Беттина

— Беттина, дорогая, — он встал и двинулся к ней, но она отшатнулась от него, ничего не желая знать, а потом вдруг бросилась в его объятия и зарыдала, вздрагивая всем телом.

— Господи, нет, нет! Папа… — Она плакала долго и громко, совсем по-детски. Айво крепко обнимал ее. Теперь он остался единственным близким ей человеком. — Как это случилось, Айво? — Хотя ей вовсе не хотелось знать. Она хотела услышать лишь одно: что все сказанное — неправда. Однако услышать это ей было не суждено…

— Сердечный приступ. За обедом. Сразу же вызвали врачей, но оказалось слишком поздно. — В голосе Айво слышалась нескрываемая боль.

— Почему они ничего не сделали? Господи, почему?.. — Она обнимала Айво за шею и рыдала, сотрясаясь худеньким телом. Этому было невозможно поверить. Всего лишь минувшим вечером они танцевали с отцом здесь, в этой комнате.

— Беттина, они сделали все, что было в их силах. Все, что можно было сделать, однако… — Господи, какая мука рассказывать ей об этом. Невыносимо. — Все произошло так внезапно, в одно мгновение. Клянусь тебе, они сделали все, что могли, но в их власти было очень немногое.

Беттина прикрыла глаза и кивнула, затем медленно освободилась из его объятий и подошла к окну. Она встала спиной к Айво, глядя на заснеженный Центральный Парк с аллеями, вдоль которых выстроились голые, узловатые деревья. Каким он теперь казался отвратительным, бесприютным, пустым, а всего лишь накануне вечером он выглядел сказочным и прекрасным: тогда она стояла у окна спальни, одеваясь к приему и поджидая первых гостей. Теперь она их ненавидела — всех, укравших у нее последний вечер, который можно было провести вдвоем с отцом. Последний вечер в его жизни… Она плотно сомкнула глаза и приготовилась задать непростой вопрос.

— Он… Он просил передать мне что-нибудь?

— Нет, не успел.

Она кивнула и тяжело вздохнула. Айво не знал, как поступить: подойти к ней или оставить ее одну. Он понимал, что теперь ее очень легко ранить, даже если просто прикоснуться к ней — нервы у нее были на пределе, она стояла у окна, страдающая и одинокая. Теперь она осознала, что осталась одна на всем свете. Впервые в жизни.

— Где он?

— В больнице, — с усилием произнес Айво. — Прежде чем заняться устройством похорон, я хотел поговорить с тобой. У тебя есть какие-нибудь пожелания? — Он медленно подошел к ней, взял за плечи и повернул к себе. На него смотрел не ребенок, а взрослая женщина, в глазах которой была усталость прожитых лет. — Беттина, прости, что приходится спрашивать тебя об этом, но, может быть, отец отдал какие-нибудь распоряжения на случай своей смерти?

Она присела, чуть тряхнув каштановыми локонами.

— Мы никогда не говорили с ним о таких вещах. Он не был религиозным. — Беттина закрыла глаза, и по щекам медленно скатились две крупные слезы. — Думаю, мы должны все устроить очень скромно. Я не хочу, чтобы… — она собралась с силами и продолжила: — Чтобы толпы чужих людей пришли смотреть на него и… — тут она склонила голову, плечи у нее затряслись, и Айво вновь обнял ее. Долго она не могла успокоиться, а потом посмотрела на Айво выцветшими глазами. — Я хочу сейчас же увидеть его.

Айво кивнул. Беттина молча поднялась и пошла к дверям.

По пути в больницу она держалась пугающе спокойно, застыла на заднем сиденье лимузина Айво, задумавшись, с совершенно сухими глазами. Казалось, она сжалась от напряжения, закутавшись в шубу из седой лисы. Из-под меховой шапки смотрели огромные глаза ребенка.

