Тайные судьбы

      – Мне она не казалась несчастной, – ответила Марина. – И вот только сейчас я поняла, что она очень несчастна.
      Марина не стала рассказывать ему, что Тесс пыталась покончить с собой; она не знала, можно ли доверить ему такую тайну. «Ну вот, опять о том же, – подумала она. – Опять о доверии». Она отвела в сторону глаза. Как Марина ни сердилась на Тесс, она не хотела, чтобы ее исключили или, хуже того, поместили в клинику. Хотя на первый взгляд Марине это было совсем безразлично.
      – По-видимому, вам очень дорога ваша подруга, – сказал профессор.
      Марина отпила глоток горячего шоколада и обожгла язык. Она поставила на стол кружку и обхватила ее ладонями. На ее пальце больше не было кольца с сапфиром и бриллиантами, кольца, которое она с такой готовностью положила на алтарь дружбы. Дружбы с человеком, ставшим потом жертвой предательства. Никогда прежде Марина не радовалась так, как когда отдала кольцо семье Чарли. Но тут она вспомнила о Тесс, скорчившейся на полу в луже крови. И поняла, что, наверное, Тесс тоже чувствовала себя преданной. Преданной Чарли, когда та начала встречаться с Питером.
      – Да, – подтвердила Марина, – она мне очень дорога. Как вы догадались?
      – Потому что человек не может заставить нас страдать, если он нам безразличен.
      – Наверное, из вас бы вышел хороший преподаватель философии, – улыбнулась Марина.
      Эдвард Джеймс рассмеялся. У него был негромкий сердечный смех, в нем слышалось еще что-то, чего Марина раньше не замечала.
      – У меня есть особая причина для этой встречи, – вдруг быстро перевел он разговор на другую тему. – Целых три года я хотел поговорить с вами о Новокии. Эта страна меня очень интересует. Помимо философии, моя страсть – государственное управление. Расскажите мне о Новокии. Я знаю только, что там монархия.
      Монархия. Внезапно Марина вновь ощутила опасность. Она вспомнила о предательстве Виктора. Виктор подружился с Делл Брукс. А что, если он был знаком и с профессором Джеймсом? Марина вспомнила о группе здесь, в Нортгемптоне, в которую входил Виктор. Он тогда называл ее членов социалистами. «Все для блага народа».
      Она быстро окинула взглядом маленькое кафе. Ей хотелось бежать отсюда.
      – Вы не на экзамене, Марина, – рассмеялся профессор. – Я не поставлю вам «неуд» за неправильный ответ.
      Марина с вызовом отбросила назад волосы, черт с ним, с профессором Джеймсом. Довольно для одного вечера мыслей о недоверии и предательстве, их хватит на целую жизнь. Если ему нужна только информация, он может отправляться обратно в библиотеку. Если же обман кроется в его сердце, то ее бегство ничего не решит. Лучше уж расхваливать свою страну и показать, что заговорщики ей не страшны.
      – Новокия – очень красивая страна, – начала Марина. – Нам удалось сохранить свою независимость, мой отец говорит, что мы слишком малы, чтобы стать серьезной добычей для соседа. Что есть более лакомые куски.
      – К примеру, Чехословакия или Румыния.
      – Совершенно верно, – согласилась Марина. – Да и географически мы расположены скорее как Финляндия. У нас есть прекрасные горы и очень зеленые пастбища. Но по размеру мы лишь немногим больше Монако.
      – Одним словом, Новокия – это совсем малышка, – заметил Эдвард.
      Марина отпила еще глоток из кружки и почувствовала, как исчезает холодный ужас, поселившийся в ее душе после признания Тесс.
      – Прелестная малышка, – уточнил Эдвард.
      – Очень, – подтвердила Марина. – И еще в Новокии чудесные люди. Народ, который мы с отцом очень любим.
      – Придет день, и вы будете им править.
      – Да, – вздохнула Марина.
      – Вас это пугает?
      – Очень.
      Марина удивилась своим словам, она никогда никому не говорила о своем страхе. Ей не следует быть такой откровенной.
