Порт-Артур (№2) - Семья Звонаревых

— Ума не приложу, куда ехать? — недоумевал Блохин. — Дуй, Василий, на юго-восток, без дороги, просёлочком. Так-то вернее будет.

Стало темнеть. Стрельба с каждой минутой становилась сильнее. Кто и куда стрелял, разобраться было трудно. Километров через десять-двенадцать разведчики оказались около какой-то деревни. За ней начинался довольно большой лес. Увидели невдалеке костёр, подъехали к нему. С удивлением узнали, что это солдаты из 2-й пехотной дивизии 23-го армейского корпуса.

— Как Вы сюда попали? Где Ваши командиры? — засыпали их вопросами разведчики.

— С вечера немец подступил к городу Нейдебургу. Значит, стали мы тикать, куда ни бросимся — везде немцы. Потеряли своих и побегли куда глаза глядят, только бы от немца утечь, — путано объясняли солдаты.

— Командиры-то где Ваши? — справился Блохин.

— Они поумнее нас, первыми стали тикать, а где они сейчас, не знаем.

— Ну и порядки! — возмутился Зуев. — В японскую войну команда была плоха, а сейчас ещё хуже.

— Чего ты, Вася, удивляешься? Порядки-то остались прежние, а генералы ещё больше поглупели! Вот и получается, что солдат должен только на самого себя полагаться. Пошли-ка с нами, ребята, — предложил Блохин своим собеседникам.

— Пешие конным не товарищи! — ответило сразу несколько голосов. Скачи прямо, авось до Расеи доскачешь. Она большая, не промахнешься. А мы пешки побредем, авось мимо немца по темноте ночью проскочим и доплетемся до своих.

За Омулефорен начинался лес, который тянулся довольно далеко с запада на восток.

— Да туда нам и нужно идти, — решил Блохин. И разведчики въехали в лес.

Лес был полон солдатами, артиллерийскими упряжками различных частей, обозами, повозками. Немецкие разведчики шмыгали по опушке. То там, то тут слышались отдельные ружейные выстрелы, короткие пулемётные очереди. Офицеров совсем не было видно, равно как незаметно было никакой воинской организации. Толпа солдат, никем не управляемая, потерявшая всякое представление о том, что делается вокруг, и пугливо озирающаяся на каждый выстрел или просто крик, заполнила весь лес. Мимо проскочило несколько интендантских повозок. Солдаты-ездовые отчаянно нахлестывали лошадей и истошно кричали:

— Закружил нас совсем немец! Спасайся, кто может, покеда не поздно! Тикай до Расеи сам, команды на то не жди! Офицеры сами в одиночку бегут. Одному-то сподручнее тикать, чем с народом. Не так скоро немец заметит. А зазря гибнуть нечего!

Панические вопли вызвали целый переполох. Солдаты вскакивали, бежали и, натыкаясь на бегущих навстречу, поворачивали назад, совсем потеряв голову от страха.

— Совсем одурела кобылка, — презрительно проговорил Блохин, глядя на происходящее вокруг него. — Чего мечетесь, как угорелые? С умом надо тикать, а не по-бестолковому. Где дорога на Расею? На юг да на юго-восток! Туда и беги! Ежели немца увидишь, смело на него кидайся! Он русского штыка боится, сам побегёт.

— Патронов у нас нет. Три дня не ели, не спали. Как же тут с немцем завоюешь? — отвечали ему из толпы.

— Что там не говори, а без офицеров особо не навоюешь! У них карты есть, знают, куда идти, и обучены они в команде, а мы только и умеем, что сполнять команду, — возражали другие, подходя к разведчикам. — Вы верхи, поищите кого-либо с офицеров. Вам сверху и виднее, и двигаетесь Вы побыстрее нашего.

— Что верно, то верно! — одобрил Блохин. — Айда искать командиров. Авось не все офицеры у нас ещё сбежали от страха перед немцами. Подождите здесь, мы в момент найдём.

