8

– Ты выспался? – спросила мама на следующее утро, когда я вошел в кухню, сонно щурясь. – Что-то ты слишком бледный.

Папа отложил газету и внимательно оглядел меня. Перед ним на столе дымился кофе в белой кружке.

– Да нет, с ним все в порядке, – заключил папа и снова взялся за газету.

– Не волнуйся, я выспался, – заверил я маму, садясь за стол и косясь на правую ладонь.

Никакой шерсти. Кожа абсолютно гладкая.

Сегодня я вскочил с постели в тот же миг, как из-за двери послышался мамин голос. Включив свет, я бросился к зеркалу в дверце шкафа.

Нигде ни следа черных волос.

От радости мне хотелось запеть, обнять с папой или заплясать на кухонном столе.

Но я постеснялся.

Я с удовольствием позавтракал кукурузными хлопьями с сахарной глазурью и апельсиновым соком.

Мама сидела напротив, очищая сваренное вкрутую яйцо. Она варит себе яйца каждое утро, но ест только яичный белок, а желток выбрасывает – говорит, что в нем слишком много холестерина.

«Мама и папа, я должен сказать вам что-то важное. Вчера я сделал глупость. В мусорном баке я нашел флакон, на этикетке было написано: «Мгновенный загар». Мы с друзьями натерлись этим средством – ну, чтобы загореть. А потом обнаружили, что срок годности уже истек. И вот… Словом, вчера вечером я вдруг заметил, что на правой руке у меня растет шерсть».

Так мне хотелось сказать родителям.

Мне не терпелось поведать им всю правду. Я даже открыл рот, но промолчал.

Мне было стыдно и боязно.

Родители наверняка рассердятся и скажут, что я поступил глупо. И потащат меня к доктору Меркину, чтобы я рассказал ему, в чем дело. И он тоже назовет меня болваном.

Поэтому я решил держать язык за зубами.

– Что-то ты сегодня все молчишь, – заметила мама, отправляя в рот ложку яичного белка.

– Просто мне нечего сказать, – отозвался я.

По пути в школу я зашел за Лили. Она вышла из дома в теплой куртке с высоко поднятым воротником и красно-синей шерстяной шапочке, надвинутой на лоб.

– Ты что, мерзнешь? – удивился я.

– Мама сказала, что сегодня обещали похолодание, – объяснила Лили. – И велела мне одеться потеплее.

Солнце еще висело над самыми крышами домов, напоминая красный мяч на фоне серого неба. Резкий ветер дул в лицо, заставляя нас щуриться и отворачиваться. Снег покрылся коркой льда, который громко хрустел под ногами.

Я глубоко вздохнул, решив задать Лили чрезвычайно важный вопрос.

– Лили… – смущенно начал я. – Скажи, вчера у тебя не появилась на руках шерсть?

Лили остановилась и уставилась на меня. Ее лицо стало серьезным и хмурым.

– Появилась, – призналась она хриплым шепотом.

9

Я ахнул, мое сердце сбилось с привычного ритма.

– На руках?

Лили мрачно кивнула и придвинулась ближе, глядя на меня своими разноцветными глазами из-под отворота шерстяной шапочки.

– И не только на руках, – уточнила она, выпустив изо рта белое облако пара, – но и на ногах, и на спине…

Я сдавленно вскрикнул.

– А потом мое лицо превратилось в волчью морду, – продолжала Лили, не сводя с меня глаз. – Я бросилась в лес и завыла на луну – вот так. – Она запрокинула голову и издала протяжный тоскливый вой. – А потом нашла в лесу троих людей и сожрала их! Потому что стала волком-оборотнем!

Она зарычала и оскалила зубы, а потом разразилась хохотом.

Я почувствовал, что стремительно краснею.

Лили шутливо толкнула меня в бок. Я потерял равновесие и чуть не упал.

Лили покатилась со смеху.

– Ага, поверил! – закричала она. – Поверил в глупую выдумку!

– Еще чего! – возразил я. Мои щеки горели. – Буду я верить в такую чепуху!

Но на самом деле я принял все за чистую монету, пока она не сказала, что съела трех человек.

Только тут я догадался, что меня разыгрывают.

– Лохматый Ларри! – нараспев произнесла Лили. – Лохматый Ларри!

– Прекрати! – сердито оборвал я. – Это не смешно. Совсем не смешно.

– Еще как смешно! – не унималась она. – Можно умереть со смеху!