Когда машина. остановилась у больницы, она опередила Айво, вошла в вестибюль и в нетерпении ждала, когда Айво проводит ее к отцу. Сердцем она еще не понимала, что случилось, и надеялась, что он встретит ее живой и невредимый. И только когда они подошли к последней двери и замерло дробное стучание ее каблучков по больничному коридору, от страха у нее расширились зрачки, и, чуть помедлив, она шагнула в сумерки морга. Он лежал там, накрытый простыней. Беттина на цыпочках подошла к нему, встала рядом, собираясь с духом, чтобы приподнять простыню и посмотреть на лицо отца. Айво молча наблюдал за ней, затем неслышно приблизился, взял Беттину за руку и шепнул ей:

— Ну что, пойдем?

Однако она покачала головой. Ей надо насмотреться на него. Надо сказать «прощай». Ей хотелось остаться наедине с отцом, но она не знала, как сказать об этом Айво. Но потом она даже обрадовалась, что он не отходит от нее.

Дрожащей рукой она взялась за кромку простыни и медленно-медленно стала накрывать отца, пока не остался виден только лоб. На мгновение ей показалось, что отец играет с ней в прятки, как в давние времена, когда она была маленькой девочкой. Беттина быстро откинула край простыни ему на грудь. Глаза были по-прежнему закрыты, на бескровном лице — мир и покой. Смотреть на него было мучительно больно, но теперь Беттина поняла. Да, все так, как сказал Айво, — отец умер. Тихо плача, она склонилась и поцеловала его, потом отступила на шаг и почувствовала, как Айво взял ее под руку и решительно вывел из морга.

Глава 4

Реальность случившегося не доходила до Беттины до самых похорон. Два дня, что отделяли последний ритуал от момента кончины, были наполнены лихорадочными, неправдоподобными приготовлениями: выбирали костюм, держали постоянную связь с представителем похоронного бюро, вместе с Айво решали, кого непременно надо позвать на траурный митинг, обзванивали друзей и знакомых, отдавали распоряжения слугам. В «последних приготовлениях» было что-то успокаивающее. Они отвлекали от горькой правды и от тяжелых размышлений. Беттина разрывалась между домом и похоронным бюро, и лишь на кладбище ей было некуда спешить — хрупкой девушке в черном с белой розой на длинном стебле, которую она осторожно положила на гроб при почтительном удалении всех остальных, кто пришел проводить в последний путь Джастина Дэниелза. Лишь Айво не отходил от нее. Она видела на снегу его тень рядом с собой. Лишь Айво заполнял душевную пустоту в первые тягостные дни после кончины Джастина. Лишь Айво был способен понять и утешить ее. Лишь благодаря ему она знала, что ее по-прежнему любят и что она не совсем уж беззащитна в этом мире, в котором осталась одна-одинешенька в смятении страхе.

Он молча взял ее за руку и отвел в свою машину. Через полчаса она вновь была в безопасном и с детства привычном мирке своей квартиры. Они с Айво пили кофе, а за окном редкое в ноябре солнце сверкало на только что выпавшем снегу. Ранний снег радовал лишь в парке, а в городе уже три дня было слякотно и сыро. Беттина вздохнула про себя, отхлебнула кофе и безучастно уставилась на огонь, ярко горевший в камине. Неуместное сравнение, но ей показалось, что сейчас у нее такое же ощущение, какое бывало у отца, когда он заканчивал книгу. Ушли в небытие старые знакомые и вроде бы нечем заняться. Не о ком больше заботиться, некому готовить виски со льдом, не для кого держать наготове сигары, не с кем советоваться, намечая список приглашенных на ужин, не у кого спросить, на какой рейс заказать билеты в Мадрид. Теперь, кроме как о себе, и печься-то не о ком. А о себе заботиться она не умела. Вся жизнь ее была заполнена заботой о нем.

— Беттина, — сказал Айво и опять умолк, поставил чашку и медленно провел ладонью по белым волосам. Этот жест говорил о том, что он очень смущен, но Беттина не могла понять, почему. — Любимая, наверно, рано , говорить об этом, но мы должны на этой неделе встретиться с адвокатами. — У него сжалось сердце, когда она обратила к нему свои огромные зеленые глаза.

