Руки и плечи Чарли были так напряжены, что она с трудом повернула «мерседес» на дорогу номер пять, ведущую в Нортгемптон. Кондиционер работал на полную мощность, и все равно солнце жгло лицо Чарли через стекло. Дженни пропала. Дженни убежала. Следовало знать, что нечто подобное может случиться; следовало знать, что на Тесс нельзя полагаться. Какая разница, что много лет Дженни каждое лето приезжала к Тесс: этот год стал другим, и Дженни тоже. Она превратилась в подростка со всеми свойствами этого возраста: неуверенностью и уязвимостью.
      В раздражении Чарли ударила рукой по рулю. Черт бы побрал эту Тесс! И Питера тоже. Питер оказался слишком занят, чтобы поехать в Нортгемптон, у него какие-то «важные» переговоры!
      – Наша дочь пропала! – закричала Чарли, когда он сказал, что ей придется ехать одной.
      – Не сомневаюсь, что Тесс преувеличивает, – ответил он. – Дженни, наверное, у кого-нибудь из друзей.
      – У нее нет друзей в Нортгемптоне.
      – Мы этого не знаем, Чарли. Возможно, она познакомилась с кем-то этим летом.
      Чарли бросала вещи в чемодан. Она готова была швырнуть их Питеру в лицо.
      Она остановилась на знак «стоп» при въезде в город и задумалась: а как бы вел себя Питер, если бы это была его собственная плоть и кровь? Она поежилась, вспомнив о своих трех неудачных беременностях и о последовавшем затем удалении матки, навсегда лишившем их надежды иметь собственных детей. Питер никогда не жаловался и все же... все же...
      Чарли покрутила головой. Она почувствовала боль в плече и протянула руку, чтобы растереть мышцы, но боль усилилась. Чарли положила голову на руль и расплакалась. Проклятый Питер. Он стал еще более занятым после смерти Элизабет. Элизабет ушла из их жизни, но продолжала отравлять им существование.
      Позади загудела машина. Чарли подняла голову и, сморщившись от боли, посмотрела в зеркало, потом нажала на газ и, не взглянув ни направо, ни налево, рывком выехала на улицу. К счастью, улица была пустынна.
      Она ехала по той же дороге номер пять к центру города. Чарли предпочла машину самолету, это было быстрее, так как до самого вечера не было ни одного подходящего рейса. Ну а об автобусе не могло быть и речи: слишком много людей, спертый воздух. К тому же в своей машине Чарли могла выбирать нужную скорость, но даже при этом дорога заняла целых три часа.
      – Наверное, Дженни уже найдется к тому времени, как ты приедешь, – заметил Питер. – Почему бы тебе не остаться и не подождать звонка Тесс?
      «Будь ты проклят, проклят, проклят», – твердила Чарли.
      Как Питер мог подумать, что она способна ждать?
      В центре города Чарли повернула налево и поехала к колледжу и Раунд-Хилл-роуд. Может, Питер предложил ей подождать, потому что у них с ним разные ценности в жизни? Может, Питер в душе никогда не считал Дженни своей дочерью? Может, после всех выкидышей, когда он понял, что у них не будет детей, Питер невзлюбил Дженни?
      Чарли еще сильнее вцепилась в руль и попыталась удержать слезы. Если Питер и вознегодовал на Дженни, то он не был в этом одинок. Чарли сама винила Дженни – ну если не саму Дженни, то обстоятельства, при которых она появилась на свет, – за свои неприязненные отношения с Элизабет. Из-за Дженни, темноволосой Дженни Элизабет так и не признала Чарли достойной Питера и достойной носить имя Хобарт.
      И вот теперь Элизабет умерла, а Дженни исчезла.
      Наверное, это Господь шлет им наказание. Наверное, он покарал их за то, что они не испытывают должной благодарности за Дженни; за то, что они недостаточно заботились о ней и недостаточно любили ее при всем том, что у них нет собственных детей.
      – Господи, – громко умоляла Чарли, – прости нас. Прости меня за себялюбие. Прости, что я такая плохая мать. – Чарли ехала по Мейн-стрит, мимо магазинчиков и бутиков, и не замечала произошедших в городе перемен. – Прошу тебя, спаси Дженни. Пусть, когда я приеду к Тесс, Дженни уже будет там.