      – Управлять страной – это огромная ответственность, – кивнул Эдвард Джеймс. – Кто угодно может испугаться.
      Марина увидела возможность перейти в наступление.
      – Виктор Коу не испугался, – объявила она, глядя прямо в глаза профессору.
      Он ничуть не смутился.
      – Это кто? – спросил он.
      – Некто не стоящий внимания.
      Она улыбнулась, думая о том, что ее подозрительность превратилась в болезнь. Эдвард Джеймс уже много лет преподавал в Смитовском колледже, и будь он одним из шпионов Виктора или его помощником, то не сидел бы все это время здесь после отъезда Виктора, а занялся бы более серьезными делами, чем скучная работа и однообразная жизнь, когда надо каждый вечер возвращаться домой к жене.
      – Наверное, трудно быть принцессой.
      – Да, – ответила Марина и снова взглянула в его теплые глаза. – Очень трудно. Нелегко быть собой. Иногда мне трудно понять, кто я такая.
      Он кивнул.
      – Между нами целая пропасть, и все же, мне кажется, я знаю, что вы хотите сказать. Мне тоже бывает трудно быть самим собой. Существую я сам и существует отдельно «профессор», которого я показываю ученикам.
      Марина кивнула, раздумывая о том, кто сейчас перед ней, – профессор или совсем другой человек. Пожалуй, последнее. Таким он ей нравился больше. Значительно больше.
 
      Несколько дней спустя, когда Марина вечером после ужина возвращалась к себе в комнату, она заметила под дверью Тесс узкую полоску света. Она остановилась и некоторое время смотрела на дверь и эту светящуюся полоску. Она чувствовала, что ей необходимо поговорить с Тесс.
      Тесс была ее другом. Бескорыстным другом, который никогда ничего не требовал от принцессы и который никогда не подчеркивал, что Марина не такая, как другие, не отталкивал ее. Марина улыбнулась, вспомнив, что на Тесс не произвел никакого впечатления ее королевский титул и что она упорно называла Ником очень воспитанного и сдержанного Николаса.
      По правде говоря, Марине недоставало Тесс.
      «Человек не может заставить нас страдать, если он нам безразличен», – сказал профессор Джеймс. Если Чарли простила Тесс, то, уж конечно, она может сделать то же самое.
      Марина подошла к двери и тихонько постучала. Никто не отозвался. Она представила себе, что Тесс опять лежит на полу, чуть дыша, в луже крови, и, подавив внезапный ужас, постучала сильнее.
      – Войдите, – отозвался спокойный голос.
      Марина с облегчением вздохнула и открыла дверь. Тесс не лежала на полу, она сидела за столом с открытой книгой перед глазами и с наушниками на голове.
      – Привет, – сказала Марина.
      – Привет, – откликнулась Тесс; она медленно сняла наушники и выключила плейер.
      Марина села на кровать и огляделась вокруг: в комнате был необычайный порядок. Но изумрудной вазы на подоконнике, конечно, не было. Ее уже никогда не вернуть. Как не вернуть и родителей Тесс. Марина не могла себе представить жизнь без отца и матери. Она вспомнила о тех страданиях, что выпали на долю Тесс, о чем она, Марина, в своей слепоте совсем забыла.
      – Как ты себя чувствуешь? – спросила Марина.
      – Ничего. Лучше.
      Марина кивнула. Она не знала, с чего начать. Она не знала, как выразить свое раскаяние. Марина посмотрела на запястье Тесс.
      – Как оно, заживает?
      – Это-то? – удивилась Тесс и подняла кверху забинтованную руку. – Чего спрашивать? Делл следовало послушаться своих родителей. Из нее мог выйти отличный хирург.
      – Я рада, – опять кивнула Марина.
      Тесс захлопнула книгу.
      – Ты мне хочешь что-то сказать, Марина?
      – Да.
      Господи, как это трудно, и все потому, что Тесс была ей небезразлична.
      – Тесс, – начала Марина, – прости меня.
      Камень свалился с ее души, главное было сделано.
