Но к удивлению Виктории, Тоби и не подумал успокоиться. На следующий день он прислал ей цветы. Анонимно, разумеется, но она сразу поняла, от кого они. Две дюжины красных роз на длинных стеблях. В ее жизни не было никого, кроме Тоби, кто бы мог их послать. Не обращая внимания на бешеный стук сердца, Виктория немедленно отнесла букет в мусорный ящик. После этого Тоби имел наглость написать ей записку с предложением встретиться, подписанную буквой Т. Она, разумеется, даже не позаботилась ответить. Что бы она к нему ни питала, нет смысла возобновлять прежние отношения. Все кончено, и бесповоротно.
Они с Чарлзом, как всегда, вели каждый свою жизнь, и о встрече с Тоби не было сказано ни слова. Все были безмерно рады, когда пришло время отправляться в Кротон. Машина была до отказа набита подарками и лакомствами, и Виктория, в последнюю минуту вспомнив о Джеффри, купила какую-то сложную игру, которая, по уверениям продавщицы, была мечтой каждого десятилетнего мальчика.
Почти всю дорогу супруги обсуждали войну, эта тема больше всего интересовала Викторию. Осведомленность жены произвела неизгладимое впечатление на Чарлза, хотя он не так уж внимательно следил за событиями в Европе. К этому времени бои достигли такой степени, что Западный фронт превратился в цепь окопов, тянувшуюся от Северного моря до Швейцарских Альп. По одну сторону стояли французы, англичане и бельгийцы, по другую – германцы.
– Ты, разумеется, не вникала в это, Виктория, – заметил он, – но должен сказать, что война для нас – дело чрезвычайно прибыльное.
Американцы действительно наживались, продавая оружие и пушки всем воюющим государствам, способным за них заплатить.
– А по-моему, это отвратительно! – вскинулась Виктория. – Все равно что убивать невинных. Вместо того чтобы сидеть дома и притворяться, что наши руки чисты, могли бы просто участвовать в войне.
– Иисусе, да не будь такой наивной! – возразил Чарлз. – Как, ты думаешь, сколачиваются состояния? И что производится на бывшем сталелитейном заводе твоего отца?
– Меня тошнит при мысли об этом, – процедила она, глядя в окно и думая о солдатах, вынужденных проводить Рождество в окопах. Казалось кощунственным праздновать сейчас, зная, что вытворяют германцы, но никто из родных и знакомых этого не понимал.
– Слава Богу, папа его продал, – тихо добавила Виктория, жалея, что Чарлз не разделяет ее мнения. Он куда практичнее и приземленнее, чем она, думает лишь о работе и Джеффри.
Добравшись до Кротона, Виктория узнала, что отец опять заболел и на этот раз случайно подхваченная простуда обернулась пневмонией. Эдвард совсем ослабел и спустился вниз на несколько минут лишь в утро Рождества, когда настало время развернуть подарки. Он подарил дочерям одинаковые и очень дорогие бриллиантовые колье. Обе в полном восторге немедленно их надели, чтобы, как выразился Чарлз, окончательно сбить его с толку. Он заявил, что боится перепутать подарки. Но все обошлось, и жена получила от него прелестные бриллиантовые сережки, идеально сочетавшиеся с колье. Оливии, вместе с целомудренным поцелуем в щеку, он вручил теплый шарф и книгу стихов. Виктория с недоумением заметила, что на книге стояло имя Сьюзен.
– Почему он отдал книгу именно тебе? – настойчиво допытывалась она.
– Возможно, расстраивался, когда ее замечал. Кроме того, ты ненавидишь поэзию, так что не мог же он подарить книгу тебе, верно? – смущенно улыбнулась Оливия. Но она знала и любила автора книги и была тронута подарком. Очевидно, Сьюзен тоже увлекалась литературой.
Но настоящий взрыв ликования последовал, когда Оливия подала Джеффри огромный пакет с двумя современными пушками, одной старинной и целой армией оловянных солдатиков в английских, французских, австрийских и немецких мундирах. Ей пришлось заказывать их за несколько месяцев, и мальчик был вне себя от радости, но Виктория гневно уставилась на сестру.