16

Уже третий день Нежинский пехотный полк, в котором ротой командовал Стах Енджеевский, двигался по просёлочным дорогам к германской границе. Стояла сухая и очень жаркая погода. Солдаты на походе изнемогали от жары, с трудом продвигаясь по песчаной разбитой дороге. Ноги по щиколотку увязали в сыпучем песке. Нагруженные скатанной шинелью, одетой через плечо, винтовкой и вещевым мешком, солдаты с трудом проходили 20— 25 километров за день. Енджеевский сумел разместить часть амуниции а полковом обозе, благо он не был загружен провиантом. Сумел Стах всунуть в полковой обоз и пару повозок, якобы для перевозки офицерских вещей. Таким образом, половина роты шла налегке, поочерёдно меняясь с остальными солдатами на привалах. Благодаря этому, солдаты Енджеевского имели значительно более бодрый вид, чем в других ротах полка. Командир полка полковник Некрасов сразу обратил внимание на свежий вид солдат и похвалил Енджеевского за заботу о солдатах. Как и Енджеевский, Некрасов только недавно появился в полку. Сорокалетний полковник Генерального штаба, он отбывал стаж командира полка.

Одобрил полковник и организованное Стахом снабжение солдат питьевой водой на походе и заблаговременную высылку вперёд кухни, в результате чего солдаты сразу по приходе на место получали горячий обед.

С момента выгрузки в Остроленке части почти полностью перешли на «собственное довольствие». Но и у местного польского населения излишков не было. Поэтому Стах разослал во все стороны фуражиров, и они сумели кое-что достать из продовольствия и фуража. Солдаты видели и ценили эту заботу о них Стаха. Молва о нём как о заботливом и толковом командире шла среди всех солдат полка.

15-м армейским корпусом, в который входил полк Некрасова, командовал генерал фон Мартос. Участник ещё русско-турецкой войны 1877-1878 годов, он жил представлением о войне ещё турецкой кампании. Лично храбрый и довольно толковый Мартос был тяжелодум и не умел быстро принимать нужных решений.

Дивизией, в которой находился полк Стаха, командовал генерал фон Торклус, болезненный и нерешительный человек, к тому же не имевший боевого опыта. Он это сознавал и всё время старался находиться возле Мартоса и даже в мелочах просил у него указаний. До известной степени Торклуса, как и Мартоса и генерала Фитингофа, связывало одно обстоятельство: все они носили немецкие фамилии.

Русские войска форсированным маршем двигались от реки Нарев на север, к германской границе, почти не встречая сопротивления. Дело ограничивалось лёгкими перестрелками с германской конницей.

В один из дней полк Енджеевского на марше обогнал командовавший 2-й армией генерал Самсонов. Дослужившийся до генеральских чинов из рядовых казачьих офицеров, он так же неудачно в японскую войну, как и Ранненкампф, командовал кавалерийскими отрядами. Перед войной Самсонов командовал войсками третьестепенного Туркестанского военного округа. Теперь, на походе, Самсонов старался восполнить пробел в своём знакомстве с подчинёнными ему командирами.

Генерал ежедневно по двадцать часов проводил на лошади, объезжая полки своей армии. Самсонов без всякой спеси попросту пошутил с солдатами, попробовал пищу прямо из солдатских котелков и громко выразил уверенность, что с такими героями он быстро разобьёт немцев.

На пятый день похода русские войска достигли границы. У немцев всюду имелись хорошие шоссейные дороги, обсаженные с обеих сторон фруктовыми деревьями. Правда, во многих местах они были срублены и образовали завалы на пути. Конницы впереди почти не было. Войсковую разведку могли осуществлять только пехотинцы. Русские войска по-прежнему двигались вслепую.

Связь со штабом армии была плохо налажена и командиры трёх центральных корпусов 2-й армии продвигались вперёд, взаимодействуя только между собой.

Полки двигались в лесистом районе, изобилующем озёрами, и с трудом поддерживали связь.

— Влтпнем в грязную историю, — опасался командир полка полковник Некрасов.

— А что делает Первая армия? — как-то поинтересовался Енджеевский.