      – Простить? За что? За то, что ты спасла мне жизнь?
      – Нет. Пожалуйста, не надо смеяться. Прости меня за то, что я обидела тебя, когда мы были у Делл. Прости, что я так рассердилась, когда узнала о твоем поступке.
      – Ты имеешь в виду Вилли Бенсона? – уточнила Тесс.
      – Да.
      – Я ведь тоже сожалею об этом, – вздохнула Тесс. – С тех самых пор, как это случилось.
      – Ты столько времени держала эту муку в себе.
      – Я не думала, что Вилли причинит ей вред.
      – А я? Как поступила я? Чарли простила тебя немедленно, но не я. У принцессы особые, более высокие требования. Такие, что до них никто не дотягивает. Как бы там ни было, я прошу у тебя прощения. Давай снова будем друзьями. Ты согласна?
      – На мой взгляд, мы всегда оставались друзьями. К тому же, – продолжала Тесс, – ничего не изменилось. Мне по-прежнему нужны все мои друзья. Сейчас даже больше, чем прежде.
      Марина кивнула.
      – Что ты теперь будешь делать, Тесс? Теперь, когда нет родителей?
      Тесс смотрела на окно, на то место, где когда-то стояла зеленая ваза, символ ее будущего.
      – Я не знаю. Делл говорит, я должна жить одним сегодняшним днем. Я попробую. На День благодарения буду здесь. Делл обещала зажарить огромную индейку. Ее племянник Джо Лайонс, ты его знаешь, полицейский, тоже придет, с родителями. Я его терпеть не могу, но что поделаешь. – Тесс пожала плечами. – Это, конечно, не родной дом, но все-таки...
      – А по-моему, это замечательно, – заметила Марина.
      В коридоре дважды прозвонил и замолчал телефон. Марина вспомнила, что если кто и звонил Тесс, так только ее мать, всегда справлявшаяся, «все ли в порядке у моей девочки». Тесс часто шутила по этому поводу. И вот теперь ни звонков, ни шуток. Сердце у Марины невольно сжалось.
      – А как насчет тебя? – спросила Тесс. – Почему бы тебе не присоединиться к нам? Делл ведь не такой уж плохой человек. Когда ты с ней поближе познакомишься, она тебе даже понравится.
      – День благодарения с Делл? – улыбнулась Марина; она встала и поправила волосы. – Спасибо за приглашение, но у меня другие планы.
      Марина не стала распространяться о том, что они с Николасом всего-навсего собираются поужинать в ресторане. Она не решилась признаться Тесс, что предпочитает держаться подальше от Делл Брукс. Марина пока еще не созрела для того, чтобы простить ее.
      – Марина! – позвал кто-то из коридора. – К телефону!
      – Это тебя, – сказала Тесс. – Давай поговорим позже.
      По пути к телефону Марина думала о том, что у Тесс необыкновенно сильный характер, чего она и не предполагала. Значительно сильнее, чем у нее самой.
      Ей звонил Эдвард Джеймс.
      – У меня для вас есть сюрприз, – сказал он. – Вы можете ускользнуть в субботу от своего телохранителя? Мне бы хотелось вам кое-что показать.

* * *

      Марина смотрела из окна «тойоты» Эдварда и усмехалась, думая о том, как легко ей удалось избавиться от Николаса. Накануне вечером она сказала ему, что у нее месячные и что весь следующий день она проведет в постели. Николас, как все мужчины поколения ее отца, невольно поморщился при столь откровенном упоминании об этой чисто женской проблеме, и утром в субботу Марина просто не подняла жалюзи у себя на окне. Николас полагал, что она осталась в комнате в теплой постели, тогда как в действительности она ехала в небольшом автомобиле по обледенелому шоссе на север. Марина улыбалась, любуясь сверкающим инеем на деревьях, и удивлялась, как такая блестящая идея не приходила ей в голову раньше. Свобода опьяняла ее.
