По-моему, Данель бросал легкую тень на ту сияющую картину, которую набросал себе Макс об анакаона и об идеальной расе, с которой можно делить планету. Я бы охотно как-нибудь поговорил с самим Данелем или с Мерседой, так как чувствовал, что они могли бы представить всю эту историю в другом свете.
      Но я мог только говорить о Данеле - с Майклом, с Линдом и Максом. Забравшись тем вечером в нашу палатку, мы с Максом приняли перед сном по глотку для успокоения. То, что он предложил мне выпить из своего личного запаса спиртного, пробудило во мне впечатление, что он сейчас готов до известной степени принять меня. Может, он понемногу оттаивал. И все-таки он не стал мне от этого приятнее. Ненамного, во всяком случае.
      - Вы в не очень хороших отношениях с Данелем? - спросил я. Представления Макса о личной беседе ничего мне не говорили, и поэтому я подумал, что смогу сразу же затронуть интересующий меня пункт.
      - Я терпеть его не могу, - твердо сказал Макс.
      - Почему?
      - Из-за его противного хвастовства. Он только ради удовольствия убивает своим топором пауков и заставляет своего брата играть для них музыку, пока сам играет матадора. Он всем афиширует, как он чувствует себя в лесу и дома, и пусть я буду проклят, если он знает лес лучше, чем я. Он не дикий, какие бы усилия ни прикладывал выглядеть таким. Он артист.
      - Это должно было быть оскорблением скорее для Линды, чем причиной раздражения для вас, - сказал я. - Ведь именно она считает прекрасным делить планету с анакаона. Мне казалось, что по вашему мнению нечего о них беспокоиться и пусть они занимаются, чем хотят.
      - Вы не на той длине волны, Грейнджер, - объяснил он. - Мне в общем-то наплевать на "золотых". Я не придерживаюсь мнения, что наш долг заботиться о них потому, что они составная часть нашей любимой планеты. Мне вообще безразлично все, что меня не касается. Но Данель меня касается. Здесь и сейчас. Если у него задание помогать нам, то он должен помогать и прекратить свою глупую немую пантомиму.
      - А вы никогда не задумывались, почему он так себя ведет?
      - Нет. Не поймите меня неправильно, я совсем ничего не имею против "золотых". И если я недавно отклонил приглашение на ужин, то это не значит, что я не могу заставить себя переступить порог их дома. Меня отталкивает лишь их притворство. Они все либо чересчур готовы идти навстречу, либо чересчур замкнуты. Это толпа лицемеров, больше о них нечего сказать. Они безобидны и полезны, но если вам кто-то скажет, что они Божий дар для семей "Зодиака" - не верьте этому. Они вовсе не Божий дар. Что бы они ни делали, они делают это по своим причинам. Я не знаю этих причин, но абсолютно уверен, что "золотые" созданы не только для удобства и удовольствия семей "Зодиака". Линда и ее друзья, кажется, верят в это. Это не имеет ничего общего с идеей, что Чао Фрия наша земля обетованная. Это не имеет ничего общего, да это так и так уже старая и затертая идея. Просто потому, что туземцы так предупредительны и так соответствуют представлению о них людей типа Линды Петросян, Линда и ее компания чувствуют себя обязанными любить этих бастардов. Но только без меня! Я не позволю убедить себя любить их - даже если одного из них поставят передо мной в качестве овеществления старых добрых времен и старых добрых обычаев. Вы поняли?
      - Я понял, - сказал я. - Но вы вовсе не заботитесь о понимании.
      - К черту, - выругался Макс. - Если бы я пытался понимать в этой жизни все, я сошел бы с ума. Вы-то понимаете нас, не говоря уже о них?
      - Я могу понять в разумных пределах человеческое поведение, - заверил я его.
      - Глупости! Вы не понимаете совсем ничего и ваше разумное понимание человеческого поведения можете прятать под своей шляпой. В жизни есть масса вещей, которые мне не понять никогда, и это нимало меня не беспокоит. Зачем ломать голову? Я выполняю свой долг, а остальное меня не касается.
