От автора

Мое путешествие оказалось долгим. Но я об этом не жалею. Порой я продвигалась вперед в кромешной тьме, подстерегаемая неведомыми опасностями. Порой же на этом пути было много радости и солнечного света. И все же трудностей было больше: непроходимые леса, высокие горы, непроглядная тьма... И, тем не менее, где-то впереди всегда мерцал огонек, свет путеводной звезды.

Я бывала и мудрой, и неразумной. Меня любили, предавали и бросали. И я, к своему великому стыду, причиняла боль многим, за что сейчас смиренно прошу у них прощения. И сама простила тех, кто делал больно мне. Молю их о прощении за то, что позволяла им доставлять мне огорчения. Я много любила. Любила безоглядно, все с той же верой и надеждой, всем сердцем и душой. И, несмотря на душевные раны, продолжала свой путь к любви и свободе.

Тем, кто еще блуждает в потемках, хочу пожелать доброжелательных попутчиков, надежного пристанища, когда вы будете в нем нуждаться, просветов в темном лесу, свежей воды для утоления жажды и омовения ран. И, конечно же, исцеления.

Когда-нибудь в один прекрасный день мы встретимся. И сразу узнаем друг друга и пожмем друг другу руки. Свобода впереди, она ждет нас, и каждый из нас должен прийти к ней своим путем. На этом пути нам потребуется решимость, мужество, терпение и чувство благодарности. А в конце пути – мудрость. Когда путешествие подойдет к концу, мы вновь обретем самих себя, обретем мир, покой и любовь... ту, о которой до этого могли только мечтать.

Да поможет вам Бог на этом пути.

Глава 1

Длинный черный лимузин замедлил ход и остановился в конце вереницы таких же автомобилей. Вечерний воздух благоухал ароматами начала июня. Два морских пехотинца, чеканя шаг, выступили навстречу Мэдлен Хантер, грациозно выходившей из машины у восточного подъезда Белого дома. Трепетал на ветру звездно-полосатый флаг. Один из солдат отсалютовал Мэдлен. Она ответила ему улыбкой. Высокая стройная женщина в длинном белом вечернем платье; темные волосы подняты и стянуты в аккуратный пучок, открывая длинную изящную шею и обнаженное плечо; на ногах серебристые босоножки на высоких каблуках. Кремовая кожа, голубые глаза, величавая осанка, грациозная походка. Она улыбнулась фотографу, делавшему снимок. Потом он щелкнул еще раз – ее муж вышел из машины и встал рядом.

Сорокапятилетний Джек Хантер, крепкий и статный, начав карьеру в профессиональном футболе, заработал немало денег, удачно их вложил и смог купить сначала радиостанцию, потом телестудию, а к сорока годам уже владел одной из главных кабельных сетей в стране. Благодаря своему состоянию и везению он стал крупным воротилой большого бизнеса.

Супруги позволили фотографам сделать еще один снимок и вошли в Белый дом. Потрясающая пара, как говорили о них уже семь лет. Джек познакомился с Мэдлен в Ноксвилле. Его будущей жене было в то время двадцать пять. От ее протяжного южного выговора сейчас, когда ей исполнилось тридцать четыре, не осталось и следа. Так же как и Джека – уроженца Далласа. Сейчас он говорил резко и отрывисто, что сразу убеждало собеседника: Джек точно знает, что делает и чего хочет. Его темные глаза обладали способностью одновременно следить за тем, что происходит в разных концах помещения, а сам он умудрялся слушать сразу нескольких собеседников, сохраняя в то же время заинтересованный вид по отношению к тому, с кем разговаривал в данный момент. Люди, хорошо знавшие Джека, говорили, что иногда его глаза словно буравили человека насквозь, порой же он мог обласкать взглядом. В нем чувствовались почти гипнотическая мощь и властность. При одном взгляде на этого человека с гладко зачесанными темными волосами, в превосходно сшитом смокинге и накрахмаленной рубашке хотелось к нему приблизиться, познакомиться поближе и оказаться в числе его избранных друзей.

