Земля обетованная

Стеблфорд Брайан
Земля обетованная

      Брайан СТЭБЛФОРД
      ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ
      1
      Долгое пребывание на Нью Александрии - не самое большое удовольствие для неотесанного мужлана. И даже не потому, что население планеты большей частью состоит из очкастых книжных червей, чьим идеалом являются нравственность и воздержание, а большей частью из-за факта, что те граждане, что не входят в эту категорию, стыдятся сами себя. На Нью Александрии все очень часто извиняются. Повсюду встречаются представители интеллектуального легкого веса, пыхтящие под грузом своего полуобразования и пытающиеся приноровить свои вкусы к моде.
      Для меня это почти ничего не значило бы, если бы они, по крайней мере, получали бы от этого удовольствие. Но брюзгливость, ходящая рука об руку с лицемерием, сводит меня с ума. Если я выходил в Коринф, чтобы пропустить стаканчик, я брал обыкновенно с собой Ника или Джонни - только лишь на случай, чтобы я не утопил свои заботы, а они меня.
      Приключение на Рапсодии было позади. Мы находились на Нью Александрии, где был Центр нервной активности Чарлота, и у меня была куча свободного времени. Чарлот набросился на работу, чтобы как-то возместить катастрофу, которой закончились его дела на черной планете. Мне кажется, его гордость была уязвлена. Ни один из чудо-червей не пережил контакта с человечеством, и поэтому галактическому сообществу были пока недоступны дальнейшие средства для разрушения. Вырванные из их уютных маленьких пещер, черви несколько дней проявляли живой интерес. Потом они решили, что все это не стоит усилий, и с достоинством превратились в комочки протоплазмы. И кто может их упрекнуть за это? Уж я-то точно нет. Втайне я даже радовался этому. Втайне потому, что было бы крайне недипломатичным сиять от удовольствия, когда Чарлот был в плохом настроении.
      Во всяком случае, я был в немилости. Чарлоту было угодно считать, что я - по крайней мере, частично - был виноват в несчастье. Печальная судьба его драгоценных червей душила в зародыше всякую симпатию, которая могла бы возникнуть между нами с того мгновения, когда мы вместе стояли под дулом энергетического лучемета Бейона Альпарта. Чарлот боролся со своим мрачным настроением, очевидно, тем, что сломя голову бросился в новое предприятие и совершенно забыл свою чудесную игрушку - "Дронта". Я вынужден был сидеть, сложа руки, пока Ник и Эва ждали на Земле новых заданий. Там Суперкорабль Номер Два перебарывал свои детские болезни. Несколько раз они брали с собой на Землю Джонни - как инженера для консультаций, но так как Эва должна была стать пилотом однотипного с "Дронтом" корабля, для меня применения они не находили. Я не завидовал Эве в ее счастье. Для нее было небольшим удовольствием уступить свой первый корабль в последний момент мне - тем более, что речь шла, если говорить о корабле, о "Дронте", а если говорить обо мне - о гнусном цинике. На том, втором корабле у меня не было никаких особых интересов. В моих глазах это была соперница "Дронта", к которой я имел личное отношение.
      И мне не оставалось ничего, кроме как бродить по Коринфу - одному или с кем-нибудь, кто подворачивался под руку. Но я не скучал по-настоящему. Для этого было слишком приятным чувство, что хотя бы минута из двух лет, которыми я обязан Чарлоту, прошла без необходимости рисковать своей головой. Я был бы только рад, если бы всегда мог сидеть, сложа руки то-есть, конечно, до дня освобождения. Сумма в двадцать тысяч, которые я должен был Обществу Карадок, ежедневно уменьшалась на тридцать, и это чертовски хорошая плата на ничегонеделанье.
      Конечно, я знал, что это ненадолго. Рано или поздно Чарлоту пришла бы идея, что я мог бы доставить ему небольшое удовольствие и, вероятно, была в этом какая-то загвоздка, так как он хотел отплатить мне за то, что я ему, якобы, устроил на Рапсодии и в Туманности Альциона. Я каждый день ждал этого.
