Пролог

После разрыва с женой Чарли Уотерстсун долго не мог прийти в себя. Снова и снова он пытался разобраться в том, что произошло между ним, и Карал. Почему она так с ним поступила? Кто дал право этому подонку Саймону вмешиваться в их с Кэрол отношения ? Но в глубине души Чарли прекрасно понимал, что Сайман скорее всего ни в чем не виноват, а это означало, что винить во всем он должен только самого себя.

В один миг рухнула вся его жизнь. И Чарли решил бросить все, даже работу, которая стала ему ненавистна. Формально Чарли считался в отпуске, но он знал, что больше не вернется в Нью-Йорк, да и в Лондоне, где он прожил почти десять безоблачно счастливых лет, делать было больше нечего. Он не волновался по поводу своей карьеры дизайнера.

Чарли был убежден, что, останься он в Нью-Йорке, эта дурацкая работа прикончит его как профессионала гораздо вернее, чем годы бездействия. Лучше он будет преподавать архитектуру в каком-нибудь колледже.

Впрочем, на ближайшие полгода он запланировал для себя лыжные прогулки и путешествия; Чарли давно лелеял мечту отправиться в путешествие по странам Европы, чтобы осмотреть все старинные замки, достойные внимания. Кроме того, он подумывал о том, чтобы взяться за кисть и написать маслам несколько картин. Раньше у него на это вечно не хватало времени.

Но что ему делать теперь до Рождества оставалась всего неделя. Это должно было быть первое Рождество, которое он встретит один — без Карал! Самым разумным казалось уехать недели на две отдохнуть, покататься на горных лыжах.

На всякий случай Чарли заказал карты Вермонта, Нью-Гемпшира и Массачусетса. Горнолыжное снаряжение можно было взять напрокат прямо на месте, поэтому заранее беспокоиться о нем Чарли не стал.

Чарли чувствовал себя как мальчишка, решивший удрать на Дикий Запад. Он только что послал к черту блестящую карьеру, но, как ни странно, нисколько об этом не жалел. Должно быть, он спятил, и это было… прекрасно!

Итак, он упаковал вещи, взял напрокат машину и направился к ближайшему выезду на федеральное шоссе. У развязки он ненадолго остановился и разложил на коленях карты. Куда он поедет, Чарли не знал. Может быть — в Вермонт? Насколько он помнил, в Вермонте не было недостатка в головокружительных склонах, к тому же место это было не слишком посещаемое.

Чарли знал, главное — не оглядываться назад. Там не было ничего такого, о чем следовало пожалеть или взять с собой. Взгляд его был устремлен вперед, а по лицу блуждала улыбка. У него не было ничего. Ничего, кроме будущего.

Прибавив скорость, Чарли внимательно смотрел на дорогу. Машина прекрасно слушалась руля, и Чарли подумал, что впервые в жизни он сам вертит свою судьбу.

До границы штата Вермонт оставалось совсем немного, и Чарли надеялся добраться туда засветло. Снег продолжал сыпать так же густо, видимость упала, и дорога стала небезопасной. Показался залепленный снегом указатель: «Добро пожаловать в Шелбурн-Фоллс».

Это был небольшой аккуратный не то городок, не то поселок, примостившийся у склона горы в долине. Место было открытое, снежная буря бушевала здесь с особенной силой, и Чарли вынужден был расстаться с мыслью сегодня добраться до Вермонта. Ехать дальше м стоило — по такой погоде это было даже рискованно.

Неожиданно он заметил аккуратный домик. На калитке висела небольшая табличка: «Палмер: ночлег и полупансион»

Это было как раз то, что нужно.

Хозяйкой пансиона оказалась очень милая, пожилая леди. Глэдис Палмер вату же семь лет сдавала комнаты гостям, и хотя деньги для нее были не самым последним делом, общение было гораздо важнее. К сожалению, гости бывали у нее по большей части летом, поэтому приезд Чарли стал для нее настоящим подарком судьбы.