      Они слушали по радио классическую музыку и мало говорили. Когда они пересекли границу Массачусетса и оказались в Вермонте, Марина стала убеждать себя, что у нее нет оснований беспокоиться. В конце концов, Джеймс был профессором их колледжа, человеком, который не станет рисковать карьерой ради годящейся ему в дочери принцессы из какой-то маловажной страны.
      Он не решится на что-то плохое.
      А если решится?
      – Куда мы едем? – не выдержала Марина. – И почему вы не хотите мне сказать?
      – Тише, – сказал он с улыбкой и приложил палец к губам. – Какой же это будет сюрприз, если я вам скажу?
      – И сколько мне еще ждать? – рассмеялась Марина, успокоившись.
      – Вы нетерпеливы, как маленькая девочка. Подождите еще немного.
      – Вы решили меня похитить?
      – Ну что вы, принцесса, как можно.
      Он быстро пожал ее руку и опять взялся за руль. Марина посмотрела на свою ладонь, еще хранящую тепло его пальцев. Что же с ней происходит и должна ли она это допускать? Впервые Эдвард прикоснулся к ней и впервые назвал ее принцессой.
      Глубокие, умиротворяющие звуки концерта Моцарта лились из небольших динамиков, и Марину охватило чувство покоя. Наконец исчезли недоверие и беспокойство, которые она испытывала с начала поездки. Эдвард Джеймс не был ненадежным Виктором, он также не был и юнцом, дающим волю рукам. Он был зрелым мужчиной, которому нравилось доставлять ей удовольствие.
      Они ехали по дороге, и с каждой милей пейзаж менялся. Исчезли редкие, стоящие вдоль шоссе фабричные здания, их место заняли горы. Громады гор, покрытые ранним снегом, но все равно прекрасные в своей зимней строгости. С каждой милей уменьшалось число машин, и постепенно они исчезли совсем. Дорога вилась между гор, и Марина подпала под очарование пейзажа. Вермонт был необыкновенным штатом, он так сильно напоминал ей родину. Непривычное чувство полного умиротворения овладело ею окончательно.
      Марина не заметила, как быстро пролетело время, и вот уже солнце опустилось за вершины гор, и лишь в одном месте его оранжевое ноябрьское сияние пробивалось между скал, освещая последним светом горную гряду.
      – Как прекрасно, Эдвард, – восхитилась Марина и поймала себя на том, что впервые назвала его по имени. Если он и обиделся, то не показал вида.
      Уже почти стемнело, когда Марина увидела надпись: «До границы с Канадой одна миля».
      – Как, мы уже почти в Канаде! – воскликнула она.
      – Не беспокойтесь, мы не будем пересекать границу. Просто я хотел показать вам горы. Я подумал, что они уменьшат вашу тоску по родине.
      – Как вы догадались, что Вермонт так похож на Новокию?
      – Очень просто, уверяю вас. Ничего загадочного. Я посмотрел атлас. Вермонт и Новокия расположены почти на одной широте.
      Марина не могла поверить, что он сделал это для нее. Она не могла поверить, что можно быть таким внимательным. И все ради нее одной.
      – Вы, наверное, проголодались? – спросил он. – Давайте свернем на эту дорогу, тут обязательно должен быть ресторан.
      – Неплохая идея, – откликнулась Марина, хотя могла бы целую вечность ехать вперед в машине, убаюкиваемая звуками музыки.
      Они въехали на стоянку ресторана, расположившегося в бревенчатом доме, напоминающем хижины первых американских переселенцев.
      Уютный зал освещали мягкие огни. В большом сложенном из камней камине ярко пылали дрова; лыжи, тобогганы и лыжные ботинки висели на кедровых балках потолка. Марина заметила среди посетителей нескольких мужчин в оранжевых жилетах и толстых шерстяных рубашках в красную и черную клетку.
      – Охотники, – шепнул Марине Эдвард, когда официантка вела их к кабине в углу. – Сейчас самый сезон.
      Он заказал бутылку вина. Марина положила на колени красную махровую салфетку и оглядела зал. Ее вдруг осенило, что впервые за всю свою жизнь она находилась в людном месте без давящего надзора телохранителя, прислушивающегося к каждому ее слову, следящего за каждым движением спутника, пригласившего ее на свидание. Свидание? У нее свидание с Эдвардом Джеймсом?
