Глава 18

Нам не составило особого труда найти храм Кедина, или, точнее сказать, ближайший храм Кедина, поскольку всего в Ислине их имелось целых три. Тот, в который попали мы, был величественным сооружением с высокой колоннадой снаружи и фресками на стенах, изображающими битвы прошлых лет. Массивные двойные двери из бронзы, почерневшие от времени, были открыты настежь, но тем не менее выглядели довольно грозно и как-то не очень дружелюбно.

Внутри же все было примерно так, как и в храме Кедина в Вальсине, хотя этот храм, конечно, превосходил наш по размерам. И все же мы заметили некоторое отличие. За статуей Кедина — там, где в нашем храме была просто стена, по обе стороны которой находились ниши, куда люди приходили поклоняться Фесин и Гесрику, — располагалась длинная галерея, уводящая куда-то в глубь помещения. После того как мы купили ладан и принесли его Кедину вместе с нашими молитвами, мы решили осмотреть ее.

Я никогда не видал ничего подобного. Здесь один за другим стояли ряды маленьких статуй, застывших в воинственных позах. Тут были и женские скульптуры, и мужские. Воины отсекали, мечами головы своим врагам или вонзали пики в драконов, грифонов, гигантских змей или еще каких-нибудь тварей. Внизу вокруг каждой статуи в песчаных ямках стояли ладанные палочки и свечи, дрожащее пламя которых отбрасывало тени на стены храма и на сводчатый потолок.

Привлекло нас в эту галерею то, что очень много людей, в основном молодых, входя в храм, шло прямиком сюда, даже не задерживаясь у статуи Кедина. Они останавливались перед тем или иным изваянием, опускались на колени, склоняли головы и руками проделывали те движения, которые обычно делаем мы, молясь Кедину.

Никто из нас троих не мог понять, что здесь происходит. Я чувствовал себя так, словно, заснув, пробудился в каком-то мире, похожем на мой, но все-таки другом.

Мы вернулись в гостиницу, но не нашли там лорда Норрингтона. Зато мы обнаружили записку, в которой говорилось о том, что мы должны поскорее кое-куда прибыть. Северус указал нам, как пройти в то место, о котором написал лорд, и мы отправились в путь. Сначала нам пришлось пробираться сквозь толпу жителей и гостей города, потом мы поднялись на одну из башен, от которой был протянут трос к другому зданию. Мы сели в корзину вместе с перевозчиком и поехали. Наш транспорт покачивало из стороны в сторону, и Ли совсем не хотелось посмотреть, что там, внизу. А вот мы с Неем все же набрались храбрости и, ухватившись руками за края корзины, выглянули из нее.

Мы перемещались из новой части города в старую, и тот способ передвижения, который лорд Норрингтон выбрал для нас, был намного приятнее и быстрее, чем если бы мы шли по многолюдным улицам. Расстояние, отделявшее нас от земли, было не более пятидесяти футов, так что мы могли без труда разглядеть, что происходило внизу. Мы видели белье, вывешенное для просушки, играющих детей, а также наблюдали, как два городских стражника гнались за убегавшим от них вором.

Когда наше путешествие в корзине закончилось, мы спустились с башни в старую часть города и дошли до угла Рыбного рынка и Жемчужных улиц, но так и не встретили ни одного знакомого лица. Никто не подошел к нам. Я не понимал, зачем мы вообще туда пришли, пока Ней не заметил на одной из дверей тот самый знак, который указывал на необходимость присутствия Оперившихся Птенцов на собрании Рыцарей Феникса. Мы направились к нему.

Такие же вырезанные эмблемы мы обнаруживали то на деревянной раме окна, то на почтовом столбе. Мы шли туда, куда вели нас эти знаки. Наконец мы оказались у закрытой двери с узенькой решеткой, через которую хозяин мог увидеть своих посетителей и которая тоже была закрыта.

Я постучал в дверь, окошко за решеткой отворилось, кто-то взглянул на нас оттуда и произнес:

— Знаете ли вы, зачем пришли сюда?

Я дотронулся рукой до лба, потом опустил ее.

