15

– Как ты ухитрился войти в спортзал в джинсах? – спросил Джеред.

– Что? – Его вопрос застал меня врасплох. Джеред задал его на следующий день, когда мы с тяжелыми футлярами брели по скользкому тротуару к дому Лили, чтобы как следует порепетировать.

– Ты что, забыл, как отказался надевать спортивные шорты? – удивился Джеред, перекладывая футляр с синтезатором в другую руку.

– Просто… было холодно, – промямлил я. – У меня закоченели ноги, вот и все. Не знаю, почему тренер Рафферти заставляет нас надевать шорты.

Джеред засмеялся.

– Рафферти чуть не проглотил свисток, когда увидел, как ты забросил мяч в корзину с середины площадки!

Я тоже засмеялся. Дело в том, что в баскетбол я играю хуже всех в школе. Но при виде своих волосатых коленей я так разозлился, даже взбесился, что играл хорошо, как никогда.

– Пожалуй, я разрешу тебе в виде исключения ходить на физкультуру в джинсах! – пошутил тренер Рафферти.

Но мне было не до шуток.

Сразу после уроков я бросился домой и на полчаса заперся в ванной, сбривая с коленей клочки жесткой шерсти.

Когда с этим делом было покончено, оба колена покраснели и покрылись царапинами. Но по крайней мере, они опять стали гладкими.

Остаток дня я провел в своей комнате, размышляя о том, что со мной случилось. К сожалению, понять что-либо я был не в состоянии, в голове роились десятки вопросов.

И ни одного ответа.

Лежа на животе и прислушиваясь к боли в коленях, я терялся в догадках. Почему у меня вдруг выросли волосы? Ведь я не втирал в колени средство для загара. Почему же там появилась безобразная шерсть?

Неужели это «Мгновенный загар» так подействовал на организм? Может, он проник в кровь и распространился по всему телу?

И я превращаюсь в какое-то громадное волосатое существо вроде Кинг-Конга?

Вопросы, вопросы… но ни единого ответа.

Эти вопросы продолжали тревожить меня, пока я шагал вместе с Джередом к белому дому Лили, стоящему на углу квартала.

Лучи солнца проникали сквозь голые ветки двух кленов, растущих возле подъездной дорожки. В воздухе пахло весной. Почти весь снег Растаял, кое-где показалась трава.

Снеговик, стоящий во дворе, подтаял и скособочился. Шлепая в резиновых сапогах по лужам, я шел к дому Лили следом за Джередом, с трудом волоча футляр с гитарой и усилитель.

Лили сама открыла нам дверь. Они с Кристиной уже начали репетировать. Сегодня Лили была одета в яркий красно-синий лыжный свитер поверх голубых леггинсов, а Кристина – в потертые джинсы и зеленый свитер с золотистым силуэтом собора Нотр-Дам.

– А где Мэнни? – спросила Лили, запирая дверь.

– Понятия не имею, – отозвался я, вытирая ноги о коврик. – Странно, что он еще не пришел.

– Сегодня его опять не было в школе, – сообщила Кристина.

– Ну вот, только этого нам не хватало! – воскликнула Лили, покусывая нижнюю губу. – Слышали, что говорил сегодня Хью? Знаете, что подарил ему отец?

– Знаем. Новый синтезатор, – сказал я, склонившись над футляром с гитарой. – Хью мне все уши прожужжал. Он уверяет, что синтезатор звучит, как настоящий оркестр.

– Подумаешь, невидаль! – поморщился Джеред, снимая с подошвы прилипший прошлогодний лист. Отлепив мокрый лист, он повертел его в руках, не зная, куда девать, и затолкал в карман джинсов.

– Если у Хью целый оркестр, а у нас – всего три гитары и детская игрушка вместо настоящего синтезатора, у нас нет никаких шансов, – вздохнула Лили.

– Это не детская игрушка! – вступился Джеред за свой инструмент.

Я был согласен с ним.

– Если его приходится заводить, как патефон, это еще не значит, что он не настоящий!

– Он маленький, но зато со всеми функциями, – добавил Джеред, устанавливая синтезатор на журнальном столике и включая его.

– Ладно, хватит спорить. Начнем работать, – заявила Кристина, подкручивая колки своей блестящей красной гитары фирмы «Гибсон». – Что будем играть?

– А как же Мэнни? – вспомнил я. – Кстати, что с ним?