Глэдис сразу прониклась к нему симпатией. Ей очень давно не встречался человек, который бы так пришелся ей по сердцу. Она знала, что может предложить ему. Тепло ее дома и тепло ее сердца, убежище от непогоды и утешение в невзгодах — Чарли отчаянно нуждался во всем этом, когда постучался к ней в дверь. Но и сама она не только давала, но и получала. После того как трагически погиб ее сын вместе с женой и маленькой дочерью, зима — в особенности Сочельник, канун Рождества, — стала для нее самым трудным временем года. В эти холодные месяцы она чувствовала, себя особенно одиноко и была рада отвлечься от своих горестных воспоминаний. Глэдис предложила Чарли остаться и на Рождество, и тот с радостью согласился, без колебаний изменив свои планы.

Узнав, что Чарли архитектор, Глэдис показала ему дом, построенный в стиле июле, доставшийся ей в наследство, который был особенно дорог ее сердцу. Чарли сразу влюбился в этот дом. Ему не терпелось узнать про него как можно больше, и Глэдис рассказала все, что ей было известию. Этот дом построил в 1792 году хорошо известный в здешних местах французский дворянин для своей возлюбленной Сары Фергюссон — женщины поистине необыкновенной судьбы.

Очарованный красотой дома, его изысканным убранством, Чарли уговорил Глэдис сдать ему тале. Ему казалось, что в конце концов он нашел то место, которое так долго искал, место, где он мог чувствовать себя дома. А Глэдис была благодарна богу, который послал ей Чарли. Или это была судьба?!

Однажды вечером Чарли зашел в спальню… и у видел в центре комнаты женщину в длинном голубом платье. Он замер, а женщина улыбнулась и протянула ему обе руки, словно хотела что-то сказать, но Чарли так и не услышал ни звука. В следующую минуту незнакомка исчезла за занавесками. Не сразу Чарли догадался, что это была не кто иная, как сама Сара Фергюссон… вернее, ее призрак.

Заинтригованный, Чарли решил выяснить все, что только можно, об этой женщине.

В местной библиотеке, где его крайне нелюбезно встретила молодая библиотекарша, Чарли нашел старинные книги и в одной из них обнаружил портрет женщины, которую уже видел накануне Рождества в своей спальне. Последние сомнения отпали — ему явился призрак Сары Фергюссон де Пеллерен.

На новогодние праздники Чарли поехал на небольшой горнолыжный курорт в Клэрмонт. Здесь-то он и познакомился с очаровательной малышкой Моник Виронэ. Девочка каталась совершенно одна, и Чарли заговорил с ней. Из разговора он узнал, что родители девочки развелись, что ее отец — профессиональный горнолыжник, а сама Моник приехала сюда со своей мамой. В молодой женщине Чарли сразу узнал ту самую нелюбезную библиотекаршу. Франческа Виронэ при первой же встрече поразила его своей резкостью.

Она была, несомненно, красива, но во всем остальном напоминала вмерзший в лед осколок стекла — незаметный, но способный до крови располосовать неосторожную руку.

И вряд ли, подумал Чарли, кому-нибудь удалось бы, растопить этот лед и отогреть ее застывшее сердце. Как он ошибался!

Приглядываясь постепенно к Франческе, Чарли понял, что еще никогда не видел женщины, которая так явно страдала бы от каких-то глубоких душевных ран, и не представлял себе, как же мог так ее сломить бывший муж. Дело было даже не в ее страданиях; Франческа напоминала ему втоптанный в грязь цветок, который у же никогда не расцветет.

И еще одно обстоятельство огорчало его. Дело было вовсе не в том, насколько ужасно обошелся с Франческой ее олимпийский чемпион. Главным была убежденность молодой женщины в том, что с ней поступили подло, что ее предали, и теперь, потеряв надежду, разуверившись во всех и вся, она пряталась в свою раковину каждый раз, когда к ней кто-то приближался. Вместе с тем Чарли было совершенно ясно, что, несмотря ни на что, Франческа оставалась мягким, чувствительным, добрым человекам.

