Глава 11

Королевская военная семинария, Сандвик, Беттеншир, Иабирия, 31 ценсуса 1687

Урия Смит поймал себя на том, что нервничает, идя по вызову к Малачи Кидду. С каждым шагом наверх по винтовой лестнице Урия думал — наверняка Малачи Кидд решил закрыть грант. Он мог найти для Кидда тысячи объяснений, самое простое — образумился и понял, что Айронс оценил Урию по достоинству.

«Не может же он считать, что ему будет легче переносить мои услуги, чем мне — их оказывать».

Добравшись до обитой железом дубовой двери на самом верху башни, Урия громко постучал в нее.

— Входите.

Урия отодвинул задвижку и распахнул дверь. Круглая в плане башня была разделена на три комнаты, из короткого коридорчика попадаешь сразу в самую большую, занимающую половину всей площади. По всем стенам от пола до потолка шли полки с книгами и шкафчики из красного дерева. Рукописи, свитки, книги переполняли полки, в беспорядке валялись отдельные тома. Урия догадался, что хоть число книг здесь составляло не более одной двадцатой библиотечного фонда семинарии, но брат Лукас, оказавшись тут, не мог бы не согрешить, пожелав чужое.

Остальная мебель комнаты была элегантна по стилю и разнообразна по формам. Кресла из коричневой кожи и стол с длинными тонкими ножками, с узором из золотых листьев, похоже, производства Лескара, но эти вещи явно довоенного периода. Он догадался, что какие-то старинные предметы обстановки относились еще к тому времени, когда родился его отец, а тот прожил целых шестьдесят семь лет, — по существу жена-крайинка родила Урию, когда у старика давно не было необходимости выбривать макушку.

— Кадет Смит явился по вызову согласно вашей записке, сэр.

Малачи Кидд сориентировался на голос и повернул к нему голову.

— Благодарю, кадет. — Седой человек улыбался. — Вам указание на будущее — не стоит говорить так громко. Я ведь слепой, а не глухой.

— Простите, сэр, не подумал, — покраснел Урия.

— Вы подумали, кадет, но подумали неправильно. Вы предположили, что дефицит одного органа чувств ведет к дефициту и всех остальных. — Судя по зловещему выражению лица Кидда, это оскорбление отложено про запас на будущее. — Вот такую вашу небрежность в мыслях Айронс и принял за глупость. У меня вы научитесь правильно соображать и организовывать свое мышление.

На минуту в воздухе повисла тишина. Урия неуклюже переступил с ноги на ногу, потом убрал руки за спину.

— Вы звали меня зайти, сэр?

— Да. Хочу просить вас о любезности. «О любезности?»

— Я у вас на службе, сэр. Приказание будет выполнено.

По губам Кидда скользнула улыбка, но Урия не видел причин, чему тут радоваться.

— Ваша служба в качестве моего помощника начнется завтра, с первого дня месяца белла. Сегодня последний день ценсуса, мне надо подвести счета за этот месяц. Кадет Малверн отсутствует — готовится, выпускной экзамен у него через неделю, вот он и пренебрег своей обязанностью прийти и помочь мне. В создавшихся обстоятельствах его можно простить. — Слепой указал на письменный стол. — Видите на столе бухгалтерскую книгу? Она вам потребуется, когда вернетесь. Пожалуйста, достаньте из ящика лист бумаги и выпишите чек о выдаче пяти золотых солнц. Отнесите чек брату Идрису в интендантскую пристройку, он выдаст вам деньги. И даст расписку на эти деньги и на те, которые мой брат прислал ему на хранение для меня. Все это сразу принесете сюда, запишете приход в гроссбух, потом выплатите деньги тем, кому положено, в академии и в Сандвике.

— Выписать чек на пять золотых солнц, получить деньги у брата Идриса, вернуться и заполнить счета до того, как выплатить деньги. — Через всю комнату Урия подошел к письменному столу и открутил фитиль масляной лампы, чтобы стало посветлее. — По-моему, я все понял, сэр.

— Вас это не затруднит? Урия нахмурился.

«Даже при моем небрежном стиле мышления задача не так уж трудна».

— А что здесь трудного, сэр?

— Да ничего, но это не значит, что трудности не могут возникнуть, мистер Смит. Однако, судя по результатам вашего ученья, вы легко осваиваете математику и геометрию, значит, у вас получится. — Все его лицо стало лучиться морщинами, и он перешел с илбирийского на крайинский язык. — А еще говорят, что у вас способности к языкам. Счета надо будет вести на илбирийском, согласны?