– Я пыталась ему дозвониться, – сообщила Лили, – но то ли телефон отключен, то ли линия повреждена. В трубке не слышно даже сигнала.

– Так пойдем навестим его, – предложил я.

– Отличная мысль! – подхватила Кристина.

Мы вчетвером направились в прихожую за куртками, но у двери Лили вдруг остановилась.

– Мы с Ларри сами сходим к нему, – заявила она, обращаясь к Кристине. – А вы с Джередом начинайте репетировать. Зачем идти всей гурьбой?

– Ладно, – согласился Джеред. – Кому-то надо остаться здесь – на случай, если Мэнни все-таки объявится Мы с Лили быстро оделись и вышли из дома. Лили в высоких сапогах смело преодолела огромную лужу у крыльца.

– Не выношу, когда снег начинает таять и становится серым, – сердито выпалила она. – Прислушайся, и ты не услышишь ничего, кроме звона капели. Вода капает и с деревьев, и с крыш.

Лили преградила мне путь и остановилась. Мы замолчали, слушая, как капает вода.

– Оглушительный звон, правда? – с улыбкой спросила Лили. Солнце отражалось в ее глазах – голубом и зеленом.

– Оглушительный… – произнес я.

Лили часто говорит что-нибудь этакое, отчего мурашки по коже. Однажды она призналась мне, что пишет стихи. Целые поэмы о природе. Но свои стихи она мне никогда не показывала.

Мы побрели по снеговой каше. Солнце припекало, и я расстегнул куртку.

Свернув за угол, мы оказались у дома Мэнни. Он жил в квадратном кирпичном особняке на вершине холма. Снег на холме покрылся коркой льда, и получилась отличная горка. Двое малышей катались с нее на голубых пластмассовых дисках. Но диски ползли вниз еле-еле, потому что лед давно подтаял.

Мы прошли мимо них и поднялись на веранду дома. Лили позвонила в дверь, я постучал.

– Эй, Мэнни, открывай! – крикнул я.

Но никто не ответил.

В доме было тихо. Только по водосточной трубе стекала талая вода.

– Мэнни! – снова позвал я и заколотил в дверь.

Лили позвонила еще раз.

– Никого нет дома, – тихо произнесла Лили, сошла с веранды, приблизилась к окну, встала на цыпочки и попыталась заглянуть в дом.

– Видишь что-нибудь? – спросил я. Она покачала головой.

– Только свое отражение. Внутри темно.

– И машины возле дома нет, – вдруг заметил я и снова заколотил по двери.

К моему удивлению, дверь заскрипела и приоткрылась.

– Дверь не заперта! – крикнул я Лили. Она бегом вернулась на веранду. Я приоткрыл дверь и спросил:

– Есть тут кто-нибудь?

Тишина.

– У вас не заперта дверь! – добавил я. Лили распахнула дверь, и мы шагнули в прихожую.

– Мэнни! – позвала Лили, приставив ладони рупором ко рту. – Мэнни!

Я вошел в гостиную и ахнул. Я пытался что-то сказать, но не мог. Увиденное ошеломило меня.

16

Лили схватила меня за руку. Мы изумленно огляделись.

Комната была совершенно пуста – ни мебели, ни занавесок, ни картин на стенах. Даже ковер исчез с блестящего паркетного пола.

– Где они? – с трудом выговорил я. Лили прошла по коридору в кухню. Там тоже было пусто. Все вещи исчезли. Вместо холодильника в кухонной стенке зияла дыра.

– Они переехали? – воскликнула Лили. – Не может быть!

– Но почему Мэнни не предупредил нас? – возмутился я, обводя взглядом пустую комнату. – Почему не сказал заранее, что они переезжают?

Лили молча покачала головой. В доме было тихо. Я слышал, как снаружи капает вода.

– Может, переезд был внезапным, – наконец произнесла Лили.

– Внезапным? Но почему?

На этот вопрос мы не смогли ответить.

Я люблю бегать.

Но только не убегать от разъяренных собак. А вообще бегать мне нравится. Сердце при этом колотится быстрее, подошвы спортивных туфель глухо постукивают по земле, все мышцы работают.

По субботам мы с папой совершаем пробежки – обычно в Миллер-парке, по дорожке вокруг небольшого озера.

Там очень красиво. Воздух всегда свежий. И тишина.