— Для чего?

— Надо узнать о завещании. И еще… есть ряд вопросов, которые надо безотлагательно обсудить.

Джастин назначил Айво своим душеприказчиком, и адвокаты уже два дня терзали его.

— Почему именно сейчас? Не слишком ли скоро? — непонимающе спросила Беттина, она поднялась и прошла к камину. Она чувствовала невероятную усталость, и в то же время ей не сиделось на месте. Она не знала, что делать: то ли побродить по улицам, то ли лечь в постель и дать волю слезам.

Айво не спускал с нее глаз. Он казался удручающе озабоченным.

— Нет, не рано. Есть вещи, о которых ты должна знать. Наступило время принять решение по некоторым вопросам.

Беттина вздохнула и вновь села на диван.

— Ну что ж, тогда давай назначим встречу на завтра, хотя я не понимаю, к чему такая спешка.

Она посмотрела на Айво и слабо улыбнулась. Он молча кивнул и протянул на прощание руку. Даже Айво не знал всего того, что собирались сообщить им адвокаты. Спустя двенадцать часов они узнали все.

Беттина и Айво потрясение переглядывались. Адвокаты с каменными лицами терпеливо ждали, когда они придут в себя. Акций нет. Ценных бумаг нет. Наличности нет. Короче, денег совсем не было. Однако, судя по словам поверенных, Джастин не придавал этому обстоятельству должного значения, поскольку всегда надеялся, что дела «повернут к лучшему». Но ожидаемый поворот так и не наступил. На самом деле это продолжалось уже несколько, лет, в течение которых Джастин Дэниелз жил в долг. Вся недвижимость была заложена и перезаложена. Оказалось, что в счет погашения долга и процентов надо выплатить фантастическую сумму. Последние ссуды он целиком и полностью потратил на автомобили — новый «бентли» и «роллс-ройс» 1934 года выпуска — и антиквариат, скаковых лошадей, женщин, путешествия, на Беттину и на самого себя. Прошлой зимой он приобрел у друга чистокровного арабского скакуна. За эту покупку надлежало заплатить два миллиона семьсот тысяч долларов — говорилось в договоре. Друг любезно согласился рассрочить выплату на год, и хотя год еще не прошел, долг не был погашен. Джастин не сомневался, что можно будет подучить дополнительные ссуды, да и проценты с изданий его книг поступали регулярно, причем чеки содержали шестизначные суммы. Но что для Беттины и Айво оказалось новостью — так это то, что он брал в долг у богатых друзей и в счет будущих поступлений. Он по уши залез в долги. Ему, открывали кредиты и банкиры, и друзья под залог недвижимости, гонораров за ненаписанные книги, воздушных замков. А как же «верняк», спросила Беттина? Она как-то слышала обрывки разговора, в котором отец упоминал о вложениях средств в «верняк». По прошествии нескольких часов, проведенных в обществе поверенных отца, Беттина поняла, что никакого «верняка» не было. Единственное, что не подлежало сомнению — так это астрономическая сумма накопившихся долговых обязательств. Свои долги Джастин сохранял в тайне. Несколько лет тому назад он распрощался с коммерческими консультантами, обозвав их дураками. Беттина сидела сраженная услышанным. Было невозможно с ходу разобраться в том, что говорят адвокаты, но одно было ясно: предстоит несколько месяцев расхлебывать эту кашу. Знаменитый, очаровательный, обожаемый Джастин Дэниелз оставил после себя не королевское состояние, а поднебесную гору долга.

Беттина в замешательстве посмотрела на Айво, а у того в глазах стояло отчаяние. Ему казалось, что он за одцн час постарел на целых десять лет.

— А дома? — спросил Айво и затравленно посмотрел на старшего поверенного.

— Мы проверим все еще раз, но боюсь, что их придется продать. Мы рекомендовали это сделать мистеру Дэниелзу еще два года назад. И теперь не исключено, что, продав дома… э-э… — тут раздалось смущенное покашливание адвоката, — что-то из антиквариата и произведений искусства, собранных в нью-йоркской квартире мистера Дэниелза, будет возможно очистить остальное имущество от долгов.

