Боевые роботы - BattleTech (№35) - Сумерки Кланов-2: Возрождение Завета

— Йе, Виктор, я не стану убегать.

В ее голосе слышались страх и решимость, но второй убийца уже прыгнул вперед, и времени убеждать Оми не осталось. Атака наемника была быстрой и яростной, и Виктору пришлось отступать. Он нырял влево и вправо, стараясь заставить убийцу повторить ошибку своего сообщника.

Очки ночного видения резко ограничивают поле зрения. Когда я припал на колено, я в буквальном смысле слова скрылся из глаз противника. Этот, кажется, поумнее своего напарника.

Виктор видел, как за спиной убийцы Оми опустилась на колени возле тела первого нападавшего. Третий убийца склонился на одно колено рядом и рукой трогал шею упавшего, очевидно нащупывая пульс. Больше Виктор ничего не видел, потому что его противник оттеснил его к двери дворца и дальше, в дубовый зал с высоким потолком.

Виктор парировал удар сверху в голову, попытался высвободить клинок и полоснуть противника по животу, но убийца отпрыгнул назад. Хуже того, он левой рукой сорвал с лица очки и бросил их в Виктора, а когда Виктор, уходя, пригнулся, сократил дистанцию.

Виктор блокировал косой удар, ушел от удара сверху и отступил. Клинки звенели, соударяясь, и вибрация лезвия ощущалась в руке. Принц уклонился от выпада, ощутил жгучий режущий удар по ребрам, перепрыгнул дубовые перила, оказавшись в узком коридоре. Удар противника срезал вьющуюся стружку с перил, потом убийца перескочил через перила и стал еще сильнее теснить Виктора.

Принца едва не охватила паника, но Виктор усилием воли отогнал ее прочь. Он сосредоточился на середине корпуса противника, не глядя на руки и ноги, только на сердце и живот. Все остальное он видел лишь боковым зрением, но, глядя на середину тела, он предвидел атаки противника и предугадывал его финты. Виктор сузил свой конус обороны, блокируя выпады, но не позволяя клинку уйти в финте слишком далеко в сторону.

Парировав рубящий удар в левое плечо, Виктор быстро перевел оружие вверх и вокруг, в подобии кругового фехтовального парирования, которое показал ему Танкред Сандовал. Когда острие катаны снова оказалось на одной линии с грудью убийцы, Виктор сделал выпад. Клинок прорезал рубашку убийцы слева, и тот зашипел сквозь зубы. Виктор задел его, хотя всего лишь поцарапал кожу на ребрах.

Внезапно убийца хватил принца боковым ударом левого кулака. У Виктора посыпались искры из глаз, и он начал падать назад. Мир померк на одно мгновение, но в глазах прояснилось, и Виктор понял, что падает. Левый локоть наткнулся на твердое дерево пола на секунду раньше, чем руку пронзила острая боль. Еще через полсекунды он приземлился на спину, как-то сумел не удариться головой, но выпустил из руки меч.

Катана прозвенела по полу, и убийца навис как тень самой Смерти. Подняв катану как кинжал в жертвоприношении, он с силой опустил ее вниз, но Виктор извернулся влево и правой ногой въехал убийце в пах.

Через мгновение после того, как ударили серебряные молнии боли, Виктор почувствовал давление клинка, ломающего ребро справа. Меч прошел насквозь и вонзился в дубовый пол. Из глотки Виктора вырвался крик, и на миг он заглушил даже пылающую боль. Она отступила, и в эту секунду ясности мысли Виктор понял, что ранен серьезно, как никогда.

Полыхнувшая злость на себя скомандовала прекратить хныкать.

Я не буду встречать смерть мяуканьем, как выпоротый котенок!

Только стиснув зубы, чтобы подавить звук, Виктор понял, что уже не издает его. Приподняв голову, он глянул в сторону, мимо торчащего из груди клинка, и увидел скрюченный силуэт нападавшего. Человек катался по земле, зажав руками раздавленные половые органы.

