Спитални поймет, что что-то идет не так, и тогда его охватит паника. А когда Спитални выйдет из укрытия, Гарри последует за ним и покончит с ним, как только они окажутся в безлюдном месте. Если же он не увидит Спитални, который притаился, чтобы напасть на него – а скорее всего, так и будет, – Гарри собирался перейти через Боуэри и быстро пройти через арку, просто чтобы убедиться, что лестница не закрыта и ничем не блокирована. Если под аркой что-нибудь будет не так, то Гарри придется последовать за Спитални на Элизабет-стрит и подобраться к нему поближе, прежде чем тот попадет на Вайард-стрит. Элизабет-стрит была для Гарри запасным путем к отступлению – мало ресторанов, в основном мрачного вида помещения, сдаваемые в аренду. Но если все пойдет так, как рассчитал Гарри, то он вернется назад через Боуэри и спрячется среди деревьев и скамеек у основания Конфуциус-Плаза. Там он дождется, пока до времени, назначенного им Коко, останется не больше пятнадцати минут, затем перейдет через Боуэри еще один, последний раз, опять пройдет через арку на Элизабет-стрит, чтобы убедиться, что там все спокойно, и будет ждать Коко на лестнице.

Сидя на кушетке с чашкой теплого кофе в руках, Гарри ясно видел перед собой кафельный пол, ведущий к широкому выходу из-под арки. Гарри сможет увидеть при естественном свете, падающем с улицы, всех, кто проходит мимо, – когда они будут заворачивать к входу, их будет видно, как если бы он направил на них прожектор. Кожа Виктора Спитални наверняка успела потемнеть от стольких лет жизни под солнцем Сингапура, на лице его будут глубокие морщины, а волосы остались по-прежнему черными. А в карих глазах – все то же выражение грустно-вопросительное выражение, что и во время военной службы.

Гарри мысленно увидел, как он поднимается молча по лестнице, как только Спитални войдет в арку, осторожно ступая по плиткам пола, чтобы подобраться к нему сзади. Он медленно достанет из кармана нож. Спитални немного помедлит, прежде чем выйти из-под арки, так же как и перед тем, как войти в нее. Напряженный, зажатый внутри своих уродливых одежд, внутри своего сумасшествия, он на несколько секунд окажется незащищенным. И Гарри сделает ему левой рукой стальной зажим и втащит Спитални обратно под арку.

Гарри поднес к губам чашку кофе и очень удивился, когда оказалось, что тот остыл. Потом он усмехнулся – чудовища пришли за Виктором Спитални.

Не в силах больше бороться с голодом, Гарри спустился в магазинчик на Девятой авеню и купил сэндвич с куриным салатом и банку “пепси”. Но, вернувшись в квартиру, он смог съесть только половину сэндвича – горло его как бы сжалось и отказывалось проглотить еще хотя бы кусок. Гарри завернул оставшуюся половину в бумагу и положил в холодильник.

Все, что он делал, казалось сегодня особенным, преисполненным значения, как сцены из фильма.

Когда Гарри вышел из кухни в комнату, заключенные в рамки обложки журналов как бы прыгнули ему в глаза, и показалось, что зазвучала громкая музыка. Его лицо, его имя. От этого захватывало дух.

Прежде чем спуститься вниз и поймать такси, он налил себе глоток “Абсолюта”. Водка была прямо из морозилки и проскочила в горло, как пуля, отлитая из ртути. Пуля замораживала все, чего касалась, но тут же испарилась, как только попала в тепло желудка. Гарри закрыл бутылку и поставил обратно в морозилку.

Стоя один в лифте, Гарри достал из кармана расческу и пробежался ею по волосам.

Снаружи, на Девятой авеню, Гарри поднял руку, и такси, вывернув с середины улицы, остановилось рядом. Дверь открылась с ясно слышным щелчком. Все, что произойдет дальше, должно было стать последовательной цепочкой событий. Гарри залез на заднее сиденье и дал указания водителю.