– Ха-ха-ха! – иронически захохотал я, повернулся и перешел на другую сторону улицы.

– Лохматый Ларри! – повторяла Лили, увязавшись за мной. – Лохматый Ларри!

Я поскользнулся на льду, зашатался и замахал руками. Рюкзак свалился с моего плеча и упал на землю.

Пока я поднимал его, Лили догнала меня.

– Ларри, у тебя что, действительно выросла щетина? – спросила она.

– Что? – Я сделал вид, будто не расслышал.

– У тебя на руках выросла щетина? Потому ты и расспрашивал меня? – допытывалась Лили.

– Еще чего! – буркнул я, забросил рюкзак на плечо и зашагал прочь.

Лили рассмеялась.

– Может, ты волк-оборотень? Я фальшиво засмеялся.

– Нет, я вампир, – заявил я, жалея, что не могу сказать Лили правду. Мне хотелось рассказать ей про жесткую шерсть.

Но я помнил, что Лили не умеет хранить тайны. Она наверняка разболтает мой секрет всей школе. И тогда меня уж точно задразнят лохматым Ларри!

Обманывать Лили мне было стыдно – ведь я считал ее своим лучшим другом.

Но разве я мог сказать правду?

До школы мы шли молча. Я искоса поглядывал на Лили: по ее лицу блуждала странная улыбка.

– Все подготовили доклады о прочитанных книгах? – спросила мисс Шиндлинг.

Тишины в классе как не бывало: задвигались стулья, зашуршала бумага, послышались шепот и покашливание.

Рассказывать о прочитанной книге, стоя перед всем классом, – занятие не из приятных. Терпеть не могу, когда на меня таращится столько людей.

Стоит мне сбиться, как я тут же заливаюсь краской. И тогда все смеются надо мной.

Вчера я репетировал свой доклад перед зеркалом. Получалось отлично, если не считать нескольких мелких оговорок.

Конечно, стоя перед зеркалом в собственной спальне, я ничего не боялся и не волновался. А теперь у меня тряслись колени, хотя меня еЩе даже не вызвали!

– Хью, ты сделаешь доклад первым, – велела мисс Шиндлинг и жестом подозвала Хью Хервина к доске.

– Почему лучшие ученики всегда должны отвечать первыми? – проворчал Хью.

Кое-кто засмеялся. Кто-то пренебрежительно фыркнул.

Однако Хью не шутил: он всерьез считал себя лучшим учеником в классе.

Он встал и уверенным шагом направился к доске. Хью – рослый широкоплечий парень с густыми каштановыми волосами, которые он никогда не расчесывает, и круглым лицом, усыпанным веснушками.

На лице у него вечно играет ехидная ухмылка. Он словно заявляет всем вокруг: «Я лучше всех, а вы – просто жалкие букашки!»

Обычно Хью носит мешковатые джинсы, которые ему велики размеров на пять, тенниску с длинными рукавами и черный блестящий жилет поверх нее. Он показал классу книгу, о которой собирался рассказать, – одну из книг Мэтта Кристофера о бейсболе.

Я поморщился, заранее зная, как Хью начнет доклад: «Эту книгу я советую прочитать всем, кто любит бейсбол…» Он всегда начинает с этой фразы. Зануда!

Но, несмотря на это, Хью получает отличные оценки. Не понимаю, почему его доклады так нравятся мисс Шиндлинг.

Хью прокашлялся и улыбнулся учительнице. Затем он повернулся к классу и заговорил громким, уверенным голосом:

– Эту книгу я советую прочитать всем, кто любит бейсбол…

Ну, что я говорил?

Я громко зевнул, но никто не обратил на меня внимания. Хью продолжал:

– Это очень увлекательная книга с умело построенным сюжетом. Если вы знаете толк в спорте, она непременно понравится вам – особенно любителям бейсбола…

Дальше я не слушал. Я вновь и вновь перечитывал свой доклад.

Через несколько минут мисс Шиндлинг объявила:

– А следующим будет Ларри! У меня перехватило дыхание.

Сделав глубокий вдох, я поднялся из-за парты.

«Спокойно, Ларри, – уговаривал я себя. – Ты много раз репетировал свой доклад. Ты не собьешься».

Громко прокашлявшись, я направился к доске. Я был уже на полпути, когда Хью вдруг поставил мне подножку.

Я видел, как он ухмыляется, но его ногу не заметил.