      Это была красивая философия и, как мне кажется, самая верная для людей типа Макса. Лапторн считал более ценным понять что-то чувством, нежели разумом. Хотя он и хотел иметь объяснения - он был самым жадным до знаний человеком, какого я когда-либо встречал - но его объяснения были иного рода, чем мои. Я хотел знать, почему что-то происходило. Его же интересовало, как это происходило, и особенно то, какое чувство это передавало. Макс был даже не Лапторном. Насколько я мог судить, он удовлетворялся тем, что бездумно топал по жизни. Но, может быть, я неверно его судил. В этом пункте люди редко дают честные сведения о себе самих.
      - Если Данель так гордится тем, что на него не оказывает влияния человеческий образ жизни, - рассуждал я, - почему же он изъявил готовность вести нас?
      - Я назову вам три причины, - великодушно предложил Макс. - Лично я ни одну из них не считаю настоящей. Во-первых, он получил приказ от кого-то - человека или анакаона; во-вторых, он хочет выставить на обозрение свою анакаонскую гордость и цельность своей натуры. В-третьих, он считает, что может оказаться ценным самому бросить взгляд на тех, кого вы ищете. О'кэй?
      - Не совсем, - ответил я. - Этот последний пункт - он же означает, что вы верите в то, что девочка - индрис.
      - Он, возможно, верит.
      - И вы думаете, что он может оказаться прав?
      - Глупости! Послушайте, не пора ли нам кончать эту игру в вопросы? Если кто-то услышит наши разговоры, то подумает, что все эти поиски только прикрытие шпионского предприятия. Мне еще никогда не встречался никто, кто пытался бы узнать так много и так быстро. Если бы мы не торчали в этих проклятых джунглях во многих милях от жилых мест, я мог бы поклясться, что вы собираете информацию для какой-то тайной цели.
      Это обвинение меня потрясло.
      - К черту! Кому это нужно шпионить у вас? - спросил я.
      - Оставьте. Я уже не ребенок, - сказал Макс. - Мы можем быть в ваших глазах провинциалами и мы можем иметь желание ничего не знать о вашей большой и полной чудес Галактике, но нам все же приходится знать достаточно, чтобы уметь охранять наши собственные интересы. Есть же люди, которые таскаются из конца в конец только для того, чтобы покупать и продавать миры? Есть же люди, что полностью и за максимально короткий срок грабят весь металл планеты?
      Он, конечно, имел в виду общество "Карадок" и их товарищей по убеждениям. То, что он говорил об их бессовестных методах, было правдой, но он не имел никакого представления о том, какую они применяли тактику.
      - Ясно, - согласился я. - Галактика полна таких мерзавцев. Планеты имеют цену в деньгах. Но не такие, как Чао Фрия. Таким миры им бесполезны. То есть, если они заселены. А без населения торговцы "ноу хау" сейчас пользуется большой популярностью. Это не металлы. До сырья можно добраться слишком легко. Слишком легко. Сегодня еще имеет цену то, что не может быть произведено горной промышленностью или массовым производством. Знания и традиции приносят большие деньги, едва их прокрутят сквозь свою мельницу нью-александрийцы. Но торговые общества больше всего заинтересованы в купле и продаже войны и мира. Они играют большими вкладами и на гигантском поле. Они не останавливаются ни перед чем, если это приносит им прибыль. Но я могу вас заверить, что они не станут платить ни одному шпиону за то, чтобы он высматривал и вынюхивал тут у вас. Эта теплица вовсе не так привлекательна. К тому же, вы не выращиваете ничего, из чего можно было бы производить наркотики. У вас нет вообще ничего, что могло бы разжечь их аппетит, так как вы уже уничтожили потенциальную ценность вашей планеты как раз тем, что живете на ней. Кроме того, вы же точно знаете, что Нью Рим достаточно силен, чтобы предпринять все необходимые меры для защиты туземцев. На вашей планете есть туземцы - анакаона.