      – Так расскажите мне, что значит быть принцессой, – сказал он, когда официантка разлила им вино по бокалам.
      Марина не спеша отпила глоток. Она была благодарна Эдварду за то, что он относится к ней, как к взрослой, и не только взрослой, но и равной.
      – Нет, я не хочу говорить о себе, – отказалась она. – Давайте лучше поговорим о вас. Расскажите мне о вашей жизни преподавателя.
      Эдвард коснулся своих аккуратно подстриженных усов и улыбнулся ей. Снова она ощутила исходящее от него тепло и торопливо отпила из бокала, надеясь скрыть охватившее ее смущение.
      – В жизни преподавателя нет никаких тайн. Вы получаете место, и дальше все идет своим чередом, год за годом, семестр за семестром. Меняются лишь лица студентов в аудитории.
      Марина рассмеялась:
      – По вашему описанию это ужасно!
      Он так близко наклонился к ней через стол, что она почувствовала тепло его дыхания.
      – Это действительно ужасно, – шутливо прошептал он и откинулся назад. – Но в то же время и замечательно. К примеру, следующим летом я еду в Лондон, буду читать лекции.
      – Мне очень нравится Лондон, – сказала Марина. – Я там окончила третий курс.
      – Я знаю. – Он подмигнул – Мы очень скучали по нашей принцессе.
      Марина опустила глаза.
      – Пожалуйста, не называйте меня так.
      Он протянул руку через стол и коснулся ее щеки.
      – Простите меня.
      Она подняла на него глаза. Их взгляды встретились. Он отвел руку и смущенно кашлянул.
      – Вы женаты, – напомнила она ему.
      Он кивнул.
      – Сколько лет вы женаты?
      – Шестнадцать.
      Марина водила пальцем по скатерти.
      – Это немалый срок.
      – Да, – согласился он.
      – У вас есть дети?
      – Жена никогда не хотела иметь детей. Мне уже за сорок. Поздно, я слишком старый.
      Марина удивилась, что ему за сорок. Она думала, что он примерно одного возраста с Виктором. Она хотела спросить его, счастлив ли он в семейной жизни, но удержалась, боясь, что это прозвучит как намек на сближение, тогда как это всего-навсего встреча сочувствующих друг другу людей. Старший друг поддерживает младшего, помогает ему выбраться из депрессии. За долгие годы преподавания Джеймс, наверное, оказывал такую услугу студенткам несчетное количество раз.
      – Марина, – сказал он очень тихо и снова повторил: – Марина, какая, должно быть, у вас трудная жизнь.
      Слезы появились у нее на глазах. Что было в этом человеке, почему он так глубоко волновал ее?
      – Прошу вас, не надо плакать. Вы слишком красивы, чтобы позволять себе это.
      Официантка подошла к ним, но они еще не открывали меню. Когда она ушла, Эдвард взял Марину за руку. Его большие сильные пальцы сжали ее маленькие и тонкие.
      – Сразу после ужина мы отправимся обратно, – сказал он.
      Его рука была такой теплой, такой большой и надежной.
      – Нам необязательно возвращаться, – сказала Марина.
      Джеймс перебирал и гладил ее пальцы; дойдя до большого пальца, он начинал сначала.
      – Нам надо возвращаться, – повторил он.
      – Из-за вашей жены? – спросила Марина.
      Он покачал головой.
      – Она уехала на субботу и воскресенье в Бостон. Мы должны возвращаться из-за вас, Марина. Зачем вам оставаться на ночь с человеком, которому нечего вам предложить?
      – Вы дали мне то, что не давал ни один мужчина. С вами я впервые почувствовала, что кому-то дорога.
      Он прижал ее руку к своим губам.
      – Тем не менее нам надо возвращаться.
      – Нет, – ответила она. – Я не хочу. Я хочу быть с вами. Всю ночь. Не отказывайте мне, Эдвард. Дайте мне одну ночь свободы. Кто знает, будет ли у меня еще такая возможность. Вероятно, больше никогда до конца жизни.