      Ожидание, пока он был на Нью Александрии, так действовало Джонни на нервы, что он отнюдь не представлял собой хорошего общества. Я надеялся, что многомесячная постоянная жизнь с моей скромной особой окажет на него плохое влияние и что его пыл поумерится. И появится больше здравого смысла. Но до сих пор никакого результата. У малыша динамит под задницей, и он не может спокойно сидеть, не получив всевозможных психосоматических болезней. Поэтому я вынужден был искать другие знакомства. Я познакомился с полицейским по имени Дентон, который, казалось, никогда ничего не делал. С ним можно было хорошо развлечься. Конечно, мое пестрое прошлое не было базисом для дружбы с блюстителем закона, но в настоящее время у меня была белоснежная совесть, и наше братание развивалось совершенно естественно.
      Несмотря на все это, меня один-два раза охватывало настойчивое желание вырваться из стен Коринфа. Это была своего рода клаустрофобия. И вот однажды плохим днем, когда Ник и Эва были на Земле, Джонни начал говорить об играх. Я пытался объяснить ему, что только слабоумный станет играть в карты с нью-александрийцем, но до него никак не доходило. Конечно, нью-александрийцы не мошенничали, но они же все эксперты в теории вероятностей. Карточная игра - это средство отнимать деньги у дураков, а сейчас во всем Коринфе не было ни одного дурака, кроме Джонни Сокоро. Он мне не поверил. Он продолжал разглагольствовать о полосах везения, и если я чего не мог терпеть, так это того, что такие сосунки читают мне лекции о везении и о недостатках логики.
      Я взял на время в гараже Чарлота его "Ламуан-77" и подался в холмы вокруг Коринфа. Собственно говоря, я должен был известить Чарлота и, кроме того, я вообще не имел права брать машину. Но я всегда не особенно придерживался предписаний, да люди и не ждут от меня этого. Моя плохая слава, в конце концов, обязывает.
      Была поздняя весна, и как раз установилась прекрасная погода. Я не романтик, но с удовольствием гляжу на свежую зелень и сияющие цветы, особенно когда суровые времена позади. А у меня так и было. Уже больше двух лет.
      Ландшафт мне нравился, и два часа спустя я подумал, что он понравится мне еще больше, если я не стану придерживаться дороги. Дорога слишком скучна. Итак, я свернул в чистое поле и некоторое время развлекался тем, что прыгал через кусты и брал холмы, как барьеры. Это доставило мне больше удовольствия, чем борьба с пространственными отклонениями в туманности или ползание по подземным лабиринтам. Иногда нужно давать волю своим страстям, кроме того, я был трезвым и мог ничего не опасаться.
      На мили вокруг меня не было ничего, кроме открытого паркового ландшафта. Когда я однажды потерял дорогу, мне было легко не находить ее снова. Нью Александрия - мир садов; чистые города и аккуратные хорошенькие ландшафты, которые благодаря тщательному планированию выглядели такими девственными, как потаскуха с сильной склонностью к тщеславию.
      Медленно вечерело, и здесь за городом было великолепно. Я не особенно люблю яркий свет, и нежная серость сумерек мне дороже, чем сияние полудня. Холодный ветер свистел в лицо, но я, несмотря на это, не закрывал верх машины.
      Я еще не думал возвращаться, когда небо потемнело. На самом деле я вообще ни о чем не думал. Я был в мире с самим собой и окружающим миром, что со мной случается нечасто. Я даже не думал о том, сколько времени я необременительно отдавался наслаждениям свободного времени. Вероятно, мой старый друг, шепчущий ветер, так же наслаждался моим настроением, как и я, так как он не давал сказать ни слова.
      А потом я увидел девушку.
      Она бежала, и в то мгновение, когда я ее увидел, я уже знал, что она охвачена чем-то другим, нежели радостью весны. Ее преследовали, хотя из-за ближайшего холма я сейчас и не мог видеть, кто. Я поставил ногу на тормоз и взвесил ситуацию.