– Как ты могла подарить ему такое? – почти закричала она, сжав кулаки. – Отвратительно! Почему бы не залить их для правдоподобия кровью? Было бы по крайней мере куда честнее!
В глазах Виктории стояли слезы. Она искренне расстроилась, и положение отнюдь не улучшилось, когда Джеффри, развернув ее подарок, тут же отложил его в сторону, посчитав, очевидно, что игра не только сложная, но и невыносимо скучная.
– Я не предполагала, что ты станешь возражать, – сокрушенно пробормотала Оливия. – Это всего лишь игрушки, Виктория. И нравятся мальчику. Он любит играть в солдатики.
– Мне совершенно безразличны его пристрастия! По всей Европе в окопах ежедневно погибают тысячи солдат! У них тоже есть родные и близкие! А вы делаете из них игрушки! Невыносимо!
Она отвернулась, и Джеффри встревоженным шепотом спросил отца, следует ли вернуть подарок тете Олли. Чарлз ободряюще качнул головой. Позже, одевшись, он вместе с Викторией отправился навестить могилу ее матери.
– Не стоило так кричать, – мягко заметил он. – Твоя сестра всего лишь хотела порадовать Джеффри. Ей непонятна сила твоих чувств.
Да и ему тоже. Говоря по правде, он совершенно не знал женщину, с которой жил в одном доме, и оба это понимали.
– Я больше не могу, – жалобно проговорила она. – Не могу быть твоей женой. Я не предназначена для такой жизни. Все это видят, кроме тебя. Даже Джефф.
Ей все еще было не по себе. Из-за подарка Оливии и этой злополучной книги стихов. Не то чтобы она ревновала к сестре – просто постоянно сознавала, что села не в свои сани, и устала от этого.
– С моей стороны было нехорошо позволить отцу втянуть меня во все это. Пусть бы отослал меня хоть на край света и забыл навсегда.
Она зарыдала, а Чарлз растерянно смотрел на жену.
– Ты снова с ним видишься? И поэтому хочешь уйти? – вырвалось у него.
Виктория растерянно подняла глаза, гадая, откуда ему стало известно, что Тоби вновь пытается войти в ее жизнь. Все было бы проще, допусти она это, но Виктория больше не желала иметь с Уиткомом ничего общего.
– Вовсе нет, – холодно обронила она. – Так вот в чем ты меня подозреваешь? Что я тебе изменяю? Жаль, что этого не произошло, все хоть какое-то развлечение.
Она немедленно раскаялась в неосторожной реплике. И пусть она во всем виновата, больше ей не вынести.
Чарлз ничего не ответил, а Виктория продолжала плакать.
– Не знаю, что сказать, – наконец пробормотал Чарлз.
Зря он упомянул о Тоби, но, когда кухарка сказала ему о розах, валявшихся в мусоре, в душе зашевелились подозрения. Кухарка, довольно склочная особа, считала, что просто грех выбрасывать такие цветы, и поспешила ему доложить, прежде чем сообщит кто-то другой. Она также предъявила ему записку с просьбой о свидании, и Чарлз был почти уверен, что жена снова встречается с Уиткомом. Но очевидно, он ошибался. Правда, это не меняло отношений Виктории с мужем.
– Хочешь, чтобы я ушла? – в отчаянии спросила наконец Виктория, и на этот раз он обнял ее за плечи.
– Конечно, нет. Мы что-нибудь придумаем. Прошло только полгода. Все говорят, что первый год брака – самый трудный. – Однако каждый день его жизни со Сьюзен был настоящей идиллией. – Я попытаюсь быть более рассудительным, а ты наберись терпения. Что ты собираешься предпринять относительно Джеффри и его маленькой армии? Боюсь, он так просто с ней не расстанется. Но если хочешь, я с ним поговорю.