Когда-то он произвел точно такое же впечатление на Мэдлен – простую девушку из Ноксвилла. Она приехала туда из Чаттануги и все еще говорила с акцентом. Работала секретаршей на телестудии, потом – из-за забастовки – стала выступать перед телекамерой, сначала с прогнозом погоды, потом с обзором новостей. Держалась неуверенно и постоянно смущалась, но была так хороша собой, что быстро завоевала симпатии зрителей. При внешности фотомодели или кинозвезды она оставалась обычной девушкой, и это всех привлекало. К тому же в ней обнаружилась удивительная способность проникать в самую суть описываемых событий. Она потрясла Джека при первой же встрече. Он не устоял перед ее сверкающими глазами и манерой говорить.

На вид он не дал бы Мэдлен больше двадцати, хотя она оказалась почти на пять лет старше. Как-то он остановился поболтать с ней после телепередачи:

– Что ты тут делаешь, красотка? Разбиваешь парням сердца?

– Вряд ли, – рассмеялась она в ответ.

Он вел переговоры в Ноксвилле о приобретении телестудии, что и сделал двумя месяцами позже. После этого Джек превратил Мэдлен в одну из основных ведущих и послал в Нью-Йорк постигать тайны телевизионного мастерства и работать над новым имиджем. Эффект оказался поразительным. Не успела Мэдлен оказаться на телеэкране, как буквально через несколько месяцев ее карьера стремительно пошла вверх.

Именно Джек вырвал се из кошмара, в котором она жила: муж – а она состояла в законном браке с семнадцати лет – вдоволь над ней поиздевался. Впрочем, ее жизнь ничем не отличалась от той, какую она наблюдала в Чаттануге с самого детства в родительском доме. С Бобби Джо они дружили еще в школе и поженились сразу после ее окончания.

Купив кабельную телесеть в Вашингтоне. Джек Хантер предложил Мэдлен престижную должность ведущей. Если она согласится, пообещал Джек, он поможет ей устроить собственную жизнь.

Он сам приехал за ней в Ноксвилл на роскошном лимузине. Она встретила его на остановке междугороднего автобуса с одной небольшой сумкой в руке. В ее глазах явственно читался ужас. Молча она села к нему в машину. Лишь через несколько месяцев Бобби Джо сумел выяснить, где она. К этому времени Мэдлен с помощью Джека уже подала на развод. Год спустя они поженились. И вот уже семь лет, как она миссис Джек Хантер. С годами Бобби Джо и все его немыслимые издевательства стали казаться далеким кошмаром. Она теперь телезвезда и ведет поистине сказочную жизнь. Ее знают и любят по всей стране. А Джек обращается с ней как с принцессой.

Рука об руку они вошли в Белый дом, остановились в конце длинной череды приглашенных. Мэдлен выглядела спокойной и счастливой. Женщина, которую абсолютно ничто не тревожит. Любимая жена могущественного телемагната. Больше в ее жизни ничего плохого не случится, она это твердо знала. Джек не допустит. Теперь она в безопасности.

Они обменялись рукопожатиями с президентом и первой леди. Президент, понизив голос, сказал Джеку, что хотел бы поговорить с ним чуть позже наедине. Мэдлен в это время болтала с первой леди. Они хорошо знали друг друга, так как она не раз брала интервью у супруги президента, и они с Джеком часто бывали в Белом доме.

Когда Хантеры вошли в зал рука об руку, взгляды многих обратились на них, им кивали, улыбались, их узнавали. Да... Ноксвилл остался далеко позади. Мэдлен не знала, где теперь ее первый муж, и не желала этого знать. Жизнь, которую она когда-то вела, теперь казалась нереальной. Ее настоящая жизнь здесь, в этом мире могущественных и влиятельных людей. А сама она сияет среди них яркой звездой.