– Ой! – вскрикнул я, споткнувшись и растянувшись на полу.

Класс взорвался хохотом.

С гулко бьющимся сердцем я начал подниматься. И похолодел, взглянув на свои руки.

Обе руки были покрыты густой черной шерстью.

10

– Ларри, ты не ушибся? – послышался взволнованный голос мисс Шиндлинг.

Но я был слишком ошеломлен, чтобы ответить.

– Ларри, что с тобой?

– Я… – Мне было нечего сказать. Я не мог ни пошевелиться, ни придумать что-нибудь вразумительное.

Сидя на корточках, я в ужасе уставился на свои волосатые руки.

Вокруг смеялись мои одноклассники, восхищаясь тем, как ловко Хью подставил мне ногу. Сосед Хью по парте одобрительно хлопнул его по плечу.

Ничего себе шуточки!

В другое время я был бы готов провалиться сквозь землю от стыда. Но сейчас меня охватила паника.

Заметил ли кто-нибудь мои волосатые руки?

Не поднимаясь, я быстро огляделся. Но никто не указывал на меня пальцем и не кричал от ужаса.

Должно быть, никто ничего не заметил.

Я быстро сунул руки в карманы джинсов. Убедившись, что они надежно спрятаны, я поднялся на ноги.

– Смотрите, а Ларри краснеет! – крикнул кто-то с задних парт. Мои одноклассники вновь захохотали.

Я покраснел еще гуще. Но главная беда была совсем в другом.

Я просто не мог выйти к доске, где мои волосатые руки наверняка заметит весь класс. Уж лучше умереть!

Не раздумывая, я направился прямиком к двери класса. Идти, засунув руки в карманы, было неудобно.

– Ларри, в чем дело? – окликнула меня мисс Шиндлинг. – Ты куда?

– Сейчас вернусь, – пообещал я.

– С тобой все в порядке? – насторожилась учительница.

– Да, в полном, – пробормотал я. – Я скоро. Все смотрели мне вслед, но мне было все равно – лишь бы поскорее улизнуть из класса и подумать о том, как быть дальше.

Уже у двери я услышал, как мисс Шиндлинг стыдит Хью:

– Ларри мог разбиться! Запомни раз и навсегда, Хью: ставить подножки нельзя. Я уже однажды предупреждала тебя.

– Мисс Шиндлинг, это вышло случайно, – солгал Хью.

Я выскользнул за дверь, в длинный пустой коридор. Оглядевшись, я убедился, что вокруг никого нет, и лишь после этого вынул руки из карманов.

В глубине души я надеялся, что руки уже стали прежними. Но надежда улетучилась, едва я поднес ладони к глазам.

Обе руки были покрыты густой черной шерстью длиной в целых три сантиметра! Когда же она успела вырасти?

Волосатыми были не только тыльные стороны рук, но и ладони. Шерстью обросли суставы пальцев, целые клочки волос торчали между ними.

Я потер рука об руку, словно пытаясь избавиться от мерзкой шерсти. Но разумеется, у меня ничего не получилось.

– Нет! Только не это! – вырвалось у меня.

Что же мне делать?

Возвращаться в класс с такими страшными волосатыми руками нельзя. Я перепугаю всех до смерти!

И буду опозорен на всю жизнь. На меня станут показывать пальцами и кричать: «Вон он, лохматый Ларри Бойд! Помнишь, как у него ладони обросли шерстью?»

Убегу домой, решил я, подальше от школы.

Нет, так дело не пойдет. Разве можно удирать из школы посреди урока? Мисс Шиндлинг ждет, когда я вернусь и сделаю доклад о прочитанной книге.

Я стоял столбом, прижавшись к выложенной кафелем стене и глядя на свои кошмарные руки.

И вдруг понял, что в коридоре я не один.

Подняв голову, я ахнул, увидев неподалеку директора школы мистера Фосберга.

Он нес стопку учебников.

В нескольких шагах от меня директор остановился, во все глаза глядя на мои волосатые руки.

11

Я быстро опустил руки и спрятал их за спин» Но было поздно. Мистер Фосберг заметила их и прищурился, глядя на меня. Я вздрогнул. Что теперь будет? Что он скажет мне?

– Разве здесь холодно? – спросил директор.

– Что? – Я не понял, о чем он спрашивает.

Я заложил руки за спину и прижал их к стене. Шерсть колола спину даже сквозь рубашку.

