Альберт. Ну как же, я – рабочий человек.

Кейт. А ты ни о чем не жалеешь, Альберт?

Альберт. Нет.

Кейт. Мало хорошего ты получил.

Альберт. Смотря по тому, что называть хорошим.

Кейт. Меня и ребенка. Две комнатушки и сорок пять часов работы в неделю. Никаких перспектив…

Альберт. Я не честолюбив.

Кейт. А ведь у тебя могло быть торжественное бракосочетание, красивый дом, чистая работа, хорошие перспективы… Ходил бы в загородный клуб… играл в теннис… В «Металлических сплавах и сопутствующих металлах» занял бы руководящий пост, у тебя был бы собственный офис с телефонами…

Альберт. Да, я отказался от всего.

Звуки работы на мосту.

Вот! Проведем еще две серебряные линии, вот здесь, на угловой скобе они встречаются. Пощекочем кистью тут, позади заклепки, конечно, сверху этого не видно, но… Интересно, там, в городе, смотрят вверх? А что если все они разом уставятся на меня? Вон, посмотрите на него, как нелепо он выглядит, такой крошечный, скажут они. Или, наоборот, будут восхищаться: какой смельчак, один против стихии! Он как альпинист, нащупывающий дорогу, цепляющийся за небо ногами и руками. Точки, груды кирпичей, жуки… Если бы я плюнул, они бы утонули.

Настойчивый звук детской погремушки.

Кейт. Это нехорошо, Альберт.

Альберт. Плеваться?

Кейт. Так говорить.

Альберт. Да нет, я не хочу их топить. Пусть живут. Я просто пытаюсь объяснить тебе, как себя человек чувствует там.

Кейт. Я и так знаю. Что особенного? Красишь перекладину, и все. Есть работы не хуже этой.

Альберт. Но это мой мост! Пожалуйста, пусть она прекратит. Эта погремушка действует мне на нервы.

Кейт. Для своих шести месяцев она очень развитая девочка.

Альберт. Я не сомневаюсь. Если бы она играла на трубе, было бы еще забавнее. Но меня все равно это раздражало бы. Дай сюда! (Отнимает погремушку, ребенок кричит.)

Кейт. Ну что ты с ней сделал?! Она же не понимает. (Успокаивает.) Ну-ну, успокойся…

Альберт. Пока, я ухожу.

Кейт. Ты куда?

Альберт. На работу.

Кейт. Но эта суббота у тебя нерабочая.

Альберт. Нет – рабочая.

Кейт. У тебя прошлая суббота была рабочей.

Альберт. Ну и что, возьму потом два выходных подряд.

Звуки работы на мосту.

Красит.

Работа прекращается.

Пауза.

Кейт. Джек Моррис с Морин и малюткой Лесли едут в Париж.

Альберт. Кто это – Джек Моррис?

Кейт. Сосед по лестничной площадке, Альберт.

Альберт. Ах да. А кто такая Морин?

Кейт. Миссис Моррис.

Альберт. А Лесли, стало быть, их дочка?

Кейт. Сын.

Альберт. Вот как. А почему мы говорим о них?

Кейт. Они собираются провести отпуск в Париже. А мы где?

Альберт. А когда у нас отпуск?

Кейт. Вот это я и хотела бы узнать.

Альберт. Что «это»?

Кейт. Разве у тебя нет отпуска?

Альберт. Должен быть. У всех бывает. Я думаю, Фитч это предусмотрел.

Кейт. Не собираешься же ты работать без отпуска… Все субботы на работе, каждый день дотемна. Мне все ясно: я не такая дурочка, чтобы не понимать…

Альберт. Зимой-то я теряю время, вот и приходится сейчас работать сверхурочно.

Кейт (презрительно фыркает). Нет, просто ты не любишь быть дома.

Альберт. О, Кейт… Понимаешь, я же работаю по графику.

Кейт. Ты уже на сто миль опередил его.

Альберт. Мне нужно иметь время в запасе. А вдруг со мной что-нибудь случится?

Кейт. А вдруг! Я и говорю: ты упадешь, а мы с Кэтрин останемся одни.

Альберт. Ну что ты, что ты… не плачь. Давай и в самом деле поедем в отпуск. Я возьму неделю.

Кейт. Две недели.

Альберт. Ну хорошо, две.

Кейт. И мы сможем поехать в Париж?

Альберт. Я там уже был. Ничего особенного. Лучше давай в Шотландию.

Кейт. Ты хочешь поездить?-

Альберт. Конечно. Посмотрим залив Форта.

