Но Линда не могла смолчать. - Лиственный покров разрывается во время сильных ливней, - провозгласила она, - а потом верхушки опять складываются вместе, чтобы регенерироваться. В этих случаях происходит и свободное испарение.
      Я по-дружески поблагодарил ее за дополнительную информацию. Кажется, каждый на Чао Фрии знал, как функционировал этот мир. Знания придают гордость. Если кто-то знал больше, чем обязан был знать, он становился тщеславным. Обетованная земля сама придавала тщеславие.
      - Эти проклятые штуки чертовски трудно корчевать, - закончил Макс; он имел в виду скорее корни, чем сами деревья. - Сквозь этот лес невозможно проложить никакой разумной дороги. Конечно, мы не хотим валить деревья, кроме тех мест, где это действительно необходимо, но без дорог все эти проклятые джунгли как непроницаемый барьер.
      - Печально, - без всякого сочувствия заметил я. Ведь я знал, что они нашли бы возможность принести блага цивилизации и на другую сторону леса. Они не потерпели бы, чтобы на пути их честолюбия встали какие-то малюсенькие джунгли.
      - Но нам ведь не придется пережить сильных ливней? - осведомилась у Линды Эва.
      - Нет, - ответила та. - Сейчас не сезон. Сейчас погода устойчивая.
      - Я до сих пор не видела ни одного крупного животного, - продолжила разговор Эва.
      - Тут тебе повезло, - вмешался я. - Будь удовлетворена ползающими в подлеске. Они могут очень долго не докучать нам, если мы вдобавок ко всему не наткнемся на гигантских пауков.
      - Жуки на почве безобидные, - пояснил Макс. Он приотстал, чтобы легче было говорить со мной. - Их целая масса, но они нас не кусают. Именно мы для них невкусны. Пока вам не придется делить с какими-нибудь из них ваши сапоги, они вообще не будут вам докучать.
      - Охотно вам верю, - ответил я. - И все же я чувствовал бы себя лучше, будь со мной медицинская аптечка с "Дронта". Вашей колдовской докторской сумке я не доверяю. Вы хоть знаете, что наука добилась кое-какого прогресса с тех пор, как ваши деды заперли себя в стальном гробу?
      - У нас при себе есть все, что может нам понадобиться, - немного оскорбленно заметила Линда.
      - Хотелось бы надеяться, что вы правы. - Я сморщил лицо, как будто меня мучили роковые предчувствия.
      - А что с анакаона? - спросила Эва. Это был хороший повод. У нас были самые лучшие сапоги, какие только могла предложить Галактика, и при этом мы были не по вкусу здешним кровососам. На анакаона же были легкие сандалии, и они были вкусными.
      - С ними ничего не случится, - заверил нас Макс. Он долго защищал эту точку зрения. Я бы это приветствовал, если бы он вносил в это какое-нибудь разнообразие, допуская, что что-то все-таки может пойти не так. В моих глазах он был глупым мальчишкой. Я отлично знал, что ничто не проходит так гладко, как он постоянно заверял нас.
      Я всегда надеялся на лучшее, а готовился к худшему.
      Он, должно быть, почувствовал мое недоверие, так как засмеялся и сказал: - Здесь нет абсолютно ничего, что могло бы с вами что-то сделать, за исключением пауков и магн-странников. Экология джунглей слишком проста, чтобы угрожать еще какими-то опасностями. Все остальное, что живет здесь, интересуется только растениями и насекомыми.
      - А что это за магны-странники? - спросил я сердито.
      - Примерно такого роста. - Макс показал рукой примерно шестьдесят сантиметров от земли. - Эти паразиты обитают вот в этом, - он ткнул носком сапога кучу грибной трухи, - и нападают на травоядных. За несколько часов они могут обглодать до костей целое стадо. Плачевное зрелище. Но они не особенно сильны. Они довольно хрупки, их можно убить сильным пинком. Кроме того, они убегают как черт от ладана, если поджечь траву, - с наслаждением пояснил Макс.
      - А вы не находите, - сказал я, собрав все свое терпение, - что было бы хорошей идеей упомянуть обо всех этих безобидных животных до того, как мы отправились?
      - Вы хотите вернуться? - спросил он в ответ.
      - Вы знаете, что мы не можем вернуться. Именно поэтому было бы чертовски хорошей идеей, если бы вы упомянули обо всех этих паразитах, прежде чем мы наткнемся на них. Почему, черт побери, вы ничего не сказали об этом вчера вечером?