– Может, включить отопление, Ларри? – продолжал расспросы мистер Фосберг. – Тебе холодно? Наверное, поэтому ты и надел перчатки?

– Перчатки? – неуверенно повторил я. Он решил, что на мне перчатки!

– Да, я… Видите ли, мне стало зябко, – подтвердил я, немного успокоившись. – Потому я и отпросился с урока, чтобы сходить к своему шкафчику за перчатками.

Директор задумчиво посмотрел на меня, повернулся и направился прочь, балансируя высокой стопкой учебников.

– Сейчас включу отопление, – пообещал он через плечо.

Когда директор скрылся за поворотом коридора, я облегченно вздохнул: на этот раз меня пронесло.

Кроме того, директор подал мне удачную мысль: перчатки!

Я бросился к своему шкафчику и набрал комбинацию цифр на замке, неловко двигая волосатыми пальцами. Открыв шкафчик, я вытащил из карманов куртки черные кожаные перчатки.

Через несколько секунд я вошел в класс. У доски стояла Лили. Она с любопытством проводила меня взглядом.

Когда Лили закончила доклад, мисс Шиндлинг вызвала меня.

– Ты готов отвечать, Ларри?

– Да, – кивнул я. – Просто у меня… замерзли руки.

Я встал и вышел к доске. Кое-кто из ребят захихикал, увидев перчатки, но мне было наплевать.

По крайней мере, теперь никто не заметит уродливую черную шерсть у меня на пальцах!

Я глубоко вздохнул и приступил к докладу.

– Я расскажу вам о книге Брюса Ковилла, – начал я. – По-моему, она понравится всем, кто интересуется научной фантастикой…

После урока я бросился к своему шкафчику и сделал вид, будто что-то ищу. Лишь бы ко мне не приставали.

Перчатки я не снимал весь день. В них было жарко и неудобно, с каждым часом они становились все теснее.

Неужели шерсть продолжает расти? Я терялся в догадках, но снять перчатки и осмотреть руки не решался.

Наконец уроки кончились. Я набросил куртку и повесил рюкзак на плечо. Надо поскорее удрать отсюда и как следует поразмыслить, твердил я себе.

Лили окликнула меня, когда я уже был возле самой двери. Обернувшись, я увидел, что она догоняет меня. На Лили был мешковатый желтый свитер поверх ярко-зеленых облегающих брюк.

Я не остановился.

– Я спешу! – крикнул я через плечо. – Позвоню потом!

Но она догнала меня и преградила путь.

– Ты не придешь на репетицию? – удивленно спросила она.

От волнения я забыл обо всем на свете.

– Мы же договорились собраться у меня сегодня днем, или ты забыл? – продолжала Лили, пятясь передо мной.

– Не могу, – пробормотал я. – Мне нездоровится.

Я сказал сущую правду. Лили нахмурилась, пристально глядя на меня.

– Да что с тобой стряслось, Ларри? Ты сегодня весь день будто сам не свой…

– Плохо себя чувствую, – повторил я. – Извини, но прийти на репетицию не смогу. Может, перенесем ее на завтра?

– Пожалуй, – отозвалась Лили и добавила что-то еще, но я не расслышал.

Открыв дверь, я выбежал из школы.

Всю дорогу до дома я бежал. Снег сверкал в лучах солнца, словно жидкое серебро. Зрелище было красивым, но не радовало меня. Меня не покидали тревожные мысли.

Я думал о волосах. О густой жесткой черной шерсти.

Ворвавшись в дом, я бросил рюкзак на пол и направился было наверх, к себе в комнату, но остановился, услышав, что мама произнесла мое имя.

Я нашел ее в гостиной, в кресле у окна. На коленях у мамы сидела наша кошка Джеспер. Мама сказала что-то в телефонную трубку, отложила ее и перевела взгляд на меня.

– Ты что-то сегодня слишком рано, Ларри. А как же репетиция?

– Ее отменили, – солгал я. – Нам задали кучу уроков, вот я и пришел прямо домой, – снова ложь.

Мне не хотелось говорить маме правду. Не хотелось признаваться, что я натерся «Мгновенным загаром» и теперь у меня растет отвратительная черная шерсть.

Я собирался промолчать, но меня вдруг прорвало. Я выложил все сразу – мне не терпелось поделиться своей бедой.

