Глава 6

Время, проведенное Анной с Николаем в Ливадии, превратилось в настоящую идиллию. Им отвели небольшой, укромный домик, в котором они поселились вдвоем – на сей раз ни от кого не скрываясь. Императорская чета обращалась с ними как с супружеской парой – видимо, их понимали и не спешили осуждать.

Погода стояла солнечная и спокойная, великие княжны были очень рады видеть свою подругу, а Алексей, верный своему слову, «учил» ее плавать – справедливости ради следует сказать, что при этом им «совсем немного» помогал Николай.

Единственное, о чем сожалел доктор Преображенский, – невозможность познакомить Анну с сыновьями. Да, пока об этом не стоило и мечтать. Мери ни в какую не соглашалась разводиться, но по крайней мере не возражала провести лето у отца, в Хемпшире. Детей она забрала с собой. Николай питал слабую надежду на то, что проведенное в Англии время оживит ее любовь к родным пенатам и Мери так и останется за морем, хотя вряд ли смягчится сердцем настолько, чтобы дать ему развод. Похоже, ей нравилось оставаться его женой хотя бы ради удовольствия причинить побольше мучений.

– Это ничего не значит, любимый. Мы ведь и так счастливы вдвоем, не правда ли? – повторяла всякий раз Анна, когда речь заходила о его браке.

Они и впрямь были счастливы в своем маленьком домике. Рано утром они завтракали вдвоем у себя на веранде, а на время остальных трапез пользовались гостеприимством царской семьи. Все дневное время Николай и Анна проводили на свежем воздухе вместе с ними, тогда как ночи были посвящены их нежной и страстной любви.

– Я бы хотел дать тебе больше, нежели этот домик, одолженный по монаршей милости, – мрачно заметил Николай как-то утром. В такие минуты он сильнее прежнего ненавидел Мери за ее упрямство.

– У нас впереди еще целый чудесный день, а потом я вернусь в школу и буду танцевать столько, сколько потребуется, чтобы дождаться тебя.

Анна всегда принимала удары судьбы более сдержанно, чем Николай. Но он с каждым днем все сильнее тревожился о ее здоровье.

– Эта женщина наверняка убьет тебя, если ты снова вернешься в ее школу, – буркнул Николай.

Он знал о ненависти, питаемой к нему мадам Марковой, и отвечал ей тем же. За то время, что Анна провела в балетной школе, она буквально таяла на глазах, а когда явилась в Ливадию из Санкт-Петербурга, то выглядела попросту изможденной. Было жестоко и бесчеловечно обрекать Анну на такой труд.

Она и сейчас, несмотря на отпуск, больше всего боялась потерять форму и каждый день проводила по нескольку часов за упражнениями. Алексею очень нравилось наблюдать, как она тренируется и повторяет фигуры танца. Императрица позаботилась о том, чтобы для балерины устроили небольшой танцкласс с зеркалами и балетным станком. После тренировки Анна подолгу гуляла вдвоем с Николаем. Когда отпуск подошел к концу, она находилась в прекрасной форме и без боязни могла бы выходить на сцену, однако после целого месяца, проведенного вместе, предстоявшая разлука с Николаем разбивала ей сердце.

– Так не может продолжаться без конца, – грустно промолвила Анна, – видеться с тобой урывками, раз в месяц, а то и реже. Я ничего не имею против необходимости заниматься, но жить вдали от тебя – свыше моих сил.

Тем более что теперь у нее не будет свободных дней по крайней мере до Рождества. Правда, императрица уже пригласила ее провести святочную неделю в Царском Селе, с Николаем. К ее приезду обещали подготовить прежний гостевой домик, в котором Анна впервые познала близость с любимым человеком. Однако до той поры предстояло прожить еще целых четыре месяца, и Анну брала оторопь при мысли, что ей предстоит вынести. Четыре месяца под пятой мадам Марковой, четыре месяца бесконечной казни за то, что посмела изменить балету ради любви. Это кого угодно сведет с ума…

– Я хочу, чтобы ты оставила школу после Рождества, – решительно сказал Николай в их последнюю ночь вдвоем. – Нам нужно найти какой-то выход. Может быть, тебя возьмут преподавательницей танцев к великим княжнам или фрейлинам? Или мне удастся снять где-то рядом с дворцом небольшой домик, чтобы поселить тебя там? – Если Мери так и не даст развода, надеяться на что-то лучшее не имело смысла.