Папа рослый, гибкий, спортивного сложения. Раньше он был русым, как я, но теперь поседел, а на макушке появилась лысина.

Он бегает каждое утро перед работой, причем в довольно быстром темпе. Но по субботам он придерживает шаг, чтобы я не отставал.

Обычно мы бегаем молча, сосредоточившись на своих движениях, любуясь природой и наслаждаясь свежим воздухом.

Но в эту субботу мне хотелось поговорить. Я решил рассказать папе обо всем: о флаконе «Мгновенного загара» и о черной шерсти.

Рассказывая, я смотрел вперед. Небо было синим и таким чистым, будто его помыли. Две большие вороны спланировали на голую ветку дерева. Вороны громко закаркали, словно хотели нам что-то сказать.

Озеро искрилось, дорожка вокруг него уже подсохла. На поверхности голубовато-зеленой воды покачивались льдинки.

Я начал с самого начала и ничего не упустил. Папа слегка сбавил темп, но не остановился.

Я рассказал о том, как нашел флакон средства для загара и как все мы ради шутки решили натереться им. Папа кивнул, не сводя глаз с дорожки.

– Вижу, средство не подействовало, – произнес он, слегка задыхаясь от бега. – Ты ничуть не загорел, Ларри.

– Да, оно не подействовало, – подтвердил я, – потому что срок годности давным-давно истек.

Я глубоко вздохнул, переходя к самому главному.

– Загар у меня так и не появился. Зато со мной случилась какая-то чертовщина.

Папа продолжал бежать. Мы оба пригнулись, чтобы не задеть низко нависшую ветку дерева. Я поскользнулся на мокрых листьях, но удержал равновесие.

– У меня стала расти шерсть, – дрожащим голосом продолжал я. – Сначала на тыльной стороне ладоней, потом на обеих кистях. И наконец на коленях.

Папа остановился и встревоженно обернулся ко мне:

– Шерсть?

Я кивнул, тяжело дыша:

– Да, черная шерсть. Густыми пучками, очень жесткими и колючими.

Папа с трудом сглотнул. У него округлились глаза – от удивления? От страха или недоверия? Этого я так и не понял.

К моему изумлению, папа взял меня за руку и повел за собой.

– Идем скорее, Ларри. Нам пора.

– Папа, но я же… – начал я.

Он крепче сжал мою руку и настойчиво потянул меня за собой.

– Я же сказал: нам пора, – процедил он сквозь стиснутые зубы. И рванул меня к себе, чуть не сбив с ног!

– Папа, что случилось?! – пронзительным голосом воскликнул я. – В чем дело?!

Он не ответил, увлекая меня по дорожке парка. Папины глаза стали безумными, лицо исказила пугающая гримаса.

– Папа, что с тобой? – испугался я. – Куда ты меня тащишь?

17

Доктор Меркин поднял иглу и посмотрел ее на свет.

– Отвернись, Ларри, – мягко попросил он. – Я же знаю, ты немного побаиваешься. И зря – это совсем не больно.

Боль пронзила мою руку, едва игла впилась в кожу. Я закрыл глаза и не дышал, пока врач не вынул иглу.

– Конечно, двух недель еще не прошло, – продолжал врач, протерев место укола ватным тампоном. – Но раз уж ты здесь, я решил сделать тебе инъекцию.

Папа в напряженной позе застыл на стуле посреди небольшого кабинета. Руки он сложил на груди.

– А как же шерсть? – запинаясь, спросил я у доктора Меркина. – Неужели «Мгновенный загар»…

Врач покачал головой.

– Я не знаю средств для загара, которые вызывали бы рост волос. Обычно они воздействуют на механизм пигментации кожи, и…

– Но этот флакон был выпущен давным-давно! – настаивал я. – Может, ингредиенты скисли и лосьон испортился?

Доктор Меркин махнул рукой, словно говоря: «Так не бывает».

Подойдя к столу, он сделал запись в моей карточке.

– Мне очень жаль, Ларри, – произнес он, продолжая писать мелким аккуратным почерком, – но дело тут не в средстве для загара, поверь мне. – Он обернулся и внимательно оглядел меня. – Я полностью обследовал тебя, провел все анализы. Ты абсолютно здоров.

– Слава Богу! – облегченно вздохнул папа.

– А как же шерсть? – возмутился я.

– Давай подождем и посмотрим, что будет дальше, – решил доктор Меркин, глядя на папу.