Я не буду подыхать такой дурацкой смертью,

Не разжимая зубов, Виктор поднял руку, схватился за рукоять меча, пригвоздившего его к полу, и потянул влево, насколько хватало сил, но клинок еле шелохнулся. Тут Виктор заметил, что левая рука почти ничего не чувствует, а локоть не хочет работать.

Не важно. Я все равно не останусь приколотым, как жук на булавке!

Он снова потянул меч, потом ударил в крестовину рукояти основанием правой ладони. Меч выскочил из досок пола и сдвинулся в груди. Послышался хруст стали о разломанную кость. Каждая подвижка, любая чуть заметная вибрация вызывали в теле мучительную дрожь. Хотелось остановиться, дать себе хоть секундную передышку, но Виктор знал, что временно поверженный враг ни за что не даст ему такого шанса, и продолжал толкать меч.

Лезвие высвободилось с шипением и бульканьем.

Задето легкое. Очень плохо.

На Виктора черной стеной накатило отчаяние. Он стая подтягивать колени к груди, желая свернуться в шар, остановить боль.

Нет! Меня освободит лишь смерть, а умереть здесь и сейчас я не имею права. Я еще нужен Оми.

Виктор перекатился направо, выровнялся, чтобы подобрать колени под себя. Отбросив меч убийцы, он схватил тот, который уронил секунду назад. По сантиметру подползая вперед, волоча за собой колени, он подобрался к убийце и приставил клинок к его горлу.

— Ты! Глупец! Грязь! — Виктору отчаянно не хватало японских слов, чтобы обругать противника как следует. — Дэвиона убить очень трудно,

Ему хотелось поднять меч и обезглавить убийцу одним ударом, но он знал, что на это у него нет сил. Положив левую руку на обратную сторону клинка возле острия, он наклонился и, давя всем весом, стал пилить. Первый пропил разрезал сонную артерию, и Виктора окатило кровью, залив лицо и грудь. Второй пропил оборвал приглушенные стоны, а третий перерезал хребет. Булькнув, убийца умер в луже собственной крови.

Да и моей к ней немало примешалось.

Опираясь на меч, Виктор поднялся на ноги, но поскользнулся в крови и распростерся поверх своей жертвы. Он пытался остановить падение, упершись левой рукой в пол, но она подломилась, и ее передернуло острой болью. Правое плечо ударилось об пол, но не сильно, и Виктор не выпустил катаны.

Надо идти. Оми по-прежнему в опасности.

Соскользнув с трупа, Виктор пополз. Пополз к стене.

Вставай, Виктор. Тебе надо увеличить мобильность,

И снова он поднялся на ноги и даже улыбнулся слегка, несмотря на рвущую все тело боль. Шатаясь, он сделал шаг вперед, потом другой, и каждый шаг сопровождался неглубоким вдохом, вызывавшим влажный кашель. Голова стала кружиться, и Виктор прислонился к стене, чтобы обрести равновесие.

Иди.

Шипение в груди и огонь в легком не давали забыть, насколько серьезно он ранен.

Слишком много крови теряю.

Виктор прижал локоть к груди, закрывая рану, но из выходного отверстия на спине продолжали вырываться кровавые пузыри.

Времени мало. Ты должен спасти Оми. Времени мало. Иди, иди!

Еще шаг — и Виктор свалился на пол. Самого падения он не заметил, но ощутил жжение в лице, ободранном о дубовый паркет. В зеркальной поверхности пола Виктор увидел свое призрачное отражение и попытался улыбнуться ему.

Всегда мечтал оставить после себя красивый труп.

Края поля зрения начала заливать темнота, но Виктор что-то услышал и заставил себя посмотреть в ту сторону. В дымке дали он увидел силуэт, женщину, которая шла к нему по золотому туннелю света. Он узнал белое кимоно, вышитый цвет вишни, но не мог понять, почему у нее рукава другие. Они от локтя до запястья были смочены темной, густой краснотой, но почему — Виктор не мог понять.

От внезапной ясности он пошатнулся, как от удара в лицо.

Этот гад заставил ее взрезать себе вены. Она тоже мертва.