Кейт. Но у нас нет машины… Морин говорила, что мы могли бы поехать с ними.

Альберт. Но ведь они едут в Париж?

Кейт. У нас тоже хватило бы денег на Париж. Гораздо проще ехать вместе, так легче управиться с детьми. Было бы великолепно! Мне хочется увидеть Елисейские поля… Триумфальную арку… Сену… Эйфелеву башню…

Избитая французская аккордеонная мелодия. Она затихает, слышны те же звуки, что и при работе на Клафтонском мосту.

(кричит издалека). Альберт! А-а-а-альберт! (Отчаянно.) Спустись! Пожалуйста, спустись!

Альберт. Так я и думал. Точки, груды кирпичей, жуки… Ре минор. Я все-таки счастлив, что приехал… Какое великолепное отсутствие практичности!! Эта башня ничто ни с чем не соединяет, стоит только для того, чтобы кто-то мог подняться и посмотреть отсюда вниз. В мосте гораздо меньше дерзости, мост утилитарен. Мсье Эйфель, поэт и философ, каждые восемь лет я буду выцарапывать ваше имя на серебре Клафтонского моста!

Кейт (издалека, отчаянно). Альберт!

Альберт (спокойно). Спускаюсь.

Звуки разбиваемой о стену посуды.

Кейт. Как ее зовут?

Альберт. Кейт…

Кейт. Что за проклятое совпадение!

Альберт. Ты неправильно поняла, Кейт. Нет у меня никакой женщины…

Кейт (плача). Даже от твоего пиджака ею пахнет!

Альберт. Это краска. Говорю же – я был на мосту.

Кейт. Всю ночь?!

Альберт. Просто мне захотелось остаться.

Кейт. Ты спятил, если рассчитываешь, что я поверю тебе! Ты… Ты просто свихнулся!…

Альберт. Да нет же, это правда.

Кейт. Подумать только, и я этому верю! Я, видно, тоже спятила.

Альберт. Вот и хорошо!

Снова звуки бьющейся посуды.

Кейт. Чего же хорошего?! Если бы ты завел женщину, было бы нормальней. (Со слезами.) Ты не говоришь со мной, не интересуешься Кэтрин. Тебе не терпится поскорее уйти из дому и влезть на свою любимую балку. (Спокойнее, всхлипывая.) Ты больше не любишь меня. Я знаю – не любишь! Тебе со мной скучно. Не могу понять, чего ты хочешь, а ты не хочешь слушать, что я говорю. Ведь мне нечего тебе сказать, потому что ничего не происходит…

Альберт. Я люблю спокойную жизнь, вот и все.

Кейт. У тебя нет воли. Ты что, хочешь всю жизнь красить этот мост?

Альберт. Хорошая работа.

Кейт. Да ты же знаешь, что это ерунда! Работа, которую может делать любой идиот! Ну что, зря ты учился, что ли, Альберт? У тебя были такие возможности! В отцовской конторе ты мог быстро продвинуться. У нас уже был бы дом и друзья, которых мы могли бы принимать, и у Кэтрин были бы хорошие товарищи… Ты мог бы занять руководящий пост!

Альберт. Однажды я лежал в постели – и вдруг вошла горничная, чтобы убрать ее. Все на ней было крахмальное. Когда она двигалась, ее юбка шуршала о нейлоновые чулки… Я никогда ни о чем не жалел и только хотел, чтобы ты была счастлива.

Кейт (всхлипывая). Я разговариваю сама с собой, с раковиной, с плитой… Говорю сама с собой, потому что некому меня слушать и некому со мной поговорить. Разговариваю с раковиной, плитой, ребенком, и, может статься, в один прекрасный день кто-нибудь из них ответит мне. (Ребенок лепечет, почти что произносит слово.)

Звуки работы на мосту.

Альберт (напевает монотонно).

Аплодисменты, очень близко. Работа прекращается.

Кто здесь? Кто вы?

Фрэзер (аплодируя). Неплохо, неплохо! В эгоистическом ключе.

Альберт. Кто вы?

Фрэзер. Вы имеете в виду мое имя?

Альберт. Ну хотя бы.

Фрэзер. Фрэзер.

Альберт. Что вы делаете на моем мосту?

Фрэзер. Вашем?

Альберт. Я крашу его. Это моя работа.

Фрэзер. Вам еще долго предстоит это делать.

Альберт. Времени хватает.

Фрэзер. Возможно. Но я бы сказал, что время против вас. Старая краска совсем облупилась.

