Глава 4

На следующее утро Оливия проснулась под аккомпанемент доносившихся снизу приглушенных звуков. Прислушиваясь к шагам, негромким переговорам слуг, она неожиданно вспомнила о вчерашнем споре с сестрой, но, когда обернулась, обнаружила, что вторая половина кровати пуста. Оливия немедленно встала, причесалась и накинула халат. Что творится на первом этаже?

Девушка спустилась вниз и только сейчас сообразила, в чем дело. Повсюду сновали слуги и рабочие: в саду снимали тент, в доме расставляли мебель, то и дело вносили корзины с цветами от благодарных гостей – словом, повсюду царил полный хаос, посреди которого стояли миссис Пибоди и дворецкий, то и дело отдавая команды.

– Хорошо спала? – улыбнулась Берти.

Оливия кивнула и извинилась за позднее пробуждение.

– Ты немало потрудилась, дорогая, и имеешь полное право отдохнуть. Я рада, что ты не ввязалась в эту суматоху с самого утра. Удивительно еще, что тебя не разбудили эти бездельники, когда снимали тент. Все только и говорят о вчерашнем вечере. Судя по количеству цветов, прием имел невероятный успех. Кстати, я поставила почти все корзины в столовой.

Оливия немедленно отправилась туда, гадая, куда подевалась Виктория, и немедленно остановилась перед огромной вазой, полной красных роз с длинными стеблями. Прикрепленная к ним карточка оказалась без подписи.

«Благодарю за самый важный вечер в моей жизни».

На конверте стояло имя сестры. Нетрудно было догадаться, кто послал букет. Остальные карточки были подписаны. Чарлз тоже прислал прелестную цветочную аранжировку в благодарность за приятный вечер. Оливия тихо порадовалась, что он впервые за столько времени смог появиться в обществе. Несмотря на то что Викторию следовало бы высечь за вчерашнюю историю, Оливия была почти счастлива в обществе Чарлза.

Она отправилась на кухню, отдала приказания слугам и наконец нашла Викторию в утренней столовой. Та сидела за столом с чашкой кофе в руках. Знакомая тревога за сестру больно кольнула Оливию.

– Хорошо спала? – неловко пробормотала она, усаживаясь рядом. Она не помнила, когда в последний раз они так сильно ссорились. И теперь причина была куда серьезнее их детских разногласий. Она была убеждена, что Виктории грозит смертельная опасность.

– Очень хорошо, спасибо, – сухо отозвалась Виктория. – Удивляюсь, как ты не проснулась от этого ужасного шума.

Оливии показалось, что сестра еще никогда не выглядела такой красавицей. Странно, она никогда не думала так о себе – возможно, потому, что в глазах Виктории горел какой-то волнующий свет и она всегда была куда более неспокойной и порывистой, чем старшая сестра.

Горничная принесла кофе, и Оливия с удовольствием отпила глоток.

– Ужасно устала, – призналась она и, не выдержав, спросила Викторию, видела ли она цветы.

– Разумеется, – чуть поколебавшись, отозвалась она.

– Кажется, я догадываюсь, кто их послал, – осторожно заметила Оливия, но сестра не потрудилась ответить. – Подумай о том, что я сказала прошлой ночью. Ситуация в любую минуту может выйти из-под контроля.

– Подумаешь! Всего-навсего розы. Нет никакой причины сходить из-за этого с ума! Он очень интересный человек, но и только. И незачем придавать этому столь важное значение, – с деланной беспечностью обронила Виктория, но Оливия слишком хорошо видела пугающе решительный блеск ее глаз. Нет, Виктория не откажется от Тоби!

– Надеюсь, сегодня ты не станешь проводить с ним столько времени. Начнутся разговоры, и кроме того, помни, бал дает кузина его жены. Будь поосторожнее, – предупредила Оливия.

– Благодарю за наставления, – холодно пробормотала Виктория, вставая.

Господи, они такие одинаковые внешне и настолько различны в душе! Оливия вздрогнула от внезапного страха, ощутив, какая между ними пропасть.

– Что ты сегодня делаешь? – с невинным видом поинтересовалась она.

– Иду на лекцию. Не возражаешь, дорогая, или мне требуется твое разрешение?