– Мама, ты не поверишь, – начал я сдавленным голосом, – но у меня растет шерсть. Настоящая черная шерсть! На ладонях. Понимаешь, мы с друзьями нашли старый флакон лосьона для загара. И сделали глупость – натерлись им. Я намазал им лицо, руки и шею. И теперь у меня растет шерсть. Сегодня в школе я упал и вдруг увидел, что мои руки покрылись волосами. Мне стало так стыдно и страшно! Мне и теперь страшно…

Закончив свою печальную повесть, я перевел дух. Рассказывая, я смотрел в пол, а теперь поднял голову и заглянул маме в глаза.

Что она скажет? Сможет ли помочь мне?

12

Мама что-то пробормотала, но я не понял ни слова.

И вдруг обнаружил, что она обращается вовсе не ко мне.

Мама прижимала к уху радиотелефон!

Пока я рассказывал о том, что со мной случилось, она продолжала говорить по телефону и так увлеклась, что не слушала меня!

От досады я застонал, развернулся и поспешил наверх, в свою комнату. Захлопнув за собой дверь, я сорвал тесные, неудобные перчатки.

Джеспер взбежала наверх вместе со мной и устроилась на подоконнике у меня в комнате. Это ее любимое место. Здесь она проводит целые дни, глядя во двор.

Когда я швырнул перчатки в кресло, кошка обернулась ко мне. Ее ярко-желтые глаза сверкнули.

Я взял Джеспер на руки, сел на подоконник и прижал ее к себе.

– Джеспер, ты мой единственный настоящий друг, – прошептал я, поглаживая ее по спине.

К моему удивлению, кошка недовольно мяукнула, выгнула спину и спрыгнула на пол. На полпути к двери она обернулась и уставилась на меня желтыми глазами.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, в чем дело. Во всем виноваты мои руки.

– Тебя напугали эти волосатые лапы? Да, Джеспер? – печально спросил я.

Кошка склонила голову набок, словно пытаясь понять меня.

– Мне они тоже не нравятся, – признался я. Вскочив, я бросился в ванную, схватил папину бритву и принялся сбривать густую шерсть.

Это было нелегко – особенно сбривать пучки волос между пальцев, куда не доставала бритва.

Шерсть была жесткой и колючей, как щетина щетки. Я дважды порезался, на ладони и на тыльной стороне кисти появились царапины.

Смывая пену, я поднял голову и увидел, что на пороге ванной стоит Джеспер.

– Не говори родителям, – шепотом попросил я.

Кошка сощурила желтые глаза и зевнула.

На следующее утро я проснулся задолго до того, как встали мама с папой. Обычно я нежусь в постели, ожидая, когда мама крикнет, что пора вставать.

Но сегодня я мгновенно вскочил, включил все лампочки и бросился к зеркалу.

Неужели шерсть снова выросла?

Первым делом я осмотрел руки. Глаза еще не совсем привыкли к свету, но я отчетливо видел: кожа на руках чистая и гладкая.

– Ура! – шепотом воскликнул я.

Порезы на правой руке еще болели, но мне было все равно. Главное – на кистях не осталось ни единого волоска!

Долго я разглядывал руки, поворачивая их то так, то этак, и с радостью убеждался, что они выглядят абсолютно нормально.

В ту ночь мне снилась шерсть. Сон начался с того, что я сидел в кухне перед огромным блюдом спагетти. Но как только я начал наматывать длинные тонкие макаронины на вилку, они вдруг превратились в волосы. Длинные черные волосы.

Я наматывал их на свою вилку. На блюде возвышалась целая гора черных волос.

Наконец я поднес Вилку к лицу, открыл рот, приготовился отправить туда отвратительное кушанье… и проснулся.

Фу, гадость! Какой омерзительный сон!

Меня чуть не стошнило. Я заснул с трудом.

Поэтому утром я старательно осмотрел все свое тело: сначала ступни, потом ноги, туловище, руки и лицо. Но от черной шерсти не осталось и следа.

Больше она нигде не выросла.

Значит, можно идти в школу, радостно подумал я. Но перчатки следовало держать при себе – на всякий случай.

После завтрака я надел куртку, схватил рюкзак и вышел из дома.

Стоял ясный теплый день. Снег влажно поблескивал, начиная таять под солнцем. Я старательно обходил лужи, то и дело попадающиеся на тротуаре.

У меня поднялось настроение. Сказать по правде, я чувствовал себя превосходно.