– Нет. – Виктория высморкалась и полезла в карман, но обнаружила, что папиросы остались дома. – Он еще больше возненавидит меня за это. Я купила ему такую дурацкую игру! Не знаю, что ему нравится, а продавщица утверждала, что именно это и нужно мальчику его возраста. А я даже не могу понять правил!
– Я тоже, – засмеялся Чарлз, – но попытаюсь вникнуть. И если поможешь, я горы сверну.
Но Виктория не хотела ему помогать. Единственным ее желанием было сбежать подальше. Она только об этом и думала.
Они медленно зашагали к дому; оба немного успокоились. Днем Виктория наткнулась на сестру, разбиравшую вместе с Берти белье. Последняя тут же удалилась, почувствовав, что ее воспитанницам нужно побыть наедине.
– Прости, что расстроила тебя, – извинилась Оливия, с неподдельным раскаянием глядя на сестру. Не знала, что ты так это воспримешь.
Сестры обменялись многозначительными взглядами, безмолвно радуясь, что снова вместе.
– Все в порядке. Наверное, я наделала кучу глупостей. Слишком увлеклась политикой. Но тамошние события кажутся такими реальными, и временами я забываю, что все это не имеет к нам никакого отношения. Правда, я рада, что отец продал завод, хотя, похоже, он ужасно переживает.
Они уселись рядышком, и Оливия мгновенно поняла, что сестра хочет просить о чем-то. И в самом деле, Виктория, мрачно воззрившись на нее, заговорщически прошептала:
– Ты просто обязана избавить меня от всего этого, Олли! Хотя бы на время, иначе я сойду с ума!
Оливия непонимающе уставилась на нее, боясь услышать то, что последует за таким торжественным вступлением. Боясь и не желая.
– Мне отказаться, прежде чем ты попросишь, или позволить тебе высказаться и только потом уверить, что ты несешь вздор?
Виктория еще понизила голос:
– Поменяйся со мной… ненадолго… позволь мне уехать куда-нибудь… пожалуйста… только чтобы все обдумать… не знаю, что я делаю, – умоляюще бормотала она.
Оливия видела и понимала, как плохо приходится сестре, но при этом была убеждена, что обман – отнюдь не лучший выход. Виктории придется самой решать за себя. Они заключили договор, Чарлз – прекрасный человек, и ей придется свыкнуться со своей участью. Побег ничего не решит.
Она покачала головой.
– Ты права. Сама не знаешь, что делаешь. Хочешь навлечь на всех нас очередное несчастье? А если он обнаружит подмену? Как прикажешь мне поступить? Не могу же я быть его женой по-настоящему! Он через пять минут меня разоблачит! А если и нет, все равно – то, что ты предлагаешь, плохо и постыдно. Я на такое не пойду, – категорически отказалась она.
– Я знаю, знаю, – заплакала Виктория, схватив сестру за руку. – Но помнишь, мы так делали в школе! Разве это было лучше? Тоже нехорошо! Но я выдавала себя за тебя сотни раз, как и ты! Клянусь, он не узнает… Никогда не мог нас различить.
– Рано или поздно правда обязательно выплывет наружу. А Джефф? Он-то уж обязательно все поймет с первого взгляда. Нет! Слышишь? Ни за что!
Она не сердилась на сестру, но хотела, чтобы та выкинула из головы опасные мысли раз и навсегда. Виктория даже не запротестовала, только взглянула на сестру с таким отчаянием, что у Оливии сжалось сердце. А потом встала и медленно отошла.
Глава 18
Больше они к этому разговору не возвращались, но в день отъезда Виктория казалась необычно присмиревшей. Оливия так волновалась за сестру, что решила через неделю-другую поехать ее навестить, но отцу опять стало хуже, а потом и сама она слегла с тяжелым гриппом. И смогла выбраться в город только в конце февраля.
У Доусонов ничего не изменилось, разве что Виктория стала еще раздражительнее и срывалась по любому поводу, а Чарлз выглядел куда хуже прежнего. На второй день после приезда у Джеффа поднялась температура.
