— Да.

Конечно, Григорий и все остальные гусары производили впечатление — в своих мундирах, сверкающих от обилия медалей, с лицами, раскрашенными в цвета гусарского полка, но ее не привлек ни один. Они веселились, опьяненные победой и вином, но на фоне разрушенного города это веселье было неуместно. Она ушла в себя, искала одиночества, и ее внимание привлек спокойный человек, посол короля Илбирии при дворе ее отца.

Капитан Малачи Кидд заворожил ее тем, что тоже казался тут неуместным, в этом шумном празднестве. Он подчинился обычаю Крайины носить макияж и нанес его — в гусарском стиле, красном и синем, но приглушенных оттенков. В противоположность другим илбирийским придворным, он не стригся коротко и не выбривал макушку, и ей удалось выяснить, почему он не следует обычаю своей страны:

— Здесь, в Крайние, мудрый человек отращивает волосы, чтобы показать, что он — союзник в борьбе против генерала Винтера.

Наталия проанализировала все, что удалось услышать о нем из обрывков разговоров на этом вечере, и то, что слышала раньше, прячась в тени отцовского трона. Рассказы о Малачи Кидде ходили при дворе тасира, еще когда этот человек впервые приехал из Ладстона. Он два года проработал в Лескаре разведчиком своего короля, ему удалось проникнуть в Службу ревизоров Красной Гвардии, — внутреннего аппарата безопасности императора. Лескарцы ни на секунду не подозревали его и были захвачены врасплох, когда он захватил в Клермоне воздушный корабль «ЭльОс» Он со своими соратниками — она узнала, что одним из них был принц Тревелин — улизнул от преследования лескарцев и сбежал в Илбирию.

Сестра гладила Наталию по голове:

— Помню я твоего жреца Волка, хорошо помню, сестренка. Такой был молодой, такой отважный, и такая честь для него — назначение в Муром, и, конечно, он был бесконечно самовлюбленным. Никогда не думала, его ждет такой бесславный конец. Наталия кивала, не слушая.

— Он был не таким, как его соотечественники при нашем дворе. Помнишь, как он старался изучить Крайину, даже полюбил нашу национальную кухню. И так легко вписался в нашу жизнь! Понятно, почему ему удавалось так долго дурачить людей Фернанди. Он такой был спокойный, выдержанный, умел слушать, и терпения ему было не занимать, неудивительно, что он был настоящим разведчиком.

Марина схватила одно платье и приложила его к себе.

— Я помню, как кто-то из такарри сказал, что такой спокойный человек не может быть способен на все то, что ему приписывают. — Она пожала плечами, рассматривая свое отражение в трельяже. — Редкий мужчина понимает, какой ценностью является умение выслушать, твой Григорий — не исключение.

— Григорий умеет слушать.

— Но не так, как твой жрец Волка. — Марина, нахмурившись, отбросила платье. — Да, желтое меня толстит.

«Малачи тоже это заметил бы, но никогда бы не сказал».

В тот первый вечер Наталия заметила, что поведение Малачи Кидда точно отражает ее поведение и понимание придворных интриг. В тени трона своего отца Наталия проводила почти все время. И поэтому намного лучше разбиралась в политике и состоянии дел в государстве, чем ее братья и сестры. Она поняла, что надо помалкивать и все замечать, и тогда узнаешь многое помимо того, что тебе внушают. Наталия видела, что становится отличным разведчиком при дворе своего отца, и ей все яснее становилось, каким образом Малачи сумел вписаться в общество Крайины.

Марина огорчилась, а Наталия весело рассмеялась:

— Нет, сестра, желтое не толстит тебя, ты ведь совсем не толстая.

— Да толстая я, — фыркнула Марина, — просто ты добрая. Прощаю тебе насмешку.

— Да я смеялась-то над собой, — Наталия улыбнулась сестре. — Я вспомнила, что когда увидела, какой спокойный Малачи Кидд и какой наблюдательный, у меня разыгралась фантазия; я решила, что его прислали шпионить за папой. Теперь-то я знаю, что разведчик не может появиться и работать в Муроме так открыто, как Малачи, но тогда ведь я была маленькой.

— Маленькая, но не глупая. Помню, ты от него просто обалдела.

Наталия покраснела.

— Не обалдела, а заинтересовалась. Я решила все узнать о нем.

— Ты за ним ходила, как охотник за волком. — Марина улыбнулась своему каламбуру. — Ну просто как охотник за волком.