– Я просто так спросила. Нет нужды быть ни такой обидчивой, ни такой грубой, – язвительно отпарировала Оливия, измученная постоянной пикировкой. – И с каких это пор ты вообще нуждаешься в моем разрешении? Я нужна только для того, чтобы постоянно покрывать тебя и вытаскивать из немыслимых ситуаций, в которые ты попадаешь, поскольку не заботишься ни о ком, кроме себя.

– Еще раз спасибо, но сегодня я не нуждаюсь в твоей помощи.

В такие минуты обе жалели, что не обзавелись подругами. Но их необычная близость, уникальность отношений, изоляция от общества и отдаленность дома в Кротоне оставались неизменной помехой их встречам со сверстницами. По временам девушкам было невыносимо одиноко.

– А ты чем займешься? Домашними хлопотами?

Она двумя словами дала понять, что считает Оливию невыносимо скучной, и та остро это почувствовала. Никто не позаботился прислать ей две дюжины роз с карточкой без подписи. Мужчина, который ей нравился, прислал цветы с формальной благодарностью, адресованной к тому же всем членам семьи, а не ей лично. Оливия непрестанно спрашивала себя: неужели Виктория права? Ее тоже начинали мучить ревность и зависть.

– Да, помогу Берти привести дом в порядок. Бедный папа с ума сойдет, увидев, что все по-прежнему вверх дном.

– Как занимательно!

С этими словами Виктория направилась наверх и, переодевшись в темно-синий шелковый костюм, к которому полагалась модная шляпа, ушла из дома. Петри отвез ее на лекцию и немедленно вернулся.

Остаток дня пролетел незаметно. Виктория вернулась довольно рано, и Берти немедленно нагрузила ее работой, приказав последить за мужчинами, вносившими в дом мебель, поставленную на время в гараж. Оливия трудилась не покладая рук, чтобы вернуть саду прежний вид, и к пяти часам произошло чудо: все встало на свои места. Берти поблагодарила девушек за помощь, и к ней присоединился отец, обрадованный, что все так быстро завершилось.

– В жизни не скажешь, что вчера здесь гостили пятьдесят человек! – восхитился он. – Тяжело пришлось?

– Не очень, папочка, – заверила Оливия.

– Все восхищаются моими прелестными хозяюшками, – продолжал Эдвард, но Виктория, равнодушно выслушав отца, сказала, что пора одеваться. Оливия уже выбрала вечерние платья – из бледно-розового газа и довольно скромные. Незачем возбуждать излишний интерес Тоби.

– Прием действительно удался, – продолжал отец, усаживаясь в любимое кресло. Оливия немедленно налила ему бокал портвейна, и Эдвард поблагодарил ее нежной улыбкой. С каждым днем он все больше нуждался в ее обществе. Господь поистине наградил его чудесной дочерью! – Ты ужасно балуешь меня, дорогая. Даже будь твоя мама жива, вряд ли она так опекала бы меня. Она, скорее, походила на твою сестру: такая же неукротимая, с вечным стремлением к независимости.

Этот дом всегда напоминал ему о жене. И хотя отголоски боли не утихли, все же ему нравилось здесь жить. Эдвард с удовольствием занимался делами, проводил совещания с поверенными, совсем как в те дни, когда еще не ушел на покой и правил целой империей. Последнее время он подумывал продать сталелитейные заводы в Питсбурге, и Чарлз уверял, что нашел солидного, надежного покупателя. Но принять окончательное решение было непросто, так что они, возможно, задержатся в Нью-Йорке до конца октября, если не до декабря.

– Хорошо проводишь время? – спросил Эдвард дочь, радуясь, что может немного побыть с ней наедине.

– Прекрасно, папа. Но не уверена, что хотела бы жить здесь постоянно. Я скучаю по Кротону, хотя с удовольствием посещаю музеи, балы и вечеринки. Здесь столько всего происходит!

Она улыбнулась, на минуту превратившись в прежнюю девочку, и Эдвард почувствовал угрызения совести за собственный эгоизм. Нужно помнить, что дочери уже не маленькие и должны выйти замуж. И все же у него сердце разобьется, когда они покинут дом.