      Неожиданно перед автомобилем появился прохожий, и Чарли изо всех сил нажала на тормоза. У нее оборвалось сердце, и руки на руле задрожали. Она совсем забыла, что в Нортгемптоне пешеходы пользуются преимуществом во всех ситуациях. Чарли подняла голову и увидела перед собой на холме знакомое величественное главное здание Смитовского колледжа, надменно и кичливо взирающее на город, и впервые она ощутила ненависть к колледжу и к годам, проведенным в его стенах. Она пожалела, что вообще встретилась с Питером Хобартом, познакомилась с Тесс Ричардс и принцессой из Новокии. Они все были ненавистны ей. Останься она дома, сейчас бы жила в Питсбурге, где было куда легче сносить бедность, чем поддерживать свое положение и авторитет в обществе и к тому же изображать кого-то, кем ты на самом деле не являешься.
      Поток машин медленно полз в гору, и Чарли вертела головой, стараясь не пропустить Раунд-Хилл-роуд. У нее вновь заныло плечо.
      Машина впереди резко остановилась, и Чарли вновь затормозила.
      – К черту пешеходов! – крикнула Чарли. – Чтоб вам всем провалиться!
      Но никто, кроме нее самой, не услышал ее слов в автомобиле с закрытыми окнами и работающим кондиционером.
      Машины двинулись вперед, и вдруг Чарли увидела Раунд-Хилл-роуд, улицу Тесс, которую она покинула много лет назад вместе с женихом и новорожденной дочерью Марины. С девочкой, которую она поклялась лелеять и любить, а вместо этого каждое лето отсылала ее сюда, потому что так было удобнее и проще. «Дженни. Моя Дженни».
      Чарли свернула на Раунд-Хилл-роуд и въехала во двор дома Тесс, как будто только вчера покинула эти места. Все выглядело, как прежде: дом все такой же маленький, такой же белый с черными ставнями, вот только краска сильно облупилась.
      Мохнатая собака с лаем выскочила из задней двери. Та самая собака, со снимка в комнате Дженни. Она была щенком в те времена, когда Чарли сбежала от Питера в Нортгемптон вместе с Дженни. Она не помнила кличку собаки. Дженни наверняка не одобрила бы подобной забывчивости.
      Чарли выключила зажигание и положила голову на руль. «Вот я и добралась сюда, – сказала она себе. – Я добралась, а как Дженни? Сейчас я узнаю, вернулась ли Дженни и все ли благополучно».
      Она вышла из машины.
      – Здравствуй, пес, – обратилась она к собаке и погладила ее по спутанной шерсти. – Очень прошу тебя, скажи мне, что Дженни вернулась.

* * *

      – Она не вернулась, – объявила Делл, когда Чарли вошла в дом. – Думаю, она убежала.
      Чарли смотрела на женщину, выглядевшую точно так же, как и пятнадцать лет назад. Годы не изменили ее. Она была такой же старой и усталой, как и в те дни. Глубокие морщины у рта были все те же и то же суровое выражение на лице, с каким она отдала Чарли сверток с младенцем, которого они с Питером назвали Дженни.
      Чарли прислонилась к кухонному прилавку. Он, как и прежде, был покрыт все той же старой клеенкой. Тесс так и не обновила кухню, хотя строила на этот счет планы. Стены были по-прежнему кремовыми, но потемневшими от времени и, наверное, от грязи. Чарли вспомнила, как она собиралась оклеить комнату обоями с рисунком плюща, но неожиданно обнаружила, что беременна. Она не могла себе представить, каким путем пошла бы ее жизнь, не вернись она тогда к Питеру. Она снова внимательно оглядела кухню и поняла, что за все пятнадцать лет Тесс ничего здесь не изменила и ничего не добавила. Она только накопила груды ненужных предметов и вещей: кучи газет и журналов, какие-то старые стулья по углам. Атмосфера была точно такой, как в книжной лавке Делл. Чарли откашлялась и посмотрела на женщину, носящую это имя.
      – Если бы Дженни решила убежать, она бы оставила записку.
      Делл сняла с плиты старый эмалированный чайник и налила в него воды из крана.
      – Возможный вариант, но Дженни этого не сделала, – сказала она.
      Чарли ломала пальцы.
      – Где она может быть, Делл? У нее есть здесь друзья?
      – Насколько я знаю, нет. Она всегда была занята с Тесс в мастерской.
      – Какой мастерской?