Вернувшись после праздников в Шелбурн-Фоллс, Чарли не мог выкинуть из головы Франческу Виронэ и ее очаровательную дочь. Женщина заинтриговала его. Своей настороженностью и неприятием мужчин она оказалась для него настоящим вызовом, и Чарли почувствовал огромное желание приручить ее. В то же время он представлял себе, какие неимоверные усилия понадобятся ему, чтобы сломать между тми толстый лед настороженности и недоверия.

Между тем его не перестала волновать и история Сары Фергюссон. Ему неодолимо хотелось еще хоть раз увидеть призрак этой красавицы. Чарли принялся обследовать чердак, в надежде найти там что-нибудь, напоминающее о первых владельцах этого дома, и в дальнем, самом темном, углу обнаружил старый сундучок. Там находилось необычное сокровище — дневники Сары Фергюссон. Это было все равно что получить письмо от Сары, в котором она рассказывала бы Чарли и всем своим потомкам, как сложилась ее жизнь, кого она любила, а кого ненавидела, как она впервые встретила своего Франсуа… И как она вообще попала в Новый Свет! Чарли не мог поверить своей удаче, и, по мере того как он переворачивал страницу за страницей, глаза его наполнялись слезами благоговейного волнения и сочувствия к судьбе Сары…

Глава 1

День выдался непогожим, и когда Чарли выглянул утром в окно, он увидел только снег. Ветер кружил густой снег над поляной и сметал в высокие сугробы у деревьев. Выходить наружу не хотелось, и Чарли подумал о том, что книги в библиотеку можно будет вернуть и завтра. Никакой другой работы у него не было, и он решил сразу же после завтрака вернуться к дневникам Сары.

Но он надолго задумался, замерев у окна и вспоминая Франческу. Чарли не мог себе представить, что же могло заставить ее уехать из Франции и осесть — пусть только временно — в Шелбурне.

Совершенно очевидно, что когда-то она вела полноценную светскую жизнь и серьезно занималась искусствоведением, и Шелбурн-Фоллс, безусловно, был не самым подходящим местом для такой женщины, пусть даже она и работала над диссертацией по истории местных индейских племен. Чарли даже представил себе, что, возможно, когда они познакомятся поближе, он сможет сам спросить у нее об этом.

Чарли решительно стряхнул с себя мечтательное настроение, и уже через несколько минут он придвинул кресло поближе к камину и склонился над пожелтевшими страницами дневника, исписанными бисерным почерком Сары Фергюссон.

Через минуту он уже забыл о Франческе.

Путешествие до Фальмута на небольшом двухмачтовом бриге «Конкорд» продолжалось семь долгих недель. Но едва вдали показался американский берег, как все неудобства и трудности этого долгого пути были забыты.

Прямо из порта Сара Фергюссон направилась в пансион миссис Ингерсолл. Она ничего и никого здесь не знала и не имела никаких конкретных планов, но не чувствовала страха. Страх остался далеко позади, по ту сторону Атлантики.

Пансион миссис Ингерсолл был расположен на углу Корт и Трентон-стрит. Это оказалось солидное, недавно построенное четырехэтажное здание — чистое, аккуратное, со всеми возможными удобствами, но без излишеств, и Сара была очень довольна. Во всяком случае, она не раз помянула добрым словом капитана Маккормика, который порекомендовал ей снять комнату именно здесь.

Со слов других постояльцев она знала, что всего неделю назад здесь останавливался сам Джордж Вашингтон, однако это имя ничего ей не говорило.

Миссис Ингерсолл и ее управляющий были весьма удивлены, когда Сара сказала, что путешествует одна и что ее никто не сопровождает. Однако, стоило ей только намекнуть, что она — вдова, что она прибыла из Англии и что ее племянница, которая должна была ехать с ней, в последний момент тяжело заболела, как хозяйка тотчас прониклась к ней сочувствием, а управляющий лично проводил ее в номер и помог устроиться.