Альберт. Да, здесь давно не красили.

Фрэзер. Неважно выглядит ваш мост.

Альберт. Я продвигаюсь потихоньку.

Фрэзер. Слишком медленно. Старая краска не продержится. Весь город уже болтает об этом.

Альберт. Послушайте, вы что, инспектор?

Фрэзер. Что?

Альберт. Вас прислал мистер Фитч?

Фрэзер. Кто?

Альберт. Что все это значит?

Фрэзер. Давайте рассуждать. Я поднялся сюда, потому что больше некуда было деваться. Все пространство внизу заполнено до предела и продолжает заполняться. Люди слоняются как слепые арестанты, они заперты в пределах города. Автомобили тычутся друг в друга носами на каждой улице. Они так расплодились, что начинают придавливать людей к стенам. И нет этому конца, ибо если бы их перестали делать, тысячи людей потеряли бы работу. У них не было бы денег, и они ничего не могли бы купить. Значит, владельцы магазинов пострадали бы тоже. А вслед за ними – фермеры и заводские рабочие вместе с детьми и стариками. Вещей стало больше, а места столько же. Скорлупа человеческого существования не выдерживает и лопается. Альберт. Вы боитесь машин?

Фрэзер. Мы во власти громадного железного механизма, и в нем в любой момент может что-то сломаться. Цивилизация приходит в упадок, белого носорога изводят ради левого заработка.

Альберт. Любите животных?

Фрэзер. Это частность, я ухватился за нее из-за неспособности выразить целое. К примеру, я не могу постичь логику божества, которое определяет, что столько-то людей станут дантистами, а столько-то – будут доить коров. Коровы, если их не доить, завопят, как дети с испорченными зубами. Альберт. Все понятно. Вы сумасшедший!

Фрэзер. На учете не состою. Никогда не состоял. Я просто открыт, широко открыт для некоторых впечатлений. Я не верю, что кто-то нами руководит. Кажется, что порядок существует: спрос отвечает предложению, люди соблюдают правила движения, покупают обратные билеты в уверенности, что вернутся назад, обещают возвратить долг по первому требованию и тому подобное. Но только кажется, что в этом есть порядок. Я не вижу связи. Приходится признать случайностью то, что мы называем порядком. Если же его устранить, разрушится все мироздание. Но я не собираюсь дожидаться этого.

Альберт. Понимаю. У всех свои проблемы. Но из этого не следует, что можно лазить по мосту. Он – собственность муниципалитета. Так что будьте добры спуститься.

Фрэзер. Я затем и поднялся.

Альберт. Чтобы спуститься?

Фрэзер. Яине думал оставаться здесь.

Альберт. То вверх, то вниз. Какой смысл?

Фрэзер. Хотел прыгнуть…

Альберт. Как – прыгнуть?

Фрэзер. Вниз.

Альберт. Да ну, вниз! Вы же разобьетесь.

Фрэзер. Да.

Альберт. Вот в чем дело…

Фрэзер. Я уже давно решил…

Альберт. Понимаю, понимаю.

Фрэзер. Мне казалось, что это самый простой выход.

Альберт. Пожалуй. Ну, время уходит… Чего вы ждете? Прилива, что ли?

Фрэзер. Смеетесь! Ну что ж, я так и думал. Может, еще за священником пошлете?

Альберт. Давай-давай, не мешкай.

Фрэзер. Что – давай?

Альберт. Ты сказал, что собираешься прыгать.

Фрэзер. Ну и что?

Альберт. Ну вот и прыгай.

Фрэзер. И ты не собираешься меня отговаривать?

Альберт. Зачем? Ты же решил. Ты сам знаешь, что делать. Не задерживай меня. Я как раз собирался красить там, где ты стоишь.

Фрэзер. Неужели ты будешь спокойно смотреть, Как я прыгну?

Альберт. Так и знал – ты всего-навсего болтун.

Фрэзер. Просто не верится! Человек умирает, а ты спокойно стоишь и смотришь!

Альберт. Ты же сам хотел…

Фрэзер. Хотел. Там, внизу, такой шум и беспорядок! Мне это надоело! Чем более последовательны действия каждого, тем больше общий беспорядок. Поэтому я взобрался наверх, на эту высоту, чтобы уж свалиться наверняка. Но чем выше я карабкался, тем больше видел и меньше слышал. Я уже давно здесь. Смотрю и вижу: точки, груды кирпичей, жучки, слышу тихий гул. Все вполне безопасно. Сверху город кажется упорядоченным, распланированным. У площадей и улиц есть имя, каждая точка – должностное лицо. Я понял, что система может работать. Да, с высшей точки, такой, как эта, жизнь в обществе кажется почти приемлемой.