      Он мне не поверил. Он просто не мог мне поверить.
      - Это же невероятно, что вы думаете, будто мы пришли сюда вследствие подтасовки фактов? - спросил я.
      Он пожал плечами.
      - Или это причина того, что ваше правительство так нам все затрудняет? - продолжал я. После короткого раздумья я добавил: - Нет. Этого не может быть. Если даже ваши люди настолько параноидальны, они все же поверили бы Титусу Чарлоту и закону Нью Рима.
      И все же высказанное Максом подозрение было очень хорошим объяснением для упрямства людей "Зодиака" во всем этом деле.
      - Послушайте, - сказал Макс. - Меня не особенно беспокоит, кто вы. Я получил это задание, так как кто-то должен играть роль няньки при вас обоих - безразлично, какие у вас намерения. Если уж вы непременно хотите услышать, то я могу согласиться, что лично я не придерживаюсь мнения, что существует заговор, чтобы отнять у нас планету. Меня бы не удивило, если бы некоторые из наших офицеров поверили в это. Действительно, некоторые из нас параноики. В то же время, когда им грозят законом и применением силы, они сопротивляются этому, и на них за это не стоит обижаться. Но не упрекайте меня, что мы будто бы не дали вам помощи, которую вы требовали. Мы делаем все, что можем.
      И вообще, каким боком нас касается, если корабль высадил двоих "золотых" далеко от нас, среди джунглей? Нас это вообще не касается! Чего еще, черт побери, вы ждали от нас, когда вдруг появились в нашем небе и заорали на нас? Может, нам расстелить перед вами красный ковер и отдать в ваше распоряжение всю нашу полицию вкупе с Шерлоком Холмсом? На этой планете работают, Грейнджер. Лентяев здесь нет. И "ноу хау", о котором вы говорили, у нас есть. Мы строим этот мир. Вам чертовски повезло, что командор отказался от двух человек и позволил вам играть вашу глупую игру. Анакаона найдут их обеих - кого вы ищете. Если вы захотите их взять с собой, анакаона передадут их нам. Я не знаю, что все это значит, но я точно знаю, что для нас это неважно.
      Так что не воображайте, что вы капитан. Вы - ничто, Грейнджер.
      Спорить с ним не имело смысла. С такими людьми трудно иметь дело, потому что с ними трудно иметь дело. Мы здесь не на Рапсодии, где нельзя было ошибиться и где с каждым обходишься как с сумасшедшим. Почему мне сердиться на всех них, если я пытаюсь получить ответы на вопросы, которые они считают излишними?
      Вместо этого я поговорил с ветром. С Ним, по крайней мере, можно вести интеллектуальный разговор.
      Все это начинает постепенно действовать мне на нервы, сказал я.
      - Ну, нет, ответил он. Чья же это ошибка? Воспринимай все легче. Ведь вам придется маршировать через этот лес еще столько дней. Наслаждайся ландшафтом, по крайней мере, получишь удовольствие.
      Спасибо за добрый совет. Но не можешь ли ты пролить свет на некоторые наши проблемы? Нет ли у тебя полезных соображений для понимания дела?
      - Сначала я должен задать тебе вопрос.
      Ну, давай. Не стесняйся.
      - Мы до сих пор не обнаружили ничего, из чего бы я мог сделать вывод, что анакаона - венец эволюции. То, что сообщил тебе Макс, несомненно, правда. Но млекопитающие на Чао Фрии развивались не так, как на доброй старой Земле. Конечно, это млекопитающие, и так, как я понимаю это на местном наречии, должны быть и другие млекопитающие от кроликов до слонов. Но они, определенно, не обезьяны. Я просто не верю, что анакаона развивались на этой планете. Они такие же туземцы, как и люди "Зодиака".
      Великолепно, заметил я.
      Ветер высказал гипотезу, которая стоила того, чтобы быть рассмотренной, но она почти не упрощала дело. Совсем напротив, только усложняла.