— А разве что-нибудь останется?

— В данный момент трудно сказать. Однако выражение лица поверенного говорило само за себя.

— Итак, вы утверждаете, — с вызовом сказал Айво, причем он сам не понимал, на кого больше сердит: на Джастина или на его адвокатов, — что после приведения в порядок всех дел не останется ничего, кроме нью-йоркской квартиры? Ни акций, ни бон, — ничего?

— Боюсь, что так и будет, — старший поверенный виновато крутил в руках очки, в то время как его младший коллега беспрестанно покашливал и старался не смотреть на тоненькую юную девушку.

— А насчет мисс Дэниелз не было никаких распоряжений? — недоверчиво спросил Айво.

Адвокат односложно произнес:

— Нет.

— Понятно.

— Правда, — вступил в разговор младший поверенный, пролистав какие-то бумаги, — на текущем счету мистера Дэниелза есть восемнадцать тысяч долларов. Впредь до выяснения всех вопросов, связанных с завещанием, мы рады предложить эту небольшую сумму мисс Дэниелз на покрытие жизненных потребностей…

Но Айво к этому времени уже кипел от негодования.

— Это вовсе не обязательно, — отрезал он, захлопнув кейс и взяв пальто. — Когда вы сможете информировать нас об окончательных результатах?

Адвокаты переглянулись.

— Месяца через три.

— Через месяц, — безапелляционно заявил Айво.

Старший поверенный невесело кивнул.

— Хорошо, мы постараемся. Мы понимаем, что мисс Дэниелз оказалась в затруднительном положении, и сделаем все, что в наших силах.

— Благодарю.

Беттина на прощание пожала им руки, и вместе с Айво быстро покинула адвокатскую контору. Пока они шли к машине, Айво молчал, тревожно заглядывая ей в лицо. Беттина страшно побледнела, но была спокойна и выдержанна. В машине Айво поднял стекло, отделявшее их от водителя, с грустью посмотрел на Беттину и спросил:

— Ты хоть понимаешь, что случилось?

— Думаю, да.

Айво заметил, что даже губы у нее страшно побледнели.

— Вероятно, мне придется начать совсем другую жизнь, — сказала Беттина.

Когда автомобиль затормозил около ее респектабельного дома, Айво спросил:

— Ты не откажешься принять мою помощь?

Она отрицательно покачала головой, поцеловала его в щеку и вылезла из машины.

Он подождал, пока она не скрылась в подъезде, а из головы у него не выходило одно: что же теперь с ней будет?

Глава 5

Раздался звонок в дверь. Беттина посмотрела на часы. «Он, как всегда, точен», — улыбнулась она и побежала открывать. Айво был в черном пальто и элегантной шляпе. Беттина, напротив, была одета по-домашнему, в красную фланелевую рубашку и джинсы. Айво отвесил любезный поклон и поцеловал Беттину.

— Вы просто очаровательны, мисс Дэниелз. Как прошел день?

— Интересно. Я провела его с представителем «Парк-Берне». — Она устало улыбнулась.

Айво вдруг понял, как он соскучился по ее изысканным нарядам. За тот месяц, что прошел со дня смерти Джастина, она ничего не надевала из своего богатого гардероба. И никуда не выходила, разве что к адвокатам, чтобы узнать еще какие-нибудь плохие новости. Теперь ей хотелось только одного — поскорей разделаться с неприятностями. Она начала видеться с агентами по продаже недвижимости, антикварами, ювелирами, торговцами произведениями искусства — со всеми, кому можно было сбыть с рук добро, чтобы выручить деньги, необходимые для погашения долга.

— Они готовы забрать у меня все это. — Беттина махнула рукой в сторону антиквариата, — а также из дома в Саутгемптоне и Палм-Бич. Туда уже послали оценщика. Обстановку виллы на Лазурном Берегу купят там же, на месте, и, — рассеянно проговорила она, помогая Айво раздеться, — думаю, что дом в Беверли-Хиллз придется продать со всеми его потрохами. Некий араб изъявил желание приобрести все целиком, поскольку он оставляет свое имущество на Ближнем Востоке. Видишь, повезло и мне, и ему.