Из последних сил Виктор попытался улыбнуться ей.

Не бойся, Оми. Мы наконец-то будем вместе. Нашу Гармонию найдем мы в смерти.

Он искал на ее лице ответную улыбку, знак, что она поняла его, согласилась, но темнота накрыла его раньше, чем он мог хоть что-нибудь разглядеть.

XXVIII

Дворец Святилища Безмятежности

Имперская столица

Люсьен

Военный округ Пешт

Синдикат Дракона

5 января 3059 года

Для Кая Аллард-Ляо этот вечер начался как упражнение в сюрреальности, а дальше события стали развиваться так, как он себе и представить не мог. Они с Прецентором, который прибыл через два дня после Кая и Виктора, были приглашены на традиционный синдикатский обед с Теодором и Хохиро Куритой. Все началось очень обыкновенно, но до Кая быстро дошло, что он сидит за одним столом с Координатором Синдиката Дракона и Анастасиусом Фохтом, человеком, который разгромил Кланы при Токкайдо.

В какой-то момент они меня заметят и выгонят, как щенка.

От Кая не ускользнуло особое значение этой встречи. Он легко мог себе представить, как поколения будущих историков спорят до хрипоты о содержании и важности этого собрания. Действительно, казалось, что в отношениях Теодора и Фохта есть глубинные слои, о которых ему, Каю, ничего не известно, и он хорошо понимал, что события происходят на многих уровнях — даже на таких, существование которых ему и не приснится никогда.

Теодор Курита наклонил голову в направлении Прецентора.

— Создается впечатление, что достигнут прорыв в переговорах с Кошками Новой Звезды. Наши офицеры связи подарили им голозапись церемонии подписания Конституции Звездной Лига, а также факсимильную копию самого документа. На голодиске имелась также запись прибытия Виктора на Люсьен.

Фохт улыбнулся:

— И это произвело впечатление на Кошек Новой Звезды?

— Насколько мы можем судить, образы обеих презентаций совпали с элементами видений, очевидно посетивших Ханов Кошек Новой Звезды. Мы сначала говорили с ними о двух годах и видели уже серьезные подвижки в сторону разрешения нашей проблемы, когда — и если — у кого-нибудь из их Ханов или прославленных воинов случится видение, относящееся к нашей ситуации. — Теодор просиял улыбкой. — Очевидно, увидев Виктора Дэвиона в образе самурая, они поняли, насколько мы искренни в нашем желании создать действенную Звездную Лигу. Как и было предсказано, это вызвало у них что-то вроде кризиса совести. К тому времени, как начнется наше контрвторжение, мы, согласно моим ожиданиям, настолько привлечем их на свою сторону, что можно будет гарантировать их нейтралитет.

Хохиро улыбнулся:

— А если представить себе, что они выступят на нашей стороне…

Кай кивнул:

— Волки Фелана — это уже серьезно, но если к нам присоединится еще один Клан, это будет для Дымчатых Ягуаров тяжелым ударом.

Координатор не успел ничего на это ответить, как быстро вошел чем-то потрясенный слуга и зашептал ему на ухо. У Теодора расширились глаза, и он резко что-то скомандовал слуге, потом Хохиро, настолько быстро, что Кай ни одной команды не разобрал. Теодор тут же поднялся и быстро вышел.

— В чем дело? — нахмурился Кай.

Кланы, что ли, вернулись на Люсьен в годовщину своего поражения? Хохиро встал:

— Что-то случилось. Отец просил меня доставить вас во дворец моей сестры.

Виктор должен был провести этот вечер с Оми.

— Хохиро, что там стряслось?

— Знаю только в общих чертах. Когда приедем, узнаем подробнее.

Фохт и Кай последовали за Хохиро в глайдер и понеслись по затемненным улицам во дворец, который Оми звала своим домом. Когда глайдер подъехал ближе, Кай заметил несущуюся навстречу карету «Скорой». Мелькнули огни мигалки, взвыла сирена — и машина исчезла. Под ложечкой у Кая свернулся холодный ком.

С Виктором что-то случилось. Плохо, очень плохо.