— Преследует разбитого в пограничном сражении противника. Боюсь, что по примеру японской войны это преследование развивается очень медленно. Ударь сейчас, как следует, Первая армия по отступающим немцам вместе с нами, едва ли немцы ушли бы от полного разгрома, — рассуждал Некрасов.

— Уверен, что это будет не так! Ранненкампф ждёт, когда мы нанесем поражение немцам, чтобы добить их и приписать себе лавры победы над врагом, — возражал Стах.

На шестые сутки дивизия Торклуса подошла к небольшому немецкому городку Нейдебургу. После незначительного сопротивления немцы его оставили. Было уже под вечер, и начальство решило на следующий день дать утомленным до последней степени войскам дневку.

Нейдебург был небольшой немецкий городишко, в центре которого располагались ратуша, кирха, школа и аптека. Здесь же находились лучшие магазины и жили наиболее богатые горожане.

Стах вместе с Некрасовым зашёл в штаб дивизии Торклуса, где им показали схемы предполагаемого расположения немецких войск.

С рассветом русские полки двинулись снова в дорогу. Полк Енджеевского шёл головным. Высланная вперёд разведка не могла обнаружить противника, что очень беспокоило Некрасова. Полки, опасаясь немецких засад, продвигались вперёд с большой осторожностью.

Уже с темнотой передовые части вошли в соприкосновение с немцами. Завязалась перестрелка. Торклус решил с хода атаковать немцев, пока они ещё не ожидают русской атаки. Полки начали разворачиваться в боевой порядок.

Неожиданно перед дивизией Торклуса обнаружились солдаты, принадлежащие к трём различным германским корпусам, которые, по сведению штаба армии, находились перед фронтом 1-й армии.

Стало очевидно, что германцы успели перегруппировать свои войска против 2-й армии и обходят её с флангов. Надо было думать, что делать дальше.

Стах понимал, что ночью в пересечённой лесистой местности части наверняка перемешались и перепутались. Трудно было собрать солдат не только полка, но даже одной роты. Кроме того, солдаты падали от усталости на землю и мгновенно засыпали мёртвым сном.

При свете фонарика Стах на карте нашёл расположенный поблизости хутор и отправил туда своих ординарцев разведать, нет ли там какого-либо штаба или начальства. На хуторе оказался сам командующий армией генерал Самсонов.

Самсонов вяло спросил мнение Некрасова о сложившейся обстановке.

— Необходимо форсированным маршем выходить из оперативного мешка, в каком мы оказались, — ответил полковник.

— Солдаты трое суток не имели горячей пищи, а некоторые даже сухарей, которую ночь не спят, — проговорил Самсонов. — В батареях нет снарядов, у пехоты патронов осталось по две-три обоймы на человека.

Самсонов подсел к столу и, подперев голову рукой, казалось, задремал, прикрыв глаза. Но генерал не спал, его волновали самые разнообразные мысли. Как выбраться из нынешнего положения 15-му и 13-му корпусам? Куда девался 6-й корпус Благовещенского? Как накормить солдат и лошадей? Подвезти патроны и снаряды? О себе генерал не думал.

Время шло, то и дело появлялись различные ординарцы и сообщали о положении в тех или других подразделениях. Складывалась общая безрадостная картина полного хаоса.

Судя по карте, части 13-го и 15-го корпусов втянулись в обширный Комусинский лес и здесь были блокированы немцами. Стоило показаться хотя бы незначительной группе на его опушке, как немцы немедленно открывали огонь.

Приехавший на хутор, как всегда нервный и немного растерянный, Клюев подтвердил, что до наступления утра нечего было и думать об организованных атаках.

Не вполне доверяя Клюеву, Самсонов отправился в объезд разрозненных полков, чтобы представить себе общую картину происходящего.

С трудом пробираясь через лес, Самсонов мог воочию убедиться в невероятном хаосе, царившем в запрудивших лес полках и батареях. Офицеров совсем не было видно.