Окошко снова затворилось, но теперь открылась сама дверь. Мы вошли и зашагали по небольшому коридору вслед за человеком в мантии, который позвал нас за собой жестом. Незнакомец провел нас в небольшую комнатку, где мы получили от него коричневые накидки, затем он попросил нас расписаться в толстой книге для записи гостей.

Ли наставил множество крючочков и загогулин, я не стал тратить так много чернил, а Ней просто начертил свой вензель. Карвер ставил раньше такой знак на сделанном им оружии.

Наш проводник предложил провести нас по ислинскому залу для собраний Рыцарей Феникса, и мы трое молча последовали за ним. Парадный зал был здесь намного больше, чем в Вальсине, вокруг него амфитеатром высоко вверх поднимались трибуны, облицованные белым мрамором. Потолок, имевший форму купола, поддерживали две дюжины мраморных колонн. Его украшали фрески с изображением всего цикла жизни Феникса. Эпизод возрождения птицы из пепла находился как раз над теми трибунами, где, как я догадался, должны были сидеть новобранцы рыцарского братства.

За этим залом располагались комнаты поменьше, предназначенные для собраний, столовая, в которой, думаю, могло уместиться человек триста, к ней примыкала кухня. За левым крылом парадного зала начинались помещения, в которых размещались прибывавшие на собрания издалека. В завершение обхода мы попали в галерею за правым крылом зала, которая была очень похожа на ту, что мы осматривали в храме Кедина.

Здесь мы обнаружили великое множество изваяний. Большинство из них были небольшими, и только примерно дюжина статуй, выполненных в человеческий рост, находилась в отдельных нишах. Возле каждой скульптуры горели свечи, и лишь у нескольких дымился ладан. Маленькие статуи были вроде бы и похожи на те, которые мы видели в ислинском храме Кедина, но все же отличались от них. Одно сходство было очевидно — воинственные позы фигурок.

Я почесал затылок.

— Простите… — Я не знал имени нашего проводника, поэтому решил использовать обращение, которое бы его точно не обидело. — Господин, в такую же галерею мы попали и в храме Кедина, но мы не понимаем ее назначения.

Он поднял руку.

— Вы здесь затем, чтобы научиться понимать то, чего не знали раньше.

Незнакомец повел нас в одну из комнат, предназначенных для собраний, жестом пригласил сесть на громадные деревянные стулья, а сам опустился на пол. Мантия окутывала его скрещенные ноги.

— Каждый из вас троих знает, что около двух тысячелетий назад многочисленная армия завоевателей, пришедшая с Пустынных Земель, в которые, кстати, входили когда-то и Черные Пределы, захватила большую часть мира. Они основали Эстинскую империю, и даже Ориоза была ее провинцией. На протяжении многих веков императоры мудро и разумно правили своими владениями. Однако примерно тысячу лет назад война между людьми и урЗрети обнажила неспособность аристократии справляться с теми обязанностями, которые возлагал на нее император. Тогда он отменил старые порядки и наградил предводителей военных действий титулами и землями и создал таким образом новое дворянское сословие.

Через два с половиной века Кирун возглавил авроланскую орду и повел ее на север. Он был могуч и силен, потому что обладал Короной Дракона. Кирун завоевал центральные провинции империи, включая вашу Ориозу. Люди, на помощь которым пришли эльфы и урЗрети, вытеснили захватчика, но аристократия снова сделала неверный шаг. Вместо того чтобы изгнать захватчиков с этих земель, как это сделали его предки несколько веков назад, император Баланикус послал войска в провинции, чтобы подавить народные бунты.

Дальше я уже кое-что знал об истории Ориозы. Как раз в это неспокойное время ориозцы, мурозцы и алозцы — народы центральных провинций, которым приходилось тяжелее всего, — восстали против властей. Они поднялись на так называемый Великий Бунт, скрыв свои лица под масками. Власти империи были свергнуты и наши народы провозгласили себя независимыми. Они сформировали Конфедерацию, дав клятву защищать друг друга, и этот союз существует и по сей день.

