А его Оболочка все еще пульсировала черным цветом.
— Может быть, тебе трудно в это поверить, — сквозь зубы сказал Кейн, — но я не хочу причинять тебе вреда. Ни тебе, ни твоей подружке. Я хочу только услышать все, что ты знаешь о Саймоне Клоунсе. Это самый легкий способ раз и навсегда выставить меня из этой комнаты и из твоей жизни.
Он отпустил ее горло, а невидимая ей вторая рука ткнула ее под пупок, не сильно, но достаточно твердо, не причиняя боли, но вынуждая эльфийку согнуться и упасть в кресло.
— Хорошо, — тонко произнесла она, не в силах даже посмотреть на Кейна: ее взгляд был прикован к бьющейся, всхлипывающей Туп, приколотой к дверной притолоке. — Хорошо, только, пожалуйста, сначала освободи ее. Она же порвет крыло, ты ее искалечишь, ну, пожалуйста!
— Руки! — приказал Кейн.
Кайрендал поспешно сунула руки под себя. Кейн смерил ее долгим взглядом, сжав губы; после этого выдохнул через нос и повернулся к Туп.
— Только тронь меня, и я тебя убью, ублюдок! — пронзительно закричала дриада. — Я тебе глаза выцарапаю!
— Ну да, конечно.
Кейн охватил одной рукой плечи и голову Туп, сжав ее шею указательным и средним пальцами и стиснув ее ручки; впрочем, он не коснулся хрупких крылышек. Осторожно, даже бережно Кейн вытащил нож из притолоки. Легкий скрип металла о дерево заставил Кайрендал вздрогнуть. Туп била Кейна по предплечью, но он словно бы не замечал этого. Из порезанного крыла капала бледно-розовая кровь.
— Одну руку, — велел Кейн, протянув Туп эльфийке. — Держи ее.
Только ощутив тепло дриады на своей ладони, Кайрендал поверила, что это не какая-нибудь жестокая выходка, что Кейн действительно вернул ей Туп и не собирался перерезать ей горло метательным ножом — или даже сделать что-то совсем уж невообразимое.
Кайрендал прижала Туп к груди. Дриада опустила голову, и на сосок эльфийки закапали прозрачные слезы.
— Мне так жаль, Кайр, извини… — Она сглотнула, пытаясь успокоиться. — Он вошел через окно… и Зак, он убил Зака…
— Тише, тише, — ласково промолвила Кайрендал. — Успокойся, все хорошо.
В ее взгляде, брошенном на Кейна, читалась мольба, чтобы это было правдой.
Кейн раздраженно пожал плечами.
— Если она говорит о твоем гноме, то с ним все будет в порядке, когда он придет в себя. Ну, может, голова пару дней поболит, и все.
С неожиданным для нее самой восхищением Кайрендал встретила его холодный спокойный взгляд. Возможно, эти глаза не так спокойны и безучастны, как кажется. Быть может, это только маскировка…
— Саймон Клоунс, — напомнил Кейн.
— Да. — Она потрепала курчавую голову Туп. — Эта игра в Лабиринте дорого обошлась Котам: шестеро погибли, очень многие были ранены. Я не знаю, сколько людей Саймона было убито, однако двоих Коты захватили живьем.
— Двоих?
Во взгляде Кейна появилось какое-то чувство, выражающее нечто странное, чему Кайрендал не смогла бы дать названия, да это и не было столь важно для нее. Хотя ей показалось, будто чувство это сродни тому, что испытывает узник, надеющийся сбежать по дороге к виселице.
— Как их зовут? Кто они? Один из них…
Он произнес еще что-то, заканчивая фразу, однако Кайрендал не расслышала слов — ее отвлекло неожиданное волнение в потоке Силы. Эльфийка с трудом сконцентрировалась на происходящем.
— Прошу прощения… извини, я не расслышала. Не мог бы ты повторить?
— Пэллес Рил.
Она нахмурилась, Пэллес Рил? Разве это не какая-то там чародейка-человек? Как она связана с… с темой их разговора? Поток Силы снова взволновался, закрутился вокруг Кайрендал, и она поняла, что едва может припомнить, о чем идет речь.