Дворец Святилища Безмятежности окружали чины полиции Люсьена. Они пытались махать руками, отгоняя глайдер, но водитель высунулся, резко что-то сказал, и начальник велел пропустить машину. Глайдер остановился за машинами полиции, дверцы открылись, все трое выпрыгнули и бросились во дворец.

Тут же сердце Кая будто стиснула ледяная рука. Он увидел кровь, много крови, не каплями, но красными реками, текущими по полу. Потом он увидел яркий свет голокамер, снимающих место происшествия. Вслед за Хохиро Кай вошел в дом, потом в сад и тут увидел Теодора, который говорил с кем-то — Кай решил, что это инспектор полиции.

Координатор и полицейский стояли над двумя телами, и Кай заметил, что у одного трупа голова отделена от тела.

Теодор поднял глаза, кивнул инспектору и подошел к Каю.

— Примите мои глубочайшие извинения за этот инцидент. Полной картины я пока не знаю и буду знать, лишь когда поговорю с дочерью. Как мне сказали, она сильно потрясена, но физически невредима. Сейчас ее вместе с Виктором везут в военный госпиталь Дзихен.

— А как Виктор?

— Наши люди делают все, что могут. — Руки Теодора сжались в кулаки. — Насколько сейчас можно заключить, произошло следующее: в этот сад через стену проникли трое человек и напали на Виктора и на мою дочь. Они угрожали убить обоих, и Виктор предложил свою жизнь за жизнь моей дочери. Когда первый убийца к нему приблизился, Виктор припал на одно колено и убил нападавшего ударом паи — с выхватыванием меча. У этого убийцы резаная рана на лице и разрублен позвоночник. — Координатор указал на второе тело: — Пока второй убийца атаковал Виктора, этот вот, третий, остановился посмотреть, что с его сообщником. Моя дочь отрубила ему голову мечом его друга.

Кай вздрогнул. Он хорошо знал Оми и понимал, что у нее хватит силы духа — и физической силы, — чтобы сделать почти все, что ей пришлось бы сделать. И все равно: одним ударом отрубить голову врагу — это задача, перед которой может спасовать даже очень сильная личность. В минуту смертельной опасности человек способен на выдающиеся действия, но редко эти действия связаны с лишением жизни другого человека.

Но если она чувствовала, что смерть угрожает и ей, и Виктору, она могла не колебаться ни секунды.

Прецентор поглядел на дверь, ведущую во дворец.

— Второй убийца преследовал Виктора внутри дворца?

— Хай. — Теодор замялся. — То, что вы сейчас увидите, не слишком красиво. Виктор бился с этим вторым до самого коридора.

Кай молча пошел за Теодором и остановился у входа в коридор. Впереди, вокруг, где суетились эксперты-криминалисты, повсюду была кровь. И как остров в ее океане, посередине лежало тело. От него уходили кровавые следы, и отпечатки окровавленной руки виднелись на одной стене. Даже на потолке засохли мелкие капельки крови, будто кто-то плавал в этом океане и сильно плескался.

— И здесь мы тоже не знаем точно, что произошло, но Виктор был сбит с ног и получил сквозное ранение в грудь в дальнем конце коридора. Осталось отверстие в полу, где вошел клинок, который его пригвоздил. Предположительно в момент ранения Виктор каким-то образом вывел противника из строя. После этого он освободился, убил нападавшего и попытался вернуться в сад. — Теодор показал на ближайшее к нему размазанное пятно. — Он сумел добраться досюда, когда Оми его нашла.

Пока Координатор рассказывал, Кай увидел схватку мысленным взором. Он видел, как его друг, пригвожденный к полу спиной, вытаскивает меч сантиметр за сантиметром, потом убивает своего неудавшегося убийцу. Он слышал отрывистое дыхание Виктора, оскользающегося в собственной крови и упрямо встающего снова. Из кровавой маски лица глядели на него пылающие глаза Виктора, потом его друг рухнул снова, уже окончательно.