Пока не оглянулся и не увидел собачью стаю. С рычанием псы неслись в мою сторону.

13

Внутри у меня все похолодело. Собаки мчались прямо на меня, встряхивая головами и не спуская с меня глаз. Они заливались яростным лаем.

Мне вдруг показалось, что ноги вросли в землю. Но я сумел развернуться и броситься наутек.

Если они меня догонят, то разорвут в клочки! Должно быть, собаки учуяли запах Джеспер, решил я. Потому и гонятся за мной.

Я люблю свою кошку, но не понимаю, почему она доставляет мне столько хлопот.

Хотелось бы знать, чьи это собаки? Почему они вечно болтаются по улицам без присмотра?

Эти вопросы вертелись у меня в голове, пока я бежал вдоль домов, а затем пересекал улицу.

Сигнал автомобиля раздался внезапно. Послышался визг тормозов.

Машину занесло.

Перебегая через дорогу, я совсем забыл посмотреть, нет ли рядом машин.

– Простите! – крикнул я водителю и помчался дальше.

От быстрого бега у меня нестерпимо закололо в боку. Я оглянулся и увидел, что свирепые собаки приближаются. Они уже пересекли дорогу. Расстояние между нами сокращалось.

– Ларри! – послышался знакомый голос.

– Бегите! – крикнул я, увидев впереди на тротуаре двух своих друзей. – Там собаки!

Но Лили и Джеред не сдвинулись с места.

Держась за бок, я встал рядом с ними. Я задыхался.

Лили уставилась на собак, Джеред шагнул навстречу им. Стая была уже совсем рядом.

Увидев, что мы не убегаем, собаки перестали лаять. Некоторые остановились. Они тяжело дышали, их розовые языки свешивались чуть ли не до земли.

– Идите домой! – скомандовала Лили и топнула ногой.

Вожак стаи, большой черный пес, заскулил и опустил голову.

– Уходите прочь! – в один голос крикнули мы.

Боль в боку начала утихать, я немного успокоился. Теперь мне стало ясно, что собаки не нападут на меня: вступать в схватку сразу с тремя противниками они не решались.

Развернувшись, псы побрели прочь за своим вожаком.

Вдруг Джеред расхохотался.

– Вы только посмотрите на него! – закричал он, указывая на тощего кудлатого пса.

– Что в нем смешного? – удивился я.

– Он страшно похож на Мэнни! – сказал Джеред.

Лили тоже засмеялась.

– И верно, похож!

Мы залились смехом. Шерсть у пса действительно походила на курчавые волосы Мэнни, а глаза были темными и влажными, как у нашего приятеля.

– Пойдем, а то опоздаем, – наконец спохватилась Лили и пнула большой ком снега.

Мы с Джередом направились следом за ней к школе.

– Почему собаки погнались за тобой? – спросил Джеред.

– Похоже, унюхали кошачий запах.

– Какие злые собаки, – заметила Лили. – Напрасно их отпускают бегать без присмотра.

– Это точно, – согласился я.

Нас подгонял по скользкому тротуару резкий ледяной ветер. С головы Джереда слетела бейсболка. Проезжавшая мимо машина чуть не раздавила ее.

Джеред выскочил на дорогу и схватил бейсболку.

– Не могу дождаться, когда кончится зима, – пробормотал он.

Кристину мы встретили возле школьного крыльца. Ее рыжие волосы растрепались от ветра.

– Сегодня будем репетировать? – спросила она, жуя «Сникерс».

– Какой питательный завтрак! – съехидничал я.

– Моей маме некогда варить яйца, – отозвалась Кристина, не переставая жевать.

– Репетицию устроим у меня дома, – предложила Лили. – Нам надо как следует поработать, иначе на конкурсе победит Хью.

Кристина обернулась ко мне.

– Почему ты вчера не пришел?

– Я… мне нездоровилось, – ответил я. Этот вопрос напомнил мне о «Мгновенном загаре». Интересно, растет ли шерсть у кого-нибудь из моих друзей? Мне не терпелось выяснить это.

Но если я спрошу и узнаю, что шерсть досаждает только мне, тогда меня совсем задразнят.

– Помните то средство для загара? – нерешительно начал я.

– Нечего сказать, отличное средство! – хмыкнул Джеред. – От него кожа становится только бледнее!

Кристина тоже усмехнулась.

– Оно совсем не подействовало. Ты был прав, Ларри. Все дело в том, что срок годности давно истек.