Наш учитель продолжал:

— Брат императора Валентин понимал, что действия Баланикуса могут привести к полному краху империи. Он сам поднял восстание и сверг своего брата. Баланикус бежал в Мадазозу, город в Райманции, и заявил, что лишь в восточной части империи власть осуществляется законным путем, а все, что творится в западных и центральных провинциях, — сплошное беззаконие и произвол. Вот почему Себция, Байлазия, Райманция и Виарка до сих пор называют себя Эстинской империей. Что же касается Валентина, то он предоставил автономию всем западным провинциям, но объединил их под Лигой Валентина и правил ею до самой смерти, а когда Валентин умер, он не оставил после себя преемника. Так что трон Лиги после самого Валентина никто так и не занял. Правители тех провинций, которые вошли в Лигу, разместили в столицах союзников своих послов. Совет Лиги каждый год перемещался из одной столицы в другую, возглавляемый властителем той провинции, в которой он находился в том или ином году. И лишь Большой Совет мог избрать нового правителя Лиги Валентина.

Столь благолепный образ Валентина не совсем соответствовал моему представлению об истории той эпохи. Я знал, что он, стараясь защитить границы Лиги, хотел сместить их на север к Мурозо и на запад к Райманции. Армия Валентина встретила сильное сопротивление в Ориозе. Его генералы, попав на нашу землю, нашли ее очень красивой, но в их планы не входило сражаться в Ориозе целую вечность, поэтому армия вернулась в Сапорцию и Альциду.

Но главным достижением Валентина было то, что он уничтожил Корону Дракона, разбив ее на мелкие кусочки, и роздал их тем народам, которые участвовали в освободительной войне против Кируна. Оставшиеся части Короны хранились в крепости Дракона, которую воздвиг сам Валентин и разместил в ней свои войска. В основном там служили войска Лиги, но периодически отряды из каждой страны должны были нести там службу в качестве части гарнизона.

— Валентина провозгласили богом, — продолжал учитель, — но он отказался от такой почести, сказав, что он всего лишь простой смертный, которого, возможно, боги и наделили некоторым своим могуществом. Главная заслуга Валентина перед народом заключалась в том, что своим примером он показал им, как молитвами и верностью богам можно достигнуть божественных добродетелей.

— После его смерти открылось, что на Валентине действительно было благословение богов. Они сделали его чем-то большим, чем просто человек. Валентин теперь меньше, чем божок, но больше, чем вейрун, он стал покровителем для тех, кто мечтал о добродетелях, которыми обладал он сам. Более того, боги принимали в легион его последователей тех, кто достиг целомудрия. Теперь их образам — то есть тем фигурам, которые вы видели в храме Кедина и здесь, — поклоняются семьи этих людей и те, кто считает их своими покровителями. В подобных галереях собраны статуи героев, достигших той или иной добродетели. Здесь вы увидели изваяния Рыцарей Феникса, а в храме — тех, кто посвятил свою жизнь Кедину. Когда боги открывают священникам тайну о вознесении на небеса какого-либо человека, те сообщают об этом людям — чаще всего его семье.

Помню, как по моей спине пробежал холодок, когда учитель рассказывал нам эту историю. Я вдруг задумался, почему священникам Лиги боги открывали тайну о вознесении людей, а нашим — нет. Только потом, спустя много лет, мне хватило цинизма предположить, что это самое откровение богов было не чем иным, как попыткой прикрепить ту или иную богатенькую семью к определенному храму, чтобы те несли в него свои деньги, продолжая поклоняться покойным предкам. Некоторые семейства доходили даже до того, что полностью оплачивали экипировку, обучение и содержание армии, чтобы та только сражалась под флагами их предков, и это намного сокращало расходы государства.

После этой беседы с одним из Рыцарей Феникса я как-то спросил у Нея, не думает ли он, что Ориоза что-то делает не так. Он пожал плечами:

— Может, всяким там лигам и нужна дополнительная помощь, а за нас боги, наверное, не переживают, знают, что мы и так со всем справимся.

Во время рассказа учителя я вдруг задумался и о том, смог ли бы я когда-нибудь так возвыситься. Мне хватило одного взгляда на Ли, чтобы понять, что он давно уже сам погрузился в подобные размышления. Я знал, что такого положения могли бы достичь лорд Норрингтон или мой отец, а мы оба? Мне казалось тогда, что мы и так уже сделали немало, чтобы удостоиться такой милости богов. Но, с другой стороны, если ее так легко заслужить, то так ли ценна эта милость, как считают?