— Да. — Молодой человек достал листок бумаги из ящика и окунул гусиное перо в хрустальную, оправленную в серебро чернильницу. — Брат Идрис не читает по-крайински?

— Нет. — Кидд усмехнулся. От желтого света лампы в серебряных глазах Кидда загорелись золотые радужные оболочки. — Вы отличаетесь от кадета Малверна.

— Это хорошо или плохо?

— Не понял вас.

— Это хорошо или плохо, сэр? — со вздохом произнес Урия.

— Подозреваю, что на этот вопрос можно будет ответить со временем. Вы прекратили писать. Уже выписали чек?

— Да, сэр. — Урия не стал кивать, но вытаращил глаза. — Мне можно идти сейчас, сэр, или надо что-нибудь сделать для вас?

— У меня тут все под контролем, кадет. Можете идти.

— Да, сэр.

— И еще, кадет Смит.

— Да, сэр?

Кидд жестом указал ему на стол:

— Перед тем как уйти, прикрутите огонь в лампе. Зачем расходовать масло, правда?

К тому времени, как Урия добрался до пристройки интенданта, он был совершенно уверен: Кидд догадался, что он уже не пишет, потому что прекратился скрип пера по бумаге.

«Он не только не глухой, он слышит прекрасно. Но откуда Кидд узнал, что он не прикрутил огонь в лампе? — Урия был озадачен. — Вроде бы лампа не загудела, когда он увеличил пламя, но кто его знает! — Урия мог просто не заметить. — Почему у меня такое ощущение, что надо быть как можно бдительнее на этом моем новом месте службы?»

Он улыбнулся: да, работа у Кидда для него — это посерьезнее, чем все задачи, стоявшие перед ним до сих пор. И Айронса, и других в Сандвике было так просто дразнить и обманывать, совсем как братьев. До встречи с Киддом только мама умела разгадать, что он задумал, это его всегда в ней поражало. В принципе, ему наплевать, что думают другие или каковы мотивы их поступков, ведь все люди настолько прозрачны, их видно насквозь, разве они могут заинтересовать надолго?

Жизнь в Карвеншире была не такой уж плохой, как ему казалось после смерти отца. Да, много было переполоха, когда герцог Леонард Смит, посол в Край Ситране, вернулся оттуда по окончании срока и привез беременную жену-крайинку. Леди Алиса решила молчаливо терпеть — это ей урок за добровольный отказ сопровождать мужа в Муром, но ее три сына игнорировали женщину, заменившую их мать, и ребенка, которого эта женщина ввела в их среду. Пока Урия подрастал, братья безжалостно издевались над ним, но он почему-то жалел их и умел выкручивается из самых дурных затей, направленных против него.

От матери, Людмилы, не приходилось ждать помощи. Но за то, что он храбро переносил все издевательства, она его вознаграждала: делилась с ним всем своим крайинским наследием. Он научился говорить, писать и читать на ее языке и с восторгом читал все книги, которые родня присылала ей в Карвеншир. Он считал себя по отцу Смитом, но гордился своей крайинскдй кровью, и это было для него спасением, когда братья становились совсем невыносимы.

Повзрослев, он увлекся историей принца Тревелина. Он знал о смелости принца, взявшего в жены лескарку, эта история напоминала брак его отца, ради которого жена-крайинка оставила свою родину и приехала с ним в Илбирию. Для него принц был образцом истинного илбирийского благородства, он всегда помнил о нем, когда братья, издеваясь над ним, демонстрировали все недостатки илбирийского варварства.

После смерти матери он жил с ощущением глухой боли в сердце, только отец помог ему преодолеть эту боль. Еще одним ударом была смерть принцессы Рочел: его герой оказался обычным человеком, таким же уязвимым. Конечно, Тревелин не стал хуже в его глазах, но в чем-то разочаровал его, как и многих илбирийцев, ведь он сам не мог сделать ничего, чтобы помочь принцу пережить свою потерю. И вот — смерть отца. Урия остался совершенно один, без всякой цели в жизни. И тут опека Робина стала для него якорем спасения.

«Иначе его выкинули бы из Сандвика много месяцев назад».

Ладно, прочь эту сентиментальщину, вот уже и интендантская пристройка, он вошел и с улыбкой приветствовал лысоватого толстяка в коричневой рясе.

— Приветствую вас, брат Идрис. Вот чек на получение денег со счета полковника Кидда.