      За ней бежали двое мужчин. Они, конечно, не так спешили, как девушка. Издали и при слабом освещении я не мог разобрать ни их лиц, ни их намерений. То, что они хотели изнасиловать девушку, на Нью Александрии было немыслимо, но другой причины, по которой они могли бы ее преследовать, я придумать не смог.
      - Ну, - сказал ветер.
      Что - ну?
      - Ну, сделай что-нибудь.
      Что-нибудь сделаю, заверил я его. Только не спешить. У нее был отрыв метров в пятьдесят, а парни не давали себе труда уменьшить его. Они рассчитывали, что она когда-нибудь упадет от усталости.
      Я научен в таких ситуациях не бежать, сломя голову. Мне все равно не подходит роль храброго рыцаря, который постоянно высматривает попавших в беду дам.
      Девушка увидела меня, но не приняла за посланного Богом спасителя. Совсем напротив. Она сделала поворот, так что теперь убегала по диагонали от меня и ее преследователей. Это показалось мне нелогичным решением. Я мог бы догнать ее в десять секунд, и она должна была это знать. Очевидно, она боялась всех и каждого и действовала в панике. Это подтверждало мою теорию, что эти двое мужчин имели в отношении ее отнюдь не лучшие намерения.
      Я отпустил тормоза и медленно полетел позади нее. Парни тоже увидели меня. Их отношение к жизни было более реалистичным. Им было ясно, что козыри были в моих руках. Один остановился, а другой умерил свой бег и начал махать мне. Они были далеки от мысли, что я мог - несмотря на мое нежелание включиться в атаку, как идиоту - быть на стороне преследуемой невинности.
      Я решил нагнать на них настоящего страху, повернул машину, поднял ее вверх и по длинной дуге помчался прямо на них.
      Их осенило, что я настроен не слишком дружелюбно, и они пригнулись. Я промахнулся на несколько метров, что, может быть, было моим счастьем, так как убийство a priori является доказательством неосторожности и недостатка дипломатичности. Но по крику, который они испустили, можно было подумать, что промахнулся я всего на несколько миллиметров.
      Я опять развернулся и в медленном темпе пошел назад, держась, согласно предписаниям, в шести сантиметрах над травой. Девушка поглядела на меня через плечо. Мое галантное обхождение с ее преследователями, казалось, не придало ей храбрости. Можно было видеть, что она ужасно боялась и бежала без остановки. В это время мне вообще не приходила мысль, что меня она боялась в десять раз больше, чем двоих пеших мужчин, хотя это предположение напрашивалось.
      Я сократил дистанцию и подлетел к ней.
      - Все в порядке! - заорал я, хотя такая громкость была совершенно излишней. - Я помогу вам!
      Она сделала поворот, и я повернул следом.
      - Помедленнее, девушка! - крикнул я. - Я хотел бы поговорить с вами! Вы можете их больше не бояться.
      Она повернула свое тело, чтобы увидеть мое лицо, но так как в это время продолжала бежать, потеряла равновесие и упала. Пока она не успела подняться, я выскочил из своего "Ламуана-77" и был уже рядом с ней. Она была уверена, что теперь ее поймали, и оставила мысли о бегстве. Тяжело дыша, она опустилась на землю и заплакала.
      Она была маленькой и тоненькой, и она не была человеком. Но очень гуманоидной. Ее расовые признаки были мне незнакомы. Существ такого вида я никогда еще не встречал. Ее кожа была золотисто-коричневой и выглядела влажной. Глаза были большими и оранжевыми. Руки казались необычно подвижными - пальцы были без суставов, как щупальца, и втягивающимися. Под ее одеждой обозначался своего рода спинной гребень. Волос у нее не было.
      - Все о'кэй, - сказал я на этот раз нежным голосом. Я спросил себя, понимает ли она английский. И я также не имел никакого представления, на каком языке я мог бы еще попробовать, и после этого мне неудобно было наскоро отбарабанить в спешке успокаивающие заверения о моем репертуаре.