      Его добрые глаза были полны сочувствия.
 
      Они остановились в городке Дерри в необычной гостинице – большом фермерском доме, приспособленном для туристов, главным образом лыжников, как сказала им хозяйка.
      Кровать была уютной и мягкой, пуховая перина легкой и теплой, профессор и принцесса скоро оказались в ней и с готовностью занялись любовью.
      – Я ничего не могу тебе дать, – шептал Эдвард, снова целуя ее рот, шею, груди и снова погружая в нее свою удивительно твердую плоть. – Я ничего не могу дать тебе, кроме этого.
      – Мне не надо ничего другого, – шептала она в ответ. – Я никогда не мечтала о таком счастье.
      Он погружался в нее и выходил наружу. И снова погружался. Марина смотрела ему в глаза. Лунный свет зажигал огоньки на снегу под окном и наполнял комнату своим сиянием. Чтобы не нарушить волшебство, они не отводили друг от друга глаз, и ее тело снова и снова устремлялось ему навстречу. Вдруг его лицо вспыхнуло, Марина протянула руку, чтобы коснуться его, но непонятное, незнакомое ощущение пронзило ее насквозь, волна блаженства подхватила и понесла ее прямо в рай.
      – Эдвард! – воскликнула она, и ее тело приподнялось, требуя продолжения. – Эдвард! – позвала она и почувствовала, как теплый поток ворвался внутрь нее и излился до конца.
      – Да, да, Марина! – воскликнул он, блестя глазами и улыбаясь, и она задрожала от наслаждения, которое никогда прежде не испытывала.
      Всю ночь они не разжимали объятий, и всю ночь он обладал ею. Снова и снова он возводил ее на вершину страсти и блаженства. Наконец она воскликнула: «Довольно!» И он сделал это еще раз.
      Когда на небосводе луну сменило солнце, они уснули, тесно прижавшись друг к другу.
 
      Марина проснулась от запаха свежеиспеченного хлеба. Она повернулась на бок и посмотрела на спокойное, безмятежное лицо спящего Эдварда. Марине хотелось прикоснуться к его щеке, но она боялась его разбудить. Тело ломило от усталости, и одновременно она была до краев переполнена энергией. Она тихо поднялась и направилась в ванную. В зеркале Марина увидела свою хрупкую фигурку и не нашла в ней никаких перемен по сравнению со вчерашним днем. Но в эту ночь ее тело любили. Не просто использовали, как это было с Виктором, или жаждали ради одного вожделения, но сделали его предметом искренней любви. На этот раз Марина узнала подлинное чувство.
      Она быстро оделась. Ей хотелось выйти наружу и вдохнуть чудесный горный воздух, столь похожий на воздух Новокии. Она вышла на улицу и ощутила необычайный прилив сил.
      Ночью шел снег, и узкая проселочная дорога была покрыта толстым белым покрывалом. Марина дошла по ней до мощеной улицы. Она шла мимо большой молочной фермы, мимо ручья, пробивавшегося через серебристый лед, мимо застывших на месте коров, наблюдавших за ней с сонным спокойствием. Интересно, чувствуют ли они ее запах? И вместе с ее запахом запах Эдварда?
      Эдвард прав, думала Марина, набирая в легкие утренний воздух. Вермонт очень напоминает Новокию. Она грела руки в карманах и с грустью вспоминала о своей стране. Но вместе с грустью пришла мысль об ответственности, и ее, и Эдварда. Ее ответственности перед своей страной и его ответственности перед женой. Марина остановилась и посмотрела на искрящиеся снегом и льдом горы. И в этот миг поняла, что прошлая ночь, проведенная с Эдвардом Джеймсом, останется для нее лишь воспоминанием. Она знала, что никогда больше им не быть вместе. Так же, как знала, что никогда не забудет эту ночь и тот удивительный подарок, который Эдвард Джеймс сделал ее душе.