– Подождем?! – воскликнул я. – Значит, вы не дадите мне никаких лекарств? Не сделаете ничего, чтобы шерсть больше не росла?

– Она вряд ли вырастет вновь, – заверил доктор Меркин, закрыл карточку и разрешил мне спуститься со смотрового стола. – Постарайся не волноваться, – попросил он, протягивая мне куртку. – Все будет хорошо.

– Спасибо вам, доктор Меркин, – произнес папа и встал. Он улыбнулся, но я заметил, что улыбка получилась вымученной. Папа держался слишком напряженно.

Я направился вслед за отцом к автостоянке. Мы молча уселись в машину.

– Тебе лучше? – наконец спросил папа, не сводя глаз с дороги.

– Нет, – мрачно ответил я.

– В чем дело? – раздраженно спросил папа. – Ведь доктор Меркин сказал, что с тобой все в порядке.

– А шерсть? – возмутился я. – Откуда она взялась? Почему он ничем мне не помог? Неужели он мне не поверил?

– Скорее всего, поверил, – негромко ответил папа.

– Тогда почему же он ничего не сделал? Папа долго молчал, глядя сквозь ветровое стекло и покусывая нижнюю губу. И наконец произнес сдавленным голосом:

– Иногда полезнее всего бывает набраться терпения и ждать.

В тот день мы собрались на репетицию в доме Лили. Получалось неплохо, но не так, как вместе с Мэнни.

Нас всех насторожило то, что он уехал, даже не попрощавшись с нами. Лили попросила свою маму позвонить знакомым родителей Мэнни и выяснить, куда они переехали.

Но все знакомые и друзья были удивлены не меньше, чем мы.

Никто из них не знал, что семья Мэнни готовится к переезду.

Мне пришлось признать, что две гитары звучат лучше трех. Голос у Лили приятный, но слабый, и три гитары почти совсем заглушали его.

А теперь, играя без Мэнни, мы отлично слышали голос Лили.

Но я испортил песню «Битлз», которую мы разучивали, – «Я хочу взять тебя за руку». Аккорды я брал фальшиво и никак не мог попасть в такт.

Я знал, в чем дело. Меня не покидали мысли о докторе Меркине и о том, что он не поверил мне. Он сомневается, что наша находка была средством для загара. А если он ошибся?

Мне было досадно и… одиноко.

Уже в двадцатый раз начиная играть «Я хочу взять тебя за руку», я пристально вглядывался в лица своих друзей. Может, их мучают те же опасения, что и меня? Что, если и у них растет уродливая черная шерсть, а они боятся признаться?

Когда я впервые спросил об этом, Лили только засмеялась и назвала меня лохматым Ларри. Но я должен задать тот же вопрос еще раз. Ни о чем другом я не мог думать. Я обязан знать правду!

Я с трудом дождался конца репетиции. Кристина начала укладывать гитару в футляр, Джеред отправился на кухню за банкой кока-колы. Лили сидела на диване, поигрывая золотой пиратской монеткой на цепочке.

– Я… хочу спросить… – волнуясь, начал я.

В комнату вернулся Джеред. Он так неловко открыл банку, что кока-кола выплеснулась ему в лицо.

Все засмеялись.

– Ты впервые видишь банку кока-колы? – пошутила Лили. – Может, принести тебе инструкцию?

– Ха-ха! – Джеред вытер лицо рукавом. – Ты нарочно потрясла все банки, Лили, чтобы я облился. Сознавайся!

Усмехнувшись, Кристина захлопнула футляр.

– Переходи на соки, Джеред. Он показал Кристине язык. Я громко откашлялся.

– Ребята, я хотел спросить вас… – дрожащим голосом повторил я.

Мои друзья были в отличном настроении, они смеялись и шутили. Значит, их ничто не тревожило.

Почему же несчастье свалилось на меня одного?

– Помните «Мгновенный загар»? – начал я. – Скажите, после него у кого-нибудь из вас начали расти волосы? – Я густо покраснел. – Точнее – безобразная черная шерсть?

Джеред покатился со смеху, поперхнулся кока-колой и закашлялся. Кристина похлопала его ладонью по спине.

– Лохматый Ларри! – выпалил Джеред, едва переводя дыхание. Указав на меня банкой, он принялся повторять: – Лохматый Ларри! Лохматый Ларри!