      Те двое опять зашевелились и быстро приближались. Может быть, мне затащить девушку в машину и умчаться в наступившую темноту? Но, может быть, она окажет сопротивление, и поэтому я решил подождать. Вообще-то, передо мной стояли лишь два нью-александрийца среднего роста, и если я, как скверный и жестокий представитель с другой планеты, просто рявкну на них, то они, вероятно, упадут без сил. Хоть я мужчина некрупный и не суровый, но этим двум типам мне будет нетрудно дать убедительное представление, будто я и в самом деле такой.
      В нескольких метрах они остановились и угрожающе смотрели на меня.
      - Что _в_а_м_ нужно? - спросил я.
      Один из них - черноволосый, с бледным лицом и в очках в золотой оправе - показал наманикюренным указательным пальцем на "Ламуан". - Это одна из наших машин, - установил он, как будто ожидал объяснения.
      - Вы могли бы нас убить, сумасшедший, - брякнул другой, что я счел типичной и более приятной для меня реакцией.
      - В самом деле? - сказал я обоим.
      - Это тот самый пилот, - заметил второй. Это был образцовый экземпляр второсортного интеллектуала Нью Александрии. Подчиненный. Поденщик. У него была светло-коричневая кожа и болезненные черты лица. Я не смог бы отличить его от Адама, но так как на всей планете и особенно в Коринфе я пользовался дурной славой, меня радовало быть узнаваемым массой туземцев.
      - Меня зовут, - объяснил я струящимся от презрения голосом, Грейнджер.
      - Мы хотели бы только доставить девушку назад, - пролепетал бледный.
      - Назад - это куда?
      - В колонию.
      - Он ничего не знает о колонии, - вмешался другой.
      Мужчина в очках разозлился. - Ну так объясните ему, если вы такие друзья.
      - Я не знаю, какое это произведет на вас впечатление, - начал тот, что узнал меня, - но мы не хотим ничего плохого этой девушке.
      Я повернулся к девушке. - А что скажете _в_ы_?
      Она все еще сидела, скорчившись, на земле, не делая попыток подняться, но ее взгляд порхал между двумя нью-александрийцами и мной. По ее лицу я не мог ничего понять, так как лица других рас почти всегда непроницаемы, безразлично, насколько человеческими они ни казались бы. Чтобы научиться понимать их, нужно много времени.
      - Она не говорит по-английски, - проинформировал меня мужчина кавказского типа.
      - Меня зовут Тайлер, - представился другой. Он коснулся руки другого мужчины, призывая его помолчать, пока сам он попытается тактично сделать дело. - Я работаю с Титусом Чарлотом.
      - Я тоже, - ответил я. - Но мне он еще не поручал терроризировать маленьких девочек.
      - Эта девочка из колонии чужой расы, о которой заботится Чарлот. Сегодня вечером она на свой страх и риск отправилась гулять. Она еще ребенок, совсем не знает английского языка, и люди в колонии волнуются за нее. Мы хотели бы доставить ее назад, но она убежала от нас. Нам нужно было бы взять с собой несколько анакаона, но в спешке мы об этом не подумали. Мы не хотим ей ничего плохого, только доставить домой. Не могли бы вы взять нас всех в ваш автомобиль на воздушной подушке?
      - Она даже не понимает, что делает, - пробормотал другой мужчина.
      - Эта колония, вероятно, для исследовательских целей? - осведомился я.
      - Это не концлагерь! - Тайлер, казалось, был оскорблен. - Жители колонии - не подопытные животные. Они работают вместе с Чарлотом. Они ученые.
      - А вы оба, конечно, физики-атомщики?
      - Мы из администрации. Мы обеспечиваем весь проект. И, знаете, это непросто - содержать колонию инопланетян. Или вы относитесь к тем, кто, увидев чужака, сразу хватается за свой лазер? Или вы еще не встречали ни одного вне его природной местности?
      Насмешка совершенно неожиданно задела меня, и я рассвирепел. Бледный выглядел совершенно тошнотворно, и, видимо, поэтому Тайлер, наконец, жестом потребовал, чтобы тот дал возможность вести переговоры ему.