Я также должен сказать, что отсутствие в Ориозе подобных галерей в каждом храме не означает, что мы не чтим своих предшественников. Мы храним их маски и достаем их в годовщины смерти наших праотцов. Истории об их подвигах и заслугах передаются из поколения в поколения, мы почитаем наших предков, но не поклоняемся им, словно богам.

Наш учитель поведал нам и кое-что еще, в том числе и историю возникновения Братства Рыцарей Феникса после окончания войны между людьми и урЗрети и о его расцвете во времена Эстинской империи. Валентин тоже был Рыцарем Феникса и достиг ранга Великого Господина. Как я понял, это самое высокое звание, которое только можно приобрести в Братстве. Учитель показал нам также еще пару условных жестов, а именно: приказы следовать за кем-либо и взять что-либо, включая их секретный и несекретный варианты. Затем он снова повел нас в галерею, где мы поднесли горящий ладан Валентину, который, как сказал учитель, является воплощением всех военных добродетелей. Затем он приказал нам снять накидки и проводил нас к выходу.

Вернувшись в гостиницу, мы наконец-то встретились с отцом Ли. Лорд Норрингтон дал нам время съесть немного хлеба, сыра и жареной свинины, после чего мы направились в крепость Грипс.

— До меня уже дошли слухи о том, что вы сделали сегодня утром на празднике. Окажись я рядом с вами в тот момент, я бы не позволил вам устроить это. Но, к счастью, меня там не было. Я сказал «к счастью», потому что случившееся пошло вам на пользу, превратив вас из простых лунных новобранцев в воинов незаурядных способностей. Ваша проделка также развеяла некоторые сомнения насчет того, с чем нам пришлось столкнуться в Атвале.

Когда мы добрались до крепости Грипс, нас проводили в тот самый парадный зал, где вчера проходил прием королевы Ориозы. Однако теперь помещение выглядело по-другому, совсем не так, как на празднике. Несколько столов в центре зала были составлены в большой круг, за каждым из них развевался флаг той нации, представители которой сидели за этим столом, а также виднелся ее герб. Сзади делегации стояли стулья, но лишь немногие из них были заняты. Думаю, они предназначались для советников тех представителей королевской знати, которые сидели за столами.

Нас посадили за королевой Ланиветтой, ее сыном, дочерью и управляющим королевским двором. Принцесса Райгопа обернулась и взглянула на нас. Она тепло улыбнулась Ли. Он не преминул ответить принцессе тем же вдобавок еще и подмигнув ей. Щеки Райгопы вспыхнули алым румянцем.

Ее брат Скрейнвуд наблюдал за нами, пока мы садились. Мне бы, наверное, лучше воздержаться от описания принца, но все же совсем ничего не рассказать о нем было бы неправильно, потому что в моей истории он сыграл далеко не последнюю роль. Скрейнвуд был также красив, хотя и совсем не похож на свою сестру. Разница в возрасте между ним и Райгопой составляла тринадцать лет. Это значит, что принц был старше меня почти вдвое. Высокий и стройный, но все же ниже меня ростом, с каштановыми волосами и карими, слишком близко, на мой взгляд, посаженными глазами — так можно вкратце описать его внешность.

Не так уж много я знал о Скрейнвуде тогда. Мне, как и любому жителю Ориозы, было лишь известно, что принц женат, что у него двое сыновей, которым еще очень далеко до Лунного месяца. Жена Скрейнвуда, принцесса Мурозо, и дети находились в Мередо. Поговаривали, что этот брак носил чисто политический характер.

Садясь, я поймал на себе взгляд принца. Когда я появился на празднике в роли помощника лорда Норрингтона, Скрейнвуд ни разу даже не посмотрел на меня. Здесь я впервые заметил, что он обратил на меня внимание. И с этого момента я понял, что принц не любит меня, а я — его. Я не знаю, как по одному только взгляду я мог определить враждебность Скрейнвуда по отношению к себе. Пожар ненависти разгорелся в нем, пожалуй, с того самого момента, как принц узнал о моем существовании.