      – Тесс учила Дженни ремеслу стеклодува. – Делл нахмурилась и поставила чайник на плиту. – Разве Дженни вам не говорила?
      Чарли покачала головой. Дженни писала редко и мало. Сама Чарли звонила сюда три раза, а может, только два, но никто не подошел к телефону. Чарли вспомнила, как ругала Тесс за то, что у нее нет автоответчика и что она живет, как в средневековье. И все же, если говорить начистоту, Чарли могла бы сделать еще одну попытку позвонить дочери.
      – А где Тесс? Она ищет Дженни?
      Делл показала куда-то в сторону прихожей.
      – Она у себя в комнате. Отдыхает.
      «Отдыхает?» Чарли еле сдержала вопль. Она бросилась вон из кухни и побежала в комнату Тесс. Как смеет она спать, когда Дженни исчезла!
      Без стука Чарли ворвалась в комнату. Жалюзи были опущены, воздух спертый и жаркий. Тесс лежала на кровати, повернувшись к двери спиной.
      – Здравствуй, Чарли.
      – Здравствуй, Тесс, – ответила Чарли и обошла кровать, чтобы увидеть лицо подруги.
      И остановилась. Тесс выглядела ужасно. Лицо было болезненно бледным, черные круги лежали под глазами, растрепанные безжизненные волосы разметались по подушке. Трудно было определить, где тут печать возраста, а где следы волнений о Дженни.
      – Я думала, ты не знаешь, что я приехала.
      – Я слышала твой голос в кухне.
      Чарли снова подавила желание закричать. «Если ты меня слышала, то какого черта не вышла из комнаты?» Но мрачное выражение на лице Тесс остановило ее: Тесс замкнулась в своем страдании, и до нее не докричаться. Сколько раз Чарли была свидетелем тому, как, отгораживаясь от мира, Тесс воздвигала вокруг себя эту невидимую стену. Так, наверное, было предназначено ей судьбой.
      Тесс начала плакать.
      – Это моя вина. Я старалась, Чарли. Честно говорю, я старалась.
      – Ты старалась? – повторила Чарли, не понимая.
      – Я старалась сделать ее счастливой. Я старалась с ней, как это теперь говорят, общаться. Я знала, что она несчастна...
      – Она не казалась несчастной, когда уезжала сюда, – сухо заметила Чарли, хотя в душе знала, что говорит неправду.
      Тесс села на кровати, открыла рот, чтобы что-то сказать, но промолчала.
      – Так что же случилось? – настаивала Чарли.
      – Сядь здесь, – пригласила Тесс и похлопала ладонью по матрасу рядом с собой.
      – Я постою.
      Чарли сомневалась, что сможет усидеть на месте, в таком она была напряжении.
      – Мы немного поспорили, – начала Тесс. Она мяла в руках бумажную салфетку, отрывала от нее белые узкие полоски и бросала их на потертый ковер.
      – Дженни взрослеет, это всегда трудный процесс. О чем вы поспорили?
      Чарли бесило, что ей приходится утешать Тесс. Это она, а не Тесс, нуждалась в сочувствии. Но Тесс всегда была такой, как бы это выразиться, жалкой. Да, именно жалкой, и Чарли делала на это скидку. Но не теперь. Чарли поняла, что многому научилась за пятнадцать прошедших лет.
      – Все-таки о чем же вы поспорили?
      – Сомневаюсь, что тебе надо знать.
      – Конечно же, я должна знать! – Чарли склонилась к серому, измученному лицу Тесс. – Я ее мать, разве ты забыла?
      Тесс посмотрела прямо в глаза Чарли.
      – Послушай, Чарли, ты можешь винить меня за ссору. Ты можешь винить меня за то, что Дженни убежала. Но не пытайся убедить меня, что Дженни была счастливой, когда приехала сюда. Она была несчастной. Она страдала. И если ты настаиваешь, то я тебе скажу: она не хотела возвращаться к тебе с Питером. Она хотела остаться жить у меня. Она умоляла, чтобы я ей это разрешила.
      В комнате стало нечем дышать. Чарли прижала руку ко лбу, пытаясь остановить беспорядочный поток мыслей.
      – Что ты сказала?
      – Ты слышала.
      Чарли устало опустилась на постель.
      – Я не имела ни малейшего представления... – растерянно пожаловалась она.