Альберт. А, струсил! Ну что ж, иди спускайся. Осторожней, не свались!

Пауза.

Председатель. Господа, экстренное заседание Клафтонской подкомиссии моста созвано по требованию общественности и прессы, возмущенных безобразным видом символа благосостояния Клафтона. Мой дед всегда пользовался уважением сограждан, город многим обязан ему. Сейчас он переворачивается в гробу. Нам пора вспомнить, что все мы служим обществу, мистер Фитч.

Дэйв. Внимание господину Председателю!

Председатель. Заткнитесь, Дэйв. Как Председатель я, конечно, взял всю ответственность на себя… В этом долг председателя безотносительно к тому, на ком ответственность лежит в действительности, мистер Фитч.

Джордж. Внимание господину Председателю!

Председатель. Бросьте шутить, Джордж. Все на меня ополчились… «Клафтон кроникл» печатает пасквили, чтобы задеть меня. Наш комитет – позор Клафтонского муниципалитета, постоянный объект для насмешек. Как ваш будущий мэр… если, конечно, я им стану… должен заметить, что мне чрезвычайно неловко оттого, что я обязан расплачиваться за недальновидность и неосторожность некоторых членов комитета, чьи имена мы упоминать не будем, Джордж. Я сделал заявление о том, что безобразное состояние высокоценимого Клафтонского моста – результат просчета известного ответственного служащего, за которого я как Председатель полностью отвечаю, мистер Фитч.

Фитч (растерянно). Прошу принять во внимание, что я больной человек и нахожусь под давлением домашних и финансовых обстоятельств…

Председатель. Давайте придерживаться существа дела. Два года назад по вашему требованию, вопреки моему собственному, безусловно, более разумному мнению, которое я оставил невысказанным из уважения к вашим профессиональным качествам, мы внезапно решили использовать дорогую краску и по изложенным вами причинам, которые я и тогда не мог понять, уволить троих из четырех маляров. И что мы имеем сегодня, два года спустя? Мост окрашен лишь на одну четверть, остальные три находятся в состоянии, далеком от образцового… Итак, что же произошло?

Фитч. Господин Председатель, джентльмены, я служил клафтонским мужам и отрокам в течение пяти лет… Клафтон – хранилище моих мечтаний и воспоминаний детства, храм моих надежд превратить коммунальное хозяйство в апофеоз точности и эффективности, в машину с программным управлением, прекрасную, как роза, в кибернетическую поэму.

Председатель. Ради бога, Фитч, возьмите себя в руки.

Фитч. Господа, давайте примем за отправную точку предположение, что X маляров, работая со скоростью V, за Q лет покрасят плоскость ABC. Мы обнаружим, что при X, равном четырем, а V и ABC остающихся величинами постоянными, Q равно двум. Затем появляется фактор Р – краска, способная сохраниться восемь лет…

Председатель. Я не могу этого слышать!

Джордж. Я думаю, мистер Фитч пытается довести до сведения господина Председателя, что мы только воображали, будто коричневая краска могла продержаться два года, то есть как раз столько, сколько требуется четырем рабочим, чтобы покрасить мост. Ясно, что один маляр за эти же два года мог пройти только четверть пути. За это время старая краска совсем потеряла вид.

Председатель. Почему же вы не сказали об этом раньше?

Джордж. Не мог привлечь вашего внимания, господин Председатель. Конечно, если бы мы могли потерпеть еще шесть лет, мистер Фитч мог бы торжествовать. Он оправдал бы звание поэта точности и эффективности.

Председатель. Шесть лет?! Да я могу умереть за такой срок!

Дэйв. Внимание господину Председателю!

Председатель. Спасибо, Дэйв. Итак, что же делать, Фитч?

Фитч. Э-э… Если мы дополнительно наймем маляров – один начнет с дальнего конца, второй – от середины пойдет в противоположном направлении, другие два пойдут от середины по направлению к первым двум… Нет… Э-э… коэффициент убытка растет… Нет… Лучше… То есть нет…

Председатель. Лучше вернемся к прежней системе и наймем еще троих маляров. Будем исходить из этого…

Фитч. Это невозможно! Во-первых, лишние расходы. Во-вторых, они окончат работу слишком быстро – в течение шести лет мост не будет нуждаться в перекраске, а они управятся, как вы знаете, за два года. К тому же все это время мост будет иметь неприглядный вид… Отлаженный цикл нарушится, и мы потеряем тысячи…

Председатель. Фунтов? (С испугом.) Мой дед…

Джордж. Кажется, я вижу выход, господин Председатель. Немного организованности – и можно быстро и эффективно решить дело.