      - Вчера вечером меня не было с вами, - напомнил твердо Макс. - И я рассказываю вам сейчас.
      - О, Боже! - простонал я. - Какой вы дурак!
      - Спасибо, - равнодушно ответил он.
      - Вы ведь еще ни разу не были здесь, в джунглях, не правда ли? требовательно спросил я.
      - Ну, совсем мало. Но Линда здесь была.
      - С анакаона?
      - Конечно.
      - И анакаона знают лес лучше, чем вы можете надеяться его узнать. До вас не доходит, какой же это идиотизм отправиться в лес, не имея ни малейшего понятия об экспедициях в джунгли, как будто... - Я сделал паузу. - ...как будто это принадлежащий вам район.
      Собственно, об этом мог бы подумать и я сам.
      - К черту вас всех, - продолжал я с чувством. - Дайте мне револьвер.
      - Нет.
      - Посмотрите, - сказал я и дурацким образом повел все дело неправильно. - Вам ведь нельзя доверить даже ведра или лопаты. Дайте мне револьвер.
      - Идите к черту, - спокойно заметил он.
      Я в усталом отчаянии покачал головой. - Скорее всего мы именно так и сделаем. Мы все. И скорее, чем вы думаете.
      Это мрачное пророчество и закончило нашу беседу.
      У меня было двойное преимущество - мой опыт и ветер. Несмотря на это, я вынужден был положиться на скупую веру в анакаона и слепое везение. Тем, что я знал об авариях и несчастных случаях, можно было бы заполнить энциклопедию. Я только надеялся, что Данель, будучи охотником на пауков, провел всю подготовку, в какой нуждался. Я как-то сомневался в нем. Он был для этого слишком молод. Я бы охотно узнал, скольких пауков он отправил на тот свет своим надежным топором. Но он-то, по крайней мере, достаточно осознавал опасность, чтобы носить с собой еще хотя бы лазер на случай непредвиденных обстоятельств.
      Мое беспокойство не уменьшалось.
      Я больше беспокоился за Эву, чем за себя. Она ничем не заслужила такой судьбы. Ей в этом походе придется страдать больше, чем мне. Она выдохнется скорее, чем я. И ее незнание было для нее лишь кажущимся благом, так как оно охраняет ее от страха, но не от неосторожности. Если один из нас двоих найдет в этом дурацком походе свою смерть, то она была кандидатом номер один. Это мне совсем не нравилось. В моей жизни мне за глаза хватало уже мертвого Лапторна.
      Я удивлялся себе, что так сочувствую Эве.
      Мы маршировали весь день и вечером сделали привал. Я не дал бы больше и ломаного гроша за наши шансы.
      Когда начало темнеть - а темнота в джунглях была такой абсолютно черной, как и в пещерах Рапсодии - мы зажгли лампы и усердно принялись за расчистку места для наших палаток. Корчевка шла легко, так как большинство растений припочвенного уровня были трухлявыми и не проявляли склонности изо всех сил цепляться за свои корни. И все же во время этой работы нам впервые представилась возможность обозреть то, что бегало и ползало в этой растительности. И хотя здесь были насекомые каких угодно размеров, многие из них предпочитали оставаться мелкими. Удивительным образом жуки выглядели точно так же, как везде. Если где-нибудь в Галактике на пригодной для жизни планете потрясти куст, то то, что с него упадет, будет выглядеть примерно так же. Некоторых космонавтов на каком-нибудь мире, где ничто больше не напоминало о Земле, при виде жука охватывала тоска по родине. Меня, конечно, нет.
      Дружественные власти, что не позволили оснастить нашу экспедицию, сочли три палатки вполне заменяющими все остальное. Очевидно, это означало тесноту. И я с большой неохотой позволил уговорить себя делить палатку с Максом.
      За те места, что нам достались, в моих глазах говорило только одно: они не вынуждали нас есть питательную пасту. Это преимущество, если народ умышленно остается примитивным. Они даже не знали, что для нас было чем-то совершенно необычным, находясь в пути, не хвататься за питательные пасты или синтетическую пищу с вкусовыми добавками.
      После ужина Макс вызвал базу, которую мы покинули утром, и дружески болтал с людьми, которые теоретически заботились о нас. Конечно, пока еще не было необходимости высылать для нас снабжение, но Макс потребовал от них запеленговать наш сигнал, чтобы они знали, где мы находились. На всякий случай, конечно. Меня очень удивила эта его предосторожность, хотя при немного иных обстоятельствах она была бы само собой разумеющейся.