Саре достался номер из двух просторных комнат, одна из которых, украшенная тяжелыми парчовыми занавесками и драпировками густого красного цвета, служила гостиной, а вторая — поменьше, с обоями из жемчужно-серого атласа — спальней.

Обе комнаты были достаточно светлыми и солнечными, их окна выходили на площадь. Вдали виднелся порт со стоящими там парусниками и сверкающее море. Сам город — оживленный, молодой, энергичный — не затихал ни днем ни ночью, и Саре очень нравилось ходить по его запруженным людьми улицам, заглядывать в небольшие лавочки и прислушиваться к разговорам. В первое время ее очень забавляло американское произношение, однако частенько она слышала и чистую английскую речь, и ирландский говорок, и гортанный акцент шотландских горцев. Впрочем, если судить по лицам, то образованных людей — таких, как она сама, — в Бостоне было очень мало, и большинство приезжих составляли ремесленники, мастеровые и солдаты, которые приехали в Америку в поисках лучшей доли или, как, например, католики-ирландцы, спасаясь от притеснений, которые они испытывали у себя на родине. Впрочем, ее простая и скромная одежда никого не вводила в заблуждение, и при встрече с Сарой недавние иммигранты кланялись ей и уступали дорогу, безошибочно признавая в ней благородную даму.

Именно это обстоятельство навело Сару на мысль обновить свой гардероб. Платье и шляпка, которые она взяла в дорогу, истрепались, а туфли потрескались. После нескольких дней, которые ушли у нее на то, чтобы осмотреться и освоиться в незнакомом месте, Сара обратилась к миссис Ингерсолл с просьбой порекомендовать ей подходящего торговца, у которого она могла бы одеться так, как принято в Новом Свете. В первую очередь Саре нужна была теплая одежда для наступающей зимы, поскольку, кроме шерстяной накидки-плаща, в подкладку которого были по-прежнему зашиты оставшиеся драгоценности, у нее не было теплых вещей. Не помешали бы ей и новое платье, и шляпка.

Миссис Ингерсолл направила ее на Юнион-стрит — к портнихе, которая держала небольшое ателье. Там Саре показали модные журналы, привезенные из Франции в прошлом году. Сама миссис Ингерсолл заказывала свои платья в Париже, однако у нее было пять дочерей, и ей очень нравились платья, которые эта портниха сшила для них по французским образцам. Сару эти копии вполне устроили, и она заказала себе полдюжины. Кроме того, портниха дала ей адрес модистки, у которой можно было заказать подходящие шляпки.

Выбранная ею одежда была совсем простой, хоть и шилась по парижским моделям. Вообще Сара заметила, что большинство бостонских дам одевается без особых претензий, что в общем-то соответствовало простой и суровой жизни, которую они вели. И Сара вовсе не стремилась чем-то выделяться, ведь она приехала сюда совсем не для того, чтобы щеголять в модных нарядах. Ей нужно было что-то элегантное и в то же время практичное и скромное, что соответствовало бы ее положению вдовы. Чтобы убедить местное общество в том, что она действительно вдова, Сара специально попросила портниху сделать платья глухими, из тканей темных тонов. Однако Сара все же не смогла отказать себе в удовольствии и заказала одно платье из чудного темно-голубого бархата, который так шел к ее глазам. Правда, Сара не очень хорошо представляла себе, куда она будет его надевать, но иметь такое платье ей очень хотелось. В конце концов, рассуждала она, со временем у нее появятся знакомые, ее будут приглашать на званые вечера или даже па балы — вот тогда-то оно и пригодится. И потом, не всю же жизнь она будет носить траур по мужу, который к тому же и не думал умирать.

Портниха обещала, что платья — за исключением более сложного в исполнении бархатного — будут готовы через неделю, поэтому Сара поспешила заняться устройством своих финансовых дел.