Фитч. Каждый день на счету!

Джордж. Один день – это все, что нам понадобится.

Пауза.

Альберт. Вчера на мосту встретил одного типа…

Кейт (напряженно). И что же?

Альберт. Взобрался, чтобы броситься вниз.

Кейт. И бросился?

Альберт. Нет. Наверху ему расхотелось.

Кейт. Альберт…

Альберт (уходя). Я уже ушел.

Кейт. Раньше хоть «до свидания» говорил.

Звуки работы на мосту.

Фрэзер. Привет.

Альберт. Кто это?

Фрэзер. Снова я.

Альберт. Что-нибудь забыл?

Фрэзер. Нет, стоило мне спуститься, как все началось сначала. И вот я опять здесь.

Альберт. Что, решил-таки прыгнуть?

Фрэзер. Да.

Альберт. Тогда давай!

Фрэзер. Теперь опять не хочется. И так хорошо.

Альберт. Послушай, тут не место для прогулок. Я доложу о тебе кому следует.

Фрэзер. Ничего не могу с собой поделать. Внизу мне не хватает перспективы, я не нахожу себе места. А поднимусь сюда – и успокоюсь. Я – жертва перспективы.

Альберт. Пошел отсюда!

Фрэзер. Ладно, пошел.

Пауза.

Альберт. Я не жалуюсь. Я признаю за каждым право жить как ему заблагорассудится. Но есть же границы. Он поднимался наверх уже четыре раза, мистер Фитч, и каждый раз одна и та же история: наверху ему не хочется прыгать.

Фитч. Да-да, но я вас вызвал не для этого. Вы меня совсем не слушаете.

Альберт. Меня раздражает, что наверху есть еще кто-то. Черт с ним, в конце концов, но он своим присутствием… Он сбивает меня с графика… Из соображений эффективности я протестую…

Фитч. Необходимо срочно решить. Нужно окончить окраску моста к концу недели.

Альберт. Что?

Фитч. Общественность выражает неудовольствие состоянием моста, и мы не можем допустить, чтобы оно ухудшалось.

Альберт. Подождите… Как я могу окончить к концу недели?

Фитч. Конечно, вам потребуется помощь. Завтра в семь часов утра тысяча восемьсот маляров выйдут на работу. Засветло они управятся. Я разработал этот план, и мой отдел уже занимается снабжением.

Альберт. Тысяча восемьсот?

Фитч. Тысяча семьсот девяносто девять. Я оставил вам местечко. Я думал, вам будет приятно.

Хлопает дверь.

Альберт (задыхаясь). Они надвигаются на меня, букашки ползут вверх… Мне понадобится еда, сменное платье и пара шерстяных одеял. Что ты делаешь?

Кейт. Собираю вещи. Я ухожу.

Альберт. Они нанесли мне удар, Кейт, они пытаются вышвырнуть меня, теперь я им ни к чему. А я этого не заслужил. Я хорошо работал…

Кейт (приближаясь). Я нашла место горничной. С проживанием. Буду жить вместе с Кэтрин. Ты сможешь приходить по выходным. Я скажу, когда.

Пауза.

Альберт. Кейт… Прости… Ты будешь приходить иногда помахать мне?

Звуки работы на мосту.

Кисть макать, кисть макать, шлепать, мазать, растирать. Серебро скользит как ртуть,

По коричневому путь. Красить, гладить, щекотать, растирать, скользить, макать, слизь серебряную вытирать – все, что я умею делать…

Через восемь лет мне стукнет тридцать два, мне маньяку-маляру, начавшему красить второй срок.

Кисть макать, кисть макать…

Фрэзер. Куда торопишься?

Работа прекращается.

Альберт. Фрэзер?

Фрэзер. Ну, ты взялся…

Альберт (кричит). Уйди! Уйди!

Фрэзер. Совсем на тебя непохоже.

Альберт. Видеть тебя не желаю!

Фрэзер. Здесь нам обоим хватит места.

Альберт. Ну да, опять все начнется сначала. Мое терпение лопнуло! Хочешь прыгать – прыгай.

Фрэзер. Для этого и пришел.