      Я спрашивал себя, что именно из сообщения о нашем продвижении будет передано Титусу Чарлоту в космопорт. Если ему вообще что-то передадут. В моей голове пронеслось, питаются ли Титус и Джонни тоже здешним изобилием естественных продуктов или вынуждены жить корабельными запасами. Даже если и так, я бы с удовольствием с ними поменялся.
      9
      Второй день был подобием первого, если не принимать во внимание того, что мы все совсем окоченели. В первый день мы промаршировали более восьми часов (настоящих часов, не по локальному времени) и лишь дважды делали короткие передышки, чтобы отдохнуть и поесть. Для таких нагрузок по-настоящему не был готов ни один из нас. Несомненно, при этом ветер очень помогал мне преодолевать скованность, но я все же чувствовал, как протестовали мои члены. Каково же было другим - и особенно Эве! Конечно, Эва не жаловалась, а Макс даже не проявлял признаков усталости. Но Линда хоть и, по-видимому, самая спортивная из нас - не стыдясь, призналась, что чувствует себя не очень хорошо.
      Мы слишком много времени проводили в поездах и вертолетах, не говоря уж об автомобилях, постелях и космических кораблях.
      Анакаона шли так же легко, как и в предыдущий день, и напряжение, казалось, совершенно на них не отразилось. Во всяком случае, их ноги от природы более упруги, чем наши. Может быть, и их метаболизм направлен на более быстрое преодоление состояния усталости. Это преимущество, если ты произошел от кочевников.
      Нашу группу по-прежнему вел Данель. У него был такой шаг, что те, у кого ноги были более короткими - а такие были у нас всех - были вынуждены время от времени подзывать его или просить остановиться, чтобы мы могли передохнуть. Мы вряд ли могли перейти на рысь, если все время вынуждены были продираться через липкую растительность.
      У меня было подозрение, что Данель намеренно выставлял свою выносливость, чтобы утереть нам нос нашей непригодностью. Короче говоря, он хвастался.
      Данель был странной личностью. Так как он принадлежал к другой расе, то ничего особенного в том, что я находил его странным, не было, но он был странным и в сравнении со своими братом и сестрой. То, что он был совершенно замкнут от нас, казалось, имело особое значение. Но только этим нельзя было объяснить, что он не говорил по-английски. Он никогда не говорил ни слова и Линде, хотя она очень хорошо понимала его язык.
      Так же мало он обращал внимания и на Майкла с Мерседой, которые тоже могли бы переводить. На переведенные ему мои или Эвины вопросы он всегда отвечал коротко и связно. У него же просто не было желания узнать что-либо о нас. И при этом он был нашим проводником, а его брат и сестра относились к нашему обществу. Вся его поза показывала немую враждебность и пассивный протест. Но Линда, очевидно, полагалась на то, что он был способным и ответственным проводником. Я пришел к заключению, что он как-то по-своему пытался выразить презрение к человеческой расе.
      Я не любил разговаривать с Линдой об анакаона, когда они находились в пределах слышимости, а возможность проинформировать себя во время пути от главной дороги я упустил. Лучшим источником информации, который был сейчас в моем распоряжении, являлся, конечно, Майкл. Поэтому я отстал, чтобы оказаться рядом с ним. Эва и Мерседа шли теперь прямо передо мной, а Линда и Макс маршировали в некотором отдалении за длинноногим Данелем.
      Майкл нес груза больше, чем Мерседа или Данель, и, казалось, осиливал его без труда, но мне это разделение труда представлялось странным.
      - Приличный груз вам приходится таскать весь день, - сказал я, чтобы завязать разговор.
      - Для меня это пустяк, - ответил он.
      - Вы всегда так странствуете? - осведомился я. - Я имею в виду, когда идете с Данелем на охоту.
      - Да, - сказал Майкл. - Данель должен иметь возможность быстро передвигаться.
      - Значит, пауки очень опасны? - продолжал я пытать его.
      - Вообще-то нет. И мы скорее ищем их, чем избегаем.
      - А зачем вы охотитесь на пауков? Какая от них польза?
      - От них никакой пользы, собственно, нет, - признался Майкл. - Мы могли бы использовать их для изготовления деталей одежды и некоторых других вещей, а также можно есть мясо. Но все, что мы получаем от пауков, нам могут дать люди "Зодиака".