      Подождем, что произойдет на этой неделе, сказал я. А потом заснул.
      11
      Следующий день опять был очень напряженным для тех из нас, кто не был в превосходной форме - а такими были мы все, за исключением Данеля. Даже Майкл начал подавать признаки усталости.
      Все с той же злобной решимостью Данель пер вперед. Он крепко ставил ноги и буквально протаптывал свой путь через мягкий ковер гнилых растений. Почва была отнюдь не ровной, и завалы, которые нам приходилось преодолевать, были даже коварнее, чем больше скрывали от нас разросшиеся растения. Было невозможно обогнуть особо густые заросли. Мы вынуждены были пробираться сквозь них независимо от того, по щиколотку они нам были или до пояса. К счастью, Данель своими размашистыми шагами брал на себя самую тяжелую работу, прокладывая нам дорогу. Мы с Максом по очереди шли на втором месте, чтобы облегчать дорогу идущим за нами. Когда я в очередной раз опять пропустил Макса вперед, меня охватила такая усталость, что я уже был не в состоянии посмотреть, почему Данель шел впереди в таком бешеном темпе.
      - Послушайте, - сказал я Майклу, - пусть он идет помедленнее. Как единая группа мы не можем выдержать такой темп. Разве он ничего не знает о принципе конвоя? Если он не снизит скорость, скоро кто-нибудь свалится.
      - Я уже говорил ему об этом, - ответил Майкл. - Но он совсем не слушает. В его голове что-то творится.
      - Ну, прекрасно, - заметил я. - В его голове что-то творится. А Мерседа не могла бы хорошенько поговорить с ним? После Эвы она больше всех страдает от этого.
      Силы Эвы от этого гигантского марша, конечно, не увеличились. Мы вынули из ее багажа кое-что, но она натерла мозоли на ногах, потом мозоли лопнули, и мы ничего не могли с этим поделать. Если бы мы взяли медикаменты с "Дронта", ей можно было бы поставить стимулирующий укол. Но тому, что ей предлагалось из докторской сумки людей "Зодиака", она не доверяла, и я хорошо ее понимал.
      - Мерседа тоже ничего не может сделать, - жалобно сказал Майкл. Мне довольно поздно пришло в голову, что его что-то угнетает.
      Что-то было не совсем в порядке.
      - Ради Бога, скажите мне, - попросил я. - Что заставляет Данеля двигаться с такой скоростью?
      - Он хочет как можно скорее добраться до лесных жителей.
      - Почему?
      - Прежде чем он... - Майкл искал подходящее слово.
      - Вы думаете, он болен? - помог я ему.
      - Да.
      - А вы тоже больны?
      - Да.
      - А Мерседа?
      Он смущенно пожал плечами. Очевидно, все трое были больны.
      - Что это?
      - Я не знаю. Должно быть, мы заразились в джунглях. Эта болезнь переносится паразитами.
      - Но вы же не могли быть укушены одним и тем же насекомым, усомнился я.
      Он покачал головой. - Достаточно, чтобы был инфицирован один из нас. Когда мы спали в одной палатке... вместе с полусотней насекомых...
      Я посмотрел вперед, на удалявшуюся от нас фигуру Данеля. Он не хотел заболеть, пока вел нас. Если заболеют все трое анакаона, мы окажемся предоставленными самим себе да еще и с таким грузом на шее. Я проклинал факт, что нам это будет стоить еще больше времени, но больше всего я проклинал нашу неудачу. Это не было виной анакаона. Я пытался свалить ответственность на людей "Зодиака" за их скупость при оснащении нашей группы, но и это не имело смысла.
      - Скажите ему, чтобы он не убивал себя, - потребовал я от Майкла. Если нам не удастся найти лесных жителей, то от того, что он так спешит, пользы не будет.
      Но этот добрый совет пришел слишком поздно. Данель скрылся из виду, и когда я прибавил шагу, чтобы догнать его, свалилась Эва. Я помедлил, потом крикнул Макса, чтобы он остановил Данеля, и пошел назад.