— Верно, и я его достала.

— Это он достал тебя, по-моему.

— Да ерунда все это. Примерь лучше красное, — Наталия поставила шкатулку на кушетку и предложила сестре красное платье, надеясь ее отвлечь. — Да, красное тебе в самый раз.

Она действительно выслеживала Малачи Кидда, как охотник, и для этого потребовалось посещать много вечеринок в столице — братья и сестры обожали там бывать, а на Наталию эти вечеринки наводили скуку. В конце фестибря Кидд поймал ее на слежке за ним. А она тогда же застала его за занятием, которое было его страстью, о чем тасота раньше не знала. На балу у эрцгерцога Леонида Кулечука она увидела, как жрец Волка застыл перед картиной столетней давности, написанной гранд-Дамой в области искусств Крайины, некой Айриной

Воровси. На картине под названием «Мужчины, играющие в шахматы» изображались двое стариков, склонившихся над лежащей на их коленях шахматной доской. На заднем плане дети играли в футбол, один из них, повернув голову, через плечо смотрел на шахматную доску. Малачи весь вечер то и дело подходил к картине. Он смотрел на нее то с одного боку, то с другого, потом снова отходил. После того, как он уже четыре раза побывал возле картины, Наталия решила попробовать отгадать, что его так привлекло. Как она ни старалась, но ничего не увидела, кроме двух игроков в шахматы. Конечно, искусство исполнения делало картину одним из шедевров Воровси, но Наталия никогда не считала ее такой уж интересной.

— По-моему, тасота Наталия, черные применили защиту Лескара, — послышалось за ее спиной.

Наталия чуть не подскочила, но быстро пришла в себя:

— Тогда белые должны выиграть, потому что он двигает фигуры в соответствии с дебютом Савинска.

Слева из-за ее спины появился Малачи.

— Простите, я вас испугал. Не нарочно. Я увидел, что вы весь вечер за мной наблюдаете, и решил убедиться, что вы меня правильно поняли.

Она подняла брови в недоумении и раскрыла веер, прикрывая лицо:

— Дорогой капитан Кидд, вы ошиблись, я не следила за вами.

Его синие глаза насмешливо блеснули:

— Ну тогда простите. В Лескаре я страдал манией преследования и еще не отошел от нее.

— Здесь вам не Лескар, капитан.

— Вы правы, тасота. Там никто не знаком с шахматами. — Он на миг нахмурился. — Только интеллектуалы в Лескаре играют в шахматы, но за время пребывания там я не встретил ни одного.

Наталия осторожно улыбнулась:

— Не могу себе представить, как можно не играть хотя бы раз в неделю. А два года без шахмат просто вечностью покажутся.

— Ведь сказано: ад — это место, где нельзя играть в шахматы.

— Со времени приезда в Муром вы играете, конечно? Он отрицательно покачал головой:

— Медвежьи гусары вашего отца, конечно, грозные воины, они храбро сражались и выгнали лескарцев из Крайины. А между сражениями времени хватало только на то, чтобы отоспаться, а не на шахматы, ведь игра — это то же сражение.

— Но ведь шахматы учат стратегии и тактике? Малачи с улыбкой указал жестом на картину:

— Да, учат, но на поле боя защита Лескара более живая, чем в игре, а у императора Лескара пешек больше восьми.

Она опустила веер, прикрывая грудь:

— Может быть, мы с вами сыграем? Завтра, в Марозаке?

— Ваше приглашение — честь для меня, тасота, но… — Малачи оглядел комнату.

— Но что?

— Дозволяется ли это приличиями?

Наталия оглянулась: многие смотрели в их сторону. Стального цвета мундир Малачи с пурпурными кантами и нашивками и золотыми пуговицами заметно выделялся на фоне белой зимней формы офицеров Крайины. Ее бледно-лиловое платье цвета лаванды гармонировало с пурпурной отделкой его мундира, и они неплохо смотрелись рядом.

Она нахмурилась, удивленная его беспокойством:

— А что тут неприличного? Он опустил глаза в пол:

— Наш разговор, мне кажется, привлек внимание других. Вы — тасота, а я простой илбирийский священник.

Наталия с легким смешком начала обмахиваться веером.