– Поживем – увидим, – рассудительно отвечала она. – Не следует из-за меня рисковать всем, что тебе дорого. Мери ничего не стоит устроить грандиозный скандал и испортить твои отношения с императором. Только этого нам не хватало.

– Когда она возвратится из Англии, я попытаюсь объясниться с ней еще раз, а потом повидаю тебя.

Но как только Анна вернулась в Санкт-Петербург, Алексей серьезно заболел, и Николай не отходил от цесаревича ни на шаг. В течение целых шести недель он неотлучно находился у постели больного. И смог приехать на свидание только в середине октября. К великому облегчению Анны, мадам Маркова все-таки снизошла до того, чтобы позволить ей танцевать Жизель.

Как это ни печально, но и на сей раз Николаю нечем было порадовать свою Анну. Алексей все еще не поправился до конца, и его доктору едва удалось выкроить несколько часов для поездки в Санкт-Петербург. Вдобавок две великие княжны слегли с тяжелым гриппом и также требовали внимания врача. Анна с тревогой отметила, что Николай выглядит необычно утомленным и подавленным, даже несмотря на радость от встречи.

Вот уже две недели, как Мери вернулась из Англии, полная решимости на за что на свете не давать ему развод. Хуже того, до нее дошли слухи об их связи с Анной, и теперь она грозит вывести всех на чистую воду, да так, что он наверняка вылетит со своего места и не посмеет подойти к царскому дворцу и на пушечный выстрел. Собственно говоря, Мери откровенно шантажировала мужа, сделав его заложником своего дурного нрава. Когда Николай пытался выяснить, чем же он заслужил такую немилость, ему было заявлено, что он обязан почитать ее как законную супругу и не сметь позорить в глазах собственных сыновей. Мери открыто заявляла, что никогда не любила Николая. Но готова пойти на все, чтобы его удержать. Она твердила, что не вынесет унижения, если ее бросят ради другой женщины, особенно ради какой-то нищей танцовщицы. При этом Мери делала такую брезгливую гримасу, словно речь шла о проститутке, чем неизменно выводила Николая из себя. В их доме не утихали скандалы и споры, которые так ни к чему и не привели. И Анна ясно видела, что Николай подавлен и близок к отчаянию.

Он снова приехал в ноябре, и мадам Маркова чуть не заставила его вернуться несолоно хлебавши. Однако Николай все же убедил ее отпустить Анну с репетиций. Она вышла к нему – ровно на полчаса. Влюбленным оставалось утешаться тем, что они смогут провести вместе всю святочную неделю и еще две – после Нового года. Ожидание этой встречи помогало им жить.

Николай старался теперь бывать на всех ее спектаклях, по крайней мере насколько позволяли его обязанности во дворце. Как обычно раз в год, на ее спектакль приехал и отец, но, как назло, в тот вечер Николай был занят, и Анна так и не сумела их познакомить.

За три недели до Рождества их семья понесла ужасную потерю. Самый младший и самый любимый из братьев Анны сложил свою голову на фронте, в бою под Молодечно, и она очень тяжело переживала его гибель в дни своего последнего выступления на сцене и все еще не пришла в себя от горя, когда Николай приехал в Санкт-Петербург, чтобы доставить ее в Царское Село, в маленький гостевой домик. Он очень сопереживал ее утрате. Воспоминания о брате причиняли ей острую душевную боль, и даже Алексей заметил, что она выглядит непривычно грустной, когда рассказывал родителям о своем первом визите к только что приехавшей гостье.