      – Я спросила Дженни, хочет ли она, чтобы я с тобой поговорила. Она сказала нет. Я ей объяснила, что она не может здесь остаться. Я ей объяснила, как сильно вы с Питером ее любите.
      Чарли ухватилась за край постели, чтобы не упасть.
      – И как она отреагировала?
      – Как? – Тесс с возмущением взглянула на Чарли. – Она убежала.
      Чарли смотрела на выгоревшие цветы на серых обоях. Она не решалась посмотреть на Тесс. Ей нечего было сказать. И у нее в голове не осталось ни одной мысли. Тесс тяжело вздохнула.
      – Но это еще не все. – Тесс остановилась и закрыла глаза. – Когда мы обнаружили, что Дженни убежала, мы кое-что нашли.
      Чарли изо всех сил зажмурилась. Она не желала ничего слышать, она не имела представления о том, что собирается открыть ей Тесс, но заранее знала, что не хочет этого слышать.
      – Мы нашли у нее на кровати мой альбом с вырезками и фотографиями, сделанными в колледже. Он был открыт...
      Чарли повернула голову, не замечая боли в плече.
      – Сначала я ничего не поняла, – монотонным голосом продолжала Тесс, – но потом заметила, что он открыт на фотографии, той самой, которую сделал Питер в день выпуска.
      У Чарли пересохло во рту. Когда она заговорила, слова звучали хрипло и прерывисто.
      – Та, на которой мы с тобой... И Марина?
      – Та самая, где у тебя нет и следа беременности, – кивнула Тесс. – А вот Марина определенно с животом. Наши широкие мантии тогда все скрывали, а вот на фотографии это отчетливо видно.
      – Я тоже это заметила, когда фотография попалась мне на глаза пару лет назад. Я ее выбросила.
      – Мне тоже надо было это сделать.
      – Значит, ты думаешь, Дженни разглядывала фотографию?
      – Определенно.
      – Ты думаешь, она поняла?
      Мгновение стояла тишина, потом Тесс вновь заговорила:
      – Послушай, Чарли, ведь Дженни очень похожа на Марину.
      – Я знаю.
      Чарли опять принялась изучать выгоревшие обои.
      – Надеюсь, ты не рассердишься, но мы с Делл предприняли еще кое-какие шаги. Мы позвонили Марине, мы решили, что ей надо знать.
      Боль переместилась из плеча в затылок. Обману, в котором они жили долгие годы, скоро придет конец. Дженни, красавица Дженни, ее дочь... Но была ли она ее дочерью? Принадлежала ли ей Дженни когда-нибудь целиком? А что, если бы они удочерили ребенка от незнакомой женщины, а не от подруги, сокурсницы и принцессы? Как бы тогда сложилась их жизнь?
      Цветы на выгоревших обоях заколыхались и поплыли. Чарли сжала зубы, борясь с тошнотой. Она приложила руки к животу и начала раскачиваться из стороны в сторону. Может, все к лучшему, убеждала она себя. Может, Дженни следует узнать правду. Может, она, Чарли, слишком поздно поняла, как сильно любит Дженни.
      В дверь постучала Делл.
      – Пришел Джо. Он хочет задать кое-какие вопросы.
      – Джо Лайонс, – напомнила Тесс Чарли. – Племянник Делл. Он теперь здешний начальник полиции.
 
      Чарли сидела за кухонным столом на том самом стуле у окна, на котором сидела много лет назад, сначала в ожидании своей свадьбы, а потом рождения Дженни.
      Тесс села рядом, а Джо снял фуражку и разместился напротив. Делл стояла у раковины, опуская и вытаскивая чайный пакетик из толстой фаянсовой кружки.
      – Вы можете подать заявление о пропаже Дженни только по истечении сорока восьми часов, – напомнил Джо.
      – Но ведь она совсем ребенок, – заметила Чарли.
      – Я знаю. Но ей четырнадцать. Что бы вы там ни думали, ее все равно сочтут беглянкой. А вы какого мнения? Вы все-таки считаете, что она убежала?
      – Не знаю. Наверное.
      Чарли сгорбилась, беспомощно опустив плечи.
      Джо повернулся к Тесс.
      – Она тут с кем-нибудь проводила время?
      – Только со мной.
      – А в прошлом году?
      – Дженни спокойная девочка. Она не любит уходить из дома, она домашняя.