– Мне следовало бы почаще представлять вам порядочных молодых людей, – не слишком убежденно заметил он, обмениваясь улыбками с Оливией. – Давно пора подумать о вашем замужестве, хотя, правду говоря, не представляю, как обойдусь без вас. За тебя я больше всего опасаюсь. Ты не должна так преданно ухаживать за мной, дорогая, чтобы я смог легче вынести разлуку.

Вместо ответа Оливия поцеловала руку отца, и глаза Эдварда зажглись любовью.

– Я никогда не покину тебя. Ни за что.

Она неизменно повторяла эту фразу сначала в пять лет, потом в десять, но тогда это были лишь детские обещания. Теперь же она сознавала, что так и будет. Здоровье отца сильно ухудшилось, сердце ослабело, и Оливия не представляла, что с ним станется без нее. Кто присмотрит за отцом? Кто станет вести дом? Кто вызовет доктора, если ему станет плохо?

Не может же она бросить отца на попечение равнодушных слуг, а Виктория никогда не замечает, болен ли он или здоров.

– Я не оставлю тебя, папа. И никаких споров, – твердо объявила Оливия.

– Останешься старой девой? Вздор, дорогая! – запротестовал отец, втайне восхищаясь дочерью и зная, что следовало бы раз и навсегда запретить подобные разговоры, но не имея сил сделать это. Он действительно отчаянно нуждался в Оливии и хотел, чтобы все оставалось по-прежнему, даже если это означало, что она должна пожертвовать собой. Он пропадет без нее. И все же она заботится о нем скорее как жена, чем как юная красавица, которой необходимо иметь собственную жизнь.

И не желая даже думать о возможности лишиться дочери, Эдвард поспешно сменил тему:

– Виктория не встретила никого подходящего? Боюсь, я недостаточно уделял внимания вашим поклонникам.

Он заметил, что Чарлз Доусон очарован младшей дочерью… или сразу двумя? Как, впрочем, и многие мужчины. Так трудно сделать выбор, когда перед тобой столь прелестные особы.

– Не думаю, отец, – солгала Оливия, как всегда, защищая сестру. – Мы еще не успели… то есть… не совсем…

Они, разумеется, знали здесь многих, но молодые люди отчего-то не уделяли им особого внимания. Возможно, потому, что люди смотрели на них как на игру природы и воображали, что сестры никогда не согласятся расстаться. Никто не подозревал, какие они на самом деле разные, как отличаются их вкусы и интересы. Окружающие видели в них этакое двойное издание хорошенькой девушки.

– Надеюсь, Виктория хорошо себя ведет? – весело осведомился отец.

Он уже успел узнать по своим каналам, что младшая дочь научилась водить машину, успела стащить «форд» для собственных надобностей и куда-то на нем ездила. К счастью, до него не дошли известия о ее аресте, и эскапада с «фордом» показалась совершенно безобидной, хотя и не слишком умной. В ее возрасте Элизабет тоже была способна на подобное и как-то на пари с подругой даже ввела коня в гостиную, чем навлекла на свою голову град упреков. Но Эдвард только смеялся. Для мужчины своих лет он был на удивление снисходителен и никогда не возмущался проказами Виктории, потому что она слишком напоминала ему покойную жену.

– Тебе удобно? – спросила Оливия, перед тем как пойти переодеться к вечеру. Она налила отцу еще один бокал хереса и подала газету. Он заверил, что через несколько минут последует ее примеру и отправится наверх.

Поднимаясь по лестнице, Оливия думала о словах отца. Наверное, им в самом деле давно пора встретить кого-нибудь и подумать о замужестве. Но для нее все остается по-прежнему. Она не имеет права бросить отца. Будь их мать жива – дело другое, но теперь хотя бы одна из них должна остаться и позаботиться об отце. Очевидно, это ее обязанность, от Виктории все равно не будет толку.

И тут неожиданная мысль поразила ее. А если такой человек, как Чарлз Доусон, сделает ей предложение? Что она ответит? Что сделает? При одной мысли об этом сердце забилось сильнее. Представить невозможно, что Чарлзу она понравится… но если… если… Нет, нельзя позволить себе думать о таком! Она обязана выполнить свой долг. И Чарлзу нет никакого дела до нее. Он просто добр и вежлив, поскольку отец – его клиент.