Как раз напротив нас разместилась делегация из Альциды — принц Август и его отец Пенезиус. Посланники остальных государств сидели под флагом Лиги Валентина, слева от них я увидел представителей Окраннела. Райманция прибыла на встречу от лица правителей всей Эстинской империи, Хаорра представляла Древний Союз, а под сверкающим флагом с эльфийскими письменами расположился Джентеллин. Король Пенезиус поднялся.

— Похоже, дорогая королева Ланиветта, прибыли ваши удивительные молодые воины.

Королева даже не пошевелилась, но герцог Ларнер повернулся к нам и рукой сделал нам знак, чтобы мы встали. Мы так и сделали, лорд Норрингтон поднялся вместе с нами.

Правитель Альциды улыбнулся:

— От лорда Норрингтона мы слышали о тех поступках, которые вы совершили. Нам также сообщили, что в черном городе Атвале вы разгромили войско из более чем двухсот бормокинов. Мы все, конечно, понимаем, насколько ужасной была эта битва, и то, что вы в ней выжили, говорит о том, какие вы прекрасные воины. Но все же многие из нас никак не могут поверить в то, что такая небольшая группа могла разбить орду, в десять раз превосходящую вас по численности, и остаться в живых. Разве может быть правдой то, что нам сказали?

Я не знал, что на это ответить, но Ли тут же нашелся:

— Ваши величества, мне неизвестно, что именно поведал вам мой отец, но, зная его, могу предположить, что лорд Норрингтон проявил чрезвычайную скромность, упоминая свои заслуги, и преувеличил наши, оправданием чему может служить лишь его гордость за нас. Ориоза, как известно, пострадала не от одного захватнического нападения — сначала урЗрети, потом Кирун, затем — всего лишь век назад — Крикук. Поэтому наша нация давно стоит перед необходимостью воспитывать хороших воинов, чтобы быть в состоянии справиться с авроланской угрозой. Возможно, более доказательным, чем то, что выжили мы и еще несколько наших товарищей, для вас окажется тот факт, что одиннадцать наших людей погибли в Атвале.

И если честно, мы не знаем точно, сколько авроланов на нас напало. Разведчики действительно насчитали две сотни, но, возможно, их было больше или, напротив, чуть меньше. В битве за жизнь некогда пересчитывать мертвых врагов.

Мы с Неем просто кивали, пока Ли произносил свою речь.

Король Пенезиус прищурил карие глаза.

— Смелые слова, но они не дают ответа на мой вопрос. Можно ли считать правдой то, что вы говорите о нависшей над нами угрозе?

Ли поднял подбородок, наверное, затем, чтобы всем было виден шарф Райгопы у него на шее.

— Один ли, два ли, пять, двадцать или двести бормокинов — не имеет значения. Вы все признаете, что мы с ними сражались, но спрашивать здесь об их количестве — все равно что интересоваться у вымокшего под дождем человека о том, сколько капель на него упало. Я могу уверить вас, что в этой битве наша одежда насквозь пропиталась кровью как авроланских врагов, так и наших друзей. Неважно, сколько бормокинов, вилейнов и темериксов мы уничтожили, главное — то, что мы сражались с ними в Ориозе и по пути сюда. И еще важнее то, что авроланы, которые напали на нас в Атвале, явно имели своей целью не дать нам добраться до Ислина. Если вам не совсем понятно это предзнаменование, то я позволю себе предсказать кровавый ливень, страшный кровавый ливень, поток, который может смыть всех нас.

Я был восхищен ораторским искусством моего друга и старался изо всех сил сдержать улыбку, но Райгопа, похоже, и не собиралась скрывать свое впечатление от выступления Ли. Она счастливо улыбалась ему. Герцог поблагодарил нас кивком, затем поднялся принц Скрейнвуд. Я видел, как его губы вытянулись в тонкую линию.

— Нет сомнения, ваши высочества, что нам предстоит серьезное обсуждение, но дети не должны в нем участвовать, поэтому, думаю, этих мальчиков можно отпустить, хотя на то, что рассказал Босли Норрингтон, конечно, нельзя не обратить внимания. — Принц поднял голову и выпрямился. — Мы стоим на пороге кризиса. А то, что он когда-либо наступит, было ясно уже в начале этого века. Если мы не сможем справиться с ним сейчас, то не сделаем этого никогда.