– Да перестань ты! – взмолился я. – Мне не до шуток!

Но это еще сильнее рассмешило Кристину и Джереда.

Я обернулся к Лили, которая встала с дивана. На ее лице проступило беспокойство. Она не смеялась. Заметив, что я смотрю на нее, Лили потупилась.

– Ларри – волк-оборотень! – объявил Джеред.

– Надеюсь, выступать нам придется не в полнолуние! – подхватила Кристина.

– А может, Ларри воет лучше, чем играет на гитаре! – возразил Джеред, и оба захохотали.

– Я просто пошутил! – зло выпалил я. От стыда мне хотелось провалиться сквозь пол.

«Значит, эта беда случилась только со мной, – понял я. – Больше шерсть ни у кого не растет».

Вот почему Джеред и Кристина так развеселились. Им нечего стыдиться и не о чем беспокоиться.

Но Лили, похоже, было не до смеха. Она начала собирать ноты и приводить гостиную в порядок.

Прежде Лили нравилось поддразнивать меня и наблюдать, как я краснею. Я удивленно уставился на нее: неужели у нас общая тайна?

Неторопливо убирая гитару в футляр, я дождался, когда Джеред и Кристина уйдут, а потом надел куртку и бейсболку и направился к двери.

На веранде я обернулся к Лили, которая вышла проводить меня.

– Лили, скажи правду, – попросил я, глядя ей в глаза. – У тебя растет черная шерсть на ладонях и коленях?

Она закусила нижнюю губу.

– Я не хочу об этом говорить, – прошептала она и захлопнула дверь.

Я застыл на веранде, вспоминая встревоженное выражение на лице Лили. Ее шепот отдавался у меня в ушах.

Что с ней стряслось? Если то же самое, что и со мной, почему она не признается? Неужели ей стыдно? Может, она стесняется меня?

Или у нее все в порядке и она просто думает, что я спятил? Скорее всего, ей неловко за меня, потому что я веду себя как сумасшедший.

Окончательно растерявшись, я вышел на улицу. Солнце стояло еще высоко, но воздух стал холоднее. Резкий ветер дул мне в лицо.

Я надвинул бейсболку поглубже на лоб, чтобы ветер не сорвал ее. Но, к моему удивлению, бейсболка вдруг показалась мне слишком тесной. Она стала мне мала.

Я снял ее и внимательно оглядел. Может, кто-то застегнул ее сзади потуже?

Нет.

Холодок пробежал у меня по спине, едва я поднес руку ко лбу и понял, почему бейсболка вдруг показалась мне тесной.

Весь лоб зарос густой колючей шерстью.

18

Я ворвался в дом, громко стукнув дверью.

– Мама, смотри! – кричал я. – Взгляни на мой лоб!

Я обвел взглядом кухню.

– Мама, где ты?

В кухне было пусто.

Я побежал по дому, окликая родителей. Пора объяснить им, что со мной случилось. Теперь-то они наверняка мне поверят!

Густая шерсть на лбу убедит их в том, что я не сошел с ума.

– Мама, папа! Есть кто-нибудь дома? Тишина.

Вернувшись в кухню, я нашел на холодильнике записку: «Мы уехали за покупками в Бруксдейл. Вернемся поздно. Не забудь поужинать».

Закричав от отчаяния, я сорвал с головы бейсболку, стащил куртку и швырнул ее на пол.

С гулко бьющимся сердцем подошел к зеркалу в прихожей и оглядел себя. Я был похож на мутанта из комиксов!

Из зеркала на меня смотрело бледное лицо. Оно ничуть не изменилось. Но лоб покрылся черной шерстью!

Как будто я повязал бандану. Такие повязки носят лыжники – только из ткани, а не из уродливой шерсти.

Трясущейся рукой я провел по колючим волосам.

У меня тяжело вздымалась грудь. Мне хотелось плакать и в то же время рычать от бешенства или вырвать всю шерсть – волосок за волоском.

Смотреть на себя было невыносимо. Шерсть выглядела омерзительно.

Я решил не ждать, когда вернутся родители. Жить с таким волосатым лбом я не мог. Я бросился наверх, чтобы сбрить шерсть.

Полосу шерсти я густо намазал кремом для бритья. Крепко зажал в пальцах папину бритву.

– Ой! – Я сразу же порезался, но мне было наплевать. Надо сбрить шерсть во что бы то ни стало! Так, чтобы на лбу не осталось ни единого волоска!