— Ну… кажется, я слышала, что она в городе. Она тебе так нужна?
Его ответ был сух и тверд, будто слова, вырезанные на камне.
— Да. — Он наклонился ближе. — Ее тоже взяли в плен?
— В какой такой плен?
Кейн вздохнул, словно намекая, что с трудом сдерживается, и горло Кайрендал сжалось от нового испуга. Что, если он не узнает того, что хочет? Что он тогда сделает?
Кейн произнес еще какие-то слова, и эльфийка снова не расслышала его.
— Что? — тонким голосом переспросила она, невольно заслоняясь от воображаемого удара.
— Те два пленника, помощники Саймона Клоунса, которых захватили вчера в Лабиринте, — один из них случаем не Саймон Клоунс?
Она покачала головой, молясь, чтобы его удовлетворили те крупицы знания, которыми она располагала.
— Не знаю. Я только слышала, что это были мужчина и женщина. Возможно, Коты сами толком не знают, кого взяли в плен, потому что герольды до сих пор ничего не объявили.
В голосе Кейна появилось напряжение.
— Где их держат? Во дворце?
— Думаю, в Донжоне, в подземельях под внутренним двором.
— Можешь провести меня туда?
Она изумленно уставилась на него, отпрянув от пламени, которое, казалось, освещало его лицо изнутри.
— Что?!
— Слушай, Кайрендал, этот чертов Хамман запросто мог провести меня в этот чертов дворец. Если б ты разбиралась во всем этом дерьме хуже меня, тебе не повиновались бы фейсы. Проведи меня туда.
— Не могу, — замотала головой эльфийка. — Во дворец можно было пройти, но очень давно. Сейчас все изменилось. А Донжон, он ведь вырезан в скале. Конечно, Кейн, если у тебя есть несколько сот ройялов на взятки, мы могли бы попробовать ввести тебя туда через неделю-другую. Больше мне нечего предложить, В его глазах зажегся мрачный огонь.
— Может, у тебя получится лучше, если настроить тебя соответствующим образом?
Кайрендал с трудом держала себя в руках.
— Ничего не получится, Кейн. Никто и никогда не выходил оттуда. Единственный способ — это дать взятку судье или подкупить стражу. На это нужно время и деньги.
Она позволила ему тщательно всмотреться в ее лицо; она говорила правду, и вскоре Кейн в этом убедился.
Когда он отвел взгляд, его разочарование было столь очевидно, что Кайрендал даже стало жаль его. Каким-то непонятным образом их взаимоотношения слегка изменились. Эльфийка с удивлением обнаружила, что боится гораздо меньше прежнего, зато к страху примешивается некоторый интерес.
Он сказал:
— Я не хочу быть твоим врагом, Кайрендал. Возможно, вскоре мне понадобится твоя помощь. А я привык платить за услуги впятеро.
— Я хочу от тебя только одного, Кейн: обещания, что ты никогда больше не причинишь мне неприятностей.
— Я мог бы дать тебе такое обещание, — развел руками убийца, — но оно было бы пустым звуком — и нам с тобой об этом прекрасно известно. Взамен я могу предложить тебе кое-какие сведения: среди верхушки подданных Канта есть осведомитель от Королевских Глаз.
Она только приподняла брови, изображая наигранное удивление.
— Неужели?
— Точно. И вот еще что: кантийцы поддерживают Саймона Клоунса.
На этот раз ее удивление было искренним.
— А вот этого я не знала, — сказала эльфийка.
— Думаю, кантийцев вывел на Саймона Клоунса все тот же осведомитель. Если б ты выяснила, кто он, я по-царски отблагодарил бы тебя.
— Почему бы тебе не спросить короля Канта? — фыркнула Кайрендал.
Кейн смотрел на нее не двигаясь, не произнося ни слова, с застывшим лицом.
Кайрендал отвела взгляд и покрепче прижала к груди дрожащую Туп.
— У меня нет доказательств. Даже слухами не располагаю. Знаю только, что Королевские Глаза разыскивают меня среди Крыс, Змей и людей Дунджера, однако почему-то обходят своим вниманием кантийцев. Может быть, его величество объяснит тебе, в чем тут дело.