      Чарли выпрямилась. Она никогда не считала Дженни «домашней». Дженни проводила время, катаясь на лошади. Она или просила разрешения взять лошадь, или выдумывала еще тысячу причин, только бы не оставаться дома. С другой стороны, дом Тесс ничем не походил на особняк Хобартов. Это был дом, семейный очаг, а не холодный мавзолей.
      Джо почесал подбородок.
      – Мы должны изучить все возможные варианты.
      – Какие? – спросила Чарли, заранее пугаясь ответа.
      – Ее могли похитить.
      Чарли и Тесс молчали. Делл бросила чайный пакетик в переполненное мусорное ведро.
      – Это, конечно, только одно из предположений, – успокоил Джо.
      – Тогда зачем об этом говорить? – взорвалась Тесс.
      – Вот что... – Джо взглянул на Тесс. – Помнишь, что я тебе сказал в начале лета?
      Тесс не отвечала, и Чарли, не выдержав, нарушила молчание.
      – В чем дело? О чем вы? – вмешалась она в разговор.
      Джо снова почесал подбородок.
      – Он, правда, тише воды, ниже травы... Но кто может гарантировать...
      – О ком это вы? – закричала Чарли и вскочила со стула.
      Джо протянул было руку, чтобы успокоить Чарли, но она оттолкнула ее.
      – О Вилли Бенсоне, – неохотно признался он. – Вилли Бенсон вернулся.
      У Чарли перехватило дыхание, как если бы кто-то вдруг ударил ее под ложечку.
      – Животное, – пробормотала она. – Больное, мерзкое животное.
      Она почувствовала его руки на своем теле, увидела взгляд безумных глаз. Она вновь бежала, спотыкалась, падала...
      – Нет, он не посмеет, – твердо сказала она. – Не посмеет.
      Чарли была готова на все. Пусть ее называют плохой матерью, пусть возложат на нее всю вину, только бы избавить дочь от ужаса, случившегося когда-то с ней самой. «Прошу тебя, Господи, – умоляла Чарли, – спаси Дженни от Вилли Бенсона».
      Тесс обняла ее за плечи.
      – Это не он, – сказала она. – Откуда ему знать, что Дженни... дочь Чарли?
      – Это одно из предположений, – пожал плечами Джо.
      – Так давайте о нем забудем, – сказала Тесс. – Я думаю, она убежала.
      Тревога охватила Чарли. Почему все-таки Тесс позвонила Марине? Если Дженни догадалась, что Чарли не ее мать, то почему они не могли решить этот вопрос между собой, без чужого вмешательства? Почему Тесс позвонила Марине? Чарли устремила взгляд на Тесс. Она горела нетерпением задать ей этот вопрос. Но здесь был Джо Лайонс, который не знал их тайну. Никто ее не знал. Кроме Чарли, Тесс, Марины, Делл, Николаса, Питера... Она мысленно отмечала галочками одно имя за другим, словно это был список подозреваемых или жертв, намеченных инквизицией.
      – Она взяла с собой какую-нибудь одежду? – спросил Джо.
      – Нет, ничего, – ответила Тесс. Она задумалась и принялась качать ногой под столом.
      – Тесс, в чем дело? Я вижу, ты что-то припомнила.
      – Пожалуй, хотя я не совсем уверена, – пробормотала Тесс. – Дженни не взяла с собой одежды, но одной вещи не хватает.
      Чарли с нетерпением ждала продолжения; ей казалось, что другие слышат, как громко стучит сердце у нее в груди.
      – Нет яйца Фаберже. Дженни взяла его с собой.
      – О Господи! – воскликнула Чарли.
      – Яйцо какого-то Фаберже? – поднял брови Джо. – Да вы шутите!
      – Бабушка завещала ей яйцо. Я запретила Дженни брать его с собой в Нортгемптон...
      – Оно очень дорогое? – спросил Джо.
      – Что за вопрос! Это все равно что спрашивать, есть ли солнце на небе, – набросилась на него Тесс.
      Чарли посмотрела сначала на Тесс, потом на Джо.
      – Да, – тихо сказала она. – Оно очень дорогое.
      – Сколько? – настаивал Джо.
      – Бабушка написала в завещании, что Дженни может выбрать любое яйцо Фаберже по своему вкусу. Непонятно, но Дженни выбрала самое простое из всех. Она считала, что оно самое красивое.
      – Сколько? – снова повторил Джо.