Виктории не было дома, и через несколько часов мальчик начал бредить, так что Оливия вызвала доктора, а потом позвонила Чарлзу в контору, и он немедленно примчался.
– Где она? – спросил он с порога, и Оливии, как ни неприятно ей было, пришлось признаться, что Виктория ушла. К этому времени Джефф покрылся сыпью и поминутно кашлял. Доктор признал корь.
Виктория явилась только к семи часам, после особенно интересной лекции в британском консульстве относительно такой животрепещущей темы, как немецкие подводные лодки, взявшие Британию в кольцо блокады. Потом для гостей был устроен чай, и Виктория позволила втянуть себя в бесконечную дискуссию. Ей в голову не пришло предупредить мужа, что она задержится. Правда, она надеялась, что он тоже опоздает к ужину.
Оливия весь день хлопотала около мальчика. В доме стояла такая неестественная тишина, которая бывает, только когда в доме больной.
– Что с ним? – прошептала Виктория, останавливаясь в дверях, и Оливия на цыпочках подошла к сестре.
– Корь. Бедный ребенок, ему очень плохо. Жаль, что мы не в Кротоне. Я подумываю послать за Берти. Он пролежит не менее двух недель и будет все это время ужасно себя чувствовать. Я останусь, если хочешь.
Даже не глядя на Викторию, она уже знала ответ.
– О Боже… пожалуйста… А как Чарлз?
– По-моему, волнуется за тебя, – дипломатично заметила Оливия, хотя видела, как взбешен зять и, вероятно, подозревает жену в неблаговидных поступках.
Этой ночью в спальне разыгралась настоящая баталия.
– И куда ты изволила исчезнуть? – язвительно допрашивал муж, уже в который раз. Такого тона она еще не слышала.
– Я уже говорила. Ездила в британское консульство, на лекцию о подводных лодках.
– Превосходно! Мой сын лежит с высокой температурой, а жена бредит подводными лодками. Изумительно!
– Я не ясновидящая, Чарлз. И не знала, что он заболеет, – спокойно заметила Виктория, хотя в душе у нее все кипело. Но за последнее время они отточили искусство ведения домашних баталий и умели ранить друг друга так же сильно, как враги на полях сражений.
– Ты обязана сидеть дома! – закричал Чарлз. – И следить за ребенком! Я не должен бросать работу и бежать к больному ребенку только потому, что его мать где-то пропадает!
– Его мать мертва, Чарлз. Я всего лишь суррогат.
– И как все суррогаты, очень низкого качества! Твоя сестра уделяет ему куда больше внимания!
– В таком случае тебе следовало жениться на ней. Из нее вышла бы жена куда лучше. И хозяйка она исключительная.
– К сожалению, твой отец предложил мне в жены не Оливию, а тебя, – тяжело вздохнул Чарлз. Он испытывал отвращение к себе за те грубости, что бросал Виктории. Но его жизнь с ней превратилась в цепь разочарований, и оба не знали, как выпутаться из этой паутины. Да и есть ли выход? Им придется тянуть это существование, пока кто-нибудь не умрет. Правда, Виктория уже заговаривала о разводе, но для такого консерватора, как Чарлз, это было совершенно неприемлемо.
– Может, тебе стоит поехать к отцу и спросить, не поменяет ли он одну дочь на другую? Как обувь, которая жмет? – прорычала Виктория, задыхаясь от безнадежности.
Последняя бесплодная попытка заняться любовью произошла в январе. Оба молча поклялись никогда больше не допускать ничего подобного и сдержали слово. Слишком тяжело и мучительно давались им такие мгновения. Чарлз был исполнен решимости никогда не притрагиваться к жене, даже если придется жить в целомудрии до конца дней. Все эти жалкие потуги просто не стоят никаких усилий. Виктория чувствовала то же самое. Ее тошнило от необходимости отдаваться нелюбимому человеку.