Толстяк деловито кивнул и протянул руку за бумагой:

— Я тут слышал, что ты будешь новым помощником полковника. Но вроде бы со следующего месяца.

— Кадет Малверн занят. Я буду помогать полковнику, пока кадет готовится к выпускным экзаменам.

На лице Идриса мелькнула тень улыбки, но Урия так и не понял, что в его ответе было этому причиной.

«Да просто у толстяка несварение желудка».

Он выбросил из головы Идриса и снова задумался о лампе. Пламя греет, выделяет в воздух тепло.

«Может, он чувствует это тепло?»

Пока он перебирал в уме другие варианты объяснений, Идрис прочел чек, поставил на него штампы с одной и другой стороны, отложил его на полку и отсчитал монеты. Несколько монет засунул в ящичек на столе, остальные протянул Урии.

— Вот деньги Кидда. Сейчас выпишу тебе расписки. Монеты, золото и серебро, звякнули в ладони Урии. «Постой, что-то тут не так. Чек был на пять солнц, но к ним Идрис добавил двадцать серебряных лун. А это составляет две трети солнца. И еще какие-то монеты он засунул в ящичек».

— Вот они, — Идрис вручил Урии расписки. — Увидимся через месяц.

Урия смотрел на полоски бумаги в своей руке. Одна — расписка на пять солнц, другая — квитанция, в ней говорилось, что граф Меридмарч прислал шестьдесят солнц, чтобы положить их на счет брата.

— Мне кажется, тут ошибка.

— Да что ты?

— Вот вам и «что ты». — Урия подбрасывал правой рукой серебряные луны. — Перебор в двадцать лун.

— Это тебе премия.

— То есть как?

Идрис улыбался, но голоса не повышал.

— Так это называл Чонси. Ведь сейчас ты забрал его деньги, верно? Значит, в следующем месяце они будут твои.

— А монеты в ящичке?

— Кто заказывает музыку, тот и платит музыканту. У Урии от негодования раздулись ноздри:

— Вы мне хотите сказать, брат Идрис, что вы помогали Чонси присваивать по одному солнцу в месяц? Он, значит, в год имел восемь солнц, а вы ? — четыре? Так, что ли?

Толстяк немного помялся, потом выпрямился. Его волнение проявлялось только в дрожании двойного подбородка:

— В бухгалтерских книгах полный ажур.

— Еще бы! Ведь вы в отчетности уменьшали сумму, которую присылал брату граф Меридмарч, на двенадцать солнц в год.

— Да тебе-то что, кадет? Никогда не докажешь. — Идрис смеялся, но Урия видел, что смех деланный. — Твое слово против моего, да за меня еще бухгалтерские книги и кадет Малверн. Капитан Айронс добьется, что тебя подвергнут суду за нарушение чести и выгонят, несмотря на твой грант.

— Но вы давали расписки людям графа. Они докажут, что вы неправы.

— Смотри ты! И что, по-твоему, граф разрешит проводить аудит его финансов, чтобы вычислить недостачу двенадцати солнц в год? Да он, знаешь ли, в год недоплачивает церковной десятины раз в десять больше. Это для него пустяк. Как и ты.

— Все же я смогу вас вывести на чистую воду.

— Ой ли? Кадет Малверн, может, и предстал бы перед судом за эту махинацию, но уж не я. Только пикни — я заявлю, что это была твоя идея. Я пошел у тебя на поводу в минуту слабости, а потом раскаялся. Айронс тебя достанет. — Темные глаза Идриса сверкали от гнева. — Бери, что дают, и ни слова не вякай, а то от тебя пшик останется.

Не находя слов, в ярости и шоке, Урия покинул офис и зашагал по двору.

«Как можно воровать у слепого? — Сама мысль омерзительна; и тут ему пришло в голову, что за своим гневом он прячет истинную дилемму, вставшую перед ним. — Скажи я что-то, сделай хоть шаг, меня сотрут в порошок. Меня оденут в парик и посадят в тюрьму. А им ничего не будет. А если промолчать… — Урия почувствовал, как у него похолодело в животе. — Братья любили шутить, что у меня рыжие волосы и зеленые глаза, как у Немико, а теперь еще и это: ежемесячные двадцать серебряных монет, за которые Немико продал Господа нашего сипианцам. А я буду получать их за предательство своего хозяина. Если промолчу, то заслужу суд чести».