И машина поехала вниз по Девятой авеню, Гарри ясно видел все, что происходит, как бы со стороны. В окне такси отражалось небо, покрытое тяжелыми облаками. Над крышей Гарри услышал вдруг хлопанье крыльев.

Он вышел из такси на пустынный тротуар и поглядел через забитую машинами Кэнел-стрит на квартал, в котором находилась арка. Толпа людей с детьми, несущих тяжелые сумки с покупками, как раз свернула с Кэнел-стрит на Боуэри. Пока Гарри наблюдал за ними, еще одна группа, на сей раз состоящая из молодых китайцев в строгих костюмах и пальто, вышла из здания Манхэттенского Сберегательного банка и тоже свернула на Боуэри. Через несколько секунд за этой группой последовала следующая. Все они проследовали мимо арки, даже не взглянув в эту сторону. Неожиданно все меры предосторожности оказались бессмысленными. Он пришел на час раньше, а требовалось всего-то перейти через улицу и спрятаться на лестнице под аркой.

Гарри ссутулился. Он представлял себе все, что должно произойти, и это как бы помогало выполнять намеченное. Приготовления сами по себе были частью пленения Коко, важным звеном в цепи событий.

Гарри нырнул в просвет между машинами и приступил к выполнению Второй стадии своего плана, местом действия которой был островок безопасности посреди транспортной развязки к северу от Конфуциус-Плаза. Он мог видеть отсюда весь квартал между Кэнел-стрит и Вайард-стрит, но и сам был открыт для взгляда любого, кому пришло бы в голову посмотреть в эту сторону. Китайские бизнесмены ждали, пока можно будет перейти Вайард, а семейство с детьми и покупками как раз семенило мимо арки. Никто не стоял, притворяясь, что изучает меню какого-нибудь ресторана, за окнами тоже никого не было видно.

Когда переключился светофор, Гарри быстро перебежал через Боуэри и нырнул под арку, разом оказавшись на Третьей стадии.

Здесь было еще лучше, чем запомнилось Гарри. Темно и так спокойно, что даже не верилось. Одна пожилая леди бродила между магазинами. Сегодня покупателей было даже меньше, чем видел Гарри два дня назад. Лестница на нижний уровень была почти невидимой, а когда Гарри взглянул вниз, он с радостью заметил, что лампочка внизу лестницы перегорела и никто не потрудился ее заменить. Нижний уровень лавки был освещен только тусклым светом, падавшим из окошка парикмахерской.

Гарри быстро окинул оценивающим взглядом дальний конец прохода. Костлявый китаец в пижаме удивленно взглянул на него из окна жилого дома, прежде чем отойти вглубь комнаты.

Четвертая стадия началась у подножия Конфуциус-Плаза. Несколько китайцев в пальто с подложными плечами прошли через площадь перед зданием и вошли внутрь. Они не обратили на него никакого внимания. С полдюжины бетонных скамеек стояли на площадке среди деревьев и клумб. Гарри выбрал одну из них, с которой лучше всего было видно арку.

Время от времени прямо перед ним останавливались грузовики, которые заслоняли вид, а один раз какой-то фургон встал прямо рядом с аркой. Ожидая, пока тот уедет, Гарри посмотрел на часы и увидел, что уже двадцать минут третьего.

Он потянулся в карман проверить нож. Карман показался пустым. Гарри порылся в нем получше. Нож все еще пытался его обмануть. Пот начал выступать на лбу Биверса. Он сорвал перчатку с правой руки и как следует обшарил карман – нож исчез.

Люди, проезжавшие мимо в машинах, показывали на него пальцами и смеялись, продолжая свой путь на вечеринки, приемы, интервью.

Гарри тщательно ощупал карман и обнаружил дыру в подкладке. Конечно, его карманы были дырявыми! Пальто было лет восемь, так чего же еще ожидать? Нож был теперь внутри, бесполезный, как зубная щетка, в данных обстоятельствах. Гарри пододвинул его вдоль подкладки, пока тот не оказался настолько близко к дырке, что Гарри смог просунуть туда пальцы и поймать его. Шов распоролся дальше, и дыра увеличилась. Он покрепче схватил нож, вытянул его и переложил в левый карман.