Они смешались с остальными гостями. Французский посол дружески заговорил с Мэдлен, представил ее жене. Джек в это время живо беседовал с каким-то сенатором. Краем глаза Мэдлен незаметно наблюдала за мужем. К ней подошел бразильский посол в сопровождении привлекательной женщины, представлявшей в конгрессе штат Миссисипи. Вечер обещал быть, как всегда, очень интересным.

Через некоторое время они перешли в обеденный зал. За столом ее соседями оказались сенатор из Иллинойса и конгрессмен из Калифорнии. С ними она уже встречалась раньше, оба весь вечер наперебой старались привлечь к себе ее внимание. Джек сидел между первой леди и Барбарой Уолтерс. Лишь поздно вечером он подошел к жене. Они вместе прошли в танцевальный зал.

– Ну как? – спросил он небрежным тоном во время танца.

У Джека всегда все было под контролем. Как правило, он заранее записывал, с кем хотел бы встретиться и переговорить. Он не упускал ни малейшей возможности завязать новые знакомства или закрепить старые и никогда не тратил время впустую.

– Так как тебе сенатор Смит? О чем он говорил?

– Мы обсуждали новый законопроект о налогах.

Мэдлен сдержанно улыбнулась своему красавцу мужу, как делает всякая светская женщина, утонченная, элегантная, изысканная. Джек любил повторять, что она его творение. Без ложной скромности он приписывал себе тот колоссальный успех, которого она достигла на телевидении, и очень любил поддразнивать ее этим.

– Республиканцы просто помешались на этом законопроекте, но выиграют на этот раз все-таки демократы, особенно с учетом полной поддержки президента. А что конгрессмен Були?

– Он такой симпатичный и остроумный. – Она подняла глаза на Джека, в глубине души все еще потрясенная тем, что он ее муж. Она до сих пор была без ума от его внешности и харизмы, от окружавшей его ауры. – Були говорил о своей собаке и внуках. Как всегда.

Ей это нравилось в Були. Кроме того, он все еще без ума от женщины, на которой женат уже почти шестьдесят лет.

– Удивительно, что его до сих пор избирают.

– Мне кажется, его все любят.

Невзирая на невероятный поворот судьбы, ее сердце оставалось по-прежнему добрым и отзывчивым, как у девочки из Чаттануги. Она так и не забыла, где ее корни. Бесхитростность и простодушие не пропали, в отличие от ее мужа, нередко проявлявшего резкость и даже агрессивность. Ей нравилось разговаривать с людьми о детях. Своих у нее еще было. Двое сыновей Джека уже учились в колледже в Техасе Он редко с ними виделся, однако с Мэдлен у них сложились довольно теплые дружеские отношения, хотя их мать не питала добрых чувств ни к бывшему мужу, ни к его новой жене Они развелись пятнадцать лет назад. Чаще всего первая супруга отзывалась о Джеке как о бессердечном человеке.

– Ну что, домой?

Джек еще раз оглядел зал. Кажется, он пообщался со всеми важными персонами, да и вечер подходит к концу. Президент с супругой только что ушли, и теперь гости тоже могут удалиться, если хотят. Нет смысла больше оставаться, решил Джек. Мэдлен не возражала: завтра рано утром ей нужно было быть в студии на программе новостей.

Они незаметно удалились. Водитель с машиной ждал у дверей. Мэдди с наслаждением уселась в комфортабельный лимузин. Какая невероятная разница с тем, что осталось в прошлом... Разве можно это сравнить со старым грузовичком Бобби, с вечеринками в местном баре, с друзьями, которых они навещали в трейлерах. Иногда она сама не могла поверить, что и тогда, и сейчас – это ее собственная жизнь Порой было трудно себе представить, что она вращается сейчас в кругу президента и первой леди, королей и принцев, видных политиков и магнатов, таких же как ее муж.