Несколько дней назад миссис Ингерсолл познакомила ее с мистером и миссис Блейк. Ангус Блейк был управляющим городским банком, и, чтобы открыть счет, Саре пришлось подробно объяснить ему свое положение, сослаться на вдовство, на недавний приезд из Англии и отсутствие знакомств в городе. Сочувствуя молодой вдове, мистер Блейк пообещал помочь и пригласил Сару зайти к нему в банк, и вот теперь Сара отправилась прямо к нему. В разговоре с банкиром она довольно неосторожно упомянула о своем намерении купить ферму где-нибудь в окрестностях Бостона и увидела, как брови Блейка поползли вверх. Впрочем, он тут же взял себя в руки.

— Как вы себе это представляете? — удивленно спросил он. — Ферма — дело непростое, особенно — для одинокой женщины.

— Я понимаю, сэр, — смиренно ответила Сара, опуская глаза. — Наверное, мне действительно придется нанять одного-двух помощников, однако, как мне кажется, это будет несложно. Главное, не ошибиться и выбрать хороший участок земли, разве не так?

Сара подняла на него глаза, надеясь на сочувствие и понимание, но Ангус Блейк смотрел на нее с крайним неодобрением, которое не в силах был скрыть.

Он посоветовал ей остаться в городе. В Бостоне можно было найти недорогой, но очень приличный особняк в солидном квартале. Если же она поселится здесь, добавил Блейк, то очень скоро у нее появятся друзья, которые помогут ей правильно вложить средства. Ферма — это не женское дело, так полагал Ангус Блейк.

О чем Ангус Блейк не сказал Саре, так это о том, что она очень красивая, молодая еще женщина и что не пройдет и года, как она сможет вторично выйти замуж и составить очень выгодную для себя партию. Покупка фермы казалась ему не просто недальновидным, но и крайне неразумным шагом с ее стороны.

— На вашем месте я не стал бы так спешить, — пояснил он, заметив, что его строгий тон смутил посетительницу. — Сначала поживите в городе, обзаведитесь связями, а там и решайте.

Сам он уже твердо решил представить молодую очаровательную вдову самым крупным и влиятельным клиентам банка. По его расчетам, ее мягкость, скромность и несомненно благородное происхождение должны были открыть ей двери в местное высшее общество. Ангус Блейк видел в Саре Фергюссон лишь молодую, не слишком искушенную в жизненных проблемах женщину, но его жена, которой он представил Сару на приеме у миссис Ингерсолл, была убеждена, что в ней есть нечто особенное, чему не сразу можно было найти определение.

— В ней есть что-то необычное, — говорила она своему мужу. — Я не знаю — что, но я чувствую, эта миссис Фергюссон — совсем не простая женщина…

И она, похоже, знала, что говорила. У Ангуса и его жены Белинды были взрослые дети примерно того же возраста, что и Сара, но ни они, ни их друзья ни в какое сравнение не шли с очаровательной англичанкой. Белинда Блейк утверждала, что еще никогда в своей жизни она не встречала такой сильной, целеустремленной, умной и мужественной женщины, как миссис Сара Фергюссон. При одной только мысли о путешествии на «Конкорде», которое совершила Сара, у нее внутри все холодело, и тем не менее, желая добра Саре, она поддержала мужа, заявив, что покупка фермы — это совершенно безумная затея.

— Вы должны остаться в Бостоне, милочка, — сказала она Cape. — Так будет безопаснее.

Сара лишь молча улыбнулась в ответ.