— Да, — хриплым низким голосом произнес Кейн, — может, и объяснит.
Одно долгое мгновение он молчал, потом встряхнул головой, словно прогонял неприятные мысли и возвращался к реальности. Он кивнул в сторону, на статую высотой ему по пояс, и на жертвенные свечи в алтарном углу.
— Что это такое? Кайрендал пожала плечами.
— Святилище Ма'элКота. Ну и что из того? Они у всех есть.
— Ты поклоняешься ему? Как богу?
— Кто, я? Кейн, ты шутишь? Он отрешенно кивнул.
— М-м-да, ты права. Хотя я был удивлен, увидев это у тебя в доме. Я слышал, он малость помешался на нелюдях.
«Нелюдях… Да если б не мы, ваш род все еще ходил бы в шкурах и выл на луну!» — подумала Кайрендал, однако оставила эту мысль при себе.
— Может быть, ты слышал такую пословицу; «Проходя, проходи».
Он отвел глаза, пробормотав:
— Верно, — и не сказал больше ни слова. Наконец Кайрендал нарушила молчание.
— Если ты действительно хочешь помириться, ты мог бы рассказать, как проник сюда.
— В этом нет никакого секрета. Твой мальчик — кажется, его зовут Зак? — обо всем тебе расскажет, когда придет в себя. Окно третьего этажа нельзя считать недоступным, если оно выходит в узкий переулок, через который можно запросто перепрыгнуть. Тебе следовало бы поставить на окно решетки.
— В доме напротив у меня два человека. — Тут она поняла смысл своих слов и расширила глаза. — Наверное, следовало бы сказать, было два человека.
Кейн покачал головой.
— С ними все в порядке. Ты подняла тревогу, и они вышли из дома. Я их не тронул. Они меня даже не видели. Кайрендал тщательно следила за своим дыханием.
— Значит, — мягко сказала она, — ты нарочно подослал девушку-каменюшку — ты рассчитывал, что общее замешательство прикроет тебя…
Ответная улыбка была так же холодна, как и остальные, но только сейчас Кайрендал начала понимать, какая буря чувств скрывается за этой равнодушной маской. — И ты никого не убил… — добавила эльфийка.
— Сегодня — нет. Хотя твоя подружка дриада осталась жива только потому, что я давно не практиковался в метании ножей.
— Ты полагаешься на случай, Кейн.
— Безрассудство лучше трусости, — философски произнес он. При этих словах его улыбка стала странно отрешенной. — фортуна — это женщина, и если мужчина хочет удержать ее, он должен бить ее и ругать.
Кайрендал поняла, что Кейн кого-то цитирует, но не смогла вспомнить, кого именно.
— Ну, Кейн, — почувствовав, что в его панцире появилось отверстие, притворно-жеманно спросила она, — уж не строишь ли ты мне глазки?
В ответ раздался ироничный смешок.
— Последний вопрос…
— Я знаю, что обо мне говорят, — продолжала Кайрендал, глядя на него из-под невероятно длинных ресниц, — но я вовсе не гомосексуальна. Просто мне не нравится, когда в моем теле находятся инородные предметы. Ну, ты меня понимаешь. — Она выгнула спину, чтобы Кейн мог оценить ее пышную грудь. Быть может, с ним будет управиться не труднее, чем с Берном. — Но это не значит, что нам не может быть хорошо вместе.
— Ты права, не значит. Однако у меня еще куча дел. Последний вопрос: ты наверняка слышала о награде за мою поимку? Зачем я им нужен? И как они узнают, что я в городе?
— Это не известно никому. Я знаю только одно: на улицах об этом услышали вчера на закате. Тебя нужно схватить живьем.
— Больше ты ничего не знаешь?
Она пожала плечами и подарила ему циничную полуулыбку.
— Ну, если тебе так уж хочется все знать, то граф Берн сейчас как раз играет у меня в кости. Ты мог бы спросить его, — язвительно предложила эльфийка.
— Берн?