Альберт (ближе и тише). Ты что, решился?

Фрэзер. Не сегодня.

Альберт (в ярости). Вверх-вниз, как обезьянка на резинке!

Фрэзер. Согласен, это нелепо. Внизу меня преследует видение: мир дробится на осколки, и они множатся и множатся. Собрать их в целое невозможно, оболочка раздувается, как воздушный шар, но она не может раздуваться бесконечно. Число голодных растет, едят те, кто не производит. Апокалипсис не за горами.

Альберт. Тебе же будет лучше без такого мира. Я всем расскажу, почему ты так поступил, если тебя это беспокоит.

Фрэзер. И вот я снова взбираюсь сюда, готовлюсь броситься вниз, не веря, что ангелы подхватят меня… и, увы, не желая, чтобы они сделали это… Вдруг – о чудо! – я смотрю вниз и вижу, что пропорции восстановлены… Я снова верю…

Альберт. Но это мой мост!

Фрэзер. Ты думаешь только о себе… ощущаешь себя хозяином. А мне вообще нет места в этом мире…

Альберт. Есть другие мосты, побольше моего…

Фрэзер (прислушиваясь). Что это?

Альберт. В Сан-Франциско, в Сиднее…

Фрэзер. Послушай…

Альберт. В Бруклине… Там для тебя есть место…

Фрэзер. Послушай!

Альберт. А этот я занял первым… Он мой…

Нарастает фантастический звук – тысяча семьсот девяносто девять человек маршируют, насвистывая «Полковник Боги».

Фрэзер. Армия на марше.

Альберт. Так они все-таки идут…

Фрэзер. Да, строем. Впереди офицер.

Альберт. Фитч!

Фрэзер. Странно, что строем. Ведь они не солдаты.

Альберт. Да он просто спятил!

Фрэзер (испуганно). Это обычные люди!

Альберт (кричит вниз). Убирайтесь!!

Фрэзер. Идут сюда.

Альберт. Стой! Кругом!

Фрэзер. Они разделились… Сотни и сотни обыкновенных людей… все в расцвете лет… Эти всегда первые в списке. Старики и больные, женщины и дети имеют льготы, а чуть что – берут молодых и здоровых…

Альберт. Разве не видишь – они переправляются на другой берег.

Фрэзер. Шестьдесят колонн по десять в ряд… Другая фаланга позади… И еще…

Свист становится громче.

Вот до чего дошло!

Альберт. Смотри, они собираются влезать.

Фрэзер. Только это и остается.

Фитч (издалека). Левое плечо вперед!

Альберт. Они поднимаются…

Фрэзер. Так им уже не хватает места внизу, все заполнено до краев, остался один путь – наверх.

Альберт. Тысяча семьсот девяносто девять – и все против меня! Да нет, он просто сумасшедший! Неужто я так много значил? Вот подходят.

Когда передняя шеренга начинает взбираться на мост, к топоту марширующих присоединяется гулкий, постепенно нарастающий звон.

(С подступившими слезами.) Я бы все сделал сам… Дали бы только время.

Фрэзер. За ними придут другие. Бетономешалки месят и месят до тех пор, пока жернова городов не перемелют последнюю полоску пшеницы между ними.

Альберт. Почему мне не дали… я бы работал ночами…

Фрэзер. Следом пойдут все – женщины и дети… Тех, кто сейчас наверху, столкнут, как побежденных легионеров…

Альберт. Я опережал график, у меня все было рассчитано…

Фрэзер. Они не должны идти в ногу…

Топот.

…как поступают солдаты, когда идут по мосту…

Альберт. Все было хорошо…

Фрэзер…по той простой причине…

Топот.

…что если они этого не сделают…

Альберт. Я молод, силен…

Фрэзер…возникшие колебания могут разрушить…

Треск заклепок.

Альберт. У меня никогда не кружилась голова…

Фрэзер. Они не знают или не понимают, но законы физики неумолимы…

Треск и дрожь металла.

Альберт. Что происходит?

Фрэзер. Если они будут продолжать в том же духе, мост начнет содрогаться, пытаясь высвободить энергию, поглощенную его перекладинами…

Альберт. Он рушится!

Фрэзер. Пока не отлетят заклепки…

Альберт (вопит). Что они делают с моим мостом?!

Фрэзер. Огромные балки стонут, как струны арфы…

Звук натянутой струны.

Вот и все…

Альберт. До чего дошло! Что я им сделал плохого? Чего им от меня надо?

Мост рушится.

Конец.