      Эва была испугана пауком. По понятиям Чао Фрии это был не большой, а паутинный паук объемом с футбольный мяч. Когда он пересек дорогу Эве, она едва не наступила на него, а когда она хотела уклониться от него, запнулась о корень. Она повредила себе голень и растянула сустав. Ничего плохого не случилось, и это задержало нас на несколько мгновений, но когда эти мгновения миновали, Майкл в приступе отчаянного истощения опустился на землю, а Макс вернулся, чтобы сообщить, что остановить Данеля ему не удалось. Охотник на пауков с каждой секундой удалялся от нас, и в том состоянии, в каком он находился, он не замечал и не беспокоился, продолжаем ли мы маршировать за ним или нет.
      - Нам лучше остановиться, - сказал я.
      Эва запротестовала, но Макс согласился со мной. Майкл был в сознании и намеревался двигаться дальше, но был не в состоянии. Я не смог найти никаких симптомов известных мне болезней. Во всяком случае, я не знал, что искать. Мерседа все еще казалась совсем здоровой.
      Макс потребовал от Линды приготовить кофе и суп, а сам принялся расчищать место, где мы могли бы сесть, не опасаясь насекомых.
      - Что это за болезнь? - спросил я Майкла. - Можете ли вы оценить, как долго она будет продолжаться? Или какие последствия вызывает?
      Он этого не знал. В конце концов, он ведь не был врачом. Как он мог точно знать, чего им не хватало? Кроме того, болезни проявлялись по-разному. Иногда от этого люди умирали, иногда видели сны вслух. Я полагаю, что говоря "видели сны вслух", он имел в виду горячечный бред. Из этого можно было сделать вывод, что болезнь - как большинство инфекций, которыми можно заразиться в джунглях на Земле или других планетах связана с лихорадочным состоянием.
      - Есть в вашей знахарской сумке "помоги себе сам" что-нибудь, что могло бы ему помочь? - спросил я Макса.
      Макс покачал головой. - Я ничего об этом не знаю и не могу рискнуть дать этому "золотому" человеческие лекарства. Мы ведь не можем заболеть этой болезнью, поэтому нельзя ожидать от нас, чтобы мы знали, как она лечится.
      - А что скажете на это вы - как эксперт по анакаона? - обратился я с налетом насмешки к Линде.
      - Я тоже ничего об этом не знаю, - ответила она.
      У нас не оставалось другого выхода, как оставить Майкла на Мерседу, хотя мы знали, что девушка тоже была больна и через несколько часов, вероятно, будет не в состоянии оказывать ему помощь.
      - Может, и хорошо, что Данель пошел дальше, - сказала Эва. - Если он найдет лесных жителей, они нам помогут.
      - А если он не найдет их, - вмешался я, - то окажется совсем один среди джунглей, и никто не сможет ему помочь.
      Последовало неловкое молчание.
      Никто не шелохнулся, кроме Эвы, которая пробежала по кругу, чтобы проверить свой растянутый сустав.
      - Итак, капитан, - сказал я и тем самым выплеснул на нее мое раздражение, - мы, кажется, сели в лужу.
      Она не отреагировала, поэтому я повернулся к другой мишени моего плохого настроения. Но здравый смысл победил, и я опять успокоился.
      - Вам лучше вызвать базу, - предложил я Максу. - Объясните им ситуацию и скажите, что нам нужна помощь. Кто-нибудь сможет спуститься на парашюте сквозь лиственный покров?
      - Это возможно. - Казалось, он подумал, что нам все-таки не доставят такой радости.
      - Проявите настойчивость, - продолжал я. - Скажите, что это вопрос жизни и смерти.
      - Я попытаюсь, - сказал Макс.