Глядя, как клочья шерсти падают в раковину, я вдруг понял, что надо делать. Я должен найти флакон из-под «Мгновенного загара» и показать его доктору Меркину.

«Если я принесу флакон, он мне наверняка поверит! – убеждал я себя. – Пусть доктор Меркин выяснит, что это за средство. И почему от него у меня начала расти шерсть».

Доктор Меркин сумеет вылечить меня – в этом я не сомневался.

Но куда же мы зашвырнули флакон?

Зажмурившись, я стал вспоминать.

Когда я нашел флакон, мы бросились в дом Лили и натерлись жидкостью для загара. Затем снова выбежали во двор, чтобы поиграть в снегу.

Неужели мы выкинули пустой флакон в соседский мусорный бак? Надо проверить…

Я нацарапал записку родителям, сообщил, что забыл кое-что у Лили и скоро вернусь. Затем набросил куртку и выбежал из дома.

На улице стало еще холоднее. Небо затянули тучи, оно стало по-вечернему серым. Я застегнул молнию на куртке и надел капюшон. Лоб все еще саднило после бритья.

Три квартала до дома Лили показались мне длинными, как три мили. Наконец я свернул за угол и увидел впереди ее дом.

И тут я остановился. Не хватало только, чтобы Лили увидела, как я роюсь в мусорном баке! Она наверняка пристанет с расспросами, а я еще не готов рассказать ей всю правду.

Тем более что сама она что-то скрывает, с горечью подумал я. Оборвав разговор, она захлопнула дверь у меня перед носом.

Ладно, я тоже буду молчать.

Хорошо, что уже почти стемнело. Может, Лили меня не заметит.

Приближаясь к дому Лили, я наблюдал за тем, что происходит вокруг. В столовой горел свет, – наверное, семья Лили ужинает.

Вот и хорошо. Я покопаюсь в баке, разыщу флакон и исчезну, прежде чем меня заметят.

Но, подойдя поближе, я обнаружил, что мусорный бак исчез. Наверное, рабочие увезли его.

Я глубоко вздохнул, боясь лишиться чувств.

– Как же быть? – пробормотал я вслух. Как доказать доктору Меркину, что шерсть у меня начала расти от «Мгновенного загара»?

Налетел холодный ветер. Я смотрел на то место, где еще совсем недавно стоял мусорный бак. Ветер подхватывал с земли бурые листья, бросал их мне под ноги.

Я поежился.

Но когда я уже собрался уходить, меня вдруг осенило.

Нет, мы не выбросили флакон из-под «Мгновенного загара» в мусорный бак! Мы швырнули его в другую сторону, туда, где росло несколько деревьев.

– Ура! – вырвалось у меня. Я вспомнил, как, прежде чем присоединиться к играющим в снежки друзьям, я бросил флакон в снег.

Наверное, он до сих пор лежит там. Иначе и быть не может.

Я пулей пролетел мимо дома Лили, опасливо поглядывая на окна. Но никто не выглянул из них.

В соседнем доме было темно и пусто, – видно, ремонт еще не закончился.

Наконец я оказался в небольшой рощице, возле которой мы недавно играли в снежки. Ноги скользили по мокрым прошлогодним листьям. Голые ветви раскачивались на ветру и поскрипывали.

Куда же упал флакон? Где он?

Наверное, совсем рядом, под деревьями.

Он просто не мог отлететь далеко – ведь я бросал его с середины двора.

От деревьев на землю ложились черные тени. Я поддел ногой кучу опавших листьев, и ботинок ударился обо что-то твердое.

Наклонившись, я принялся разгребать листья обеими руками. Но нашел только кривую ветку.

Я углубился в рощу, раздвигая ветви и длинные стебли сухих растений.

Флакон должен быть где-то здесь. Я огляделся.

Вот он!.. Нет, это просто гладкий камень.

С досады я пнул камень и медленно повернулся на месте, внимательно оглядывая землю.

Где же этот чертов флакон?

Внезапно я услышал странный звук и вздрогнул. Хруст ветки.

Я прислушался. Где-то рядом зашуршал кустарник.

Снова хрустнула ветка.

С трудом сглотнув, я понял, что рядом кто-то есть.

– Кто здесь? – робко спросил я.

19

– Кто здесь? Тишина.