Кай опустился на колени — в горле застрял душивший ком. Виктор всегда верил в него, помогал, продвигал. Виктор был другом, который от своих друзей требовал многого, но никогда не жалел наград за их усилия.

Если бы не Виктор, не его поощрение и одобрение, я бы ни за что не был тем, кем я стал. Никогда ни у кого не было друга лучше, но, когда я был ему нужен, меня рядом не оказалось.

Чьи-то руки легли Каю на плечи. Он поднял глаза и увидел стоящего над собой Прецентора.

— Ты ничего не мог сделать, и здесь ты никак не мог оказаться.

— Вы правы, Прецентор, но все равно я чувствую свою вину.

— Вина здесь моя, — прозвучал тяжелый, насыщенный чувством голос Теодора. — Моей дочери не могло прийти в голову, что кто-нибудь захочет причинить вред Виктору или ей. Она была права, поскольку любима моим народом; это мои враги хотели использовать ее и Виктора против меня. Когда она попросила разрешения провести здесь вечер с Виктором, как проводила вечера во время битвы на Люсьене, я позволил ей.

Фохт нахмурился:

— И сегодня здесь не было охраны?

Теодор вскинул голову,

— Я не оставил ее без защиты. Она желала уединения, и с этим желанием я посчитался, но вся местность вокруг патрулировалась. Очевидно, патрули оказались… скомпрометированы.

Он позволил Виктору и Оми провести вечер наедине?

Кай поднялся на ноги.

— Вы доверили безопасность своей дочери Виктору. Теодор кивнул.

— Мне жаль, что таким образом я убедился в правильности своего выбора. Но я и не сомневался в ней.

Кай с Фохтом обменялись понимающими взглядами, потом снова повернулись к Теодору и подходившему инспектору полиции. Инспектор что-то зашептал на ухо Координатору, и Теодор побелел. Он кивнул полицейскому, и тот поспешил к выходу, выкрикивая приказы своим подчиненным.

Теодор махнул рукой, приглашая за собой:

— Пойдемте. Мы едем в госпиталь. Горло

Каю передавил холодный ужас.

— Это Виктор?

— Хай. — Голос Координатора упал до шепота. — Там… там осложнения.

* * *

Виктор оказался где-то, и невозможность понять, где именно, испугала его. Он был будто в прозрачной сфере, окруженной белым туманом, который светился, не давая тепла. Вверху, вовне, вдали виднелся яркий диск, свет, похожий на солнце, когда смотришь на него через облака.

Он отметил, что было очень тихо, и ничто не шевелилось в тумане.

Виктор посмотрел себе на грудь и увидел под правым соском неровную рану шириной сантиметра три. Какая-то очень маленькая, чтобы вызвать такую огромную боль. Вспомнилось, что куда больнее было при выходе меча, чем когда он вошел. И сильнее собственной наготы Виктора удивило смолкнувшее шипение воздуха из проколотого легкого.

Что-то здесь явно неправильно.

— Это вряд ли точно сказано.

Не думая, Виктор повернулся на голос и оказался лицом к лицу с человеком в белой мантии. Лицо он узнал только потому, что видел его на монетах да в старых голозаписях.

— Вы похожи на моего отца.

— Я и есть твой отец, — улыбнулся Ханс Дэвион. — В загробной жизни теряешь малость седины, жирок с талии уходит — и становишься таким, как был в своем зените.

— В загробной жизни? Ханс чуть нахмурился:

— Сын, ты умер. Я пришел забрать тебя с собой.

— Йе! — ворвался в сферу другой голос, грубее и настойчивее, и материализовался еще один человек, одетый в доспехи самурая — красные с головы до ног. Он был чуть пониже отца Виктора, но держался столь же величественно. Вновь прибывший кивнул на Виктора: — Ему предназначено пойти со мной.

— О чем ты говоришь? — Ханс обернулся к самураю гневным лицом. — Это мой сын, которым я горжусь безмерно. Он мой, Такаши. Неудивительно, что ты хочешь его, потому что ты всегда хотел того, что принадлежит мне.