Однако волшебное таинство Рождества не могло оставить Анну равнодушной, и мало-помалу она стала оттаивать в обществе Николая, беседуя с ним обо всем на свете и обмениваясь книгами – совсем как прежде. Как и прошлым летом в Ливадии, он не скрывал, что остается здесь ночевать. У них было вдоволь времени, чтобы поговорить о своей любви и вспомнить о том, как хорошо им бывало вдвоем, – вот только о будущем им нечего было сказать друг другу. Мери продолжала щеголять своим жестоким и необъяснимым упрямством. Тем не менее Николай начал присматривать подходящий домик. Он собирался отложить немного денег и купить его для Анны, чтобы она могла жить вместе с ним, не прекращая занятий балетом. Но оба понимали, что на это уйдет время, и скорее всего время немалое, пока все устроится так, как им бы хотелось. Анна уже дала слово и себе, и ему, что продолжит выступления до конца сезона, а может быть, и на следующий год.

Однако вскоре после возвращения в балетную школу она почувствовала себя больной. У нее окончательно пропал аппетит, и когда Николай приехал в Санкт-Петербург в конце января, то попросту ужаснулся при виде ее бледности и худобы.

– Ты перенапрягаешься, – как всегда, возмутился он и на сей раз не дал себя так легко успокоить. – Если ты не уйдешь сама, они просто изведут тебя непосильным трудом!

– От танцев еще никто не умирал! – Анна попыталась улыбнуться. Только бы Николай не догадался, как плохо она чувствует себя на самом деле! Ему и так хватает тревог из-за Мери и из-за очередного рецидива у Алексея. Пусть решает свои проблемы и не отвлекается на ее здоровье.

Но недомогание нарастало с каждым днем, и пару раз Анна чуть не свалилась в обморок прямо в классе. Лишь каким-то чудом ей удалось скрыть это от остальных, никто даже не подозревал, что ей так плохо. К февралю Анна ослабла настолько, что однажды утром едва нашла в себе силы подняться с постели.

Тем не менее и на этот раз она не посмела отказаться от обычной нагрузки. А когда мадам Маркова увидала Анну, та сидела на скамье возле стены с закрытыми глазами и посеревшим от слабости лицом.

– Ты что, опять заболела? – осведомилась мадам Маркова язвительным тоном. Она по-прежнему не могла и не желала смириться со связью своей ученицы и молодого лейб-медика. Хозяйка балетной школы не считала нужным скрывать свое отвращение к этому факту, и Анна все еще оставалась в немилости.

– Нет, я здорова, – слабо возразила Анна. Однако мадам Маркова встревожилась и стала присматриваться к ней более внимательно. Через несколько дней на вечерней репетиции Анне опять едва не сделалось дурно. Наставница моментально заметила это и успела ее поддержать.

– Вызвать тебе врача? – предложила она более мягким тоном. Честно говоря, Анна явно выкладывалась на репетициях сверх всякой меры, и все же уязвленное самолюбие мадам Марковой не позволяло признать, что танцовщица давно расплатилась со своей школой по всем долгам. И она продолжала обращаться с Анной жестоко и безжалостно, но сегодня даже ей не удалось бы закрыть глаза на то, что балерина серьезно больна. – Может, ты хочешь послать за доктором Преображенским? – уточнила мадам Маркова, отчего Анне стало еще хуже.

Конечно, она была бы только счастлива лишнему поводу повидаться с Николаем, но вовсе не собиралась его пугать, поскольку понимала, что заболела не на шутку. После перенесенного ею гриппа прошло уже больше года. Но за те десять месяцев, что Анна провела в балетной школе, ей приходилось переносить нечеловеческие нагрузки, которые могли окончательно подорвать ее здоровье, как и опасался Николай. Теперь у Анны постоянно кружилась голова, каждый кусок буквально застревал в горле и тут же просился обратно, и над всем преобладала застарелая гнетущая усталость. Она с трудом передвигала ноги и все же заставляла себя танцевать каждый день по шестнадцать – восемнадцать часов кряду. Каждый вечер казался ей последним, она ложилась спать с мрачным предчувствием, что больше никогда не проснется. И когда ночью она просыпалась от приступа тошноты и не имела сил даже на то, чтобы подняться и пододвинуть к себе таз, ей все чаще приходило в голову, что Николай был прав. Наверное, в конце концов балет действительно станет причиной ее безвременной смерти.

Прошло еще пять дней, когда Анна не сумела заставить себя подняться с кровати. Ей было слишком плохо и совершенно все равно, что скажет мадам Маркова и каких врачей она станет звать. Анна желала одного: чтобы ее не беспокоили и дали спокойно умереть. Жаль, конечно, что перед смертью ей вряд ли позволят попрощаться с Николаем. Интересно, от кого он узнает о том, что ее больше нет?