Беззаботность Кайрендал как ветром сдуло; смертельная ярость, захлестнувшая Кейна, когда он произнес это имя, испугала ее больше всех предыдущих угроз. Казалось, все Кейны-духи, наполнявшие воздух вокруг, внезапно исчезли, юркнув в тело хозяина. Теперь Кейн явился целиком, раскалив донельзя атмосферу. — Берн здесь? Сейчас?
Он медленно поднял руки к лицу и смотрел, как пальцы сами сжимаются в кулак. В свете ламп его глаза полыхали. — Может быть, я спрошу его. Может быть, я так и сделаю.
По его Оболочке не промелькнула ни единая тень, и Кейн, даже не вздохнув, пришел в движение. Он исчез из комнаты, только что был — и уже нет, словно темнота сомкнулась вокруг него, как вокруг догоревшей свечи. Еле заметно мигнул желтый свет лампы — дверь открылась и захлопнулась прежде, чем Кайрендал успела издать звук.
Какое-то время она сидела неподвижно, стараясь успокоить дыхание, затем стала поглаживать дрожащую Туп.
— Ненавижу его! — сказала дриада приглушенным голосом, уткнувшись в грудь Кайрендал. — Надеюсь, Берн его убьет!
— Они могли бы убить друг друга, — мягко заметила Кайрендал, — и я не думаю, что мир от этого сильно обеднеет.
Она осторожно дотронулась до окаймленного розовой кровью пореза в крыле дриады.
— Ты сможешь лететь?
Туп подняла залитое слезами лицо и потерла щеки кулачками.
— Думаю, что да. Наверное, смогу, Кайр, но будет больно.
— Ну так лети к Чалу. Он займется твоим крылом. Пусть три дриады сообщат о том, что Кейн здесь: одна пусть летит в гарнизон, другая — в констебльский участок, третья — в дом графа Берна, чтобы узнали Коты.
— Ты выдашь его? Я думала… — Туп шмыгнула носом, — я думала, он тебе нравится.
Кайрендал загадочно улыбнулась.
— Нравится. Но он намерен открыто появиться в моем казино, а я не могу допустить, чтобы Королевские Глаза заподозрили, будто мы скрываем того, кого они ищут. Жизнь и так штука опасная, даже без таких вот Кейнов. Ну и потом, если он умрет, мы будем только спокойнее спать.
Она оглядела комнату.
— К тому же этот сукин сын украл мою зажигалку.
14
Артуро Коллберг поежился в виртуальном кресле. «Хоть какое-то оживление», — подумал он, пока Кейн сломя голову сбежал по лестнице и пронесся мимо двух вздрогнувших стражников, стоявших в коридоре. Кейн узнал от этой эльфийской шлюхи достаточно, чтобы понять, как действовать, и оказался у двери для прислуги раньше, чем кто-либо смог узнать о его приближении.
В предвкушении грядущих событий сердце Коллберга забилось сильнее. Всего четыре часа в Приключении — а Кейн уже готов схватиться с Берном. Это может покрыть обычную для первого дня скуку. Спонсируемые Студией эксперты установили, что оптимумом для Приключений Кейна является 1,6 боев со смертельным исходом в день. Пока что Кейн раздавал зуботычины — подумаешь, поколотил слугу да метнул нож в дриаду. В избиении шлюхи, конечно, было некое старомодное очарование, но такая драка вряд ли тянула на полноценную схватку. А вот поединок с Берном…
Коллберг облизнул и без того влажные губы и улыбнулся в лицевой щиток.
Останется ли Кейн жив или умрет — зрелище все равно выйдет замечательное.
15
Я закрываю за собой дверь служебного входа и останавливаюсь. Похоже, пока я остался никем не замеченным в переполненном казино. Один маленький клинок из ножен на щиколотке задержит идущих за мной по пятам охранников. Я небрежно прислоняюсь к двери и невидящим взглядом смотрю на казино, засовывая тем временем клинок в щель между дверью и косяком на уровне моего бедра. Краем ладони забиваю нож поглубже. Глухой стук едва слышен даже мне — комнату наполняют звуки музыки и гул голосов.