– Посмотри на нас, – вмешалась Лили. – Мы все белые как снег. Никаких следов загара.

«Ау вас, случайно, не растет черная шерсть?» – вертелось у меня на кончике языка.

Но никто из ребят ни словом не упомянул о шерсти.

Может, им, как и мне, стыдно признаться?

Или шерсть растет только у меня?

Я сделал глубокий вдох. А если все-таки спросить?.. Но как? Кто по своей воле признается, что у него на руках появилась шерсть?

Я открыл рот и осекся, вдруг заметив, что ребята сменили тему разговора. Всех волновал предстоящий конкурс.

– Может, принесешь ко мне свой усилитель? – спрашивала Лили у Кристины. – Мэнни пообещал принести свой. Но у него только две розетки для подключения гитар.

– Лучше я принесу… – начал я, и тут ветер сорвал с моей головы капюшон куртки.

Я вскинул руку, чтобы снова надеть его, коснулся шеи и ахнул. Сзади вся шея заросла густой шерстью.

14

– В чем дело, Ларри? – удивилась Лили. Я не знал, что ответить.

– Что случилось с твоим шарфом? – вмешался Джеред. – Слишком туго затянут? – И он потянул за концы шерстяного шарфа, которым я закутывал шею.

Этот кусачий шарф мне приходится носить только потому, что его связала моя двоюродная бабушка Хилди.

Я совсем забыл, что сегодня надел шарф! Прикоснувшись к нему рукой, я подумал…

– Как ты побледнел! – воскликнула Лили. – Что с тобой, Ларри?

– Ничего, – пробормотал я, чувствуя, что опять краснею. – Шарф меня чуть не задушил! – Шутка получилась неуклюжей.

Но я должен был придумать хоть какое-то объяснение. Не мог же я сказать, что принял шарф за шерсть, растушую на шее!

«Ларри, прекрати думать о шерсти! – приказал я себе. – Иначе ты сойдешь с ума!»

Меня передернуло.

– Идем в класс, – предложил я, разматывая мохнатый шерстяной шарф.

Перед началом уроков я забежал в туалет, чтобы причесаться. Пока я смотрел в зеркало на свои волнистые светлые волосы, мне в голову вдруг пришла кошмарная мысль.

Что, если у меня выпадут волосы? И вместо них вырастет чудовищная колючая черная шерсть?

Что будет, если однажды утром я проснусь и увижу, что вся моя голова покрыта отвратительной шерстью?

Я долго смотрел на себя в зеркало. Кто-то измазал его мылом, и я видел собственное отражение сквозь грязно-белые мазки.

– Хватит! – приказал я себе и направил на свое отражение указательный палец. Гладкий, безволосый палец. – Перестань думать о шерсти, Ларри! – посоветовал я отражению. – Просто перестань думать о ней. И все будет в порядке.

«Мгновенный загар» давно уже сошел с кожи.

Прошло уже несколько дней после того, как мы с товарищами намазались этим сомнительным средством. С тех пор я трижды принимал душ и дважды – ванну.

Лосьон давно смылся, уверял я себя. Все кончено, и хватит волноваться.

Я в последний раз оглядел себя в зеркало. Волосы опять отросли. Вот и хорошо: мне не нравятся короткие стрижки. Я люблю, чтобы боковые пряди прикрывали уши.

Пожалуй, стоит отпустить их еще подлиннее, решил я, сунул расческу в рюкзак и отправился в класс.

Все шло прекрасно, пока мисс Шиндлинг не раздала нам тетради с сочинением по истории.

Нет, меня расстроила вовсе не оценка. Я получил девяносто четыре балла из ста возможных – совсем неплохо. Правда, Лили наверняка будет хвастаться, что получила девяносто восемь или даже девяносто девять баллов. Но Лили отлично пишет сочинения.

А мне хватит и девяноста четырех баллов.

Так что с этим все в порядке. Но когда я стал листать тетрадь, чтобы просмотреть замечания, то на третьей странице обнаружил черный волос.

Неужели это мой волос? Может, один из тех, что росли у меня на ладонях?

Но у мисс Шиндлинг тоже черные прямые волосы. В тетрадь вполне мог попасть один из них.

А может…

Я смотрел на волос, боясь прикоснуться к нему.

Это какое-то наваждение! Я помнил про свою торжественную клятву больше не думать о шерсти, но ничего не мог с собой поделать.