– А о чем вы говорили с президентом?

Мэдлен подавила зевок. Она выглядела в эту минуту такой же привлекательной и собранной, как и в самом начале вечера. Она даже не подозревала, каким ценным приобретением оказалась для Джека. Правда, теперь о нем все чаще говорили как о муже Мэдлен Хантер. Но об этом он предпочитал молчать.

– Мы обсуждали с президентом очень интересную проблему, – уклончиво ответил Джек. – Я тебе расскажу, когда об этом можно будет говорить.

– И когда же это случится?

В ней проснулся профессиональный интерес. Ведь она не только жена Джека Хантера, но и опытный репортер. Она любила свое дело, любила людей, с которыми работала. Ощущение, словно держишь руку на пульсе огромной страны.

– Пока не знаю. В субботу у нас с ним ленч в Кэмп-Дэвиде.

– Должно быть, что-то важное.

Впрочем, как всегда. Все, что связано с президентом, чревато важными событиями.

Они продолжали обмениваться впечатлениями о вечере. Джек спросил, видела ли она Билла Александра.

– Только издали. Я не знала, что он уже вернулся в Вашингтон.

После смерти жены, случившейся год назад в Колумбии, бывший американский посол в этой стране Александр на полгода удалился от общества. Мэдди хорошо помнила ту ужасную историю. Его жену захватили террористы. Александр сам вел с ними переговоры, по-видимому, не очень умело. Получив выкуп, террористы отчего-то запаниковали и убили его жену. Посол подал прошение об отставке.

– Он идиот, – безжалостно заявил Джек. – Ему не следовало заниматься этим самому. Любой дурак мог бы предсказать, чем это кончится.

– Он, наверное, думал иначе.

Они подъехали к дому. Поднялись по лестнице. Джек сразу снял галстук. Они прошли в спальню.

– Мне завтра рано утром надо быть на студии, – сказала Мэдлен.

Джек начал расстегивать рубашку. Она сняла платье и теперь стояла перед ним в одних колготках и босоножках на высоких каблуках. Ее великолепное тело неизменно производило на него впечатление. Как и на ее первого мужа, хотя они такие разные, ее мужья... Тот – жестокий, грубый, бесчеловечный – не думал о ее чувствах и часто причинял ей боль. Этот – внимательный, ласковый, нежный, даже осторожный, Бобби Джо однажды сломал ей руки. А после тоге как она познакомилась с Джеком, он в припадке ревности столкнул ее с лестницы, и она сломала ногу. Хотя Мэдлен клялась ему, что у нее с Джеком ничего нет. И это была правда. В то время Джек для нее был только работодателем, с которым у нее просто дружеские отношения. Остальное пришло потом, после того как она покинула Ноксвилл, переехала в Вашингтон и начала работать у него на кабельном телевидении. Не прошло и месяца, как они с Джеком стали любовниками, однако к тому времени ее бракоразводный процесс уже шел полным ходом.

– Зачем тебе завтра вставать так рано? – спросил Джек, обернувшись перед тем, как скрыться в ванной комнате, отделанной черным мрамором.

Они купили этот дом пять лет назад у богатого арабского дипломата. На нижних этажах располагались большой гимнастический зал и бассейн, великолепные помещения для приема гостей. Наверху были четыре спальни, три комнаты для гостей и шесть ванных комнат.

Детскую они даже не планировали. Джек с самого начала дал ей понять, что не хочет детей. От общения с уже имевшимися двумя он никакого удовольствия не получал и заводить других не желал. Мэдди погоревала некоторое время, а потом по настоянию Джека подверглась стерилизации. Может, это и к лучшему, уговаривала она себя. Живя с Бобби, она прошла через десяток абортов. Неизвестно, смогла бы она после этого вообще родить нормального ребенка. Легче было уступить Джеку и не рисковать. Он столько ей дал и столько еще хочет дать. В какой-то степени она его понимала: дети стали бы помехой ее карьере. Однако бывали моменты, когда она горько жалела о том, что приняла бесповоротное решение не беременеть. Сейчас у большинства ее подруг есть дети, у нее же только Джек. Наверное, с годами она будет сожалеть все больше о неродившихся детях, о внуках... Хотя, с другой стороны, это не такая уж высокая цена за жизнь с Джеком Хантером.