– Не нахожу твои предложения сколько-нибудь заманчивыми, – мрачно заявил он жене. – А твое поведение ниже всякой критики. Надеюсь, отныне ты будешь проводить все дни дома, с нашим сыном… моим сыном, если предпочитаешь. Станешь делать все необходимое, чтобы он выздоровел. Ясно?
– Да, сэр, – промурлыкала она, приседая, как горничная во французском водевиле. – Кстати, не возражаете, если мне поможет сестра?
– Опять перекладываешь на нее свои обязанности! – разъяренно прошипел Чарлз, и Виктория была вынуждена признать, что в его словах есть доля правды. Она понятия не имела, как ухаживать за больными детьми. – Мне все равно, кто из двоих о нем позаботится, все равно я вас не различаю! – рявкнул Чарлз.
– Все будет в порядке, – заверила Виктория и отправилась на поиски сестры.
Жаль, что они не смогут сегодня спать вместе, но такое предложение еще больше обозлит Чарлза. Он, подобно многим другим людям, терпеть не мог, когда посторонние узнавали о подробностях его личной жизни.
– Как он? – тихо спросила Оливия, сидевшая у постели Джеффри. Мальчик тяжело дышал и метался во сне: жар еще не спал.
– Не слишком доволен, чтобы не сказать большего, – улыбнулась Виктория.
Даже в этих обстоятельствах она радовалась присутствию сестры. Какое облегчение – быть вместе, разговаривать по душам и даже исповедоваться без опаски! Правда, ей стыдно признаваться, до какой степени разрушен их брак, но Оливия и без того все понимает и, вне всякого сомнения, слышала доносившиеся из их спальни крики.
Они не разлучались почти целый месяц. Джеффри три недели провел в кровати, и Оливия ни на минуту не оставляла его. Чарлз знал это, но ошибочно считал, что ее хоть иногда сменяет Виктория. Увы, Оливия время от времени прикидывалась сестрой, чтобы зять не сердился. Это был единственный обман, который она могла себе позволить. Но по крайней мере Виктория хотя бы не возвращалась к своему безумному плану, и Оливия втайне была счастлива, что сестра наконец образумилась.
Отношения между супругами по-прежнему были напряженными, но Оливия все же считала, что время и терпение лечат все. Может, если у них появится ребенок, все будет по-другому?
Виктория не сказала сестре, что на это нет ни малейших шансов. И не упомянула, что с некоторых пор Чарлз все чаще обвиняет жену в том, что она встречается с Тоби. Он попросту не в силах был поверить, что женщина, способная настолько забыться и бросить под ноги мужчине свою честь и репутацию, может с такой же легкостью выбросить из головы бывшего любовника. Вероятно, ситуация не была бы столь запутанной, знай Чарлз, где бывает жена. Обычно похождения Виктории были вполне невинны, она всего лишь не хотела, чтобы кто-то вмешивался в ее дела. За последние дни она познакомилась с французским генералом и несколькими английскими полковниками. И все в один голос уверяли ее, что несчастная Европа нуждается в сильных, энергичных людях, готовых прийти на помощь погибающим солдатам. Их слова постоянно звенели в ушах Виктории, но она пока ничего не говорила сестре.
Оливия вернулась домой в конце марта, совершенно измученная, и не только болезнью Джеффри, но и необходимостью постоянно быть между молотом и наковальней. Какое счастье – вновь вдыхать свежий воздух, скакать верхом по полям и лугам. И хотя она горячо любила сестру, радовалась, что не придется видеться до самой Пасхи.
На Пасху Доусоны приехали в Кротон, недовольные и молчаливые. Виктория и Чарлз, очевидно, находились в состоянии войны, а Джеффри еще до конца не оправился от болезни. Ему повезло с такой сиделкой, как Оливия. Две девочки в его классе умерли от осложнений.
Оливия возблагодарила Бога за то, что уберег Джеффри, а Чарлз, со своей стороны, осыпал свояченицу похвалами.