— И ты ничего не сохранишь для себя? — ужаснулся Айво, хотя он уже успел привыкнуть к такому обороту дела, а Беттина успела привыкнуть к его охам да ахам.

Она лишь покачала головой и попыталась изобразить слабую улыбку.

— Я не могу себе это позволить, ведь надо мной висит долг в четыре с лишним миллиона. Думаешь, легко с ним разделаться? Но я попробую. — Она опять улыбнулась, и от ее улыбки у Айво защемило сердце. Как мог Джастин обречь ее на такое? Почему он не допускал возможности своей внезапной кончины, в результате чего его дочь осталась один на один с его финансовыми неурядицами? Несправедливость случившегося терзала душу Айво. — Милый, не будь таким озабоченным, — теперь Беттина подтрунивала над Айво. — На днях все окончательно устроится.

— Да, а тем временем я сижу сложа руки и наблюдаю за тем, как ты разрываешься на части.

Не верилось, что ей всего лишь девятнадцать. Она выглядела много старше. Хотя порой в глазах и появлялось прежнее озорство.

— А что бы ты хотел, Айво? Помочь мне паковать вещи?

— Ну уж нет, — огрызнулся Айво и тут же виновато посмотрел на нее, хотя не он же первый начал.

— Прости. Я знаю, что ты хочешь мне помочь. Видимо, я просто устала. Такое ощущение, что конца этому не будет.

— А когда все кончится, что тогда? Мне не нравится, что ты бросила школу.

— Почему? Я получаю образование прямо здесь. Кроме того, учение стоит недешево.

— Перестань, Беттина! — Он услышал горечь в ее словах. Ей не удалось скрыть то, что она очень утомилась за последний месяц. — Я хочу, чтобы ты мне кое-что обещала.

— Что?

— Обещай мне, что когда самое трудное будет позади, когда ты разберешься с квартирой, мебелью и еще Бог весть с чем, ты ненадолго уедешь, чтобы отдохнуть и немного прийти в себя.

— Ты говоришь так, словно мне сто лет. Она не спросила у него, чем, по его мнению, она заплатит за путешествие, ведь теперь она учитывала каждый доллар, сама себе готовила в громадной кухне, почти ничего не покупала, никуда не ходила. Она даже подумывала о том, чтобы продать свои наряды. По крайней мере, вечерние платья. Ведь их у нее целых два шкафа. Хотя Беттина знала, что Айво страшно рассердится, если она только заикнется об этом.

— Я правда хочу, чтобы ты куда-нибудь съездила. Тебе это необходимо. Не секрет, что последние события подточили твое здоровье. Будь моя воля, я бы отправил тебя куда-нибудь прямо сейчас, но я понимаю, что пока ты должна оставаться здесь. Обещай мне подумать о том, что я сказал.

— Увидим.

Беттина даже не заметила, как прошло Рождество. Праздники она провела, упаковывая отцовские книги. О развлечениях как-то не думалось. Она готовила редкие издания к отправке на аукцион в Лондон, туда, где они были когда-то приобретены, и рассчитывала получить за них хорошие деньги. Оценщик сказал, что они стоят не одну сотню тысяч долларов. Беттина надеялась, что он окажется прав.

— А что тебе сказал представитель «Парк-Берне»? — устало спросил Айво. Он заезжал к ней почти каждый вечер, но ее новости были ему не по душе. Хлопоты с распродажей, упаковкой, поиском подходящих покупателей похоже было, что она проматывает всю свою жизнь.

— Торги состоятся через два месяца. Они с трудом нашли окно в своем расписании. Им приглянулись наши вещи, — она протянула Айво его любимое виски с содовой и присела. — Хочешь поужинать со мной?