Неплохо же у этой эльфийки идут дела — ведь сейчас еще только полдень.
Игровая яма, кости…
А вот и он, дышит на кубик, короткие щетинистые волосы блестят над классическим профилем. У него новый меч — прежде Берн не любил заплечных ножен, они замедляют движения и делают их неуклюжими, А что с одеждой? Камзол из прорезного бархата с красными рукавами — черт!
Мое подсознание начинает проигрывать план действий.
«Я иду неторопливым шагом; мрачный как смерть пересекаю комнату. Люди поворачиваются ко мне, шум стихает. Руки игроков, похожие на крабьи клешни, сгребают со столов монеты. Шлюхи мало-помалу прячутся за стойками баров.
Берн начинает понимать, что-то произошло — вокруг слишком быстро наступила тишина, — однако он слишком хладнокровен, чтобы оглянуться. Он делает вид, будто все его внимание сконцентрировано на очередном броске.
Я останавливаюсь в десяти футах от него. «Давно не виделись, Берн. А я тебя искал». Он не оглядывается, даже не моргает; конечно, он прекрасно знает мой голос.
«Я мечтал, чтобы ты нашел меня, Кейн. Погоди, у меня последний бросок». Он встряхивает кости, выпадают две единицы. Берн пожимает плечами и тянет из ножен меч. Я поднимаю кулаки…»
Или так:
«Он не знает о моем присутствии до тех пор, пока моя рука неожиданно не ложится ему на горло. Он замирает, зная, что я убью его прежде, чем он сможет сделать хоть одно движение. Я шепчу ему в ухо: „Иногда забавно посмотреть, как дерьмо выбивается в люди. А теперь расскажи мне то, что я хочу знать, и тебе даже не будет больно“. Он притворяется, что не понимает, о чем речь, а его рука ползет к кинжалу в сапоге…»
Или… в общем, так, как я захочу.
Эти мечты самца успевают промелькнуть за какой-то миг. Это не серьезные планы, нет, эти сцены крутились у меня в мозгу, изредка появляясь на поверхности, как любопытные акулы, в ожидании того, чтобы на пустых листах появились лица, а в диалог были вставлены имена. Я мог бы стоять здесь весь день и тянуть время, просматривая услужливо предложенные памятью сценарии, почерпнутые из бесчисленных книг, фильмов, пьес, Приключений и рекламных роликов «Драконьих историй». Однако сейчас справа от меня сгущается огромная тень, и вот я уже смотрю в горящие желтые глаза, каждый величиной с мой кулак.
Это огр. В нем около девяти футов росту, а от плеча до плеча расстояние такое же, как у меня от локтя до локтя. Он одет в дорогую, красиво расписанную кольчугу, которая чуть шуршит при движении, как опавшие листья осенью. Огр подходит ко мне, подходит слишком близко. Он держит в руке кистень; его шипы длиной с мой мизинец, но заметно острее.
Огр рокочет низким голосом:
— Прошу прощения, сэр. Это служебная зона. Вам придется уйти отсюда.
Его дыхание обдает меня запахом тухлого мяса.
— Ладно-ладно, уйду. Нечего меня толкать.
Я чувствую легкое дрожание пола — должно быть, это стража бежит к двери. Огр искоса смотрит на меня, словно внезапно припомнив мое лицо, и рука размером с хорошую тарелку опускается на мое плечо.
Стража колотит в дверь изнутри. По эту сторону слышны грозные крики. Это отвлекает внимание огра на ту секунду, которая мне нужна, чтобы вывернуться из-под его руки и бежать со всех ног.
Я мог бы домчаться до выхода — он всего в двадцати метрах справа от меня, в открытую дверь бьет солнце…
Но с другой стороны Берн сейчас стоит ко мне спиной.
У меня хватает ловкости, чтобы на бегу огибать людей побольше меня габаритами, и силы, дабы валить тех, кто послабее. Позади меня раздаются крики, начинается сумятица, но я бегу едва ли не со скоростью звука, оставляя эти крики позади.
Берн еще не совсем успевает понять, что происходит, и начинает поворачивать голову, когда я оказываюсь у медных перил игорной ямы и швыряю себя через них.