— Вы обращаете на себя внимание, вас ведь все тут знают, капитан Кидд. Я, конечно, тасота, но при таком количестве братьев и сестер и кроме меня есть кому сесть на трон. Вы красивы, молоды, элегантны, на вас большой спрос среди придворных дам. Значит, вы представляете собой угрозу для толстых, старых, лысеющих нарашалов, их молодым женам целыми днями нечем заняться. У нас считается, что вы как жрец Волка дали обет безбрачия.

— Не понял вас? — искренне удивился Малачи.

— Ваш обет безбрачия у некоторых вызывает сочувствие, для некоторых это вызов.

— Но ведь я не игнатианец, не доннист, не неотиец — я не давал обета безбрачия.

— Однако вы избежали ловушек и приглашений к соблазнительницам, известным своими пороками и красотой.

По лицу священника медленно расползлась улыбка:

— Ага, понял. Пытаясь понять, почему я отказываюсь посещать развлечения…

— Ваше сопротивление можно объяснить только обетом безбрачия. — Из-под полуопущенных век она оглядела комнату. — Сейчас всем интересно — смогу ли я соблазнить вас.

— Сколько вам лет? — Малачи смотрел на нее, скрестив руки на груди.

Наталия грациозно сложила веер.

— Весной будет шестнадцать, — Она старалась сохранить ровный тон, но ее вывел из себя его вопрос, и ответ прозвучал подчеркнуто. — В моем возрасте многие придворные дамы уже были замужем и родили своих первенцев.

— Я не усомнился в том, что вы достигли брачного возраста, — объяснил он. — Моя мать родила меня как раз в шестнадцать лет. Меня поразила зрелость суждений и ваше умение себя держать.

Она улыбнулась и перестала прятаться за веером:

— В Марозаке взрослеешь или очень быстро, или очень медленно, или никогда. — Наталия слегка прикоснулась веером к его плечу. — Итак, данная тасота соблазнит вас нарушить клятву?

Малачи засмеялся в искреннем удивлении:

— Если бы я был по обету принужден к безбрачию, на меня бы очень подействовало искушение. И хотя женщины здесь самые красивые и загадочные, я на службе своего короля. Значит, не имею права участвовать в интригах самых приятных и невинных. А для меня как священнослужителя полезно подвергнуться искушению и устоять. Не встречаясь с муромскими дамами, я, да и они тоже, получаем больше шансов на вечное спасение.

— А иначе окажетесь в аду, — засмеялась Наталия, — где нет шахмат.

— Вы меня понимаете, тасота Наталия.

— «А еще лучше пойму после того, как сыграем, капитан Кидд», — сказала я ему.

Наталия тихонько вздохнула, наблюдая, как сестра вертится перед зеркалом.

Марина критически осмотрела себя в зеркале и кивнула:

— Было бы у меня тогда, в Муроме, это платье, я бы заставила твоего жреца Волка нарушить обет безбрачия. Ну, и сегодня вечером оно вполне сойдет.

— Для этого, Марина, недостаточно красивого платья.

— Ну да, сестренка, — с торжеством засмеялась Марина и клюнула сестру в щеку. — Я бы за ним побегала, но ты была так увлечена. Мне очень понравилось, как он поощрял твое увлечение игрой.

Наталия сощурилась:

— Просто тебе не пришлось по душе то, что у него не возникло желания потворствовать твоим увлечениям.

— Ты даже не представляешь, насколько права, Наталия. — Старшая сестра отложила красное платье на кушетку и взяла в руки платье цвета морской волны. — А это для тебя. Приложи-ка: идет к твоим глазам. Постой, не двигайся, я посмотрю со стороны. Подумай о чем-нибудь приятном и улыбнись.

— Твое желание для меня — закон.

Она старалась вспомнить свою последнюю поездку во Взорин, но заметила, что мысли все время возвращаются к Малачи. Жрец Волка неохотно принял ее приглашение, и в течение следующих полутора месяцев они играли не реже одного раза в день. Наталия обнаружила, что он сильный противник и изобретательный игрок, хотя регулярно проигрывал ей. Игра с ним была полна неожиданностей. К концу этого срока партии все чаще кончались ничьей, а в последний день своего пребывания в Муроме Малачи даже выиграл у нее.

Наталия улыбнулась сестре:

— И знаешь, он был сильным и изобретательным противником.

— В постели именно это и требуется.

— Я имею в виду — в игре в шахматы, — Наталия покраснела.

Сестра вздохнула.

— Провела бы я с ним столько времени, между нами было бы кое-что побольше, чем деревянная доска.