      Люди на базе, казалось, вообще придерживались мнения, что не могут ничего для нас сделать. Они охотно сбросили бы припасы, но не врача. Кроме того, у них нет никого, кто разбирался бы в болезнях анакаона, и им неизвестен ни один такой человек. Да, конечно, они осведомятся у анакаона, но не стоит возлагать на это большие надежды. Они думают, что анакаона не лечат болезней. Они выжидают, пока пациент выздоравливает или умирает. Макс подтвердил, что это соответствует тому, что слышал и он. Линда тоже. Разумеется, и анакаона могут заболеть. Заболеть может каждый. Но не каждый нервничает настолько, что пытается лечить больного. Некоторые люди принимают все так, как оно есть, и оставляют все так, как оно есть. Видимо, такой и была позиция анакаона.
      - Проклятье, - сказал я с чувством. Мы все сидели и ждали наступления ночи.
      Майкл весь вечер играл на своей флейте Пана. Мы с Линдой составляли ему общество в одной палатке, а Мерседу уговорили лечь и отдохнуть в другой палатке. Эва следила, не проявятся ли у нее симптомы ухудшения. Я полагаю, что Макс находился в третьей палатке.
      На ногах Майкла ниже колен мы обнаружили несколько ран от укусов. Очевидно, он привык уделять лесным тварям немного от своей плоти, пока находился здесь. Может быть, он даже не замечал, когда его кусали. Мы промыли раны и наложили ему вокруг икр повязки, но у нас было чувство, что все это бесполезно. Применить антисептики или средства для уничтожения насекомых мы не решились, так не представляли, какое они могут оказать действие на его метаболизм. Мы ждали и слушали его музыку.
      Он играл жалобную и строго темперированную мелодию. Его безсуставчатые пальцы летали над трубкой флейты и конструировали каденции, которые он повторял во всех комбинациях и до мельчайших подробностей. Мне эта музыка показалась какой-то чисто математической. В ней не было очарования, необходимого, чтобы эстетически чему-то соответствовать. Но я не любитель музыки, и вполне возможно, что знаток назвал бы эту музыку блестящей.
      Мне она просто не нравилась.
      Однажды, когда Майкл сделал паузу, я спросил его, как он себя чувствует, но он не смог мне этого сказать.
      - Вы ничего не сможете сделать, - заверил он. - Только ждать.
      - Вы не хотели бы, чтобы Мерседа была рядом? - спросила Линда.
      - Лучше не надо, - ответил он. - Может, она еще не заразилась. - Его пальцы начали ощупывать флейту, и я заметил, что он уже снова был весь в своей музыке.
      - Вы играете мелодии, что у вас в памяти, или изобретаете их прямо в процессе игры? - поинтересовался я.
      Он выдул несколько пробных звуков.
      - Такие мелодии я придумываю. Но другие нужно играть по памяти.
      - А например, музыку, что вы играете для пауков?
      Он слабо покачал головой. - Не обязательно. Но ее нужно играть по правилам. Она должна быть нужным образом сложена.
      Он не захотел продолжать разговор и заиграл снова, но тихо и рассеянно, не слишком тщательно соблюдая музыкальный ритм, как я замечал это раньше. Он использовал весь диапазон звуков своего инструмента. Мы с Линдой молча слушали.
      Позже, когда он отложил флейту, я спросил его: - Вы можете говорить?
      - О чем вы хотели со мной поговорить?
      - Об индрис.
      Ему, казалось, эта тема не понравилась.
      - Фальшивые боги, - сказал он усталым голосом. - Но они были великим народом.
      - Они ваши предки?
      - Да.
      - Чем же они отличались от вас?
      - Многим.
      - Эта девочка, о которой вы сказали, что она, возможно, индрис, или о которой ходит слух, что она индрис. Я видел ее, и для меня она выглядела совсем как анакаонская девочка. По чему я мог бы узнать, что она индрис?
      - Вы бы этого не узнали, - уверенно сказал он, сделав слегка ударение на слове "вы".
      - Но анакаона это заметил бы?
      - Да.
      - Как?
      - По отличиям в образе мышления, в языке.
      - В вашем языке?
      - Да.