Глава 13

      За два дня до Рождества Чарли сидела в жестком кресле в библиотеке особняка Хобартов. Она положила ногу на ногу, стараясь таким образом унять дрожь в коленях. Чарли все еще не могла поверить, что Питер наконец пригласил ее к себе в дом, чтобы познакомить с матерью. «Думай, о чем ты молишься, – часто предупреждала Чарли мать. – Может случиться, ты пожалеешь, что твоя молитва была услышана».
      Чарли оглядела комнату, такую большую, что в ней поместился бы весь первый этаж их дома в Питсбурге. Она старалась не замечать, что у нее вспотели ладони и сердце билось сильнее обычного. На ней было то самое белое кашемировое платье, которое она так давно со скидкой купила в магазине у Фелисии. Чарли очень надеялась, что белый кашемир еще не вышел из моды.
      Она смотрела на горевшие ровным сильным пламенем дрова в камине. Ей хотелось попросить Питера перестать ходить взад и вперед по комнате.
      – Не знаю, почему она задерживается, – сказал Питер, – но она должна вот-вот спуститься вниз.
      Чарли молча кивнула, боясь произнести хоть слово. Она перевела взгляд на стройную елку в углу, украшенную гирляндами электрических лампочек. Длинные цепи золотых и жемчужных бус обвивали рождественскую красавицу; дорогие цветные стеклянные игрушки свисали с ветвей. Она мало походила на елку в доме О’Брайанов, какой Чарли видела ее два года назад, когда Марина сделала им свой необыкновенный подарок. Елку Хобартов не обвивали цветные бумажные цепи и не украшали игрушки, сделанные в школе руками учеников, и, самое удивительное, под елкой не было горы подарков. Чарли предположила, что подарки Хобартов состоят из небольших аккуратных пакетов с фирменной надписью магазинов Тиффани и Картье, не то что у них в Питсбурге, где под елкой громоздятся неуклюжие коробки с рабочими сапогами, свитерами-самовязками и незамысловатыми детскими игрушками, упакованные собственными руками и перевязанные дешевой яркой тесьмой.
      Кто-то вошел в библиотеку, и Чарли испуганно вздрогнула. Она натянула на колени платье и обернулась. Нет, это не Элизабет Хобарт, это дворецкий принес серебряный поднос с непонятными маленькими шариками в вазе, поставленной с геометрической точностью в самом центре кружевной салфетки.
      – Прошу вас, это марципаны, – сказал дворецкий и протянул поднос.
      Чарли никогда не пробовала марципаны и вообще никогда о них не слышала. Она осторожно взяла розовый шарик, украшенный половинкой такой же марципановой вишни.
      Дворецкий предложил конфеты Питеру, но тот отказался.
      Дворецкий удалился, а Чарли сидела и смотрела на загадочное угощение. Она взглянула на Питера: он улыбнулся. Тогда Чарли с опаской откусила кусочек и медленно прожевала мягкую миндальную массу, сожалея, что не взяла с подноса салфетку, и не зная, обо что вытереть липкие пальцы.
      – Питер, – строго произнес громкий властный голос, именно такой, как описывала его Тесс.
      Чарли засунула в рот остатки марципана и торопливо облизала пальцы. Она встала, еле держась на ватных ногах, ожидая, когда ее представят женщине, которую очень скоро она станет называть матерью.
      Одного взгляда на Элизабет Хобарт было достаточно, чтобы понять, что все будет не так просто. Миссис Хобарт подставила Питеру щеку, и он, как и ожидалось, запечатлел на ней поцелуй.
      – Мама, – сказал Питер, – ты прелестно выглядишь.
      «Прелестно» вряд ли было подходящим словом. Чарли сказала бы «величественно» или «царственно». Интересно, так ли держится настоящая королева, каковой являлась мать Марины.
      – Это Чарлин, – сказал Питер, подводя Чарли к матери.
      Какая еще Чарлин? Имя неприятно царапнуло слух Чарли. Сколько она себя помнила, ее всегда звали Чарли. Чарлин – это не она, а кто-то другой.