      - Где эта колония? - напустился я на Тайлера.
      - В двух милях отсюда.
      - Ну, так она заставила вас пропыхтеть солидное расстояние.
      - Послушайте, вы! - Тайлер на глазах терял терпение. - Нет ничего особенного, что ребенок вышел на прогулку. Но мы не можем позволить, чтобы они безнадзорно разбегались в разные стороны. Мы же отвечаем за этих людей. Мы с Ланнингом обязаны заботиться о том, чтобы все было гладко. Чарлот нам голову оторвет, если в колонии будут неприятности, и особенно, если с этим ребенком. Ясно, что она боится. Но это не наша вина. Мы выполняем наш долг, и не можем сейчас себе позволить, чтобы нас продолжали считать дураками. Итак: мы не сделаем ей ничего плохого, мы только доставим ее домой. Если вы не хотите взять нас в машину, ладно, но тогда уйдите, пожалуйста, с дороги, чтобы я мог сделать то, за что мне платят.
      - А она хочет идти с вами? - Я не тронулся с места.
      - Об этом спросить ее не может ни один из нас, - ответил другой мужчина, которого, кажется, звали Ланнинг. - Мы не знаем ее языка.
      - Вы отвечаете за колонию и не говорите на их языке? - недоверчиво спросил я.
      - Они все говорят по-английски, - ответил Тайлер. - Кроме некоторых детей. Послушайте, вы же знаете, каковы дети. Они с удовольствием доставляют заботы. И никто их за это не выпорет, если это делает не их папочка. Но домой ей нужно обязательно. Я верну ее туда, и вы не сможете, черт побери, мне помешать.
      Он шагнул вперед, но я не шелохнулся.
      Мистер Тайлер не получил бы награды за дипломатическое поведение, совсем напротив. К сожалению, так же мало ему приходилось в своей жизни прокладывать себе дорогу силой. Он был таким же большим, тяжелым и мускулистым, как и я, но у него не было моих навыков. Он не был бойцом. Поругаться он мог, но боец из него никудышный.
      - Но это же бессмысленно, - перехватил слово Ланнинг, когда мы с Тайлером встали глаза в глаза. - Посмотрите на нас еще раз. Мы не преступники. Мы не насильники девушек.
      Поскольку он предложил мне это так дружелюбно, я посмотрел на него. Он был прав, на преступника он не был похож. И все-таки это не делало его симпатичнее. Очевидно, они оба не относились к типам, которых нанимают для грязной работы. Следовательно, они говорили, вероятнее всего, чистую правду. Но меня они уже разозлили, а я уж по своей природе такой упрямый.
      - Вы сможете в колонии спросить у Чарлота, - призвал меня бледный. У нас приоритетная радиосвязь. Он заверит вас, что все в порядке.
      Это оказалось для меня решающим. У меня совсем не было желания быть приведенным к Чарлоту, который размазывал бы меня, как улитку, пока Ланнинг и Тайлер наслаждались бы этим.
      - Вас двоих я не возьму, - объяснил я.
      - А что с девушкой? - тихим голосом спросил Тайлер.
      - Это другое дело. Даме я всегда охотно помогу.
      Им ничего не пришло в голову в ответ.
      - Я вылетел сюда на природу, - сказал я бездумно. - По-моему, юная дама тоже наслаждалась прекрасным вечерним воздухом. А вы, дураки, испортили ей все удовольствие. Можете заверить всех в лагере, что она в надежных руках и что через два часа я доставлю ее домой.
      - Вы этого не сделаете, - заныл Ланнинг.
      - Сейчас увидите.
      Он уже вынул из кармана рацию. Он сообщит обо мне в колонию, а там используют приоритетную связь, чтобы вызвать по тревоге Чарлота. Но мне было уже поздно менять свое решение. Я же только что поставил их в известность о своих намерениях. Может быть, мне не следовало вмешиваться. Но я хотел вмешаться и, следовательно, вмешался.