После знакомства с Сарой Блейки взяли на себя добровольную обязанность представить ее своим влиятельным друзьям, и очень скоро Сара начала получать приглашения на ужины и чаепития. Местное общество отнеслось к ее появлению достаточно благожелательно, однако Сара была очень осторожна. Обзаводиться знакомствами и связями она не спешила, поэтому несколько раз она посылала сказать, что не может прийти. Сдерживал ее и страх, что кто-то, кто недавно прибыл из Англии, может узнать ее. Правда, они с Эдвардом почти не бывали в Лондоне, да и вообще выезжали очень редко, однако она не исключала, что за прошедшие три месяца история ее побега стала широко известна. Не исключено, что она могла попасть даже в прессу. Находясь в Бостоне, Сара не могла знать этого наверняка, поэтому ситуация, несомненно, взывала к осторожности. Единственное, что она могла сделать, это написать Хэвершему и узнать, как обстоят дела на родине, но Сара не осмеливалась даже на это. И все же несколько раз она рискнула принять приглашение на ужин, и у нее появились в городе первые знакомые.

Видя, что Сару не отговорить от ее затеи, Ангус Блейк познакомил ее с надежным маклером, имеющим дело с драгоценными камнями. Старый ювелир был потрясен, когда Сара разложила перед ним привезенные из Англии драгоценности. Среди них было с полдюжины очень дорогих, роскошных вещей старинной работы и несколько более скромных, которые Сара пока не собиралась продавать, а хотела только оценить. Главной надеждой Сары было бриллиантовое колье ее матери, которое Эдвард Бальфор, размотавший почти все ее приданое, еще не успел продать, однако, когда ювелир назвал ей сумму, она не могла поверить своим ушам.

На эти деньги, как она теперь представляла себе, можно было купить несколько ферм или прекрасный особняк в Бостоне. Вряд ли она бы могла рассчитывать на такой успех в Англии.

Это новое, столь радостное обстоятельство заставило ее задуматься, но ненадолго. Благодаря Белинде Блейк, которая все еще надеялась, что Сара поддастся на уговоры и купит себе одну из городских усадеб, она уже посмотрела несколько домов и составила себе представление о цене каждого из них, однако сердце ее по-прежнему не лежало к городской жизни. Сара упрямо желала жить на ферме где-нибудь подальше от Бостона, и ничто не могло заставить ее изменить свое решение.

Маклер нашел подходящего клиента и продал ему бриллиантовое колье. Вырученные деньги, за вычетом вполне приемлемых комиссионных, он перевел па счет Сары в банке, так что уже к концу ноября она стала обладательницей довольно внушительного состояния.

К этому времени знакомства Сары в Бостоне стали более многочисленными. Ее постоянно приглашали на балы и торжественные обеды. Она нечасто принимала приглашения, и все же отказываться было не всякий раз удобно. Каждый ее выход в свет еще сильнее подогревал интерес к ее особе, чего Сара стремилась избегать любой ценой. Вскоре Саре стало совершенно очевидно, что, несмотря на свое очень сдержанное поведение, она произвела в бостонском обществе настоящий фурор. Ее утонченный аристократизм и безупречные манеры отмечали буквально все, а редкостная красота Сары стала неизменной темой разговоров холостых процветающих джентльменов, собиравшихся в клубе «Ройал».

И все это произошло очень быстро — слишком быстро, чтобы Сара могла чувствовать себя спокойно. Нежданно-негаданно она стала объектом всеобщего внимания, а это было уже опасно. Ей нужно было исчезнуть из города прежде, чем слухи о ее местонахождении достигли бы Англии и Эдварда, мстительного гнева которого у Сары были все основания опасаться.

День Благодарения она встречала с Блейками, а через два дня Сара неожиданно получила приглашение на бал у Бодуинов, что было равносильно официальному признанию ее принадлежности к бостонскому высшему обществу. Сначала Сара хотела отклонить это предложение: вращаться в высших кругах значило стать слишком заметной и, следовательно, подвергнуть себя еще большему риску, — однако ее отказ очень огорчил Белинду Блейк, и они с мужем принялись ее уговаривать.

— Хотела бы я знать, как вы собираетесь снова выйти замуж! — восклицала Белинда Блейк, опекавшая Сару с поистине материнской заботой. — Вам просто необходимо выходить в свет, танцевать на балах!..