Она не знала, сколько пролежала вот так, в полубессознательном состоянии. При каждой попытке приподнять отяжелевшие веки комната начинала медленно вращаться перед глазами, и в какой-то миг ей показалось, что она задремала и видит во сне, будто он стоит рядом с кроватью. Угасавшее сознание твердило, что этого не может быть. По-видимому, она попросту бредит, как тогда, во время лихорадки от гриппа. Она даже слышала его речь: Николай звал ее по имени и что-то говорил, а потом обратился к мадам Марковой. Кажется, он возмущался, почему за ним не послали раньше.

– Она сама не захотела приглашать вас, – отвечал призрак мадам Марковой.

И тогда Анна попыталась сфокусировать взгляд: пусть к ней явился всего лишь фантом, плод больного воображения, но он так похож на ее Николая! Вот он берет ее за руку и считает пульс, а потом наклоняется к самому лицу и с тревогой спрашивает, слышит ли она его.

Все, на что у нее хватило сил, был слабый, едва заметный кивок.

– Нам следует немедленно отвезти ее в больницу, – произнес фантом очень четко. Но зачем, разве у нее снова лихорадка?

Доктор и сам пока не разобрался, что с ней такое. Ясно было одно: Анна болела давно, и болела тяжко, отчего совершенно утратила аппетит и вот уже много дней почти ничего не ела и не пила. И теперь оказалась на грани гибели от истощения. Николай не мог смотреть на нее без слез.

– Вы, мадам, извели ее непосильным трудом! – воскликнул он с тихой яростью. – И если она умрет, вам придется сполна ответить за это и передо мной, и перед государем императором! – добавил доктор, насилу сдерживаясь.

И пока Анна осмысливала то, что он говорил, до нее дошло, что это вовсе не сон, а настоящий, живой человек. Это действительно был Николай.

– Николай?.. – слабо вымолвила Анна, а он ласково взял ее за руку и зашептал, наклонившись пониже:

– Не надо разговаривать, любимая, успокойся. Все в порядке, я уже здесь. – Он выпрямился над ее кроватью и заговорил с кем-то о больнице и санитарной карете, а у Анны никак не хватало сил, чтобы его переубедить.

Она вовсе не желала, чтобы из-за нее поднималась такая суматоха. Зачем так суетиться, пусть ей позволят спокойно дождаться смерти у себя в постели, а он посидит рядом и подержит ее за руку.

Николай выставил всех из комнаты и стал осматривать ее, с тоской прикасаясь к этому миниатюрному, желанному телу. За те два месяца, что прошли со времени их последней встречи, его чувства нисколько не изменились. Он любил ее больше прежнего, но не мог пока вызволить из балетной школы, так же как не мог и сам освободиться от уз, приковавших его к Мери. Николаю, как и Анне, все чаще приходила в голову ужасная мысль: а что, если им так и не удастся добиться своего?

– Что с тобой было? Анна, ты можешь говорить?

– Не знаю… меня все время тошнит… – невнятно пробормотала она, то проваливаясь в тяжелое забытье, то снова возвращаясь в реальность, к головокружению и приступам рвоты. Правда, ее желудок давно уже был совершенно пуст. И в последние несколько дней во время сухих, судорожных позывов она не могла выжать из себя ни капли. Ей было проще вообще отказаться от питья и еды – все равно организм тут же отторгал любую пищу. Но при этом она продолжала танцевать не меньше шестнадцати часов в день, пока тело не отказалось повиноваться окончательно.

– Анна, поговори со мной. – Настойчивый голос Николая снова вырвал ее из беспамятства. Доктор испугался, что она вот-вот впадет в кому, вызванную истощением, обезвоживанием и усталостью. Нечеловеческая нагрузка, возложенная на нее мадам Марковой, оказалась воистину убийственной: изможденное тело не выдержало ее и взбунтовалось, отказываясь принимать и воду, и еду для поддержания сил. – Что ты сейчас чувствуешь? Как давно это началось? – Николая охватывала паника.