— Ха! Я лишь хотел спасти принадлежащее тебе от твоего неумелого правления, — хитро улыбнулся дед Оми. — Твой сын погиб, защищая жизнь моей внучки. Он бился за ее честь как самурай и смерть встретил тоже как самурай. И ему предназначено быть самураем до конца вечности.

Синие глаза Ханса прищурились.

— Я не хотел вспоминать, как он погиб, но этого никогда не случилось бы, не будь твой народ настолько задавлен, что убийство — единственный оставленный ему способ выразить свое мнение.

У Виктора отвисла челюсть. Он отказывался верить, что мертв. Он знал, как называется то, что с ним сейчас происходит: «предсмертные видения»; но знал также, что ученые считают такие вещи полетом воображения. Свет в пустоте — это отказ органов чувств, отчего остается лишь точечное окошко в мир.

Все это у меня в голове.

Такаши посмотрел на него в упор.

— Нет, Виктор, это все на самом деле. Будь это не так, не будь ты мертв, мы бы не знали, о чем ты думаешь.

Виктор нахмурился.

— Раз это все — мое воображение, то вы вполне можете знать, о чем я думаю, — это я вообразил вашу способность читать мои мысли.

Ханс улыбнулся:

ѕ Я всегда говорил, что он умен.

— И это еще одна причина, почему он решит пойти со мной. — Такаши протянул руку к Виктору. — Ты показал себя настоящим воином. Ты знал великие победы и великие поражения, но всегда стремился к новым высотам, через новые барьеры. И это то, что делает тебя самураем.

— Чушь, Такаши, — это делает его Дэвионом\ — Ханс тоже протянул руку к Виктору. — Идем со мной, сын. Доверься мне, я знаю, что для тебя лучше. Следуй за мной — и увидишь сам.

— Нет.

— Нет? — поразился Ханс.

— Он идет со мной! — просиял Такаши.

— Нет! — тряхнул головой Виктор. — Ни с кем из вас я не пойду.

Ханс сложил руки на груди:

— Одному тебе здесь не пройти.

Такаши согласно кивнул:

— Это не разрешено, никак не разрешено.

— Тогда я вернусь туда, где сам могу прокладывать себе путь.

Оба его собеседника рассмеялись, Ханс ласково улыбнулся.

— Сын, у тебя очень небольшой выбор путей. Ты всю жизнь шел путем Дэвиона, теперь немножко позаигрывал с путем Куриты. Другого выбора у тебя нет.

— Этого не может быть.

— Это так и есть, — улыбнулся Такаши.

Виктор, пораженный их согласием, прижал руку к горлу. Хотя он был наг, рука ощутила прохладную гладкость нефритовой подвески, которую подарил ему Кай.

Сун Ху-цзу. Кай подарил его мне как напоминание: всегда быть самим собой.

Виктор улыбнулся, увидев недовольную гримасу отца.

И я всегда должен быть самим собой.

Он откинул голову назад и засмеялся.

— Всю мою жизнь я держался установленных тобой правил, отец. Много раз говорил я людям, что превзошел бы тебя, если бы они только мне дали, но не люди держали меня. Ты меня держал, отец.

Глаза Ханса сверкнули гневом.

— Я никогда не держал тебя!

— Не ты, но твой образ. — Виктор молящим жестом вытянул руки к отцу. — Ты был мне хорошим отцом, лучше я и желать не мог, но ты страшил меня и подавлял, сильно подавлял. Я в сравнении с тобой — ничто, но лишь потому, что время мое другое, и задачи у меня другие. И каждый раз, когда я собирался сделать что-нибудь, что превзойдет твои деяния, затмит их, я колебался, потому что превзойти тебя — значит принизить твой образ. Когда я вырастал, когда отодвигался от тебя все дальше по времени, по опыту пережитого, все меньше и меньше становилось тебя в моей жизни, а я никогда не хотел тебя терять.