      - Тогда различия в образе мышления выражаются только в вашем языке?
      - Таким образом используется наш язык.
      - И это причина того, что вы никогда не лжете?
      Он слабо улыбнулся. - Английский язык используется иначе. Мы никогда не лжем. Но иногда лжет язык. Причина в том способе, каким в языке выражаются вещи.
      Линда схватила меня за руку. - Не могли бы вы оставить его в покое? От этих разговоров никому лучше не станет.
      - Мне лучше от этого, - сказал я. - Я начинаю видеть, почему мы не можем ни понять, ни использовать анакаонский язык. Я начинаю понимать, почему на Нью Александрии анакаонское дитя, родители которого говорят по-английски, вынуждено расти одно со своим собственным анакаонским языком.
      - Но вы же не думаете всерьез, что девочка может быть индрис? спросила она недоверчиво.
      - Может быть, она и есть индрис.
      - Но ведь индрис - это только легенда, - запротестовала она.
      - Майкл. - Я снова попытался пробудить его внимание. Глаза его были закрыты, но он не спал. Он открыл глаза и с каким-то упреком посмотрел на меня - так мне, во всяком случае, показалось.
      - Еще один вопрос. Были ли у индрис космические корабли? Путешествовали ли они среди звезд?
      - Да, - ответил он.
      - Но это же неправда! - выдохнула Линда Петросян.
      - Анакаона не лгут, - напомнил я.
      - Он не лжет. Он сам в это верит. Но это только легенда и ничего больше. Это вопрос веры, а не историческая правда.
      - И все же он называет их фальшивыми богами, - упрекнул я ее. - С верой такого не было бы.
      - Подумайте о том, как он говорил, что язык может лгать. - Линда сделала последнюю отчаянную попытку снова оправдать свое мнение. - Эта нелепость, должно быть, возникла от недостатков перевода. Мы неверно понимаем то, что он говорит.
      - Я это понимаю.
      - Мы нашли бы следы, - упорствовала она. - Не можете же вы всерьез верить в то, что путешествовавший в космосе народ приземлился на этой планете, колонизировал ее, а потом его дети дегенерировали, а все следы цивилизации были стерты.
      - Это зависит от того, - размышлял я, - когда это произошло. Когда они приземлились здесь? Куда они исчезли? Могли пройти миллионы лет. Мы всегда полагали, что первой расой, вышедшей в космос, были галацеллане. Потом мы. Затем кормонсы. И все в течение немногих тысяч лет. Ни одна более древняя раса не делала попыток колонизации. Все удовлетворялись тем, что оставались дома - как и сегодня девяносто девять человек из ста. Но не было никаких причин, почему бы не быть сотням или тысячам других межзвездных культур.
      - И где же они теперь?
      - Это, - заверил я ее, - совсем другой вопрос.
      - Но вопрос, который вы не можете просто отодвинуть в сторону.
      - И вы не можете просто отбросить факт, что женщина, которую мы ищем, вдруг повела себя себя так, как, по вашему мнению, совсем не свойственно анакаона. Она совершила преступление. Для этого должна быть причина. Должна быть причина и для того, что она вернулась сюда. Здесь разыгрывается что-то очень важное, и я не успокоюсь, пока не узнаю этого. Вам может быть безразлично. Но как же это может быть, что вы считаете себя экспертом по анакаона и не проявляете к ним никакого интереса?! А меня это интересует. Я хочу знать, что делаю здесь. Я уже однажды попытался помочь девочке, теперь я пытаюсь сделать это снова. В первый раз я не знал, что происходило - на этот раз пусть я буду проклят, если не постараюсь разузнать это. Никто кроме меня не пытается задуматься, что могло стрястись с девочкой. Анакаона переняли большую часть вашей культуры и ваших мыслей, и вашего образа жизни, но мне кажется, что вы тоже находитесь под их влиянием. Нет, не то, что вы подражаете анакаона, но влияние все же есть. Вы удовлетворяетесь тем, что оставляете все, как оно есть, пока развитие дает вам преимущество. Вы были не в состоянии понять анакаона, и поэтому анакаона довели вас до того, что вы даже оставили попытки понять их. Не только анакаона, но и все остальное. Видимо, поколения, жившие и умиравшие в "Зодиаке", передали вам по наследству свой ограниченный кругозор. Вы же не сделали ни малейшей попытки этот кругозор расширить. Единственное, прироста чего вы желаете, это район святой земли, где вы могли бы отпечатать свой след. Я думаю, что никогда больше не смогу познакомиться с двумя такими людьми, которые были бы такими же равнодушными ко всему, как вы с Максом.