Я напрягаю шею и ударяю его макушкой в край челюсти. Он вцепляется в мои руки, и мы валимся на стол, откуда во все стороны летят кубики и золото. Прочие игроки разбегаются с беспорядочными криками, а стол разлетается в щепки. Я слышу, как распорядитель свистит в серебряный свисток, подавая сигнал тревоги, который должен поднять на ноги всех стражников-огров.
Меня это не волнует. Сейчас наверху нахожусь я.
Края ступеней врезаются Берну в позвоночник, Ему должно быть чертовски больно — его мускулы обмякают. Я обхватываю его ноги своими и основанием ладони бью под подбородок, чтобы вынудить его откинуть голову и подставить мне беззащитную шею. Почти мгновенно его взгляд фокусируется, и он шепчет: «Ты!» Плохо скрытый ужас, пробегающий по его лицу, вызывает странное чувство из самой глубины моего существа. Где-то в основании позвоночника я чувствую взрыв, который отдается в ушах и застилает мои глаза красным туманом.
— Я, черт тебя дери!
К этим словам я добавляю удар кулаком, который крушит его великолепный нос и размазывает остатки по лицу. Кровь брызжет на мой кулак, остается на моих губах, я чувствую ее вкус и запах и больше не боюсь смерти — даже если умру, я успею вцепиться зубами ему в глотку.
Я снова бью его.
Он трепыхается подо мной, но я уже крепко держу его и не отпущу ни за что на свете. Я колочу его головой о ступеньку витой лестницы, еще раз, еще, еще, и вот уже мрамор с сиреневыми прожилками художественно украшен алой кровью Берна.
Однако он все еще в сознании, он улыбается мне разбитыми губами, демонстрируя красные зубы. Мне приходится выбирать: бить его дальше или просто перерезать ему глотку — ведь не более чем через десять секунд огры оторвут меня от него. Я лихорадочно размышляю.
И в это время обнаруживаю, что он бьет меня по голове согнутым локтем. Из своего положения он не может придать ударам ощутимой силы; он делает это только для того, чтобы отвлечь мое внимание от второй руки, которая ползет вверх по моей шее, намереваясь ткнуть мне в глаз большим пальцем.
При очередном ударе я уклоняюсь от локтя и хватаю вторую руку, заломив ее так, что Берн поворачивается ко мне спиной. Рукоять его меча врезается в мой кулак. Волосы у него на затылке залиты кровью из одной-единственной раны, где кожа ободрана о край ступеньки. Я снова захватываю его ноги своими и откатываюсь таким образом, чтобы он оказался наверху. Вовремя — пара огров, уже спускающихся по лестнице, нерешительно опускает кистени.
Моя левая рука впивается в лицо Берна, в его глаза, заставляет его запрокинуть голову, в то время как правая достает один из боевых ножей, спрятанных в боковых ножнах. Мне понадобится всего мгновение, чтобы поднести нож к его горлу и сделать одно-единственное движение — разрезать сонную артерию, внешнюю и внутреннюю яремную вену и дыхательное горло. Берну не жить, и он прекрасно это понимает.
— Прикажи им отойти, — шепчу я ему в ухо.
— Отойдите! — хрипит Берн. Он кашляет, выплевывает сгусток крови, его голос становится сильнее и увереннее. — Кейн — мой старый друг. Мы не сражаемся, просто у нас такое приветствие.
— Для умирающего у тебя прекрасное чувство юмора, — шепчу я ему. Он пытается пожать плечами, при этом одно касается моей груди. — Держи руки так, чтобы я их видел.
Он покорно вытягивает руки перед собой и шевелит пальцами.
— Хороши, а?
— Что случилось с Пэллес Рид?
— С твоей сукой? Откуда мне знать? У меня полно дел с этим ублюдком Саймоном Клоунсом.
— Эх, Берн-Берн, — укоризненно шепчу я ему на ухо, — зачем врать? Вспомни о такой вещи, как предсмертное покаяние.
Он хмыкает.