Как-то они отправились на прогулку к реке. Оба молчали, любуясь чудесным видом. Оливия не навязывалась с расспросами, чувствуя, как тяжело Чарлзу. Сам он понимал, что натворил. Предал единственную любовь, думая, что делает это ради сына, а на самом деле пытался защититься от сердечной боли.
Он долго смотрел на Оливию, прежде чем отправиться назад. Она попыталась взять Чарлза за руку, но тот мягко отстранился, не желая ничьих прикосновений, особенно куда более сострадательной и участливой, чем Виктория, свояченицы. Не хотел напоминаний о том, какой крах потерпела его супружеская жизнь. И хотя Оливии на миг стало больно, она все же поняла его и не обиделась.
Она уже не надеялась, что все обойдется, но хотя бы не слышала жалоб от сестры. За день до отъезда Виктория вбежала в ее комнату.
– Мне нужно поговорить с тобой, – объявила она, и на какое-то безумное мгновение Оливии показалось, что сестра беременна. Хоть бы это так и оказалось! Ребенок обязательно соединит супругов.
Но Виктория вместо этого нанесла сестре тяжкий удар. Она подсела ближе, взглянула в глаза сестры и осторожно коснулась ее щеки.
– Я уезжаю.
– Что?
– Ты слышала меня, Оливия. Больше ни минуты не вытерплю.
– Но как ты можешь так поступить с близкими людьми? Откуда такой безмерный эгоизм?
В эту минуту Оливия думала не о себе, не о том, что будет с ней, а о Чарлзе и Джеффри.
– Я умру, если останусь, Олли, поверь мне.
Она металась по комнате, время от времени поглядывая на сестру.
– Пожалуйста, займи мое место, если так тревожишься за них.
– Но куда ты поедешь? – в ужасе пробормотала Оливия.
– В Европу. Скорее всего во Францию. Стану работать в прифронтовом госпитале или водить машину. Я неплохой водитель.
– Скажи это отцу, – сквозь слезы предложила Оливия. – А твой французский отвратителен. Вспомни, я сдавала за тебя все экзамены.
– Я научусь… Олли, пожалуйста, не плачь, только сделай это ради меня. В самый последний раз. Пойми, всю жизнь я бегала на лекции и собрания, боролась за то или иное правое дело. Дай мне три месяца. Всего три месяца. Я отплываю через три недели и вернусь к концу лета. Мне хочется хоть раз в жизни сделать что-то для людей. Ты заботишься только о близких, а мои цели куда шире.
Она была настроена так решительно, что сестра испугалась.
– Оставайся здесь, и я найду тебе занятие. Возиться в саду, складывать белье… О, Виктория, не уезжай! Что, если с тобой что-нибудь случится?
Потерять сестру… хотя бы на день и час… а вдруг навсегда? Нет, немыслимо! Достаточно тяжело было привыкнуть к тому, что Виктория больше не живет в Кротоне, но по крайней мере до Нью-Йорка всего час езды! И Оливия постоянно и с трудом удерживалась от того, чтобы не помчаться туда!
– Не волнуйся, ничего со мной не случится, – заверила Виктория.
Сестры обнялись и долго стояли прижавшись друг к другу. Как часто Оливия думала, что без Виктории комната, в которой они жили двадцать лет, кажется пустой!
– Олли, я не могу здесь больше жить. Рано или поздно нам все равно придется разлучиться. Может, если меня здесь не будет, все пойдет по-другому.
– Почему тебе прямо все .не рассказать? – рассудительно заметила Оливия, поднося к носу платочек. – Объясни Чарлзу. Он человек умный и все поймет.
– Чарлз никогда меня не отпустит, – возразила Виктория с такой уверенностью, что Оливия была вынуждена с ней согласиться.
– А если я займу твое место, – задумчиво спросила Оливия, – значит, они посчитают, что я уехала?
Неужели Виктория не понимает, что подобный поступок совсем не в ее духе?
– Мы можем сказать, что ты отправилась в Калифорнию на несколько месяцев, немного отдохнуть.