      - Подождите одну минуту, - сказал Тайлер, который не видел неотвратимого.
      - Вы что-то сказали? - спросил я дружелюбно и с улыбкой посмотрел ему в глаза. Я надеялся, что кажусь очень запугивающим. К моей радости он отступил на шаг.
      - Нет никаких причин для ссоры, - подключился Ланнинг. - Поступайте, как хотите, мистер Грейнджер. Мы сообщим куда надо, что девушка с вами в безопасности. Ведь теперь же все в порядке.
      - Верно. - Я сделал вид, что не заметил его сарказма. - Все в порядке.
      Я протянул девушке руку. Она, пока мы разыгрывали весь этот маленький фарс, заметно успокоилась. Мне кажется, она сообразила, что я совсем не гармонировал с ее преследователями. Она смотрела, как Ланнинг и Тайлер уходили прочь. Потом она позволила мне помочь ей подняться в машину. Язык знаков понимал каждый. Я осторожно подтолкнул ее на переднее сидение "Ламуана". Со всем душевным спокойствием я прогулялся вокруг машины к водительскому креслу. Тайлер с расстояния в несколько метров смотрел на меня. Ланнинг торопливо что-то говорил в свой радиопередатчик.
      Прежде чем запустить двигатель, я огляделся вокруг в сгущавшейся темноте, я глубоко вздохнул, улыбнулся и попытался выражением лица втолковать девушке, что наслаждаюсь свежим воздухом.
      Она улыбнулась в ответ. Очевидно, она привыкла к обществу людей. Она поняла, что я имел в виду.
      В конце концов, подумал я, даже Титус Чарлот улыбается.
      Иногда.
      2
      Минут десять или четверть часа я колесил на своем "Ламуане" на скорости восемьдесят или девяносто взад-вперед. Тем временем девушка пришла к решению, что все хорошо и прекрасно.
      Я опробовал на ней "Как вас зовут?" и "Куда вы желаете?", но было ясно, что она не понимала английского даже в такой степени. До уровня "Я Тарзан, а кто ты?" я в своих попытках общения не опустился. А фантастический язык жестов, который так хорошо функционирует во всех мыльных операх, показался мне не очень подходящим для начала беседы. Да никому из нас и не была так уж необходима эта маленькая беседа.
      - Ты нытик, обвинил меня ветер.
      Я реалист, заверил я его - не только молча, но даже и не двигая губами. Юная дама не должна подумать, что я болтун, разговаривающий сам с собой.
      - Это, должно быть, шутка, сказал он. Вспоминаю, как ты ринулся в это дело и мимоходом подобрал девушку, не зная, кто она и что собиралась делать!
      Ты же меня знаешь, ответил я. Мои симпатии всегда на стороне тех, кто убегает от горилл. Романтическое спасение дамы - это, я согласен, не совсем в моем духе, во всяком случае когда она так юна, как вот эта. Но меня всегда можно уговорить сделать исключение. Достаточно только представителю отребья с Земли чуть пожестче наступить мне на ногу.
      Конечно, он меня очень хорошо знал. Он понемногу достигал стадии, когда уже не утруждал себя слишком часто критиковать меня. Я импульсивен и перенапряжен, но это совсем ничего не значит. И ветер тоже был сейчас в ситуации, которой вынужден был удовлетвориться - так же, как должен был удовлетвориться ею я. Со временем нам удастся ладить друг с другом лучше. Мы уже оставили далеко позади отвращение а ля Грейнджер и высокомерие и запугивание а ля ветер. Мы постепенно становились хорошими друзьями. Я совершенно привык к его умным высказываниям, а он не принимал их всерьез.
      Кое-что мне в нем нравилось, а именно то, что он не болтал вздора о том, как я должен летать, будь это в глубоком космосе или на высоте ладони над землей. Паразит, уважающий профессиональные способности своего хозяина, не может быть совсем плохим.
      Девушка и я получили не много удовольствия от нашей прогулки. Я как раз показывал рукой в направлении, где, как я полагал, находилась колония, так как я в конце концов не собирался вечно колесить с ребенком, когда вдруг услышал до ужаса знакомый звук: вой сирены.