Снова поднимаясь в покои на верх башни, он прокручивал в голове все доводы за и против. У него возникло искушение бросить деньги и бежать, но тогда его выгонят из Сандвика и Айронс обвинит в воровстве. Самым легким представлялось промолчать, да это и выгоднее, но Урия отверг такой путь.

«Если я так поступлю, чем я отличаюсь от Малверна? Не годится так. Не буду я участвовать в преступлении, хоть его раскрытие может обернуться для меня неприятностями. Лучше меня обвинят по ошибке, хоть я не виновен, чем всю жизнь носить это в себе».

Он один раз стукнул в дверь, открыл ее и вошел в библиотеку.

— Я уже пришел, сэр.

— Я заметил.

Перейдя всю комнату и подойдя к столу, Урия левой рукой бросил на стол каждое солнце в отдельности. Каждая монета зазвенела глубоким густым звоном — результат умения и магии монетного мастера-чеканщика. Потом он сквозь пальцы правой руки каскадом рассыпал двадцать лун. Их звон был не так густ, но шуршание сыплющихся и падающих монет было по-своему приятно.

Урия ждал, что скажет Кидд, но слепой молчал.

— Вы не спросите, почему я принес серебро, хотя вы велели мне написать чек на золотые монеты, сэр?

— У Идриса не хватило солнц?

— Догадка неточна, сэр. — Урия выудил из горы монет золотые и снова уронил их на стол. — Если вы можете определить по слуху скрип пера по бумаге, вы сможете и монеты сосчитать. Их пять, как вы заказали. И еще двадцать лун.

— Идрис ошибся?

— Причем очень серьезно, сэр. — Урия набрал полную грудь воздуха. — Кадет Малверн ежемесячно воровал у вас по тридцать лун. Из них десять отдавал

Идрису, чтобы тот помалкивал. Идрис решил, что я пришел от имени Малверна, и выдал мне деньги. Он вел себя просто нагло. Он сказал, что если я открою вам систему хищения, он меня уничтожит.

На губах Урии появилась мрачная улыбка. Он хорошо запомнил, с каким сарказмом Кидд разносил Айронса.

«Малверна заставят надеть парик, в итоге он окажется в медвежьей шкуре, а Идрис, его жена и дети скоро окажутся среди нищих и будут жить в тени Колдстоунской тюрьмы».

Его улыбка все ширилась, пока Кидд обдумывал предложенную ему проблему.

— Что мне надо будет сделать, сэр?

Слепой минуту посидел не двигаясь, затем кивнул:

— Когда вы покончите с оплатой моих счетов в Сандвиктауне, раздайте луны нищим.

У молодого человека отвисла челюсть.

— Милорд?

— Да, луна — это большие деньги, если на них получить медные звезды, а иметь двадцать лун — это просто чудо, и я хотел бы потратить их на доброе дело.

— А вы ничего не собираетесь делать с Малверном и Идрисом? — Урия тронул рукой кучу монет. — Вас обворовывали! Вы должны что-то сделать.

— Я и сделал кое-что, кадет Смит.

— Не понял, сэр. Вы сделали что?

— Я взял вас на место своего помощника.

— Я не это хочу сказать. — Урия щелкнул пальцем по монетам. — Ведь что-то надо делать с ворами.

— Меня не устраивает, когда мое слово оспаривают, кадет Смит. Я сказал, что кое-что я сделал. — Лицо Кидда потемнело. — Вы новичок, поэтому на этот раз я объясню вам и больше не желаю слышать об этом, вам понятно?

— Да, сэр.

— Отлично. Идрис приходил ко мне два года назад после первого инцидента. Он признался мне в том, что сделал. Десять лун, которые перепадают ему, анонимно поступают в ящик для бедных в Дом ребенка Святого Николаса, там, в городе.

— Значит, вы знали, что произойдет, когда я понес ваш чек Идрису?

— Знал.

В горле у Урии заклокотала ярость.

— Значит, это была проверка моей честности?

— И даже больше, кадет Смит. — Кидд медленно улыбнулся. — Я проинструктировал брата Ид риса, как ему вести себя в ответ на вашу возможную реакцию. Он опасался, что поведет себя неубедительно, но я вижу, что у него получилось как надо.

— Проверка, надо же. — Урия тряс головой. — Не могу поверить, что вы мне так мало доверяли.

— А вы на моем месте стали бы доверять особе с вашим послужным списком и складом ума? — Кидд пожал плечами. — Не беспокойтесь, вы ее прошли.

— Это ничего не значит. — Урия тряс головой, чтобы прийти в себя. — А если бы не прошел? Меня бы отчислили? Очевидно, нет. Малверна ведь не отчислили.