— Тогда уж точно не стоит говорить правду. Но я не лгу. Ты того не стоишь.
Я верю ему, несмотря на то что помню, как Пэллес столкнулась с ним. Я уже понял, каков был эффект произнесенного ею заклинания — информационной блокады, распространившейся со скоростью магии, какова бы эта скорость ни была; оно рассредоточило последние воспоминания о Пэллес или что-то вроде того. Однако и Берн, и Коты должны были войти с ней в какой-то контакт уже после произнесения заклятия — ведь они окружили ее. Если Берн до сих пор ничего не может вспомнить, значит, заклинание действует. А если оно все еще действует…
Пэллес жива. Конечно, ее могли посадить в Донжон, но по крайней мере она жива.
При этой мысли по моему телу разливается такое тепло и покой, что на какие-то полсекунды меня посещает соблазн подарить Берну жизнь.
— Последний вопрос: зачем меня разыскивают? И кто сообщил Глазам о моем появлении в городе?
— Это два вопроса, — насмешливо отвечает Берн.
Я не настолько заинтересован в ответе, чтобы терять время на выслушивание бреда, который он будет нести, — так что я просто вонзаю нож ему в горло.
Конец ножа скользит по его коже, словно по стальному листу.
Я тупо колю еще раз в то же место, не в силах поверить в происходящее, и когда клинок снова соскальзывает, я теряю целую секунду, по-идиотски глядя на предавшее меня оружие.
Я начинаю понимать, почему у Берна нет шрамов.
Кажется, я влип.
Шелковым, ясным голосом Берн объявляет:
— А теперь следующий номер…
Он тянется рукой за спину и сжимает мое левое плечо так сильно, что я даже не испытываю боли: рука просто-напросто немеет. Потом с неимоверной силой отрывает меня от себя — безо всяких приемов, просто долго тянет, — встает на ноги и поднимает меня в воздух.
— Ты никогда не мог меня переплюнуть, — говорит он. — Но теперь я фаворит Ма'элКота. Он сделал меня гораздо быстрее, гораздо сильнее — теперь я неуязвим. Ма'элКот создал для меня специальное заклинание, названное им «Бернов щит». Нравится?
Я бью его в лицо коротким пинком из тайской борьбы, так что моя нога ударяет по его искалеченному носу — а Берн смеется надо мной. Свободной рукой он вздымает меня, и я болтаюсь в воздухе.
Потом он швыряет меня через головы зрителей.
Я вылетаю из игровой ямы и взмываю еще выше — должно быть, Берн будет посильнее огров, стоящих вокруг и тупо глядящих на мой полет. А я все лечу, и люди разбегаются с дороги.
Мое тело само сумеет приземлиться; голова же думает о том, как можно справиться с Берном.
К тому времени, как я ударяюсь в кучку игроков в карты и мы дружно валимся на пол, при этом почти не ушибившись, я успеваю кое до чего додуматься.
Во-первых, одной силой Берн не сможет закрыться от моих ножей.
Во-вторых, если б он действительно был неуязвим, как говорит, я не смог бы сломать ему нос.
Я все еще могу справиться с ним; мне нужно только изменить тактику, чтобы приспособиться к новым обстоятельствам, и, как у всякого приличного ученого, у меня уже задуман эксперимент для превращения этой гипотезы в теорию.
Люди, на которых я упал, расползаются, путаясь в чужих руках и ногах, пихают меня, и я все еще только пытаюсь встать на ноги, когда Берн перепрыгивает перила игровой ямы. Тыльной стороной руки он утирает окровавленный рот и крадучись идет ко мне.
— Счастливчик ты, Кейн, — говорит он. — Я дал обещание…
Человека легче всего застать врасплох, когда он говорит — большая часть его внимания уходит на продолжение разговора. Не вставая с колен, я вытаскиваю из ножен на поясе оба метательных ножа и швыряю их одновременно — они вертятся в воздухе Я почти не вкладываю в бросок силы — мне этого и не надо. Нож, пущенный слабой, онемевшей левой рукой, летит высоко, к лицу Берна, и тот раздраженно отбрасывает вертящийся клинок — но рука остается цела, потому что на ней Берн инстинктивно сфокусировал свою защиту. Зато второй нож удовлетворяет мою жажду убийства — попадает Берну в ногу, в дюйме от колена, режет алую ткань и пронзает кожу.