      - К черту, - сказал я глубокомысленно и немного фаталистично, - игра окончена, люди.
      Меня поразил странный взгляд больших оранжевых глаз. Девушка сделала трагическое лицо, но это была только иллюзия. Она могла научиться улыбаться, но наверняка не могла сыграть Гамлета. Точно так же могло быть, что она в тот момент улыбалась от радости.
      Я одарил ее кривой улыбкой. Она не отреагировала.
      - Это сирена, - сообщил я нежным голосом и сопроводил это жалкой улыбкой, хотя было ясно, что она не могла сделать из этого никакого вывода.
      Я остановил "Ламуан" и вышел. У полицейских не было автомобилей на воздушной подушке, а только глайдеры, из чего я сделал вывод, что это не обычный патруль. У них было спецзадание. Особенно озабочен я не был. Не потому, что я вообразил, будто они поймут меня. Но я был почти уверен, что Чарлот поручится за меня, если я, конечно, не был впутан в какое-нибудь массовое убийство.
      Полицейский на сидении второго пилота выпрыгнул из колыхающегося глайдера на землю и приблизился ко мне. Полицейские могут передвигаться двумя способами. Они или шаркают подошвами, или шествуют.
      Этот шествовал.
      Он уже был прямо передо мной, когда я узнал в нем моего старого приятеля Дентона.
      - Великий Боже, - удивился я, - даже тебя впрягли в работу?
      - Привет, Грейнджер, - сказал он. - Ты сел в лужу. Во-первых, угон машины. Во-вторых, похищение девочки.
      - Я признаюсь во всем. Я контролирую всю организованную преступность на этой и двухстах других планетах, - пояснил я. - Каковы мои шансы быть отпущенным на поруки?
      Не слишком остроумно, конечно. Если я хотел вызвать смех, то терпел неудачу иногда на всех фронтах.
      - Девочка будет пересажена в глайдер, - распорядился Дентон. - А тебя я должен доставить в этой машине в Коринф.
      - О'кэй, - согласился я с чуть более, чем намеком на досаду. - Делай все, что не имеешь права не делать. Не обращай на меня никакого внимания.
      Он зашагал вокруг машины на другую сторону, открыл дверцу и знаком приказал девочке выйти. Она не двигалась. Он деловито взял ее за руку, и хотя он не тащил, она поняла и выбралась на дорогу. С совершенной вежливостью он проводил ее в глайдер. Она посмотрела вверх на машину, висевшую с приглушенным жужжанием в воздухе. У девочки не было желания подниматься в нее. С другой стороны, ей уже все надоело, и она хотела домой. Пилот затащил ее на сидение рядом с собой и застегнул ремень безопасности, пока Дентон закрывал дверь.
      Глайдер снова поднялся в воздух.
      Я махнул ему вслед.
      - До свидания, - крикнул я неотягощенно, уголком глаза наблюдая за "быком". - Был рад с вами познакомиться. Нам нужно как-то встретиться снова.
      Дентон бесцеремонно встал во всю ширину своей фигуры передо мной и устало покачал головой.
      - О'кэй, сынок, - сказал он. - Давай, поедем домой и объясним все папочке.
      - Чарлот сходит с ума? - спросил я. - Или ты имеешь в виду шефа полиции?
      - Я имею в виду Чарлота, - проинформировал он. - Для бедного старого шефа полиции это дело слишком крупное.
      Ну, ясно. В Коринфе ничего не происходит без согласия Чарлота. У меня было неприятное ощущение, что он, как бы ни был стар, может разорвать голыми руками одетый в кожу свод законов Нью Рима.
      - Может быть, ты воздержишься от этой поездки, - сказал я.
      - Приказ есть приказ, - ответил он.
      - Типично, - прокомментировал я. - Это действительно ни на что не похоже - так обращаться с честным человеком, знаешь ли.
      Я все еще пытался свести все к шутке.
      - А что делает честный человек в краденой машине? - спросил он.