Виктор повернулся к Такаши Курите;

— И то же было с тобой. Ты был неумолимым, неодолимым врагом. Ты был проклятием моего отца, но я не успел испытать себя в борьбе с тобой, потому что ты умер! Твоя смерть ограбила меня, лишила возможности доказать, что я равен тебе и даже превосхожу тебя. Теперь, узнав твоего сына и внука, узнав твою внучку, я стал сильнее и лучше, но ты остался присутствовать, твой призрак выступает из всех стен. Всегда остается вопрос, одобрил бы ты или нет то, что я сделал, что сделал твой сын и твои внуки, и ответа на этот вопрос не будет никогда.

Такаши презрительно отмахнулся от этих слов.

— Твой страх потери, твое желание знать, что мы могли бы подумать, — вот что держит тебя. Трудность не в нас, она в тебе.

— О, с этим я соглашусь, ибо я знаю, почему вижу вас такими, как сейчас. — Виктор показал на отца. — Ты — Ханс Дэвион из легенд, человек, который отхватил половину Конфедерации Капеллы как свадебный подарок для своей невесты. А ты, Такаши Курита, ты — образ на своем надгробье. Ты в том возрасте, когда наследовал своему убитому отцу и начал реформы, чтобы облегчить бремя страданий своего народа. Вы оба здесь в виде тех легенд, которыми вы стали. И я тоже на этом пути. Да, теперь я понял, дело не во мне и не в том, кто я есть. Я — это я, и так оно останется до моей смерти. Через пять, десять, пятнадцать или пятьдесят лет никто не будет знать истинного меня, или тебя, или тебя. Забудется, какие мы были, и будут помнить и судить лишь то, что мы сделали. Оттого, что я жил, — лучше или хуже стала Внутренняя Сфера? Мне хочется думать, что она станет лучше, но для этого я еще многое должен сделать. — Виктор сжал кулаки: — Вот почему я не пойду ни с кем из вас. Я возвращаюсь. Я не стану умирать.

Ханс коротко рассмеялся:

— Это ты хорошо сказал, но ты не знаешь пути обратно.

Виктор снова коснулся нефритового божка.

— Я — нет, но он знает.

Тут рассмеялся Такаши:

— Эта штука тебе не поможет.

— Еще как поможет. — Виктор потер божка и ощутил, что от камня исходит тепло. Обезьянка выросла, отпустила кожаный ремешок, на котором висела у Виктора на шее. — Понимаешь, раз все это — в моем воображении, я могу вообразить, что Сун Ху-цзу меня отсюда выведет. А если я действительно в царстве сверхъестественного и стою у врат смерти — что ж, он обманул Йен-ло-ванга и освободил его народ от власти Царя Мертвых. Так что я и здесь не прогадываю.

Такаши угрюмо кивнул Хансу:

— А он и в самом деле умен.

— Ему это пригодится.

Виктор улыбнулся и взял нефритовую обезьянку за руку.

— Я не могу и не буду беспокоиться о том, что вы подумаете или что скажут другие о моих делах. Я должен остаться верен себе и верен тому, что считаю правильным. Поступить иначе — значит отступиться от самого себя, а это я решительно отказываюсь делать.

* * *

Кай Аллард-Ляо поднял глаза на Виктора. Шея затекла от спанья в кресле, но от более удобного ложа он отказался. Он не хотел покидать Виктора.

Сидевшая по другую сторону кровати Оми поглядела на него и улыбнулась:

— Ты слышал?

Кай кивнул и встал. У Виктора задрожали веки, потом открылись глаза.

— Спокойней, Виктор, времени у тебя много.

Оми взяла Виктора за руки и крепко сжала. У нее по лицу текли слезы, а у Кая у самого застрял ком в горле.

Виктор кашлянул и вздрогнул от боли, потом заставил себя улыбнуться. Грудь его несколько раз поднялась и опустилась, кожа натянулась под бинтами, и принц попытался что-то сказать, но мешала кислородная маска.

— Что? — Кай наклонился поближе.

— Любовь. Платишь. Болью.

Кай стал смеяться.

— Виктор, не надо. Ты был у порога смерти.

— За. — Виктор медленно облизнул потрескавшиеся губы. — Вернулся.

— Да уж. — Кай поглядел на Оми. — Он поправится.