Крошечный порез, тонкая линия, остающаяся за алыми каплями, едва заметная царапина — но Берн смотрит на нее, а я — на него. Когда он снова поднимает глаза, в их уголках я вижу едва заметную неуверенность.
В моем мозгу прорывается плотина, начинает бушевать ветер, подобный бесконечному божьему вдоху. Вселенная сужается, и теперь в ней есть только мы с Берном да еще три метра открытого пространства между нами.
Я встаю.
Вытаскиваю последний оставшийся у меня боевой нож.
— Живущий мечом погибнет от моего ножа, — говорю я Берну. — Хочешь — считай это пророчеством.
Теперь в его глазах я вижу еще кое-что — да, это бешенство.
Это все равно что смотреть в зеркало.
— Черт бы подрал этого Ма'элКота, — нервно роняет он.
Затем бросается на меня, и я приседаю, готовясь достойно встретить его.
Он проводит бросок через плечо, настолько быстрый, что в движении его руки кажутся размытыми. Никаких телячьих нежностей — он целится в то место, где плечо переходит в шею. Нож, который я сжимаю обеими руками, останавливает его меч, задерживает его у меня над головой. Нож слегка гудит в моей в руке; от этого начинают гудеть рука, плечо и, наконец, зубы.
Правой рукой я резко отвожу нож, целясь Берну в глаза, но мне не хватает какой-то ширины ладони. Я перекатываюсь в сторону, и Берн следует за мной. Он бьет мечом, воздух гудит от омерзительного тонкого гудения, клинок вонзается в ковер и деревянный пол у самой моей головы так просто, словно вместо дерева встречает на пути сыр. Большим пальцем ноги я захватываю щиколотку Берна и бью его по колену; он сгибает ногу, чтобы защитить связки, однако все же падает.
Я вскакиваю на ноги и только теперь понимаю, почему не достал ножом до его глаз: мой нож укоротился дюймов на пять, теперь над гардой выступают всего три пальца лезвия, на срезе блестит новая сталь.
Его меч — черт, да это же Косалл…
Пораженный этим, я застываю всего лишь на секунду, но Берн успевает подняться с пола. Ловкий удар приводит меня в себя, и я выбрасываю ногу, чтобы снова бросить противника на пол.
Огромная лапа с тупыми когтями тянется из-за моей спины, хватает меня за руку, оттаскивает назад и поднимает в воздух.
Я бросаю бесполезные остатки ножа и отчаянно отбиваюсь. Я был так поглощен дракой с Берном, что не заметил огра, который теперь держит меня. Впрочем, у моего врага те же проблемы, его держат два огра — один вцепился обеими лапами в руку с мечом, другой крепко обхватил его за пояс.
Я чувствую себя так, словно меня выбросило из сна. Господи, да о чем я думал? Тратил драгоценное время на Берна, едва не потерял жизнь — да я с ума сошел…
Помимо своей воли я снова поддался этой злополучной жажде крови. А ведь Пэллес бросила меня в известной степени из-за нее, из-за безумной тяги к убийству. Мастер Кирр, аббат Гартан-холда, еще двадцать лет назад говорил мне, что я думаю не головой, а кулаками.
И ведь это так до сих пор.
Кайрендал идет к нам через весь зал — безмятежная хозяйка заведения.
— Ну хватит, — говорит она. — Теперь давайте спокойненько подождем прибытия полиции.
Глаза Берна встречаются с моими. Мой противник уже не бьется в лапах огров, с его лица сползает сардоническая улыбка, губы изображают воздушный поцелуй и шепчут: «В другой раз».
Огр поднимает меня повыше и встряхивает. Мои ноги болтаются в футе от пола, а связки в плечах начинают ныть. Зато теперь я могу поднять голову. Все ясно — если полиция меня заберет, им будет все равно, на чем я попался. К тому времени, как я выберусь, спасать Пэллес будет уже поздно.