— Поменьше, ты хочешь сказать.

Марина огрызнулась, а Наталия подавила усмешку.

За время, проведенное вместе, Малачи и Наталия стали неразлучны. Как дочь тасира она была вхожа повсюду, где бывал Малачи, от военных советов до войсковых учений. Когда Малачи был свободен от своих обязанностей, они играли в шахматы или говорили о жизни. На общественных мероприятиях они всегда бывали вместе, обмениваясь втайне своими наблюдениями за придворными или обсуждая различные стратегии, примененные ими ранее днем во время игры.

— Вот этот наряд — для тебя самое лучшее, — Марина кивала головой, подчеркивая свои слова. — Сказать тебе правду, сестренка, я бы точно побегала за твоим жрецом Волка, но он всегда был таким замкнутым и нелюдимым.

— Вроде меня?

— В каком-то смысле, да. — Марина пожала плечами. — Я предпочитаю людей поэнергичнее.

— Вполне понятно, что ты всегда видела его только официальным и чопорным. Он представлял своего короля и свою страну в чужом государстве, где надо было выучить местный язык и обычаи. Он приучил себя к такой дисциплине, что благодаря этому сумел стать хорошим шахматистом, сумел выжить в Лескаре, стал хорошим солдатом. В личном общении он не был таким скрытным, делился своими мечтами и планами.

— И в его планах ты не фигурировала? Наталия нахмурилась:

— Его жизненные планы определялись его долгом короне Илбирии, но я знала, о чем он мечтал прежде, до принятия клятвы. Он хотел получить обычный приход и вести простую жизнь. Его самого удивляло, где ему приходилось бывать, что делать и чего добиваться.

Встречаясь с ним две недели, она поняла, что безнадежно влюбилась. Забирая его фигуру с доски, она протягивала ее Малачи и ждала прикосновения кончиков его пальцев к ее ладони, а убирая руку, всегда старалась прикоснуться пальцами к его сжатой кисти. После окончания игры она всегда приставала к Кидду, желая услышать, о чем он думал и какие планировал ходы во время партии, и не давала ему уйти, пока он не ответит на все вопросы.

— Ну, Наталия, было видно, что ты в него втюрилась, — качала головой Марина. — На всех балах и вечеринках ты его брала под руку или прислонялась к нему, когда смеялась над его шуткой, — ты вела себя просто бесстыдно. Когда вы шептались, вы сдвигали головы так, что щеки почти соприкасались, а между вашими губами было всего несколько дюймов. А когда ты с ним танцевала, следить за вами было просто удовольствие. Вы двигались, как одна душа и тело, легкие, ловкие, грациозные, как будто никого вокруг не было. Неплохо бы твоему жрецу Волка поучить такому моих поклонников.

— А ты позволяла ухаживать за собой людям, не умеющим играть в шахматы, и что получила в итоге?

— Мужа.

Наталия поморщилась — этот ответ ее уколол. Она знала, что и Малачи любил ее, это было заметно по оказываемым им мелким знакам внимания. Он заранее успевал пригласить ее на танец, когда ей грозило приглашение от старого дворянина или молодого офицера, которых она не любила. Он научился понимать ее настроение и отвлекать от тяжелых воспоминаний или нарастающего гнева шуткой или спокойной цитатой из Писания. Она видела, как вспыхивают его глаза, когда она входит в комнату, и не раз замечала его хмурый взгляд, когда танцует с другим или опаздывает на игру.

Они не говорили о своем отношении друг к другу, после слов, сказанных Малачи на балу у эрцгерцога. С ней он был самим собой, и если бы им удалось убежать на какой-то ненанесенный на карту рай в Море Распятия, они бы могли свободно признаться во взаимных чувствах и стать любовниками. В Муроме, где она была дочерью тасира, а он — представителем правительства Илбирии, признать открыто взаимные чувства значило бы ощутить безысходность. Малачи был назначен сюда своим королем в помощь войскам Крайины для уничтожения деспота Лескара. Его миссия была настолько важна, что должна была стать помехой их счастью.

— Мы оба считали, — зашептала Наталия, — что когда Фернанди будет побежден, — а предсказания будущего говорили, что так и будет, — у нас все станет по-другому. Он больше не будет обязан представлять своего короля, и я могла бы выйти за него замуж, это укрепило бы связи между нашими государствами. А потом вдруг зимой наступила оттепель. Появились слухи, что Фернанди набрал новую армию. И тут же новые слухи — что армию он ведет на восток, против Крайины, и все воины ушли на фронт.