      - И вы с большим удовольствием используете вещи "Зодиака", чем свои собственные?
      - Они лучше, - твердо сказал Майкл.
      - Но Данель охотится на пауков, - продолжал я. - Он носит эту пластину на груди, которая изготовлена, видимо, из паучьего панциря или скорлупы, или как там это называется.
      - Данелю нравится охотиться на пауков, - объяснил Майкл.
      - А люди "Зодиака" ему не нравятся?
      - Может быть.
      Это был дипломатический ответ.
      - И вам доставляет удовольствие охотиться с ним? - дружелюбно продолжал я. - И носить большую часть багажа? Ведь у вас даже нет оружия, которым вы могли бы защищаться.
      - Данелю нужен товарищ по охоте, - сказал Майкл таким тоном, будто этого объяснения было достаточно.
      - Ну, для меня этого было бы мало, - сухо констатировал я. Собственно, это было совершенно излишнее замечание. Я оглядел его багаж и прикинул, насколько он тяжелее моего. Майкл был сильным мужчиной. Мои силы оставили меня еще до того времени, когда я пребывал на могиле Лапторна, и даже с помощью ветра я уже не был способен к большим нагрузкам. Мне стало ясно, что мои глаза только потому как будто привязаны к багажу Майкла, что сам я его тащить не смог бы. Понемногу сказывается возраст. И два года на той черной скале тоже подточили меня. Если бы я всеми средствами не боролся против этого, то за семь лет как с классным пилотом со мной было бы уже покончено. Я мог бы потом переменить мою профессию на инженера или возобновить давно пренебрегаемую мной дружбу с твердой почвой. Два года, которыми я обязан Чарлоту, могли быть последними из моих лучших лет, и эти рассуждения не делали их приятными и не заставляли сейчас меня идти быстрее. Могила Лапторна была для меня началом конца.
      Но я хотел поговорить с Майклом не об этом и потому прогнал эти мысли. Я немного потрещал о лесе, но когда я попытался втянуть его в разговор, он тут же начал расспрашивать меня о себе самом. Он интересовался мною. Я поделился с ним несколькими событиями моего жизненного пути, и, наконец, он достаточно проникся доверием, чтобы мне удалось затронуть тему, которая показалась бы щекотливой, направь я разговор на нее сразу.
      - Вы же устраивали вчера вечером представление? - спросил я.
      - Представление?
      - Прошу прощения. Я имел в виду беседу, что мы вели в вашем доме. Ведь все это было искусственным, правда? - Это было совсем не дружеское утверждение, но я исходил из того, что любовь к правде в списке добродетелей анакаона играет намного большую роль, чем у нас.
      - Почему вы так считаете? - осведомился Майкл. Я бросил взгляд вперед. Линда была слишком далеко, чтобы слышать нас, а Эва и Мерседа не обращали на нас внимания.
      - Это было представление для Линды, - твердо сказал я. - Для людей "Зодиака". Не было ни слова о ваших собственных интересах. Когда вы говорите с людьми, вы всегда говорите только то, что они хотят слышать или нет?
      - Конечно, - сознался он. Я в душе покачал головой. Каждая точка зрения будет изменяться так или эдак, в зависимости от того, что один ждет от другого. Но с какой легкостью и воодушевлением анакаона играли предписанные им людьми роли! Это было очень примечательно.
      - Почему вы, анакаона, с таким непротивлением отказываетесь от своего своеобразия? - спросил я прямо.
      - Я не могу ответить, - сказал он. - Это вопрос, который я могу определить только в вашем, человеческом образе выражения, и в этом образе выражения он является вопросом, который не следует задавать.
      - Я не понял, - сказал я.
      - Это человеческий вопрос, - объяснил Майкл. - Я должен дать на него человеческий ответ. И если бы я мог дать человеческий ответ, то тем самым проблема была бы исчерпана. По человеческому образу мышления нет никакой причины, а причина, которая есть по нашему образу мышления, не может быть выражена человеческими словами.
      Я старался следовать за ним.
      - Вы хотели этим сказать, - попытался я разобраться, - что вы, чтобы суметь объясняться с людьми "Зодиака", считаете необходимым развить в себе личность, с которой можно объясняться, так как взаимопонимание с вами такими, какие вы на самом деле, для них было бы невозможным. Базис, который вы нашли для взаимопонимания, почти полностью диктуется образом мышления людей "Зодиака". Верно?