— Он был очень осторожен вначале. Он украденные деньги прятал. — Кидд закрыл глаза. — Он стал наглее в этом году. Когда возвращался после оплаты моих счетов, у него серебро звякало в кармане.

— И вы ничего не сделали?

— Это не мой вопрос.

— Но воровал-то он у вас, сэр. Кто еще мог его сдать?

Кидд снова открыл свои серебряные глаза.

— Я надеялся, что он признается добровольно.

— А теперь вы знаете, что не признается. Вы сами сказали, что он обнаглел. Вы должны его сдать.

— А если я это сделаю?

— Его накажут.

— Но он будет раскаиваться?

— Он будет извиняться.

— Да, но не раскается. Он пожалеет, что попался, но никогда не пожалеет, что воровал. — Кидд развел руками. — Он будет временно наказан, но проклят навечно.

— Это его проблема, сэр.

— Нет, кадет Смит. Это моя проблема и ваша проблема. — Виконт Уоркрос сплел пальцы рук. — Почему вы были готовы рискнуть и получить временное наказание за преступление, которого вы не совершали?

«Потому что я скорее плюну в морду Малверна, чем уступлю его принуждению».

Но Урия понимал, что Кидд ждал не такого ответа, так что не высказал этих мыслей.

— Я не хочу быть соучастником преступления, сэр.

— Но почему?

— Это дурно, — нахмурился Урия. — У меня на душе будет плохо.

— Даже если вы знаете, что вас не поймают?

— Все равно плохо буду себя чувствовать, сэр. «Чего ему надо? Ах, да».

— Я не хотел бы умереть с таким грехом на совести.

— Ваш тон немного более благопристойный, чем следовало бы, кадет Смит. Но мыслите вы правильно, — согласился Кидд. — Отношения человека с Господом важнее всех других соображений. Если живешь в духе Божественного Волка, в согласии с заповедями Айлифа, то, умирая, познаешь славу и спасение души.

— Но мы все это знаем, сэр. Нам этот урок втолковывают всю нашу жизнь. И Малверн это знает.

— Но кто-то не может так легко схватывать математику или языки, как вы, а кто-то не понимает, что за теологическими концепциями стоит реальность. Для очищения от греха надо исповедаться и искренне пожелать искупления. Чонси Малверну этого не понять. — Кидд болезненно улыбнулся. — Если некто не понимает математики, он может нанять другого, чтобы вели его счета. Но если некто не понимает, как искупить грехи и получить прощение, за него перед Господом не встанет никто.

— Но он не должен остаться безнаказанным, сэр. — Урия возмущенно тряс головой. — А перед лицом суда он поймет, что был неправ.

— Наказать Малверна — значит отдалить его от спасения. — Кидд поднял руку. — Я как жрец Волка обязан этого избежать.

— С каких это пор ваш долг одному человеку перевешивает ваш долг всей пастве? — В разочаровании Урия сжал кулаки. — Вы не правы! Отпуская Малверна без наказания, вы пускаете вора в стадо!

— Проявляя к нему милосердие в этом мире, я сохраняю ему возможность получения милости в следующем, — Кидд поднял голову. — Если он не признает и не обдумает свои грехи, Господь накажет его, и наказание будет соответствовать преступлению, все, как предписано в планах Господа для Чонси Малверна.

Урия затряс головой, не заботясь о том, что Кидд его не видит.

— Ни разу не видел, чтобы планы Господа осуществлялись так конкретно.

— Вы неправы, кадет Смит, но с возрастом поумнеете. Вы в перспективе станете видеть больше, тогда вам все это будет легче понять. А пока верьте мне. — Кидд щелкнул ногтем по правому серебряному глазу. — Вы будете более слепым, чем я, если не сумеете увидеть воочию доказательство планов Господа в этом мире. Вам придется научиться открывать глаза и видеть то, что он предназначил для вас увидеть, пока вы еще в состоянии.

Глава 12

Казарма 137-го полка медвежьих гусар, Взорин, округ Взорин, 4 белла 1687

Из окна башни, венчающей здание, полковник Григорий Кролик с улыбкой оглядывал окрестности. Он знал, что является хозяином всего, что расстилается перед глазами. В том числе и замка Пиймок. Конечно, князь Василий Арзлов весьма хитер и умен, но даже он — один из подопечных Кролика. Охраняют князя люди Кролика, значит, в его власти — сохранить ему жизнь или уничтожить.