Лорд Норрингтон похлопал сына по плечу, и Ли повел нас к выходу. Когда двери зала захлопнулись за нами, он оперся спиной о стену и чуть не сполз на пол, но мы с Неем удержали Ли. Его руки тряслись, губы пересохли.

— Не могу поверить, что я сказал это.

— Отличная речь. — Ней улыбнулся. — По-моему, она произвела впечатление на принцессу.

Лицо Ли озарилось улыбкой.

— Да, я это заметил. Как думаешь, Хокинс, я и впрямь неплохо выступил?

Я кивнул.

— Ты все верно изложил. Они, видимо, никак не хотели верить твоему отцу, боялись признаться себе, что их собственная жизнь, их будущее в опасности. Ты втолковал им, что это неправильная позиция, и принц тебя поддержал.

— А ведь поддержал, правда? — Ли выпрямился. — Интересный он человек, этот наш будущий король.

— Довольно быстро, однако, он нас оттуда выпроводил.

Я вздрогнул.

— По-моему, он меня невзлюбил.

— Думаю, Скрейнвуд нас всех невзлюбил, ведь мы отвлекли внимание публики от его собственной персоны. — Ли тронул пальцем перо темерикса на своей маске. — Видели его маску? На ней только почетные ленты военных подразделений. Принц вдвое старше каждого из нас и еще ничего не сделал за свою жизнь. А мы, юнцы из провинции, которые еще даже не миновали свой Лунный месяц, уже убивали темериксов и прочих авроланских тварей.

Я нахмурился:

— То есть ты хочешь сказать, что он нам завидует?

— Ну конечно! Надо будет понаблюдать за Скрейнвудом.

— Я бы лучше понаблюдал за его сестрой.

Ней кивнул:

— Я тоже не прочь.

— Да, друзья мои, тут я с вами полностью согласен. — Ли похлопал по плечу меня, потом Нея, и повел нас по коридору к выходу из крепости. — Но эту обязанность я, пожалуй, возьму на себя.

Глава 19

В течение нескольких последующих дней лорд Норрингтон участвовал в заседаниях Совета Королей. Мы же провели это время, гуляя по городу, участвуя в празднике, а также посещая залы Рыцарей Феникса, где нам рассказывали об истории Братства. В уроках, которые давали нам наши учителя, чувствовалось, что те или иные события освещаются с позиций Лиги. Тем не менее мы не заметили никакой предвзятости по отношению к Ориозе со стороны наших наставников. Их поражала наша способность быстро усваивать все, чему нас учили. Мы, как губки, впитывали тот материал, которым должен владеть каждый Оперившийся Птенец.

Атмосфера праздника заметно переменилась за эти несколько дней. Фестиваль больше не казался нам веселым и оживленным. Одной из причин этого, наверное, было мрачное настроение Ли. Погруженный в раздумья о Райгопе, он с каждым днем становился все более угрюмым. Мне и раньше доводилось видеть Ли таким, и последней виновницей его меланхолии была Нольда Диспер. Каждый раз Норрингтон, лишенный возможности лицезреть объект своего обожания, впадал в беспросветное уныние. Я научился не обращать внимания на подобные вещи, а вот Нея это огорчало и беспокоило. Он раздражался и злился на Ли, и из-за этого у нас постоянно возникали какие-то трения.

Мне было интересно наблюдать за жизнью Ислина. Чем ближе я узнавал город, тем чаще вспоминал напутственные предостережения моего отца. Здесь были и мошенники, ловко надувающие народ во всякого рода азартных играх, и убийцы, нападающие на подвыпивших горожан или гостей Ислина в узких переулках. Лжекалеки выманивали деньги у сострадательных прохожих, а воры-карманники, обходясь без подобных жалостливых представлений, просто отбирали у народа то, что хотели получить.

Балаган, в котором Ли с завязанными глазами произвел свой знаменитый выстрел в оленя, сделался необычайно популярным. Его хозяин передвинул оленя футов на двадцать подальше от стрелка, сам нахлобучил маску на лицо и принялся зазывать народ попытать удачу — попасть в цель вслепую, как это могут делать лучники из Ориозы. Желающие спасти репутацию своей нации повалили к нему толпами, пополняя медными монетками карманы предприимчивого хозяина лавки.