– Все подумают, что только чудовищная эгоистка могла бросить отца, – покачала головой Оливия. Нет, это немыслимо!
– Отец поймет, – с надеждой выдохнула Виктория, удивляясь, что разговор зашел так далеко. И к тому же Оливия качает головой, словно думая о чем-то еще. О чем? Кажется, она знает… – Он не прикоснется к тебе. Между нами вообще ничего нет, вот уже много месяцев. Никто из нас этого не желает.
Оливия потрясенно распахнула глаза. Все это время она надеялась, что у Виктории рано или поздно появится ребенок!
– Почему?
Чарлз казался таким энергичным, живым и обаятельным – словом, настоящим мужчиной. И к тому же он еще молод. Просто невероятно! Уж не ее ли сестра во всем виновата?!
– Понятия не имею, – вздохнула Виктория, – слишком много призраков… Сьюзен… Тоби… Мы оба сознаем, что между нами что-то неладно. А самое главное – мы просто не любим друг друга.
– Не верю, – твердо заявила Оливия.
– Как угодно, но это правда, – усмехнулась Виктория, не отводя глаз. – Он мне безразличен. Всегда был, есть и будет.
– А когда ты вернешься, что-то изменится?
– Возможно, найду в себе мужество наконец уйти от него навсегда.
– Что ты будешь делать, если я откажусь занять твое место? – прошептала убитая горем Оливия.
– Все равно уеду. Только не скажу ему куда. Не желаю, чтобы он бросился за мной в погоню. Я вернусь, когда хорошенько обдумаю, как мне жить дальше. Напишу тебе на адрес нью-йоркского дома. Будешь забирать оттуда почту, и никто ничего не узнает.
По-видимому, у нее уже все решено. Оливия, шокированная до глубины души, не ведала, что предпринять. Основным препятствием был отец. Она смертельно боялась разбить его сердце, и все же любовь к сестре превозмогала все сомнения, хотя Оливия и понимала, что сумасбродство Виктории перешло всякие границы. И тут она вспомнила о Джеффри.
– Он обязательно узнает меня, Виктория. Джеффри – единственный, если не считать Берти, кого мы не сумеем одурачить.
– Нам все удастся, если ты будешь вести себя как я. Не будь с ним такой милой, – посоветовала Виктория, и Оливия строго погрозила пальцем.
– Стыд и позор! Как ты можешь так говорить?
– Потому что я ужасная, подлая, но все равно люблю тебя… Ладно, так и быть, стану сюсюкать с ним и Чарлзом оставшиеся три недели, чтобы они не заметили разницы. Перестану курить… и… Господи, что за мысль… ограничусь всего несколькими глотками хереса после ужина – и то если Чарлз предложит.
Она растянула губы в насмешливой улыбке, а Оливия, краснея, как стыдливая невеста, негодующе воззрилась на сестру.
– Какие великие жертвы! – саркастически бросила она. – Кстати, почему ты так уверена в моем согласии?
– А что ты скажешь? – робко спросила Виктория и, затаив дыхание, стала ждать ответа.
– Н-не знаю… – нерешительно протянула Оливия.
– Но ты подумаешь над моими словами?
– Возможно.
Что ни говори, а это возможность находиться рядом с дорогими ей людьми и заодно сохранить брак Виктории. Остается надеяться, что Виктория со временем придет в себя и возьмется за ум. Если Оливия откажется, сестра отрежет себе все пути назад. Наверное, удержать ее от гибельного шага куда важнее, чем ухаживать за отцом. Кроме того, Оливия будет совсем близко и, если что-нибудь случится, за ней немедленно пошлют. Разумеется, это не одно и то же, но нужно как-то устраиваться, если придется заметать следы.
– Ну же! – нетерпеливо прошипела Виктория. – С отцом ничего не произойдет, да и ты не на другом конце света.
– Нет, но папа посчитает, будто я неблагодарная тварь, которая удрала и бросила его.