Войдя в комнату, она услышала доносившееся из ванной пение. Должно быть, сестра переодевается там. Ванная одновременно служила гардеробной, и, войдя туда, Оливия увидела разбросанные по полу платья, среди которых был и наряд из розового газа.

– Что ты делаешь? – удивилась она, но тут же все поняла.

– Я не собираюсь напяливать то убожество, которое ты выбрала! – злобно взвизгнула Виктория, бросая на стул очередное платье. – Мы будем выглядеть как парочка рыбных торговок, хотя, по-видимому, ты этого и добивалась!

– А по-моему, они очень милые, – небрежно бросила Оливия и, не желая ссориться, добавила: – А что тебе приглянулось?

В этот момент Виктория сняла с вешалки платье, которое Оливия терпеть не могла. Это было платье из алого бархата, отделанное крошечными гагатовыми бусинками, с очень глубоким декольте. Они надевали наряды всего один раз, на рождественский вечер в отцовском доме. К наряду полагалась черная атласная накидка, подбитая алым бархатом.

– Мне не нравится этот фасон, – вскинулась Оливия, едва увидела, что именно держит в руках Виктория. – Вырез слишком глубокий. У нас будет вульгарный вид.

– Это бал, а не пятичасовой званый чай в Кротоне, – холодно объявила Виктория.

– Пытаешься выставиться перед ним, Виктория, но я тебе в этом не помощница. В этих нарядах мы хуже уличных шлюх, и я это не надену.

– Как пожелаешь, – хмыкнула Виктория, повернувшись на каблучке, и Оливия была вынуждена признать, что сестра просто ослепительна. – В таком случае, дорогая Олли, почему бы тебе не поехать на бал в розовом, а я уж выберу красное.

К удивлению Оливии, она говорила вполне серьезно,

– Не будь глупышкой!

Они всегда одевались одинаково, вплоть до нижнего белья и шпилек. Оливия просто почувствует себя голой, если сегодня эта традиция будет нарушена!

– Почему нет? Мы взрослые люди. Когда были детьми, Берти считала, что это очень мило. Но сейчас нам необязательно быть милыми, и меня тошнит от розового цвета. Я надену на бал только это платье, и если ты не согласна – что ж, у нас целый гардероб битком набит.

– Ты делаешь все это мне назло, Виктория, и я прекрасно понимаю, что тобой руководит. И позволь мне объяснить, что прошлый вечер отнюдь не был главным в жизни Тобиаса Уиткома, но ты в самом деле запомнишь его надолго, если предпочтешь принести свою судьбу и репутацию в жертву этому человеку, – выпалила Оливия, выхватывая такое же красное платье. – Ненавижу эту тряпку и жалею, что заказала ее. Ты делаешь из нас провинциальных дурочек и к тому же вынуждаешь меня надеть вещь, которая мне отвратительна.

– Я уже сказала, – равнодушно повторила Виктория, – можешь делать все, что пожелаешь.

На этот раз Оливия не ответила.

Обе молча вымылись, оделись, напудрились и надушились. К невероятному изумлению Оливии, Виктория чуть тронула губы помадой. И мгновенно преобразилась. Теперь она казалась не только неотразимой, но и удивительно взрослой. Настоящей женщиной.

– Ну уж краситься я не стану, – мрачно объявила Оливия, закалывая волосы.

– Тебя никто не просит.

– Ты просто тонешь, Виктория, и никто тебя не спасет.

– А может, я плаваю лучше, чем ты думаешь!

– Он непременно утопит тебя, – печально вздохнула Оливия, но сестра вышла из комнаты, волоча по полу атласную накидку.

Когда девушки через несколько минут спустились вниз, отец встретил их ошеломленным взглядом. Куда девались его дорогие малышки? Особенно Виктория! Каждое ее движение, каждый жест говорили о принадлежности к миру взрослых страстей и отношений, о котором она, к сожалению, так мало знала. Оливия, однако, была явно не в своей тарелке, хотя платья шли им, оттеняя кремовую кожу и облегая гибкие юные тела. У обеих были невероятно тонкие талии и высокие груди, соблазнительно вздымавшиеся над бархатной кромкой.

– Господи Иисусе, где вы раздобыли эти платья? – ахнул Эдвард, потрясенный экзотическими нарядами дочерей.