      Пурпурные джунгли Чао Фрии могут кого угодно заставить произносить длинные речи. Это становилось уже обычным - и не только у меня. Если раньше что-то не получалось, я держал рот закрытым и ограничивался тем, что заботился о своей скромной особе. Но со времени моих старых дней я стал интеллектуалом. Я спрашивал себя, что, может быть, это не я, а кто-то другой во мне принимает такое большое участие во всем, что происходит вокруг.
      - Что мы будем делать завтра? - наконец, спросила Линда.
      - Я пойду дальше, - ответил я. - Я должен. Эва пойдет со мной и, возможно, Макс. Если Данель вернется, то мы пойдем не с Максом, а с ним. Если, конечно, Данель здоров.
      - Но тогда у вас не будет переводчика, - напомнила Линда.
      - Придется обходиться так.
      - Вам лучше сейчас поспать, - посоветовала она.
      Я кивнул и встал, чтобы покинуть палатку. Кинул взгляд в палатку Эвы и Мерседы. Они обе крепко спали.
      В третьей палатке было темно. Не желая спотыкаться в потемках, я внес с собой фонарь, ожидая найти Макса похрапывающим в его спальном мешке.
      Но его не было.
      Он исчез.
      12
      Когда засерело утро, я заглянул в обе палатки. Майклу стало хуже. Он не спал, но глаза его были остекленевшими; он что-то несвязно говорил слабым голосом. Его темно-золотистая кожа постепенно приобретала огненно-красный цвет. Казалось, он бредил, но наощупь не был горячим. Сердцебиение со вчерашнего вечера пугающе участилось. Конечно, я не представлял, плохой это признак или нет.
      Болезнь начала проявляться и у Мерседы, хотя она и утверждала, что с ней все хорошо. Должно быть, причина опять была в плохом переводе. Это выражение могло означать все, что угодно.
      Некоторое время я болтался снаружи. В плохом настроении я пытался размышлять, какие последствия может иметь для нас дезертирство Макса. Я точно знал, куда он ушел. От нашего лагеря через протоптанную растительность вел только один след, и это был след, проложенный Данелем. Макс последовал за ним.
      Ко мне присоединилась Эва.
      - Что будем делать, если он не вернется? - спросила она.
      - Да, капитан, что же мы тогда будем делать? - проворчал я. - Теперь у нас нет ни оружия, ни рации, а есть только два больных туземца. Мы в тисках. Так что же нам делать, капитан?
      Я был в отвратительном настроении.
      Гордость Эвы не позволила ей отступить в ответ на мою вспышку.
      - Ты специалист по чужим планетам, - сказала она. - Ты мастер в искусстве выживания. Я лишь отдаю приказы. Твоя задача давать мне советы.
      - Спасибо, - сказал я в ответ. - Единственная польза, которую ты имеешь от своего фальшивого звания, это то, что оно позволяет тебе свешать на меня всех собак. Привилегия капитана, верно? Как ты чувствуешь себя в одиночестве отдающего приказы?
      - Ты бастард, Грейнджер, - холодно сказала она.
      - Да, - согласился я. - Но ты все равно меня любишь.
      - Ты заносчивый бастард, - поправилась она.
      - И это тоже.
      Она опять ушла в палатку и оставила меня с моим плохим настроением. Мне не удалось вернуть ей ее упреки.