– Ну и что? – зло спросила Виктория. – Он же принимает как должное, что ты должна быть прикована к нему, вместо того чтобы искать мужа!
Спасибо огромное, но я не нуждаюсь ни в каком муже, – отрезала Оливия. – Мне и так хорошо. Но, будь все иначе, она отдала бы все, чтобы быть рядом с Чарлзом. Правда, Оливия не позволяла себе думать об этом. Даже если она и займет место сестры, то лишь для того, чтобы помочь им всем, а отнюдь не ради собственных мелких интересов.
Оливия твердила себе это как заклинание и отчаянно пыталась верить, хотя в душе сознавалась, что сама мысль о подмене отчего-то кажется чересчур привлекательной.
– Можешь получить моего супруга! – полушутя-полусерьезно объявила Виктория. – Причем на любой срок. На три месяца или навечно.
Оливия едва не охнула. Значит, сестра не забыла, что она была увлечена Чарлзом! Правда, все это в прошлом, и Виктория знала, что Оливия никогда бы не посмела украсть у нее мужа. Оливия для этого была слишком порядочной, преданной и честной и к тому же умела держать свои чувства в узде. Она никогда больше не позволяла себе предаваться мыслям о Чарлзе и искренне желала ему счастья со своей сестрой.
– Смотри, если не вернешься к концу лета, я всем расскажу правду и сама поеду и притащу тебя за волосы, – строго велела она, и Виктория смеясь заметила;
– Нас обеих просто бросят в тюрьму за подобное преступление!
– А ты, вероятно, только этого и добиваешься. – в тон ей простонала Оливия.
– Кто знает? – снова засмеялась Виктория, обнимая сестру и молясь, чтобы та сдержала слово. Впереди свобода. Она заплатила слишком высокую цену за свои грехи, и теперь никому ничего не должна.
– Пожалуйста, соглашайся, Оливия, прошу… Я буду паинькой до конца жизни, клянусь! Стану вязать салфеточки, чистить тебе туфли и никогда не попрошу меня подменить. Умоляю, сделай это для меня в последний раз!
– Только если пообещаешь вернуться и стать образцовой женой и матерью.
Улыбка Виктории поблекла.
– Не могу, дорогая. Не знаю, что будет дальше. Может, он откажется меня принять.
– В таком случае Чарлз не должен узнать, – тихо заключила Оливия. – Когда ты отплываешь?
– Первого мая.
Еще есть время подготовить отца и сделать все возможное, чтобы никто не заметил подмены.
Женщины обменялись долгими твердыми взглядами, и Оливия медленно кивнула. Виктория испустила торжествующий вопль, и обе снова обнялись. Оливия сокрушенно осознала, что с нетерпением ждет заветного дня. Они шепотом обсудили детали, оглядываясь, как две озорницы-заговорщицы, хотя Оливия невольно задавалась вопросом, во что же она впуталась. Но несмотря на все сомнения и мучительные раздумья, она знала, что Виктория не даст ей отступить.
Они спустились вниз, где Джеффри играл с пушками, и обе сразу инстинктивно поняли, как себя вести. Виктория спрятала руку в карман, чтобы мальчик не заметил обручального кольца, и тепло улыбнулась.
– Вижу, сражение в самом разгаре, – пропела она, погладив мальчика по голове. – Как насчет лимонада с печеньем?
Джефф обожающе уставился на нее и, просияв, произвел меткий залп. Солдатики повалились на ковер, а Оливия грозно нахмурилась.
– Мне не нравятся подобные забавы! Глупо и противно! – процедила она, проходя мимо. Мальчик равнодушно оглянулся на нее и, пробормотав извинение, вновь взялся за пушку.
– Прости, Виктория, но папа разрешил…
И подмигнул женщине, которую считал Оливией. Виктория подхватила его под руку, и оба направились на кухню. Оливия потрясенно качнула головой. Им впервые удалось его обмануть!
– Все будет хорошо, – прошептала Виктория позже, хотя Оливия с беспокойством ожидала встречи с отцом Джеффри.