Генерал понял, что случилась катастрофа. Даже под Мукденом русская армия не была так деморализована и расстроена, как сейчас. Самсонов сознавал, что позор поражения ляжет, прежде всего, на него. Он понимал, что будет виноват в напрасной гибели тысяч солдат и это тяжко угнетало его.

В лесу в упряжках стояли десятки орудий, лошади щипали тощую траву, около них на земле спали ездовые. Самсонов присел на траву и задумался.

В момент начала мобилизации он находился в Фергане и ему понадобилось много времени, чтобы добраться через Ставку верховного командующего до своих войск. Мобилизация затягивалась, к назначенному сроку не были сформированы тыловые учреждения, не прибыли второочередные дивизии, не были созданы продовольственные склады и склады боеприпасов. Без них армия не могла с успехом вести военные действия. Нужно было отложить наступление на Восточную Пруссию хотя бы на неделю. В штабе фронта и в Ставке верховного командующего фактически хозяйничали французы. По их мнению, русские должны были, пусть даже ценой полного уничтожения ещё не закончивших мобилизацию полков и дивизий, вторгнуться в Германию и отвлечь часть немецких войск на восток.

В таких условиях даже самый талантливый полководец неизбежно терпит поражение. Самсонов мысленно оправдывал себя, хотя и понимал, что в ответе будет он, русский генерал, а не французский военный агент де ля Гиш, фактически командовавший царской армией.

Самсонов предвидел свою судьбу, но ничего в ней изменить не мог. Ему самому грозил плен.

«Но этому не бывать! Лучше смерть, чем позорный плен! Мёртвые бо сраму не имут! Сам-то я, во всяком случае, избегну плена и позора. Незадачливый командир должен разделить участь своих войск и умереть во главе их с оружием в руках», — решил про себя генерал.

Подошёл адъютант. При свете ручного фонарика снова принялись рассматривать карту. Самсонов безучастно слушал советы, где лучше попытаться выйти из окружения.

Попросив не следовать за ним, генерал углубился в лес.

— Хочу размяться, — пояснил он.

Самсонов отошёл с полкилометра, попал в довольно глубокий овраг, густо заросший малинником. С трудом пробираясь через заросли, генерал зашёл в самую гущу растений.

«Конец! Конец! Настало время подводить черту под своей жизнью»! Он снял шапку, набожно перекрестился, взглянул на проступавшие сквозь листву деревьев звёзды, как бы прощаясь с ними…

Ночь проходила, наступал рассвет, а Самсонова не было, начались поиски, оказавшиеся безуспешными. Тогда начальник штаба Постовский принял командование на себя.

Как только стало светать, разрозненные группы русских солдат предприняли попытки вырваться из Комусинского леса. Завязались бои.

Воспользовавшись этим, штабная группа под командованием Постовского сумела выйти из немецкого окружения.

Енджеевский тоже решил попытаться вырваться из вражеского кольца и начал собирать вокруг себя солдат.

17

Разведчики тяжёлой батареи ехали вдоль опушки. Скоро их внимание привлекла большая толпа солдат, в центре которой на поваленном дереве стоял и что-то энергично говорил, судя по золотым погонам, офицер. Разведчики подъехали ближе.

— Куда прёшь на людей? Слухай оттуда, где стоишь, умные речи! раздалось из толпы.

Пришлось остановиться. Солнце клонилось к западу, но сквозь листья деревьев ещё проникали его лучи. И вдруг Блохин приподнялся на стремени, прикрыв глаза руками от солнца, внимательно стал всматриваться в лицо офицера. Голос его доносился слабо, но и он показался Блохину знакомым.

— Глянь-ка, Вася, на офицерика! Сдаётся мне, что мы с тобой его знаем, — проговорил Блохин.

Вася внимательно посмотрел на офицера, вскинув трофейный немецкий бинокль.

— Он самый, Филипп Иванович! Евстахий Казимирович Енджеевский, на плечах штабс-капитанские погоны, лицо обросло бородой, а так он самый, радостно проговорил Зуев.

— Вот где встретиться пришлось! Скажи ты на милость! В немецком лесу да ещё в окружении. Неужто и он вздумал к немцу в плен подаваться?