      – Рада познакомиться с вами, миссис Хобарт, – попыталась улыбнуться Чарли и протянула руку. Ладонь Элизабет Хобарт была сухой и прохладной. Едва коснувшись руки Чарли, миссис Хобарт тут же отдернула свою руку. Возможно, она почувствовала, какие у Чарли липкие пальцы.
      – Добрый вечер, Чарлин, – сказала Элизабет, и это было все.
      Она направилась к креслу с высокой спинкой и села, расправив длинное черное бархатное платье. И хотя в камине пылали дрова, Чарли почувствовала озноб.
      – Ну как там Амхерст? – спросила Элизабет Питера, как будто Чарли не было в комнате.
      – Прекрасно, мама.
      – А как библиотека?
      Чарли догадалась, что она спрашивает, как продвигается строительство крыла библиотеки, которое будет носить имя Максимилиана Хобарта. Семья Хобартов сделала этот подарок колледжу в благодарность за то, что Джон, младший брат Питера, был принят на первый курс, несмотря на низкие оценки.
      – Стройка идет полным ходом.
      Элизабет кивнула и уставилась на огонь. Видимо, ее удовлетворила полученная информация.
      Питер кашлянул, взял кочергу и помешал дрова, которые начали стрелять и шипеть.
      – Чарлин из Питсбурга, мама, – сказал Питер.
      – Помню, ты упоминал об этом. – Элизабет повернулась к Чарли. – Ваш отец занимается сталелитейным бизнесом?
      Чарли замялась и взглянула на Питера, лицо которого выражало немую мольбу.
      – Да, – подтвердила она.
      Что-то треснуло в камине.
      – Чарлин учится на последнем курсе Смитовского колледжа, мама, – добавил Питер.
      Элизабет бросила взгляд на Чарли.
      – К сожалению, я не имела возможности посещать колледж, – объявила она.
      Чарли набрала воздуха в легкие, словно готовясь прыгнуть в воду с высокой вышки.
      – Я тоже не имела такой возможности, – сказала она. – Но я сумела получить стипендию и ничего не плачу за учебу.
      – Вот как, – удивилась женщина, высоко подняв брови, и опять повернулась к огню. – И чем же вы собираетесь заняться после окончания учебы?
      В поисках поддержки Чарли взглянула на Питера. Сейчас был самый подходящий момент оповестить миссис Хобарт, что они с Питером собираются пожениться. Пришла его очередь действовать решительно, но Питер молчал.
      – Я бы хотела открыть магазин женской одежды, – сказала Чарли. – Возможно, даже несколько магазинов.
      – Вы изучаете бизнес?
      – Да.
      – Я думала, в Смитовском колледже преподают главным образом гуманитарные науки.
      – Это так.
      – Тогда зачем вы поступили в Смитовский колледж, если вас интересует бизнес?
      – У них прекрасная программа. Экономика сейчас мой основной предмет.
      Миссис Хобарт резко повернулась к Чарли.
      – Мало кому из женщин удается добиться успеха в бизнесе, – объявила она. – Несмотря на все утверждения борцов за женскую независимость.
      Чарли снова взглянула на Питера. Она не знала, что отвечать. Почему он не хочет сообщить матери об их планах? Почему он ее не защищает?
      – Я могу подавать чай? – внезапно раздался голос за спиной, и Чарли вздрогнула.
      – Только не для меня, Рандольф, – сказала миссис Хобарт и встала. – Я сегодня собираюсь пораньше лечь спать.
      Она вышла из комнаты не попрощавшись. Дворецкий последовал за ней с чайным подносом.
      Чарли сгорбилась. Она старалась удержать слезы.
      – Твоя мать меня ненавидит.
      Питер подошел к ней и взял за руку.
      – Не надо преувеличивать. Это ее обычная манера держаться.
      Чарли вырвала руку.
      – Ты говоришь, обычная манера держаться? Ты что, ничего не понимаешь? «К сожалению, я не имела возможности посещать колледж». «И чем же вы собираетесь заняться после окончания учебы?» Боже мой, Питер, да она меня ненавидит.
      – Подожди, не будь слишком строга к ней.