      - Мне кажется, да.
      - А Данель не хочет никакого взаимопонимания, так как не хочет, чтобы его дух был отравлен.
      - Нет. Вовсе нет. Данель объясняется не непосредственно. Он заложил в себя мало человеческих свойств. Взаимопонимание между этими двумя образами не может быть воспроизведено произвольно.
      Теперь я кое-что понимал. Я попытался обосновать смысловое содержание, и это удалось мне не сразу. Майкл же рассказал мне, что душа анакаона настолько чужда человеческой, что анакаона, чтобы объясняться с людьми "Зодиака", должны были принять квазичеловеческую чувствительность. Но как смог этого избежать Данель, если все его люди так старались быть человеческими? Но с другой стороны, как мог такой чрезвычайно чуждый дух с такой легкостью суметь воспринять человеческий образ мышления? Почему это произошло без усилий?
      Майкл говорил со мной не как представитель другой расы. Он говорил со мной как составная часть земли обетованной.
      Рецепт человечности. Взять... что?
      - Вы могли бы их всех убить, - сказал я. И вы все еще можете сделать это. Вы же на две головы превосходите их численностью. Просто стерли бы их. Ваш народ не должен быть порабощенным. Вы могли сопротивляться и остаться самими собой.
      - Почему? - спросил он.
      Да, почему? Это был не вопрос. Он имел в виду вовсе не "почему?". Он имел в виду, что я опять сбился с верного пути. Он не мог мне ответить, разве только в человеческих выражениях, а если он мог ответить мне в человеческих выражениях, то вопрос был излишним. Между нами был коммуникативный барьер. Я мог говорить только с человеком в нем, а мне хотелось поговорить с анакаона.
      - И вы не считаете ужасной такую жизнь? - пытал я его дальше. - Разве не оскорбительно для вас, что приходится представлять что-то, к чему вас принуждает кто-то другой?
      - Нет, - ответил он. Это показалось мне чрезвычайно странным. Если он с такой готовностью отказывается от своей личности, то имел ли он ее вообще?
      - А что с Данелем?
      - То же самое, - сказал он и пожал плечами. Он пожал ими совершенно по-человечески.
      Одну или две минуты я непонимающе молчал. Потом вдруг пришло молниеносное озарение.
      - Это другая роль в той же пьесе, - уверенно сказал я. - Он чуждое для Линды Петросян существо. Он играет благородного дикаря. Вы все слишком хороши, чтобы быть правдивыми, и поэтому...
      Это была обманчиво простая мысль. Анакаона имели высокоразвитый талант подражания. Но как это случилось? Для чего он использовался до приземления "Зодиака"? Как он развился? И какой цели служил? Бабочки предпочитают быть мертвым листком или своими сородичами с отвратительным вкусом, чтобы не быть съеденными врагами. По совсем противоположной причине богомолы прикидываются веточками. Но как я ни напрягал свою фантазию, я не мог для анакаона найти никакой параллели.
      Мысль, что одна раса в общении с другой расой носит маску, для меня новой не была. На колонизированных планетах подобный эффект наблюдался часто. Люди в известной степени нетерпимы, и на многих мирах действует закон: "Притворяйся другим или страдай от того, что ты есть", и совершенно безразлично, что бы ни говорил на эту тему закон Нью Рима. Но анакаона ушли еще на шаг дальше. У других рас было очевидно, что они носили маску. Их чувство оскорбленности часто было интегральной составляющей частью маски. Люди "Зодиака" же совершенно доверяли анакаона, и это доверие никогда не было обмануто. Оставалось ли за маской Майкла хоть что-нибудь от анакаона? Может, не больше оставалось и под маской Данеля!
      Меня удивила дружелюбность Майкла во время этого разговора, и я продолжал задавать ему вопросы. Я пытался подвести его обходными путями, поймать его вопросами-ловушками, как-то добраться до того, что скрывалось за его напускной человечностью. Но он отвечал открыто и определенно честно. Он понимал, что я хотел от него узнать. Он просто не мог мне помочь. Все снова и снова возвращалось к тому же: По человеческому образу мышления вопрос излишен, а по-анакаонски он не имеет смысла.
      Я пришел к заключению, что моим слабым разумом разгадать тайну нет никакой возможности - если уж даже Чарлот натолкнулся на трудности в своей колонии анакаона.