— Не может того быть! Енджеевский, пока жив, будет воевать и солдат выручать, — убеждённо проговорил Вася.

Блохин сорвал с головы фуражку и замахал ею над головой, отчаянно крича:

— Ваше благородие, Евстахий Казимирович, мы до Вас прибыли!

Солдаты в толпе начали на них оборачиваться, но Енджеевский их не замечал.

— Да скажите Вы, олухи царя небесного, их благородию, что до них прибыли разведчики, — начал ругаться Блохин.

Солдаты стали толкать друг друга в спины и показывать на верховых, продолжавших махать офицеру фуражками. Наконец Енджеевский их заметил, но тоже не узнал и только приказал пропустить к нему верховых. Солдаты потеснились, давая дорогу конным и разведчики предстали перед Енджеевским.

— Ваше благородие, в Ваше распоряжение разведчики батареи штабс-капитана Борейко прибыли, — отрапортовал Блохин, отдавая честь.

Евстахий Казимирович даже вздрогнул от неожиданности, не веря своим ушам. Он подошёл вплотную к Блохину и тут только разобрал, кто перед ним находится.

— Здравствуйте, ребята, очень рад Вас видеть здесь! — радостно проговорил штабс-капитан.

— Здравия желаю, Ваше благородие! — гаркнули артиллеристы.

— Слезайте и рассказывайте. Неужели и Ваша тяжёлая батарея попала в окружение? Ну здорово, молодцы, — тепло приветствовал солдат Енджеевский, целуясь с Блохиным и Зуевым.

Солдаты удивлённо смотрели на эту дружескую встречу неизвестно откуда взявшихся артиллеристов и стрелкового офицера. Блохин вкратце рассказал о своих мытарствах.

— Теперь одна надежда на Вас, Евстахий Казимирович! До Вас добрались, словно родного отца увидели. Теперь мы за Вами в огонь и в воду, хоть на край света.

— Пушки-то Ваши где? — спросил штабс-капитан.

— Должно быть уже в Расее, перешли за Наревку, что по границе течёт. С ними сам штабс-капитан Борейко, значит, солдатики николи не пропадут! Он башковитый человек, — проговорил Блохин.

— Так, други мои! Должен Вас огорчить, дело наше трудное: надо пробиваться через немцев на соединение со своими. Начальство — генералы в первую очередь — всё сбежало или заболело медвежей болезнью… Пробиться можно, только действовать надо дружно и соблюдать дисциплину. Поскольку никаких офицеров больше вокруг нас нет, я принимаю команду на себя, а Вы будете мне помогать поддерживать порядок, — объявил Енджеевский. Становись, ребята, в две шеренги, да побыстрей. Посмотрите, сколько патронов осталось, обыщите убитых, возьмите у раненых. Им патроны не нужны, а нам они очень даже пригодятся, — обратился он к солдатам.

Толкаясь и переругиваясь вполголоса, солдаты стали выстраиваться вдоль опушки леса.

— Тут, вашбродие, неподалёку небольшая полянка есть. Там бы и построиться, а то тут, неровен час, немец увидит да стрельбу откроет, предложил Зуев.

— Дельное замечание. Веди солдат на поляну, — приказал Стах.

— За нами шагом марш! — скомандовал Блохин и въехал в лес.

За ним потянулись солдаты с винтовками в руках. Получилась довольно солидная колонна вооружённых людей. Зуев привёл солдат к тому месту, откуда они только что уехали. Увидев двигающуюся пехотную часть, солдаты мигом вскакивали с земли, хватали винтовки и подстраивались к идущим. На поляне Енджеевский построил солдат в батальонную колонну. Их оказалось свыше тысячи человек. Но в лесу осталось ещё больше: многим не хотелось рисковать — снова идти в бой, пробиваться сквозь немецкие цепи.

— Пойдём к немцу в плен, авось до замирения уцелеем, а там домой возвернёмся к своим бабам, — раздавались голоса с разных сторон.