Вечером, накануне выступления гусар из Мурома, Малачи обедал с ней во дворце ее отца. В конце вечера он взял обе ее руки в свои и поцеловал:

— Я уезжаю из Мурома как представитель своего короля, моя цель — наблюдать, как гусары закончат то, что мы начали в прошлую осень. Когда все закончится, я вернусь сюда как свободный человек. За тобой. — Он вручил ей деревянную шкатулку с перламутровым медведем на крышке. — Это на память обо мне. Она с лескарского воздушного корабля «ЭльОс». Я нашел ее в капитанской каюте. Он считал себя интеллектуалом.

Наталия выпустила из рук зеленое платье, и оно осело по полу, как лужа. Уселась на кушетку, взяла шкатулку на колени и провела пальцами по крышке. Шкатулка была такой же гладкой, как и двенадцать лет назад, и такой же удивительно тяжелой. Она открыла шкатулку. Внутри было тридцать две шахматные фигурки, часть их была отлита из серебра, другая из золота. Фернанди, его маршалы и его воины представляли собой фигурки из золота. У илбирийцев святой Мартин изображал главнокомандующего, рядом с ним главные фигурки — король Ронан, воздушные корабли, вооруженные священники и волки, а пешек изображали пухлые монахи с выбритыми макушками.

«Он это дал мне на память. Он нашел это на захваченном лескарском корабле, которым вывозили принца

Тревелина. Я отказывалась брать. Я знала, как много шкатулка значит для него — воспоминание о бегстве на корабле лескарцев. Он настоял».

Она достала из шкатулки, обитой изнутри темным бордовым бархатом, одну фигурку — серебряного вооруженного священника.

«Я ему сказала, что буду хранить этот комплект, и он обещал забрать его после войны вместе со мной».

Сжав в руке фигурку, она почувствовала холод металла. Малачи так и не вернулся за ней. Она слышала рассказы, что он умер или попал в плен, и давно оплакала его. Когда Григорий Кролик вернулся в Муром, он в первый же день признался ей, что виноват в несчастье капитана Кидда. Если бы он знал о секретной миссии Малачи и поспешил с выступлением, Малачи не схватили бы и не искалечили. Наталия почувствовала на своем плече руку сестры:

— Помню, как ты рыдала, когда узнала, что с ним случилось.

— А я помню, ты была добра ко мне в то время.

Выслушав рассказ Григория обо всем, что произошло в Глого, тасир объявил в приказе благодарность Малачи Кидду за храбрость и присвоил ему звание Героя империи. В Илбирию был послан запрос — разрешить Малачи приехать в Муром за наградой, но посол Илбирии сказал, что Малачи «ушел от мира» и не в состоянии посещать какие-либо церемонии. На повторные приглашения ответ был такой же, и приглашения со временем прекратились.

Наталия годами не теряла надежды увидеть его снова. Она все ждала писем, и те дипломаты, которых посылали ко двору в Ладстон, знали, что тасота Наталия была бы счастлива услышать что-нибудь о Малачи Кидде. Но они регулярно привозили одни и те же наводящие уныние сведения, что он ужасно пострадал в плену в Лескаре. Он слеп и сокрушен. Ему вставили серебряные глаза, он стал чем-то вроде отшельника: живет в Сандвике и иногда покидает свою башню, — чтобы превращать жизнь учеников в ад на земле. Марина подобрала с пола зеленое платье.

— Ты меня весьма удивила, Талия, когда вместо того, чтобы оплакивать своего жреца Волка, приняла ухаживания того самого человека, который виноват в несчастье Кидда.

— Я понимаю твою иронию, Мариночка, — Наталия встряхнула головой. — Григорий сильно изменился после войны. Да и я изменилась.

Когда Григорий Кролик вернулся в Муром со своим 137-м полком медвежьих гусар, Наталию удивило, как он повзрослел и как хорошо сумел устроить свою жизнь. Она вдруг заметила, что сама-то она ничего не делала — только все пять лет ждала, пока Малачи Кидд вернется и выполнит свое обещание. Несмотря на все, что она слышала, девушка в глубине сердца верила, что он за ней приедет. В этом ожидании она ничего не предпринимала. Наконец она решила больше не ждать.