      - Я взял ее напрокат.
      - Я-то тебе верю, - заверил он меня. - Но ведь это же не моя машина.
      Он сел на водительское сидение, я - рядом, и он тронулся ужасным рывком.
      - Халтурщик, - сказал я, и это положило конец всякой беседе по меньшей мере на протяжении двадцати миль.
      - Прав ли я в своем предположении, - прервал я, наконец, молчание, что я не схвачен в настоящем смысле этого слова? Ты доставишь меня, как старый друг и помощник домой, как это делают со сбежавшей кошкой или заблудившимся инопланетным существом?
      - Я только выполняю работы по очистке, - пояснил он мне.
      - Прячешь грязь под ковер, - проворчал я. - Кто эта девочка? Почему эти два парня преследовали ее? И что, черт побери, сделал бы ты?
      Он повернул ко мне свое лицо и серьезно посмотрел на меня. - Они же тебе сказали, кто она и почему они ее преследовали. - Его голос звучал как у настоящего полицейского. Потом он добавил: - Вероятно, я действовал бы так же. Я бы доставил ее домой, а не тянул бы до тех пор, пока не случилась неприятность. - Так по-человечески он говорил только потому, что мы знали друг друга. По отношению к любому другому он занял бы обычную позицию: выполняю свой долг, я порядочный полицейский, приношу свое жалование жене и детям. Полицейские почти всегда делают так, будто не имеют никакого представления о том, что происходит, и что это их не особенно заботит. Я бы никогда не смог быть полицейским.
      Я не считал необходимым давать Дентону объяснения и был абсолютно уверен, что нет смысла протестовать. Он меня знал. Мы оба знали, что произошло, и я не задавал ему глупых вопросов о том, что теперь будет.
      Не более чем через полчаса я смогу предложить свои вопросы человеку, который знает все ответы.
      - Я плачу вам не за то, чтобы вы вели себя как глупый юнец. - Чарлот нарочно выражался разговорным языком, чтобы отчетливее дать мне почувствовать издевку.
      - Вы вообще мне не платите, - упрекнул я его.
      - Я плачу достаточно, - с нажимом сказал он. - Я сослужил вам неплохую службу тем, что спас вас из несчастливой ситуации, в которую вы попали, когда общество "Карадок" подобрало вас на краю туманности Альциона. Я знаю, что вы рассматриваете эту ситуацию, как несправедливость по отношению к вам, но так уж вам приходится жить. Я также знаю, что вы терпеть меня не можете. Но вы же разумный человек. Разве чрезмерно требование, чтобы вы работали с моими служащими, вместо того, чтобы ни за что, ни про что мешать им выполнять задания?
      - Я прошу извинить меня за то, что я без спросу взял напрокат машину, - сказал я.
      - Дело не в машине! - Меня удивило, что он схватил мою приманку. - Я говорю о девочке.
      - Титус, - сказал я как можно убедительнее, - если бы вы ехали в своей машине и увидели бы маленькую девочку, преследуемую двумя не очень маленькими мужчинами, не производящими впечатления порядочных граждан, что бы вы делали? Неужели вы оставили бы им девочку под их честное слово?
      - Почему же вы не привезли всех троих в колонию? - спросил он. - Ведь вас об этом и просили.
      Я размышлял, нужно ли мне говорить, что они шарахнули бы меня по голове, как только я повернулся бы к ним спиной, но решил, что аргументировать подобным образом будет неумно. Лучше сказать правду.
      - Они мне не понравились, - объяснил я.
      Он вздохнул. - Вы доставляете мне больше неприятностей, чем стоите сами.
      - В этом я с вами совершенно согласен, - заверил я его. - Мне можно упаковывать чемоданы?
      - Нет, - сказал он.
      Я пожал плечами. - Вам виднее.
      - Вы только посмотрите, - начал он читать нотации, - вы же точно знаете, какого рода моя работа. Я создаю синтез мысленных представлений. Уже много времени я и мой многочисленный штаб сотрудничаем с массой существ других рас.