— Дураки Вы набитые! — насмешливо заговорил Блохин. — Послушайте меня, коль у Вас своих мозгов не хватает! Я в японскую войну почти год сидел в плену! Не сахарное там житье! Кормят плохо, от болезней не лечат: пусть, мол, больше перемрет нашего брата — хлеб целее будет. Морду бьют почище наших самых аспидов офицеров. А про баб своих с детьми позабыли? Тут коли ни коли, а на побывку приедешь. С плену домой не отпустят до конца войны. С голоду, а то от болезни сдохнешь, покеда домой вернёшься.

Солдаты слушали с недоверием, со злобой посматривая на Блохина.

— Ты, дядя, не дюже грозно на меня взглядывай, я всё равно не забоюсь, не из пугливых. — Блохин говорил медленно, горячо. Каждое слово, как гвоздь, вколачивал — надёжно и прочно. — Как кончится война да придут домой солдаты, помещицкую землю начнут промеж себя делить! Как с японской пришли, так сразу за это взялись; не вышло дело это, потому не все сообща действовали, а в розницу. Кому в первую очередь землю дадим? Кто с фронта пришёл да кровь свою проливал. А те, которые в плену, опосля или совсем не получат ничего.

— Это почему же так? — спросили Блохина.

— Потому, что ты не воевал, а в плену прохлаждался! От смерти шкуру свою спасал, а не о Рассее думал. За что же тебе землю давать?

Слова Блохина всколыхнули солдат.

— Да кто ты такой есть, что про землю так говоришь, откуда знаешь? послышались недоверчивые голоса.

— Воля Ваша, хотите верьте, хотите нет, а я от умных слыхал и теперь Вам говорю! Так и раскиньте своими мозгами, куда сподручнее Вам идти — к себе домой иль батрачить на немецкого помещика.

— Кто в плен идти не хочет — живо становись! — скомандовал стоявший тут же Зуев.

Солдаты лавиной устремились на полянку, где уже собралось около полка солдат. Енджеевский выбирал из солдат унтеров и ефрейторов, разбил солдат поротно, роты — на взводы и отделения. Приказал подсчитать наличные патроны и провиант и поделиться с теми, у кого их совсем не было.

Патронов набралось по две-три обоймы на человека. С провиантом было хуже, но солдаты делились друг с другом последней сухой коркой. Подошли несколько офицеров и тоже просили принять их в отряд. Их поставили командовать ротами. Всего было уже несколько тысяч человек.

— Впору генералу командовать таким отрядом, — улыбался Енджеевский.

— Генералы о другом сейчас думают: как бы им поскорее к немцам в плен попасть и подальше уйти от своих солдат!

— Знают, шкуры, побьют их солдаты за плохую команду. С утра было видно, что немец закружение делает.

— Солдаты доносили, а их не слухали, вот и достукались!

— Измену генералы делали, немцу хотели сдать всех солдат и пушки с пулемётами, да не вышло.

— Нашлись солдаты и кое-кто из офицеров, поняли генеральский шахер-махер, перестали их слухать и решили сами добираться домой.

Енджеевский делал вид, что не слышит этих крамольных слов. О самом Енджеевском солдаты подробно допрашивали Блохина и Зуева.

— Геройский командир! Одно Вам скажу, знаем его ещё с японской войны! Начальство его не жаловало. Ни крестов, ни орденов ему не давали. Для солдат — отец родной. Неужто среди Вас нет солдат его роты, батальона или полка? Они должны тоже его знать.

— Ну, я знаю их благородию, — охотно отозвался молоденький солдат. Он у нас в полку совсем недавно. Перед самой войной прибыл с другой части. Роту получил и сразу начал обучать стрельбе да перебежкам, а парады всё отменил. Мы, говорит, должны быть готовы к войне, а не к смотру, хотя бы и царскому. Порядок навёл в роте. За солдатским харчем следил, чтобы не обворовывали нас. Морду не бил и даже по-матерному не ругается. Чисто с барышнями обращался с солдатами. На войне зря в огонь не посылал. Вчера под Нейдебургом немец наш полк начисто разбил. Зашёл во фланг и тыл. Мало кто и ушёл из закружения, и штабс-капитан взяли на себя командование всеми, кто от полков остался. Сейчас только на него и надежда, что выберемся отсюда, — с гордостью рассказывал словоохотливый солдат о своём командире.