Они снова встретились на большой роскошной кровати. Джек прижал ее к себе, она положила голову ему на плечо. Они часто лежали так некоторое время, перед тем как заснуть. Разговаривали о том, что произошло за день. Сейчас Мэдди пыталась угадать, что задумал президент.

– Я расскажу тебе, когда будет можно. И не надо строить догадки.

– Секреты сводят меня с ума.

– А меня сводишь с ума ты!

Он повернул ее к себе, ощущая атласную кожу под шелковой ночной сорочкой. Он никогда не уставал от нее. Она ему никогда не надоедала – ни в постели, ни на людях. Особое наслаждение он получал от сознания, что она вся принадлежит ему – и телом, и душой, и на работе, и в постели. Особенно в постели. Он не мог ею насытиться. Временами Мэдлен казалось, будто он хочет ее проглотить. Ему нравилось в ней все. Он все о ней знал, он хотел знать, что она делает каждую минуту, где находится. Он многое мог бы сказать по этому поводу, однако сейчас думал только о ее теле, которого постоянно желал. Он впился в ее губы. Она застонала. Она никогда не отказывала ему в близости. То, что он так сильно ее желает, что она все еще так его возбуждает, казалось невероятным. И как это не похоже на то, что было у нее с Бобби. Тот лишь грубо ее использовал, насиловал, причинял боль. Джека больше всего возбуждала власть и красота. Сознание того, что он, как Пигмалион, сотворил Мэдлен, давало ему ощущение собственной власти. Обладание ею в постели буквально сводило его с ума.

Глава 2

Мэдди встала в шесть часов, как обычно. Бесшумно проскользнула в ванную. Приняла душ, оделась. Прическу и грим ей сделают, как всегда, на студии.

Джек спустился вниз в половине восьмого, побритый, причесанный, в темно-сером костюме и туго накрахмаленной рубашке. Мэдди, выглядевшая свежей и отдохнувшей, в темно-синем брючном костюме, пила кофе, просматривая утренние газеты. Подняла глаза на мужа. Она только что прочитала о скандале на Капитолийском холме. Минувшей ночью одного из конгрессменов арестовали, застав его с проституткой.

– И о чем они только думают...

Мэдди подала ему «Пост» и взялась за «Уолл-стрит джорнал». Она любила просмотреть газеты перед тем, как отправиться на студию.

Они поехали на работу в восемь часов. Джек спросил, зачем ей сегодня так рано. Готовит большой репортаж? Бывали дни, когда Мэдлен не появлялась на студии раньше десяти. Как правило, над большим материалом она работала целый день, а во время ленча записывала различные интервью. Выпуски новостей она вела в пять часов и в половине восьмого. В восемь заканчивала работу, переодевалась в своей уборной на студии. Вечером они с Джеком обычно куда-нибудь выходили. У обоих за плечами оставался долгий и трудный рабочий день, но им это нравилось.

– Мы с Грегом делаем серию интервью с женщинами – служащими Капитолия. Уже наметили пять кандидатур. Мне кажется, это будет интересный материал.

С Грегом Моррисом, чернокожим телеведущим, они работали вместе два года и очень тепло относились друг к другу.

– А тебе не кажется, что ты могла бы сделать этот материал одна? Зачем тебе Грег?

– С представителем мужского пола будет выглядеть интереснее.