      – Двести тысяч. А может быть, и триста.
      Чарли вспомнила, как рассмеялся Питер, когда она назвала яйцо «пустячком».
      Джо присвистнул. Тесс опустила голову.
      Чарли быстро встала.
      – Мне надо позвонить мужу. Немедленно.
      – Телефон на старом месте, – уточнила Тесс.
      Еле держась на ногах, Чарли направилась в переднюю. «Питер посоветует, что мне делать», – твердила она себе. Неуверенной рукой она сняла трубку и набрала рабочий номер Питера.
      – Здравствуйте, миссис Хобарт, – ответила бойкая секретарша. – Как вы поживаете? Я вас давно не видела...
      – Дженис, – прервала ее болтовню Чарли, – мне надо поговорить с мужем.
      – Что-нибудь случилось, миссис Хобарт?
      – Мне надо с ним поговорить.
      – Боюсь, он не может...
      – Соедините меня с ним. Даже если он совещается с самим президентом Соединенных Штатов.
      – Я не могу...
      – Я беру на себя всю ответственность, Дженис. Соедините меня с ним. Немедленно.
      В последнее время Питер был особенно часто «занят» даже для своей жены. До смерти Элизабет Чарли всегда до него дозванивалась. Но тогда в этом не было особой нужды, не то что теперь.
      – Миссис Хобарт, прошу вас, поймите. Его здесь нет.
      – Тогда вызовите его по сотовой связи.
      В последовавшем коротком молчании Чарли услышала голоса, доносившиеся из кухни.
      – Четверть миллиона зелеными? – допытывался Джо. – За яйцо?
      – Это яйцо Фаберже, – уточнила Тесс. – Некоторые стоят несколько миллионов. Да разве тебе понять?
      – Не будем торопиться, – вступила в разговор Делл. – Нам следует подождать еще хотя бы день.
      Чарли барабанила пальцами по стене.
      – Я не могу туда дозвониться, – наконец объявилась Дженис.
      – Так все-таки где же находится мой муж?
      – Я как раз пытаюсь вам это сказать, миссис Хобарт. Я не могу до него дозвониться, потому что он в самолете нашей компании.
      – В самолете? Он летит в Нортгемптон?
      – Он ничего не говорил о Нортгемптоне. Мне только известно, что он летит на совещание. В Сингапур.
      – Вы сказали, Сингапур?
      – Сегодня утром возникли кое-какие проблемы, и мистер Хобарт...
      К черту мистера Хобарта!
      – Я попытаюсь связаться с ним, как только самолет поднимется в воздух.
      – Не стоит беспокойства, Дженис, – сказала Чарли и бросила трубку.
      Она решительно направилась обратно на кухню. Тесс по-прежнему сидела за столом, Делл по-прежнему стояла у раковины, а Джо Лайонс у задней двери, прижимая к уху свой полицейский телефон.
      – Я иду искать Дженни, – объявила Чарли и схватила со стола свою сумку. – Вы можете тут просиживать штаны, а мне надо действовать.
      Она прошествовала к двери в прихожую.
      – И с чего же ты собираешься начать? – сухо спросила Тесс.
      Чарли остановилась, прижимая к груди сумку. Опять заныло плечо.
      – Не имею ни малейшего представления, – призналась она.
      – Нет никакого смысла куда-то идти, – заметил Джо, заканчивая связь. – Я вызвал Федеральное бюро расследований. Они уже на пути сюда.
      – ФБР? – резко повернулась к нему Чарли.
      – Мне кажется, тут дело посерьезнее, чем просто убежавший подросток. И это яйцо, которое она взяла с собой. Что она с ним собирается делать? Продавать у нашего супермаркета? А если она его не продаст, на какие шиши она будет жить?
      – Может, она взяла с собой яйцо, потому что оно ей нравится, – высказала предположение Делл.
      – Нет, – вмешалась Тесс. – Подставка от яйца осталась дома. Дженни никогда бы не взяла яйца без подставки. – Чарли заметила странное, отсутствующее выражение ее глаз. – Она любит смотреть на него, когда оно стоит на подставке. Можно просто любоваться прекрасными вещами, не беря их в руки. Можно восхищаться красивой вещью издалека.
      «Глупая привычка, которой она научилась у тебя», – со злостью подумала Чарли.
      – Как бы там ни было, я хочу, чтобы все оставались на местах до прибытия агентов, – предупредил Джо.