Пальто, которому восемь лет! Он чуть не потерял все из-за пальто, которому восемь лет!

Гарри вновь уселся на скамейку, сунул руку в левый карман и сжал ее вокруг рукоятки ножа. Гарри отер пот со лба, надел обратно перчатку и сложил руки на коленях.

Грузовики, машины, такси катились мимо по Боуэри. Большая группа хорошо одетых китайцев прошла мимо арки. Наблюдая за ними, Гарри подумал вдруг с ужасом, что кто угодно может проникнуть в арку с Элизабет-стрит, пока он наблюдает с этой стороны.

Но Коко был солдатом, и он станет следовать приказам.

Китайцы дошли до Вайард-стрит и распрощались, маша и улыбаясь друг другу.

Гарри вдруг неожиданно пришло в голову, что он сидит здесь, на бетонной скамейке, сжимая в руках нож, не для того, чтобы взять кого-то в плен, а для того, чтобы убить его, и он рассчитывает, что сумеет таким образом прославиться. Идея эта показалась вдруг такой же жестоко бесплодной, как и вся его жизнь. На какой-то момент Гарри Биверс почувствовал, что он лишь всего-навсего одинокий человек среди миллионов других людей, одинокая фигура на скамейке. Он мог встать, бросить нож в кусты, уйти и сделать – что?

Он оглядел свое тело, облаченное в просторные и темные непривычные для него одежды, одежды человека действия, и это простое доказательство его уникальности дало ему возможность вновь вернуться в мир собственных фантазий. Его богатая событиями судьба опять распахнула Гарри свои объятия.

В два тридцать Гарри решил изменить свой план и ждать оставшееся время на лестнице. Никогда не помешает прийти на место пораньше. К тому же это означает, что он сможет видеть и тех, кто входит под арку с другой стороны.

Гарри встал. Теперь он держался прямо, голова была высоко поднята, выражение лица нарочито равнодушное. Гарри Биверс был как бы заперт на замок. Он был застегнут на все пуговицы, крепко запакован. Гарри дошел до тротуара. Нервы его были предельно напряжены. Сзади застучали женские каблучки и молоденькая китаянка подошла к светофору, около которого стоял Гарри. Когда девушка посмотрела на Биверса – симпатичная молоденькая девушка с шелковистыми китайскими волосами, в солнцезащитных очках даже в такой день, как этот, – он явно понравился ей, явно заинтересовал ее. Светофор переключился, и они вместе ступили на мостовую. Посреди дороги девушка вдруг как-то вопросительно взглянула на Гарри. На другой стороне улицы девушка свернула к Вайард-стрит.

Гарри быстро нырнул в темноту под аркой. С дальнего конца послышались тихие голоса и звуки шагов, шагов трех человек. Гарри осторожно отошел под прикрытие стены и сделал вид, что изучает плакат, приклеенный на стену. Три раскормленных школьницы-подростка вынырнули из-за угла арки. Гарри отметил, что они мельком взглянули в его сторону, так, скосили глаза, и он попытался себе представить, что подумала про него каждая девочка. Девочки были в коричневых брюках и с рюкзаками. Они медленно прошли через арку и свернули, все еще делая вид, что они не замечают Гарри.

Гарри проверил оба прохода – арка была свободна – и направился к лестнице. Перегоревшую лампочку конечно же не заменили. Гарри быстро спустился на несколько ступенек вниз, затем спокойно прошел остальные ступеньки. Гарри расстегнул пальто. Он стянул перчатки и рассовал по карманам. Нож неприятно уперся Гарри в ребро, когда он повернул к выходу из-под арки.

И тут из темноты высунулась рука, которая сделала ему стальной зажим. Кто-то, стоящий сзади, лишил Гарри равновесия и быстро засунул ему в рот кляп. Гарри стал искать в кармане нож, но рука ловила только перчатку... Затем он вспомнил, что ищет не в том кармане. А еще через секунду Гарри опрокинулся навзничь, и для ножа стало уже слишком поздно. Он услышал, как ударились о лестницу наручники.

35

“Мясорубка”