У нее были собственные мысли по поводу передач, которые часто расходились с мнением мужа. Порой ей даже не хотелось посвящать его в подробности того, что она делала. Не хотела, чтобы он вмешивался в ее работу. Быть женой главы телевизионной сети временами очень нелегко.

– Первая леди вчера говорила с тобой о своем Комитете по борьбе с жестоким обращением с женщинами? – небрежным тоном спросил Джек.

Мэдди покачала головой. До нее доходили слухи о каком-то комитете, создаваемом женой президента, но к ней первая леди с этим не обращалась.

– Нет.

– Значит, еще заговорит. Я ей сказал, что ты наверняка захочешь в этом участвовать.

– В зависимости от того, сколько времени это потребует.

– Я ее заверил, что ты войдешь в этот комитет. Это пойдет на пользу твоему имиджу.

Некоторое время Мэдди молчала, глядя в окно.

– Я бы сама хотела это решить. Зачем ты дал согласие за меня?

Порой она ощущала себя рядом с мужем девочкой-несмышленышем. Он всего на одиннадцать лет старше, а ведет себя так, словно она ребенок, а он ее отец.

– Я уже сказал, это полезно для твоей карьеры. Можешь считать это волевым решением главы телестудии.

Как и многое другое. Она терпеть не могла, когда Джек решал за нее, и он хорошо знал, как это ее раздражает.

– Кроме того, как я понял, ты бы хотела участвовать в работе этого комитета.

– Позволь мне самой все решить.

Тем временем они уже подъехали к телестудии. Шофер открыл дверцу. Оба молчали. Джек, по-видимому, и не собирался ничего обсуждать. Поспешно поцеловав ее на прощание, он скрылся в своем персональном лифте. Мэдди поднялась на лифте в отдел новостей, в свой застекленный офис, где работала с секретаршей и помощником. Грег Моррис занимал кабинет поменьше рядом.

Увидев, что Мэдлен вошла к себе, он появился на пороге с чашкой кофе в руке.

– Доброе утро... Или не очень доброе?

Грег внимательно посмотрел на Мэдлен. И, кажется, что-то заметил. Она так и кипела, хотя увидеть это мог только тот, кто хорошо ее знал. Мэдди редко сердилась по-настоящему.

– Мой муж только что принял волевое решение.

Перед Грегом, к которому она относилась как к брату, Мэдди не пыталась скрыть раздражения.

– Та-ак... Меня увольняют?

Он, конечно, сказал это в шутку. Его рейтинг почти так же высок, как и у нее. Но с Джеком ничего нельзя предугадать. Он способен принимать неожиданные, на первый взгляд иррациональные решения, которые к тому же не обсуждаются. Правда, Грега он любит, насколько ей известно.

– Да нет, ничего такого. – Мэдди быстро успокоилась. – Он сказал первой леди, что я буду участвовать в работе ее Комитета по борьбе с жестоким обращением с женщинами. И даже не спросил моего согласия.

– Мне казалось, тебе нравятся такие вещи.

– Речь не о том, Грег. Я не хочу, чтобы кто-то решал за меня. Я взрослый человек.

– Ну, ему, наверное, показалось, что ты не будешь против. Ты ведь знаешь, какие мы, мужики, толстокожие. Забываем пройти все необходимые стадии между «А» и «Я», считаем, что многие вещи нам заранее известны.

– А я этого терпеть не могу.

Однако оба прекрасно знали, что Джек очень часто принимает за нее решения. И всегда объясняет это тем, что лучше знает, что ей нужно. Так уж между ними повелось.

– Мне очень не хотелось тебе говорить, но он принял еще одно волевое решение. Новости просочились с Олимпа как раз перед твоим приходом.

Грег явно чувствовал себя не в своей тарелке. Привлекательный африканец, худощавый и стройный, с небрежно-элегантными манерами, он с детства мечтал стать танцором. Однако в конце концов оказался на телевидении и нисколько не жалел об этом.

– Ты о чем? – встревожилась Мэдди.