18

Уже совсем стемнело, когда Енджеевский решил идти на прорыв. Артиллеристам он приказал следовать последними и наблюдать, что делается в тылу. Едва солдаты ушли с поляны, как на неё хлынули новые части…

Тем временем на опушку леса выехала группа всадников с казачьим конвоем.

Блохин глаза раскрыл от удивления. Толкнув Зуева кулаком в бок, он проговорил:

— Глянь-ка, сколько превосходительств пожаловало. Один одного важнее. И с казачьим конвоем. Не иначе как штаб.

— Дядя Филя, такой спектакль увидишь не каждый день! Давай посмотрим, что дальше будет, — взмолился Вася. — Лежнёв, мигом разузнай у казачков, что это за птицы.

Между тем ружейная и пулемётная стрельба становилась всё слышнее. Было очевидно, что немцы, приближаясь, стягивали кольцо окружения. Генералы нервничали. Запыхавшись, прибежал Лежнёв и сообщил, что перед ними сам генерал Клюев, командующий 13-м армейским корпусом, со своим штабом.

— Пора, пора! — услышали разведчики голос Клюева. — Где же запропастился казак с пикой? Привяжите к ней белую простыню вместо флага и с трубачом отправляйтесь навстречу немцам.

Но никто не торопился выполнять позорную роль парламентёра, извещавшего врага о сдаче штаба корпуса. Наконец Клюев вызвал одного из штабных офицеров, лично ему вручил злосчастную пику с простыней и приказал ехать к немцам. Выбрали место, откуда меньше всего слышалась стрельба и офицер в сопровождении трубача шагом поехал навстречу своему позору.

— Нешто и впрямь сейчас сдадутся немцам? — упавшим голосом сказал Лежнёв.

Скоро стали слышны звуки горна с той стороны, куда уехал офицер с белым флагом. Стрельба стала стихать. Из лесу вышел немецкий офицер и с ним несколько солдат. Рядом русский штабной офицер нёс белый флаг.

Немец громко справился, кто из русских начальников является старшим и имеет право отдать распоряжение о капитуляции. Он довольно чисто говорил по-русски.

Приложив руку к козырьку, к нему подошёл сам Клюев и так же громко по-немецки доложил, кто он и почему решил капитулировать. Зуев поспешил перевести Блохину и Лежневу генеральскую речь.

— Считаю положение на фронте моего корпуса совершенно безнадёжным и дальнейшее сопротивление бесполезным. Прошу принять от меня безоговорочную капитуляцию.

— Очен карош! Не будем напрасно убивайт люди. Я сейчас доложу в штаб армия генералу фон Гинденбургу. Если он разрешит принят капитулянц, война будет кончена. Прошу здесь подождайт. Оставляю свой офицерен и драй солдатен под Ваш ответ. — И немец ушёл.

Генералы сразу бойко и громко заговорили между собой, весело подсмеиваясь над чем-то. Всем захотелось есть, стали звать денщиков с консервами. Откуда-то появилась водка. Генералы налили себе и немецкому офицеру, чокнулись за мир. Всё это напоминало скорее эпизод на закончившихся манёврах, чем позорную капитуляцию на войне.

— Ну и ну! — проговорил Блохин, плюнул и зло выругался. — Сейчас бы пушку да прямой наводкой по этой сволочи.

— Братцы, тикать надо, — взмолился Лежнёв. — А то, неровен час, и мы застрянем у немца.

Было необычно тихо. Перестрелка прекратилась. Уставшие от боёв и бессонницы солдаты бросали ненужные им более винтовки на землю и сами валились на траву. Артиллеристы потихоньку стали отходить в лес, но неожиданно натолкнулись в темноте на немецких солдат.

— Цурюк! — услышали они команду.

— Попались, — произнёс Лежнёв и громко выругался. — Они уже оцепили лес.