— Хай, — тихо шепнула она. Наклонившись, Оми погладила Виктора по щеке. — Доктора говорят, что скоро ты уже встанешь.

— Отлично. — Голос Виктора стал чуть громче. — Смерть победили. — Взгляд стал острее. — На очереди… Ягуары.

XXIX

Дворец Святилища Безмятежности

Имперская столица

Люсьен

Военный округ Пешт

Синдикат Дракона

7 января 3059 года

Господи Боже, дай мне силы это вынести.

Виктор Дэвион закрыл глаза, открыл снова и заставил свое тело не так качаться. Прошло двое суток после боя, и он снова оказался в саду, одетый в ту же одежду, опоясанный тем же мечом. Это не было дежа-вю, в основном потому, что растворы и обезболивающие, которыми его накачали, вызывали какое-то чувство отстраненности, зато он почему-то чувствовал себя преступником, вернувшимся на место преступления.

Голос Кая прозвучал прямо в правом ухе — у Виктора был миниатюрный наушник и микрофон.

— Виктор, ты здесь?

Принц приоткрыл рот, чтобы ответить без голоса. Микрофон воспримет звук прямо из евстахиевой трубы, и это очень хорошо, поскольку Виктор был совсем не уверен, что у него хватит дыхания даже на шепот.

— Я здесь, Кай.

— Как ты себя чувствуешь? Не холодно?

На эти два вопроса Виктор сразу ответить не мог. Он был завернут в окровавленное кимоно, и правый бок вместе с правой рукой были голыми. Раны были покрыты очень малыми повязками и окрашены в белый цвет, чтобы крови не было видно. Кимоно скрывало распухший левый локоть. Снимки показали волосяной перелом локтевой кости. Во дворце осталась повязка, которую Виктору полагалось носить — она не подходила к пьесе, что разыгрывалась сейчас в саду.

— Все нормально, Кай. Сколько еще?

— Шестьдесят секунд. Отсчет уже пошел.

— И мы все еще «в запрете Синдиката на вещание»?

— Здесь стоит Прецентор. Через Комстар ничего не пройдет, если ты не дашь зеленый свет. — Голос Кая стал спокойнее. — Он говорит, что, когда мир Блейка начнет передавать информацию, у нас столько будет голозаписей твоих действий, что все их материалы можно будет выставить стопроцентной подделкой.

— Отлично. — Виктор кашлянул, и тело пронизала ниточка боли.

Главной заботой было, чтобы весть о его ранении не просочилась в Федеративное Содружество. Вся Полоса Дракона озвереет и может даже начать военную операцию против Синдиката, чтобы отомстить за принца.

Несколько горячих слепцов могут лишить нас лучшего в истории шанса уничтожить Кланы.

Он также опасался того, как такой вестью может воспользоваться Катарина. Любая слабость с его стороны может дать ей повод заварить кашу. Трудно сказать, как именно она использует его неудачу, но все равно возникнет новая проблема.

Еще одна задача, отвлекающая меня от главной цели.

Этого Виктор допустить не мог, и потому запрет вещания за границы Синдиката был единственным реальным решением. Как ни любил Виктор свободную и открытую прессу, бывают случаи, когда и автократическое устройство Синдиката полезно.

Он тяжело сглотнул, когда в сад вошла Оми. Слева от Виктора огни голокамер осветили ее появление, и от их яркого света ее кимоно казалось светящимся. Что-то неземное появилось в ее красоте, и у Виктора мелькнуло неприятное воспоминание о месте, где он беседовал со своим отцом и ее дедом.

Будто она парит в дверях между нашим миром и потусторонним.

Оми прошла мимо, ничем не показав, что видит его присутствие. Гравий дорожки слегка скрипнул под ее шагами, и кимоно ее чуть слышно зашелестело, когда она опустилась на колени на татами у ног Виктора. Перед ней стоял низенький лаковый столик — чуть больше подноса, — а на нем бутылка саке, чашка, клочок рисовой бумага и острый нож танто. Рукоять ножа обернута белым шнуром, а гарда и крестовина были из литой платины.