– Он изъял целый раздел из нашей передачи – политический комментарий в семь тридцать.

– Что?! Но почему?

– Он хочет, чтобы в семь тридцать звучало больше экстренных новостей. Говорят, его решение основано на изучении рейтинга. Хочет, чтобы мы попробовали строить программу по-новому.

– Но почему он не обсудил это с нами?

– А когда он говорил с нами о таких вещах? Тебе ли его не знать, детка? Джек Хантер принимает решения самостоятельно, без консультаций с королями эфира.

– Черт! – Мэдлен со злостью налила себе чашку кофе. – Хорошенькое дело! Просто поразительно! Значит, теперь никаких комментариев? Но это же глупо!

– Я тоже так думаю, но папе лучше знать. Речь шла и о том, чтобы вернуть редакционный комментарий в пятичасовой передаче, если поступят жалобы, но не сейчас.

– Господи! Неужели он не мог нас предупредить!

– Оставь. Он всегда так делает. Нам остается только это проглотить. Мы ведь здесь работаем.

– Да... наверное, ты прав.

Некоторое время она еще кипела от возмущения, но потом с головой погрузилась в работу. Они с Грегом обсуждали, у кого из женщин-конгрессменок – список они уже составили – взять интервью в первую очередь. Закончили почти в одиннадцать часов. Мэдди вышла за сандвичами и по кое-каким делам. Вернулась в час дня и снова села за работу. B четыре она пошла делать грим и прическу. Они встретились с Грегом, обсудили то, что удалось отобрать за день. Пока не было ничего особенно интересного.

– Ну, ты уже намылила Джеку голову за нашу программу?

– Пока нет, но обязательно это сделаю.

В течение дня они с Джеком, как правило, не виделись, хотя уезжали с работы вместе. Если только у него не было назначено на вечер какое-нибудь мероприятие, на котором ей было не обязательно присутствовать.

Пятичасовой выпуск новостей прошел нормально. Потом они с Грегом, как обычно, сидели и болтали в ожидании следующей программы, в семь тридцать. В восемь они закончили. Появился Джек. Мэдди попрощалась с Грегом, сняла микрофон, взяла сумочку и вышла. Сегодня вечером они обещали заглянуть на вечеринку с коктейлями в Джорджтауне.

– Какого черта! Что ты сделал с нашей программой? – спросила она в машине.

– Рейтинги показывают, что зрители от нее устали.

– Чепуха! Она им очень нравится.

– Мы услышали совсем другое.

– Почему ты мне утром не сказал ни слова?

– Тогда еще не все было окончательно решено.

– Ты даже не спросил моего мнения. Мне кажется, в данном случае ты принял ошибочное решение.

– Лучше посмотри, что показывают рейтинги.

Они уже подъехали к дому, где проходила вечеринка, и вскоре потеряли друг друга в толпе гостей. Два часа спустя он ее разыскал и спросил, готова ли она ехать домой. После долгого рабочего дня и предыдущего позднего приема в Белом доме оба чувствовали себя усталыми.

По дороге домой они почти не разговаривали. Джек напомнил Мэдлен, что утром едет в Кэмп-Дэвид на ленч с президентом.

– Встретимся у самолета в половине третьего, – рассеянно проговорил он.

На уик-энд они обычно уезжали в Виргинию, где Джек купил ферму за год до знакомства с Мэдди. Он очень любил эти места, и Мэдди успела к ним привыкнуть. Их большой комфортабельный особняк стоял в окружении нескольких миль земельных владений. Джек держал конюшни с породистыми лошадьми. Однако, несмотря на живописные окрестности, Мэдди чувствовала себя на ферме неуютно.

– Ты не хочешь провести этот уик-энд в городе? – с надеждой спросила она.

Они подъехали к своему дому. Шофер остановил машину.

– Это невозможно. Я пригласил на ферму сенатора Мак-Катчинса с женой.