В ответ Сара лишь отрицательно качала головой и натянуто улыбалась. При слове «замуж» ей вспомнилось слишком многое, но она не смела поделиться с Белиндой своими воспоминаниями.

— Я вовсе не собираюсь снова выходить замуж! — твердо сказала она, и в глазах ее промелькнула такая решимость, что Белинда поняла — это не прихоть и не сиюминутный каприз.

— Я понимаю, что вы сейчас чувствуете, — сказала Белинда Блейк несколько растерянно и взяла Сару за руку. — Я уверена, голубушка, что покойный мистер Фергюссон был достойным человеком, заботливым и добрым… Но как бы сильно вы его ни любили, это не причина, чтобы хоронить себя заживо…

При этих ее словах внутри у Сары как будто все перевернулось. В Эдварде не было ничего достойного или доброго, и она никогда его не любила.

В свое время он, может быть, и был для нее удачной партией, но очень быстро граф превратился в настоящее чудовище. Она была все равно что мертва все восемь лет, пока жила с ним, и только теперь начинала возрождаться.

— Я уверена, — продолжала ворковать Белинда Блейк, — что рано или поздно вы встретите достойного человека, за которого сможете выйти замуж. Вы должны это сделать, Сара, дорогая. Вы молоды и красивы и не должны оставаться одна до скончания веков. Может быть, и у вас еще будут дети…

При этих ее словах глаза Сары померкли, и внимательная Белинда Блейк моментально это заметила.

— Я бесплодна, — холодно сказала Сара, и Белинда отпрянула, шокированная неожиданной откровенностью собеседницы.

— Быть может, вы заблуждаетесь, — промолвила она, смущенно откашливаясь, и, вдруг воодушевившись, продолжила:

— Вы знаете, голубушка, у меня есть кузина, которая тоже так полагала… Ну, что она не может иметь детей. И вот, представляете, ей было уже сорок пять, когда она вдруг обнаружила, что она — в интересном положении. В конце концов она родила двойню! — Тут Белинда просияла. — Двойню, и оба мальчика выжили. Теперь моя кузина — счастливейшая из женщин, а ведь вы, душечка, гораздо моложе ее. Вы не должны отчаиваться, моя дорогая. Вы можете начать новую жизнь, надо только захотеть!..

Сара согласно кивнула. Именно за этим она и приехала в Новый Свет, но ни новый брак, ни рождение детей не входили в ее планы. Ей казалось, что прискорбного опыта с Эдвардом хватит ей теперь на всю жизнь. Главное, она должна впредь вести себя так, чтобы мужчины не обольщались ее одиночеством и не пытались за ней ухаживать.

Сама Сара не собиралась ни заигрывать с ними, ни поощрять их ухаживания. Даже на обедах и приемах, на которых она изредка появлялась, Сара старалась больше находиться в обществе женщин, однако это ей не всегда удавалось. Мужчины продолжали поглядывать в ее сторону; они говорили о ней между собой, и время от времени кто-то из них решался даже пригласить ее на тур вальса. И хотя Сара неизменно отказывала смелым кавалерам, не разговаривать с ними, не рискуя прослыть невежливой, она не могла.

Больше того, она несколько раз ловила себя на том, что общаться с мужчинами ей было намного интереснее, чем с дамами. Правда, интерес Сары был чисто практическим: мужчины гораздо лучше разбирались в вопросах бизнеса, в политике и сельском хозяйстве. С ними Сара могла говорить о земле, которой они владели, могла спрашивать совета, как лучше вести фермерское хозяйство, однако все эти вопросы делали ее лишь еще более привлекательной в мужских глазах. «Какая удивительная женщина», — говорили они, ибо самый бездарный или самый ленивый из них начинал чувствовать себя на голову выше, когда очаровательная миссис Фергюссон начинала выспрашивать у него о севообороте и об особенностях выращивания маиса и картофеля в здешнем климате.

Другие женщины только сплетничали о нарядах или говорили о своих детях, у кого они были, а эти темы не интересовали ни мужчин, ни саму Сару.