– Оливия заказала, – медоточивым голоском пояснила Виктория. – Должно быть, срисовала из модного журнала.

– Это правда, – расстроенно призналась Оливия, позволяя дворецкому накинуть на себя накидку, – только они уж очень неудачно вышли.

– Все мужчины станут мне завидовать, – заверил отец и проводил девушек к машине. Да, сегодня он навеки распрощался с иллюзией о том, что дочери еще совсем молоды. Они уже не дети, и просто чудо, если сегодня кто-нибудь из молодых людей не сделает им предложения. Он почти жалел о том, что они совершенно неотразимы и поистине излучают чувственную притягательность.

Оливия, забившись в угол, всю дорогу угрюмо молчала. Какой позор! Теперь все примут их за девиц легкого поведения!

Дворец Асторов на Пятой авеню был залит огнями. Сегодня здесь собралось четыреста человек, сливки американского общества. Среди них были люди, о которых девушки читали в газетах: миллионеры, принцы, английские и французские аристократы. Были и такие, что годами не покидали дома. Даже Элсуорты, которые вели отшельническое существование после смерти старшей дочери, почтили Асторов своим присутствием. Приехали также несколько счастливцев, уцелевших при крушении «Титаника». Они впервые за год с лишним посетили столь многолюдное собрание, и, услышав об этом, Оливия сразу же вспомнила о Чарлзе Доусоне. Она кивнула Маделайн Астор, у которой на «Титанике» погиб муж. Ребенку, родившемуся после его смерти, был почти год, и сердце Оливии сжалось при мысли о том, что малыш никогда не увидит отца.

– Вы сегодня замечательно выглядите, – услышала она знакомый голос и, обернувшись, с удивлением увидела Доусона. – Мисс Хендерсон, – засмеялся он, – я мог бы притвориться, что узнал, которая вы из двух, но боюсь, опять запутался, так что вам придется мне помочь.

– Оливия, – улыбнулась девушка, едва не поддавшись озорному порыву притвориться Викторией и узнать, о чем он говорит с сестрой. – А вы что здесь делаете? – поинтересовалась она, поскольку накануне он уверял, что никогда не ездит на балы.

– Надеюсь, вы говорите правду, – покачал он головой, словно знал, что она подумывала одурачить его. – Придется поверить на слово. Собственно, я родственник Асторам по жене. Она была племянницей нашей хозяйки, и последняя, по своей доброте, настояла, чтобы я принял приглашение. Но если бы не вчерашний вечер, я бы вряд ли согласился. Вы разбили лед одиночества, и последствия оказались куда более серьезными, чем я воображал. Кроме того, мне в голову не приходило, что здесь настоящий сумасшедший дом. Не то что небольшой элегантный прием на пятьдесят человек. Но особняк Асторов вместил бы куда больше народа!

Отец остановился, завидев старого друга. Виктория, переступив порог, немедленно исчезла. Чарлз немного поболтал с Оливией о своем сыне, о знакомых и рассказал о Маделайн Астор, муж которой плыл на «Титанике» с его женой. Каждый раз при упоминании о Сьюзен в глазах его светилась такая скорбь, что Оливии становилось не по себе. Неужели он до конца жизни так и не оправится от удара? Он ходил, разговаривал, работал и внешне походил на нормального человека, но душа была так непоправимо ранена, что, казалось, никогда не заживет.

– Ваша сестра, разумеется, тоже здесь, – учтиво заметил Чарлз. – Правда, я ее не видел.

– Я тоже. Она растворилась в толпе, как только мы вошли. На ней такое же отвратительное платье, – грустно призналась Оливия. Хорошо еще, что здесь то и дело попадались дамы в куда более вызывающих нарядах!

Но Чарлз счел необходимым возразить.

– Вам оно не нравится? А по-моему, очень красиво. Правда, немного слишком «взрослое», – слегка смущенно пробормотал он, – если такое определение подходит для молодых женщин вашего возраста.

– Скорее уж «неприличное». Я твердила Виктории, что буду чувствовать себя потаскушкой в этом наряде. Она сама его выбрала, хотя упрекает меня за то, что я заказала такой фасон. И что всего хуже, отец считает, будто это я решила так одеться на бал.