      – А я никуда и не собиралась, – заметила Тесс.
      – Я тоже, – подхватила Делл.
      Чарли переводила взгляд с одного на другого, возмущенная их пассивностью. Тесс, как всегда, будет сидеть сложа руки. Сидеть и горевать о своей печальной судьбе.
      Чарли швырнула сумку на стол и направилась в гостиную. Там она сбросила на пол кучу журналов со старого дивана, села на него и принялась барабанить пальцами по колену, а другой рукой растирать себе плечо и шею.

      Прошло еще целых два часа, прежде чем прибыли агенты ФБР. Все это время Чарли просидела в гостиной, упорно не желая ни с кем разговаривать. Делл посоветовала Тесс оставить Чарли в покое, но Тесс была слишком обижена. Она понимала, что Чарли винит ее в исчезновении Дженни. Она понимала, что подруга ни за что на свете не признает свою собственную вину, свою и Питера. Они сделали Дженни несчастной, отняли радость у ребенка, который мог бы принадлежать ей, Тесс.
      И вот теперь в кухню набилась куча людей: двое мужчин в штатском, трое полицейских главного массачусетского полицейского управления, Джо Лайонс, женщина-полицейский из Нортгемптона, Делл и Тесс.
      – Мы хотели бы побеседовать с каждым из вас наедине, – сказал один из штатских. – Лучше всего на улице.
      Тесс поднялась, с шумом отодвинув стул.
      – Начинайте с меня, у меня нет больше мочи здесь сидеть.
      На улице Тесс повела агента, который представился Коннорсом, к двум старым садовым стульям на крошечной лужайке. На этих стульях они обычно сидели с Дженни. Неужели это было только вчера? Нет, наверное, позавчера. Тесс прижала руки к вискам, пытаясь привести в порядок мысли.
      – Я хочу, чтобы вы рассказали мне о вчерашних событиях.
      Коннорс закурил сигарету и бросил спичку на траву. Тесс устремила взгляд на сожженную спичку и удивилась тому, что агент курит. В ее представлении полицейским теперь это было запрещено. Интересно, считаются ли полицейскими агенты ФБР?
      – Мисс Ричардс!
      Тесс с трудом сосредоточилась на агенте Коннорсе.
      – Да?
      – Я попросил вас изложить по порядку вчерашние события.
      Напрягая память и думая, с чего начать, Тесс нахмурилась, так что ее лоб превратился в сплошные складки.
      – Мы делали елочные игрушки...
      Осторожно подбирая слова, она рассказала об их с Дженни споре. Тесс помнила, как важно избегать деталей, и уж ни в коем случае не намекать, какая Чарли ужасная мать, или, Боже упаси, проболтаться, что она вообще не родная мать Дженни. Она помнила, что следует надежно хранить секреты, но не знала для чего. А вдруг ее арестуют за то, что она слишком много знает?
      Наконец Тесс дошла до того места, когда Дженни выбежала из мастерской.
      – Я хотела пойти за ней, – завершила она рассказ, – но подумала, что лучше дать ей остыть. Дженни уже подросток. Почти взрослая девушка. – С чувством облегчения Тесс повернулась к агенту Коннорсу. – Вы помните, каким были в этом возрасте? Это очень непросто, в голове такая путаница.
      Во взгляде агента промелькнуло удивление.
      – Девочка жила здесь все лето? – спросил он и сделал еще одну пометку в своем блокноте.
      – Да, она жила здесь все лето. Дженни приезжала сюда каждый год.
      – Вы, должно быть, очень близкие друзья с миссис Хобарт.
      Тесс замолчала. Разве скажешь ему, что между ними больше нет близкой дружбы? Разве объяснишь, почему приезжала Дженни и почему Чарли ее отпускала, если Тесс сама этого не понимает? Она знала только одно: каждый год в июне Дженни приезжала, а потом уезжала в сентябре. И еще она знала, что с каждым годом месяцы с октября по июнь, месяцы без Дженни, становились все более невыносимыми и тоскливыми. Она больше не спала с Делл, Делл была права, их время прошло, но они остались друзьями. Она не спала с Делл, но она не спала и ни с кем другим. В ее жизни появилась единственная цель: ждать июня, а вместе с ним приезда ее ребенка на два с половиной месяца, два с половиной месяца, полные смысла.