      Я был убежден, что Чарлот говорил мне правду, но точно так же я был убежден, что речь идет о каком-то особом виде правды. Пока я вынужден был удовлетворяться заинтересованным неведением. Может быть, я вообще никогда не приду к решению этой загадки.
      - Есть ли успехи в колонии на Нью Александрии? - поинтересовался Майкл.
      - Мне известно немногое, - ответил я. - Я лишь несколько недель назад узнал о ней, да и то непрямым образом. Но все же полагаю, что сумасшедших успехов нет, если люди бегут из колонии. Киднэппинг - это не то, чего можно было бы ожидать от колонистов. Женщина, что сбежала с ребенком, должна иметь свои причины, и я не думаю, что это человеческие причины.
      - Что такое киднэппинг? - заинтересовался Майкл.
      Это дало мне паузу для раздумий.
      - Похищение одной персоны другой, - проинформировал я его. Для меня этот вовсе не казалось анакаонским образом мышления. Я злился, что Чарлот сказал нам не все, что он знал, и в некотором смысле ввел нас в заблуждение, но я не думал, что все, что он сказал, было с начала и до конца вонючим и лживым. Он был настолько раздражен похищением, что за этим должно скрываться что-то настоящее. И, кроме того, он полагался на то, что Нью Рим подстрахует его.
      - Вы можете придумать причину, - спросил я Майкла, - почему анакаона сделал бы нечто подобное?
      - Ни один анакаона не сделает ничего подобного.
      - Но это произошло, - сказал я. - Поверьте мне. Титус Чарлот не держит колонистов как заключенных. Да и зачем ему это, ведь ваш народ так необычно кооперативен. Я считаю возможным, что девушка бежала с женщиной добровольно, но почему они покинули Нью Александрию нелегально?
      - Спросите людей "Зодиака", совершал ли хоть один анакаона когда-либо какое-либо преступление, - посоветовал Майкл.
      - Мне вовсе не надо спрашивать, - решил я. - Вашего заверения вполне достаточно. Стало быть, анакаона не совсем человечны. Среди людей совершение преступлений широко распространено.
      - Мы не люди, - ответил он. И это так и было. Анакаона ни с какой точки зрения не были человеческими существами. Бабочки не становятся мертвыми листьями. Они остаются бабочками. Они лишь достигают оптимального впечатления мертвых листьев - пока не полетят. Было ли то, что сделала эта женщина, единственным по-настоящему анакаонским деянием, которое я обнаружил? Если да, то что вдохновило ее на это? Что разрушило тягу к подражанию?
      Я сделал вывод, что все дело в принуждении. Я не мог представить себе расу, высшим желанием которой было бы желание стать превосходными рабами. Меня чрезвычайно увлекала перспектива познакомиться с "дикими" анакаона. Может быть, тогда мне кое-то станет понятнее.
      - Что, по вашему мнению, могло случиться на Нью Александрии? спросил я. - Можете вы придумать цепочку событий, которая привела нас к теперешней ситуации?
      - Придумать я не могу, - ответил он. - Но ходит слух.
      - Что за слух? - требовательно спросил я. Мне очень хотелось бы узнать об этом пораньше.
      - Девушка была индрис, - сказал Майкл. - Но это только слух.
      - Что такое индрис? - вежливо осведомился я.
      - Мне кажется, вы назвали бы это идолом.
      - Девушка была богиней? - Я был несколько ошеломлен.
      - Не настоящей богиней, - пояснил Майкл. - Фальшивой.
      - Девушка была фальшивой богиней, - повторил я - только чтобы убедиться, что правильно понял. - Что это значит? Мне кажется, это может объяснить поведение женщины.
      - Этого я не знаю, - ответил он. Вот так! Сначала он между делом делится со мной этим слухом, а потом не имеет понятия, какое этот слух может иметь значение!
      Я уже проделал слишком большую мыслительную работу, и поэтому сдался.
      Конец нашего разговора поставил под сомнение все мои предыдущие рассуждения и умозаключения. Теперь я уже больше не был уверен, правильно ли я интерпретировал то, что он пытался мне сообщить. Я вынужден был признать, что при всем старании понять Майкла я потерпел поражение на всех направлениях. И этим мне придется удовольствоваться, пока не придет новое мгновенное просветление. А оно, может быть, не придет никогда. То-есть, значит есть некоторые чуждые расы, совершенно непонятные человеческому разуму. Это вполне возможно. Наш разум ограничен. Мысль, что есть раса, которую мы не можем понять, в то время как она нас понимает очень хорошо, раздражала. Плюс к этому эта раса находилась на довольно примитивном уровне. И что из этого? - спрашивал я себя.