– Он возражал? – весело осведомился Чарлз, но Оливия, словно зачарованная, следила за тем, как меняется цвет его глаз от темно-зеленого до очень светлого.

– Нет, ему понравилось, – с гримаской фыркнула Оливия.

– Мужчины обожают женщин в красном бархате, – сообщил Чарлз. – Иллюзия порока, видите ли.

Оливия кивнула, от всей души надеясь, что для ее сестры иллюзия не превратится в действительность.

Чарлз повел ее ужинать, а потом представил дружной компании молодых дам. Убедившись, что его юная протеже не станет скучать, он объяснил, что пойдет попрощаться с кузиной, поскольку Джеффри болен и ему придется уехать пораньше. Оливия искренне огорчилась, тем более что в этот момент как раз заиграла музыка, но забыла обо всем, увидев сестру, которая кружилась в объятиях Тоби под мелодию медленного вальса. Чуть позже она была окончательно шокирована: парочка и не подумала расстаться и сейчас танцевала новомодный фокстрот.

– Боже, это все равно что увидеть самое себя! – воскликнула одна из девиц. – Никогда не видела ничего подобного! Вы совсем-совсем одинаковые?!

Оливия улыбнулась. Люди, снедаемые любопытством, вечно задавали одни и те же вопросы! Им хотелось знать, каково это – всегда иметь перед глазами свою точную копию.

– Совсем. Мы так называемые зеркальные близнецы. То, что у меня справа, у нее слева. У меня чуть выше правая бровь, у Виктории – левая. У меня левая нога больше, у нее – правая.

Должно быть, вы немало повеселились в детстве, – заключила одна из мисс Астор. К компании присоединились две мисс Рокфеллер. Одну Оливия часто встречала в старом поместье Гулдов, другую видела на музыкальном утреннике в Кайкьюите. Поскольку Рокфеллеры были известными трезвенниками и не признавали танцев, они редко давали такие грандиозные балы, как Вандербильды и Асторы, зато часто приглашали соседей на чай, ленч или концерты.

– И вы все время менялись местами? – допытывалась девушка.

– Нет, – засмеялась Оливия. – Только когда хотели напроказничать или избавиться от наказания. Моя сестра ненавидела сдавать экзамены, так что мне приходилось трудиться за двоих. Когда мы были совсем маленькими, она подговорила меня принимать лекарство и за нее тоже, пока мне не стало плохо. К счастью, няня нас разоблачила. Иногда мне доставалась двойная доза касторки.

– Но как вы могли согласиться? – охнула одна из собеседниц, морща носик при мысли о вкусе касторки.

– Потому что я люблю Викторию, – просто обронила Оливия, не собираясь распространяться, до каких пределов способна дойти ради сестры. Да и можно ли объяснить природу скрепляющей их связи? Эту связь нельзя ни разорвать, ни уничтожить. – Я совершила немало глупостей ради нее, как и она – ради меня. Отцу наконец пришлось забрать нас из школы, потому что мы постоянно устраивали там переполох. Но зато нам вместе было ужасно весело.

Девушки долго слушали ее рассказы. Оливия отвлеклась и только час спустя сообразила, что Виктория по-прежнему танцует с Тоби. Она словно таяла в его руках, и оба медленно кружили по залу, не сводя друг с друга глаз и не обращая внимания на окружающих. Извинившись, она немедленно отправилась на поиски Чарлза и перехватила его уже в пальто, у двери.

– Я прошу вас об одолжении, – прошептала она, умоляюще глядя на него, и Чарлз понял, что не сможет ей отказать. Таким же точно тоном она обратилась к нему за помощью, когда полиция забрала Викторию.

– Что-то случилось? – сочувственно спросил он, удивляясь, как спокойно ему становится в присутствии этой девушки. Совсем не так он чувствовал себя рядом с Викторией. И все же он мог различить сестер, только если заговаривал с ними, и тогда странное душевное волнение подсказывало, кто перед ним. Правда, Чарлз льстил себя мыслью о том, что, если узнает их получше, сможет угадывать с первого взгляда.

– Опять наша приятельница что-то натворила? – допытывался он. Похоже, Виктории вечно суждено попадать в беду, а Оливии – выручать сестру.