Немцы заставили артиллеристов сдать им лошадей, отобрали оружие и погнали к стоящей толпе обезоруженных солдат. Стало ясно, что уйти отсюда будет не так-то легко, как казалось сначала.

— Падай на землю и выбирайся к ржаному полю, пока темно, а там видно будет, что делать дальше, — распорядился Блохин.

Немцы теперь обходили поляну, освещая землю электрическими фонариками. Солдат они сгоняли в одно место, офицеров — в другое.

Разведчики поползли туда, где было меньше солдат с фонарями. Постепенно они углубились в лес и стали действовать смелее.

Миновав лес, артиллеристы очутились на ещё не сжатом ржаном поле и уже спокойно, во весь рост, двинулись вперёд, останавливаясь, лишь когда раздавались окрики немецких солдат. Отзывался Зуев. Обычно справлялись, какого они полка и какой дивизии. Ещё в штабе Зуев узнал, что против 13-го корпуса действует 36-я германская дивизия в составе трёх пехотных полков 106-го, 107-го и 108-го. На вопрос о том, какого они полка, Вася бойко называл номер одного из этих полков и заявлял, что они ищут обоз полка, чтобы хоть немного перекусить. Для маскировки разведчики надели подобранные по дороге немецкие каски с шишаками. Немцы в темноте принимали их за своих и сочувствовали, так как сами тоже были голодны. Они охотно указывали, где находятся полковые обозы дивизии.

Отойдя несколько километров от злополучного леса, где Клюев сложил оружие, разведчики напрямик пошли на юг, ориентируясь по заревам пожаров. Перед рассветом они были уже в двадцати километрах от места сдачи. Немцев нигде не было видно, и, выйдя на шоссе, артиллеристы зашагали по направлению к русской границе.

К полудню их нагнал большой отряд пехоты, среди которого шло несколько артиллерийских запряжек, две пушки с зарядными ящиками. Кто-то из солдат узнал разведчиков и подошёл к ним.

— Где Ваши лошади и оружие? — справлялись они.

— Немцам подарили в придачу с генералом Клюевым и другими генералами, — отвечали артиллеристы. — Где штабс-капитан?

— Впереди! Геройский командир провёл нас у немцев под носом, почти без боя. Мы захватили немецкие обозы, разжились галетами и шнапсом.

На привале артиллеристы прошли в голову колонны и разыскали Енджеевского.

— Здорово, орлы! — насмешливо приветствовал их штабс-капитан. — Коняг своих пропили, что ли, заодно с оружием и шинелями?

— Немец всё отобрал, как забрал нас в плен, — пояснил Блохин.

— Эх Вы, растяпы! Я без малого с целым полком и батареей ушёл от немцев. Вы замешкались, что ли, на лесной поляне?

— Захотели посмотреть, как русские генералы в плен сдаются. Тут нас немец и застукал, — ответил Зуев и подробно рассказал о пережитом.

— Ну как такую сволочь, как Клюев, не пристрелить на месте?! возмутился Енджеевский. — Хотя бы Вы догадались это сделать.

— Немец дюже охранял их превосходительств. Ведь ему будет лестно показывать наших пленных генералов своим. Вот, мол, посмотрите, какие мы герои, сколько русских генералов сразу забрали. Есть чем немцу гордиться! Генерал рыба большая и важная, не всякий день такую поймаешь, — ответил Блохин.

— Вы, я вижу, Филипп Иванович, по-прежнему остры на язык, — улыбнулся Енджеевский. — Сейчас в разговоре со мной это можно, а вообще остерегайтесь! Есть тайный приказ всех революционно настроенных солдат отправить в самые опасные места в бою, — предупредил Енджеевский.

К вечеру подошли к русской границе и вздохнули свободнее. Помощь была уже под рукой.

Артиллеристы стали разыскивать солдат из 6-го корпуса. Из рассказов солдат узнали, что командир 15-го корпуса генерал Мартос тоже сдался немцам, примерно при таких же обстоятельствам, как и Клюев. С ним сдались почти все генералы его корпуса.