      Это было для меня слишком. Я дал своему измученному мозгу передышку. Некоторое время я получал удовольствие от того, что разбивал пинками на куски растения и изучал чудовищные стволы деревьев. Мне пришла мысль, что, возможно, за деревьями я не видел леса. Я был слишком близок к проблеме. И я был бы очень благодарен за разговор с Чарлотом, который бы устранил путаницу в моих мозгах.
      После того, как мы поели и я немного заполнил пустоту в моем желудке, я решил втянуть в разговор Линду и выяснить, чего она не знает.
      - Насколько высок уровень преступности среди анакаона? - начал я.
      - Никаких преступлений нет, - объяснила она. - Анакаона очень честный народ.
      - Даже если ими злоупотребляют?
      - Ими не злоупотребляют.
      - Ими злоупотребляли.
      - Никаких преступлений не было. Вообще никаких трудностей.
      - Как вы это объясняете?
      - Для этого не нужно объяснений. Это факт. Для преступлений нужны объяснения, а не для их отсутствия.
      Это показалось мне негативной позицией и очень удобным оправданием незнания, но я не стал себя утруждать высказыванием этого.
      Вместо этого я спросил: - Кто такой или такая индрис?
      - Анакаонское предание.
      - У анакаона сложная мифология?
      - У диких - да. У тех же, что примкнули к семьям "Зодиака", уже утеряны ее последние следы. Но, может быть, они рассказывают исключительно в узком кругу.
      Мне показалось очень странным, что человек, утверждавший, что он является антропологом чуждых рас, проявляет в этом пункте такую неуверенность. Отсюда можно было сделать вывод, что Линда Петросян знала об анакаона ни на йоту не больше меня. Она была знакома с тем, что они делали, но что они думали - для нее было книгой за семью печатями.
      - О чем говорится в сагах об индрис?
      - Индрис - скорее в единственном числе, чем во множественном. Слово заимствовано из нашего языка, чтобы обозначать отдельное существо или совокупность существ или предметов, которым когда-то поклонялись.
      - Когда-то?
      - Судя по легенде, индрис были живыми существами. Они, должно быть, давно вымерли и сейчас являются фальшивыми богами.
      - А какая вера вытеснила веру в индрис?
      - Никакая.
      - Никакая? - Мне показалось невероятным, что раса отмела группу богов, не найдя вместо них ничего взамен. На таком примитивном уровне это было почти немыслимо.
      - Анакаона сейчас, кажется, свободны от всяких суеверий.
      Над этим я раздумывал несколько минут. - Вы уверены, - медленно сказал я потом, - что было время, когда анакаона считали индрис настоящими богами?
      - Конечно, - ответила Линда. - Они не рассматривали бы их как богов, если бы с самого начала знали, что это фальшивые боги, верно ведь?
      Я вынужден был признать ее правоту.
      - Это, кажется, Майкл рассказал вам об индрис? - осведомилась она.
      - Вы знали об этом слухе? - ответил я вопросом на вопрос.
      - Да.
      - Но вы сочли это недостаточно важным, чтобы упомянуть об этом нам?
      - Да, именно так. Это смешно.
      - И все же я охотно узнал бы, с чего начался этот слух и по какой причине был пущен.
      - Этого я не знаю.
      - Премного вам благодарен.
      - Если бы я сочла это важным, я бы вас проинформировала. Но для этого не было повода. Я совсем ничего об этом не знаю, и это не более, чем бессмыслица. Если его пустили дикие анакаона, я не могу себе представить, как они вообще пришли к этой идее, разве только ваша похитительница детей вбила ее им в головы.
      - Она не моя похитительница детей, - запротестовал я. - И я при всем желании не могу придумать причины, по которой они должны были бы утверждать нечто такое, разве что...
      - Разве что? - спросила Линда.
      - Это могло быть правдой, - сказал я.
      10
      В отношениях между Максом и Данелем были некоторые трения. Но не потому, что Данель был необщительным. Как и все анакаона, Данель был тоже душой кооперативен. Да и Макс не показывал сверх необходимого, что он недолюбливает анакаона. Все дело было просто в их противоречивых ролях. Если это можно было бы назвать войной, то это была холодная и бескровная война.