— Ты же знаешь — я в восторге от твоей кухни. Я и не предполагал раньше, что ты умеешь готовить.

— Я тоже не предполагала. Теперь я открываю в себе кучу способностей. Кстати, — она улыбалась, глядя, как он потягивает виски, — мне давно хотелось попросить тебя кое о чем.

Он откинулся на спинку дивана и улыбнулся.

— О чем же?

— Мне нужна работа.

Айво болезненно поморщился, почувствовав решимость, с какой это было сказано.

— Прямо сейчас?

— Нет, не сию минуту. Когда я покончу со всеми делами. Как ты на это смотришь?

— В «Нью-Йорк Мейл»? Беттина, неужели ты действительно собираешься работать? — спросил Айво и, помолчав, решил ей не перечить. Хотя бы в этом он поможет ей. — Как насчет должности моего референта?

Беттина со смехом замотала головой.

— Никакого протекционизма! Айво, я имела в виду самую простую работу, которая соответствует моим возможностям, например, машинистки.

— Не будь смешной, я тебе этого не позволю.

— В таком случае считай, что я ни о чем тебя не просила.

Какое твердое решение! Видно, она от своего не отступит. Верно и то, что ей действительно нужна работа. И ему ничего не остается, кроме как согласиться с ней.

— Ладно, посмотрим. Дай мне время. Может быть, я надумаю что-нибудь получше, чем служба в «Мейл».

— Что? Выйти замуж за богатого старика? — пошутила она, и они оба рассмеялись.

— Тогда уж держи меня на примете первым.

— Ты недостаточно стар. Да, так как насчет ужина?

— За, если ты — дежурная.

Они опять улыбнулись друг другу, и Беттина скрылась в кухне. Она проворно накрыла продолговатый стол, который отец привез из Испании, и на темно-синюю скатерть поставила вазу с желтыми цветами. Когда Айво через несколько минут зашел на кухню, бифштексы уже были готовы.

— Ах, Беттина, ты балуешь меня. Вместо того чтобы прямиком следовать домой, я каждый вечер повадился заходить к тебе. Я уже успел забыть, что такое холодный ужин и кусок сыра на черством хлебе.

Услышав это, Беттина со смехом обернулась к Айво, тыльной стороной ладони откинула со лба густые, отливающие медью Локоны и воскликнула:

— Когда же вы ели холодный ужин, Айво Стюарт? Готова спорить, что вы ужинаете дома не чаще, чем раз в десять лет! Кстати, что произошло с вашей светской жизнью с тех пор, как вы подрядились быть моей няней? Ведь теперь ты никуда не ходишь по вечерам?

Айво отвел от нее взгляд, потрогал цветы и уклончиво сказал:

— У меня нет времени. В последнее время в газете накопилось очень много дел. — Затем он вновь посмотрел на Беттину и добавил: — А ты? Ты ведь тоже давно нигде не показывалась.

Он произнес это очень деликатно, но Беттина отвернулась и покачала головой.

— Со мной все иначе… Я не могу, — теперь ее приглашали в гости только друзья отца, но с ними ей сейчас не хотелось встречаться. — Я просто не могу, — ответила Беттина.

— Почему? Джастину не понравился бы твой глубокий траур.

А, может, за этим кроется что-то еще? Может быть, ей неудобно показываться на людях теперь, когда обо всем раззвонили газеты? Было невозможно скрыть от прессы истину о финансовом положении Джастина.

— Мне просто не хочется, Айво. Я чувствовала бы себя там чужой.

— Почему?

— Теперь я не принадлежу к их кругу, — она произнесла это с такой горечью, что Айво посчитал необходимым подойти к ней поближе.

— Что ты хочешь этим сказать? Беттина чуть не плакала, и от этого казалась совсем ребенком.

— Айво, я чувствую себя чем-то вроде мошенницы… Господи, насколько же лживой была папина жизнь! Теперь все об этом знают. У меня ничего не осталось. Я не имею права порхать по балам и водить знакомство с элитой. Мне сейчас хочется побыстрей распродать добро, съехать с этой квартиры и начать работать.