Другим обстоятельством, которое притягивало к Саре поклонников, было ее абсолютное нежелание понравиться кому-либо из них. Бостонские кавалеры принимали это за высшую форму кокетства, что было с их стороны довольно близоруко, однако Саре это не облегчало жизни. Она олицетворяла собой ходячий вызов их закрученным усам, эполетам, блестящему воспитанию, богатству и знатности, и Сара ничего не могла с этим поделать. Несколько человек дошли даже до того, что навещали ее в пансионе и оставляли для нее букеты цветов, огромные корзины фруктов, а однажды Сара получила даже томик стихов. Этот скромный дар оставил для нее молодой лейтенант, с которым она познакомилась на приеме у Арбаксов, однако — несмотря на то, что стихи ей понравились, — Сара отослала книгу обратно, как поступала она со всеми подношениями. Она не хотела подавать никому ни малейшей надежды, однако остудить горячие мужские головы было нелегко.

Одним из самых настойчивых поклонников Сары стал лейтенант Паркер. Несколько раз Сара сталкивалась с ним в вестибюле гостиницы, где он подстерегал ее в надежде поговорить с ней или сопроводить ее, куда бы она ни направлялась. Его внимание граничило с назойливостью, и Сара не прогоняла его только потому, что ей было очевидно — этот молодой человек по уши в нее влюблен.

Впрочем, именно поэтому ей, наверное, следовало обойтись с ним как можно решительнее, однако ей не хватало духа. Хотя вряд ли бы это помогло. Лейтенанту Паркеру, прибывшему в Бостон из Виргинии, недавно исполнилось двадцать пять лет, и он находился в том счастливом возрасте, когда все препятствия на пути к цели кажутся пустяками.

Куда бы ни шла Сара, он, словно верный пес, оказывался рядом, всем своим видом выражая готовность следовать за нею, куда она прикажет. Увы, этим он достиг только того, что его общество стало Саре неприятно, и она искренне надеялась на то, что при первом удобном случае ей удастся переключить внимание лейтенанта на какую-нибудь другую женщину, которой эти настойчивые ухаживания не были бы в тягость. Она даже сказала ему, что носит траур по мужу и что не собирается вторично выходить замуж, однако это не произвело на лейтенанта Паркера никакого впечатления. Скорее всего он ей просто не поверил.

— Я совершенно уверен, что пройдет каких-нибудь шесть месяцев, и вы передумаете, — уверенно заявил он. — Я уважаю ваше желание хранить верность памяти покойного мужа, но нельзя же носить траур вечно. В наших краях минимальным приличным сроком считается полгода, и три месяца из них уже прошли.

Сара покачала головой. Ей нужно было дать ему понять, что он отвергнут, однако Она не знала, как это сделать.

— А я уверена, что и через полгода, и через год, и даже через десять лет у меня не появится никакого желания выйти замуж, — сказала Сара, думая о том, что, пока Эдвард жив, она остается замужней женщиной и, следовательно, повторный брак исключался. Но даже если бы ее муж умер, для Сары ничего бы не изменилось. Любые мысли о семейной жизни были заранее отравлены для нее горьким опытом ее жизни. Сара твердо знала, что никогда больше не поставит себя в зависимое положение и не позволит мужчине безнаказанно унижать и мучить себя. Она не хотела больше быть вещью, которую можно использовать, а потом — выбросить за ненадобностью, и не представляла себе, как другие женщины могут с этим мириться. Правда, Саре было известно, что многие мужчины — тот же Ангус Блейк, к примеру, — хорошие, добрые и мягкие люди, однако, по ее глубокому убеждению, брак был лотереей, и снова рисковать всем она не хотела. Сару не пугала мысль о том, что ей придется прожить остаток жизни одной, однако убедить в этом лейтенанта Паркера ей так и не удалось. Больше того, его уверенность в том, что миссис Фергюссон срочно нужен новый муж, разделяла половина мужчин Бостона.