Застыв, словно статуя, я прислушался. Совсем рядом раздались торопливые шаги. Кто-то тяжело дышал.

– Эй, есть здесь кто-нибудь?! – крикнул я, обернулся и вдруг увидел флакон. Он лежал прямо передо мной на куче листьев.

Я порывисто нагнулся, протягивая к флакону обе руки. И отпрянул: из темноты навстречу мне выскочил большой пес.

Он с трудом переводил дыхание, длинный язык свешивался из полуоткрытой пасти.

Большой бурый пес! Даже в полутьме я разглядел, что шерсть у него свалялась. В тяжело вздымающиеся бока вцепились репьи.

Я попятился.

– Ты один? – испуганно прошептал я. – Откуда ты, песик?

Пес опустил голову и заскулил.

Я огляделся в поисках остальных собак. Может, он привел за собой всю стаю? Тех самых бродячих псов, которые вечно гоняются за мной, пугая своим рычанием.

Но собак нигде не было видно.

– Хороший песик, – произнес я, стараясь говорить негромко и спокойно.

Он уставился на меня, по-прежнему отдуваясь, и помахал облезлым хвостом.

Я медленно наклонился, не спуская глаз с собаки, и поднял флакон. Он показался мне ледяным. Я попытался разглядеть, осталось ли внутри хоть немного жидкости.

Но ничего не увидел в темноте.

Не может быть, чтобы я вылил из него все до последней капли, рассуждал я, напрягая память. Того, что осталось во флаконе, наверняка хватит доктору Меркину для анализа.

Я потряс флакон, приложил его к уху и прислушался, надеясь уловить плеск. Только бы там осталось несколько капель, мысленно молил я.

На рощу налетел дикий порыв ветра. Листья зашуршали.

Пес снова заскулил.

Я крепко сжал флакон в руке и собрался уходить.

– Пока, песик.

Пес склонил голову набок и заглянул мне в глаза.

Я шагнул в сторону.

– Пока, пес, – тихо повторил я. – Иди домой.

Пес не шевельнулся. Он снова заскулил и завилял хвостом.

Я двинулся прочь, крепко прижимая к себе флакон. И вдруг увидел то, чего опасался.

Из-за деревьев стремительно выскочили собаки. Их было пять или шесть, и у всех злобно горели глаза. В следующее мгновение к ним присоединилось еще несколько больших псов.

Они неумолимо приближались, зловеще рыча и скаля острые зубы.

Я похолодел, в ужасе уставившись в их горящие глаза и вслушиваясь в злобное рычание.

Собрав всю свою волю, я повернулся и бросился наутек.

– Ой! – пронзительно взвизгнул я, споткнувшись о толстую ветку.

Флакон вылетел у меня из рук.

Я попытался подхватить его на лету, но безуспешно.

Флакон ударился об острый камень и разбился, разлетевшись на мелкие осколки. На камне заблестело влажное пятно.

Я упал на четвереньки, острая боль пронзила все тело. Не обращая на нее внимания, я приподнялся и обернулся к собакам.

Но к моему удивлению, они неслись совсем в другую сторону. Между деревьев я разглядел перепуганного кролика. Собаки гнались за ним.

У меня колотилось сердце, колени дрожали. Я подошел к камню, вокруг которого лежали осколки оранжевого стекла, поднял один и повертел в руках.

– Что же мне теперь делать? – спросил я вслух. Издалека еще слышался возбужденный собачий лай. – Что?

Флакон разбился вдребезги. Мне больше нечего показать доктору Меркину.

Со злостью я швырнул осколок стекла в сторону и устало побрел домой.

После ужина мама с папой ушли в школу на собрание, а я поднялся к себе и сел за уроки.

С недавних пор одиночество стало меня тяготить.

Я взял к себе на колени Джеспер и начал гладить ее, но кошка была не в настроении. Сначала она сердито смотрела на меня ярко-желтыми глазами, а потом царапнула мне руку, вырвалась и убежала из комнаты.

Я позвонил Лили, но у нее никто не подходил к телефону.

На улице завывал ветер, дребезжало оконное стекло.

По моей спине пробежал холодок.

Положив локти на стол, я склонился над учебником истории, но никак не мог сосредоточиться. Слова расплывались у меня перед глазами.

Пройдясь по комнате, я вынул из футляра гитару, наклонился и подключил ее к усилителю.