Григорий добивался ее, но теперь его ухаживания не были страстными, как раньше. Он проявлял свои чувства только когда они танцевали или оставались наедине. Все остальное время он был совершенным джентльменом. Влюбившись в него, она поняла, что Григорий поставил себе цель добиться ее и так же тщательно разработал свою кампанию, как и отстраивал новое Мясово или планировал военные действия против лесйарцев.

— Он изменился, Талия? Или просто разработал новый план завоевать твое сердце?

— Да какая разница: или человек изменился, а план старый, или же новый план, но человек остался тем же. В любом случае это уже был не тот человек, которому я предпочла Малачи Кидда. Его устраивало просто быть рядом со мной, а это уже большой шаг по сравнению с тем, каким он был раньше.

Наталия решила, что старания Григория должны быть вознаграждены, и отдалась ему, забыв Малачи Кидда. Она сама удивилась, как это оказалось легко, и обрадовалась: с какой легкостью разорвалось то, что связывало ее со жрецом Волка.

— Ты неправа, сестра. Если тот же человек просто осуществляет новый план — это не значит, что человек изменился. Ты не видишь многого в Григории Кролике или не хочешь видеть.

— Например?

— Его амбиции.

— Его амбиции — служить трону.

— Для удовлетворения желания служить трону совсем необязательно было завоевывать место среди Вандари. — В глазах Марины появилось жесткое выражение. — Григорий Кролик хочет стать больше, чем просто военным. У него есть недостатки, но ты, Талия, позволяешь себе их не видеть.

— Прекрасно вижу. Они несущественны. — Наталия строго взглянула на сестру, но не могла не почувствовать, что по спине у нее пробежал холодок.

Она хотела, чтобы отношения с Григорием совершенно вытеснили все воспоминания о времени, проведенном с Малачи Киддом, но достичь этого мешал один недостаток Григория, который она заметила.

Только однажды, по ее настоянию, они сыграли в шахматы. Григорий не был силен в игре. Она с легкостью победила его и подняла глаза от доски, ожидая увидеть на его лице улыбку и услышать предложение взять реванш. В итоге этим и закончилось, но сначала в карих глазах Григория промелькнула искра злобы. И в это мгновение она поняла, что никогда не будет играть с ним в шахматы. Григорий не простит ей этой победы.

Наталия уже собралась вернуть Малачи Кидду его шахматы. Но после случившегося она передумала. Шахматы всегда будут вызывать у нее в памяти Малачи — живого, не раненного, а забыть она хотела выражение злобы, на миг исказившее лицо Григория. Ненадолго она усомнилась в Григории, и когда год назад поехала во Взорин, взяла с собой шахматы Малачи, как будто шахматные фигурки — это была крошечная армия, которая могла защитить ее от любых неприятных ощущений.

Но шахматы не понадобились.

Во Взорине она познала настоящее счастье. Григорий, не видевшийся с ней целый год, при посторонних проявлял крайнее внимание, а наедине был пылким и страстным. Как будто, думала она, вне официальной обстановки Мурома любовь Григория к ней питалась энергией, которую он черпал из пустыни. Это был новый человек, от которого ей не надо было защищаться.

Она положила серебряную фигурку священника назад, в шкатулку, и закрыла крышку, и тут ей вдруг пришло в голову, что со времени прошлой поездки во Взорин она не думала не только о шкатулке, но и о шахматах вообще. Их любовь как-то вытеснила из ее памяти ту часть жизни, которая была связана с шахматами. Она не думала об игре вообще и не интересовалась ею, поймав себя на том, что сильнее мечтает оказаться во Взорине, чем когда-то раньше стремилась сыграть любую из сыгранных ранее партий.

Марина фыркнула и закачала головой:

— Ну, Талия, кто больше слеп: твой жрец Волка, у которого нет зрения, или ты, не желающая видеть?

Наталия улыбнулась сестре и поставила шкатулку на стол:

— Или сестра, которая упорствует в своем желании видеть тени там, где их нет?

— Ну, верь, чему хочешь.

— Так я и собираюсь, но хватит об этом. — Наталия пощупала лежащие рядом наряды. — Пора одеваться к вечеру, да? О всякой ерунде после поговорим.

— Умеешь ты отвлекать меня, Талия, — смеялась Марина, потом посерьезнела. — И что делать с этим комплектом?

Наталия с вызовом подняла кверху подбородок:

— Скажу Полине — пусть упакует снова. После поездки во Взорин отправлю владельцу. Мне он больше не требуется.