— Беттина, это смешно! Что за мысли! Джастин наделал кучу долгов, но почему ты должна из-за этого прощаться с миром, где прожила всю свою жизнь? Глупо!

Беттина покачала головой и утерла слезы краем рубашки.

— Нет, не глупо. Отец тоже не принадлежал к Этому кругу, раз был вынужден залезть в долги, чтобы оставаться в нем. Ему следовало бы вести совсем другую жизнь.

В ее голосе прозвучала боль и разочарование последних недель. Айво положил руку ей на плечо и мягко привлек к себе. Она вновь почувствовала себя маленькой девочкой. Ей захотелось забраться к нему на колени.

— А теперь послушай-ка, что я скажу. Джастин Дэниелз был блестящим писателем, Беттина. Это у него никто не отнимет. Он по праву считался одним из величайших умов нашего времени, поэтому он и бывал в таких местах и общался с такими людьми. Конечно, ему не следовало бы до такой степени забывать об осмотрительности, но это уже совсем другой разговор. Он был звездой первой величины. Звездой редкой, особой, как и ты, Беттина. И ничто не сможет изменить это. Ничто. Ты поняла?

Беттина не была убеждена в этом и потому посмотрела на Айво смущенно и недоверчиво.

— Почему ты сказал, что я тоже особенная? Только потому, что я его дочь? Правда же? Это еще одна причина, по которой я чувствую себя чужой в кругу отцовских знакомых. Он умер, так какое же я имею право держаться за этих людей? Особенно сейчас, когда у меня нет ни цента. Я же не могу теперь устраивать роскошные приемы, приглашать к обеду знаменитостей. Я ничего не могу дать этим людям… Я ничего не имею, — сказала Беттина срывающимся голосом и добавила: — Я и сама стала ничем…

Айво обнял ее крепче и с чувством произнес:

— Нет, Беттина, ты не права! Ты значишь очень много, и никакие обстоятельства не в силах изменить это. Так было и так будет, но вовсе не потому, что ты дочь Джастина. Ты хоть понимаешь, что многие приходили в этот дом только для того, чтобы увидеть тебя? Тебя, а не Джастина! Ты стала живой легендой, о тебе говорили с раннего детства, но ты, никогда не придавала значения этим разговорам, что лишь увеличивало твое обаяние. Теперь настало время понять, что ты — это ты. Беттина Дэниелз. А я, со своей стороны, впредь не позволю тебе сидеть в четырех стенах.

С этими словами Айво решительно подошел к столу, открыл бутылку бордо, наполнил вином цвета темного граната два бокала, протянул полный бокал Беттине и сказал:

— Все, мисс Дэниелз, я принял решение. Завтра мы идем в оперу и ужинаем в ресторане.

— Я не могу, Айво, — растерянно проговорила Беттина. — Может быть, позже… Как-нибудь в другой раз.

— Нет. Завтра, — Айво искренне улыбнулся. — Дитя мое, ты, верно, забыла, какой завтра день?

Она недоуменно посмотрела на него и сняла бифштексы с плиты.

— Завтра канун Нового года, и, невзирая ни на что, мы отпразднуем это. Вдвоем. Он поднял бокал.

— Пусть наступающий год станет годом Беттины Дэниелз! Пусть все поймут, что твоя жизнь не кончилась. Любимая, она только начинается.

Беттина несмело улыбнулась и пригубила вино.

Глава 6

Беттина стояла у окна в полутемной гостиной и наблюдала за неугомонным движением автомобилей по Пятой авеню. С приближением праздника машины шли почти впритирку. Гудели клаксоны, слышался неотчетливый смех и голоса. Беттина ждала, замерев у окна. Ее охватило предчувствие чего-то необыкновенного. Казалось, жизнь начнется сызнова. Айво прав. Она не должна сидеть в четырех стенах.

Странное ощущение возникло, вероятно, оттого, что в ее жизни произошли такие крутые перемены. Теперь она не девочка. Теперь надо самой за все отвечать. Впервые она по-настоящему поняла, что стала совсем взрослой.