Он ей об этом не говорил.

– Это что, тоже большой секрет?

Мэдди не могла скрыть раздражения. Она не выносила, когда Джек ее не спрашивал, или хотя бы не предупреждал заранее о приглашаемых гостях.

– Извини, Мэдди, я просто заработался. Столько вещей надо держать в голове. Столько всяких проблем...

Наверное, его беспокоит предстоящая встреча с президентом в Кэмп-Дэвиде, решила Мэдди. И все равно он мог бы ее предупредить о том, что пригласил Мак-Катчинсов на уик-энд.

Джек нежно ей улыбнулся:

– Извини, малыш, я просто забыл.

Когда он так говорил, невозможно было сердиться. В нем появлялось что-то обезоруживающее, и весь ее гнев моментально улетучивался. Она хотела рассердиться, и не могла.

– Ничего страшного. Мне просто хотелось бы знать заранее.

Она не стала ему говорить о том, что не выносит Пола Мак-Катчинса. Джек об этом знал. Этот толстый, надменный, высокомерный сенатор всех подавлял, даже, по-видимому, собственную жену, которая, похоже, перед ним трепещет. Даже их дети повышенно возбудимы. Общество троицы бледных хнычущих ребятишек не доставляло Мэдди никакого удовольствия, хотя она детей любила.

– Они приедут с детьми?

– Я сказал, чтобы детей не брали, – усмехнулся Джек. – Знаю, что ты их не выносишь. И не могу тебя в этом винить. И, кроме того, они пугают лошадей.

– Уже легче.

Они вошли в дом. Прошедшая неделя для обоих была трудной. Мэдди чувствовала сильную усталость. В эту ночь она заснула в объятиях Джека, а утром даже не слышала, когда он встал. К тому времени, когда она спустилась к завтраку, он уже сидел полностью одетый и просматривал газеты. Поспешно поцеловал жену и через несколько минут уехал в Белый дом, откуда президентский вертолет должен был доставить его в Кэмп-Дэвид.

– Желаю удачи.

Улыбаясь, Мэдди налила себе кофе. Джек, похоже, в приподнятом настроении. Ничто его так не возбуждает, как власть. Это подобно наркотику.

Позже, когда они встретились в аэропорту, он буквально сиял от радости.

– Ну что, вы разрешили все ближневосточные проблемы или запланировали где-нибудь небольшую победоносную войну?

При одном взгляде на довольное лицо мужа она снова влюбилась в него. Джек так красив, так чертовски привлекателен...

– Что-то вроде этого, – загадочно улыбнулся он.

Они прошли к самолету, который он купил зимой. Они пользовались им в выходные дни. Иногда Джек летал на нем и по делам.

– Ты можешь мне об этом рассказать?

Мэдди умирала от любопытства. Однако Джек только рассмеялся и покачал головой. Он любил ее поддразнивать, когда ему было известно что-то такое, чего она не знала.

– Пока нет. Потерпи еще немного.

Через двадцать минут они поднялись в воздух. Самолет вели два пилота. Сидя в удобных креслах в задней части салона, Мэдди с Джеком оживленно беседовали. Однако прибыв на ферму, Мэдди, к своему великому огорчению, увидела, что Мак-Катчинсы уже там и ждут их. Они приехали на машине из Вашингтона еще утром.

Как обычно, Пол Мак-Катчинс звонко хлопнул Джека по спине, а потом с такой силой стиснул Мэдди в объятиях, что едва не задушил. Его жена не проронила ни слова, лишь на мгновение встретилась с Мэдди глазами. Как будто боялась, что Мэдди раскроет какую-то ее мрачную тайну, если чуть дольше задержит на ней взгляд. Что-то в Дженет Мак-Катчинс всегда вызывало у Мэдди неловкость, какое-то беспокойное чувство, хотя она не могла бы точно определить, что это такое, да и не думала об этом.