Когда мы проходили мимо него, тот или и в самом деле не признал нас, или просто сделал вид, что больше похоже на правду. Ней собирался было сорвать маску с обманщика и разоблачить его, но я удержал друга от этого жестокого поступка. Ли тоже меня поддержал.

— Ну подумай, Ней. Этот человек тут из кожи вон лезет, чтобы раструбить на весь мир о нашем мастерстве. Никакая история о бормокинах не сравнится с его славными рассказами о нас.

Однажды днем мы разделились и пошли поодиночке в разные части города. Не подумайте, что мы поссорились, просто каждый из нас отправился на поиски подарков двум другим. Лунный месяц подходил к концу. Совсем скоро нам предстояло получить первые взрослые маски и, по традиции, принять подарки от друзей. Дарили, как правило, что-то необычное, но в то же время не очень дорогое — хотя принц Скрейнвуд, например, получил титул и замок в день окончания Лунного месяца.

На подарки нам, конечно, нужны были деньги, но эта проблема решилась для нас очень просто. Лорд Норрингтон вручил каждому из нас по три золотых монеты и сказал, что это — награда от королевы Ланиветты за наши заслуги перед Ориозой. Итак, щедро одаренные ее величеством, мы разошлись в разные стороны.

Я выбрал извилистую дорожку и прошел по ней чуть ли не через весь Ислин. Я надеялся купить каждому из своих друзей что-нибудь особенное, такое, чтобы оно было и полезным, и запоминающимся, и прослужить могло долго. Мне хотелось, чтобы этот подарок напоминал им о прекрасном времени, проведенном нами вместе. Множество самых разнообразных вещей, встретившихся мне на пути, отвечало этим пожеланиям.

Все товары, привезенные на праздник из других земель, уже разобрали. Одежда, сделанная в Альциде, не подошла бы для Ориозы, и дело тут не в пестрых красках, а в том, что материя, из которой вся она была сшита, оказалась чересчур тонкой. Эти вещи Ли с Неем проносили бы пару недель, а потом забросили бы до следующего лета, тем более что в Вальсине оно было довольно прохладным и коротким.

Наконец в нижней части города, у пристани, я нашел то, что искал. Моряки с разных кораблей распродавали здесь всякие вещицы, привезенные ими из дальних путешествий. У одного мужчины, только что вернувшегося из Сварской, портового города в Окраннеле, была куртка из шерсти черной овцы мехом наружу. Те, кому он пытался ее предложить, шарахались в сторону от этого человека и, прибавляя шаг, уходили прочь. Из увиденного я сделал вывод, что в Альциде к черной шерсти относились с недоверием и даже с опаской. Наверное, она считалась плохой приметой и поэтому каждый старался держаться подальше. Куртка показалась мне достаточно большой, она вполне бы подошла Нею. Я выждал, пока человек окончательно убедится в том, что его товар никто не хочет покупать, и подошел к продавцу как раз в тот момент, когда тот уже отчаялся получить за куртку хоть какие-то деньги.

Я знал, как нужно торговаться, — научился этому у мамы, когда ходил с ней на рынок. Как и подобает, мне пришлось выслушать слезливую историю торговца о том, что эту вещь он привез для своего любимого отца, но тот скончался, пока сын был в море. Теперь этот человек нуждался в деньгах, чтобы похоронить как следует своего родителя и сделать пожертвования в Храме Смерти для поминовения отца. Я, конечно, посочувствовал бедняге и выразил готовность ему помочь. Тут-то мы и начали торговаться.

Человек назвал мне цену в четыре золотых, а я сбил ее до одного золотого и пяти серебряных и пообещал, что заплачу два золотых, если в придачу к куртке он отдаст мне еще и резную малахитовую подвеску — фигурку Ареля, божка Удачи. Торговец согласился, и сделка состоялась.

Куртка так на мне болталась, что я даже удивился, каких же огромных размеров была, наверное, та овца, из которой сшили эту вещицу, — думаю, с крупного медведя.

Я поспешил в гостиницу. Там я попросил Северуса спрятать на время мой подарок Нею. Он согласился, но весьма неохотно.

— В Альциде, мой молодой господин, черная овца — дурное предзнаменование.