Через несколько минут прозвенел звонок в дверь, и ей показались смешными ее мысли о взрослости. Ведь это всего-навсего Айво. Разве в новинку ей пойти с ним в оперу? Беттина побежала открывать дверь. Он стоял на пороге, высокий и красивый, подтянутый и стройный — белоголовый старец, припорошенный снегом. Кремовый шелковый шарф резко контрастировал с черным шерстяным пальто, надетым поверх фрака. Беттина всплеснула руками, отступила на шаг, пропуская гостя, и, как ребенок, захлопала в ладоши.

— Айво, ты неотразим!

— Спасибо, дорогая, ты также, — он нежно улыбался, глядя сверху вниз, как она надевает капюшон темно-синего бархатного пальто, скроенного по образцу одеяния францисканцев. — Ты готова?

Беттина утвердительно кивнула, и он взял ее под руку. Чуть улыбнувшись, она продела руку в белой перчатке за его локоть, и они пошли к дверям. В квартире стояла непривычная тишина. Не стало слуг, которые предупредительно открывали двери, принимали одежду, почтительно кланялись, тут же были готовы прийти на помощь, защитить. От этого мира. От действительности. Беттина рылась в шелковой театральной сумочке, пытаясь найти ключи. Наконец ей это удалось, Она с победной улыбкой взглянула на Айво и заперла дверь.

— Как все переменилось, не правда ли? — в ее голосе была печаль, несмотря на веселую улыбку.

Айво лишь молча кивнул. Он понимал ее огорчение. Правда, когда они спускались в лифте и потом шли к машине, Беттина справилась с печалью и стала, как всегда, говорлива. Водитель терпеливо вел автомобиль в нескончаемом предпраздничном потоке, а Беттина и Айво на заднем сиденье потешались над анекдотами из ее недавней школьной жизни.

— И ты не скучаешь по своим приятелям? — спросил Айво, разом посерьезнев. — Ведь так не бывает.

— Очень даже бывает, — возразила Беттина, тоже отбросив шутливое настроение. — Не появляться в школе мне даже легче. — Она посмотрела на Айво и быстро отвернулась, потому что по его взгляду заметила, что он не понимает ее. — Видишь ли, Айво, отец постарался, чтобы я как можно меньше общалась со сверстниками. Теперь они для меня словно инопланетяне. Я не знаю, о чем с ними говорить, как поддержать беседу. Все их разговоры для меня темный лес. Я для них совершенно чужая.

Слушая Беттину, Айво в который раз про себя отметил, какую высокую цену она заплатила за право называться дочерью Джастина Дэниелза.

— Как же быть, Беттина? — озабоченно спросил Айво, а она лишь серебристо засмеялась в ответ. — Я серьезно. Если ты не находишь общего языка со сверстниками, то с кем же тогда тебе легко и приятно?

Она повернулась к нему, и даже в темноте лимузина Айво увидел, что она .улыбается.

— С тобой, — прошептала Беттина, похлопала по его ладони и опять отвернулась.

Странное ощущение пронзило Айво. Он не знал, от волнения это или от страха. Но уж точно, не от сожаления или жалости. Айво корил себя. Ему бы посочувствовать ей, обеспокоиться, озаботиться, а не замирать от возбуждения, которое вдруг завладело им. Ведь это безумие. Даже хуже — стыд. Он старался побороть свое чувство, с улыбкой и очень бережно поглаживая ее по руке в белой перчатке. Когда он обратился к ней, в глазах появилось озорство:

— Тебе пристало заигрывать с мальчиками твоего возраста.

— Я обязательно это учту.

И они на некоторое время замолчали. Когда машина подъехала ко входу в «Метрополитен-опера», Беттина, чуть улыбнувшись, сказала:

— Знаешь, Айво, ведь это будет первая за многие годы опера, которую я прослушаю от начала и до конца-

— Ты серьезно? — удивился Айво. Она кивнула и принялась разглаживать морщинки на перчатках.